Среди непостижимо обширного информационного содержимого электронных библиотек Конфедерации затерялось немалое количество материалов, происхождение коих достаточно туманно. К подобным документам принято относить и сказание о древней Империи Мо’Шен - историю быта людей-птиц той поры, когда их царства были осияны славой - и повествующее, в том числе, о печальном падении и угасании их рода. Представленное далее предание ни разу не было четко классифицировано как творчество какой бы то ни было этнической группы, и по сей день ведутся споры о признании его хотя бы в качестве безымянного реликта неизвестной, ныне утраченной, культуры.
***
В мире, названном на заре его дней «Шеан», жил единый народ Мо’Шен, само имя которого означало «Объединившие сущее». Могучая цивилизация птицеликих людей прошла долгий и тернистый путь, прежде чем достигла вехи, определившей ее истинную судьбу. Так, приоткрыв завесу тайны над сутью смерти, ученые мужи Мо’Шен пришли к выводу о необходимости освоения просторов вселенной с целью заселения новых, ныне неизведанных миров; ибо единственно лишь предположив вероятность обретения бессмертия, осознали они, что, не будучи готовы к подобному исходу, благородные Мо’Шен могут не только не приобрести выгоды от такого открытия, но и потерять все, что имеют.
И тогда все пытливые умы Мо’Шен обратились к исследованию космического пространства и возможности создания судов, способных пресечь его пределы. И вышло так, что найдены были новые подходящие миры для заселения их птицеликими, и совпало это поразительное открытие с моментом установления способа космических перелетов средней дальности. И возрадовались люди славного рода Мо’Шен везде и всюду – от малого клочка суши до самого великого материка свободных земель Шеан, ибо ведали, что нынче достанет им и знаний, и умения, чтобы направить экспедиции к обоим вновь обнаруженным мирам. Когда же встала остро проблема снабжения молодых колоний энергией, венценосные правители Мо’Шен по совету ученых мужей решили начать выработку недр малопригодного для жизни небесного тела невероятных размеров, коему оба обетованных мира приходились лишь скромными, но прекрасными лунами. И названа была та планета: «Доат» (в переводе «бездонный»), и спутники ее получили имена «Айру» и «Аме’Нитх» («Сияние» и «Дыхание звезд»).
Наконец, многоопытные трудолюбивые машины отправились впредь своих хозяев, чтобы успеть добыть достаточно ресурсов для будущих поселений птицеликих в мирах, к которым они столь стремились. А чуть погодя вслед за ними поднялись в наднебесные сферы и отправились в отчаянный путь звездные странники – достойнейшие из достойных, наиболее храбрые и благородные представители своей расы. С малого началось освоение неведомых земель, и со многими лишениями поначалу предстояло столкнуться первопроходцам, дерзнувшим бросить вызов самим звездам. Однако стойкостью и целеустремленностью отличались несгибаемые сыны и дщери народа Мо’Шен; оттого и сумели они снести все испытания, что насылала на них безжалостная судьба, и заложить основу будущих венценосных царств.
Шли годы, и колонии богатели и обрастали все новыми и новыми поселениями, в то время как системы, снабжающие их ресурсами, постепенно ширились, усложнялись, и тем чаще выходили из строя. И тогда совет правителей Мо’Шен, что располагался в землях Шеан, принял решение изменить внешний контроль над бесплодным, но при этом, столь полезным миром Доат. Взвалить на свои плечи ответственность за развитие добывающей промышленности надлежало управляющим с Аме’Нитх, большего из спутников, коим и делегировали свои полномочия администраторы из родного, но столь далекого мира Шеан. И коль скоро Правительство Аме’Нитх, с той поры неусыпно следившее за реорганизацией процесса добычи полезных ископаемых Доата, приступило к созданию жилых и промышленных структур под поверхностью «бездонной» планеты – упрочилась и связь между этими двумя мирами. Во вновь отстроенных секторах Доата теперь могли размещаться на постоянной и временной основе инженеры, инспекторы и техники, контролирующие на локальном уровне работу машин; а кроме того сами машины впредь обновлялись и производились в пределах планеты, что существенно повышало КПД всех систем ресурсодобычи. Между тем, пока силами Мо’Шен с Аме’Нитх, ширились и углублялись шахты Доата, поселения Айру, лишь потребляя и, ничего не возвращая взамен, росли и множились невероятными темпами: в этом мире тоже не прекращалась работа, вот только вся она была направлена на возвеличивание самого Айру. Так в относительно короткий срок обособился и вознесся над прочими городами великий полис Гахар, который – не прошло и двух столетий – поглотил все прочие поселения, оставшись единственным городом на планете.
Но вот наступил день, когда предначертание старых времен начало осуществляться. Жизнь каждого из птицеликих Мо’Шен теперь продолжительностью сравнялась с шестью жизнями, что проживали некогда их предки. Шеан же, как утверждали ученые мужи, ныне сносил на своей поверхности более половины наибольшего числа людей, которых он мог бы уместить. Тогда же Правителями Шеан были предприняты многие реформы. И с той поры в родном мире птицеликих стало запрещено заводить более двух отпрысков на семью. И начали возводиться новые поселения в обширных пределах Аме’Нитх, и выросло количество жилых кварталов под безжизненными покровами Доата. Ибо в приоритете отныне оказалось заселение именно этих двух миров. Жителям Шеан была дарована возможность записаться в очередь «отважных переселенцев», и отправиться на Аме’Нитх без каких-либо затрат. Вновь прибывшие обеспечивались жильем и стабильно оплачиваемой работой, а также – на время благоустройства – достаточно щедрыми пособиями. Все благоволило переселенцам, и новый мир простирал перед ними свои теплые широкие объятия, вырваться из которых, однако, они уже не могли. По новым законам, все зарегистрированные жители Аме’Нитх утрачивали право вернуться на Шеан. Что же до Доата: умножился спектр ресурсов, добываемых из его недр; и некогда разрозненные жилые и промышленные секторы, воздвигаемые в укрепленных пустотах «бездонной» планеты объединились в первое многоярусное поселение, куда с недавнего времени решено было свозить особенно провинившихся правонарушителей. В действительности, поскольку в обществе Мо’Шен преступность была искоренена как таковая, самым страшным нарушением закона и преступлением против доверия сограждан стали считаться невежество, безделье и халатность. Ссылка же на Доат являла запутавшимся гражданам шанс проявить себя и очиститься в глазах общества и государства от скверны собственного несовершенства. Провинившиеся отныне не изолировались от социума, но сами составляли собственное сообщество трудящихся во имя искупления грехов своих прошлых. И тем более неблагодарные труды ложились на их плечи, чем тяжелее была степень проступков ими допущенных.
Единственный из всех миров, лишь Айру почти не коснулась проблема перенаселения и миграции. Жители его, словно отрезанные от всего происходящего вовне, процветали, равно как и величественный полис Гахар, прекраснейший из городов Империи Мо’Шен. Именно в пору первых реформ столица Айру приобрела свой оригинальный образ, ставший с того времени каноничным. Гахар оделся в серебро и платину, и хрусталь, и белый гладкий камень. По всему городу высились величественные здания – образчики архитектурного искусства; великолепные статуи украшали неисчислимые площади и многоярусные парки, размещавшиеся, где только это было возможно. Многочисленные ансамбли строений утопали в зелени гигантских дерев, растущих у их подножия. Через крыши иных домов пролегали русла искусственных каналов верхних городских ярусов, в то время как стены служили отвесным скатом для обрушивающихся с их вершин столпами искристых брызг неистовых водопадов. Весь город полнился свежестью и вдохновением, и каждый квартал являл собой уникальный пейзаж и произведение искусства. А в самом центре исполинского полиса располагался невероятных размеров сад, превосходящий по площади иные крупные поселения на Шеан и Аме’Нитх. И столь разнообразны были флора и фауна этого удивительного заповедника, столь идеален природный баланс, который удалось достичь при его организации, что виды, сосуществующие в нем (естественные ли, выведенные ли), научились уживаться друг с другом и подстраиваться к постоянно меняющимся окружающим их условиям каждую минуту времени. Так, житель Гахара, решивший в очередной погожий денек прогуляться по тенистым аллеям сада, по возвращении мог уже и не встретить на своем пути ни одного виденного им ранее животного, а только лишь новых, прежде ему неведомых. А то, – как поговаривали иные гости, отдыхавшие недолго в те времена на Айру – даже и некоторые растения через короткий срок уже было не найти в пределах чудесного этого сада, зато на их месте красовались другие – поражающие воображение своими цветами и формами. В самом же центре цветущих кущ его был отстроен правительственный квартал, напоминающий невероятных размеров муравейник. Все аллеи и даже самые неприметные тропинки сада вели именно к этому внушительному зданию, в сущности являющемуся не просто сооружением, но целым конгломератом сооружений, жилые и рабочие площади которых полнили сие исполинское здание, начиная с нижних уровней (глубоко под землей) и заканчивая самыми верхними (в с трудом обозримом поднебесье). Как раз с этим домом-кварталом и была связана единственная миграционная реформа, коснувшаяся непосредственно Айру. Вся ее суть заключалась в трех пунктах уложения, принятого правителями Империи Мо’Шен. В соответствие с первым пунктом, Властители птицеликих, вместе со всем Центральным Институтом Правительства отныне должны были постоянно размещаться на Айру, в чертогах заранее отстроенного для этих целей здания, расположенного в центре городского сада Гахара. Второй – указывал, что зарегистрированным в Айру жителям отныне воспрещалось заведение более одного отпрыска на семью. Третий же пункт – что особенно важно – устанавливал правила прибытия гостей и переселенцев на территорию новой столицы Империи Мо’Шен, «всевечного» града Гахара. Положения данного пункта ограничивали список граждан, могущих посетить Гахар, и уж тем более остаться в его пределах с целью проживания, единственно лишь гостями, что получили личное приглашение от коренных жителей Столицы. При этом был выделен целый отдел в правительственном квартале, располагавшийся на одном из уровней, отведенных миграционной службе, занимающийся проверкой и одобрением подобных приглашений.
Однако столь удачно введенные правительством Империи реформы не снискали одобрения жителей многочисленных поселений на Аме’Нитх, но вызвали немалый общественный резонанс, и реакция не заставила себя ждать. Последующие за принятием новых законов годы оказались омрачены событиями, постепенное наступление которых было столь же неизбежным, сколь тлетворным явился эффект, оказанный ими на единство народа Мо’Шен.
В ту пору на Аме’Нитх успела сформироваться система со-зависимых царств. Каждое вновь появляющееся поселение проектировалось и организовывалось с заранее возложенной на него миссией: так существовали города-склады, -фабрики, аграрные и многие прочие узкоспециализированные поселения. Единственно не возводились более – а уже существующие утрачивали свою функцию – ресурсодобывающие города. Это было связано со вступлением в законную силу, столь ожидаемого многими Мо’Шен, запрета на разработку недр Аме’Нитх. В пределах Айру подобное постановление действовало с момента основания Гахара. Но вот, спустя многие лета, добыча ресурсов (равно как и первичная их обработка) стала прерогативой промышленных комплексов Доата. Жители же Аме’Нитх с тех пор, равно как прежде и впредь Мо’Шен с Айру, использовали исключительно ископаемые, доставленные с Доата, в связи с чем города-склады на Аме’Нитх многократно повысили свой статус. Все поселения Аме’Нитх располагались в границах некой воображаемой окружности, площадь которой постоянно росла. Окружность в свою очередь делилась на двенадцать секторов, контроль над которыми осуществляли самые крупные полисы планеты; они были равноудалены друг от друга, и при этом сами формировали территориальный центр Аме’Нитх. Двенадцать этих регионов именовались царствами, над которыми властвовали двенадцать владык, избранных местными жителями. В каждом из царств существовало примерно одинаковое количество специализированных поселений, однако при этом, столицы их полностью смещали баланс, закрепляя за каждым регионом статус узкоспециализированного. Так на территории одной из столиц существовал склад, в котором хранилось шестьдесят пять процентов всех ресурсов: будь то полезные ископаемые или продукты питания. В другом полисе оказалась сконцентрирована основная доля всех градостроительных предприятий. В третьем – размещался всепланетный центр связи; четвертый служил центральным энергетическим узлом. И многие прочие. Вот так вышло, что формально самостоятельные царства в действительности стали заложниками сложной, ни на миг не прерывающейся системы взаимодействия. Власть на Аме’Нитх оказалась разделена между двенадцатью владыками, не желавшими делиться ею, и при том, не способными существовать друг без друга.
Но времена изменились, и мигранты хлынули на Аме’Нитх нескончаемым потоком, и их распределение между царствами стало острейшей проблемой. Тогда впервые за все время Владыки «Дыхания Звезд» воссоединились в своем порыве, и, действуя от имени и по поручению жителей свободных царств, призвали Правительство Империи к расширению автономии Аме’Нитх. Был образован совет владык, который избрал над собой временного Главу. Им оказался Кохог - достойнейший из птицеликих той эпохи, муж величайшей духовной стойкости, несгибаемой воли и поразительной глубины ума. Дослужившись некогда до поста советника при Правительстве Империи, Кохог очень скоро снискал самое глубокое уважение своих хозяев и бесконечное доверие в вопросах внутренней политики. Не в одночасье став чуть не самым влиятельным человеком в Империи, он, однако, в итоге сам просил у своих господ перевода на Аме’Нитх, объясняя подобную прихоть стремлением упрочить ослабевающие между местными владыками связи, что по его разумению послужило бы важным шагом к оптимизации управления колониями. Так Кохог поставлен был править полисом, осуществляющим контроль над структурами Доата, а в итоге, много лет спустя оказался избран спикером совета владык. И как новый Глава, Кохог начал ведение диалога с Правительством, рассчитывая на мягкое урегулирование разногласий. Он знал, что прямой нажим не приведет к желаемому результату, а потому с самого начала действовал из расчета на разрешение сложившейся непростой ситуации в достаточно долгосрочной перспективе. Но когда по прошествии нескольких лет Совету Владык Аме’Нитх стало очевидно, что Империя не собирается сделать и малого шага навстречу своим гражданам, Кохог призвал лидеров всех царств к открытому протесту. Так началось первое противостояние среди Новых Царств Империи Мо’Шен. До поры об этих событиях и вовсе не было известно в пределах Шеан, родного мира птицеликих. Когда же наконец описание тех темных дней попало в хроники, и Мо’Шен во всех мирах смогли узнать доселе тщательно скрываемую истину, – оказалась она до неузнаваемости искажена, о чем, правда, большинство людей, так и не проведало.
Начало восстания на Аме’Нитх сулило его царством единственно обретение столь желанного самоконтроля, чем несказанно манило всех без исключения их владык. Кохог, предложив Совету переход к активным действиям, точно знал, за что он берется. Пока постоянно затягивающиеся переговоры с Империей то и дело заходили в тупик, он успел составить план действий на случай перехода к решительным мерам и убедить подавляющее большинство владык Аме’Нитх в перспективности и беспроигрышности этого плана. А посему в решающий момент призыв к Восстанию Совет Владык поддержал в полном составе единогласно. Лидеры, оставшиеся в меньшинстве, просто не могли не присоединиться к остальным, ведь они в любом случае были вынуждены продолжать взаимодействие с прочими царствами Аме’Нитх, так что их отказ мог стоить и им, и всему их миру очень дорого.
Восстание началось с того, что Межпланетному Правительству Империи было отправлено сообщение, которое дОлжно было передать лично корпусу эмиссаров. В послании утверждалось, будто отныне Свободные Царства Аме’Нитх обретают не только формальную, но и действительную свободу, и более не станут подчиняться Империи в вопросах ни внутренней, ни внешней политики. Гарантом же исполнения народной воли жителей Аме’Нитх (что следовало из содержания послания) становилось взятие Айру, и как следствие, столицы Империи, в заложники. Кохог в сообщении лично заверил, что попытка покушения на вновь обретенный суверенитет царств Аме’Нитх, обернется для властолюбцев Гахара полной торговой изоляцией последнего. Эта возможность пугала тем, что с настоящего момента на Аме’Нитх приводился в действие логистический план, в соответствии с которым, все маршруты грузовых судов следующих с Доата пролегали через склады Аме’Нитх, и в случае неприятия условий данного ультиматума, Гахар мог полностью лишиться снабжения необходимыми ресурсами. Совет Владык в свою очередь заверял, что в случае, если первичные их условия будут приняты, а эмиссары отпущены, чтобы донести сию благую весть до Свободных Царств, – поставки ресурсов не прекратятся, и первое время даже останутся безвозмездными. Продлится же это до поры, пока не будет составлен и приведен в исполнение новый внешний торговый договор между Айру и Аме’Нитх.
Для подкрепления своих замыслов Кохог повелел прервать всякую связь с Айру и принялся ждать возвращения эмиссаров. А до момента, пока посланцы не вернулись, была развернута блокада Столицы Империи. Дело в том, что в последние годы крупнейший город-верфь на Аме’Нитх тайно переключил бОльшую часть своих мощностей на создание военных кораблей. И когда началось восстание, полностью сформированная Первая Флотилия Свободных Царств, распределившись по заранее определенным позициям, обеспечила абсолютный контроль над перемещениями в пространстве между Айру и Аме’Нитх. База космических войск Империи размещалась в то время на Шеан, и потому, оказавшись на орбите Аме’Нитх, корабли повстанцев первым делом избавились от спутников дальней связи, лишив Правительство возможности получить военную поддержку. Гахар же охранялся от вторжения местной гвардией, а также воздушной и наземной техникой и артиллерией; но флота как такового не имел. Лишь корабли снабжения, таможенные суда и прочие полувоенные единицы: все они были оборудованы, в том числе, легким и средним вооружением, но для открытого противостояния военному флоту, безусловно, не годились.
Официальное признание Имперским Правительством не являлось обязательным условием объявления Аме’Нитх независимости, однако в случае удачного развития, такой поворот событий существенно облегчил бы легализацию суверенитета Свободных Царств и власти их владык. Правительство Империи же, невзирая на оказываемое бунтарями давление (или как раз в силу его эффективности), воздерживалось от активной реакции, и без колебаний приняло корпус эмиссаров с Аме’Нитх. Подобная открытость диалогу, как виделось Кохогу и всему Совету Владык, доказывала действенность предпринятых ими мер. Ведь безропотно согласившись незамедлительно принять переговорщиков, Правительство нарушило собственный закон о прибывающих на Айру. Впервые за все время с момента его вступления в законную силу.
Эмиссары были радушно приняты, словно дорогие гости. И обращение к правителям Империи состоялось вечером в день их прибытия, так что на следующие сутки они уже спешили на Аме’Нитх с ответом. Послание, которое они передали Совету Владык, немало удивило Кохога. Эмиссары сообщали, что Правительство Империи соблаговолило поразмыслить о предоставлении Царствам Аме’Нитх ограниченной автономии; и чтобы прийти к более конкретному соглашению по данному вопросу, Владыки Аме’Нитх приглашались к диалогу в столицу Империи. Слова посланников подтверждались официальным документом, скрепленным правительственной печатью. Тогда же Кохог вознегодовал, и не знал он, стоит ли ему смеяться над заносчивостью низвергнутых правителей Империи или сокрушаться их несговорчивости, стоившей Совету Владык и ему лично законного и мирного установления власти. Однако чего не ведал Глава Совета – так это, что не в самом послании таилась основная угроза будущему Свободных Царств, но с ним принесены были и вскорости взошли гибельные семена страха и недоверия.
Вышло так, что на борт корабля эмиссаров прокрался лазутчик, и незадолго до прибытия судна в доки, передал по нескольким внутренним каналам связи сообщение обращенное Правителями Империи ко всем гражданам Аме’Нитх и непосредственно к каждому в отдельности. В нем, кроме прочего, говорилось, что Владыки Аме’Нитх узурпировали власть на родной планете, и установили блокаду вокруг Айру, требуя отречения от власти законных правителей. Обращение заканчивалось угрозой и призывом. – «С того момента, как эти слова – слова истинных правителей Мо’Шен – достигли вашего слуха, каждый из вас, кто останется предан власти мятежных владык, наречен будет преступником. И повинен буде и осужден в той же степени что и навлекшие на себя гнев и проклятие властей подлинных вожди его. Но тем, кто обманом был ввергнут в сей подлый заговор или вовсе о нем ничего не знал – да представится шанс искупить вину причастности к столь страшному преступлению. Так обернитесь же к свету властей сущих, отриньте ложных пастырей своих и свергните с трона того, кто занял его не по праву. Ничего не бойтесь на этом благословенном пути, о, славные отпрыски народа Мо’Шен. Знайте, что в сей темный час, каждый – как один – должен восстать против зла во имя спасения собственного и всяк живущего на Аме’Нитх. Несите же сию весть и передавайте ее всеми мыслимыми способами – удаленно и из уст в уста».
Большинство Мо’Шен с Аме’Нитх, безусловно, осознавали, что Правительство Империи нещадно эксплуатирует их мир, но роптать не смели. Глубоко в сознании птицеликих залегал священный трепет перед Законом и Приказом. Никто из граждан со-зависимых царств не смел даже и помянуть о несправедливости властей, однако же, когда Кохог установился в качестве Главы Совета, многие в душе утешились, ибо всюду ведомо было, что Владыка сей – достойнейший из прочих и первый друг граждан Аме’Нитх. И искреннее стремление Кохога улучшить жизнь своих подданных - последним также была известна. Жители сотен городов в свое время с замиранием сердца следили за его тщетными попытками урезонить Правительство Империи; и все же, к сожалению, никакое сопереживание не могло заглушить врожденного зова к повиновению. Однако пока приказы поступали исключительно от Совета Владык и его Главы, птицеликим и в голову не могло прийти их нарушить, сколь бы необычны они ни были.
Но вот, весть была передана, а затем и услышана, и начала достаточно скоро распространяться. И люди, внимавшие ей, оказывались в замешательстве. Они не знали, что именно им стоит предпринимать. И пусть, до поры, никто из птицеликих не решался открыто восстать, - все большее и большее количество граждан принималось обсуждать такую возможность. А молва о призыве законных правителей продолжала распространяться и вскоре о ней прознали раньше прочих трое владык из совета. И утратили они решимость, поняв, сколь стремительно расползается меж людей Воззвание Правителей. И в малодушии своем отчаялись на предательство соратников. Тогда же самый честолюбивый из изменников решил воспользоваться сложившейся тяжелой ситуацией и обратить ее себе на пользу. Он всяческими наветами и уговорами втайне переманил на сторону отступников еще двоих владык, и приступил к воплощению своего коварного плана. Так, уже впятером, провокаторы принялись чинить вред деятельности Совета и лично Главе. В ведении отступников оказались центральный узел связи, основной склад ресурсов и немалые промышленные мощности соответствующих секторов и их столиц. К реализации плана они подошли со всей возможной основательностью, и в свой срок этот подход принес плоды.
Подрывная деятельность отступников началась с запуска всепланетной трансляции «Воззвания» по городам Аме’Нитх. Первоначальное послание теперь сопровождалось пояснением, что Кохог, алчущий власти враг, должен быть наказан и представлен на суд Правителей Империи. Сообщение услышал почти каждый житель Аме’Нитх; также оно было передано на корабли мятежного флота, после чего по приказу отступников, корабли сняли блокаду с Айру и поспешили в пределы «Дыхания звезд». Еще четверо владык отреклись от Кохога, и тот очень скоро оказался в глубокой изоляции. С того момента все силовые подразделения Аме’Нитх перешли под контроль отступников, и по территории со-зависимых царств прокатилась волна массовых арестов. Вскорости двое членов Совета, все еще хранившие верность своему Главе, были схвачены, равно как и все те, кто пытался этому помешать. Они ожидали обетованного Правительством судилища, когда Кохог с горсткой верных ему храбрецов укрепился в своей резиденции. В городе, правителем коего он все еще являлся, немало граждан жизнь были готовы отдать за своего вождя, о чем, к сожалению, ведали недоброжелатели Кохога. Отступники лишили непокорную столицу связи, электроэнергии, ресурсоснабжения и поставок продовольствия. Кохог теперь не имел возможности не только управлять системами Доата, но даже и связаться со своими сторонниками в пределах города. Поняв безвыходность положения, в котором он оказался, и, не желая причинить еще больший вред своим подданным, Кохог сам сдался на милость предавшего его совета. Его, и еще двоих владык, и всех обнаруженных и схваченных их сподвижников судили по обвинению в измене Империи, а, поскольку лишение жизни как наказание не использовалось в обществе Мо’Шен, их ожидала гражданская казнь. «Предатели» были лишены своего положения, своих имен, и сосланы на Доат. Так завершилось первое печально известное восстание на Аме’Нитх, во время которого не было пролито ни единой капли крови.
Далее повествование мельком касается истории «бездонного» мира. Бесплодная планета, Доат в первозданном своем виде неспособен был обеспечивать существование жизни на нем. Со временем, когда добыча ископаемых развернулась широким фронтом, и в его пределы устремились сотни специалистов, Доат начал обрастать жилыми структурами. Вода и продовольствие доставлялись с Аме’Нитх, а воздух производился местными генераторами атмосферы. Низкая престижность и вредность работы под поверхностью гиблой планеты, тем не менее, до поры компенсировались достаточно высокой оплатой. Когда же решено было ссылать на Доат птицеликих, опорочивших свое имя, условия труда наемников существенно изменились. Выросла площадь поселений, увеличились затраты на продовольствие, воду, их доставку, и на генерацию атмосферы, в том числе. Размер вознаграждения в связи с этим начал стремительно снижаться, а кроме того ухудшились условия проживания: нередкими стали перебои поставок воды и провианта, резко упало качество воздуха. В итоге почти все оплачиваемые работники покинули Доат, и число их снизилось настолько, что решено было вовсе отказаться от услуг квалифицированных специалистов и вверить любые обязанности заключенным. Благо, даже самые недостойные из Мо’Шен были достаточно развиты, чтобы после умеренной подготовки преуспевать в большинстве сфер деятельности. Так, грешники с Шеан полностью подменили собой своих свободных предшественников на всех уровнях: от уборщиков и ассистентов техников до операторов промышленных комплексов и медицинских специалистов. Тогда же была сформирована администрация из управленцев с Аме’Нитх. Они ведали всем происходившем в недрах «бездонного» мира, но находились под полным контролем начальства со своей родной планеты, и конкретно Кохога. Последний, в свою очередь, должен был действовать исключительно в рамках заранее установленных полномочий и отчитываться во всем происходящем на Доате перед Правительством Империи.
Жители Доата подвергались постоянным медицинским осмотрам в так называемых оздоровительных корпусах, где им прививали различные препараты: увеличивающие выносливость, сопротивляемость условиям местной среды, а также снижающие потребность в потреблении воды и пищи. Медикаментозное подавление воли при этом не приветствовалось, поскольку оно оказывало отрицательное влияние на работоспособность. Кроме того, в подобной методике не было даже и особой надобности: каждый провинившийся, проживающий на Доате верил, что он заслужил назначенное наказание, и радовался самой возможности искупить свои прегрешения. На основе этой врожденной логики Мо’Шен строилась местная система служебной дифференциации. Так, будущие должность, род занятий и уровень жилого сектора напрямую зависели от тяжести вины заключенного. При том, даже у самого отпетого преступника всегда оставался шанс изменить свое положение. Заключенные наиболее истовые в трудах своих вознаграждались за стремление измениться к лучшему. Особенно старательные узники поощрялись повышением в должности, а порой даже изменением сферы труда и повышением качества проживания. Оттого среди обитателей нижних уровней Доата, где сама жизнь обращалась пыткой, люди верили, что у них есть шанс не просто исправить свое бедственное положение, но даже и вернуться на родную планету – естественно, при условии, что они будут достаточно усердны. Это поверье охотно поддерживалось местной администрацией, однако на деле являлось лишь сказкой для проклятых на вечные страдания обитателей Доата. Система поощрений и наказаний этой планетарной темницы предусматривала продвижение по службе одного из членов трудового коллектива только в случае понижения или смерти другого. Но заключенным о том не было ведомо, и в их душах теплилась надежда на пусть и нескорое, но, все же, обетованное, избавление от оков; на исход, дождаться наступления коего, в действительности, не было суждено ни одному из них.
После первого восстания на Аме’Нитх, в пределы Доата было направлено множество преступников. Их прегрешения были столь страшны, что каждый из них вряд ли смог бы сравниться тяжестью деяний им совершенных даже и со всеми обитателями «бездонного» мира. И не было в душах их веры в праведность кары им уготованной, и не желали они искупления, но жаждали лишь возмездия. Они отказывались от труда и подстрекали прочих на борьбу и протесты. Управители же Доата, в одночасье лишившись надзора со стороны Аме’Нитх, не смогли выдумать ничего иного, как пресекать подобные выходки физическими расправами – нередко с летальным исходом. Когда же система управления была пересмотрена, и контроль над Доатом полностью перешел к правительственным структурам на Гахаре, те пришли к выводу о необходимости устранения прежней администрации. Все управленцы Доата сами оказались приговорены к отбыванию наказания, при том на самых нижних уровнях. Тогда же появился нетленный закон Доата, гласящий, что «никто и никогда не смеет избавить прОклятых в чертогах мира сего от их мук, не будь на то воли Высших Властей». Пресечение убийств – не совершаемых птицеликими во всех прочих мирах на протяжении веков – в пределах Доата носило вынужденный характер; оно убивало в заключенных надежду на возможность какого-либо исхода кроме как путем прилежного служения, а заодно сохраняло в них же уверенность в непоколебимости сложившейся системы организации. Но этого было мало, и мятежи продолжали вспыхивать на Доате, а временная администрация была не в силах что-либо с ними поделать. И вот, Правители Империи решили обратиться к тому, кто прежде правил и «бездонным миром», и алчущими отмщения преступниками. И вызван был из самых темных глубин Доата, ПрОклятый, лишенный имени и прошлого, и даже лика – некогда прекрасного. Ныне согбенный под тяжестью невзгод и испытаний, пережитых им, этот глубоко больной старик, весь в клеймах и шрамах предстал перед управителями Доата. Ему, прежде носившему гордое имя «Кохог», Правительство Империи предложило обуздать бунтовщиков и стать наместником Доата. Он же принял это предложение, чтобы защитить тех, что в прошлой жизни были его соратниками, и поплатились за то своей свободой; но также потребовал, чтобы Владыки-отступники, предавшие его, были осуждены и переправлены в наказание в пределы Доата, лично под его опеку. Правители согласились на условия сделки, и, лишь только господин «бездонного мира» вступил в законные права, - он с первозданным рвением взялся за преобразование своего вновь обретенного царства. Первым делом новый наместник сплотил вокруг себя своих прежних, наиболее преданных единомышленников, и вместе с ними в кратчайший срок, путем одного лишь мирного убеждения, сумел укротить две трети смутьянов. Он напоминал всем борцам за справедливость (в том числе своим примером), что свобода в пределах Доата – недостижима, и что сопротивление Властям приводит единственно к ухудшению положения самих бастующих, а кроме того и оказавшихся неподалеку непричастных. Прошло совсем немного времени, и ставленника Правительства народ уже принимал как своего законного повелителя. Жителям Доата было известно о прошлом Кохога, и о том, что он согласился вновь взвалить бремя власти на свои плечи лишь для того, чтобы упрочить именно их шаткое положение – дабы сделать жизнь обитателей бездны хотя-бы чуть менее невыносимой. И потому, даже те из Мо’Шен Доата, кто не признавал поначалу его правления, волей-неволей проникались к нему уважением. Обитатели Доата именовали своего вождя не иначе как Сипад («Наставник»), и он в точности соответствовал своему прозвищу. Каждому провинившемуся предоставлял он второй шанс и возможность искупления, но тех, кто противился его воле беззаветно, он жестоко наказывал, не забывая при том об основном Законе. Своих приспешников наместник назначал судьями и палачами, и мог не беспокоиться о том, чтобы его наказы в точности и неукоснительно исполнялись. Для своих подданных Сипад стал почти что Богом, и ту часть их сознания, которая некогда отвергла моральные устои общества Мо’Шен, отныне полностью заполнила воля единого Повелителя. Силами Сипада за ближайшие полтора ста лет Доат изменился до неузнаваемости. Он заложил основы своеобразного государства в государстве, в котором каждый гражданин был незаменимым элементом сложного, идеально отлаженного механизма, двигателем которому послужила воля Сипада. И поршнями этого неизбывного мотора выступали приближенные наместника. И страх стал смазкой, связывающей все элементы воедино, и уменьшающей трение между ними.
Однажды случилось так, что Сипад перевел почти половину всех тружеников Доата на строительство объекта исполинских размеров. Он запланировал возведение нового подземного полиса, поскольку предвидел, что через некоторое время может понадобиться много места для распределения вновь прибывших, - и куда больше, чем рассчитывали сами Правители Империи. Однако для реализации своих грандиозных планов Сипад не выделил больше строительной техники, и назначил сроки достаточно сжатые. И тогда многие рабочие возмутились, поскольку почитали, что задание, ныне им порученное, куда более трудное, чем даже когда-либо исполняемые Мо’Шен в прошлом (в том числе и при власти прежних управителей). Но Сипад не изменил своего решения. Он наказал всем своим подданным отречься от прошлого, и от корней, давно уже не связывающих их с прочими мирами птицеликих. По его повелению, отныне и впредь жители Доата теряли право называть себя Мо’Шен, и именовались Скра’Дот («избранники бездны»). Каждого же Скра’Дот, ропщущего на свою тяжелую судьбу, с тех пор должно было подвергать жестокой пытке, в назидание прочим. И никто никогда боле не смел противиться воле Сипада. Строительство полиса продолжилось, а затем было окончено в назначенный срок. Со временем таких городов становилось все больше и больше, и владения Наместника Доата ширились, как и тьма в душе его.
После восстания на Аме’Нитх наступила эпоха блаженного неведения для большинства жителей Империи. Это был период социального, экономического и научного застоя, длящийся несколько столетий, и завершившийся коллапсом сообщества Мо’Шен во всех мирах.
В ту пору гласность оказалась полностью искоренена, и Правительство постепенно и втайне завладело всем, что всегда прежде находилось в ведении регионов Империи. Так под контроль Гахара перешли межпланетный флот и центр связи Аме’Нитх, и за счёт обладания последним – большинство внутренних и внешних структур этого мира. В том числе новая орбитальная верфь и недавно введенная планетарная система безопасности. Надзор за Шеан к тому времени оказался полностью передан в руки «Триумвирата» - совета ставленников местных олигархических партий. И символом того, что Правители Империи полностью и окончательно потеряли интерес к миру, что некогда был для них родным, явилось решение извлечь из пределов Шеан последнюю ставку Научного Ведомства и перевести ее на Айру. С той поры ученые Шеан и Аме’Нитх были ограничены в своих изысканиях исключительно назначенными им «сверху» поручениями Научного ведомства. Инициатива и свобода научного поиска были объявлены вне закона. Вдобавок, оказались замороженными множество перспективных научных трудов на самых разных стадиях их разработки. Результаты же всех актуальных изысканий, работа над которыми продолжилась, – в том числе высокоприоритетных исследований в области удлинения и упрочнения человеческой жизни – стали непрозрачными, и многие уже даже опубликованные работы оказались недоступны для широкой общественности. Причиной данной инициативы послужил единый порыв жителей Гахара обособиться не только по статусу, но и физически от своих собратьев в иных мирах. Стремление к бесконечному продлению собственных жизней и обретению абсолютного иммунитета застило верхушке общества вИдение любых прочих горизонтов. И Правители Империи по-своему разумели, что делиться достижениями на данном фронте не стоит ни с кем, даже (или тем более) с собственными подданными; но должно, все же применять успешные результаты исследований к двум группам птицеликих – привилегированным жителям Айру и проклятым Скра’Дот с Доата – для усиления влияния среди первых и обретения вторых в качестве бессменной рабочей силы. Многочисленные преступления, совершенные в тот промежуток времени Правительством против собственных граждан преподносились властями как вынужденные меры по защите государства от потенциального внутреннего врага. Демонизация абстрактных заговорщиков привела к становлению в сознании многих Мо’Шен образа безликого зла, соизмеримого по подлости разве что с Кохогом. Так беспричинные аресты и всё учащающиеся ссылки на Доат субъектов, лишь подозреваемых в ведении антиправительственной пропаганды, проводились с целью углубления среди птицеликих чувства защищенности. В итоге многие печальные свершения тех дней явились началом конца для Империи Мо’Шен. Ибо в то время как Доат полностью лишился любых признаков автономии, став фактически марионеточным государством, безоговорочно подконтрольным Айру, Шеан – напротив – все стремительнее терял былую связь с центральным аппаратом Правительства и, как следствие, с законами Империи, что прежде являлись для птицеликих не просто моральной твердыней, но и вовсе – фундаментом всего их мировоззрения.
Все сущее имеет обыкновение постепенно иссякать, и даже эра стагнации, отравляющая безысходность которой казалась Мо’Шен чем-то незыблемым, подобралась к своему логическому завершению. И вышло так, что птицеликие Шеан оказались лишь в одном коротком шаге от некогда предсказанного им неблагополучного исхода. Шеан переполнился обитателями его, что некогда считали этот мир своим родным домом, а ныне воспринимали оный как темницу, от которой лишь немногим посулили избавление. Реки иссыхали, ресурсы заканчивались, почвы истощались. Птицеликие в священных землях своих праотцев жили лишь светлой памятью о минувших временах, и положение их ухудшалось от года к году, изо дня в день. И не желали Правители Империи разделить поровну боль народную и не умели исцелить оной, но порешили, что в бездействии - и того большее зло зачнется. Посему начали они приготовления к плану великому, задуманному ими еще многие десятилетия назад, а до поры его разрешения введено было на Шеан особое положение, и покидать планету обитателем ее отныне стало строжайше воспрещено.
В пределах же Шеан дела ухудшились многократно. Власть сосредоточилась в руках местной олигархии, которой долгие годы не было доверия среди прочих птицеликих. Но ничего невозможно поделать было с узурпаторами, коими движило лишь стремление к собственному возвышению: Правительство Империи в желании дистанцироваться от проблем далекой прародины легально передало бездушным дельцам полномочия наместников. Птицеликие Шеан презирали своих Повелителей так долго, что постепенно поостыли сердцами и к указаниям их, и к Слову ставшего давно уж почти легендарным Правительства, и к верховенству и незыблемости Закона их. В пределы полисов Шеан вернулись преступления, и вновь наполнились жестокостью и страхом сердца людей.
Еще в давние времена птицеликие с Шеан попали под пристальное наблюдение со стороны собственной администрации. Широкий спектр средств слежения, интегрированных в подавляющее большинство городских структур осуществлял беспрерывный сбор информации о гражданах. Все данные пополняли досье, заведенные на всякого в отдельности – до последнего – жителя Шеан. Эти профайлы, являющие собой, по сути, срез жизни каждого конкретного птицеликого, использовались для определения общественной ячейки, которую тот вправе занимать. От хронологии поступков конкретного индивидуума могло зависеть его положение на работе, в политической структуре и даже просто географическое положение – то есть, место проживания. Нередкими также были случаи, когда люди попадали в тюрьму, после предъявления им обвинений, подтверждающихся данными, взятыми из личного досье. Но вот настало время, когда рабочая деятельность жителей Шеан начала обесцениваться. Количество средств наблюдения приумножилось, а квалифицированных работников с недавней поры стали карать за любую чуть видимую оплошность. Досье стали кривыми зеркалами печальной действительности. На фоне поголовного снижения личной результативности почти каждого без исключения члена общества, спад темпов экономического и социального развития виделся логичной закономерностью. Рабочие места с этой поры не только перестали пропадать, но чаще пустовали, и становилось их с каждым годом все больше и больше. Птицеликие теперь предпочитали иметь дело друг с другом, чем таким же образом, но через посредника в лице Администрации их планеты. Безработным с низким социальным статусом полагалось сосуществовать в специальных зонах, что последние зачастую игнорировали. Мало того, еще не до конца обнищавшие горожане сознательно покидали свои жилища и примыкали к группам таких же, как они сами, нигилистов. Сообща было проще сопротивляться гнету властей, а также учинять грабежи и разбои.
Но вот, Правительство Империи сделало последний шаг навстречу – или точнее, наперекор – своим подданным. В пределах Айру и Аме’Нитх пробудились невероятные по размерам информационные центры обработки данных. Одновременно с тем орбитальные верфи Аме’Нитх покинуло около пятисот недавно отстроенных грузовых кораблей Имперского Флота с полусотней кораблей сопровождения в конвое. Триумвирату Шеан был выслан поэтапный план действий, необходимых к выполнению, и наконец, подобно набату прогремело роковое Слово Правителей, их личное обращение к Мо’Шен первого из миров Империи птицеликих. По приказу Правительства, граждане Шеан подвергались принудительному переселению в пределы одного из трех освоенных миров. Распределение должно было производиться на основе всеобщего досье. Преступным элементам следовало готовиться к переправлению их в недра Доата, наиболее выдающихся членов общества ожидал перевод на Айру, а среднестатистическим гражданам предстояло ожидать своей участи во временных концентрационных зонах Аме’Нитх. Количество данных для обработки превышало любые мысленные пределы, пусть даже исполинских размеров дата-центры не прекращали своей работы ни на миг, и потому процесс распределения граждан по группам двигался очень нескоро. На тысячу птицеликих, избранных для спасения, буквально единицы попадали в список счастливчиков, достойных вознесения на Айру. Десятки – оставались в пределах Аме’Нитх, прочие же безотлагательно отправлялись на Доат.
Переселение длилось уже не первое десятилетие, когда Шеан дал трещину. В те темные годы нити безжалостного Рока переплелись таким образом, чтобы завершить историю многострадальной Родины птицеликих. И настал день, когда на Шеан осталось шесть седьмых частей от того количества птицеликих, что некогда населяли его, и в день тот, как ведомо многим, воды, ветры и земля обратились против народа Мо’Шен. Бесконечно сменяющие друг друга катаклизмы плеядой обрушились на Полисы Шеан повсеместно. Стихии бушевали – в одиночку и сообща – жестоко и беспощадно. И множество птицеликих гибло: технологии – даже самые развитые – не всегда способны были защитить своих создателей от агонии планеты. Тогда Триумвират Наместников – верховный совет правителей Шеан – постановил принять помощь от того, кого они посчитали последней, пусть и призрачной, надеждой. Эн’Гол, некогда выдающийся ученый, за исследование запретных наук попавший в немилость Имперского Правительства. В благодарность за его прежние заслуги вместо ссылки на Доат ему предложили вернуться в родной мир Шеан с условием прекращения им участия в исследовательской деятельности. На Шеан он сразу попал в поле зрения Триумвирата, который инсценировал его гибель, и втайне принялся эксплуатировать его многочисленные знания и способности. Наместники понимали, что ждать помощи от Правителей Империи – дело неблагодарное, а посему в самую трудную годину заключили прибегнуть к своему единственному, пусть и спорному, козырю. Эн’Гол с группой последователей разработал проект устройства, помещающего объекты материального мира в особое поле, в пределах которого на них не распространялись некоторые из ограничений пространства-времени. По его теории, при должной сноровке, можно было бы создать над столицей Шеан антитемпоральный щит, благодаря которому разрушения не коснулись бы этого полиса, даже в случае полного уничтожения планеты. Разработка прототипа требовала огромных вложений финансов, рабочей силы и колоссальных затрат энергии; причем гарантии успеха эксперимента были минимальны. Но угроза неминуемого конца, нависшая над повелителями гибнущего мира, вынуждала их опробовать даже самые бесперспективные варианты. Тогда Эн’Гол провел первые испытания и приступил к строительству огромной машины, долженствующей спасти обитателей столицы. Но говорят, что больше половины его последователей покинули его в ночь испытания первого прототипа; и отошли они от службы, а прежнего наставника своего нарекли Осквернителем. С темной магией сравнивали науку его, ибо ничего не созидала та, но нарушала законы и принципы мироздания. Доселе неведомо и сокрыто от умов, что же такого увидели в ту роковую ночь преданнейшие из учеников Эн’Гола, отчего незамедлительно отреклись от него и прокляли имя своего учителя.
И стало так: десять дней минуло с момента, когда последняя партия птицеликих была отсортирована и отнята у родного мира их. И в десятый этот день завершены были приготовления Машины Эн’Голом и его приспешниками. По приказу властей, главное действо должно было зачаться на закате, так оно и случилось. В час, когда покров облаков затлел изнутри закатным пламенем, небо над столицей оказалось опутано бескрайней паутиной золотых лучей – то было встречено людьми как благостное знамение, и многие возликовали, и Наместники во всеуслышание объявили о том, что граду земному суждено спастись вместе со всеми обитателями его. Что произошло далее – доподлинно неизвестно. Редкие свидетельства гласят, что очень скоро золотая ось налилась нестерпимым блеском и выпотрошила алеющую плоть небес. Свод расступился, и из него хлынуло небытие, обрушаясь на все сущее безмерностью непознанного. Так столица и все прочие поселения птицеликих на Шеан в одночасье прекратили свое существование. За один короткий миг из этого мира ушла вся жизнь, рукотворные и нерукотворные творения сгинули все, до последнего. И новый рассвет взошел уже над безликой обугленной безымянной планетой. Се был конец родного мира Мо’Шен, их некогда прекрасно прародины, Шеан.
Но до поры никто не ведал о произошедшей трагедии. Не знали о ней и обитатели Аме’Нитх. Они со скорбью и трепетом ожидали прибытия новой партии переселенцев. Безвыходность положения, в котором они оказались ненароком, вынудила их осмелиться на участие в безрассудном акте неповиновения. Причина крылась в изменении количественного соотношения между группами мигрантов с Шеан. В то время как Гахар вовсе перестал принимать птицеликих в свои пределы, а квоты под места для проклятых на Доате сокращались из раза в раз, - все большее количество нераспределенных изгнанников оседало в концентрационных зонах Аме’Нитх. Досье подавляющей части этих переселенцев еще не были обработаны, и по приказу Правителей Империи власти Аме’Нитх предоставляли им временное жилье и рабочие места в качестве акта доброй воли как последний шанс на исправление ошибок прошлой жизни. Так со временем мир Дыханья Звезд заполонили птицеликие с Шеан, и вскорости местным жителям и их управителям стало очевидно, что если Аме’Нитх не сойдет с подобного пути, - его и всех его обитателей ждет участь их далекой прародины. Посему Мо’Шен с Аме’Нитх подняли восстание, заведомо обреченное на провал. Не имея сил для прямого противодействия, планета решилась на всеобщую забастовку, и прекратила любое ресурсное и информационное снабжение Айру. Приостановилось и взаимодействие с Доатом, и обработка досье переселенцев. Правители Империи были уведомлены о забастовке с самых первых ее минут, однако некоторое время совершенно никак не реагировали на факт ее совершения, впоследствии, однако, урегулировав ситуацию за несколько коротких шагов.
Реакция властей на бунт в действительности была незамедлительной, единственно бунтовщики этого не осознали. В ответ на предъявление протестующими ультиматума, администрация Гахара запустила специальный протокол, в соответствие с которым все информационные центры Аме’Нитх автоматически начали копирование приоритетных данных и перенаправление их к удаленным узлам аналогичного устройства на Айру. Торговые маршруты, по которым осуществлялась транспортировка ресурсов с Доата, были немедленно перенаправлены в обход портов Аме’Нитх. Кроме того, администрация Гахара, имея доступ к управлению всеми основными структурами мятежной планеты, обрела полный контроль над находящимися в единой сети защитными структурами ее городов. Синтетические блюстители порядка с Дыханья Звезд воспряли против тех, кого должны были защищать. Эти огромные стражи-машины проявили себя самым жутким образом в те темные дни. Они ограничивали любые действия граждан и пресекали всякое неповиновение в момент его проявления путем жестоких расправ. И все же, сопротивление, ядро коего составляли самые отчаянные ненавистники сложившегося режима, какое-то время держалось. Лишь когда Правители Империи удаленно приостановили работу систем жизнеобеспечения большинства мятежных городов, второе восстание на Аме’Нитх завершилось. Оно, как уже упоминалось, было обречено на провал изначально и, в отличие от первого, обернулось кровавой бойней.
Но вот дошла до ведома Мо’Шен Гахара весть о падении Шеан. И тогда Правители Империи приняли последнее решение в своем венценосном статусе. Они прокляли всех обитателей Аме’Нитх – живших прежде и живущих ныне – и отреклись от прошлого и даже самого имени своего народа. Именуя с тех пор себя Мо’Гар, «Единые с Вечностью», они уединились в пределах своего мира и постановили переправить всех птицеликих с мятежной планеты в чертоги Доата. И принесли клятву, что проследят за исполнением их последней воли, во что бы то ни стало, и сколько бы времени на то не потребовалось. До момента же приведения приговора в окончательное исполнение всем птицеликим, остававшимся на Аме’Нитх полагалось жить как прежде, словно позабыв о довлеющем над их судьбами роке и нести унылое существование под гнетом безысходности.
Так вышло, что Мо’Гар, воистину познавшие бессмертие, не сумели правильно распорядиться этим даром. Впоследствии они поделились им лишь со Скра’Дот, бывшими некогда их братьями, да и то единственно с целью обращения тех в вечных рабов своих. Сами же венценосные жители Гахара навсегда оградились от внешнего мира, чтобы никому более не открывать тайн, коими наградила их Возлюбленная Вечность. На том завершается история Империи Птицеликих и народов, ее населявших.
***
В первоначальном виде «предание» предстало на суд общественности в качестве монографии, опубликованной неким видным ученым одной из давно минувших эпох. Тогда фрагменты текста этого исторического памятника (размещенные автором не всегда даже в верной хронологии) перемежались пространными пояснениями и комментариями. Именно в одном из подобных комментариев мельком упоминается некий артефакт, который, если верить автору, являлся источником оригинальных легенд. Ученый упоминает об этом предмете, как о подарке, преподнесённом ему одним из народов, на славное прошлое которого пролили свет многие его предшествующие научные труды. Досконально изучив реликт, он поначалу решил, что запечатлённые в нем повествования – не более чем фантастические истории, неизвестного авторства. Ученый пришел к такому выводу, поскольку (как уже прежде упоминалось) хорошо знал и древнюю историю, и мифы народа, к культуре которого относился подаренный ему артефакт. Описанные же в сказаниях события никоим образом не вписывались в культурно-исторический контекст периода их начертания. Более того, как подмечал ученый в комментариях, описание в предании велось со стороны неизвестного наблюдателя или наблюдателей, коему или которым оказалось известно положение во все времена во всех описываемых мирах; что напоминает структурно именно миф, но не классический, ибо центром повествования в нем является жизнеописание некоего стороннего – вероятнее всего вымышленного – народа.
Ученый вернулся к изучению «предания» много позже. Во время своей работы с сакральными текстами некоторых несвязанных друг с другом этнических групп, он обнаружил упоминание в них предмета, по описанию очень напоминающего подаренный ему артефакт. Тогда же он решился приступить к переложению предания на современный язык. Но когда была проделана уже половина работы, артефакт оказался безвозвратно утерян. Так что заканчивал переложение автор отчасти по собственным запискам и даже по памяти. Ввиду этого обстоятельства нетрудно понять, почему конечная версия текста «предания» выглядит неоднородной – то обрастая подробностями, то вскользь проскакивая целые эпохи, то и вовсе умалчивая о ряде событий. В итоге, автор опубликовал свой очерк и снабдил каждый отрывок подобающим ему комментарием, содержащим пояснения о происхождении некоторых названий и обоснование справедливости такого своего перевода. Завершалась монография коротким рассказом о происхождении текста и умозаключениями собственно автора переложения о природе его появления как такового. Ввиду того, что ученый не только не сумел в заключении своего творения установить художественную или историческую ценность представленной им легенды, но даже и сам высказал опасения об искусственности её происхождения, - научное сообщество не заинтересовалось данной работой.
Однако, спустя много десятков лет, некий энтузиаст, пожелавший остаться неизвестным перевёл «предание» в более удобоваримую форму, восстановив хронологию событий и единство сюжетных линий, избавившись лишь от комментариев автора первоначального переложения, но, тем не менее, сохранив ссылку на оного как на основной источник. Сноски и пояснения (включая значения имен и названий) он органично переместил «внутрь» самого повествования, и в таком виде история увидела свет во второй раз. Но даже и тогда никто не обратил бы на «предание» никакого внимания, если бы не некий капитан звездного бота по имени Аввар. Путешественник сообщал, что на одной из далеких планет ему довелось повстречать огромного роботизированного стража с меткой народа птицеликих на его ступне. Он также заявлял, что знал человека, своими глазами видевшего руины черного города – древней столицы погибшего мира Шеан. Заявления эти, впрочем, опять же, не подкрепленные доказательствами, вызвали достаточный интерес и даже ажиотаж в среде мирового научного сообщества.
На данный момент не подтвержден не только факт существования оригинального источника – пресловутого артефакта – но даже и точное авторство безымянного предания находится под вопросом. Однако если эти сказания не содержат в себе и крупицы правды, - их собственная история как фрагмент мировых хроник, оказалась достаточно любопытной для сохранения памяти о них в архивах Конфедерации Независимых Систем Седьмого Сектора Галактики.