Когда Эндрю прибежал со школы, дом был пуст – мама должна была скоро прийти из театра, где работала швеёй, а отец до позднего вечера оставался в университете. Ох уж эти экзамены.
Радостно бросив портфель на кресло и схватив булочку со сгущёнкой, маленький Эндрю прискакал к книге, оставшейся лежать на столе ещё с утра. Она была про великие тайны прошлого, будоражившие умы человечества и кудрявого подростка, с жадными глазами пожиравшего историю за историей, сладость за сладостью.
Очередная глава рассказывала про затонувший материк Атлантида. Надо же – целый кусок земли, целый народ покоится под водами. И никто, абсолютно никто об этом не думает, не пытается найти этих бедных людей, которые также жили, двигались, чувствовали, пытались стать счастливыми…
Однако, тут же авторы книги говорят, что этого могло не быть. Что это могло быть лишь придумкой Платона – удержать любопытные глаза и умы от пересечения Атлантического океана… Как можно дойти до такой мысли – удержать страсть древнегреческих мечтателей? А может быть древние люди, переживая величайшую катастрофу того времени, просто решили забыть о ней? Чтобы не терзать себя за то, что неизбежно случилось?
Весь в размышлениях Эндрю закрыл книгу, отряхнулся от крошек булочки и пошёл к комоду, куда клал все книги. Протянув руку к нужному месту, глаза его заметили невидимое до сей поры – фотографию девочки, которую он никогда не видел. Надо же – живу здесь уже третий год, а никогда не видел её.
Взяв в руки рамку, он взглянул на неё. Кто же ты? Светлые волосы, широко раскрытая улыбка – совсем не такой тип детей, каким был Эндрю. Но что-то другое в этом лице видел Эндрю, что-то очень знакомое, очень яркое…
Глаза. Эти глаза напомнили ему вечер перед решением – когда он обрёл семью, вырвавшись из порочного круга детских домов. Он видел эти глаза…
Поворот ключей – мама вернулась.
«Привет, мой мальчик! Иди, я тебя поцелую» - сказала мама.
Эндрю неловким шагом подошёл к ней и показал на фотографию.
«Мам, а кто это?».
Улыбка на её лице растворилась в невидимое расстройство.
«Энн…дрю» - глубокой вздох: «Давай я тебе потом расскажу, хорошо?».
И мама ушла в родительскую комнату. Она провела там больше времени, чем обычно, прежде чем выйти обратно. А Эндрю смотрел и смотрел на эти до боли знакомые глаза и его скромное сердце повторяло и повторяло этот вопрос.
Мальчик вернул рамку на место. Пройдя в коридор, чтобы поставить на место мамины туфли, которые она забыла в коридоре, Эндрю остановился у зеркала, уставился прямо в глубь себя, в глубь своих распахнутых глаз.
«Неужели… это были мои глаза?» - прошептал он про себя.