Саша верила: чтобы не происходило, все события должны что-то означать. Как говорила Лена: все как у Агаты Кристи. Конечно, Саша знала, что когда то у нее был брат, и он десять лет назад пропал. Из этого не делали семейную тайну.
Грустная история, в которой не знаешь, кто виноват: после ее рождения мама ослабила свою заботу о сыне, Сашка была болезненной, а она мать-одиночка, да и бабушка ей не помогала, из принципа не хотела признавать внучку (став старше Саша узнала причину: бабуля не могла смирится, с тем, что дочь прижила ребенка будучи не в браке; Саша до сих пор не удосужилась поинтересоваться кто ее папаша).
А Валентин стал ревновать, особенно он взбесился, когда на лето его отправили в этот санаторий, хотя раньше он с сюда рвался с удовольствием.
Саша брата не помнила, была совсем маленькая, но мама постоянно ей напоминала о нем, так она хотела, чтобы память о сыне осталась в семье. Так случилось, что даже его фотографий не осталось, когда Саша спросила о них, мама с горьким вздохом поведала очень странную историю…
Однажды бабуля ворвалась к ним домой (с момента пропажи Вали прошло чуть больше года, она еще была немного не в себе, и настроена ко всем очень агрессивно); мама на всякий случай придвинулась к кроватке со спящей Сашей, а бабуля не глядя на внучку, принялась громко шептать ей на ухо, что сегодня ей приснился Валя, и он попросил принести в санаторий альбом с фотографиями. Зачем, и для чего, мама не стала уточнять, молча отдала бабушке единственный альбом, что у них был, и больше его не увидела. Спустя какое-то время в санатории прорвало батарею, и кастелянскую залило кипятком. Альбом спасти не удалось, фотографии превратились в склизкий комок бумаги… Почему-то и в этой напасти мама обвинила себя, как и в том что была виновата в пропаже сына…
А бабушка считала, что виной всему Сашка – избалованная кукла, и никак по-другому. Валентина она любила до сих пор, болезненной, одержимой любовью. При последней встрече с Сашей бабуля только и говорила о Вале, называла его маленьким романтиком. Саша сидела в душной кастелянской и в очередной раз выслушивала, как брат мечтал о лошадке, а она лишь о тряпках думает, и волосы на бигуди накручивает, хоть ей всего одиннадцать. Мол, мать еще в куклы не наигралась вот и наряжает ее.
Валентина в санаторий отправляли, потому что на лето его надо было где-то оставлять, а Сашку, как ни печально, по состоянию здоровья. Мама очень переживала, поминала Валю, но Саша ее быстро успокоила. Она была полной противоположностью маленькому мечтателю брату, и вряд ли пустится в бега, подчиняясь своим фантазиям. Да и повода не было. Вот так Саша со своей памятью о брате и своей виной перед ним оказалась здесь.
И тут эта новенькая, в желтом сарафане с челкой по брови и простым хвостом; всегда словно к чему-то прислушивается, и избегает смотреть прямо в глаза… Эта ее сказка так кстати про потерянного принца… Даже бабушка в ней упоминается, и Саша не сразу, но решила: может быть она искупит свою вину перед братом, если хотя бы попытается разыскать его следы.
Сказка в двух вариантах. Один в Лизиной голове, в серых, серебристых глазах, в знаке вечно печали на лице. Конечно же, Саша знала грустную историю ее появления в санатории. Саша хотела, не хотела, но всегда была в курсе всех событий, как внучка кладовщицы, и дочь элитной портнихи города, пользующаяся исключительным доверием со стороны персонала.
История, которую Саша выслушала с циничной ухмылкой: Лиза и ее мама, две одинокие женщины. Ну и что? Саша с мамой тоже – одинокие, только ее мама по этому поводу ни сколько не расстраивается, и не делает целью своей жизни поиск мужа. У Лизиной мамы было все по-другому.
Лизин папа умер через год после рождения дочери, и мама ударилась в поиски счастья, с довеском в виде сероглазой девочки. Счастье привалило только недавно, и оно пригласило Лизину маму на юга. С условием: дочь чужого мужчины будет помехой «счастью», поэтому и сунули ее в этот не плохой санаторий «по блату». «Счастье» помогло. Лизу поставили перед фактом, а она так хотела увидеть море.
Саша даже расспросила Зинпалну, свидетеля того самого становления перед фактом, как вела себя Лиза. Как обычно скупая на слова Зинпална сказала:
- Ни как. Не плакала. Материнский поцелуй вытерла. Не простая она как кажется. Скрытная девочка.
Да взгляд Зинпалны был куда приветливее в первые минуты, хотя крепкие руки чуть подрагивали в напряженном ожидании: а ну эта обманчиво тихая девочка с сухими серыми глазами, бросится в след за ушедшей мамой. Но нет, Лиза была спокойным ребенком, и воспитательница не беспокоясь повернулась к ней спиной, позволяя девочке идти позади и слушать правила.
А в том, что она будет их слушать, эта накрахмаленная женщина не сомневалась: ну, во-первых, гражданка Забелина клятвенно заверила, что ее дочь – послушная девочка, во-вторых, Забелина-младшая сама продемонстрировала свое послушание, когда мать вытащила ее, зажатую, с громадными, перепуганными глазами, растерянную, смешно похожую на брошенного котенка, из-за спины; сунула в одну руку пакет с пожитками, из него торчали сунутые второпях сарафан и колготки; в другую новенькую зубную щетку; все это торопливо, с бессвязными объяснениями, из которых толком можно было понять лишь много раз повторяющуюся фразу: «Ты уже взрослая девочка, Лиз…»
Воспитательница ожидала истерики, плача, цепляния за мамино платье, такое часто было, девочка приятно ее удивила, прямо на глазах брошенный котенок исчезал, спина распрямлялась, губы сжимались в розовую нить, лицо сразу как-то осунулось, похудело, вместо круглых щек, обрисовались острые скулы, а светло-серые глаза так и остались сухими, как две пустыньки. Когда мама поцеловала девочку, воспитательнице показалось, та вытерла место поцелуя.
Семеновна, главный специалист по мистификациям, знала Лизу а бы как, но слышала эту историю:
- Сказки, говоришь? Появляются иногда в этом месте странные дети. За время моей службы (а я тут уж четверть века), таких детей от силы человека три наберется… а то и два. Один из них братец твой, вторая – она. Оба они что то держат в себе…
Лизу и Валентина поставили рядом. Саша не удивилась, она то с братом не шла ни в какое сравнение.
Совпадений было много, этим летом ее отправили в санаторий, в котором пропал ее брат; в этот же санаторий пришла девочка, можно сказать двойник Вали, только в юбке. И эта девочка будто понимая, что-то, или угадав, почуяв, начала ИСКАТЬ.
Саша тщательно все проверила: Лиза не могла слышать от воспитателей историю про Валентина, но она искала именно его. Не зря же полезла в подвал к сумасшедшей бабуле… Бабуле, которая кричала, воздевая к потолку мощные кулаки:
- Твоя мать погубила твоего брата! И все из-за тебя. Моего Валеньку, ангелочка… - в ее атрофированном толи от старости, толи от чрезмерного увлечения телевизором мозгу, внуки, Александра и Валентин только так и воспринимались: он – ангелочек, она – нечистый дух, капризная кукла.
Саша первым делом спросила у Семеновны, настолько ли Валентин следовал воображению бабули.
- Ну-у… Тихохонький был. Это да… Такой что его и не замечали, что ли. Я если честно не очень его помню. Тихохонький. Незаметный.
«Тихохонький», и этого «тихохонького» мальчика забыли так, что сразу не обнаружили его пропажу. Саша тихо и без истерик пришла к выводу, что во многом действительно виновата она: горластая, требующая к себе повышенного внимания эгоистка.
«Мама, а баба говолит Валя из-за меня плопал,- маленькая трехлетняя Саша хочет добиться справедливости. Мама сжимает губы, в серых глазах закипают слезы, а голова со сложной прической качается:
- Не верь ей Сашенька, - голос мамы дрожит, дрожат слезы и глаза светлеют по-детски. – Я не забывала Валеньку. Я любила его, как и тебя, просто ты была совсем кроха, болела, мне приходилось много быть с тобой. Дети не убегают из-за своих младших сестренок… - и Саша слушает, трехлетняя черноволосая соплюшка, отмечает мамины интонации, видит мамину вину, и ее слезы – старые, давнишние, она держит их в себе постоянно, привыкла уже, наверное…»
Саша понимала, что нельзя вот так просто подойти к человеку и рассказать о своих мыслях на его счет, ну попыталась она аккуратно намекнуть Лизе, что заметила ее странное поведение, и чего добилась? Эта тихоня разнервничалась и замкнулась в себе еще больше. Да еще, эти носки…
Саша долгое время не могла понять, что она испытывает к сказочнице Лизе: то она ей нравится своим спокойствием и скромностью (Саша симпатизирует молчаливым, тихим людям), и фантазия у нее что надо (хочешь, не хочешь, но стоит признать, что в сказке Лизы слишком много совпадений, с событиями десятилетней давности: мальчик с мечтами о лошадках, бабуля в добровольном заточении, пропажа); то она ее раздражает, именно тем, что многие события вокруг нее, как не посмотри, насквозь пропитаны мистикой, а с этим Саша, ну ни как не могла смириться. Одно дело придумывать сказки, другое дело, когда волшебство внезапно проникает в жизнь. И как остальные девчонки это не замечают? Суеверные трусихи, а то, что лезет в глаза, не видят…
Саша не удивилась крутому повороту в сказке-где-пелкс, ни капельки. Так и знала, что-то с этим пропавшим принцем не чисто… Вот бы теперь приспособить этот поворот под жизненные реалии… Чертова туфля…
Вопрос Лизы застал ее врасплох. Да что там врасплох. Оглушил. Лиза давно на нее странно смотрит, правильно, Саша сама озадачила ее высказыванием, про бабушек, с пропавшими внуками. Как то нечаянно эта фраза соскользнула с ее губ, слишком близко к сердцу восприняла она историю про любовь вдовствующей королевы к пропавшему внуку. Задело. Ведь у нее тоже есть своя «вдовствующая королева» что сидит в своей каморке и до сих пор оплакивает принца. Обида, уязвленное самолюбие, она пустое место для родной бабки, вот что развязало ей язык, и фраза прозвучала, зацепив Лизу намертво.
Признаться? Выложить Лизе, что история пропавшего мальчика подобно любимым маминым индийским фильмам, с та-аким крутым поворотом, что впору после признания запеть и затанцевать. Что-то Сашу останавливало, может то, что она знала, как много эта простая с виду девочка держит в себе. Скрывает. Потому что вытерла мамин виноватый поцелуй, и ни словом о ней не обмолвилась, пряча свою жизнь за сказкой про принцессу…
… А теперь объясни мне, что ты имела ввиду, говоря, что не доверяешь бабушкам с пропавшими внуками…
Слова повисли в воздухе спальни. Золотистые Лизины бровки мучительно переломились над светлыми глазами, Саша видела, как блестят краешки ее зубов (с милой щелью посередине), закусившие нижнюю губу, еще чуть-чуть и надкусят, как ягоду. Учитывая ее скромность, можно только догадываться, сколько душевных сил она потратила, втискивая эту фразу в плавное течение сказки там-где-пелкс. Поняла Саша и то, что может легко уйти от ответа… Что там она когда то Лизе нагородила: что то про вдовствующих королев, что не кусаются, и вот теперь про бабушек с пропавшими внуками. М-да, Лиза с ее могучим воображением наверняка вся измучилась, пытаясь понять Сашу.
Затянувшуюся паузу прервало местное чудило – Ищик. Ввалившись, едва не упав, в спальню, он размахался своими граблями, чуть не заехав Саше по голове. Лиза раздраженно поджала губы, покосившись на пацана (да, Саша слышала от девчонок, что он ее преследует), и отвернулась.
- Ты чего тут забыл? – спросила Саша, если честно этот Ищик ее слегка нервировал, по какой-то причине она считала его насквозь фальшивым. Словно тот взрослый, про которого предупреждала мама: не разговаривай с незнакомцами, даже если они очень дружелюбные. Саша иногда думала, что подобный незнакомец как раз и увел брата, пообещал молочные реки - кисельные берега, а может быть другую, более внимательную маму, и пока-пока. «Тихохонький» мальчик отправился в новую жизнь.
Конечно Ищик не взрослый похититель (чужой дядька), но что-то в нем Сашу настораживало. Вот и сейчас он, бочком-бочком, игнорируя ее вопрос, устремился к Лизе, в руке что-то завернутое в газету, на опухшем, словно у малолетнего пьянчужки лице счастье.
- Все готово. Поговорить надо, - странно, но Саше казалось, что раньше он здорово картавил, сейчас же говорил вполне чисто.
- Поняла. Пошли, - бросив на Сашу печальный взгляд, Лиза последовала за странным карапузом. А с ним то чего у нее общего?
Саша обула, вторую туфельку и задумалась.
- Зачем это? – Лиза вопросительно уставилась в развернутую газету. Ляля радостно заулыбался:
- Это поможет тебе встретиться с пропавшим мальчиком…
Они стояли под лестницей на чердак (почти как ночью, только сейчас довольное лицо пацана не освещал волшебный розовый свет, и Лизина голова вполне себе соображала, оттого вся ситуация выглядела как то неправильно, неловко что ли, да еще эта штука…), девочка, возвышалась над малышом, так что его тугие завитушки маячили прямо у нее под носом, с некоторой неприязнью Лиза заметила паутину у него в волосах.
- Как это поможет мне встретиться с ним? Это же…
- Поможет, - мягко, настаивая, произнес Ляля. – Не веришь?
- Ну-у, я не знаю, что мне с этим делать?
- Вечером, после отбоя, мы встретимся. Я все покажу. Все сделаю. Как надо, - мальчик заглянул Лизе в глаза. – Ты будешь довольна.
После завтрака девочки собрали малышей на веранде и под руководством (и просьбе) Ирины Игоревны обучали их своему нехитрому танцу. Сегодня был родительский день, многих детей не навещали, поэтому воспитатель таким образом решила отвлечь малышей от грустных мыслей.
Серафим ждал Лизу возле крыльца. Похоже, прятаться им больше не надо было. Все внимание обитателей санатория было сосредоточено на Леночке и Машке, обе в «фейских» юбках, скакали по веранде в окружении восторженной малышни.
Натаха, как и некоторые уверенные в своих родителях дети, уже с утра заняла позицию на лавочке напротив калитки, Саши не было видно. На бормочущую саму с собой Лизу никто не обращали внимание.
- Сегодня вечером ты увидишь Валю? – спросил Серафим, почему-то огромной радости Лиза в его голосе не услышала.
«Значит, маленький принц умер?»… Пропавший десять лет назад мальчик, какой он: бледный полупрозрачный ребенок… или красивый парень в белоснежной одежде?
- Видите, как все просто оказалось. Пропавший мальчик ждет со мной встречи… - Лиза уселась на лавочку и подперла кулаком щеку.
- А про меня ни слова, - конь отвернулся. – Ты вспомнила сны… Что там было?
- Он забыл имя, - тихо сказала Лиза и съежилась (опять эта тема про имена), конь прищурился (злится? вроде нет):
- Кто, Валентин? Свое имя?
- Нет, не свое… (… Другое. Я дал его, когда-то. Кому-то. И оно как-то связано с черноволосой девчонкой…) Он дал его кому-то… Теперь мучается вопросом – кому.
Первая группа родителей просочилась в калитку: пара бабушек, несколько мам, одни, и с папами. Ожидающие дети заметно оживились.
- Вы слышали, когда-нибудь про Фантазорий?
- В первый раз ночью, когда ты говорила с Ищиком.
- Про королеву Фантазория тоже?
- Н-нет, - с едва заметной запинкой сказал Серафим, Лиза подумала, что он, в самом деле не знал про нее… или думал что не знал. – Опять же, из твоего разговора с Ищиком. Я еще подумал как похоже на «королеву санатория», помнишь, ты вчера на крыльце сказала...
- Кажется, Ляля меня считает королевой Фантазория.
Серафим помолчал. Лиза подумала, что он сейчас заведет песню про девчонок-мокроглазок, которым бы только наряжаться, но он сказал другое:
- Перед тем как пропасть, Валя много и дней и ночей подряд, уходил в сны. А возвращался чуть больше задумчивый, чем прежде. Я спрашивал, какие они, его сны? Он смеялся и говори что в снах он принц. Почти король.
- Почти король?
- Почти, и смеялся, грустно так, мне не нравился тогдашний его смех. Он был какой то взрослый, словно мальчик, смеялся чтобы не заплакать. Без веселья. Я спрашивал почему - «почти»? Он не отвечал, отмахивался. Я очень переживал, так как не имею входа в сны, и не знаю, о чем и с кем он там говорит. Его душа, где-то бродила, а тело лежало там, где он его оставлял. Чаще на кровати в спальне мальчиков. Всегда на месте, даже если Валентин бродил очень долго, он всегда возвращался. Только однажды, тело пропало.
Лиза стиснула кулачки так что побелели костяшки: пропавшее тело, или еще страшнее - труп… К кому на свидание она сегодня отправится? Сны снами, но кем в реальности окажется пропавший мальчик? Призраком? Мертвецом?
И эта штука, что показал утром Ляля, она ее беспокоила, была какая-то статья в зачитанном до дыр журнале «Пионер», но девочка не интересовалась серьезными темами оттого и не прочитала ее внимательно. Может, стоило.
- Значит, он ушел в сон, - Лиза чуть не добавила: или умер. Серафим не кивал, не моргал, просто стоял, глядя в одну точку над Лизиным плечом, потом произнес глухим голосом:
- Если его тело умерло, то душа все равно где-то есть, иначе я просто исчез бы в момент его смерти…
- А может он перестал быть принцем и стал королем без почти… (А теперь в Фантазорий пришла еще и королева…)
- Ты выглядишь устало, разговоры о смерти не тема для ребенка, - конь пристально смотрел ей в лицо. Девочка монотонно покачивалась, словно баюкая себя. - Может, передумаешь?
- Нет, что может случится? Я уже бывала в Фантазории...
Мимо прошла хихикающая Натаха, в компании удивительно худой женщины и целой кучи пухлых мальчишек. Никто не обратил внимания на Лизу. Двор, лавочки, веранды: все постепенно заполнялось родителями, бабушками, дедушками, тетями, дядями и прочими родственниками. Все жевали, смеялись и болтали.
К калитке деловито шагала Саша, в руке она несла фирменный пакет с одеждой, рядом с Лизой она остановилась, постояла, пиная пакет коленом, явно, что-то решая:
- Меня до вечера забирают, - сказала она. – Мама со своим женихом. Хочешь со мной? Дядь Витя добрый в конноспортивной школе работает, на лошадях покатаемся, а?
- Спасибо, но я не могу… - промямлила Лиза, автоматически отметив: дядя Витя. Выходит у этой красивой, наманикюренной девочки тоже нет отца?
Саша снова пнула пакет коленом, и нервно постучала каблучком по дорожке:
- Подумай, все-таки. Мама с Зинпалной договорится….
- Не могу… моя мама может прийти.
-А-а, - Саша сжала губы, словно перехватывая, готовые вырваться слова… и не злая ли насмешка проскользнула в этом неопределенном: «А-а…». Из-за стены послышалось бибикание машины. – Мама, – посмаковала Саша и беспечно вспорхнула плечиками вверх-вниз. - Ну, мама так мама.
И пошла прочь. Серафим чуть коснулся храпом края ее юбки из шотландки и заинтересованно посмотрел на Лизу:
- До сих пор не пойму, почему вы не подружились. Она ничего, даром что черноволосая.
Лиза повернулась к коню. Как тогда во время показа… Королевы санатория (Фантазория…), а теперь необъяснимая неприязнь Серафима к черным волосам.
- Вам не нравятся черноволосые девочки? Вы же сам, в некотором роде, брюнет. И Валя, если верить фотографии… - конь насупился, а Лиза будто и не замечала. - И до сих пор во сне… (Мягкий голос, белый костюм и перчатки… Это ведь он? Валя?)
Серафим занервничал:
- Я… я, ну, как бы это. Понимаешь, кое-какие симпатии хозяина передаются и его фантазии. А Валентин недолюбливал черноволосых девочек…
- С чего бы это? – наполняясь непонятной злобой, спросила Лиза. - Его мама была черноволосой, вы же сами говорили, что из-за этого он вас вороной масти придумал.
- Ну, да. Только это когда было. А потом он, ну невзлюбил черноволосых.
Лиза вспомнила разговор с «вдовствующей королевой»:
- А Валина сестренка была черноволосой?
- Не знаю, я ведь маму то его не видел, а ты про сестру...
Как своеобразная иллюстрация их разговору на крыльцо вышла кладовщица, и подбоченясь, суровым оком скользнула по шумной толпе до краев наполняющей дворик и лужайку. Таким взглядом полководец окидывает панораму боя. Тестообразное, белое лицо бабули Вали было невозмутимым. Она окликнула Зинпалну:
- Зин, отойду на пару часиков, - железобетонная воспитательница с осторожно спросила, почему такая срочность. – Муравьё расплодилось, а дихлофос куда-то засунула, или кончился, не помню.
Странная, уродливая (господи, на свету, эта женщина казалась еще безобразнее!) внешность кладовщицы действовали на людей волшебным образом, Зинпална покорно кивнула. Лиза с некоторым изумлением спросила себя, как ей вообще хватило смелости спуститься в берлогу «вдовствующей королевы», да еще заговорить с ней.
Серафим смотрел на бабулю со странной смесью неприязни и благоговения, старуха казалась фантастическим существом, интересным и пугающим, как уродец в цирке. Лиза выдвинула еще одно предположение:
- Она сказала мне, что свои волосы подарила дочери, а та своим детям, значит и Валиной сестре тоже.
- Думаешь, Валентин, до такой степени невзлюбил свою сестру, что это перекинулось на всех черноволосых девочек?
Лиза кивнула, и мысленно съежилась, решив, что конь вспылит как обычно, когда она колебала ангельский образ его хозяина, но он подумал и сказал:
- Лиза, я не верю что Валентин, чистой, добрейшей души человек, мог возненавидеть собственную сестренку.
- Помните слова бабушки про отношения Валентина и его мамы. Она стала уделять ему мало внимания…
- Он ни чем таким не делился, - жалобно возразил Серафим.
- Вы говорили, что он вообще в последние дни был слишком замкнутым. Пропадал в снах, смеялся взрослым смехом… И видимо тихо ненавидел, свою сестру, которая отняла у него маму.
- Нет… Он ненавидел… ненавидел… - Серафим внезапно замер с застывшим взглядом. – Он ненавидел… свое имя!
- Почему?
- Оно ему казалось слишком девчачьим. Он хотел другое.
Лиза уже догадывалась какое: Алекс.
- Александр. Алекс… - Серафим озадачено посмотрел на Лизу, а та размышляла: Фантазорий странное место, в нем все возможно, в том числе присвоить чужое имя.
Родители шли и шли, до обеда и после «тихого» часа, так что опасения Ирины Игоревны оказались напрасными, кажется, сегодня посетили почти всех малышей и ребят постарше; даже к Райзе пришли, хотя Машка как-то ехидно рассказывала, что чумазую цыганку просто подкинули в санаторий, под дверь. Кто-то уходил с родителями, погулять за территорией санатория в сосновом бору, кто-то оставался сидеть во дворе. При этом все не уставали жевать вкусности, что принесли с собой родители. В какой-то момент Лизе стало неудобно, одиноко присутствовать при этом празднике чревоугодия, и они с Серафимом ушли к кухне. И хотя Лиза шла по двору, стараясь не смотреть по сторонам, все равно несколько добросердечных мам и бабушек, насовали ей конфет и пряников.
Устроившись в развилке березы, Лиза ссыпала гостинцы в подол юбки и пару раз всхлипнула. Серафим помалкивал, возможно, считая, что Лиза расстроилась из-за того, что не приехала мама, он ведь слышал ответ Лизы на приглашение Саши, и не знал ее настоящей истории (… ты как та принцесса… одновременно в двух вроде бы похожих сказках…)…
И никогда не интересовался. Ну и не надо, Лиза тыльной стороной руки вытерла набежавшие слезы… никому она не нужна, даже собственной фантазии не интересна.
На одно мгновенье, внутри, в середке, возможно там, где сердце, кольнуло по-взрослому, очень больно, и Лиза с изумлением сообразила, что кажется ей становилась понятной причина, толкнувшая Валю на побег – лучше быть королем в таинственном Фантазории, чем никому не нужным ребенком в реальном мире…
Девочка посмотрела на Серафима, ну спроси сейчас, что расстроило ее, поутешай… Конь топтался рядом, прял ушами, и о чем-то усиленно думал, явно не о ее печали:
- Может, я смогу пойти с тобой?
Лиза подумала о предмете, завернутом в газету, что показал ей Ляля, вспомнила кладовщицу, что собиралась в магазин за новым дихлофосом, сетовала, что не помнила, куда засунула старый. Паутина в Лялиных кудряшках, ну конечно, вот откуда у него то, что поможет встретиться с пропавшим мальчиком. Красивый серебристый баллончик с изображением черной мухи. Мама всегда выгоняла Лизу из дома, когда травила тараканов, и раскрывала окна настежь.
Дихлофос, почти как пелкс… со-фол-хид… Ляля обещал, что эта штука погрузит ее в сон на ту самую глубину, где прячется Фантазорий… или подняться на ту высоту, или вообще оказаться в другом мире, как в сказке, где ждет ее пропавший принц. Нет, у Серафима не получится пойти с ней, он же вообще не спит (и не умирает)…
- Надо подняться с Лялей на чердак. А вы как туда попадете? Сверху? – Лиза выразительно посмотрела на крылья Серафима, конь поник, он так и не научился летать, высоко прыгать с их помощью – да, но чердак трехэтажного здания, это не крыша веранды.
- Я боюсь, что ты не вернешься, - тихо признался Серафим, и Лизино сердечко снова кольнуло, но уже нежно, не больно, и чуточку сладко. – Все во мне противится этому. Можем ли мы доверять Ищику. Я не хочу оставлять тебя с ним наедине. На чердаке.
- Я обещала помочь вам. Мы же друзья.
- Друзья, - тряхнул гривой конь. – Я ведь не смогу прийти к тебе на помощь. Ты останешься одна с НИМИ.
- Разве вы боитесь Валю? Я же просто усну, а вы будете ждать меня здесь.
Серафим вздрогнул, он уже однажды ждал, и довольно долго.
- Я буду знать, что вы про меня думаете, мне будет к кому возвращаться, ведь просто душе причинить вред нельзя, - Лиза ободряюще улыбнулась.
На кухне послышался звон упавшего таза, и вопли Семеновны, а затем из двери выскочил весьма довольный Ляля, увидев Лизу, он помахал ей зажатым в кулаке целлофановым пакетом, указал на него пальцем: мол, вот, последние приготовления, и скрылся за углом.
Перед расставанием, Лиза оставила Серафиму порванную фотографию, вытащила ее из носового платка, но рассматривать не стала. Портить себе настроение, когда потихоньку темнело и предстояло странное во всех отношениях путешествие в сказочно-пугающий Фантазорий, не хотелось.
Какое-то время девочка просто стояла напротив коня, чувствуя, как подол платья шелестит по голым ногам, а карманы оттягивают гостинцы от незнакомых женщин, но потом, отбросив робость, поднялась на цыпочки и громко чмокнула Серафима в нос.
- Ну, пока…
Обомлевший конь долго смотрел ей вслед. Русый хвост, загорелые плечи, застенчивая улыбка: маленькая принцесса убежала на встречу с пропавшим принцем. Серафим глубоко выдохнул, переворачивая оставленную фотографию лицом вверх, они ведь так и не решили, что это такое: предупреждение, привет из прошлого, или просто ничего не значащая бумажка.
Что-то изменилось. Содержание снимка: губы на изображении были разомкнуты, показывая клыкастую пасть.
И все-таки – предупреждение. Лиза-Лиза…
Девочка и невысокий, нескладный мальчишка вновь встретились под лестницей на чердак. Девочка полная решимости идти до конца, мальчик, полностью экипированный тем, что поможет ей достичь своей цели… Ключ от чердака, дихлофос, целлофановый пакет и еще - изолента. Про изоленту девочка не знала, иначе насторожилась бы. Да.
Санаторий спал…
Первым по лестнице ловко вскарабкался Ляля, и без труда открыл висячий, внушительный замок, не дав ему упасть, мальчик положил его в карман шорт, и откинул крышку люка. Лиза посмотрела на своего спутника (проводника) снизу, и ухватилась за первую перекладину…
Фантазорий, выжидая, не торопясь, раскручивал свои кольца…
Серафим лежал перед корпусом в траве, и смотрел на крышу санатория. Слушал. Сегодня никаких сказок – ни там-где-пелкс… ни там где-лопдоп… Возможно дети чувствовали, что этой ночью что-то случится. Угомонились рано, а может устали после визита родителей, многие при расставании плакали. Лизе не пришлось долго лежать с раскрытыми глазами, нервно теребя краешек одеяла, натянутого на нос. Серафим не видел – чувствовал, как она притаилась в темноте спальни, и слушает дыхание девочек. Саша не вернулась, кажется, Лиза этому только порадовалась.
Плохо, что эта маленькая, бесстрашная девочка не слышит его, как он её. Тогда бы он предупредил ее о страшной улыбке на фотографии. Теперь оставалась только надежда на ее осторожность.
Оставалось только ждать. И думать…
Думать про свою стеснительную подружку и про пупсика из-под веранды. Про опасность, что там таилась. Про то, что в большинстве своем детские придуманные друзья чрезмерно наивны. Вот он прожил очень долго, слишком долго для обычной фантазии (прошло десять лет с того момента как исчез мальчик придумавший его), но до сих пор не верил, что Валентин умер, не верил и все.
Умирая, люди уходят, уходят и их мечты, а он не ушел, жил все эти десять лет, маялся, заключенный забором санатория, вглядываясь в лица детей, в поисках родной Вале души. Он помнил своего хозяина, ждал его, а вот события, предшествовавшие его исчезновению, забыл. Или постарался забыть. Слишком страшные они были? Неприемлемые им?
Что предшествовало той ночи?
Обрывок фотографии лежал перед его носом, черно-белое предупреждение об опасности. Серафим уставился на клыки, торчащие из широченной, растянутой аж до ушей улыбки…
Валя не любил свое якобы девчачье имя… И взбесился, когда его сестру назвали… как?
Может права была Лиза, и дело в Валиной сестре. Может…
«Она забрала маму… Я хочу, что бы она исчезла…»
Может все было гораздо серьезней, и Валя ушел не из-за ревности…
Придумав его, Валя вложил в него все то, что хранилось у него внутри, свою память, нехитрые секреты, привязанности и симпатии, у них были одинаковые интересы, оба не любили запах клопов и конфеты «Коровка» (хотя Серафим их ни разу не пробовал)… Все это хранилось в памяти Серафима, все до мельчайших подробностей, все кроме настоящего имени и последних событий, после которых пропало и имя и мальчик.
Валя возненавидел черноволосых девочек…
«Я хочу, что бы она исчезла… Мне подсказали, как это сделать… Я смогу…»
«Валя не мог уйти из-за нее. Не мог настолько ее невзлюбить. Он был добрый, а она слишком маленькая и беззащитная…»
А если мог?
- Он и не хотел уходить, он хотел, что бы ОНА исчезла… - Серафим поднял голову, откуда эта мысль? Или с ним заговорила его память?
Углубиться в размышление ему не дал шорох, раздавшийся со стороны «лягушатника»…
Чердак в санатории не считался опасным местом, люк на чердак – да, из-за потенциальной опасности однажды открыться и явить неподготовленному случайно поднятому вверх взору ЛИЦО (далее все зависело от воображения рассказчика: кто-то боялся бородатых, бровастых дядек, кто-то зубастых чудищ, однако все сводилось к одному – на чердачный люк лучше не смотреть, и уж тем более – не приближаться). А сам чердак как-то обошли вниманием, он был просто терпеливым вместилищем внезапного ужаса, который таился возле люка, не углубляясь в его паутинные чертоги. Просто охранял.
Чердак не был темным местом, слуховые окна пропускали достаточно света, и воздуха, чтобы избавить помещение от плесени и сырости, а в особо солнечные дни, придавали чердаку легкое сходство с убранством дворца Спящей Красавицы, подсвечивая паутину, словно невесомое кружево на пологе в опочивальне принцессы.
Даже ночью, лунный свет (и фонари во дворе), наполняли чердак сказочной таинственностью, а ни как не леденящей жутью. Здесь было тепло и пахло, как в подвале санатория – березовыми вениками.
Сегодняшняя ночь не была исключением: мягкая, теплая, немного пыльная темнота чердака, уютно баюкала в своих объятиях девочку в бледно-зеленой ночной сорочке.
Девочка лежала под слуховым окном, по ее позе было видно, она должна была сидеть, но завалилась на бок. Ноги подогнуты, один тапочек свалился. Руки за спиной неряшливо замотаны изолентой на запястьях, на голове обычный пакет из под него торчат слипшиеся русые волосы…
Лиза не торопилась открывать глаза – слушала ощущения. Пока все походило на то как если бы она проснулась после глубокого сна, сначала не чувствуя собственных рук и ног. Ее покачивало. Наверное такое бывает когда лежишь с закрытыми глазами на лодке. Тревога и паника, что охватили ее, когда Ляля надел пакет ей на голову и объяснил, как дышать, почему-то отступили. Потому что она - что? Проснулась? Заснула?
...умерла?
Очень много воздуха (не свежего, а просто наваливающегося, словно плотная тяжелая подушка) заставило ее закашлять, и открыть глаза… И сразу, там где много воздуха – много неба, не смотря на ночь - голубого. Ясного, но без солнца. Как-то так.
Лиза обнаружила себя лежащей на башне. Вот так сразу, еще не поднявшись на ноги, и вглядываясь в голубое, пластилиновое небо, поняла: она лежит на площадке венчающей башню. Над ней четыре тонкие колонны поддерживали плоскую крышу. А еще здесь было очень ветрено, ну как ветрено, словно четыре огромные перины, в разных направлениях протаскивало между колонн, если не увернешься, могло расплющить. Лиза отчетливо ощущала эти душные, ленивые, но очень сильные ветры, они толкали ее, приводя в беспорядок одежду. Отпихнув один такой ветер, Лиза села.
Она была одета в костюм принцессы, мрачно контрастируя, черно-красно-белой палитрой своего наряда с голубым небом над сверкающей крышей, и теряющимися в сиреневой мгле просторами, открывающимися с башни. Распущенные волосы, завились красивыми волнами, чего в реальности она вряд ли могла добиться. Рядом лежало зеркальце на ручке. Кто-то позаботился.
Лиза погляделась в зеркало, обнаружила в волосах сверкающую кокетливую корону, и с неудовольствием отметив, что ее губы того же алого оттенка, что и помпоны на туфлях, поднялась на ноги.
- Принцесса, - проквакало, откуда-то сверху и перед Лизой завис Ищик, подергивая пухлыми ножками и дирижируя унизанными кольцами пальцами. - Наконец-то…
Лиза присела в реверансе, придержав пальцами пышную юбку:
– Я не принцесса, Ищик.
- А я не Ищик, Ваше высочество.
- Ляля. Я помню…
Ищик–Ляля с достоинством кивнул, на нем были точно такие же чулочки, как и на Лизе, и костюм в черно-белый ромб, кудрявые волосенки приглажены. От обилия полос и ромбов немного рябило в глазах. Вместо помпонов на его туфлях красовались гигантские банты со сверкающими пряжками.
- Добро пожаловать в Фантазорий, - Ляля, растопырив пальцы, поклонился и наконец, опустился на пол, каблучки его туфель звонко щелкнули. Лиза не могла понять, на кого же он похож, на малыша или взрослого карлика.
- Ты обещал мне помочь найти здесь Валентина, - напомнила Лиза, Ляля задумчиво на нее посмотрел снизу вверх и вежливо улыбнулся.
- Я организую вам встречу, принцесса, даже если вы не ответите, откуда вы знаете про Валентина, ведь он исчез м-м, много лет назад, кажется, вас и на свете то не было.
- Я не отвечу. Валентин вам сам объяснит, откуда я узнала про него. Он должен знать!
- Ах, ну конечно. Идемте, - Ляля зацокал по белым плитам, Лиза последовала за ним, против воли прислушиваясь к стуку своих каблуков. Она и не заметила, как оба перешли на официальный тон.
Оказалось на плоскую крышу, венчающую четыре колонны, тоже можно было подняться. Лиза с удивлением огляделась. Пустая, плоская тарелка. Посредине, как ненужная соринка прилипла, стоит человек. Даже издалека Лиза поняла, кто это, узнала по фигуре и одежде. Таинственный герой ее снов. Теперь же она смогла разглядеть его как следует. Девочку непроизвольно вскинула к губам руку, белоснежные кружевные манжеты, запорхали возле ее лица...
Это мог быть Валентин в возрасте двадцати с лишним лет, как раз столько ему бы стукнуло, останься он в реальности. Черные густые волосы, бледная, до голубизны кожа, под глазами усталые тени, в губах ни кровинки, однако болезненный вид очень шел молодому человеку. У него были очень знакомые губы, нижняя чуть полнее верхней, изгибаются в улыбке. Очаровательный, стройный юноша. Король Фантазория. Потерянный принц.
- Здравствуйте, Валентин, - прошептала Лиза. – Вот я вас и нашла.
- Здравствуй, - мягко поздоровался молодой человек и протянул ей руку.
Валентин взял Лизину ладошку в свою и, наклонившись, поцеловал, при этом он не отрывал от нее светлых глаз, даже когда его лицо уплывало в тень, они продолжали неярко мерцать, как пара серебряных монеток.
- Очень приятно вас видеть в моем маленьком королевстве.
Глядя в его светящиеся глаза, Лиза лихорадочно соображала, зачем человеку, живущему под таким ясным небом, хоть и без солнца, глаза как у ночного животного? Наверное, большую часть времени он проводит в темноте... в урчащей механической утробе Фантазория (в пелксе…). Девочка огляделась, что тут могло ухать и вращаться?
- Я пришла за вами, - сказала девочка. – Что бы вернуть.
- Вернуть? - улыбнулся Валентин, и чуть наклонил голову набок, несмотря на сногсшибательное обаяние лица, его взгляд оставался холодным. – Зачем?
- Но так же не правильно…Так не должно быть, что бы дети добровольно пропадали. Вас же там ждут!
Валентин фыркнул, как мальчишка:
- Кто? Мама что ли? Она так упорно сплавляла меня на лето к бабушке, что тут и младенцу стало бы ясно: я ей не нужен… - молодой человек стремительно прошагал к краю площадки, постоял там, покачиваясь с пятки на носок и рассуждая. - Сама бабуля? Спятившая старуха, она не очень то и присматривала за мной. Видела этот ее ужасный телевизор? Он и тогда был, и ТОГДА, она от него не отлипала. Друзья? Их не было…
- Кто мог еще его ждать? - отозвался Ляля. – Тем более сейчас, спустя столько лет?
Лиза поняла, ни Ляля, ни Валентин о Серафиме не знали. Почему? Как так вышло, что он до сих пор жив, хотя хозяин о нем не помнит? Или Валентин, не его хозяин? Над этим стоило подумать, поэтому Лиза оставила Лялин вопрос без ответа и обратилась к Вале:
- Но там же жизнь. Вы бы учились, работали, женились… - Лиза смущенно замолчала, эк куда ее занесло. Валентин обернулся:
- Жизнь? Она же совсем не интересная, ТАМ бы я вырос и лишился силы воображения. А здесь она живет со мной. И это не просто детские фантазии. Они, в самом деле, становятся реальными…
И тут Ляля не преминул влезть в разговор:
- Это особое свойство Фантазория, - скромно опустив ресницы, человечек пару раз ковырнул носком туфли несуществующую трещину на гладкой, как тарелка площадке. – Все что только можно вообразить оживает… Это как стать волшебником. Как в сказке, представляешь?
Лиза представила: она в пышном королевском платье, белом, таком же ослепительном, как одеяние Валентина, взмахивает рукой и… лебеди поплыли по искусственным озерцам, на лебедях маленькие короны, а озерца переливаются брильянтовым блеском; взмахивает другой рукой и все игрушки на свете валятся к ее ногам. Стоп, подобное она видела в мультике «Цветик-семицветик» и там как-то не очень хорошо все складывалось. А Ляля не утихал:
- Неужели ты бы отказалась стать королевой нашей маленькой страны. Войти в нашу тесную семью, где тебя любят?
- А вам-то это зачем? – спросила Лиза, отмахнувшись от чудесных видений. Ляля заморгал кукольными глазками:
- Я хранитель Фантазория. Слежу за порядком. Компаньон королей...
- Не может быть все так просто. Зачем твоему Фантазорию нужны короли? Это же какой-то механизм, ведь так?
- Ну-у Фантазорий обладает огромной силой облекать пустые мечты в реальные формы. Но сами собой эти мечты не появляются, должны же быть те, кто придумывает их. Я долго искал и, наконец, встретил Валентина. Он согласился стать королем Фантазория, а теперь я нашел и королеву – тебя, - Лиза заметила, что Валентин смотрит на нее, и опустила взгляд. Хоть он и выглядел, как взрослый, на самом-то деле внутри него ее ровесник, а вся эта тема про короля и королеву как-то смущала, не смотря на всю серьезность ситуации, да, жених и невеста тили-тили-тесто...
- Редко встретишь детей с такой силой воображения. Вы с Валей созданы, чтобы быть королями, - говоря это, Ляля порхал вокруг Лизы, указывая то на нее, то на Валентина, тот по-прежнему балансировал на краю площадки. – Ты большая ценность, Лиза из старшей группы, и если согласишься стать нашей королевой, представь какой силой будешь обладать...
- Я пришла сюда за Валей, а не для того, что бы остаться.
- Да, конечно! Ты думаешь, что пришла сюда в поисках пропавшего мальчика, но на самом деле тебя привела сюда судьба. Мать сдала тебя в санаторий, как когда-то Валентина сдала его мать. Ты начала искать его, как когда-то он искал… - Ляля запнулся. – Откуда ты о нем узнала?
«Ни слова о Серафиме, пока не пойму, что случилось на самом деле», - в ответ Лиза пожала плечами и прошлась по площадке до самого края. Встала неподалеку от Валентина, и, вытянув шею, осторожно глянула вниз: оказывается башню опоясывали огромные кольца. Словно многочисленные браслеты на руках у индийской танцовщицы, все разные, с узорами и без, с зубчатым краем и гладкие, толстые, тонкие, они медленно вращались в противоположных направлениях в нескольких метрах от носков ее туфелек.
- Что это?
- Кольца Фантазория, ваше высочество, они крутятся, даруя жизнь фантазиям.
- А что их крутит?
Тут Ляля совсем обрадовался и засмеялся:
- Внутри Фантазория живут маленькие батарейки. Они дают энергию, которой и подпитывается Фантазорий.
- И что это за батарейки?
- Детки, моя дорогая. Маленькие пугливые детки, те, кто лечатся и те, кого устраивают в санаторий на лето что бы дать отдохнуть родителям. Все они вырабатывают определенные эмоции, ими и подпитывается Фантазорий.
Лиза прожила в санатории достаточно, что бы у нее сложилось окончательное мнение о настроении здешних обитателей: ни одному ребенку здесь не нравилось, никто не любил слушать здесь страшные сказки, потому что их и так хватало. Как часто среди ночи плакали малыши, пугаясь до смерти теней и выдуманных чудищ под кроватями. Девочки первым делом предупредили ее о кошмарах… Теперь понятно откуда что бралось…
- Фантазорий питается детскими страхами?
- Да.
- А кошмары рождаются из фантазий Вали?
- Да! Почти… Страх одна из сильнейших эмоций и дает очень много энергии. Валентин распознает, чего боится тот или иной ребенок, Фантазорий обряжает его мысль в плоть, дети пугаются - Фантазорий заряжается.
- Зачем?
- Фантазорий, это наш дом. Маленькая волшебная страна для Валентина, тебя и меня. Мы должны любить свой дом, поддерживать в нем порядок, ухаживать за ним… и кормить, - Ляля мягко взял Лизу за руку и отвел подальше от края площадки. – Последнее время в нашем доме все пошло наперекосяк. В отлаженной системе Фантазория поселился какой то брак. Он мешает работе Фантазория, мешает гладкому течению фантазий Валентина. Его разум с каждым днем все труднее и труднее рождает чудовищ. Последнее время, дети даже не пугались по-настоящему. Так обычные страшилки.
Лиза подумала, если сейчас детей запугивают в пол силы, что же было раньше:
- И что же это может быть?
Неужели из-за Серафима? Что-то непохоже… Во время всего разговора Лиза украдкой поглядывала на Валентина, пытаясь понять, как этот юноша, с холодными глазами, мог придумать такого благородного и верного друга, как Серафим. И главное, как он смог забыть о нем?… Словно прочитав ее мысли, Валя заговорил:
- Чтобы я мог в полную силу, использовать свои возможности, ничто не должно удерживать меня в прежней жизни, даже память близких. Нам удалось уничтожить все мои изображения, и мое лицо окончательно стерлось из воспоминаний других людей. За десять лет меня забыли, давно объявили пропавшим без вести. Но какая-то часть меня пребывает в беспокойстве. Что это может быть? – Валентин вопросительно посмотрел на Лизу, и снова, что-то удержало девочку от рассказа о Серафиме.
- Я не знаю. Видимо кто-то по-прежнему помнит о вас. Ищет.
- Ляля пытался разыскать этого «кого-то», но… - Валентин поцокал языком. – Он хорошо от нас спрятан.
- А вы что, не помните?
- Дело в том, что, став королем Фантазория, я отрекся от прежних привязанностей. Даже привязанности … к телу…
- Что?
- Тело Валентина давно умерло, - пояснил Ляля.- А с ним другая часть его души. Она-то возможно и помнила.
- Значит вы призрак?
- Да. Он самый, и не могу, даже если бы захотел, вернуться к прежней жизни, - Лиза, хотя и предполагала подобное, почувствовала себя на грани обморока, душа мертвого мальчика обрядилась в тело красивого парня, и он так просто об этом сообщал.
- Но вы же взрослый!
- Собственная фантазия. Таким я мог бы стать через десять лет.
- Значит, Серафим зря ищет вас… - вырвалось у Лизы.
- Серафим? - навострили уши Ляля и Валентин. – Кто это?
Девочка замолчала: по словам Ляли, тело Валентина давно умерло, а с ним другая часть души, она возможно помнила…
Конечно, помнила, и помнит до сих пор, иначе, почему Серафим существует. Только где она, та часть души, которая помнит? И что значит – ДРУГАЯ? Если подумать, фантазии бывают хорошие и плохие, они есть у каждого человека, как и разные стороны его души, два лица, черное и белое, доброе и злобно ухмыляющееся. И если этот пугающий детей парень одна часть души Вали, не слишком положительная надо сказать; значит другая (возможно – лучшая) бродит сейчас где-то в поисках второй половины…
Валентин, кажется, понял ее смятение. Кем бы сейчас он не был, родился он человеком и гораздо лучше разбирался в чувствах, чем Ляля, который был вообще неизвестно кем.
- Я тебе не нравлюсь? – в лоб спросил парень. – Я тебя пугаю? Мы ничего от тебя не скрыли. И теперь твоя очередь, кто это – Серафим? Почему он ищет меня?
- Э-э, Валентин, - позвал Ляля. – До того момента как вы разделились, у мальчишки была какая-то мечта…
- Что-то было, - неуверенно пробормотал Валентин. - Какой то преподобный дружок. Конь что ли…Ты хочешь сказать, он ДО СИХ ПОР существует?!
- По-видимому, - пожал плечами Ляля. – Странно только, он ведь должен был давно исчезнуть.
- Мечта умирает одновременно со смертью того, кто ее придумал, - медленно произнес Валентин. – Я его не придумывал, значит, ТОТ до сих пор где то есть!
- Как все просто, - обрадовано всплеснул руками Ляля. – Найти коня и убить его!
- Я вам не дам! Он и моя мечта тоже! – выкрикнула Лиза. Ляля нахмурился:
- Принцесса, вы можете вообразить другого друга. А этот и не ваш вовсе в полном смысле. Он принадлежал слабому мальчишке, который к тому же трус...
- Он мой друг. И не смейте его трогать! – Лиза схватила корону со своей головы и со всей силы шарахнула ее о площадку. Не ожидавший подобное от застенчивой девочки, Ляля подпрыгнул, а у Валентина на лице, наконец, появился интерес.
- Ты подобрала его, как брошенного щенка, добрая душа. У тебя ведь тоже нет настоящего друга? Как и у меня, - молодой человек приблизился к Лизе, плавно встал на одно колено, поднял корону и, держа ее на ладони, протянул девочке. – Мы и правда, с тобой похожи.
Лиза смотрела на ладонь затянутую в белую перчатку, на корону, сверкающую ровно посередине, потом подняла взгляд на молодого человека: где-то за этим нарочито красивым лицом, прячется часть разорванной души мертвого мальчика, прячется и смотрит на нее жуткими глазами ночного хищника.
- Неужели вам не одиноко, - тихонько спросила Лиза, и заметила, как выражение лица Валентина чуть изменилось, а губы дрогнули, будто в ответе…
- ПРОКЛЯТЬЕ!!! – Ляля заметался по площадке.
- Что? – Валентин вскочил, отбросив корону, та улетела вниз, тонко звякнув, видимо ударившись об одно из колец, и замер… Что-то творилось с его лицом: оно дрожало и рябило, покрываясь сетью черных помех.
- Не надо было забывать о черноволосой девчонке, - прохрипел Валя, вскидывая руки. Лиза увидела как его белые ладони, закрыли меняющееся лицо, одновременно трескаясь. Между пальцев сияли белизной, с едва заметными точками зрачков, глаза. Внезапно перед Лизой завис Ляля, молоча ножками в воздухе и натянуто улыбаясь. Он закрывал собой Валентина, одновременно цепляясь за девочку маленькими ручками, и ненавязчиво, перемещая ее ближе к юноше.
- Нам потребуется твоя помощь маленькая принцесса. Совсем немного. Сейчас мы столкнемся с совсем необычным ребенком. На него не действует сила Фантазория и сила его короля. И я, кажется, догадываюсь почему…
Валина рука, покрытая страшными, рассыпающиеся прахом трещинами скользнула у Ляли подмышкой и цапнула Лизину ладонь. Ляля по-прежнему прикрывая собой лицо короля, ободряюще улыбнулся.
Получив Лизину ладонь в плен своих пальцев, рука Валентина начала изменяться: трещины быстро затягивались, возвращая первоначальную почти снежную белизну. Можно было бы решить, что он, каким то образом что-то вытягивает из девочки, но Лиза чувствовала – это не так. У нее ничего не отнимали, не высасывали, скорее это походило на заботливое прикосновение мамы, так же иногда хочется погладить котенка, или потискать щенка, ни тебе, ни ему от этого хуже не будет, а удовольствие получите оба. Лиза подумала, что этим и отличаются короли Фантазория. Окажись на ее месте другая девочка, скажем, Саша или...
Саша!… Лиза по-прежнему чувствовала под каблуками пол башни и приятную руку Валентина (Ляля уже оставил их, и девочка и юноша оказались лицом к лицу), но ничего этого не видела…
Она сначала не поняла, на что смотрит. Это было, как проснуться в незнакомом месте, отчего самые обычные вещи кажутся особыми (зловещими…) и совсем не такими, какими должны быть… Черный квадрат, а в центре шевеление, что-то звякнуло. Непонятно. Быстрый прыжок назад, видимо и во времени тоже, потому что черный квадрат отдалился, а мимо задом наперед пролетел серый в ночи мотылек. Стало понятнее: «лягушатник», ступени, злосчастный лаз…
Возле лестницы кто-то стоит. Теперь прыжок вперед, почти на спину таинственного гостя. Лиза даже зажмурилась, ожидая, что уткнется носом в спину под толстым коричневым свитером, кто это? Фигура в лунном свете явно детская, в руке маленькая лопата, в том, как фигура постукивает лопатой по высокому сапожку поверх голенища, которого подвернуты джинсы, просматривается нечто такое знакомое, что Лиза сначала не верит, тому, что видит…
Ребенок полностью укомплектован для лазаний в подвалах и подполах, на руке, на петле мощный фонарь, косы уложены на затылке, чтоб не мешали. Косы – черные. Саша.
Еще ближе. И во времени. И в пространстве. Саша уже под лестницей на одном колене, светит в проем лаза, во всей ее готовой к действиям фигуре, удивительная грация…
- «Пелкс» значит, - неизвестно кому говорит она. – Разберемся.
Саша стояла перед «лягушатником», и смотрела на ступени, за которыми прятался лаз под веранду. В пелкс. Или лопдоп? Вот и узнаем. Девочка присела на корточки, включила фонарь и сунула его под веранду, сразу высветив пыльные канаты паутины у самого лаза. Ть-фу… Сбоку хрустнула ветка, что за новость?
- Ты че тут делаешь? – под лестницу, громко шурша по траве, вполз Китаец. Саша без капли удивления, передвинула свет от фонарика в лицо мальчишки, и без того узкие глаза Китайца стиснулись в пару щелок, не толще полосок проведенных на бумаге острозаточенным карандашом. В ярком свете мальчик здорово смахивал, на какое то потустороннее существо, белые ослепительные блики, кругло, сияли на его скулах, кончике и крыльях маленького носа.
Саша, невозмутимо, посветила за его спину, изучая двор, Китаец таскался с компанией Полуянова, а тот не жаловал девчонок, особенно таких отмытых и холеных, как Саша …
- Встречный вопрос, - парировала девочка, и опустила луч фонаря на нижнюю часть лица Китайца. На мальчишке болталась неизменная широкая подростковая не по размеру куртка, в руке какая-то палка, настрой как всегда агрессивно-оборонительный.
- Не твое дело.
- Не мое. А ну брысь: на горшок и спать!
- Дура, - буркнул Китаец, не слишком вежливо оттирая ее плечом от лаза. – У меня там дело.
- Я тебе сейчас фас подправлю, - Саша сурово воткнула в землю между собой и мальчиком лопатку. – Брысь, сказала.
- Сама – брысь, - видимо, прикинув соотношение сил и решив не конфликтовать, сказал Китаец. – У меня испытание.
- Какое еще испытание?
Китаец посопел:
- Полуян велел пройти. Чтоб меня принять в компанию. Они вечером мячик туда забросили, и сказали, утром его принести, как доказательство что я лазал ночью под веранду.
- Вот идиоты, - удивилась Саша, Китаец вздохнул. – Неужели тебе так важно водиться этими придурками?
В ответ мужественное молчание.
- Ладно, слышишь, я все равно туда полезу, ну и переброшу тебе мячик.
- Я должен сам, - неуверенно пробормотал мальчишка.
- Да брось ты. Никто не узнает, - Саша сделала движение, что бы влезть в дыру…
(…- Попались, - хмыкнул Валентин. Лиза смотрела происходящее, молча…)
…но Китаец придержал ее:
- Погоди, на вот, - и протянул палку. При пристальном рассмотрении оказалось, что это тяпка, которой иногда окучивали чахлую клумбу на заднем дворике санатория. Саша фыркнула:
- Посмотри, видишь. Разве там есть что-то подозрительное? – Китаец заглянул под веранду, мощный фонарь освещал все пространство Подверандья. Не видавшая солнечного света трава, щелястые доски и три или четыре столба, у самого дальнего виднелся красный с желтой полосой мяч.
- Ну? – насмешливо протянула Саша. Мальчик выпрямился:
- Пусто.
- А ты то, что вообразил? Туда же целая экспедиция лазала. С Машкой нашей.
- Я видел, - неуверенно произнес Китаец. – Только ты сама, что хочешь там найти?
Саша в явном раздражении оттолкнула тяпку в сторону, черенок словно перечеркивал вход. Саперная лопатка стукнула по ступеньке и Китаец, судорожно засопев, взял девочку за плече:
- Я первый.
(…- Ты знаешь чего она боится? – спросил Валентин Лизу.
- Мне кажется ничего.
- Хм. По вине моего не расторопного помощника, я тоже не успел вызнать. А хотелось бы. Очень.
- Что вы хотите сделать?
- То, в чем, собственно и состоит моя королевская обязанность…)
Саша наблюдала как крепкая фигурка Китайца, да господи-боже, никакой он не китаец, казах – полукровка, с обычным русским именем Антон, проскальзывает в лаз. Девочка держала фонарь над его головой, отчего по закругленным стенам подпола запрыгали ушастые тени. Саша полезла следом.
Антон тащил за собой тяпку, и ее ручка иногда шлепал Сашу по бедру. Она уже задумала передать мальчику фонарь, а то он в этих тенях мог запросто въехать головой в столб, как Антон остановился…
Саша уткнулась лбом в зад мальчишки:
- Ть-фу! На фонарь, - девочка протянула руку, но тут Антон неловко замахнулся тяпкой на что-то впереди себя и заехал по фонарику ее железным щитком. Саша едва успела подумать о чудом уцелевшей своей голове, как до ее ушей долетел хруст. Свет погас…
(…- Да-а, - прошелестел Валентин. - Страхи всегда приходят в темноте.
Король Фантазория плавно поднял руки вверх, словно ловя ладонями дождь, и тут же еле слышный шелест крутящихся колес под ногами сменился гулким, с каждым мгновением усиливающимся, уханьем. Лиза увидела кольца, те самые, что мирно обнимали башню, теперь они мелькали над краем площадки, поднимаясь все выше, не прекращая вращаться…)
- Блин, - Саша потрясла фонарик, прислушалась к печальному звону осколков внутри, отбросила его в сторону и слепо поводила перед собой рукой. – Антон.
Пальцы ловили пустоту, хотя мозг сигналил, что мгновением раньше здесь торчал зад Китайца в стареньких джинсах (да она в него только что лбом упиралась!), а ее пальцы иногда касались подошв его кед:
- Ты где? – девочка уловила… эхо? – Бросай свои шуточки и ползи назад. Ты мне фонарь сломал, в курсе?
Саша повернулась к лазу и нахмурилась. В кромешной тьме подпола, квадрат входа вырисовывался отчетливо… только не отодвинулся ли этот лаз? Если прикинуть теперешнее расстояние от нее до выхода получалось, что Саша с Антоном проползли две длины веранды! Саша вновь повела перед собой рукой, почти уверенная, что наткнется на доски противоположной стены и быть может, занозит пальцы. Пустота.
Девочка помедлила, размышляя: ползти или не ползти дальше? С одной стороны своей цели она не достигла, с другой, как в этой темноте можно хоть что-то найти. И куда делся Антон?
…Что бы там не случилось, надо было его найти. Учитывая какой панический страх дети испытывали перед темнотой, можно было предположить, что он сидит сейчас где-то у столба, сжимает в обороне обеими руками свою дурацкую тяпку, и не может даже пискнуть. Девочка решила не заострять внимание на расширившимся и удлинившимся пространстве подверандья, или лопдопа. Пелкса…
Саша тряхнула головой (пелкс-с-с) и подняла лопатку, но тут же опустила, в голову пришла мысль, что если все сейчас происходящее – розыгрыш с участием Китайца, Полуяна и еще пары придурков, то они запросто могут сильно покалечиться о заточенную кромку саперной лопатки, которую она унесла из сарая деда вместе с фонарем, если бросятся на нее в полной темноте…
…(пе-елкс-с-с) (с-с-клеп…) Это слово на разные лады шипело, толи в голове, толи в пространстве подпола (пе-елкс-с-с…)…
(- Она не боится? – изумился Валентин.
- Она ничего не боится, - ровно произнесла Лиза. К ним присоединился Ляля:
- Не бывает такого, что бы человек ничего не боялся. И она боится. Принцесса, мне кажется, сейчас стоит опробовать свои силы и вам. Король утомлен последними событиями. – Ляля поманил Лизу. – Отойдем на пару шагов.
- Что вы от меня хотите? – Лиза смотрела в глаза Ляли, тот, жеманничая, кривил пухлые губки:
- Вы вели поиски Короля. И слышали наверное про…- тут Ляля проартикулировал одними губами. - …черноволосую девочку?
- Это про сестру Вали?
- Умница. Я всегда верил в ваши способности. Пока король будет заниматься маленьким Антошей, знаете чего он боится?...
- Двуногих волков, - чуть-чуть послушав ощущения, ответила Лиза, Ляля потрясенно вздернул бровки, и не сразу продолжил:
- Э-э, да, вы займетесь нашей милой Сашей. Вы же давно догадывались, КТО она. А Вале нельзя, понимаете, слишком противоречивые чувства заложены в основу его отношения к ней. Ему вообще нельзя с ней сталкиваться, никаким образом. Это может нанести рану его и без того порванному сердцу…
Лиза обратила внимание на это странное: порванному… (почему-то)…
- Просто опробуйте свои силы. Это очень интересно…
- Как?
- Воображение Ваше Высочество. Во-о-бра-же-ни-е… И, чуть-чуть знание человека. Даже такого скрытного как крошка Саша. Вас ведь тоже что-то скрывало. До поры…)
- Але, гараж… - Саша опять подняла лопатку, мягкое, почти кошачье «пе-е-е…», переливалось в таящее угрозу «…с-с-с…», и голос был не мальчишечий, Саша не смогла бы объяснить это, просто у нее был нюх на подобные вещи: шипела и напевала девчонка…
- Анто-он, - Саша закричала как в лесу, сложив ладони рупором вытягивая слово. За спиной прошуршало. Быстро-быстро, словно крыса. Девочка обернулась, на мгновение пятнышко лаза исчезло, перекрытое чем-то стремительным. - Антон?
Внезапно она услышала крик. Мальчишечий отчаянный крик. Совсем не оттуда, где мелькала тень…
Лопатка дернулась, словно кто-то хотел вытащить ее из пальцев девочки. Ну, уж нет! Саша рванула инструмент на себя и упала на спину, конечно же, ничего его не держало. Трава мягко пружинила, лежать на ней было все равно, что лежать на матрасе. Прижав к груди лопатку, Саша, резко фыркнула, сдув со лба упавшую завитушку волос. Упругий локон отскочил, но осталось ощущение, будто по лицу елозит паутина.
Что-то тончайшее, нежное, невесомое (девочка подумала: невыносимо-прекрасное), лоскутками пронеслось по лбу, щекам и носу. Саша не испугалась: конечно же, паутина, провела рукой по лицу (вроде бы что-то коснулось тыльной стороны ладони), и, не поднимаясь, вывернула шею, так что бы посмотреть на лаз. Так как она лежала как раз к нему головой, квадрат с зарослями порядком помятой травы, (она теперь свешивалась, словно бахрома), выглядели перевернуто. Интересно - незнакомо все выглядит, если перевернуть с ног на голову. И еще… На фоне лаза кто-то стоял.
Саша моргнула: действительно кто–то стоял, хотя это было физически невозможно, учитывая низкий пол-потолок веранды. Стоял вроде как далеко, но лохмотья, из которых складывалась нижняя часть его одежды, каким то образом развевались от несуществующего ветра и ласкали лицо лежащей девочки.
Саша быстро перекатилась на живот, и с кошачьей грацией, поднялась в удобную для нее позу: одно колено в пол, второе к подбородку. Лопатку девочка воткнула перед собой как пограничный столбик:
- Ты кто?
Смутная фигура в развевающихся, истончившихся, очень длинных, словно веревки, лохмотьях (они, почему-то до мурашек, напомнили Саше старые коричневые, издырявленные листья, которые она находила в парке), чуть дрогнула. И тут вспыхнул разбитый фонарик.
У входа стоял мальчик. По всем признакам мертвый мальчик. Фонарь освещал только часть его тела, да и то каким-то страшным синим светом, отчего многих подробностей Саша просто не видела. Например, лицо. Оно пряталось в тени, куталось в нее как в кисею, из которой выглядывали два белых пятнышка. Глаза…
Нижняя часть тела, одетая в останки штанов, тоже пряталась в тени, но девочка видела, цепкие, должно быть липкие, кружевные лоскуты, в жутком танце извивающиеся вокруг бедер, или что там торчало под заросшей мхом резинкой. Кости таза?
- Ты кто? – истерично вскрикнула Саша, до конца цепляясь за версию: это розыгрыш!
…Но она видела сквозь дырявую грудную клетку: ребра и столбик позвоночника по которому туда-сюда сновали муравьи, выход, травку, полоски ступенек… Еще она видела в путанице кривых костей, похожих на пасть, среди чихающих пылью и шкурками сухих насекомых бурых комков, каких то органов, канатиков и узелков… сердце.
Невероятно, но оно шевелилось и выглядело как когда-то, лет в пять, сшитая Сашей подушечка для иголок. Бесформенное кое-как перетянутое нитками, с ватой, гнилой пеной вывалившейся из швов…
- Это не можешь быть ты… - прохрипела девочка. – Не можешь!
Иссохший труп протянул к ней руку. Несколько фаланг на пальцах не хватало, между тоненькими, детскими косточками вились черные веревочки вен. Мертвец шагнул из тени. Вместе с ним выплыло его лицо.
В отличие от остального тела оно еще хранило плоть. Почему-то разорванные щеки удерживали грубые стежки черных ниток. На клоке черных волос падающих на лоб висела яркая и праздничная алая ленточка. В точности как на костюме совсем маленькой принцессы…
Истлевший брат Саши Скурлатовой - Валентин улыбнулся, оскалив желтоватые клыки. Девочка потеряла сознание.
(Лиза сжала виски руками и медленно опустилась на пол. Ляля заботливо замахал перед ней гигантским веером. Веер был в черно-белую клетку.
- Понятно, что боится наша непрошибаемая Александра?
- Своего брата, - прошептала Лиза, и посмотрела на Валентина, он стоял, опираясь, на неведомо откуда взявшуюся трость, тонко улыбаясь и покачиваясь. Свободной рукой он изящно дирижировал кольцами Фантазория, те мощно рассекали воздух в нескольких метрах над их головами…
Девочка попыталась представить Валю с разорванными (или объеденными?) щеками, одним глазом, ссохшимся с прорытыми в нем норками каких то насекомых. И клыками. Не получилось. Ляля словно прочитал ее мысли:
- То, что Александра увидела, сидело в ее страхах, в ее голове. В подсознании, - карлик поднял палец вверх. – Она виновата в том, что Валентин ушел. И эта вина перевоплотилась в вот такой образ скорбного призрака.
- Это не опасно для ее жизни? – Лиза попыталась сосредоточиться, что бы увидеть, что будет дальше.
- Нет. Это же просто страшная фантазия. А фантазии, в общем то, бесплотны, - ровным голосом выдавил Ляля. Лиза вспомнила Серафима:
- Бесплотны, но только не для своих хозяев.
Ляля криво улыбнулся и заспешил к Валентину, тот увлеченно танцевал почти на самом краю площадки, и тело его двигалось красиво и… безумно)
…Он увидел их, как только девчонка Сашка, одна из немногих, кто ему более-менее нравился (второй была Лиза), втянула в лаз ноги. Антон даже перестал бояться, и не только потому что видел всю круглую «арену» (он сам придумал это название, как в цирке) территории; не только потому что мячик (вечером Полуян, скаля желтые щербатые зубы, презрительно повертел у него перед носом этим мячом, его пальцы сжимали резиновые бока, а потом под смешки Мамончика забросил его под веранду: Апорт… - хмыкнул, и Мамончик заржал уже в голос), лежал у стены, такой обычный, как днем; просто он внезапно ощутил себя мужчиной, вышедшим навстречу опасности первым, прикрывающим собой женщину.
Саша ему нравилась просто потому, что была самой красивой и яркой девчонкой в санатории (он вчера долго не мог заснуть, вспоминая танцы фей), и пообщавшись с ней в такой странной обстановке, он обнаружил, что это не так уж и страшно, конечно она не такая простая и дружелюбная, как Лиза, но и не высокомерная мартышка, как все прочие девчонки. Все было просто отлично пока…
Фонарь в руке Саши все время дергался, все таки девчонке приходилось одновременно ползти, а тут, они почти добрались до мяча, он мог бы коснуться его пальцами, если бы вытянул руку, в это время фонарик особенно резко метнулся из стороны в сторону, и одна из теней, корчащихся за опорой, внезапно обрела вид руки. Человеческой руки, только вместо когтей из нее торчали загнанные вплоть пальцев корявые как ветки железяки, с одного края, остро заточенные и покрытые с первого взгляда, ржавчиной. В краткий миг скачка луча от одной опоры к другой, рука полоснула по мячу когтями… Послышался низкий рокот… А потом Антон сообразил, что замахивается на ЭТО (НА НИХ!!!) тяпкой, еще толком не успев испугаться и еще пребывая в образе рыцаря… Позади послышался вскрик и все погрузилось во тьму…
Антон, тяжело дыша, пятился к выходу. Теперь он понял, что за тварь жила под верандой. Твари. ОНИ – длинные, горбатые существа, которые двигаются на согнутых ногах, очень низко, почти параллельно земле вытянув носы и прижав уши к плоским головам. Если бы мальчик, когда-нибудь описал ИХ, тех, кого он боялся, то сторонний слушатель решил бы что это волки, на двух ногах. Короче – оборотни… Но Антон знал их тайну, знал их истинные лица…
То были люди. Сумасшедшие люди, бабушка говорила: скорбные на голову. Эти люди вырывали себе ногти и вживляли в пальцы железки, эти люди срезали себе кожу со лба и щек, и пришивали себе собачьи, снятые с морд. Они нападали на людей (на мальчиков) и рвали их этими когтями, хохоча человеческим голосами.
Эти твари появились в голове Антона очень давно, после того как мамин брат однажды пьяный пришел на октябрьские праздники, с нацепленной на лицо, дурацкой новогодней маской волка. Антону было мало лет, и он с настоящим ужасом убегал от вошедшего в раж поддатого дяди, визжа и плача. А дядя дико хохотал, выплескивая перегар через круглую дырочку в маске.
Со временем тот расплывчатый ужас, пережитый в младенчестве, оброс подробностями, но не уменьшился. Худощавое тело пьяного мужика в нелепой детской маске обратилось страшными, «скорбными на голову» существами – людьми, которые хотели быть волками.
Сейчас эти люди, прикрываясь темнотой, крались к Антону, а он пятился, по широкой дуге, отмахиваясь тяпкой, и поскуливал. Каждая волосинка на его теле торчала штырьком, который буквально визжал ужасом.
Антон напрочь забыл о Саше, старшей девочке с черными, как и его волосы, косами и синющими глазами, как и о другой, светлоглазой, русоволосой, с огромной крылатой тенью за спиной.
Люди-волки рычали, словно покашливали, они еще не хохотали, но уже выдыхали перегар. В воображении Антона эта вонь была составляющей тех ужасных существ, как и вживленные в пальцы железки.
- Я ведь не сплю. Не сплю-у-у! – попискивал Антон. То, что происходило, походило на сон, но не совсем. Во-первых, он отчетливо не видел чудовищ, а в своих кошмарах мог разглядеть каждый волосок на окровавленной морде, каждый стежок крепящий собачью кожу к человеческой, каждую струйку крови и пота на голой, грязной груди… А сейчас лишь рокот, похихикивания, ощущение присутствия и конечно запах. Во вторых, что самое потрясающее: он оборонялся! Тяпкой, скуля как замученный котенок, но оборонялся, тогда как в кошмарах только убегал, прятался, прося пощады, даже писался… Все это происходило в каких то лабиринтах с искореженной перспективой: перемолотое страхом воплощение двухкомнатной квартиры, в которой жил Антон с мамой.
Мальчик пятился, размахивая тяпкой, и чувствуя, как она действительно чего-то касается, кого-то толкает. Он ни как не мог сообразить, что помогает ему не впасть в окончательную панику, рухнуть в траву, прикрыться руками, заскулить, зовя маму, и мочась, как когда-то, на октябрьские праздники. Он оглядывался на лаз, видел что он очень далеко, видел как туда-сюда мимо него прошмыгивают длинные извилистые тела, низко стелясь над травой. Понимал что в ловушке. Что ему не дадут выйти!
Антон уже балансировал на грани, а когда черенок тяпки попытался вырваться из пальцев, понял, что мочевой пузырь вот-вот лопнет…
И тут сверху ГРОХНУЛО!
(…Валентин страшно закричал, и упал в объятия подоспевшего Ляли…)
Лиза подошла к Валентину возле которого хлопотал Ляля. Именно девочка первая почувствовала перемену. Король еще шевелил пальчиком, дирижируя своими чудовищами (людями-волками Антона), но что-то пошло не так. Внезапно Валентин дернулся, толи зарычал, толи закричал, и, прижав ладонь ко лбу, упал на руки взлетевшего Ляли.
По белому лбу вниз по переносице поползла трещина, кончик носа отлетел и пыльно взорвался крошечным облачком. Девочка поспешно отвернулась.
- Что, опять? Опять проклятая черноволосая девчонка мучает ВАС?!!! – гневно воскликнул Ляля. Лиза подумала, если б она на него посмотрела, карлик делал бы ей знаки: молчи…
- Это не она, - простонал Валентин, что-то осыпалось с его лица, не с таким звуком как отслаивается штукатурка, а… почти. – Кто-то так близко…
- Э-э… Лиза… принцесса, возьмите на себя Антошиных чудищ… - торопливо, суетясь забормотал Ляля. - Это очень интересно. Попробуйте.
Антон припал к земле, возвел глаза туда, где должен бы быть пол-потолок и прислушался. Кажется, твари вокруг тоже прислушиваются…
Грохот повторился: БАХ-БАХ!… Словно кто-то долбил по деревянному полу веранды бревном. В глаза Антона сыпанула пыль, но он обрадовался этому звуку. Это был живой звук! Привет из внешнего… НОРМАЛЬНОГО мира!
- Помогите, - крикнул мальчик, и почувствовал, как тяпку снова попытались вырвать, рокот возобновился. Сверху опять забабахало и Антон, даже не услышал, а скорее учуял, уловил своим, глубинным, чьи то беззвучные крики:
«А НУ ЛАПЫ ПРОЧЬ ОТ ДЕТЕЙ, ПОГАНЫЕ ТВАРИ!!!!» - голос был наполнен благородным гневом, мальчик это точно уловил. Чистый праведный гнев, оскорбленного творящимся рыцаря… И твари тоже это услышали, захихикали, словно издеваясь и поползли шустрее…
Наверху забушевал ураган. Шторм, словно там маршировал полк солдат. Антон зачихался, внезапно до него дошло:
- Пылевик! Это ТЫ! – отчаянная радость в его голосе, чуть придержала тварей, а широкий взмах тяпкой заставил с затихающим рокотом отодвинуться. – Пылевичок, помоги мне!..
Твари замолчали…
- Ха-ХА! – Антон в темноте налетел на Сашу, до мальчика не сразу дошло, что та без сознания. – Сашка! Нам Пылевик помогает! – внезапно он понял, что девочка лежит тяжелым кульком, и попытался приподнять ее, но разница в весе дала о себе знать и Саша плюхнулась обратно.
Антон переполз к выходу, уцепился за вытянутую руку девочки и потянул, тело чуть-чуть сдвинулось, потом еще… Мальчик упал, тяжело дыша:
- Какая же ты тяжелая, - прошептал он. Видеть лицо Саши он не мог, но нашел его на ощупь и похлопал по щекам. Где-то он такое видел. Девочка не подавала признаков жизни.
Антон понимал, что люди-волки пока притихли, оглушенные грохотом и топотом Пылевика, но в любой момент могут броситься на него и Сашу, да еще где-то рядом моталось личное Сашино чучело, не зря же девочка потеряла сознание. Пару раз по лицу Антона, что-то скользнуло, но он решил, что это паутина и возобновил попытки вытащить девочку.
Твари снова зашевелились, вход больше не преграждали, но урчали, клокотали и воняли где то в глубине. И они приближались, уже быстрее. Вроде бы хрустнул черенок тяпки, Антон заскулил, но тут почувствовал, как что-то хватает его за курточку (будь благословенен ее грубый, крепкий материал) и рывком выволакивает на улицу. Его и Сашу за руку, которой, мальчик по-прежнему крепко цеплялся.
Плече немеет от удара о доски, Антон вскрикивает, когда голова задевает лестницу, наконец, выпускает Сашу и откатывается в сторону. И тут же подняв голову, видит: тело девочки короткими и сильными рывками само по себе выползает из под лестницы, пока все, даже подошвы сапожек не оказываются вне ее пределов.
Под лестницей (как мне вообще хватило ума туда лезть, - мысленно простонал Антон…), в черном квадрате лаза ни движения, лишь слышно как негромко хрустит черенок тяпки. Антон представил окровавленные человеческие зубы с воткнутыми в десна осколками лезвия «Нева», которые смыкаются на палке и бессильно уронил голову на траву.
…- Пылевик! – Ляля кулачком шлепнул себе по ладони. Лиза подняла на него глаза, держа в своей руке тонкие болезненные пальцы Валентина. Король полулежал, полу-висел в воздухе, и смотрел на кольца Фантазория. Каблуки ботфорт не касались пола, фалды сюртука, и волосы мягко струились, одна рука беспомощно лежала на груди, зарывшись в ткань сорочки, вторая свешивалась, за нее то и взялась Лиза, помогая королю. Валентин выглядел безучастным.
- Пылевик, - повторил Ляля. – Раньше он только беспокойство в нем вызывал, что-то вроде плохого настроения, а сейчас дело дошло до физических страданий!
- Девочки говорят, что Пылевик безвредный, - тихо сказала Лиза, Валентин медленно повернул голову и перевел полный страдания взгляд на девочку. Та смутилась и опустила глаза. Она жалела его, очень жалела. Все что он делал до этого, было наигранным, одна сплошная поза, но так разыграть боль не возможно
«Разорванное сердце…» – вспомнила Лиза.
- Постой! – Ляля завис перед девочкой. - Пылевик, и этот твой Серафим… Ну конечно же! Все сходится. Вот почему он стал сильным, а Валя слабеет… Ай-яй, как нехорошо. Сколько совпадений.
- Пылевик мой враг. Мой невидимый враг, - явно не вслушиваясь в слова Ляли, монотонным голосом бормотал Валентин. Карлик с сожалением погладил короля по черным кудрям:
- Теперь ты понимаешь, Лиза, ты нам необходима.
- Я ничего не понимаю, - сухо ответила девочка.
Антон какое-то время просидел в усталом отупении, настолько отключившись, что не заметил происходящего вокруг. Голова была легкой и пустой. Казалось, все его личные чудовища остались под верандой.
Саша пришла в себя, она сидела рядом с ним, вертя в руках какие то деревяшки. Присмотревшись, Антон понял, что это остатки его тяпки. Повернутая к нему боком голова девочки слегка покачивалась, щека, и скула влажно блестели, Антон заметил завиток черных волос, прилипших к виску Саши, и решил, что она навсегда останется его дамой сердца.
- Спасибо что не бросил меня, - тихо сказала Саша.
- Да ладно, - смутился Антон и подлез к ней поближе. – Ты ее оттуда вытащила? – и посмотрел на лаз.
- Я должна во всем этом разобраться, - будто не для него сказала девочка и отложила остатки тяпки. Антон тут же подхватил их, стараясь разобраться, на что же теперь они походили.
- Ее грызли, - тусклым голосом произнесла Саша.
- Вижу, тут вот кровь, и обломанные лезвия, - согласился мальчик и с восхищением поглядел на девочку. - И ты не побоялась вернуться?
- Жаль, лопатку не достала. Темно там. А тяпка близко к входу валялась, я дотянулась…
- Ты их видела, людей-волков? Это они тяпку сгрызли.
- Нет, не видела.
- Но кого-то ты все же видела, да? Раз в обморок обвалилась.
Мальчик заметил, что Саша вздрогнула:
- Мой брат – мертв, - она почти прошептала эти слова, и только сейчас Антон понял, Саша в глубочайшем шоке, и сейчас очень похожа на подбитую бампером машины кошку, так же сидит, сжавшись в комок, дрожит и не знает, что ей теперь делать, с вращающимся вокруг нее миром, с несущимися куда-то тяжелыми автомобилями.
- Это ты там увидала? – Антон снова посмотрел на лаз. Саша повернула к нему бледное лицо, а на нем два черных колодца, глаза, в которых плещется что-то жутко напоминающее Ищика (слабоумие?). – Ты не бойся, мне кажется, все, что там нам показывали – ненастоящее. Как картинки в книжках…
И тут же его взгляд снова вылавливает покалеченную тяпку, свет уличного фонаря играет на осколках лезвий «Нива», почти такой же и в глазах Саши.
- Все так, - Саша протянула Антону руку, с раскрытой ладошкой вверх. – Видишь это?
Антон увидел только ладошку больше ничего, ну еще грязь на ней. Исключительно грязная ладошка.
- Не вижу, - честно признался он. Саша усмехнулась. Глядя на эту усмешечку Антон подумал, может он поторопился с дамой сердца, слишком эта усмешечка не приятная…
- Это порванное сердце моего брата. Он оставил его мне, ведь мертвецам не нужны сердца, даже тряпичные. Может я зашью его, я умею шить, я очень хорошо шью, все завидуют, и тогда он простит меня…
- Ты наверное чокнулась, - просто сказал Антон.
- Я не вижу кровь и лезвия, - Саша смело взяла в руки обломок черенка от тяпки и провела ладонью по его поверхности, прямо по ломанным зубам лезвия «Нива», Антон невольно зажмурился, а когда открыл глаза Сашина ладонь торчала перед его носом без порезов, но в крови, что смазалась с обломка. – Это твои личные страхи.
- Поэтому я не вижу сердца твоего брата?
- Да, - девочка снова баюкала в ладонях невидимое сердце, Антон был безмерно рад что не видит его.
- И что из этого?
Когда Саша не тискала то, что оставил ее мертвый брат, она выглядела почти нормально.
- Ты не знаешь. Мой брат пропал, когда то в этом санатории…
- Знаю, пацаны рассказывали, ты же внучка кладовщицы, а про ее внука все знают…
- Сейчас я его там видела. Мертвого. С зубами. Там пелкс. Склеп по-другому. Его склеп. Как в Лизиной сказке…
- А, Лиза, я с ней разговаривал… про куклу… - кажется, сумасшедший блеск в Сашиных глазах начал меркнуть и Антон слегка расслабился.
- В ее сказке много совпадений. И я хотела… проверить кое-что.
- А почему ты ее с собой не позвала. Она тоже ищет. И уже была под верандой, она мне сказала, что первая нашла того пупсика.
- Она не хочет дружить со мной. У нее есть секрет. Даже ты знаешь больше чем я. Это история с пупсиком… Его же видели вы оба?
- Ага. Еще она упоминала про Ищика. Он вроде бы ее у нее украл.
- Хотя эта игрушка часть чьего-то кошмара, ее видели все.
- Ага, - Антон вздрогнул. – Точно… кошмара…
- Значит кто-то постарался сделать так что бы она была видима для всех… Как красный стоп-сигнал. Под верандой что-то страшное.
- Как предупреждение… - прошептал Антон.
- Да, а я решила… покопать там, - внезапно смутившись, произнесла Саша. – Ну не дура ли… Если бы не ты…
- Это не я. Здесь был Пылевик. Он вытащил нас из под веранды.
- Пылевик? – Саша нахмурилась.
- Да! Он вначале начал топать и кричать, чтоб нас не трогали! Он заступился за нас! – Антон даже подскочил на месте, и даже в азарте пару раз вскинул кулак вверх. Саша спокойно смотрела на восторженного мальчика:
- В Лизиной сказке был конь, он помогал принцессе…
Антон замолчал, с тревогой всматриваясь в Сашино лицо, а ну как, она опять начнет бормотать про разорванное сердце брата, но нет девочка, задумчиво, гладила свои косы, которые уже не крепились аккуратно на ее затылке, а свешивались на грудь. Про лежащее в ладонях сердце она вроде как забыла.
- Крылатый конь, - ее пальцы стянули с кос резинки, волосы тут же рассыпалась блестящим, полуночным полотном… - Валентин мечтал о лошади. – И резко наклонившись, перекинула на лицо всю копну, потом выпрямилась и сквозь них оглядела двор. Антон, раскрыв рот, наблюдал за действиями девочки. – Только так можно увидеть след крылатого ко... Ой.
В темноте двора, на границе бесформенного пятна света от фонаря, высилось что-то, сначала похожее на стог сена. Саша судорожно выдохнула и зажмурилась.
- Что там? - почти вплотную к уху зашептал Антон.
- Т-там… - девочка быстро облизнула пересохшие губы. – Должен быть конь. Конь!
Ловя себя на желании втолковать непонятному существу, что оно именно конь, а не что-то жуткое, Саша открыла глаза, чтобы снова посмотреть на Пылевика. И первое что увидела – ВЗГЛЯД. Огромные темные глаза, в глубине скопление точек, словно смотришь на небо. Пылевик переместился ближе, и теперь вглядывался в ее лицо сквозь занавесь из волос.
- Ты меня видишь?
Странное ощущение, дикое. Девочка ожидала увидеть коня. Черного, наверное, похожего на одного из тонконогих, ухоженных красавцев из конно-спортивной школы. А увидела высокого человека одетого в черное. Он наклонился к ней, что бы их глаза оказались на одном уровне и теперь смотрел с легким любопытством. Неприбранные тяжелые волосы, висели вдоль скул, и спускались гораздо ниже талии. Очень бледная кожа. Темно-лиловые с легкой кошачьей раскосостью глаза.
А еще его лицо казалось знакомым.
- Вижу, - одними губами прошелестела Саша. – Вы Пылевик?
Человек улыбнулся. Знакомая улыбка, она каждый день ее видит в зеркале.
- Мое имя Серафим, - мягко ответил человек.
- Как ангел?
- Нет, простейшие ассоциации со стихотворением Пушкина у одной очень милой девочки… Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился, - Саша знала это стихотворение, а человек выпрямился, пошевелил плечами и перед ее взором распахнулись шесть огромных крыльев похожих на крылья нетопыря. Человек оглянулся, посмотрел на крылья, потом на Сашу, снова на крылья, на свои руки, брови удивленно поползли вверх.
- Э-э, Саш… - Антон влез между ними, и, заглянул под волосы. – Ты че бубнишь? Пылевик - это конь?
Девочка помотала головой, глядя поверх макушки Антона на Серафима, который трогал себя за лицо.
- Это… человек.
Серафим наконец прекратил ощупывать себя и снова взглянул на Сашу:
- Так вот, как ты представляешь себе друга.
- Мой брат пропал, и я… - девочка разжала руки, отпуская волосы, теперь это было не важно, Серафим по-прежнему был видим. Он стоял перед ней такой же растрепанный, простоволосый с жутковатыми крыльями за спиной. – И я хотела, что бы он был рядом. У всех есть братья-сестры, а я одна у мамы. Я виновата что он… - Саша разрыдалась, закрыв лицо ладонями.
Серафим молча смотрел на плачущую девочку: в его голове все сложилось. Черноволосая девчонка, Лиза с ее вопросами об имени Валиной сестры, ЭТО лето, со всеми его совпадениями… Сам Валя ТЕМ летом…
Маленький друг, который в один миг стал замкнутым и скрытным. Друг, который что-то задумал, что-то нехорошее…
Черноволосая девчонка плакала с рассыпавшимися по плечам волосами. Саша. Александра, как и он когда-то – Алекс. Десять лет назад эти волосы не покрывали даже ушки, крошечные и нежные как розовые раковины, но рыдала тогда девчонка еще громче, и затихала только на груди у мамы. Валентин хотел, чтоб она пропала. Засыпал с этой мыслью… просыпался с этой мыслью. Он хотел, чтобы она исчезла. Навсегда. Маленькое орущее препятствие между ним и мамой. Укравшее его имя. Его маму.
«Он хотел ее убить»…
Что? Серафим оглянулся, двор был пуст, кроме него и парочки детей (мальчик растерянно топтался возле девчонки) никого не было.
«Он хотел избавится от нее, и Фантазорий услышал его, Вале сделали предложение и он согласился»…
Серафим поднял руку и прижал ладонь к груди, под непривычной на ощупь тканью кожаного одеяния (Сашино воображение нарядило его в причудливую смесь плаща, сбруи и военной формы времен наполеоновских войн) билось сильное сердце. И вот там, где-то внутри, осторожно приоткрылась крошечная дверца, маленькая, неприметная калиточка, откуда и потянулся этот мальчишечий, слегка испуганный шепоток. Этот мальчик, оглядываясь по сторонам, и прячась, шептал и шептал, ломая и кромсая правдой все солнечные воспоминания Серафима о своем друге.
Лиза посмотрела наверх. Фантазорий затихал, замедлял вращение колец, и они уже начали опускаться.
- Он слабеет, - озабоченно произнес Ляля, тоже поглядев наверх. – Как досадно получается… Проклятая черноволосая девчонка…
- Сестра…
- Молчи! Она когда-то стала причиной их разрыва.
- Кого – их?
Валентин уже пришел в себя и теперь стоя на ногах и, заложив руки за спину, задумчиво смотрел на кольца Фантазория. Ляля наконец заговорил:
- Тебя посещали мысли, как бы хорошо наказать обидчиков? И чтоб побольнее, жестче. Ты не захотела, в какой-то момент, узнав, что твоя мама уезжает без тебя на море, чтобы они утонули – она и ее…
-… хахаль, - словно во сне произнесла Лиза, и испуганно прижала ладонь ко рту. Ляля понимающе кивнул:
- Всех посещают такие мысли. Своровать безделушку, ударить слабого, пнуть кошку. Вроде не серьезные, но если подумать – нехорошие. Кто-то отмахивается от них, кто-то нет. А кто-то не ограничивается пинком, кто-то может и убить кошку, и забить слабого насмерть. Валентин решил избавится от сестры…
Лиза, не веря, посмотрела на молодого человека, а у того в руке снова материализовалась трость, и он принялся ею размахивать, словно мальчишка, сшибающий головки у одуванчиков.
- Два человека: хороший, что мухи не обидит, мечтает, любит маму, и ДРУГОЙ, который ненавидит мерзкую, гадящую, вечно орущую девку… В один момент я узнал про яростное желание Валентина, чтобы сестра сгинула. Предложил свою помощь, придумал план, - Ляля, наблюдая, как молодой человек сделал резкий выпад, словно фехтуя с невидимым противником, досадливо поцокал языком. – Какой это был план! Загляденье, комар носа не подточит, но мальчишка пожалел сестру. Пересмотрел свои взгляды, испугался себя… И чтобы оградить сестру от своей… ненависти в будущем, решил стать королем Фантазория…
Валентин крутнулся на каблуках, и вонзил кончик трости в пол… Замер. Красивый, пустой. Иллюстрация к Лялиной истории.
- Умер. Сам. Собственно поэтому он здесь. Валентин, тот который хотел… планировал, и не оставил бы попытки избавиться от сестры. А слабак, что пожалел её, куда-то пропал…
Чтобы изгнать из головы страшное слово: умер, Лиза поспешно спросила:
- А где тот, кто пожалел?
- Раньше мы думали, он умер вместе с телом. Но как оказалось его детская придумка до сих пор жива, и морочит тебе голову. Еще и сестра эта. Вот откуда этот бардак. Слабак боится за ее жизнь. Отсюда и беспокойство короля. Про имя, про черноволосую девчонку… И это он еще не знает, что она действительно здесь – рядом. Его подросшая сестра.
- Саша… Александра, - Лиза, вспомнила синие глаза девочки, что вызывала у нее то восторг, то глубочайшую неприязнь.
- То что мать назвала ненавистную сестру, именем, которое Валя считал своим было последней каплей. Как он бесился. Столько ярости в хилом тельце мечтательного мальчика. Столько гнева…
- Имя? – оживился Валентин. – Я же вспомнил, того коня звали Алекс. И теперь зная его имя, я смогу его достать!
- НЕТ! Ты забрал у него имя, отказался от него, и теперь не имеешь на него права! – Лиза, совсем уж неожиданно для себя, размашисто пришагала к молодому человеку и толкнула его в грудь, обеими руками. – ПОНЯЛ!
Валентин удивленно отступил на пару шагов, и даже холодный, мерцающий свет в его глазах, слегка померк, показав, что они у него совсем не жуткие, а серые, как воробьиные перышки. Парень заморгал, и поморщился, Лизе показалось, что он сейчас заплачет, как капризный малыш. Но, конечно нет. Не пристало королю Фантазория пасовать перед девчонкой:
- Ты защищаешь чужую игрушку, наверно думая, что силой своего воображения поддерживаешь её. Бред. Она держится из-за того, что слабая часть моей души еще жива!
Тоненький голосок замолчал. А Серафим все прислушивался, ожидая, что ему объяснят, КАК, ПОЧЕМУ, его друг, который даже насекомых не обижал, в серьез хотел избавиться от родной сестры. Ребенка. Младенца. Жуть от того, что это и в самом деле могло произойти, окажись Валя чуть более хладнокровным, накрыла Серафима волной из жалости, благородного гнева и желания защитить кроху:
- Как я был слеп, - прошептал он, шагнул к плачущей Саше, и присев на корточки обнял девочку, прижав ее к звякающей пряжками ремней груди. Саша вмиг замолчала, и подняла на него заплаканные, ярко-синие, словно нарисованные глазищи:
- Я вас чувствую. Вы настоящий.
Рядом попятился Антон, в какой-то миг ему почудилась человеческая, или нет, лошадиная, но, несомненно, крылатая фигура, накрывшая Сашу, словно кусок ночи вдруг ожил… Пылевик.
- Не плачь. Ты ни в чем не виновата. Просто Валя запутался…
- Вы его знали? – Саша отстранилась, в глазах мелькнуло беспокойство, Серафим легко понял ее: может, он тот самый приятный незнакомец, которым пугала ее мама. Молодец девчонка, эта не поддастся сказкам о королях, и королевах…
И тут же, другая девочка, светлоглазая, наивная, побежала от него… Желтый сарафан колоколом, русый хвост на затылке, куда она побежала? К кому?…
Серафим смотрел в посерьезневшее лицо Саши, черные брови сдвинуты, хрупкие плечи под его ладонями напряжены:
- Знал, но плохо, как оказалось, - Серафим оглянулся на санаторий. На чердак. В груди продолжало ворочаться тревога. Часть Вали, все время была в нем, самая лучшая, самая невинная, благородная часть души маленького романтика. Он пожертвовал собой, чтобы обезопасить сестру…
Серафим выпустил из рук Сашу, и с новыми свежими силами принялся соображать. Словно очеловечивание его внешности сказалось на течении мыслей.
Если самая лучшая, невинная часть души мальчика осталась с ним, а куда же делась другая ее часть, которая есть в любом человеке, то темное, спрятанное до поры существо, живущее в каждом, каким бы праведником он не был…
Саша изумленно смотрела, как молодой человек вышагивал туда-сюда, усиленно массируя виски пальцами, и то и дело, поглядывая на крышу санатория… Наконец он замер и натурально заревел, как медведь или лев. ЛИЗА!!!
Санаторий молчал. Над коньком на крыше здания распахнулась черная звездная бездна, казалось туда, и унесся жуткий крик Серафима.
С секунду постояв неподвижно, молодой человек, одним прыжком оказался возле Саши:
- Беда! Мне нужна ваша помощь!
- Да что случилось то!!! – Антон схватил Сашу за руку, остановив ее перед самым входом в санаторий.
- Лиза в беде. Нам надо на чердак. Дверь открыта? – девчонка изучала фасад здания. – Как ты вышел?
- Через окно. А ты как хотела войти?
- Мама позвонила Зинпалне, чтоб та меня встретила, - Саша привычным движением скрутила всю охапку волос в жгут и закрепила его на затылке (Антон тихонько вздохнул, до того это было женственно и непринужденно; а еще она прекратила болтать с пустотой, ну или Пылевиком, что тоже радовало). – Только она меня не встретила. Спит, наверное. Показывай куда лезть.
Антон посмотрел на санаторий, странное дело, ему не хотелось возвращаться туда. Почему? Потому что здание казалось пустым, как брошенный дом: черные окна, стылые стены, голые полы и всюду шарахаются тени. Трехэтажный корпус нависал над ними, и Антону, отчего то казалось, что если он прислонится к стене, то ощущения будут похоже на, то, как если бы он прилег на шоссе. Чушь какая то.
- Соображай быстрей, мы можем опоздать. Он сказал, что перестал ее слышать давно.
- Кто он? Пылевик, - Антон как мог, оттягивал возвращение. Саша поджала губы, и наконец, выдавила:
- Брат.
Валентин и Лиза стояли напротив друг друга. Оба как с картинки. Яркие и нарядные, в живописно развевающихся одеждах.
- Брейк-брейк, детишки! – Ляля запорхал между ними, расставив в стороны ладошки. – Что вы цапаетесь, как маленькие. Лиза, никто не тронет твоего дружка, Валентин имел ввиду свою вторую половину. К ней-то у тебя нездорового интереса нет?
- Ты влюбилась что ли? – усмехнулся Валентин. Девочка вспыхнула, запрещенный приемчик, как это по-ребячьи. Как бы не выглядел Валентин – внутри он все тот же десятилетний пацан. – Влюбилась…
- Дурак.
- Да что же это такое! Как вы собираетесь вместе править Фантазорием, если уже с самого начала грызетесь!
- Я не собираюсь становиться королевой, - буркнула Лиза.
- Что? – Ляля метнул растерянный взгляд на Валентина, тот смотрел на Лизу, улыбаясь. - У тебя огромной силы воображение, ты станешь королевой Фантазория!
- Я сказала, нет. Пугать детей я не хочу!
-… и стать повелительницей страхов, императрицей слез…
- И сидеть заключенной в этом механизме как одна из этих БАТАРЕЕК! Ну, уж нет, - твердо сказал Лиза, и глянула на Валентина. – А он просто не упокоенная душа, вот и все, которая бродит вокруг своего не погребенного как положено тела!!
Валентин, продолжая таинственно улыбаться, шагнул к девочке и взял за руки, так если бы собрался закружиться с ней в танце. Лиза попыталась вырваться, но молодой человек держал крепко:
- Хватить упрямиться. От судьбы не уйдешь… - от рук Валентина шло живое, настоящее тепло, и пальцы Лизы тут же откликнулись на него, разжались, погружая линии жизни в ладони Валентина. Король Фантазория, мягко, увещевая, произнес:
- Наши души похожи. Мечты совпадают. Десять лет назад мне уже пришлось бороться с одной стороной своей сущности, и я отделился от нее. Теперь эта же проблема и у тебя. Побори ее, ту, слабую девчонку в себе. Я помогу… - юноша пошел вокруг Лизы, ведя ее за руки. Голова девочки закружилась… - Короли Фантазория бессмертны и бессменны…
«Всесильны…» – подумала Лиза и представила вопящую от ужаса Зинпалну, скулящих от страха Полуяна с Мамончиком; Сашу с ее вечным превосходством и взрослой улыбкой (но не сегодня под верандой, когда она вырубилась от страха, такая смешная, такая растерянная)… И маму… Когда-нибудь мощь Фантазория будет всеобъемлющей, и тогда ее сила дойдет и до мамы… и до ее ХАХАЛЯ…
Каблуки белых ботфорт, щелкали с кастаньетным перестуком, фалды сюртука распахивались как крылья, серые глаза, те же что и у нее, смотрели понимающе… подбадривающе…
- Это не больно. Твое тело навсегда уснет. Ты отделишься словно бабочка, сбрасывающая кокон. И придешь ко мне…
Наверно их пальцы срослись, Лиза опустила глаза и увидела, из ее руки растет вторая рука, бледная благородной болезненностью, тонкая и изящная как у фарфоровой куколки, эта воздушная ручка более уместно смотрелась в пальцах короля Фантазория, девочка перевела взгляд на другую руку. С ней происходило тоже самое.
Саша оказалась сильной девочкой, она легко подтянула свое тело в открытое окно мальчишечьей спальни и подала руку, подсадившему ее Антону. Спальня мальчиков почти не отличалась от девичьей. Те же высокие окна, бардовые шторы и два ряда кроватей.
Две кровати были пусты, зато на одной, прямо возле открытого окна лежали вповалку Полуян и Мамончик. Саша озадаченно оглянулась на Антона, тот пожал плечами: когда он отправился за очередным заданием, ребята не спали и подглядывали за ним в окно, это он знал точно, причем ждать результатов его ночного путешествия собиралась чуть ли не вся мальчишечья спальня. Почему вдруг всех одолел внезапный сон, хотя прошло не более получаса, это Антон понять не мог.
Мальчик и девочка прислушались к посвистыванию дюжины носов:
- Странно, - наконец выдал Антон, хотя хотел сказать «жутко», но постеснялся.
Саша выглянула в окно: Серафим ходил взад-вперед, запустив пальцы в волосы, с видом полного отчаяния, что-то бормоча. Время от времени он сгибал руки в локтях, и с силой дергал плечами, явно желая расшевелить с виду мощные, но абсолютно бесполезные крылья.
Он сказал, что не может попасть внутрь, ЧТО-ТО не пускает его. Саша не стала привлекать его внимание, и решила со всем разобраться сама.
Антон тем временем потряс за плечо Мамончика, тот сладко почмокал полными губами и смешно наморщил веснушчатый нос, Антон усадил его и потряс как следует. Тот же результат.
- Эй! – отчетливо сказала Саша, никто даже не пошевелился. Да и звук вышел какой-то обрубленный, словно в подушку чихнула.
- Странно, - повторил Антон.
- Я на чердак, - Саша решительно бросилась вон из спальни. Антон поглядел на ряды с мертво-спящими мальчиками:
- Я с тобой.
Люк на чердак был закрыт, но не заперт. Саша быстро вскарабкалась по лесенке и откинула крышку. В лицо словно выдохнуло огромное существо, наевшееся сена. За день нагретый солнцем чердак приветствовал гостей уютным теплом и ароматом березовых веников (Саша нашла некоторое сходство с запахом подвала), к которому приплетался другой менее приятный запах: дихлофоса и рвоты…
Стоя по пояс в люке, Саша повертела головой, и от неожиданности чуть не обрушилась на голову пыхтящего внизу Антона. Она увидела лежащую под слуховым окном фигуру, в сумраке – жуткую, с бесформенной головой и угловато торчащими, словно обрубками, локтями.
- Лиза, - почему-то шепотом позвала Саша, и начала вылезать из люка, в темноте ей показалось, что фигура шевельнулась.
Наконец, почувствовав ногами безопасный пол чердака Саша сделала пару шагов и пригляделась: хотя ее глаза и привыкли к темноте, здесь в лунном свете, она никак не могла сфокусировать взгляд. Лиза – размытая, постоянно меняющая положение, и ее голова, что-то было не так…
«Где ее лицо», - думала Саша, застыв как вкапанная.
Антон, наконец, вылез из люка, и неловко толкнул Сашу плечом, выведя ее из ступора.
- А где… Ой, мама!
- Что «мама», - почему-то разозлилась Саша, и побежала к лежащей девочке.
На Лизино лицо был натянут пакет, внутри пакета виднелись мокрые слипшиеся волосы, из под пакета, по шее стекала малопривлекательная жижа.
Не думая, Саша рванула целлофан ногтями, сразу же закашлявшись от горячей вони ударившей в нос. И только потом пригляделась, дышит ли девочка?
Бардовое, опухшее лицо, мокрое с дорожками соплей под носом напугало Сашу, она не сразу заметила, что Антон пытается открыть слуховое окно:
- На воздух надо, на воздух… - бормотал мальчик. Окно не поддавалось. Тогда Антон подхватил откуда то баллончик дихлофоса и ударил по стеклу. Саша тем временем привалила Лизу спиной к стене и хлопала ее по щекам, она еле успела увернуться от осколков, посыпавшихся сверху, но не обругала Антона, и даже не заметив пореза на щеке, начала поднимать Лизу на ноги. Антон бросился на подмогу.
- Смотри, у нее руки связаны… - мальчик принялся сдирать изоленту с запястий девочки.
- Это Ищик. Он хочет ее… заполучить, навсегда.
- Ищик? – опасливо оглянулся Антон, но занятие свое не прекратил, и орудуя ногтями избавился от изоленты.
С трудом, привалив бессознательное тело к окну, поближе к потянувшемуся сквозняку, и навалившись всем весом на нее сама, Саша еле сдерживая тошноту, обратилась к мальчику:
- Беги к Зине, буди ее...
- А ты? – Антон был уже на полпути к люку.
Саша помотала головой, уткнулась в плече Лизы и почему-то заплакала. Антон ее слабости не видел, он громко спускался по лестнице. Маленький храбрец, и ведь помогает. Не удрал в страхе. Почему-то мысли об Антоне успокоили, во всяком случае, Саша собралась, громко шмыгнула носом и поправила голову Лизы, свешивающуюся через раму, в обрамлении драных лоскутов пакета. Лиза-Лиза, как же ты попалась, дурочка…
Привстав на цыпочки Саша выглянула в слуховое окно: Серафим. Он стоял на лужайке и смотрел на них, даже на таком расстоянии, Саша увидела, как потемнели его глаза…
И в следующее мгновение визжащий смерч образовался на месте парня: трава, земля, какие-то ветки, все это взвилось вверх мощной спиралью, в которой уверенно распахнулись огромные мускулистые крылья…
Лицо Валентина мучительно исказилось, видимо это ОТДЕЛЕНИЕ, давалось ему с трудом:
- Думай о том, сколько своих врагов накажешь… О том какой сильной ты станешь, воссоединившись со мной…
- Я… я… - Лиза сонно моргнула и с удивлением обнаружила, что может смотреть сквозь собственные веки, ставшие прозрачными.
- СТОЙТЕ!!!
-…СТОЙТЕ!!!
Наваждение прошло. Жутко ослабленная Лиза рухнула на колени. Руки больше не двоились. Подняв голову, Лиза увидела лицо Валентина, нижнюю часть, рот. Посеревшая, потрескавшаяся кожа вокруг губ, мелко задрожала… и миловидный юноша РАЗЗЯВИЛ бездонную пасть, с ужасными длинными, блестящими от слюны зубами…
Лиза прижала ко рту руку, чтобы не закричать, оглянулась на того, кто остановил Короля Фантазория...
И увидела огромного черного, гневно сверкающего глазами коня. Ветер, поднятый взмахами шести крыльев, взбил юбки Лизы, и смел другие ветра, кружащие по башне, подобно стае псов. Копыта Серафима зависли в нескольких метрах над площадкой Фантазория…
- Я не дам тебе погубить еще одну невинную душу! – прокричал Серафим, неизвестно кому. Лиза узнавала… и не узнавала его голос. Словно он трансформировался в такой же, знакомый: Серафим кричал голосом Валентина. Как только Лиза это сообразила, тут же почувствовала на своем плече руку молодого короля, он отшвырнул девочку в сторону, так же легко как злобный мальчишка щенка и прыгнул в центр залы…
Черные волосы над белым овалом лица встали дыбом, из груди, спрятанной под шелковым жабо, послышался глухой рокот, так рычит подкрадывающийся тигр.
- Вот куда спряталась слабая часть моей сущности… Ну конечно же, ушел в оболочку собственной мечты! А я-то думал, что убил тебя!
Серафим прорычав в тех же интонациях что и Валентин, ринулся к центру Фантазория.
- Проклятье, - по площадке заметался Ляля.
- У меня снова есть имя! – завопил конь, обрушиваясь вниз…
И девочка, открыв рот, увидела: в полете черная яростная стрела, в свисте рассекающих воздух крыльев, менялась. Что-то рвалось, что-то отрастало… Мышцы под черной шкурой извивались и завязывались в узлы, что-то внезапно взорвалось, лишив тело коня каких-то деталей, и тут же возникли другие, занявшие места прежних… Удар… Всплеск упругого и яркого… и на гладкую тарелку пола ступил новый Серафим. При виде его Валентин разразился хохотом:
- Как же ты привязан ко мне, раз хочешь быть похожим…
Напротив юноши в белых одеждах стояла его копия… Тот же молодой человек, с таким же бледным лицом и цветом волос, только глаза его были не светло-серые, лиловые, и волосы длиннее, забранные в хвост на затылке. Эта копия была в черном, и за ее спиной грозно топорщились шесть расправленных крыльев.
- ТЫ! – Валентин раскинул руки в стороны, и кольца Фантазория закрутились быстрее, мощно обрушиваясь на воздух и перемалывая его на отдельные пласты. – Порождение мое… и Фантазория. Не угомонившийся дух, что же удерживало тебя на этих землях?
- Моя любовь к тебе. К прежнему тебе. Моя память. Создав меня, ты вложил в меня часть своей души, лучшей своей половины, она то и продлила мое существование, что бы я мог найти тебя… и вразумить.
- Глупый дух. Слабая игрушка больной фантазии одинокого мальчишки. Ни твоя любовь, ни память не нужны, если ты идешь против своего создателя!
Серафим посмотрел на Лизу:
- Я знаю, но теперь не только это поддерживает мою жизнь.
-Ты - неверный пес! Поделил свою верность между мной и этой упрямой девчонкой!
- Да, я потерял вас, не уберег. Теперь не хочу потерять и ее. Лиза не поддавайся очарованию зла, ты не такая как он. Даже он был не таким, но я был слаб и не мог помочь ему. Но тебя я не отдам Фантазорию. Лучше отпусти ее по-хорошему.
- Не угрожай мне. Я придумал тебя!
- Не ты, а тот, кого ты давно уничтожил в себе…
- Посмотрим, - юноша в белом выбросил вперед руку, и Фантазорий завизжал; десятки членистых щупалец полезли откуда-то снизу. Лиза слышала, как они с металлическим скрежетом трутся о стены Фантазория, приближаясь к Серафиму. Тот жутко улыбнулся, в отставленной в сторону правой руке с опущенными вниз двумя пальцами возник длинный тонкий изогнутый меч, по которому тут же поползли язычки голубого огня:
- Сила имени, Валентин. Мое когда-то ты отнял… Это не равный обмен, -Серафим взлетел в воздух, от меча, отмечая его след протянулся голубоватый хвост, плывущий как сигаретный дым.
Валентин оглянулся на Лизу, в его взгляде полыхнула ненависть:
- Ну, конечно же, ИМЯ! – разъяренно взревев, король Фантазория, подпрыгнул и, оседлав одно из щупалец, возглавил атаку на черную крылатую фигуру.
Лиза с прижатыми к губам руками, опустилась на колени, краем уха уловив, как где-то ругается Ляля:
- Проклятая девка!
Сначала решив, что он имеет в виду ее, Лиза резко оглянулась, ожидая нападения, но нет, еще сильнее скособочившись, и дергаясь, карлик, скрылся за краем площадки. Он прыгнул вниз.
Саша не поняла, куда делся Серафим, смерч, что вывернул кусок лужайки, исчез также внезапно, как и появился, оставив лишь неглубокую воронку с торчащими вверх корнями, и комьями земли. Девочка только и поняла, что Серафим умчался спасать Лизу.
Саша еще плохо понимала, как он намерен ее спасать. Лизе сейчас не помешал бы доктор. Или кто-нибудь из взрослых. Саша надеялась, что Антон дозовется Зинпалны.
Лиза перестала пугать ее бардовым цветом лица, хотя по-прежнему выглядела жутко, и пахло от нее… Саша морщась, потрясла раму слухового окошка, вниз полетели остатки стекла. Тут же тело девочки, начало сползать, тяжелое, обмякшее, сразу, словно неподъемное. Мокрая щека, скользнула по щеке Саши, и Лиза с грохотом обрушилась на пол. Саша опустилась рядом, ненужно расправляя ночнушку на Лизиных коленях, и соскребая густую липкую челку девочки со лба.
- Водички бы… - Саша стянула с себя тяжелый свитер, и принялась вытирать им Лизино лицо и шею.
- Ты-ыыы, - полувопросительно, полуутвердительно прошипела темнота в углу за стропилами. – Как я раньше не избавился от тебя, мерзкая девчонка.
Саша вскочила, уставилась в угол и принялась наматывать свитер на руку. Она видела по телевизору, как дрессируют собак, там советовали подставлять руку, чтоб атакующая собака не вцепилась в горло. У нее в голове четко сложилась мысль: если у говорящего есть зубы, он ими воспользуется, а она сегодня уже видела шевелящийся и говорящий костяк брата под верандой. У него были зубы. Там ведь кто-то еще черенок у тяпки обгрыз. Значит, надо подставить руку, свитер толстый, маме клиентка подарила. Нападающий обязательно увязнет зубами в его сложном узоре.
«Я и правда ку-ку…» - подумала Саша, с чего это она так спокойно рассуждает о нападении кого-то зубастого, неужели из-за встречи с мертвым Валентином. Или из-за Серафима, такого и сильного и беспомощного одновременно.
Девочка пнула в сторону говорящего угла баллончик дихлофоса.
- Выходи. Гад! – дихлофос исчез в темноте, судя по звуку попав во что-то мягкое.
- Все эти Пылевики и детишки с фантазиями спасли тебя от моего внимания, а ведь стоило задуматься, почему волнуется Валентин, - шипело из угла. Баллончик вяло выкатился обратно, пару раз подпрыгнул и замер у Сашиного сапожка. Сердце девочки колотилось: Валентин волнуется, он жив? Или что? И как все это увязать в голове!
- Сейчас взрослые придут! Я все им расскажу! – выпалила Саша наугад.
- Не придут. Фантазорий не позволит, - в углу зашевелилось, и на свет выдвинулась короткая нога в детском потрепанном сандалике. – Мы тут одни. Ты и я.
Нога, бедро в широкой штанине синих шорт. Майка. С утятами. А вот дальше пошло что-то странное: майка чуть не лопалась на бугристой груди… существа, и из рукава вылезала длинная мускулистая рука, кривые ключицы, тупыми углами торчали из выреза майки, вместе с мощной шеей, которую венчала жуткая голова с детскими круглыми щеками и постоянно моргающими голубыми девичьими глазами. Когда Ищик целиком выбрался из темноты, Саша разглядела, что под кожей у него бугрятся не округлые мышцы, а какие-то, кубы и конусы, острые зигзаги и углы. Ищик где-то зацепился и чуть-чуть порвал свою шкуру, оголив переплетение проводов и деталей, отдаленно похожих на детский конструктор.
Лицо у него было очень серьезное и сосредоточенное. Платиновые волосы обвисли унылыми водорослями. Набычившись, Ищик встал на границе темноты…
- Девчооонка, - зачем-то повторил он и замолк.
- Тебя в милицию посадят, - выдохнула Саша, чуть выставив вперед согнутую в локте руку со свитером. - Ты Лизу чуть не убил!
- Почему же «чуть», - один голубой глаз поглядел на обморочное тело на полу, другой не отрывался от Саши.
- Из-за тебя пропал Валя! Ты убил его!!!
- Допустим, - Ищик не торопился, изучая обстановку. Саша начинала понимать, почему он медлит. Просто решает, что с ней сделать. Как избавиться от нее.
- Ты же взрослый. А претворяешься ребенком. Кто ты вообще такой?
- Тебе придется самой выпрыгнуть в окно, - произнес Ищик, игнорируя Сашин вопрос. – Или я убью тебя другим, более болезненным способом. Решай. Я могу разорвать тебя пополам, или открутить голову от шеи.
- Не дождешься, псих!
Лязг и грохот сотрясал башню. От ударов Лизу подбрасывало на ее месте. Сверху сыпалась, толи сажа, толи горящие клочки перьев. Кольца Фантазория раскрутились с такой силой, что площадка елозила, словно все ее составляющие не были надежно зафиксированы.
Тысячи искр, и электрических вспышек ослепляли. Ревело сверху, снизу, с боков, кольца скрежетали по стенам башни заваливая ее. Пару раз гигантское кольцо цеплялось за край площадки, нарушая свою орбиту, ударялось о другое кольцо, и на некоторое мгновения кольца спутывались в ревущий неистовой силищи клубок. Лиза переползла в середину (как-бы не сшибались и спутывались кольца центр у них не сдвигался)…
А внутри шевелящегося шара черная, крылатая фигура сражалась с армией извивающихся щупалец, во главе с другой фигурой – белой и бескрылой. Валентин, оседлав сегмент одного из щупалец, размахивал своей тростью, в его руках, словно булава богатыря рассекающей воздух с утробным гулом. Серафим орудовал, горящим синим пламенем, мечем с той же остервенелой сосредоточенностью…
«Они не смогут победить друг друга», - лихорадочно соображала Лиза. По сути что Валентин, что Серафим, были половинками одного. Их лица искажала одинаковая гримаса, руки сжимали оружие с одинаковой силой. Вот только цели у них были разные…
- А у тебя крепкие нервы, - Ищик колебался, прислушиваясь к чему-то недоступному Саше. Девочке на мгновение показалось, что пол под ногами задрожал, словно по улице проехал тяжелый грузовик. Ищик тоже обратил на это внимание, покачал головой:
– Какое шумное лето получилось. Как все нехорошо сошлось. Значит, не будешь прыгать?
- Да пошел ты…
Ищик вроде как неохотно двинулся на Сашу, бормоча что-то про «много грязи» и внимание человеческих властей.
- Сашка, Зинпалну не добудишься, и телефон молчит, - Антон как чертик из табакерки вынырнул из люка. – Ой, это кто?
И если к Саше Ищик приближался очень медленно, то на звук голоса Антона, существо развернулось с молниеносной скоростью.
- СКОЛЬКО ШУУМАА!!! – рот Ищика разъехался в чудовищном зевке, разорвав кожу щек до ушей, обнаружив там металлически поблескивающие челюсти. Антон, обомлев, разглядел несколько болтов, торчащих на месте выпавших (должно быть молочных) зубов. Чайник, который он с огромным трудом приволок из кухни, с грохотом обрушился вниз, расплескав содержимое, и погнувшись с одного бока, как раз на буквах «КИ», составляющих полное слово «кипяток» красным намалеванных на его алюминиевых боках.
В глухой тишине спящего санатория, грохот упавшего чайника долго не хотел затихать. А звук отлетевшей крышки, которая докатилась до лестницы и медленно запрыгала вниз по ступеням, издавая жизнерадостное звяканье, напрочь убила страшный момент, и превратила жуткие обещания Ищика в бессильные угрозы слабого малыша.
Говорить под бряцание крышки, как-то не получалось, и все, в том числе и Ищик, невольно замолчали, ожидая, когда же закончится лестница и беглянка, угомонится в маленьком холле, финишировав где-нибудь под часами. В конечном итоге это и произошло, но момент был упущен.
В наступившей тишине, все трое: мальчик, девочка и кривобокое, короткотелое чучело переглядывались, словно не решаясь нарушить неловкое молчание. Первым не выдержал Антон:
- Я в милицию позвонил, - пискнул он.
- Ага, - слегка рассеянно отреагировал Ищик. – По чему звонил? По чайнику?
И опять прислушался…
…в какой-то момент соперники оказались на полу. Валентин, спрыгнул с щупальца на площадку, и проехав по ней, боком, изменил направление и ринулся на Лизу.
Увидев несущегося на нее человека, размахивающего тростью и вопящего что-то грозно-невнятное, девочка вскочила на ноги и бросилась прочь, перепрыгнув через щупальце, метнувшееся ей под ноги.
- НЕ СМЕЙ ТРОГАТЬ ЕЕ!!!
Девочка замерла на краю площадки и резко обернулась. Серафим, стоя к ней спиной, отбивал атаки щупалец, и скачущего, потерявшего весь свой элегантный вид Валентина. Три крыла, обвисли изломанными парусами, но меч в его руке, все так же полыхал голубым пламенем, как полноценный костер, с искрами.
Свободной рукой Серафим в защищающем жесте загребал воздух за своей спиной, и Лиза шагнула к нему, подставив плечо под его ладонь. Тут же почувствовав, как сжались сильные пальцы.
«Я давала силы Валентину, значит и ему…»
Взметнулись, расправившись, исцелившиеся крылья.
Серафим, мельком, слегка удивленно, глянул на Лизу, и шепнул коротко: спасибо…
Валентин увидел это, на середине атакующего выпада, замер, резко вскинул руку вверх и вниз. Щупальца тем же движением, взметнулись вверх на миг, заключив кольца Фантазория в некое подобие решетки, и уже медленнее стали отползать вниз, за край площадки. Все это время Валентин неотрывно смотрел в глаза Лизы, не на Серафима, а на девочку, выглядывающую из-под руки соперника.
…- проклятье, - шевельнул челюстями Ищик, и оглядел притихших детей своими кукольными глазами. – Так значит. Ну… Тогда – потом.
Странными почти балетными шажками, карлик попятился в тот самый угол, откуда появился перед Сашей.
- Потом… Не сегодня… Не сейчас… Не скоро.
Какое-то время его глаза отсвечивали в темноте голубым, затем и они исчезли.
- Почему? – просто спросил Валентин у Лизы.
- Почему? – трость выпала из пальцев Валентина, рассыпалась пылью, и исчезла, не коснувшись, пола, на прощанье завернувшись поросячьим хвостиком. – Мы же похожи, Лиза.
Девочка смотрела, как уже порядком потрескавшееся лицо молодого человека, сыпется похожими на яичные скорлупки чешуйками ему на грудь, а он словно не замечая этого, протягивает ей руки, ладонями вверх.
- Я не одинока, - прошептала Лиза, моргнула, внезапно сообразив. – И ты тоже, не одинок.
Девочка вышла из-за спины Серафима, и встала перед Валентином, прямая и бесстрашная:
- Тебя ищут, и ждут. Твоя сестра здесь, и она помнит про тебя.
- Да, - поддержал ее Серафим. – Эта девочка, очень хочет найти тебя. Она мечтает о старшем брате.
- Сестра. Здесь, - произнес Валентин, потерянно. – Прямо – здесь.
- Да! Саша. Черноволосая девчонка, помнишь, - Лиза шагнула к парню. – Она…
Серафим почувствовал угрозу гораздо раньше, чем это случилось, но он опоздал. Валентин совершил молниеносный бросок в сторону девочки, сгреб ее в охапку, и, обхватив голову рукой, поднял над полом.
- Значит, я, наконец, приведу свой план в действие, и доберусь до этой твари!
Широко улыбнувшись зубастым ртом, и глядя прямо в глаза Серафима, Валентин резко дернул локтем. В тонкой шее хрустнуло, девочка обвисла. Свободной ладонью, Валентин почти бережно отвел растрепанные волосы от щеки враз потускневшей Лизы, коснулся губами и бросил к ногам Серафима, как куклу…
- Теперь, когда тебе не от кого брать силы… - молодой человек вновь вскинул руки вверх, и щупальца знакомо заскрежетали, показавшись над площадкой. – Я…
Удар Серафима, точный и короткий, оборвал речь Валентина на полуслове. Соперники оказались лицом к лицу: тот, что в белом, с воздетыми к небесам руками; и в черном, припавший к его груди, и вонзивший в нее меч по рукоятку:
- ТЫ, никогда не должен был существовать, - прошипел Серафим, его губы задрожали, но он сдержался. – Ты не стоишь всех жертв. – И выдернув меч, отступил на шаг.
- Как ты посме… - ветер, что протащился по площадке, опрокинул Валентина навзничь. Серафим бросился к Лизе:
- Девочка моя! – он упал на одно колено, и поднял безжизненную руку. Белая и холодная. Где-то вдалеке послышался издевательский голос Ляли-Ищика, кем бы, ЧЕМ БЫ, не было это существо, торжествовать оно умело: «Она так не хотела оставлять свое тело. Только совсем забыла что душу потерять можно так же легко… Получай свою подружку шестикрылое чудовище, можешь делать с ней все что захочешь, хоть ковры ею выколачивай, ей уже все равно. Санитары называют таких «кабачки»!»
Серафим посмотрел на закопченные кольца Фантазория сквозь которые, голубело незнакомое небо, вокруг оседала пыль. Оглянулся на Валентина, тот куда-то исчез. Встав уже на оба колена, юноша убрал волосы Лизы от лица, если он и походил сейчас на коленопреклоненного принца перед хрустальным гробом, то сама девочка мало напоминала карамельную принцессу.
Глаза Лизы были полузакрыты, щеки и лоб, припорошенные пылью казались совершенно обесцвеченными, все краски, что присутствовали в ее одежде, сгустились до махрово-черного цвета, или рассеялись неясной серостью.
«Я еще жив… Пока жив, значит и она…» – Серафим прижал ухо к груди девочки, лиловые глаза просветлели: маленькое бесстрашное сердце билось. Только очень медленно.
Правильно, бессознательное тело Лизы сейчас на чердаке, с ним произошло что-то плохое, но пока оно живо, если он поторопиться, то и душа вернется в него.
Серафим посмотрел на замершие, как попало кольца Фантазория. Странный, волшебный механизм словно прислушивался.
- Что мне делать, - сказал в пустоту Серафим. Кольца шевельнулись, и медленно стали оседать…
«Получая жизнь от хозяев, ты получаешь частицу их души. В тебе есть и Валентин и Лиза. Загляни в себя…»
Серафим опустил взгляд на лицо девочки, на волосы, рассыпавшиеся по его запястьям. Вздохнул поглубже, зажмурился и, приникнув ртом к ее твердым, колким губам, резко и сильно выдохнул душу…
Они сидели на чердаке: три ребенка в ряд под слуховым окном. Антон в обнимку с погнутым чайником, и девочки. Лиза с опущенной на Сашино плечо головой, в Сашином же свитере, потому что сняла заляпанную рвотой ночную сорочку.
Все трое какое-то время молчали, слушая, как просыпается санаторий, надрывается в тишине телефон, шаркает внизу Зинпална.
- Мама звонит. Представляю, что она сейчас Зине устроит, если узнает, что та меня не встречала, - буднично сказала Саша.
- Мне, наверное, влетит, - просипела Лиза, и натянула ворот свитера на нос.
- У нас во дворе пацаны клей нюхали. А потом того… - Антон крякнул, поднялся на ноги, и опасливо глянув в угол, где исчез страшный Ищик, направился к люку.
- Ты не говори никому. Если что, мы сами, - угрюмо попросила Саша.
- И вы тоже про чайник, - Антон начал спускаться.
- Даже не знаю, что теперь взрослым рассказывать. Решат, что ты эта… наркоманка, или как там их... А с Ищиком вообще непонятно что. Его же все малышом считают, если сказать, что он тебя на чердак заманил, связал и дихлофосом травить пытался, не поверят, - Саша покачала головой.
- А может – не рассказывать? Обойдется как-нибудь? – Лиза вопросительно глядела на нее. Саша в свою очередь, оценила изможденный вид соседки.
- Ну да, ты себя видела. Хотя, попробовать можно, - девочка скользнула к люку, и негромко позвала. – Антон, ты еще здесь?
- Чо? – донеслось снизу.
- Отвлеки Зину, скажи, что Ищик пропал, ваши же кровати рядом…
- Ага, - без лишних вопросов согласился Антон.
- Сейчас проберемся к нам в спальню, пока Зина с Ищиком разбирается. Ляжем. А там скажешь, что приболела.
Лиза кивнула, и, путаясь в свитере, попыталась встать, но от слов Саши замерла:
- А ты… нашла, что искала? – девочка смотрела в угол, куда ушел Ищик, уже достаточно освещенный, чтобы видеть, что от жуткого существа не осталось и следа.
- Да. А ты?
- Валя точно умер, - Саша направилась к ней.
- Ты не виновата в его пропаже, и смерти тем более… - Лиза не могла громко говорить, в горле першило, и чтобы Саша, послушала (и поняла), вцепилась в подворот ее джинс.
Подруга молча протянула ей руку, помогая подняться.
Ищик действительно пропал. Вместе с чайником. А потом выяснилось, что и по документам его никогда не было. И никто из персонала не знал, как он попал в санаторий, и откуда вообще взялся. Естественно заявили в милицию. И были опросы детей и родителей, жителей, соседствующих с санаторием частных домов, персонала. Мальца все помнили, но документально подтвердить его существование не могли.
Конечно, детей по большей части старались оградить от печального происшествия. Но слухи доходили, и распространялись, странное дело не обросшие жутью, и кровавыми подробностями. Ищика не сожрала тварь-из-под-веранды, или какое-нибудь иное более затейливое чудище: в воображении маленьких пациентов санатория чудаковатый малыш ускакал на радуге в волшебную страну.
Многих детей родители в спешном порядке забирали домой. Забрали Леночку, Натаху, и обеих малышек из спальни старших девочек. В опустевшей спальне стало просторно, но не уютно. Райза больше не пела цыганских песен, и даже Машка притихла.
В этой суете Лизе удалось избежать пристального внимания взрослых. В то утро Зинпална обнаружив Сашу в кровати, облегченно выдохнула, пожурила девочку, что та ее не разбудила, и убежала искать Ищика. Все это время Саша помогала Лизе справляться со слабостью и недомоганием, таскала ей воду и молоко из кухни, развлекала, как могла:
- Куда он делся, Лиз, - спросила Саша. – Серафим…
- Я не знаю… - Лиза слегка недоговаривала, конечно, она не могла забыть, как Валентин схватил ее, его рычание полное ненависти над ухом, глаза Серафима, огромные и отчаянные напротив. И все. Очнулась она на руках у Саши, а Антон вливал ей в рот остатки воды из чайника. Рассказывать, что темная половина души пропавшего брата до последнего ненавидела и желала убить сестру, Лиза не решилась. Что произошло потом – осталось тайной.
Они пришли во сне. В «тихий» час. Ослабевшая Лиза легко уснула, и сразу Фантазорий встретил ее урчащим рокотом вращающихся колец, словно девочка оказалась внутри огромного, довольного кота. Никаких стонов и плача, тихо и мирно на металлических переходах, лестницах и мостах.
Серафим ждал ее. И не один, рядом с ним стоял и улыбался черноволосый, светлоглазый мальчик, Лизин ровесник. Валентин. Лиза сразу заметила, как он похож с сестрой.
Девочка бросилась к ним со всех ног и с размаха повисла на черной шее коня, теперь она не смущалась и не стеснялась. Он был ее, конечно ее.
- Ты живой, живой!!!!
Серафим положил голову девочке на плечо и вздохнул:
- Все обошлось.
- Я так боялась, что ты не вернешься!
- Куда я от тебя, - усмехнулся Серафим, и кивнул в сторону Валентина. – Кое-кто хотел с тобой поговорить.
Все это время мальчик мялся возле них, явно чувствуя себя неловко: славный такой, ничуточки не страшный, хотя, наверное, давно уже – мертвый.
- Привет, - тихо сказал он.
- Привет, - осторожно отозвалась Лиза, мальчик-то славный, а вот его двойник: девочка отлично помнила полыхающие яростью хищные глаза на бледном искаженном лице. Валентин понял.
- Не бойся. Уже все. Серафим победил мою злую половину. Мы победили. Не без твоей помощи.
И все-таки Лиза спросила:
- Ты теперь не ненавидишь Сашу?
- Что ты! Я наоборот всеми силами хотел уберечь ее от своей злой сущности. Оттого и началась вся эта чехарда, когда ее отправили сюда. Валентин (тот Валентин) раздражался и нервничал, Ляля бесился, что в работе Фантазория начались сбои. Я видел сестренку, она стала такой большой, и вовсе не противной. И на маму очень похожа, - Валентин опустил взгляд и вздохнул. – Я очень бы хотел с ней подружиться. И с тобой. Спасибо, что подарила Серафиму имя и крылья. Без тебя мы бы не смогли одолеть злобного короля Фантазория.
Лиза не знала что ответить. Ее немного пугало пристальное внимание призрака. Ведь где-то лежит мертвое тело Валентина. И это было не правильно. Это хотелось исправить…
- Я хочу тебе помочь. Тебя надо… найти, - наконец прошептала девочка. Валентин усмехнулся:
- Не хочу, что бы это была ты. Я слишком проникся к тебе, чтобы позволить увидеть меня, в том виде… Пускай это сделают другие. Вокруг того места больше нет чар, и скоро меня найдут.
Ее разбудила Саша, которая, как оказалось, не спала в «тихий» час, а чутко следила за Лизой, опасаясь последствий контакта с дихлофосом.
С тех пор Лиза виделась с Серафимом только во снах, почти всегда там присутствовал и маленький Валентин. Друзья объясняли эти редкие встречи недомоганием Фантазория.
- Он поправляется, не волнуйся, - говорил Валентин. – Ему надо перестроиться.
А Лиза слышала, как вздыхало вокруг нее огромное существо, поскрипывая суставами, и лениво шурша спящими кольцами. Как-то Валентин объяснил:
- Как бывают плохие и хорошие фантазии, так и у Фантазория, время от времени меняются хозяева. Он не всегда провоцирует страхи и питается ими. Он может вполне обходиться и положительными эмоциями: радостью и смехом, счастьем от встречи с родителями, и удовлетворением от съеденной конфеты. Не обязательно для этого становиться его королем, а по-другому – рабом. Ему хватит твоих добрых мыслей и дружбы с волшебным конем. Только надо следить, что бы у него опять не завелся маленький мерзкий механик, способный растлевать наивные детские души. У мечтателей они такие хрупкие…
Тело пропавшего десять лет назад Вали Скурлатова нашел Крот, на этот раз, устроив раскопки под малышовой верандой.
Как оказалось у Андрюхи Заверухина (любителя червей) уже давно зрело заняться «лягушатником», еще со времен «твари-под-верандой». А так как с воображением у него было туговато, настолько, что он даже не задержал свое внимание на страхах про тварь, то к малышовой веранде, он начал присматриваться, прикидывая, откуда начать раскопки, чтоб в очередной раз не прогнали, сразу, как утихли страсти. В конце концов, он решил, что копать лучше изнутри.
Так он несколько дней и копал, незаметный, сосредоточенный и упорный, вылезая чтобы поесть, поспать и помелькать перед воспитателями, чтоб не потеряли и не заинтересовались, где он пропадает целыми днями.
На его ушастую голову сыпалась труха, когда сверху по полу топали малыши. Но Крот не замечал этого, роя землю у дальней стенки веранды, там как раз оказалась замечательная плешь в густой липучей траве. Его изыскательскому упорству способствовало недоумение из-за полного отсутствия насекомых, и червей в том числе, хотя Крот каждый раз приносил с собой чистые банки и аккуратно расставлял рядком вдоль стены. Каждый раз они оставались пустыми.
А одним утром, как раз тогда, когда пропал Ищик, Андрюха нашел под верандой отличнейшую лопатку, очень похожую на взрослую (его недостижимую мечту) только в несколько раз меньше, как будто специально для ребенка. После этого раскопки велись с удвоенной силой…
Он откопал правую ногу, и, сначала не мог понять, что перед ним. Вроде бы палка обмотанная тряпкой, окопав ее вокруг и обнаружив некое продолжение, оказавшееся детским тапочком, Крот шарахнулся, завизжал и пополз к выходу из-под веранды. Тапку с частью детской стопы он зачем-то уволок с собой.
Саша уехала в «тихий» час. Поспешно, оставив часть своих вещей. Сквозь сон Лиза услышала: «Я тебя найду…», а когда открыла глаза, кровать рядом пустовала, голые пружины, ромбами и скатанный матрас.
Позже Лиза обнаружила в шкафу позабытую пижаму, и костюм Маленькой Принцессы, вместе с лаковыми туфельками.
Как она меня найдет? Из их разговоров Лиза поняла, что Саша местная, в отличие от нее, живущей в поселке городского типа, в тридцати минутах езды на автобусе от города.
Вот и все. Лиза села на кровать, держа в руках туфельки.
Это потом, выяснилось, что часть территории санатория перегорожена, а малышовую веранду оцепили милиционеры. Детей не выпускали гулять, и они облепили окна, толкаясь у подоконников, вытягивая шеи, и делясь предположениями. Неужели нашли Ищика? Тогда зачем милиции собаки?
Лиза тоже глядела в окно, но не в сторону малышовой веранды. Впервые за все те дни, что последовали за битвой со злобной сущностью Валентина, Серафим и его маленький друг появились не во сне. Оба стояли под березами, на том месте, где Лиза впервые увидела Серафима, и наблюдали за возней возле «лягушатника».
«Серафим», - прошептала Лиза, конь услышал, повернул голову. Маленький Валя толи не слышал, толи не хотел отвлекаться, неотрывно глядя на…
«Нашли?» - выдохнула девочка, Серафим кивнул. Лиза прижалась лбом к стеклу. Валя, наконец, повернулся, поднял глаза на Лизу, и долго смотрел, словно прощаясь. Девочка вспомнила, что он не хотел, чтобы она видела, как его найдут.
«Прощай», - прошелестела она одними губами. Валентин печально улыбнулся, поднял и помахал рукой. Лиза отошла от окна.
- Это все? – позже спросила девочка.
- Теперь все, - кивнул Серафим.
- Я рада за вас, - Лиза заплакала. Серафим наклонил голову ниже и положил ее на плечо девочки, та обняла его.
- Тебе грустно, - прошептал конь. – Не плачь. Валентин, наконец, успокоится.
- Я же подружилась и с ним и с тобой. А если уйдет он, уйдешь и ты…
- Я не уйду пока ты здесь, во мне часть тебя тоже.
- Значит…
- Пока Фантазорий крутит свои кольца, у нас еще куча времени, - улыбнулся конь.
- Забелина… Лиза, - окликнула девочку Ирина Игоревна.
- Что?
Воспитательница озабоченно пошарила в кармане халата:
- Саша Скурлатова тебе свой номер телефона передала. И ваш попросила, я ей дала. Не возражаешь? – Ирина Игоревна вытащила сложенный вдвое тетрадный лист и протянула Лизе.
- Не-ет, - еще не веря своему счастью, произнесла девочка.
- Вот и отлично, - воспитательница заспешила в корпус.
- Неплохая она все-таки девчонка, - заявил Серафим. – Даром, что черноволосая.
Лиза тихо засмеялась и снова обняла коня, вдыхая запах травы из его гривы. Впереди их ждало столько дел, и, конечно же она и ее верный друг будут присматривать за оправившимся после непродолжительного недомогания Фантазорием.
… - Брехать ты горазда, - Ольга затушила окурок и зачем-то разогнала дым у лица, хотя они обе курили на улице. Райза с сожалением поглядела на практикантку, почему-то она была уверена, что человек, который верит, что в этом году в декабре согласно календарю майя случится конец света, примет ее историю без капли сомнения.
- Зачем брехать? Правда все, - и замолчала, пускай подумает, переварит, и начнет задавать вопросы. Райза, сквозь сигаретный дым наблюдала за профилем Ольги, Лелика, как она представилась вначале, заявившись на кухню санатория. Лелик усердно думала, разглядывая из под навеса, скрытые за дождем веранды.
- Че, прям под верандой и нашли? Закопанного?
- Угу, - Райза с интересом ждала развития мыслей Лелика.
- Самоубийца. Закопанный. Ну-ну. Сам убился, сам и закопался чтоль? Явно помогли ему.
- Ай, что ж ты в повара пошла, умная такая, - усмехнулась Райза. – Помер сам, а вот тело другие спрятали.
- Кто? – Лелик бросила свою извечную ершистость, и, подавшись вперед, уставилась на свою наставницу.
- Кто, - без вопроса повторила Райза, и поглядела на мокрые веранды. Сколько ей тогда было? Около пяти. Сама-то она те дни помнила смутно, а вот в последующие годы, когда ее раз за разом отправляли в этот санаторий (с которым, вот судьба, ее теперь связывает работа), история про найденного под верандой мальчика, одновременно с пропажей другого – которого как бы и не было, передавалась из уст в уста, маленькими обитателями почти без изменений.
А почему она решилась рассказать эту странную историю практикантке, интересующейся мистикой? Да потому что больше никто из персонала санатория, не поверил бы ей…
Тот мальчик, что пропал больше двадцати лет назад – вернулся.
Пухлый малыш с платиновыми кудряшками и голубыми глазами. С той же кособокостью и хромотой, только вместо красных грабель (Райза отлично их помнила), красный игрушечный мобильник с кучей пластиковых кнопочек, и набором отвратительных мелодий. Райза увидела его во дворе, и сначала решила, что обозналась.
Карапуз пришел с родителями, которые двигались и говорили как роботы, заведующая встречала их (слегка ошарашенная и растерянная, ей перед этим поступил непонятный звонок «сверху»), он улыбался ей, как улыбались все дети. Только в голубых пуговках, тех, что заменяли ему глаза, сверкало злое веселье…
- Как тебя зовут, - натянуто улыбнувшись, спросила заведующая.
- Ляля, - оскалился малыш. Родители с деревянным умилением потрепали малыша по голове. «Ищик…» - возникло в голове взрослой женщины, похожей на цыганку, смотрящей на них из окна кухни. «Потому что ищет»…
- Кто, - повторила Райза, и затушила сигарету.
Серафим открыл глаза и огляделся. Сколько прошло времени? Теперь он знал, это немаловажный вопрос. Когда он закрыл последний раз глаза, его маленькая подружка Лиза выходила в калитку в обнимку с плачущей очень загорелой мамой. Их замечательное лето закончилось, и девочка поцеловала его на прощание в храп, одарив самым нежным взглядом светло-серых глаз. С мыслями об этих глазах Серафим уснул. И вот опять…
Похоже, прошло, очень много времени, потому что фасад санатория претерпел значительные изменения, поменяв, в том числе и цвет, исчезло несколько берез, появились ухоженные остриженные кусты и красивые плиточные дорожки. На площадках красовались яркие горки и качели, клумбы. Было раннее утро, и двор был пустым.
За оградой высился многоэтажный корпус какого-то строгого здания. Серафим поискал глазами «лягушатник». Его не было, наверное, его перенесли, а на его месте разбили клумбу. Там где нашли Валентина.
Серафим прислушался: Фантазория он не чувствовал. Не хорошо. Неужели он снова занедужил, или в нем завелся очередной паразит. Ладно, с этим потом. Сначала надо найти того, кто так неистово мечтал о крылатом друге, что он проснулся…
Оглядываясь и принюхиваясь Серафим подошел к клумбе, отметившей место захоронения Валентина, и замер: среди желтых и оранжевых бархатцев торчало яйцо. Большое яйцо, ярко-алого цвета. Оно было зарыто в землю, так что кончик возвышался над цветами. Яйцо не походило на игрушку (даже если сейчас неведомое будущее), оно казалось живым.
Серафим аккуратно его откопал и обнюхал. Яйцо пахло яйцом, больше ничем. Оно явно было чьей-то фантазией… Он решил пока спрятать находку, и приготовился ждать.
Ждал он не долго. Прямо к подъему из яйца вылупился расписной как новогодняя игрушка дракон. Какое то время он задумчиво смотрел на Серафима, тот воинственно растопырил крылья, а потом пояснил:
- Давить меня не надо, я добрый. Хозяина жду.
После завтрака дети высыпали на улицу. Среди них была пара новеньких, Серафим опытным взглядом мог моментально определять новоприбывших: похоже, брат и сестра. Из неблагополучных, это, как не печально, Серафим тоже мог с легкостью определить. У девочки затравленный взгляд, мальчик излишне серьезен, на скуле уже покоричневевший синяк. Кто-то из детей попытался посмеяться над бедным платьем девочки, и тут же получил от ее брата.
Всю прогулку девочка что-то рисовала в альбоме, а мальчик сидел рядом и зыркал по сторонам, изучая обстановку.
- Смотри, я улечу на коняшке, а ты на этом… дры… дра… - сестра немного заикалась, брат заглянул в альбом и засмеялся удивительным чистым смехом…
Дракон был его.
Июль 2018-го.
Дорогие читатели, спасибо, что потратили свое драгоценное время на мое детище. Так как это мой первый опыт публикации очень хочу узнать Ваше мнение. Любое. Я только учусь, и приму к сведению любую критику. С уважением.
Автор.