Чиган, расставив широко ноги и уперев кулаки в бока, торчал посредине прямоугольного двора-колодца и, задрав голову, орал: «Ле-е-е-н-на-а-а! Ле-е-н!» Несмотря на холод, его рубашка была расстегнута до пупа, на груди в лунном свете поблескивала золотая цепочка с крупным кулоном в форме револьвера. Мотоциклетную, красную с черными полосками, куртку Чиган небрежно набросил на кованную ограду овальной клумбы, за которой гнулись побитые дождями и градом, заиндевелые хризантемы с квелыми выцветшими лепестками. На один из балконов на четвертом этаже вышла Елена в накинутом на плечи пальто с воротником из короткого черного, чуть искрящегося меха. В правой руке Елена держала длинный мундштук с дымящейся сигаретой, на пальце у Елены золотилось кольцо с зеленым граненым камешком. Вслед за Еленой на балкон, мягко крадучись, выбрались кошки: тонкая черная, толстенькая бело-желто-коричневая и пушистая пепельно-серая. Елена облокотилась на витые, в форме виноградных лоз, перила балкона, длинная прядь волос, как шторка, закрыла левый глаз девушки. Черная кошка вспрыгнула на стул с гнутыми ножками и стала тереться боком о прутья спинки, забралась на кованый ажурный столик, на котором размещалась бронзовая пепельница в форме черепахи, осторожно обнюхала края пепельницы и удовлетворенная ее чистотой, положила на пепельницу короткошерстый, чуть подрагивающий хвост. Трехцветная толстушка сделала круг по балкону, высунула голову между перилец, поводила вздернутым носиком и тут же шмыгнула с балкона в теплую комнату; серая, выставив пушистый хвост вверх, отправилась вслед за трехцветной. Елена с ироничной полуулыбкой смотрела на стоящего внизу Чигана. Она сделал несколько нарочито медленных затяжек, и только после этого спросила, спокойно и негромко: «Что надо?»
«Выходи».
«Ради чего?»
«Погуляем».
«С пэтэушницами своими гуляй», – сказала Елена, презрительно скривив алые губы.
«Нет у меня, Лен, никаких пэтэушниц, – весело, широко улыбаясь, ответил Чиган. – А есть одна лишь ты!»
«Как же… рассказывай!..» - губы Елены начали растягиваться в улыбку, но Елена сдержалась. Выдохнув, окутала лицо клубами дыма.
Чиган развел руки в сторону: «Ну-у, иди ко мне!»
«А-га, дождешься…» - столбик пепла серой гусеницей изогнулся на кончике сигареты, порыв ветер сдул его. Елена задумчиво смотрела на огонек.
Чиган взял куртку с перилец, надел ее, застегнул молнию, поднял воротник. Перешагнул через перила и улегся посреди клумбы, приминая хризантемы к земле. Подмерзшие стебли, листья и бутоны нежно захрустели. Чиган развел руки и ноги в стороны, уподобившись морской звезде, и крикнул: «Не уйду, пока не простишь».
Елена вытряхнула окурок из мундштука в пепельницу. Поправила сползающее с плеч пальто и ушла с балкона, прикрыв дверь. Задернула тяжелые портьеры из темно-вишневого бархата, с золотыми кистями по низу. Подтянула гирьку на бронзовых настенных часах с фигурами ангелочков. Посмотрела в тяжелое овальное зеркало в резной раме и дернула за шнурок семиламповой люстры. В комнате стало темно. Черная кошка стала толкать лапками стекло балконной двери, просясь внутрь.
Чиган лежал, прислушиваясь к ночным звукам, вертел головой. Недовольно поморщился, когда почувствовал, что влага стала проникать через джинсовую ткань и холодить ягодицы. Минут через пять Чиган услышал, как открылась балконная дверь.
Елена вышла на балкон с пластмассовым ведром, полным воды. Черная кошка порскнула в комнату. Елена громко спросила: «Ты еще там?»
«Да!!!» - радостно воскликнул Чиган и приподнялся на локтях, вытянув шею.
Елена обеими руками подняла ведро, поставила его на перила балкона, два раза глубоко вздохнула, поглядела вниз – на полулежащего Чигана, сощурилась: «Ну, тогда – держи!» - и резко перевернула ведро. Волосы Елена ветер поднял вверх, они хлестнули по ртутной луне. Тяжелая струя, ярко вспыхнув в лунном свете, окатила Чигана. Он подскочил и выматерился. Елена удовлетворенно расхохоталась, мотнула головой, разметав волосы, и, двигаясь плавно, по-кошачьи, удалилась с балкона.
Чиган перелез через ограду палисадника, зацепился шнурками левой туфли за штырек, грохнулся на асфальт. Отряхнул ладони от мокрых каменных крошек, поднес ладони поближе к лицу, рассматривая ссадины. Огляделся, приметил у кирпичной стены ряд круглых мусорных бачков; вынул из кармана Вальтер, большим пальцем сместил вверх запятую предохранителя, направил ствол на один из бачков, надавил на спусковой крючок. Звук выстрела и звук удара пули в металл слились в единый грохот, который с долгим эхом раскатился по двору. Из всех бачков повыскакивали упитанные крысы и запрыгали в разные стороны, а одна из крыс побежала вверх по отвесной стене и шлепнулась с высоты трех метров. Чиган оскалился, направил пистолет на второй бак, выстрелил. Темные окна стали окрашиваться в оранжевые, желтые, розовые и синие тона. Хлопнули несколько оконных ставень. Чиган сунул пистолет в карман. Теплый метал приятно согрел бедро. Чиган выбежал со двора на улицу, остановился, осмотрелся, - улица была пустынной, голые корявые ветви деревьев растекались черными речками и ручейками по фиолетовому небу, - и пошагал неторопливо, сунув руки в карманы. Свернул в узкий переулок и ускорил шаги. Из-за мокрой одежды и холодного ветра ему стало зябко, и он перешел на бег трусцой. Вдалеке виднелись огни мостов и фонарей на набережной.
Елена, встревоженная грохотом, отбросила пухлый том с надписью на переплете GONE WITH THE WIND, вскочила с тахты, выключила настенное бра, побежала к окну. Полы зеленого шелкового халата с вышитым золотом драконом распахнулись. Елена стояла в темноте, не отодвигая занавесок, прижав щеку к стеклу балконной двери. Выждала несколько минут, запахнула халат, перевязала пояском, осторожно, чтобы ни раздалось ни звука, открыла дверь и босиком, на цыпочках вышла на балкон, оглядела двор, зябко повела плечами, перегнулась через перила, посмотрела вниз. Длинные пряди волос повисли, достав кончиками основания балкона. Двор был пуст. Хлопнули створки форточек, трещала крыльями испуганная птица. Овальная клумба мерцала внизу, как брошь: останки хризантем, покрытые инеем, мерцали в лунном сиянии. Посредине клумбы темнело пятно – силуэт фигуры человека, который развел руки и ноги в стороны.
Семивагонная электричка, рассекая мрак, пылающей гусеницей промчалась по пятигорбому мосту. На вершине всхолмия изгибалась черная полоса виадука, изредка ее края озарялись светом едущих по виадуку автомобилей. «Первая электричка, между прочим, – сказал Виталя, стоявший, прислонившись плечом к кривому дереву. – Скоро утро». «Утро, но не рассвет…» - ответил Кеша и прошелся по гравиевой дорожке. Всмотрелся, щурясь, в темноту, поскреб пятерней четырехдневную щетину на подбородке. Виталя машинально повторил этот жест. Виталя был чисто выбрит, на подбородке на месте пореза запеклась продолговатая бурая корочка, Виталя сковырнул ее ногтем, на царапине выступили две кровяные капельки. Мост через канал, заключенный в пологие бетонные берега, был пуст и освещен лишь светом луны. За каналом чернел угловато-изломанный силуэт фабричного здания. Под проезжей частью моста, сбоку от бетонных опор, была закреплена узкая пешеходная дорожка из арматурного каркаса и ржавых металлических листов. Перила дорожки были грубо сварены из тонких труб, со стершейся покраской, согнутых, как слегка натянутый лук. Кеша держал руки в карманах куртки, подушечками пальцев он ощущал гладкую поверхность ударных выступов кастета. Виталя стал нервно прохаживаться туда-сюда перед Кешей. «Не насекомь! - сказал Кеша с досадой. – И вообще, не отсвечивай на тропинке. Встань поближе к стене». Виталя раздраженно отмахнулся, сказал: «Ветер пробирает». Подпрыгивая и постукивая себя ладонями по плечам, взбежал на пешеходный мостик, приблизился к перилам, поглядел вниз: лунная дорожка пересекала канал, из воды кое-где торчали грани расколотых бетонных блоков, о кое-где - концы арматур. Листья подгнивающих кувшинок образовали на воде широкую черную простыню. Виталя подобрал камешек, кинул его в воду, камешек с хлюпом ушел под воду, образовал в плотном скоплении кувшинок прореху. Лунная дорожка разбилась, забликовали ее осколки. Виталя сбежал с моста, вытащил из-за ремня коричневые палочки, скрепленные цепочкой, прочертил ими в воздухе пару восьмерок. Прочел вслух надпись, вырезанную на одной из палочек: Брюсу от Маманта. Кеша нахмурился: «Ты, что, их себе взял?» Виталя ответил: «Трофей». Кеша быстро подошел к нему, вырвал палочки из рук и метнул их на середину канала: «Это не трофей. Это улика». Виталя нагнулся, расстегнул молнию на остроносом сапожке, поднял колено, балансируя на одной ноге, стянул сапожок и носок. Кеша хмуро наблюдал за этими действиями. Виталя надел сапожок на голую ступню, подошел к насыпи, подобрал ребристый камушек размером с полкулака, сунул его в носок. Взвесил на руке, ткань пружинила под тяжестью камня, носок то растягивался, то опять сжимался. Виталя повертел носком в воздухе, как пропеллером, сказал: «Кистень. Еще лучше нунчаков! Жах-жах…». Обмотал носок вокруг камня и сунул оружие в карман куртки. Прошелся мимо Кеши еще раз, поглядывая на него недовольно и с неким вызовом, спросил: «Сколько еще будем ждать?» Кеша ответил, набычившись: «Сколько надо, столько и будем ждать».
«А если он вообще тут не пойдет?»
«А ги-де он по твоему пойдет? Или, может, думаешь, он через эту говнотечку поплывет? – Кеша крутанул головой в сторону темной ленты воды. – Да, еще в такую холодрыгу… Расслабься!»
«Я не напрягаюсь».
«Нет, напрягаешься», - Кеша посмотрел на другую сторону канала.
«Что там, Кешик?» - спросил Виталя.
«Пока ничего… И не называй ты меня Кешиком, сколько раз просил!.. И не суетись. Он под утро всегда идет этим путем… от ляльки своей».
Виталя пошмыгал носом, попрыгал на носочках. Постучал каблуками.
«И красивая у него лялька?»
«Кому как, - Кеша хмыкнул и пожал плечами. – По мне так ничего особенного. Но походка – царская. И волосы у нее… эдак… на пол-лица опускаются. Смотрит одним глазом, как из-за шторы, и оценивает, будто прикидывает, чего ты стоишь. Да ты ведь и сам знаешь ее!.. Она из центровой фарцы. Елена Прекрасная, они ее так называют… Они там все на нее хором дрочат… А было бы, на что возбуждаться? Девка как девка. Ни цыцек, ни жопы. Кроме походки, волос и взгляда и нет у нее ничего. Тоже мне прекрасную нашли».
«Эт-та, генеральская дочка, что ль?»
«Она самая. Только не дочка, а внучка. А папа у нее - знатный партиец».
«Варченя говорит, что драл её».
«****ит твой Варченя, не драл он никого».
«Ну, может, и не драл».
«Ну, не знаю… хоть и лох он, но всякое бывает… может и драл… - Кеша сунул руки в карманы, широко зевнул. - Ну и что этот Варченя придурошный интересного про нее рассказывал?»
«Говорил, что ****ся как кошка. Визжит и выгибается!» – Виталя сглотнул слюну.
«Ну-ну…» - Кеша криво осклабился.
«Ты посмотри вон туда, вроде идет кто… - Виталя указал пальцем на противоположный берег. - Надо бы нам в кусты залезть. И из кустов…»
«У-гу… А окоп нам тута не надо вырыть?! Стой, партизан, где стоишь, и не мечись. Прислонись к стене. Никуда он не денется».
«Орать станет…»
«И до кого он тут доорется?»
Чиган шел по железному мостику, твердые каблуки издавали гулкий звук. Чиган ступил на гравиевую дорожку, и лишь тогда заметил две мужские фигуры у бетонной стены, между зарослями орешника и берегом канала. Чиган замедлил шаг, задумался, оглянулся назад, но все-таки двинулся вперед, как ни чем ни бывало. Прошел мимо двух мужчин, не поворачивая головы. Направился, не спеша, по дорожке в сторону гирлянды фонарей, освещающих далекое шоссе. Чиган смотрел перед собой, на свою тень. Свет луны падал сзади. Чиган наблюдал за своей тенью. И как только за его тенью появились еще две тени, Чиган сунул руку в правый карман джинсов, обхватил тремя пальцами рукоятку Вальтера, указательный палец положил на спусковой крючок, а большим пальцем перевел рычажок предохранителя вверх. Чиган не спускал глаз с теней, видел, как чужие тени настигают его тень. И все же удар по левой лопатке, сопровождавшийся жуткой болью, оказался неожиданным: Виталя, крутанув носок с камнем, резко выбросил руку вперед. Чигана охнул, повернулся и едва успел подставить левое плечо под удар кастета, рука онемела до кончиков пальцев. Чиган рванул пистолет из кармана, выстрелил, не целясь, пуля взвизгнула, попав по касательной в бетонный блок. Кеша и Виталя отскочили назад. Чиган выстрелил вторично. Виталя схватился за ляжку и, падая, завизжал. Затвор пистолета отъехал назад, и Чиган, уже понимая, что магазин пустой, толкнул затвор на место, и направил ствол на Кешу, зная, что раздастся лишь щелчок.
Виталя валялся на земле, кровь из пробитой бедренной артерии выхлестывала толчками. Виталя обхватил бедро пальцами, пытаясь остановить кровь, и заверещал: «Скорую мне, скорую!..Кешик, Кешик, вызови скорую!..» Кеша коротко глянул на Виталю, процедил сквозь зубы: «Да, иди ты в ****у, Виталик!» - и двинулся, опустив руки, на Чигана: «Ну, что?! Все братушки полегли и с патронами напряжно?..» Кеша, приблизившись, завел руку с кастетом далеко за плечо, как бы замахиваясь, но ударил не рукой, а ногой снизу. Чиган, схватившись за живот, согнулся. Кеша нацелился коленом Чигану в голову, но Чиган подставил под удар руку с пистолетом, колено Кешы ударилось о пистолетную рукоятку, и тогда охнул и присел Кеша.
Они, полусогнувшись, кружили на одном пятачке, следя за малейшими движениями друг друга. Чиган сверлил взглядом переносицу Кеши, а Кеша устремил немигающий взгляд в солнечное сплетение Чигана. Виталя скулил, возясь на земле, толчки крови из ляжки ослабли, Виталя, зажмурив глаза, мотал головой из стороны в сторону, гладил раненную ногу ладонями, шепотом звал то доктора, то Кешика, но Кеша не обращал на Виталю никакого внимания. Лицо Кеши приобрело такое выражение, как будто он выполнял механическую работу, например, лепил пельмени. Кеша коротко и невысоко взбрыкнул левой ногой, и, перенеся на нее всю тяжесть тела, выбросил правую руку с кастетом. Чиган отпрянул, кастет задел его грудину, Чиган упал на спину, перекувыркнулся, и, привстав на одном колене, склонил голову и нарочито тяжело запыхтел. Правую руку с пистолетом он прижал к груди, а левую завел за стопу, и, обдирая ногти до крови, выскреб пальцами из хорошо утоптанного и уже подмерзающего грунта жменьку земли с мелким гравием. Челка прикрывала Чигану глаза. Через кудри Чиган следил за фигурой Кеши. Чиган стал дышать еще более тяжко, как будто испытывал сильную боль. Кеша склонил голову на бок, прислушиваясь и приглядываясь к Чигану, ухмыльнулся. Бочком, по-крабьи, осторожно придвинулся ближе к Чигану, подпрыгнул и, - шумно выдохнув «Х-ха!» - топнул обеими ногами о землю. Чиган тут же метнул в лицо Кеши горсть земли, но Кеша, как будто только этого и ждал, отклонился в сторону, пнул Чигана и попал ему пяткой в ухо. Чиган грохнулся спиной назад, скатился по бетонному склону к самой воде. Поднялся, посмотрел вверх. Кеша подошел к краю склона, стряхнул с плеча крохи песка и земли, и сказал: «Кого ты хотел наебать, мелюзга? Будто я этих штучек цыганских не знаю! – Кеша погладил левой ладонью ребра кастета. – Давай-ка, вылезай оттуда!.. Мне в лом к тебе спускаться. Или, может, на другой берег поплывешь? – Кеша присел на корточки перед обрывом. – А вообще-то, ты парень-молоток. Твой кореш узкоглазый быстрее сдулся». Чиган, переводя дыхание, поглядел вправо-влево. Обмакнул Вальтер в воду, смывая с металла песчинки. Сунул пистолет за пряжку ремня, а куртку снял и отбросил назад. Куртка, горбясь, поплыла по каналу. Балансируя разведенными в стороны руками, Чиган двинулся по склону влево, к опоре моста. Кеша поднялся и, низко наклонив голову, двинулся туда же.
Виталя лежал, вытянув ноги, а затылком упираясь в стену. Руки с раскрытыми ладонями протянулись вдоль тела. Кровь из ноги больше не хлестала. Темная лужа обрамляло бездвижное тело.
Чиган левой рукой нащупал выбоину в бетоне, ухватился за нее, подтянулся, взялся правой рукой за торчащую из бетона железную петлю. Кеша затопал, как носорог, перешел на рысь. Его живот колыхался, толстые ноги совершали коротковатые, но стремительные шажки. Чиган вскарабкался по бетонной опоре до металлического мостика и перемахнул через перила. Кеша резво, несмотря на свой вес, ринулся, загрохотал по железным листам. Они столкнулись на середине мостика. Кеша с разбега повалил Чигана, зажал его шею, стал беспорядочно молотить вооруженной кастетом рукой. Чиган левой рукой упирался Кеше в предплечье, а сам пытался стволом пистолета попасть Кеше в висок или в глаза. Но достаточно сильно и точно ударить не получалось ни у того, ни у другого. У Кеши обильно текла кровь из разодранного уха. У Чигана волосы стали мокрыми от крови, скула была рассечена, а глаз заплыл. Кеше удалось привстать на колено, а затем рывком, шумно выдохнув, подняться вместе с Чиганом. Кеша вцепился в волосы Чигана на затылке и стал тянуть вниз, выламывая Чигану шею, но Чиган успел поставить Кеше подножку, и Кеша широкой спиной ухнул на выгнутые перила мостика, и перила под массой двух тел выгнулись еще сильнее. Чиган быстро тыкал стволом пистолета Кеше в ребра, не причиняя этими короткими тычками большого вреда. У Кеши тоже не получалось как следует размахнуться, и Кеша крепко прижал кастет ко рту Чигана, надавил, кастет разорвал губы, проломил передние зубы, расплющил язык о небо. Чиган мычал, вытаращив полные ужаса и боли глаза. Кеша вперился в эти глаза, ловя в них отражение своей победы. Взгляд Кеши выражал злорадство, ноздри его раздувались, он шумно сопел, блестящий пот обильно тек по лицу, изо рта свисали слюни, смешиваясь с кровью на нижней челюсти.
Верхняя труба перил выгнулась еще чуть-чуть, сварной шов на одном из концов трубы лопнул и, вцепившись накрепко друг в друга, Чиган и Кеша полетели с пешеходного моста в канал. Всплеск прозвучал не очень громко. Они упали на обломки бетонных конструкций, укрытых водой. Лунная дорожка на воде разбилась на дрожащие пятна.
Чиган ревел, корчился и сучил ногами: два окровавленных ребристых штыря арматуры торчали у него из-под ребер с левого бока. В правой руке Чиган продолжал судорожно сжимать рукоятку Вальтера. Кеша с низким хрипом извивался спиной вниз, как жирная гусеница на булавке: арматурина пронзала его с хребта, выходила из пуза, с конца ее свисала кишка. Чиган пытался оттолкнуться ногами и локтями от бетонной плашки, чтобы снять свое тело со штырей. Кеша, хрипя, хватался за измазанный кровью и калом штырь, но ладони соскальзывали. Обоим приходилось сильно напрягать шеи, чтобы удерживать головы над поверхностью воды. Головы их то опускались под воду, то поднимались над ней. Когда их головы попеременно оказывались над водой, Кеша и Виталя жадно хватали воздух, разевая рты, и у обоих изо рта текла кровь, из ноздрей сопли, а из глаз слезы. Если их головы оказывались над водой одновременно, то Кеша и Чиган смотрели другу другу в глаза, и взгляды их выражали голод. Голод столь чудовищный, как будто они ничего не ели сотни тысяч лет. Своими конвульсивными движениями они взбаламутили воду, подняли волны, и скопление подгнивших кувшинок сдвинулось и переместилось к ним. Один крупный лист проплывал над головой Кешы, когда она опустилась под воду, и когда Кеша поднял голову, чтобы вдохнуть, округлый лист облепил все его лицо бурой скользкой глянцевитой маской, и в другой ситуации эта картинка показалась бы Чигану смешной. Кеша попытался вдохнуть через мокрый лист, замотал головой, замычал. Стал шлепать ладонями по воде, полетели брызги. Чиган поднял голову, как можно выше, на шее его напряглись вены. Уперся ступнями, выгнулся, но тут же обмяк, выпустил из руки пистолет, который, булькнув, ушел под воду.
Занимался рассвет. Солнце поднималось раскаленным докрасна пятаком. Малиновые, рубиновые и оранжевые полосы стелились над горизонтом. На солнце наехало, как ширма, быстро летящее, огромное облако. Нижняя часть облака по форме напоминала крылатую ладью с украшением на носу в форме драконьей головы. Верхняя часть облака имела силуэт женщины с копьем в руках и с развевающимися за спиной длинными косами