или Очередной день, которому не дано закончиться
Очки, их некому поднять, никому не нужны, потому и валяются.
А как насчет людей, которые валяются по лавкам в парках, сейчас все-таки в разгаре лето? Хорошо, не валяются, сидят, небрежно развалившись, тут же ночуют, днем посещают пункты бесплатной кормежки. Они тоже никому не нужны. Если так, зачем устраиваются пункты раздачи.
1.
Их голос, у них нет голоса, иначе бы услышали, понятно, речь о публичном голосе.
Да он им и не нужен, лишь бы кормежка была. На лавке такой же тип, по крайней мере, внешне. Странно, в руках у него книжка, не слишком толстая, где-то подобрал, решил развлечься на досуге. Почему бы и нет, не все пугать английских туристок, на днях отнял у двоих таких хлеб и сыр, неплохой завтрак. Сидит, листает, что-то читает, позволяет себе. Попутно спорит с автором, позволяет автору иметь свое мнение.
Автор?
Из тех, кто с уважением относится к своим героям, далее так и буду его называть, Автор.
Что не мешает ему иронизировать по поводу героев. Тем и привлекает, я об Авторе. В центре, на этот раз я о книге, конечно, революционер, одна крайность. Другая, скептик. Волею Автора, впрочем, он же следует за реальной жизнью, за реальностью, героям придется увидеть свои идеалы рухнувшими. Идеалы революционера, понятно. Но идеалы скептика? Как ни странно, ему дорог его скептицизм, поскольку позволяет держать на расстоянии слишком фанатичных сторонников любой теории. Таких всегда в избытке. Два человека, бесконечно далекие по своим взглядам, их идеалы рухнули, они в одинаковом положении. Внимание на них? Их судьба известна, достаточно заглянуть в конец книжки. Все той же волей Автора они ушли в небытие, понятно, сначала выполнили свои миссии, или задачи. Решили, и ушли, а куда могут уходить люди, туда, где людей нет, не может быть. Разумеется, это мое предположение. Пока же, в данный момент, меня привлекают не главные персонажи. Те из них, которые на втором плане, вернее, один из них. Герои второго плана, чем они удобны, участвуют в действии по воле главных персонажей, понятно, чтобы дать первым возможность явить миру свои достоинства. Среди этих достоинств, упорство, ни с чем не сравнимое упорство. Стоять на своем, до чего же увлекает. А тут, можно самому увлечь себя, как упустить такую возможность. Стоять, понятно, ради того мира, который дает им возможность проявлять свое упорство, впрочем, используется другое слово, выдержка.
Есть мир, есть упорство,
иногда похожее на упрямство, временами переходящее в упрямство,
время упрямых или упрямство временных, на чем держаться миру, хотя бы задержаться. К этим условиям необходимы персонажи второго плана, им такое упорство совсем не обязательно, кто-то должен уступать. Это не значит, что они обречены во всем и всегда соглашаться. Нет, сначала надо поспорить, долго, упорно, как того хотят главные герои. А если удастся еще остаться при своем мнении, можно будет сказать, потирая узкий лоб или заплывший подбородок, день прошел не зря. Вздохнуть, заодно перефразировать известное высказывание, служба продолжается.
…
И вот в центре внимания такой служака, отведено почти двадцать страниц.
Не сам по себе, причастен к закулисным действиям, готовит необходимые бумаги. Проще говоря, знает многое, значит он из немногих? Слушать какого-то служаку, выделяется. Помимо знания закулисных событий, детали тех же переговоров, которые идут на высшем уровне, имеет собственное мнение. Это мнение, понятно, не выставляет, иначе быстро вылетит. Но за рамками служебных обязанностей, в среде серьезных людей, может выступать экспертом. Хотя бы задавать пример, равняться на который необязательно, зато можно отталкиваться. Кто устоит перед искушением, выходи служака, говори, выслушаем, выставим.
И он говорит, его слова, их очень много этих слов, утонешь, как-то надо разделять.
Серьезные люди. Говорят все, но каждый говорит свое, стоит на том, не сойти. Иначе не быть собой. А если это люди пламенные, доходящие в споре до бешенства. Доходящие, или доводящие себя, как еще убедить несогласных. Каждый персонаж — поток одинаковых слов. Ну, не слов, так смыслов, слушать одно и то же? Надоест очень скоро. Приходится разделять слова, с помощью эмоций. Слова плюс эмоции, смысл меняется, складывается некоторый пейзаж, на котором заурядный служака выглядит, не горой, конечно, только холмом. Как это иногда бывает, в веселой кампании вдруг кто-то выделяется, как будто вырастает, становится выше окруживших его на голову. Ну, не на голову, на пол-головы, и то достижение. А всего-то, сказал что-то скучное по поводу Роджера Бэкона. Вернее, готовится сказать. Кажется, он усвоил, чтобы не вылететь со службы, надо всегда быть готовым, к чему? Попробуй, угадай. Он и не гадает, просто будь готов, и все.
И он настраивает себя, буду,
уже не служивый, тоже достоин прописной буквы, Служака.
Они всегда готовы! Вот о чем забывают критики чиновников и прочих волокитчиков. По крайней мере, дать отпор готовы, даже молчанием. Именно так, все начинается с молчания, с готовности молчать, там, тогда, когда способен только кричать, сорваться на крик. Научился молчать? Учись молчать с помощью слов, очень ответственное умение, нужные слова должны рождаться сами собой, без всякий усилий со стороны Служаки, рождаются сами? Рожденные службой стали рождать слова, благодаря которым самая унылая служба предстает высокой службой. Как говаривали веком раньше, становится служением. Народ, отечество, партия, снова народ, снова отечество, снова партия. Есть такое место, можно служить, не сходя с этого места. Как говаривал некий мыслитель, кстати, мой современник, подходящее место. Встреча со службой означает встречу с предметом служения. Выбираешь службу, выберешь и объект служения, куда денешься, памятник начинается с переворота земли, с устройства ямы в земле. Риск? Можно там и остаться.
2.
Крушение идеалов, значит, крушение носителей этих идеалов, считается, должна быть такая связь, без идеала какая жизнь. Но если идеал отсутствует, не нужен, что можно сказать о таком человеке. Он готов, к чему неясно, но то, что он готов, не подлежит сомнению. Будет удобный случай, готовность проявит себя. Скажем, взойдет на трибуну, зачем?
Бросить вызов, что можно бросить с трибуны, собственную ярость, если переполняет.
Несколько слов, да еще в форме откровенной брани, верно, трибуна самое подходящее место для такого действия. А где же идеал, в самом себе, себя видит и желает утвердить себя в качестве идеала. По крайней мере, считает себя выше прочих, выше, лучше, достойнее. Короче, должен быть руководящей силой. Отложить, стоит ли, народ и так заждался. Дайте часы, свои я заложил, кто-то снимает, дает. Надо же, наручные часы уже на многих руках, а еще только начало века. Часы перед собой, надо увлечь зрителей, слушайте! в небо летит то, что называют богохульством. Хватило минуты, потому и увлек, что уложился в минуту. Психологи говорят в таких случаях, позднее то же самое говорят историки, перелом.
Тот забытый случай?
Только общее возбуждение, только, но общее. Вышел, как будто сказал, громко, мне нужно показать, что? Показать себя, для того и выходил, попутно, свою сущность, на деле? Скорее, обнажить общую сущность всех присутствующих. Впереди, верно, впереди было общее ликование, нередко говорят, всеобщее. Не здесь ли наша сущность, ждать ликования, и не допускать, там, впереди, горевания. Впрочем, до него, я о ликовании, всем в тот забытый день присутствовавшим, было еще шагать и шагать.
Дошагали? Не все, далеко не все.
И что? Это никак не мешает шагать к ликованию, другое, часто используемое слово, к победе, от победы — к победе, такой мыслится жизнь. А если победы не было, реванш. Перед трибуной, сели, съели, пропустили мимо ушей, разошлись. Реванш? Вышли, рядами, унесли, вереницей.
…
Теперь к Автору, что там у него, как всегда, судьба готовит испытание, всем.
На то и судьба, которую иногда называют общей. Все герои, не хотелось бы называть их персонажами, до них вдруг дошло, оказались перед лицом общей судьбы. И как они ведут себя, все? каждый ищет себя, пытается найти свой выход.
На то и общая судьба, чтобы найти из нее отдельный выход.
Начинается совсем другая жизнь, как-то надо ее, такую жизнь, преодолеть, нужно начинать, с чего-то. Верно, все только начинается, строгий, к самому себе, Служака идет на прием к врачу. Впереди долгая вахта, на годы, хотя об этом никто еще не знает. Здоровье не железное? Нормальное здоровье, для нормальных условий. Но на бессменной вахте, уже не железное. Так хотя бы в голосе добавить немного железа, как тогда говорили, металла. На деле, он пытается добавить железа в голове, как это? Несложно, на лице непреклонность, на голове каска, одна рука, понятно какая, сжата кулаком. Глаза, кулак, каска, готовность номер один, это и есть железо в голове. Он идет, я о Служаке, как всегда, не зная, что ему предстоит встреча с людьми, которые давно уже стали железными. А иначе изменить этот поганый мир невозможно, сделать такое в этом мире могут только железные люди. И они охотно позволяют себе быть железными. Быть, еще не значит, бить. На устах другое слово, биться. Готовы, как вдруг обнаружилось, железо стало размягчаться, плавиться, у всех? Если бы, кто-то напротив, стал еще тверже, закалка.
Люди, рожденные службой.
И люди, рожденные быть железными. Первые, вне службы, могут быть очень милыми. Простота манер, чего стоит, склониться перед старым врачом, вежливо пожать руку социалиста, и все это, на автомате, лишний козырь. Вторые, не про них ли, гвозди бы делать из этих людей, кавычки опущу? Они еще не знают, впрочем, никто еще не знает, что это про них.
…
Очередь за словами, долгая цепь слов, что будет на конце цепи, что-то будет, непременно.
Служака входит, пред ним несколько человек, на лице сразу, какое собрание, какие люди. Автор облегчает Служаке первый шаг, он не отказывается. Если возложена миссия, он готов подставить свои плечи. Понятно, в ряду других, нести так нести всем. Будем держаться. Но кажется, я несколько забежал вперед. Вернусь к началу, буду следовать, по мере возможностей, за Автором.
В комнате, в точном смысле, в гостиной, несколько человек,
удобно ли? эти несколько человек прекрасно разместились в большой гостиной, большей частью врачи, большей частью молодые. С ними старый врач, его считают Учителем, ныне академический работник, сидит в отдельном кабинете, пишет, пишет. Плюс социалист, прикидывающийся журналистом, занес случай. Собрались, не сразу. Сбор прошел ряд шагов, или этапов, можно и так сказать. Сначала собрались помоложе. Затем, хозяин гостиной, сам нестарый человек, привел Учителя, старый врач, заодно, носитель прошлого. Чем занимались? На первом шаге поспорили. На втором, спор продолжился. К чему пришли? К сущности. Вернее, попытались прийти, и то верно, спорить, так по существу. И на первом шаге, и на втором, старались, не получилось. Не хватает, кого-то не хватает, нужен кто-то знающий, хотя бы сведущий. И Автор приходит на помощь, на то он и существует.
3.
Еще раз, чем заняты собравшиеся, занятием интеллектуалов, столь высокого мнения о себе? Стараниями социологов они уже отнесены к этой категории, давно, так что предмета спора здесь нет. Короче, интеллектуалы спорят, о чем?
О войне, как таковой, о войне вообще.
А значит о войнах, о всех войнах, которые были и которые могут быть. Были, о той несчастной войне, что уже в истории, теперь та война ожила. Благодаря ей, я о старой войне, незабытая история стала живой. Как это, живые чувства, те чувства, которыми живут в настоящем. Вот эти чувства и переживают собравшиеся, задевает за живое, бывает такая история. На этом фоне, неизбежный переход, к той войне, которая еще впереди, которая будет победной. Не всегда же ходить в проигравших, в потерявших. Потому, о той войне, которая изменит их будущее, в лучшую сторону. Кажется, в этом никто не сомневается. Понятно, еще о людях, до войны, после войны. На войне, на переломе эпох? Об этом в другое время, в другом месте.
В сумме?
Вот к этой сумме и надо прийти, до спориться, доказать.
Проще говоря, сформулировать позиции, если не политические, хотя бы житейские. Разумеется, сразу же представить их в качестве бесспорных, хотя бы отправных. Каждому его позиция кажется бесспорной. Право каждого, далее, сравнение позиций. На выходе? Если коротко, есть несколько всем известных, потому весьма популярных точек зрения, они же политические позиции. Все дело сводится к выбору. Участниками спора и совершается выбор, путем спора, не осознают, суть дела не меняется. Как он протекал, я о выборе, в этом, давно забытом частном случае.
…
ход дела, то есть, спора, на высоком языке, дискуссии, в сжатом виде, позволю себе повториться.
Ход этот можно разбить на три части, на три серии, если угодно. Первая, возможно, самая горячая, одна молодежь, спорит, как ей и положено, горячо, с душой. Над ними никого, кроме их собственного круга? Ну, хорошо, свойственно. Потому горячо, временами даже зло, я об интонации. Поверхностные суждения? Вряд ли, народ грамотный, во всяком случае, считает себя способным на глубину суждений, интеллектуалы все-таки. Избитые? Скажем так, широко распространенные, имеющие хождение среди широкой публики. Не в широте хождения дело, в аргументах, в силе аргументов. Как ни печально, аргументы тоже имеют хождение среди той же публики. Повторяются? В чем-то. Их главное свойство, я о молодежи, убежденность, переходящая в веру, верят, а как жить, если не верить. Вера нужна, хотя бы и самая наивная, убедитесь в очередной раз! Или? Или, напротив, не верят. Как всегда, когда речь заходит о вере, о принципах, разделение, одни верят, другие не верят. В пределе, фанатизм и скептицизм. Надеются, пока еще надеются, до тех дальних пределов не доходить, не дойти, блажен кто верует.
Как шел спор, вернее, как они шли, верные себе.
А куда можно идти, будучи верным себе, только к себе самому, вот они этот путь и начали. Не значит, что закончили. В начале было? Выгода, в самом прямом, откровенном виде. Встает перед камином, высокий, выше всех, объявляет. Каждый заботится только об одном, устроить выгодное дельце, себе. Уточнение? Это верно для отдельных людей, но над ними правительства! верно и для правительств, для всех. Следующее уточнение, люди — правительства. Над отдельными правительствами никто не стоит, мирового правительства еще нет. И, кто знает, может никогда и не будет. Должно быть, интересно, выгода останется в силе для мирового правительства. Люди, даже в правительстве, он них никуда не денешься. Верно, коль выгода, значит люди, далее, об этих людях, какие есть, какими могут быть. Другой, не вставая, лет десять назад мы поняли, о своем поколении, это наш крест, об угрозе со стороны соседнего государства. Добавляет, мы не хотим войны, но готовимся к ней, не избежать. Не хотим, но готовимся. Так говорят о чем-то естественном, что неизбежно наступит, наступает, как смена времени года.
…
Вот такие мы люди, верно, они такие люди, о чем я?
Некая граница, черта, на этой вполне ожидаемой черте? Сущность. Речь шла о выгоде, о людях, которые всегда следуют личной выгоде. Потом речь зашла о войне, о людях до войны, а какими они пребудут на войне? Приходится говорить о войне, взятой самой по себе, о войне как таковой. Говоря иначе, о сущности войны, себя-то интеллектуалы понимают. И ценят. А потому, спешат внести ясность в другой феномен, который прямо влияет на их жизнь. Не только на их жизнь. Они, будучи врачами, влияют на жизнь людей. Рядом возникает то, что называют войной, она тоже влияет на жизнь людей. Или? Влияет на жизнь, на саму жизнь. Как-то рядом встают, жизнь и война. Есть жизнь. Есть война. Есть жизнь до войны. И есть жизнь на войне, да разве это жизнь, какая может быть жизнь на войне.
Война — то, что противостоит жизни.
Слово представителю молодого поколения, двадцать с небольшим лет, все еще впереди.
А тут угроза войны, на горизонте что-то открывается. Что представляет собой война в действительности, в самом деле, что? Она связана с человеком, причем, на самом глубоком уровне, это инстинкт войны. На войне, благодаря войне в человеке развиваются редкие качества, из числа тех, что укрепляют душу. Куда уж глубже, душа. А что в той душе, война. Кто-то говорит о выгоде, война доказывает обратное, какая выгода, когда речь идет о самопожертвовании. Героизм, вот что движет людьми. И далее, уже не о людях, о войне.
Война — спорт, самый благородный вид спорта.
Понятно, желающие найдутся, быть чистым спортсменом, не устоять.
4.
Оппонент наготове, а плата, клади голову, войны без платы нет, будем платить.
Не чем-нибудь, человеческими жизнями. Переход, снова люди. А почему они, о людях, размножаются так быстро, их слишком много. Имеющихся благ на всех просто не хватит. Их, не нас! Их много. Нас? Мы сильнее, человек должен жить своей силой. Звучит заманчиво. Какой человек, нормальный? Здоровый! Зачем норма, дано здоровье. За пределами здоровья? Пределы, есть пределы, положенные человеку, перейдя через которые, этот человек? Ставит себя вне свой жизни, его жизнь оборачивается против него же. Жизнь против носителя жизни, против самого человека. Да, не зря их называют интеллектуалами.
Уже готовы броситься в бой, за ними, не сомневаются, есть кому, подхватят.
Но не бросаться же очертя голову, кто-то должен вести их в бой, поведут, впереди них молодые офицеры, понятно, поколение одно. В тех офицерах? Мужество. Они показывают миру: дисциплина, коллектив, аскетизм. Низменному тщеславию места нет, не говоря о какой-то там выгоде. Не только выгода движет человеком, еще и большая идея, кажется, очевидно, дайте миру такую идею. Или жаждущих быть идейными.
…
Все? Напротив, открылась возможность сделать еще один переход, от человека.
К тому, что стоит над человеком. Конечно, находится тот, кто не пожелал упустить такую возможность. Представитель того же поколения, ему нет и тридцати, совсем недавно он получил членский билет. Кажется? Да, я забежал. Членский билет у него еще впереди, совсем недалеко, готов, но все же впереди, ведь процедуру приема никто не отменял. На него смотрят. Те, кто говорил. Высказались. Замолчали, как будто выдохлись. Тем, кому говорить не пришлось, молчать и дальше, недостойно. Какое совпадение, ждут его слов, его слова готовы явиться на свет. Берет груз, тот самый груз идеи, его устами говорит Интернационал, который с номером два. Берет слово, коллектив, общее дело, это и есть дело всей жизни, все так. Есть мужественная молодежь. Но она может стать жертвой страшной ошибки. Она служит идеалу, уверена в том, что служит высокому идеалу. Все может оказаться одной большой ошибкой.
На деле, она, эта мужественная молодежь, на службе у Капитала.
Его слова подхвачены. Молодежь служит, чему она служит, жертвует собой, грубо говоря, свой шкурой. Ради чего, ради элементарного разбоя. Кажется, здесь проблема. Разбой, поставленный на уровень государства, возведенный в государственное дело, конечно, самим государством. С таким государством? Понятно, Капитал, рано или поздно, поставит принадлежащее ему государство перед очередной войной. Он всегда на грани войны. На то и Капитал, его существование невозможно без войн. Не люди, но эксплуатирующий их Капитал является источником всех бед, всех мучений, всех войн. По логике, нужно вести речь не о войне, о борьбе, с Капиталом. Конец Капитала, понятно, конец предыстории.
Необязательное дополнение
В споре, таким образом, обозначились три позиции, вот они, эти популярные позиции.
за войну, благородный порыв, победа ради жизни ценой жизни.
против войны, против того насилия, которое являет собой любая война.
за войну против войны, против всех войн, это будет последняя война, коротко, война — войне.
Путь ко всеобщему миру лежит? Неужели есть этот путь. Может быть, вопрос сформулировать иначе, а есть ли он, этот всеобщий мир. Есть, на наших условиях, меч уже готов, горе побежденному, осталось найти те самые весы, на которые можно будет бросить меч. Не сотворить ли нужные весы, меч — весы, это и есть то, что называют жизнью?
…
Как ни странно, в споре рождается, вернее утверждается то, что можно называть правилами, понятно, с некоторой долей условности. Говоря правило, я говорю правильно, это? то, чем руководствуются герои эпопеи, принимая любое решение:
выгоды для всех быть не может, кто-то выиграет, кто-то потеряет.
война как самый благородный вид спорт, позволяет человеку стать лучше самого себя.
война, которую начнет Капитал, позволит покончить с самим Капиталом.
Суть согласия — взаимные уступки. Капитал не уступает, готовит, готовится?.. самоубийство Капитала. Для тех, кто руководствуется правилами, они выступают условиями, которые не оспаривают, просто следуют. Не оспаривать, следовать. Война, то, что дается человеку, чтобы стать великим. Или война? то, что вырастает из великого человека. Или, скажем, из великой нации. Быть или стать, быть, чтобы расти, или расти, чтобы стать. А что может вырасти из человека, нечто очень прекрасное. Коль так, нужно укрепить то прекрасное, что уже есть в душе. Прекрасное, тот шаг к утопии, который совершить легко, потому как это последний шаг, кто устоит перед прекрасным. Человек невозможен без героизма, особенно молодой человек. Забыть об этом, сразу следует предложение, в войне с Капиталом он может проявить подлинный героизм. На первом плане, победа, а цена жизни? Ее нет вообще, этой цены. Есть только победа, все прочее не в счет.
…
На весах, возможно, таковые имеются, а нет, всегда можно соорудить их подобие, так что там,
большая мечта против большого страха.
Кажется, дуализм в жизни неистребим, чуть иначе, быть на краю, тем самым предполагать, есть другой край, и этим краям никогда не сойтись, небольшой перифраз известного выражения. А если приходится быть внизу, какой бы ни была наша жизнь, в ней всегда есть верхи, низы, а есть таковые, значит есть те, кто наверху и те, кто внизу. Среди тех, кто наверху, тот, кто всегда один, может быть таким. Среди тех многих, которые внизу, тот, кто не может оставаться внизу.
После смерти Диктатора его соратники, кем они стали, кем были, теми и остались, верными соратниками вождя, готовые продолжать его великое дело. Менять большой мир, в котором им выпало жить и который окружает страну Советов. Строить новое общество в самой стране Советов, о чем было заявлено в программе партии еще в далеком 47-ом. Правда, что-то изменилось в их жизни, не скажешь, были на самом низу, но все же от верха были бесконечно далеки, а вдруг очутились на на самом верху, на вершине.
Кем были, теми остались, были, есть, тесно прижавшиеся.
А могли стать? Бывшими.
Бывшие приближенные, вдруг забывшие о своем страхе. Стать бывшим решился только один из них, это? Конечно, Мужик, кулак вверх? Не обязательно, можно просто взять рюмку в руки, и так с рюмкой простоять больше часа, умел увлекаться, особенно своими мечтами. Так что было на его весах, что-то должно там быть, неужели победа? На мой взгляд, выгода, простая очевидная польза. Даже в тот момент, когда писал заявление об освобождении от занимаемых должностей, как говорят историки, подал в отставку со своих высоких постов? Именно тогда, чувствовал это как никогда, мог писать спокойно, без страха. Его отставкой завершилась эпоха? Напротив, эпоха только начиналась, название, как всегда, придумали позднее.