Корсар поневоле - продолжение 7

Дастин Зевинд
К первым утренним зорям наши беглецы были уже далеко за пределами пейзанского ландшафта Сартрувиля. Причалив к левому, пологому берегу Сены, они решили позавтракать и немного вдремнуть на опушке ольховой рощи, в небольшой копне соломы, своевременно подвернувшейся под их давно не тронутые женскими ласками и теплой постелью бока. Вкусная пища, пинта* кальвадоса и щедрое галльское солнце, что еще надо путешественникам для доброго сна?..


                «Швея Мари, в твои года
                Я тоже обольщала всех.
                Куда старухе? Никуда.
                А у тебя такой успех.
                Тащи ты и хрыча, и шкета,
                Тащи блондина и брюнета,
                Тащи и этого, и тех.
                Ведь быстро песенка допета,
                Ты будешь как пустой орех,
                Как эта стертая монета...»**

Скабрезная песенка, исполненная детским ором, разбудила их около полудня, - невдалеке паслось мирное стадо пятнистых козлищ и месная ребятня развлекалась сальными куплетами, думая, что в стогу спрятались разгоряченные любовники.

Шуганув озорников парочкой непечатных выражений, Эмиль и Жюльен продолжили свой водный путь в сторону все еще далекой столицы Нормандии, портового города, Руана...


После пройденного на веслах широкого рукава реки, идти стало легче, на ровных участках ее развлетвленного русла они отдыхали, наслаждаясь красивыми видами многочисленных наносных островков и птичьих плесов, чистая, холодная вода сама ускоряла движение, унося их рыбацкий челнок к спасительному побережью Ла-Манша.

- Ружья бы мне сейчас, да дроби помельче, закусили бы бекасами, помню один удивительно быстрый рецепт их приготовления в глине... – улыбнулся Эмиль, глядя на прибрежное изобилие птиц.

- Ты все о еде, а у меня от тягостных дум голова пухнет, - никак не соображу, откуда невежественная Кассандра прознала о нашей с монтаньярами*** переписке...

- Скорее всего, она была на тайной службе Конвента. У нее слишком часто бывали известные своей неправедностью члены Революционного трибунала и шпионы Комитета общественного спасения. Это наводит на определенные размышления.

- Думаешь она лишь прикидывалась необразованной?..

- Вполне вероятно, что ведьма и не нуждалась в грамоте, ведь развязывать клиентам языки ворожбой она умела, все цыганки обучены этому с рождения.

- Да, но она процитировала мне слово в слово мое послание матушке!..

- Иногда у людей бывает особая слуховая память. Если ей прочитали Ваше письмо, могла его и запомнить.

- Этот змеиный клубок надо кому-то распутать, казнь короля и королевы ничего в человеческой природе не изменила...

- Sic semper tyrannis!****

- Aliud ex alio malum***** - la revolution devore ses enfants...******

- Это так, месье, но жизнь на земле продолжается... смотрите, какая красота вокруг!

Если б не трагические обстоятельства мятежного времени, резко вынудившие его сменить род своей деятельности, Жюль, наверное, был бы рад такому живописному путешествию, однако призрачные тени прошлого и острая жажда мести уже не давали ему былого душевного покоя. Он постоянно вспоминал свою отважную родительницу и, думая о ней, сожалел, что не остался подле нее и не защитил, когда она отчаянно, до последнего заряда пороха обороняла их родовое гнездо от наущенных инсургентов, пока те не ворвались вовнутрь и не пленили ее, отдав палачам Конвента... «My house is my castle******* - не действующая ныне заповедь, пустой комментарий отжившего права... Почему ты еще не рухнул, мой гордый, воспетый преданиями дом?..»


                (продолжение по ссылке)

http://www.proza.ru/2018/07/25/1696


* Пинта – старая французская мера емкости равная 0,931 литра.

** Франсуа Вийон, «Баллада прекрасной оружейницы девушкам легкого поведения».

*** Монтаньяры (Montagnards - люди на вершине, горцы, фр.) - политическая партия, образовавшаяся во время Великой французской революции.

**** Такова участь тиранов! (лат.)

***** Одно зло вытекает из другого (лат.)

****** Революция пожирает своих детей  - cлова, сказанные перед казнью знаменитым деятелем Великой французской революции Жоржем Жаком Дантоном (1759—1794). Он стал одной из многих жертв, погибших от недавних соратников.

******* Афоризм «Мой дом – моя крепость» («My house is mу castle») принадлежит английскому правоведу Эдуарду Коку (Coke 1552–1634). Появился он в его комментариях к той части средневекового английского права, в которой говорится о неприкосновенности жилища.