«Любить так любить, летать так так летать!…» - Очень длинный Постскриптум
к давнему материалу -
http://proza.ru/2017/09/01/99
Одна моя коллега, знавшая Руцкого не губернатора, не вице-президента, а просто еще летчика, во времена, когда он и ее муж служили в Борисоглебске, удивилась себе после собрания в редакции, на которое приходил тогдашний губернатор Руцкой: «Вот же харизма у этого Руцика! Ведь разочарована была в нем, но сейчас снова готова сесть в самолет (парашютистка!) и листовки с его портретом разбрасывать!»
Могу подтвердить: что-то магнетическое в Руцком присутствует однозначно. Правда, к тому собранию на меня эта харизма в отличие от коллеги уже не действовала. Нет, не то что разочарована была – несильно и недолго очаровывалась: просто трезво видела многое. Не берусь анализировать – такой цели нет. На непросвещенный мой взгляд, в богатой, творческой натуре нашего земляка столько всего намешано, так много неоднозначного, что судить его – дело неблагодарное. Доверчив, наивен, романтичен, в одну и ту же реку входит по многу раз. То, от чего не откажусь в своем к нему позитивном отношении: он неординарен и очень хотел сделать из нашей области Кювейт, искренне хотел ДЕЛАТЬ, и разные его проекты, которые многие называли прожектами, были далеко не всегда такими уж утопическими. Со временем губернаторства ему не повезло, это факт. Чуть позже многое могло бы воплотиться в жизнь. А то, что он успел, достойно уважения. За одну Триумфальную арку (сколько было шума про «пир во время чумы»!) – низкий поклон.
Но речь не о том. А об истории этого интервью. Наделавшего много шума в свое время. Это было первое официальное упоминание о молодой гражданской жене губернатора, после которого понаехали в наш древний город Оксана Пушкина иже другие коллеги из центральных изданий. Мое интервью цитировали и кусками, и полностью газеты и журналы, чаще всего без упоминаний источника. Я не против. Я вообще до смешного не честолюбива. Враги и недоброжелатели Руцкого звонили и писали в редакцию. Одно из писем начиналось с гневного: «Это в кого собираются стрелять журналист Латышева и губернатор Руцкой?..» («Любить, так любить, летать, так летать, стрелять, так стрелять!»).
В преамбуле к материалу я честно призналась, что за Руцкого на выборах не голосовала, о своей позиции писала в своем «Сочинении на предвыборную тему». Хотелось уже устойчивости существования. Чудились мне танки, идущие по центральной улице Ленина. И в страшном сне не думала, что стану брать у него интервью.
История была интересная. Вряд ли я смогу изложить ее так же сочно, как в устном рассказе – обычно он сопровождается веселым, искренним смехом. Забавная история и… типично курская. Кто знает, о чем я, тот поймет.
…Молодежный туристический слет под Рыльском. По нынешним временам я, тогдашняя, вполне себе тянула на молодежь. Тем более, в нашей редакции областной газеты средний возраст (кто-то подсчитал) – середина шестого десятка, за счет ветеранов российской журналистики. Так что из палаток и молодежных мероприятий я не вылезала. И вот молодежный слет. Со статусом «международный». Кроме курских команд, несколько сумских. Это было еще непривычно и им, и нам – ну какая ж Украина "заграница»?! Какая была теплая атмосфера, как хорошо вместе пели и сидели за столом и у костра, как хороши украинские песни!.. Кто бы знал!..
Нарядившись в живописный украинский наряд и накривлявшись перед многочисленными фотоаппаратами, я пришла показаться нашим. За импровизированным большим столом – застолье. Жена тогдашнего председателя областного молодежного комитета Володи Сидорова Алла настойчиво машет рукой. Присоединяюсь к «бомонду». Бородатый благообразный мужчина толкает цветистую речь. С привычной своей непосредственностью (сколько анекдотических ситуаций по этому поводу!) обращаюсь к симпатичной даме средних лет, моей визави справа: «А кто этот мужик с бородой?» Дама почему-то реагирует нервно и отвечает мне с торжественно-гордым негодованием: «Это первый заместитель главы Рыльского района!» – Попов, что ли? – уточняю я, закусывая куском дыни. – Да, Попов, – с непонятным мне вызовом подтверждает дама. – Это тот, чья дочь с губернатором?.. Дама краснеет: «Наша дочь…»
– И что? – врубаюсь наконец я. – Ничего страшного. На здоровье.
На следующий день с утра пораньше меня лучит Володя Сидоров: «Тань, там Попов приехал. Просил тебя найти».
– Вы ведь в «Курской правде» работаете? – вопрошает бородатый первый зам. главы Рыльского района.
– Да.
– Вот Вы вчера сказали моей жене…
– Сказала.
– Но это ведь частное дело…
– В общем-то да. Но я и спросила в частном порядке. Хотя… У столь публичного лица частная жизнь как бы еще и общественная. Вам нравится, что имя вашей дочери полощут все кому не лень? И «Комсомолка» изгаляется, и «Московский комсомолец», не говоря уж об откровенно желтых изданиях... Мне лично как журналисту это неинтересно. В нашей газете несколько другие традиции.
Попов смотрел на меня очень внимательно.
Не успела приехать со слета – приглашение на выставку «художника Попова» в краеведческом музее. Губернаторского эрзац-тестя сопровождают «высокие лица». Выставка самодеятельного художника симпатичная. Особой художественной ценности его рыльские пейзажи не представляют, но право на существование имеют. «Картинки с выставки» в номер отписала. Проходит еще неделя. Прихожу на работу к обеду. Особенности режима «совы» и однокомнатного существования нашей семьи (нужно освободить пространство сыну-студенту) – работаю «во вторую смену», зато уезжаю из редакции последним трамваем. На двери кабинета записка, со всех ног бежит секретарша от шефа, за дверью разрывается телефон. Звонит шеф: «Мальцев уже все телефоны оборвал. Ты нужна». Следом – звонок Мальцева. С мэром мы дружим. Он вообще дружит с прессой: «Там уже машина под окном твоего кабинета. Можешь прямо сейчас приехать?»
В кабинете у мэра мы долго пьем чай и беседуем на разные темы, пока он не приступает к делу: «Я знаю, что у тебя к Руцкому отношение неоднозначное, но у него юбилей приближается. Хорошо, чтоб ты у него интервью взяла.
– Почему я, Сергей Иванович? Больше некому? У нас перьев несколько десятков.
После долгих препирательств я наконец ставлю вопрос ребром: «Вам это очень нужно?»
– Нужно, – краснеет маковым цветом мэр (была у него такая симпатичная, вводящая в заблуждение своей непосредственностью, особенность).
– Так бы и сказали.
Я очень симпатизировала мэру в ту пору. Впервые за долгие годы – не безликий чиновник, не скучный «человек в футляре», а живой, непосредственный, веселый человек. Демократичный. Обучаемый. Перед своей первой пресс-конференцией признался мне, что боится. «Но вы же умеете быть быть обаяшкой. «Чай, кофе, потанцуем…» У кого рука поднимется гадости писать после совместной рюмки чаю?..»
Пресс-конференция совпала с Днем всех влюбленных. Девушек встречали гвоздичками, комплиментами, с мужиками – рукопожатия. Шутки, чаепитие. И немного «нечаю» – за праздник…
…Словом, уболтал меня Сергей Иванович. В Белом доме, уже на лестнице ждет меня, взволнованная начальственная дама, одна из помощников губера, большой профсоюзный начальник в недавнем прошлом: «Задерживаетесь, Таня. Губернатор давно ждет». – Щас, разуюсь и побегу, – огрызнулась я. Но… Легендарный летчик и экс-вице-президент при ближайшем рассмотрении оказался вполне себе милым и мужественным одновременно. Не рубаха-парень мэр, но краснеть тоже умеет, на вопросы отвечает увлеченно, с вдохновением. А я кошу под дурочку:
– Миллионов или миллиардов? – уточняю. – Миллиардов, конечно, – удивляется губернатор. – Ой, да по мне все равно. Я ничего этого не понимаю. - И все норовлю сбить Руцкого на более близкую мне тему. Интересуюсь портретом юной «поповны», хвалю дуэт с принцессой Дианой.
– Александр Владимирович, но людям хочется знать о Вас больше. Давайте наконец расскажем про Ирину.
Руцкой – мужик непосредственный. Уболтала. В итоге он с увлечением рассказывает мне о начале романа и Ириных достоинствах (Мальцев потом смеялся: «Семья Поповых тебе пожизненно стипендию должна платить. Еще неизвестно, что дальше было б, если б ты его не расколола тогда»).
Читаю губеру готовый материал (есть у меня такая атавистическая профессиональная привычка: непременно все визировать у героя, любого – слесаря из пластмассового цеха, учительницы или губернатора. Кто не спрятался – я не виновата). Руцкой растроган, он нравится себе в моем изложении. Мужчины вообще непосредственны на эту тему. Так же доверчиво смотрел на меня в таких случаях мэр. Будто его похвалила в детском саду воспитательница и вручила конфетку: «Сережа - хороший мальчик! Он хорошо ест манную кашу!»
– Вы правда верите, что Вы такой, Сергей Иванович? – как-то подколола его я. – Так ведь хочется верить, – честно признался Мальцев.
Следует лестное (в финансовом отношении) предложение поработать над циклом интервью со всеми его замами после заключения соответствующего договора. В общем-то оно неплохо характеризует руководителя области. Не наш жлобский масштаб: ведь я работаю в «подведомственной газете». Машу руками:
– Что Вы, Александр Владимирович! Я ничего не понимаю ни в сельском хозяйстве, ни в экономике. Все больше о частной жизни, о семье, женщинах, о любви.
Пронесло.
...Руцкой – человек страстный. Он привлекал в свои ряды бывших врагов и недоброжелателей. Несколько журналистов, состряпавших в его предвыборную кампанию газетку в духе черного пиара времен 90-х (с голыми девками и баней), были приглашены на работу в комитет по печати и приближены к первому лицу. А уж Тесть – бывший пчеловод, художник-любитель, сделавший головокружительную карьеру, благодаря тогда еще неузаконенному зятю-губеру, из района был взят в Белый дом. Он последовательно рулит городской культурой, курирует областную прессу и руководит Общественной приемной. Все это он делает столь же по-дилетантски, как его рыльские пейзажи. Но купается в новых должностях, играет в новые игры с упоением. Чего стоили его любовно отточенные карандашики на столе в просторном новом кабинете и «орлиный взгляд», в кресле за внушительного размера письменным столом, когда ему доверили Общественную приемную. Помню, как после какой-то пресс-конференции, на которой присутствовал Попов, подбила коллег перейти через дорогу (из Домжура) и посетить сию обитель Тестя.
– А проставляться когда, Анатолий Васильевич? – Тесть отшучивается, но «проставляется» – долго выбирает в «баре» бутылку поплоше и попочатей.
Прирученные бывшие недруги старались. Один из материалов в срочно открытой «частной» газетке назывался ни много ни мало: «Анатолий Попов – вступающим в жизнь». Короче, «Юношам, обдумывающим житье», «Делать жизнь с кого». И пусть бы себе, что там за аудитория у тех газеток! Но... пресс-служба исправно поставляла на факс нашей газеты «разоблачения» настоящих и потенциальных врагов губернатора. Проверкой фактов не удосуживались, посему суды газета проигрывала регулярно. Лояльный к власти (а также, сказать к слову, к севшим ему на голову сотрудникам) наш шеф (а где вы видели других в государственных изданиях?) исправно печатал «разоблачения», а на суды отправлял меня. Идешь сквозь толпу коллег из других изданий, и хочется убить – и Тестя, и губера, и верных «исполнителей», и коллег, наставивших камеры, заодно. Однажды поймала губернатора после мероприятия в Белом доме: «Надо поговорить».
– Он же ведет себя, как засланный казачок, Ваш родственник, он же вредит не только газете, но и Вам!
Руцкой вызвал исполнителей: «Таня права. Вот есть у вас согласие этой учительницы из района, диктофонная запись хотя бы? Пойдет она на суд свои слова подтверждать?» – Исполнители головы повесили. О Тесте Руцкой отозвался легкомысленно: «Да кто его всерьез принимает?!» На короткое время поток «разоблачений» уменьшился, но на короткий. В голове неугомонного Тестя все время рождались новые идеи. Впрочем, не думаю, что, к примеру, идея «унитарного предприятия», которым собирались сделать нашу редакцию, возникла именно в этой родственной голове. К тому времени у губернатора появились и другие родственники с соответственными должностями.
Ох, и бурное было то собрание! Делегация из Белого дома была многочисленней нашего тогда немаленького коллектива. Забивали голову юристы, родственники и сам губер. Немалое количество наших уже готово было проголосовать «за».
Меня несла неведомая сила, я готова была вцепиться в щегольские летчицкие усы и заодно в благообразную бороду Тестя.
– Вы нас за дешевых проституток держите? Пришел – попользовался, поел-попил, да еще на такси ему дали. Вы что, нас кормите? Мы сами выживаем на рекламе, как можем! Вам и этого мало?!
Губернатор был красней свеклы, он сжимал кулаки и метал молнии. Глазами, молча.
В итоге к консенсусу не пришли. Шеф провожал высокое представительство до машины. Там губер выразил свое негодование: «Если б это была не она!..» Не знаю, что сделал бы героический летчик, если б это была не я. Один из «исполнителей» потом рассказывал, какой вывод сделал губер после того собрания: «Вот кто тут мазу держит». («Матросская тишина» не прошла даром).
Но в День печати я стала первым лауреатом Первой Губернаторской премии, которая называлась ни много ни мало: «За честность и принципиальность». Название придумал один из «исполнителей», явно предчувствуя эффект. Из «неподвластных» областной власти (но отнюдь не свободных) газет мало кто не поиронизировал над названием премии. Правда, изгалялись незлобно, поскольку с коллегами я дружу, но… намек на юбилейное интервью, конечно, был. И сдержанный гул в зале. Напрасно рассказывала я с трибуны, получая награду, как ссоримся мы с руководителем области в реале.
…Но губер не был бы губером, если б легко отказывался от своих идей приручить прессу окончательно. (Мало ему было лояльности шефа). А заодно и строптивую держательницу мазы. Сначала с его легкой руки я была назначена замом редактора. Дальше последовало предложение стать редактором. К тому времени Шефу неоднократно предлагали написать заявление об уходе. И он бы подписал! Время пенсионного возраста его приближалось, расставаться с любимой газетой он не хотел, спорить с начальством в его привычки не входило. На психотерапию Шефа уходило много времени, иногда даже звонила по вечерам и в выходные домой, убеждая не поддаваться на провокации, иначе это будет предательством газеты. Дешевые же разводки и интриги со стороны деятелей из Белого дома пресекала, а когда новый руководитель прессы, выписанный из столиц известный телевизионщик, пытался меня уговорить Шефа сдать, стояла насмерть. Летом случился Всероссийский фестиваль прессы, на котором столичный барин разошелся: стал хаять курские СМИ с трибуны. Гости из разных областей были в шоке: он что?.. Я написала двухполосный материал о фестивале, где была глава с названием «Зачем ты в наш колхоз приехал?..» Не знаю, послужило это главной причиной или просто оказалось последней каплей, но вскоре столичный начальник отбыл по месту постоянной прописки – в столицу нашей Родины Москву. Перед тем на каком-то городском празднике он целовал мне руки и пытался извиниться.
Смешного, дешевого, забавного и дурацкого в те «лихие 90-е» было много. Отдельный роман бы писать. А потом началась война за редакторское кресло, в которой у всех были свои интересы. Тесть вряд ли до конца делился с губернатором своими планами, поскольку победителем оказался абсолютно автономный человек, ничьи, кроме своих собственных, интересы не представляющий. Умыл он разных протеже родственников губернатора. Все получили по заслугам. Особенно те, кто сдал с потрохами «лояльного шефа». За все хорошее. Честно сказать, было мерзко. Мероприятие в худших традициях советской (хотя далеко уже не советской) действительности. И дальше – просто мерзкая мерзость. Худшее, что есть в людях, – пышным цветом. В течение года практически никого из участников того собрания в числе сотрудников не оказалось. Историю надо учить, ребята. Кто ж из таким образом добившихся власти, оставляет свидетелей – тех, кто помог сесть на «живое» место?!..
Шеф шефом, но «мазу-то кто держит»? А тут к тому же стало известно о предложении мне губернатора. Очень хотелось сделать газету еще интересней, и я знала как, но предложение это принять опасалась. Ввиду того, что пуще черта боялась «мичуринского отбора» (так выразился однажды наш собкор по Обояни по поводу некоторых особенностей «личного состава» бывшей обкомовской газеты), а на решительные меры в отличие от «новой метлы» по определению способна не была. И не зря опасалась, как то собрание показало. Заявление об уходе мы с подругой кинули еще действующему на тот час шефу, но я еще помотала нервы свежеиспеченному, отгуляв все пять неиспользованных отпусков последнего времени и бюллетени – на следующее утро проснулась с дикой болью – воспалился тройничный нерв. Именно после таких «мероприятий» случаются у людей инфаркты.
Лукавый же губер умудрился, посещая газету с целью «договориться на берегу» с новым хозяином, поцеловать мне руку и поинтересоваться, почему я не захожу в гости. Типа: еду я мимо Белого дома, а там у губернатора свет горит. Пойду, думаю, выпью чаю и посещу губерский персональный туалет!.. То, что всегда умиляло меня в нашей «власти» любого времени, – это их забавность. Даже у такой, в принципе, неординарной личности, коим являлся губернатор Руцкой.
... Однажды Никита Михалков на встрече с курянами в местном кинотеатре позволил себе шутку (артист!), рассказав про то, как его большой друг Руцкой поведал ему после освобождения из «Матросской тишины»: мол, написал книгу, и в планах еще сколько-то. А он (Никита Сергеевич) ему: «Лучше б ты одну прочитал». Зал ответил дружным хохотом. (Ох, те свободные 90-е! И До, и После в зале кинотеатра воцарилась бы гробовая тишина, уверена в этом). Многим же шутка не понравилась. Даже не из симпатии к Руцкому. Тот самый случай, когда «ради красного словца не пожалею и родного отца…» Как-то не совсем по-дружески, в гостях у того самого друга. Могу свидетельствовать: Руцкой человек грамотный, начитанный. Да и очевидно это для всех, кроме его явных врагов. Хотя самой мне тоже показалось забавным название книги, которую писал во время курского губернаторства Александр Владимирович. Похвалив тот мой материал и предрекая мне писательскую карьеру, губернатор доверчиво («как писатель писателю») поделился своими творческими планами: «Я ведь, Тань, сейчас новую книгу пишу, «Разговор с Ницше». Вот так, ни много ни мало.
Сочная речь Руцкого, его искренние эмоции... И сейчас, наблюдая нашего земляка по телевизору во время всевозможных ток-шоу, многие ностальгируют по времени его губернаторства. Даже те, кто был тогда «по ту сторону баррикад». Бывало, включишь радио, а там сплошные перлы: «Вспотел сам – покажись начальству», «А мы «месим», «месим», «месим»!..», «Ученые мальчики в розовых штанишках»... И из более позднего: «Почему экономика страны живет по принципу: если рубашка коротка, то одно место длинно?», «Давайте посмотрим на смысловую нагрузку этих трех законов, инициаторов этих законов... Во-первых, инициатива исходит от тех мальчиков, которые недавно бегали с рогаткой по улице и в руках, кроме авторучки и ложки, ничего не держали».
Да что там говорить, «если бы Руцкого не было, его бы надо было придумать...»
В дополнение к образу – выдержки из интервью своих коллег из разных (центральных) изданий разных лет.
Об Ирине...
О.З.(Ольга Зборовская):- Тебя не пугает такая большая разница в возрасте?
И.П.:- Я ее не чувствую. И потом, в нашем роду было принято, чтобы муж был старше жены лет на тридцать. Я ведь из дворян, из старинного курского рода.(Курские генеалоги не подтверждают, Т.Л.) Но что касается разницы в возрасте между супругами, это, видимо, я унаследовала. И довольна. Еще ему говорю, что мы не дотянули. У всех моих предков разница в тридцать лет, а у нас всего лишь двадцать шесть.
Взрослые дети доброжелательно восприняли Ирину и стали звать ее «маманя». («Профиль» 1997 года. Ольга Зборовская).
...Ирина зовет Руцкого «котеночком», ходит с ним на рыбалку в 5 утра с палаткой, он берет ее с собой повсюду и ему спокойно только, когда жена сидит с ним рядом в автомобиле, когда он катит по столице: «Я даже когда езжу на машине по Москве – всегда рядом жена, потому что без нее не могу. Грустно и тоскливо».
О первой жене Нелли...
«Они познакомились в кабинете ее отца, Степана Яковлевича Чурикова. Ныне она Золотухина – по второму мужу, теперь уже тоже бывшему. Ее отец преподавал тогда в Барнаульском летном училище, а Саша Руцкой был курсантом.
Она сидела у отца в кабинете, и тут Саша зашел. Он ей говорит:
– Вы твист танцуете? Разрешите пригласить вас на танец…
Ей в нем сразу многое понравилось: строгость, корректность, одновременно – непосредственность. Он любил животных. Импонировало и то, что Руцкой очень упорный, даже, может, геройский человек. Он ведь столько всего пережил, кричал по ночам от головной боли и кошмаров, которые его преследовали, – и находил силы для политической борьбы… Она называет это геройством.
Они поженились в шестьдесят девятом, а через два года, в день выпуска Руцкого из училища, родился сын Дима. Потом его отец уехал по распределению, а мать с сыном остались в Барнауле. А в семьдесят четвертом – развод.
Она не смогла простить измену. Теперь, может, иначе отнеслась бы – все мужики гуляют, а тогда ей было очень обидно. Он уехал, не посчитался ни с ней, ни с сыном. Однажды даже привел ту женщину – знакомиться…
Она спросила:
– Зачем?
– Хотел, – сказал он, – посмотреть, как ты отреагируешь.
Она и отреагировала – подала заявление на алименты.
Обижалась на него три года. Может быть, и правда не нужно было в позу вставать. Жалеет ли – не знает. Жили бы вдвоем – может, он не стал бы вице-президентом, а она кандидатом наук. И потом, у нее вообще с мужчинами не складывается.
Второго своего мужа – Золотухина – она выгнала, когда увидела, что он Димке тычки дает. От этого брака остался сын Костя и мужнина фамилия.
Вообще-то она считает себя сильным человеком, а мужики сильных женщин, как правило, не любят. Она вся в детях и в работе. С Руцким у них сейчас хорошие отношения. Когда он приезжал в Барнаул, всегда к ним заходил. Свита, телохранители.
– Саша, с тобой даже поругаться без свидетелей нельзя, – сказала она как-то ему.
Хотя теперь-то чего ругаться, это она так.
С Сашей они снова начали общаться благодаря Диме. В восемьдесят восьмом году его отец приехал к Диме в училище – на принятие присяги. У Димы до присяги отца не было – он в школе на расспросы отвечал:
– У меня есть дед.
После училища Дима поступил в Медицинскую академию в Москве. Руцкой его к себе в семью забрал.
(Из книги Николая Зеньковича, но это персказ давнего интервью, теперь уж не вспомнить в какой (серьезной) газете. Думаю, что оно было едва ли не единственным
- с первой женой Руцкого.)...О Нелли отзываются уважительно все, включая Людмилу Руцкую: «Гордая женщина, с характером». Она всегда вела себя достойно и была хозяйкой своей судьбы, публичности избегала. Родила еще одного сына. После Золотухина снова вышла замуж. В интернете отзывы пациентов о враче, кандидате медицинских наук Нелли Степановне Руцкой восхищенные: внимательная, знающая, теплая, доброжелательная.
О талантах героя...
«– В свое время вы во Львовском художественном училище на скульптора-монументалиста учились...
– Немножко не так – моя специальность называлась «Реставрация монументальных произведений искусства».
– Сегодня, спустя столько лет, что-то отреставрировать вы способны?
– У меня даже авторские проекты есть, например, мемориальный комплекс «Курская дуга» – можете поехать и посмотреть. Он включает военную технику, братскую могилу с Вечным огнем, храм Георгия Победоносца и Триумфальную арку. Я вам скажу, что по сравнению с ней Триумфальная арка в Москве – это так, спичечная коробка, и потом, если тут некие аллегорические фигуры изображены, то в Курске четыре бронзовых русских воина стоят: начиная с витязя времен «Слова о полку Игореве» и заканчивая танкистом, воевавшим на Курской дуге, а перед аркой памятник Георгию Константиновичу Жукову установлен. Второй мемориальный комплекс, в Борисоглебске, посвящен выпускникам местного летного училища. На нем еще табличка такая: «Автор проекта – старший лейтенант Руцкой»: я летчиком-инструктором тогда был. В Москве в здании Военно-воздушной академии панорамное панно площадью две тысячи квадратных метров, посвященное покорителям пятого океана и космоса, тоже мое, и до сих пор, если выдается свободное время (сейчас вот по субботам да воскресеньям), что-нибудь да проектирую...»
Руцкой прекрасно готовит, импровизирует на кухне. Друзья ценят.
О 1993-м...
…
– Скажите, а сколько человек в Белом доме погибло? Вам это известно?
– Думаю, около тысячи, не меньше – это как бы мое мнение, но никто мне до сих пор на вопрос не ответил: а зачем ночью баржи к зданию Верховного Совета подходили и что в них грузили? При этом ведь там много немосквичей было: вот пропал человек – и все, а сколько у нас пропадают бесследно? Тысячи, десятки тысяч...
-Никто их и не ищет...
– Ну о чем говорить, если пацанов, школьников, к стене ставили и тут же расстреливали!
– Где?
– Прямо за Белым домом.
– А кто расстреливал?
– Ну кто? Милиция, внутренние войска.
– После того, как Белый дом уже взяли?
– Нет, в процессе его осады – тех, кто пытался прорваться к нам, просто ловили и пускали в расход. Я же вам говорю: совершенно страшное преступление, и, чтобы концы его спрятать, авторов обелить, все возможное и невозможное сделали, выполоскали нас в грязи. Только сейчас появляется правда о том, что же там было на самом деле, пару лет назад первые ростки ее начали пробиваться…
Об Афгане, плене...
- В советское время звание Героя Советского Союза давали лишь самым заслуженным, и вы – в их числе. Несколько лет вы служили в Афганистане в должности командира отдельного авиационного штурмового полка 40-й армии под командованием генерала Громова, на штурмовике Су-25 совершили 428 боевых вылетов... В 86-м году были сбиты и выжили чудом, в 88-м снова вас сбили, пять дней вы отстреливались, 28 километров прошли, после чего были ранены и попали к афганским моджахедам в плен...
– Ну что? И истязали, и головы отрезали, и убивали: все, что угодно. То же самое должно было произойти и со мной, потому что меня на дыбу подвесили (это перекладина, через которую переброшена веревка: одним ее концом тебе связывают заломленные назад руки, а другим – ноги).
– Вы помните, о чем думали, когда на дыбе висели?
– Какие там могут быть мысли, если контузия? Меня, собственно, из-за нее в плен и взяли – осколок от гранатомета плашмя по затылку ударил. Очнулся я, когда, связанного за руки, за ноги, на палке несли, а что в этом положении сделаешь?
– Сколько часов вы так провисели?
– Вздернули меня где-то в полдень, а сняли утром на восходе солнца.
– Кормили?
– Ну кто же на дыбе кормить станет?
– И в туалет не водили?
– Какое там! Хотя в туалет-то, собственно говоря, незачем было, потому что пять дней я без еды бегал. Изъеден был весь москитами, комарами, а тут еще и подвесили – вся эта гадость одновременно тебя жрет, убить ее невозможно, и подсознательно понимаешь: все, это конец!
О семье и биографии...
– …Я знаю, что ваш отец 47 лет членом партии был, а дед – 52 года...
– Да, и даже значок имел – «50 лет в КПСС».
– Мне приходилось читать, что якобы за предательство партии вас отец проклял...
– Да нет – все это белиберда! Мой отец Великую Отечественную прошел от звонка до звонка, он кадровый был офицер, танковое училище еще перед войной окончил. Пришел с фронта с тремя орденами Красной Звезды и с тремя – Отечественной войны: попробуй-ка заслужи их – не говоря о медалях «За отвагу», «За боевые заслуги»... Вот так капитан Руцкой воевал – думаете, он не видел, что делалось там и что НКВД вытворял? Он знал, как бросали штрафные батальоны, куда люди ни за что попадали, на верную смерть – разговоры об этом вели мы неоднократно. Отец у меня очень добрый был и порядочный, здоровый такой мужчина, и два мои брата такие же – здоровые, спокойные (а я, видно, в маму пошел – самый маленький).
Да, отец членом партии был, но не таким, как эти, которые СССР развалили, – коммунистом он был по мироощущению своему, и дед, почетный железнодорожник СССР, такой же. Всю жизнь на транспорте проработал – это трудяги, понимаете? Поэтому я никогда не поставлю в один ряд прошедших войну ветеранов, рабочих – железнодорожников, токарей, слесарей, тружеников села - и партноменклатуру – это совершенно разные люди, разные коммунисты. Кто, вот ответьте, Союз уничтожил?
У моего дедушки и у моего отца была шикарная библиотека. И почему-то, научившись читать, я впервые взял в руки Станюковича. А второй книгой моего детства был сборник произведений Салтыкова-Щедрина. И сегодня, когда я перелистываю его книги, я думаю: Господи, вот бы можно было воскресить Михаила Евграфовича, чтобы он посмотрел на то, что сейчас творится. Ведь в принципе, как ни парадоксально и как ни обидно, в России ничего не меняется.
…У меня ведь трудовая книжка с 16 лет. Начинал я авиационным механиком.
О настоящем...
Анонс одной из частей большого интервью Дмитрия Гордона звучит так: «Герой Советского Союза, генерал-майор авиации в отставке, первый и последний вице-президент России, бывший курский губернатор Александр РУЦКОЙ: «А как же я должен при молодой жене выглядеть? – я же не могу быть беременным и с необъятной рожей. Я, когда мужиков на 9-м, а то и на 10-м или 12-м месяце вижу, закипаю – это не болезнь, а неуважение к самому себе».(Это на комплимент журналиста: - Вы замечательно выглядите, подтянуты, спортивны...)
– Сегодня вы, такой молодой и бравый, чем занимаетесь?
– Я уже, к сожалению, не молодой, а занимаюсь привлечением инвестиций, экспертизой инвестиционных проектов – и работа интересная, и в материальном плане отдача достаточно весомая. Валяться на диване и ничего не делать не в моих правилах – тех, кто только и способен, что наливаться под сосиски с бутербродами да фильмы по телевизору пивом, уносят раньше срока вперед ногами, поэтому надо шевелиться, двигаться!
Что ни говорите, а Александр Владимирович честно пытался сделать жизнь простых россиян лучше, и, судя по тому, как раз за разом власти снимают экс-губернатора с очередных выборов под не слишком убедительными предлогами, люди это оценили. Они готовы проголосовать за Руцкого, наплевав на многочисленные обвинения в семейственности и финансовых злоупотреблениях, на которые не скупятся его оппоненты, и, думаю, простили ему многое не только потому, что Александр Владимирович в их представлении герой, красавец-мужчина и орел – интуитивно, в душе они понимают: этот, может, и небезупречный, но, безусловно, смелый и болеющий за страну человек был одним из тех, кто пытался отстоять российские демократию и парламентаризм, во всяком случае, в послушно-угодливую союзницу Кремля и олигархов Госдуму превратили без его участия...
(«Бульвар Гордона», 2012 г.)
P.P.S.
В инете недавняя новость: в Новохоперске при городском краеведческом музее открыта картинная галерея имени Анатолия Попова. Новохоперск – родина известного художника и мецената (в первый визит семь своих полотен подарил, после того, как галерею назвали его именем – довез еще с полсотни). Ничего удивительного. И регалии – под стать: «именитый художник», «Почетный член Российской академии художеств». Открытие галереи, конечно, его инициатива , нашего креативного и неугомонного Тестя. Фотографии – просто дежавю: музей, картины, белоснежная борода... И Анатолий Васильевич с супругой Татьяной Александровной почти не изменились. С тестевым напором, глядишь, и нашу картинную галерею лишили б имени великого земляка. Нашел бы Тесть компромат и на Дейнеку. А в крайнем случае, сделали б при курском краеведческом филиал картинной галереи и назвали б именем Попова, или, в самом крайнем, выделили бы в музее зал для постоянно действующей экспозиции. «Общее число картин в новохоперской галерее уже перевалило за шестьдесят, большая часть из них – работы Анатолия Попова». А юноши, обдумывающие житье, все еще сомневаются с кого делать жизнь?..
(«Курян моих прекрасные черты», книга третья, фото из личного архива автора)