Robert Howard: Queen of the Black Coast
Глава I: Конан присоединяется к пиратам
«Я думаю, что почки распускаются весной лишь для того,
Чтоб осень раскрасила листву угрюмыми тонами.
Поверьте, нетронутым хранила сердце я свое,
Чтоб одному лишь щедро подарить свое горячее желанье».
«Песня о Белит»
Копыта барабанили по улице, которая уходила к причалам. Люди, которые кричали и бросались в стороны, лишь мимолетом видели одетую в кольчугу фигуру на черном жеребце, широкий красный плащ развивался на ветру. Далеко позади раздавались крики и топот преследователей, но всадник не оглянулся. Он выскочил на пристань и рывком дернул жеребца назад, остановившись на самом краю пирса. Моряки уставились на него, они только что установили полосатый парус на высоконосой крутобокой галере. Хозяин, крепкий и чернобородый, стоял на носу, отталкивая ее от свай багром. Он сердито закричал, когда всадник выпрыгнул из седла и длинным прыжком преодолел расстояние до галеры и приземлился прямо на середину палубы.
- Кто тебя звал на борт?
- Отправляемся! - взревел злоумышленник с яростным взмахом руки, так что полетели красные капли с его меча.
- Но мы направляемся к берегам Куша!- протестовал хозяин.
- Пусть будет Куш! Отплываем, говорю тебе! - Он бросил быстрый взгляд на улицу, по которой скакала команда всадников; далеко позади них виднелась группа стрелков с арбалетами на плечах.
- Как ты заплатишь за проезд? - спросил хозяин.
- Я расплачусь сталью! - взревел мужчина в доспехах, размахивая огромным мечом, сияющим на солнце. - Кром, человек, если мы сейчас же не отправимся в путь, я залью галеру кровью твоего экипажа!
Капитан хорошо разбирался в людях. Он бросил лишь один взгляд на темное покрытое шрамами лицо фехтовальщика, напряженное от ярости, и тут же прокричал быстрый приказ, с силой оттолкнув корабль от пирса. Галера вышла на свободный простор, весла начали ритмично стучать; затем порыв ветра наполнил мерцающий парус, легкий кораблик потянуло вперед, и выбрав курс, галера словно лебедь заскользила по волнам.
На причалах всадники размахивали своими мечами и кричали угрозы и команды, чтобы корабль вернулся в порт, а так же, чтобы стрелки поспешили, прежде чем судно выйдет из зоны поражения арбалетов.
- Пусть повоют, - смело оскалился фехтовальщик. – Продолжай идти этим курсом, мастер-рулевой.
Хозяин спустился с небольшой надстройки на носу, пробрался между рядами гребцов и добрался до середины палубы. Незнакомец стоял спиной к мачте, глаза его прищурились, меч был наготове. Шкипер внимательно, но осторожно смотрел на него, не делая никакого движения к длинному ножу на поясе. Он увидел высокую мощную фигуру в черной чешуйчатой кольчуге, полированных ножных латах и синем стальном шлеме, из которого торчали блестящие бычьи рога. На укрытых кольчугой плечах висел алый плащ, который развевал морской ветер. На широком поясе с золотой пряжкой висели ножны меча, который он держал в руке. Под рогатым шлемом квадратная черная грива волос контрастировала с тлеющими голубыми глазами.
- Если мы вынуждены делить путь вместе, - сказал хозяин, - мы так же должны быть в мире друг с другом. Меня зовут Тито, признанный капитан портов Аргоса. Я направляюсь в Куш, чтобы торговать бусами, шелками, сахаром и медными мечами с черными королями ради слоновой кости, копры, медной руды, рабов и жемчуга.
Фехтовальщик оглянулся на быстро удаляющиеся доки, где фигуры все еще беспомощно жестикулировали, очевидно, испытывая трудности с поиском лодки, чтобы догнать быстроходную галеру.
- Я Конан, киммериец, - ответил он. - Я приехал в Аргос в поисках работы, но без войн здесь не было ничего, к чему я мог бы приложить руку.
- Почему гвардейцы преследовали тебя? - спросил Тито. - Не то, чтобы это было моим делом, но я подумал, возможно...
- Мне нечего скрывать, - ответил киммериец. - Кром, хотя я провел немало времени среди вас, цивилизованных народов, ваши пути все еще понять не в силах.
Хорошо, вчера вечером в таверне капитан королевской гвардии предложил овладеть возлюбленной молодого солдата, который, естественно, проткнул его за это мечом. Но, похоже, есть какой-то проклятый закон против убийства гвардейцев, а парень и его девушка сбежали. Кто-то распустил слух, что меня видели с ними, и поэтому сегодня меня притащили в суд, и судья спросил меня, куда скрылся парень. Я ответил, что, поскольку он был моим другом, я не могу предать его. Затем в суде поднялся переполох, и судья много рассказывал о моем долге перед государством, обществом и другими вещами, которые я не понимал, и предложил мне рассказать, куда отправился мой друг. К этому времени я сам был уже на взводе, потому что ясно объяснил свою позицию.
Но я подавил свой гнев и успокоился, а судья начал кричать, что я проявил презрение к суду, и что меня должны бросить в подземелье, чтобы пытать, пока я не сдам своего друга. Итак, видя, что они все сошли с ума, я вытащил меч и расколол череп судье, затем проложил себе путь из суда и увидел, что рядом стоит жеребец высокого констебля, потом я направился к причалам, где думал найти корабль, направляющийся в другие страны.
- Ну, - упрямо сказал Тито, - суды слишком часто меня обманывали в делах с богатыми торговцами, чтобы я был обязан им любовью. Возникнут вопросы ко мне, если я когда-нибудь снова окажусь в этом порту, но я могу доказать, что действовали по принуждению. Также ты можешь убрать свой меч. Мы мирные моряки и ничего не имеем против тебя. Кроме того, хорошо, когда на борту есть боевой человек, как ты. Пойдем на корму, у меня будет кружка эля для тебя.
- Хорошо, - легко ответил киммериец, убрав меч в ножны.
«Аргус» был небольшим крепким кораблем, типичным для торговцев, которые курсировали между портами Зингары и Аргоса и южными берегами, держась вблизи береговой линии и редко отплывая далеко в открытый океан. У него была высокая корма и невероятно изогнутый нос, широкий в центре средней палубы, корабль красиво сужался к носу и корме. Управлялся он длинным изогнутым кормовым веслом, а движущей силой был главным образом широкий полосатый шелковый парус, которому помогал передний парус. Весла использовались для захода в русла рек и пересечения заливов, а так же во время штиля. Их было по десять с каждой стороны, пять в передней части судна и пять в кормовой, расположенные на средней палубе. Самая драгоценная часть груза была укрыта под этой и под передней палубой. Мужчины спали прямо на палубе или между скамейками гребцов, защищенными в плохую погоду навесами. Двадцать мужчин на веслах, трое у кормового весла и капитан – вот и весь экипаж.
Таким образом, «Аргус» неуклонно двигался на юг, сопровождаемый хорошей погодой. Солнце истекало вниз изо дня в день ожесточенной жарой, поэтому установили навесы - полосатые шелковые куски ткани, которые соответствовали мерцающему парусу и блестящему полированному дереву на носу и вдоль бортов.
Они увидели побережье Шема - длинные каменистые луга с белыми коронами башен городов на расстоянии, и всадников с сине-черными бородами и крючковатыми носами, которые сидели верхом на конях вдоль берега и с подозрением смотрели на галеру. Она не приближалась к берегу; от торговли с сыновьями Шема была скудная прибыль.
Также капитан Тито не вошел в широкую бухту, где река Стикс вырывалась огромным потоком в океан и высокие черные замки Кеми маячили над синими водами. Корабли не приглашали в этот порт, где смуглые колдуны плели внушающие страх заклинания в мутном жертвенном дыму, который вечно поднимался от облитых кровью алтарей, где кричали голые женщины, и где Сет, Старый Змей, архи-демон хайборийцев, но бог стигийцев, как говорили, поднимался над своими блестящими кольцами посреди толп своих поклонников.
Капитан Тито старался держаться подальше от этого завораживающего залива, даже когда появилась гондола с изображением змеи на носу, выскользнув из-за выступающей части суши, и обнаженные смуглые женщины, с большими красными цветками в волосах, встали и стали звать его моряков, позируя и бесстыдно выставляя себя напоказ.
Дальше не было больше ярких башен. Они прошли южные границы Стигии и двигались вдоль побережья Куша. Море и морские пути были бесконечными тайнами для Конана, чья родина была среди высоких холмов северной горной страны. Странник был не менее интересен для крепких моряков, немногие из которых когда-либо видели хоть одного человека его расы.
Они были типичными аргосскими матросами, не высокими и коренастыми. Конан возвышался над ними, и ни один из них не мог сравниться с ним в силе. Они были выносливы и крепки, но он был вынослив и живуч словно волк, его стальные мускулы и нервы закалила его жизнь в пустоши на краю мира. Он любил посмеяться, но был страшен в своем гневе. Он любил поесть, а крепкие напитки были его страстью и слабостью. Наивный как ребенок во многих делах, незнакомый с софистикой цивилизации, он был от природы умным, ревностно относящимся к своим правам и опасным, как голодный тигр. В юные годы он участвовал в войнах и познал вкус странствий, а то, что он побывал во многих странах было очевидно по его одежде. Его рогатый шлем был одним из тех, что носили золотоволосые асиры из Нордхейма; его броня и ножные латы были изготовлены прекрасными мастерами Кофа; тонкая кольчуга, которая защищала его руки и ноги, была из Немедии; клинок на его поясе был большим аквилонианским мечом; а великолепный алый плащ не могли сделать нигде, кроме как в Офире.
Так они двигались на юг, и мастер Тито начал искать окруженные высокими стенами деревни чернокожих. Но на берегу залива они нашли только дымящиеся руины, усеянные голыми черными телами. Тито выругался.
- У меня была хорошая торговля здесь прежде. Это дело рук пиратов.
- А если мы встретим их? - Конан проверил свой клинок в ножнах.
- Моя галера не военный корабль, мы бежим, а не сражаемся. Однако если такое случится, мы и раньше отбивались от разбойников и можем сделать это снова, если только это не будет «Тигрица» Белит.
- Кто такая эта Белит?
- Самая дикая демоница из еще не повешенных. Если я правильно читаю знаки, то это ее палачи уничтожили деревню в заливе. Смогу ли я дожить до того дня, когда увижу ее болтающейся на нок-рее! Ее называют королевой черного побережья. Она - шемитка, которая ведет черных разбойников. Они грабят торговые суда и отправили многих хороших торговцев на дно.
Из-под кормовой палубы Тито вытащил стеганые безрукавки, стальные шлемы, луки и стрелы.
- Мало пользы от борьбы, если мы устанем, убегая, - проворчал он. - Но душу рвет на части, если отказаться от жизни без борьбы.
Это произошло на рассвете, вахтенный закричал предупреждение. Вокруг выступающего мыса острова с правого борта скользила длинная смертоносная форма, стройная коварная галера, с поднятой палубой, которая шла от носа до кормы. Сорок весел с каждой стороны быстро толкали ее по воде, а у низких перил роились обнаженные черные, которые громко кричали и ударяли копьями в свои овальные щиты. На верхушке мачты развивался длинный малиновый флаг.
- Белит! - закричал Тито, смертельно побледнев. - Кормчий! Меняем курс! К устью той реки! Если мы сможем добраться до берега, прежде чем они нас нагонят, у нас будет шанс спасти наши жизни!
Итак, сделав резкий поворот, «Аргус» побежал к линии прибоя, которая гудела вдоль берега, окаймленного пальмами, Тито шагал взад-вперед, заклиная задыхающихся гребцов приложить еще больше усилий. Черная борода капитана топорщилась, его глаза сверкали.
- Дай мне лук, - сказал Конан. – Я не считаю его оружием мужества, но изучил стрельбу из лука, находясь среди гирканцев, и будет очень плохо, если я не смогу украсить перьями одного-двух парней на той палубе.
Стоя на корме, он наблюдал, как корабль, похожий на змея, легко скользит по волнам, и хотя он не был моряком, он прекрасно понимал, что «Аргус» никогда не выиграет эту гонку. Уже стрелы, посылаемые с палубы пиратской галеры, падали с шипением в море всего в каких-то двадцати шагах позади.
- Нам лучше ускориться, - прорычал киммериец. - Иначе мы все умрем со стрелами в наших спинах и не сможем нанести ни одного удара.
- Быстрее, псы! - взревел Тито, страстно потрясая своим сильным кулаком. Бородатые гребцы хрипели, с силой вцепившись в весла, а их мускулы вздувались холмами и канатами под кожей, пот проступил на их плоти. Деревянные брусья крепкой маленькой галеры скрипели и стонали, когда мужчины погнали ее по поверхности воды. Ветер пал; паруса обвисли. Все ближе подбирались к ним безжалостные налетчики, и они все еще находились в доброй миле от прибоя, когда один из рулевых упал, длинная стрела торчала в его спине. Тито прыгнул, чтобы занять его место, а Конан, широко расставив ноги на вздымающейся кормовой палубе, поднял лук. Теперь он мог разглядеть в деталях пиратский корабль. Гребцы были защищены линией рельефных щитов, установленным по бокам, но воины, танцующие на узкой палубе, были на виду. Их тела были покрыты раскраской, а сами они украшены перьями, их тела были обнажены, воины размахивали копьями и пятнистыми щитами.
На небольшой платформе на носу стояла стройная фигура, чья белая кожа блестела в ослепительном контрасте с лоснящимися черными телами вокруг. Белит, без сомнения. Конан натянул тетиву до уха – но по какой-то прихоти или поддавшись сомнениям его рука изменила цель и послала стрелу в тело высокого украшенного перьями копьеносца рядом с ней.
Быстро пиратская галера догоняла более легкий корабль. Стрелы уже сыпались дождем вокруг «Аргуса», и люди закричали. Все рулевые лежали на палубе, мертвые, и Тито справлялся с массивным веслом в одиночестве, задыхаясь от черных проклятий, его крепкие ноги дрожали от напряжения. Затем, всхлипнув, он опустился на палубу, длинная стрела дрожала в его крепком сердце. «Аргус» потерял преимущество и начал сдавать позиции. Мужчины в замешательстве закричали, и Конан принял командование в своей характерной манере.
- Наверх, парни! - взревел он, спуская с порочным звуком тетиву. - Возьмите свою сталь и подарите этим собакам несколько ударов, прежде чем они перережут вам глотки! Бесполезно больше гнуть спины: они будут рядом с нами, не пройдем и пятидесяти шагов!
В отчаянии моряки побросали свои весла и схватили оружие. Это было доблестно, но бесполезно. У них было время для одного залпа стрел, прежде чем пираты оказались рядом. Ни кем не управляемый, «Аргус» наклонился на бок, и стальной нос разбойников врезался в его среднюю часть. Стальные крючья вонзились с хрустом в доски. С высокой палубы черные пираты обрушили залп стрел, которые пробивали стеганые куртки обреченных моряков, а затем спрыгнули вниз с копьями в руках, чтобы закончить бойню. На палубе пиратского корабля лежало с полдюжины тел, сраженных стрелами Конана.
Битва с «Аргусом» была короткой и кровавой. Коренастые матросы, не ровня высоким варварам, были убиты все до одного. Но в одном месте битва приняла особый оборот. Конан, стоящий на высокой корме, был на одном уровне с палубой пирата. Когда стальной нос врезался в «Аргус», он сгруппировался и выдержал силу удара, не потеряв равновесия и отбросив свой лук. Высокий корсар, перепрыгнувший через перила, был встречен в воздухе огромным мечом киммерийца, который срезал его прямо по торсу, так что его тело упало в одну сторону, а ноги - в другую. Затем, воспламененный вспышкой ярости, оставив кучу израненных трупов вдоль перил, Конан перескочил через борт и приземлился на палубе «Тигрицы».
В одно мгновение он оказался в центре урагана из атакующих копий и бьющих дубин. Но он двигался в ослепительных блесках стали. Копья тыкались в его доспехи или пронзали пустой воздух, а его меч пел песню смерти. Боевое безумие его расы было в нем, и в красном тумане безумной ярости, колеблющимся перед его пылающими глазами, он разбивал черепа, вскрывал грудные клетки, отсекал конечности, вырывал внутренности и заливал палубу, как на бойне жутким урожаем из смеси мозгов и крови.
Неуязвимый в своих доспехах, стоя спиной к мачте, он громоздил стену из искалеченных трупов у своих ног, пока его враги не отшатнулись, задыхаясь от ярости и страха. Затем, когда они подняли свои копья, чтобы бросить их, и он напрягся, чтобы прыгнуть вперед и умереть среди врагов, пронзительный крик заморозил поднятые руки. Они стояли, как статуи, черные гиганты, готовые обрушить свои копья на фехтовальщика в залитой кровью кольчуге.
Белит возникла между черными, заставив их опустить копья вниз. Она повернулась к Конану, ее грудь вздымалась, ее глаза сверкали. Жестокие пальцы удивления схватили его сердце. Она была стройной, ее тело было подобно телу богини: гибкое и сладострастное. Ее единственной одеждой был широкий шелковый пояс. Ее плоть была цвета слоновой кости, и полушария ее грудей породили яростную страсть в пульсе киммерийца, даже сильнее жажды неистовой битвы. Ее пышные черные волосы, чернее, чем стигийская ночь, стекали блестящим водопадом по ее гибкой спине. Ее темные глаза смотрели на киммерийца пламенным взглядом.
Она была неукрощенная как пустынный ветер, гибкая и опасная, как пантера. Она приблизилась к нему, не обращая внимания на его огромный клинок, с которого капала кровь ее воинов. Ее эластичное бедро коснулось его, так близко она подошла к высокому воину. Ее красные губы раскрылись, когда она вглядывалась в его мрачные угрожающие глаза.
- Кто ты? - потребовала она. - Иштар, я никогда не встречала подобных тебе, хотя избороздила все моря от берегов Зингары до самых южных огней. Откуда ты?
- Из Аргоса, - ответил он резко, предупреждая о предательстве. Пусть ее тонкая рука только дернется к украшенному драгоценными камнями кинжалу на поясе, и жестокий удар открытой руки отправит ее в беспамятство на палубу. Но в его сердце не было страха, он держал достаточно много женщин, цивилизованных или варварских, в своих железных руках, чтобы не распознать свет, который горел в ее глазах.
- Ты не изнеженный хайбориец! - воскликнула она. - Ты свиреп и жесток, как серый волк, и эти глаза никогда не тускнели среди огней города, и никогда не были смягчены жизнью среди мраморных стен.
- Я Конан, киммериец, - ответил он.
Для людей экзотических стран север был туманным полумифическим царством, населенным свирепыми голубоглазыми гигантами, которые иногда покидали свою ледяную твердыню с огнем и мечом. Их рейды никогда не заводили их так далеко на юг, как Шем, а эта дочь Шема не делала различий между асирами, ванирами или киммерийцами. С безошибочным инстинктом элементарной женственности она знала, что она нашла своего любовника, и его раса не значила ничего, кроме того, что окружала его очарованием дальних земель.
- А я Белит, - воскликнула она, словно сказала: «Я королева».
- Посмотри на меня, Конан! - Она широко раскинула свои руки. - Я - Белит, королева черного побережья. О, Тигр Севера, ты холоден, как снежные горы, которые породили тебя. Возьми меня и сокруши своей неистовой любовью! Иди со мной до края земли и океана! Я - королева огня, стали и кровопролития – будь моим королем!
Его глаза скользнули по залитым кровью рядам воинов, ища выражения гнева или ревности. Он не обнаружил ни того ни другого. Ярость исчезла с черных лиц. Он понял, что для этих людей Белит была больше, чем женщина: богиня, чья воля неоспорима. Он взглянул на «Аргус», погружающийся на дно в малиновых волнах, кренящийся на один бок, его палубу уже захлестнули морские волны, он удерживался лишь стальными крюками. Киммериец взглянул на окаймленный белоснежной пеной берег, на гладь зеленого океана, на дрожащую фигуру, которая стояла перед ним; и его варварская душа заволновалась внутри него. Странствовать по безбрежным областям океана с этой белокожей молодой тигрицей - любить, смеяться, блуждать и грабить.
- Я поплыву с тобой, - сказал он, стряхивая красные капли со своего клинка.
- Хо, Н'Яга! - ее голос зазвенел, словно натянутая тетива. - Принеси травы и обработай раны своего хозяина! Остальные - добычу на борт и отплываем.
Когда Конан сел спиной к перилам на корме, а старый шаман ухаживал за его порезами на руках и ногах, груз несчастного «Аргуса» быстро переместили на борт «Тигрицы» и укрыли в небольших каютах под палубой. Тела членов экипажа и павших пиратов были брошены за борт к акулам, а раненые черные лежали на палубе, ожидая перевязки. Затем абордажные крючья были отброшены, и «Аргус» медленно погрузился в залитые кровью воды, Тигрица двинулась на юг под ритмичные звуки весел.
Когда они двигались над зеркальной голубой бездной, Белит поднялась на корму. Ее глаза горели, как у самки пантеры в темноте, когда она сорвала с себя все украшения, сандалии и шелковый пояс и бросила их у его ног. Поднявшись на цыпочки, она вытянула свои руки вверх, дрожащая линия обнаженной белизны, она крикнула своей отчаянной орде:
- Волки синих морей, смотрите на танец – брачный танец Белит, предки которой были королями Аскалона!
И она начала танцевать, словно вращающийся вихрь пустыни, как скачки безжалостного пламени, как желание творения и стремление к смерти. Ее белые ноги едва касались окрашенной кровью палубы, и умирающие люди забывали о смерти, когда смотрели на нее. Затем, когда белые звезды замерцали сквозь синие бархатные сумерки, сделав ее кружащее тело размытым пятном из слоновой кости, с диким криком она бросилась к ногам Конана, и слепой поток желания охватил всего киммерийца, когда он стиснул ее запыхавшееся тело, прижав к черным пластинам брони на своей груди.
Глава II: Черный лотос
«В руинах мертвой цитадели
Ее глаза вдруг засияли порочными огнями,
И странное безумие взяло меня за горло,
Словно соперник появился между нами».
«Песня о Белит»
Тигрица странствовала по морям, а черные деревни дрожали. Тамтамы били в ночи, рассказывая о том, что морская демоница нашла супруга, железного человека, гнев которого был как у раненого льва. И оставшиеся в живых с потопленных кораблей стигийцы проклинали имя Белит и белого воина с жестокими голубыми глазами; таким стигийские принцы запомнили этого человека надолго, и их память была горьким деревом, которое в последующие годы приносило немало малиновых плодов.
Но беззаботная, как бродячий ветер, «Тигрица» путешествовала по южным берегам, пока не встала на якорь у устья широкой угрюмой реки, чьи берега были скрыты за стеной окутанных туманом джунглей.
- Это река Зархеба, чье имя означает Смерть, - сказала Белит. - Ее воды ядовиты. Посмотри, как темны они и как медленно бегут. В этой реке живут только ядовитые рептилии. Черные люди избегают этих мест. Однажды стигийская галера, убежавшая от меня, вошла в воды реки и исчезла, я встала на якорь в этом самом месте, и через несколько дней галеру вынесли темные воды, ее палуба была залита кровью и пустынна. На борту был только один человек, он сошел с ума и умер в бреду. Груз был неповрежденным, но экипаж исчез в безмолвии и тайне.
Мой возлюбленный, я знаю, что на этой реке есть город. Я слышала рассказы о гигантских башнях и стенах, увиденных матросами, которые осмеливались идти вверх по реке. Мы ничего не боимся: Конан, пойдем и разграбим этот город.
Конан согласился. Он всегда соглашался с ее планами. Она была разумом, который направлял их рейды, он - руками, которые воплощали ее идеи. Для него имело мало значения, где они плавали или с кем сражались, пока они плавали и сражались вместе. Он считал эту жизнь хорошей.
Битвы и налеты сократили их команду; осталось лишь около восьмидесяти копьеносцев, которых едва хватало для работы на длинной галере. Но Белит все не находила времени, чтобы совершить длинный рейс на юг к островным королевствам, где она вербовала своих пиратов. Она просто кипела страстью от своего последнего задуманного приключения; поэтому «Тигрица» вошла в устье реки, гребцы сели на весла, когда галера встала против течения широкого потока.
Они прошли таинственный изгиб, который закрывал вид на море, и закат нашел их неуклонно двигающимися против медленного потока, избегая песчаных отмелей, где отдыхали свернувшиеся кольцами странные рептилии. Даже крокодилов они не видели, ни одного четвероногого зверя или крылатой птицы, спускающейся к краю воды, чтобы утолить жажду. Сквозь темноту, предшествующую восходу луны, плыли они между берегами, которые были сплошными палисадниками тьмы, откуда раздавались таинственные шорохи и звуки крадущихся шагов, а также блеск зловещих глаз. И когда нечеловеческий голос послышался в жутких насмешливых воплях обезьяны, Белит сказала, что души злых людей были заключены в тюрьму в этих человекоподобных животных в качестве наказания за прошлые преступления. Но Конан усомнился на этот раз, однажды в золотой клетке в гирканском городе он видел ужасного зверя с грустными глазами, который, по словам людей, был обезьяной, и в нем не было демонической злобы, которая вибрировала в визжащем смехе, что эхом метался над черными джунглями.
Затем поднялась луна, словно покрытая капельками крови и черными полосами, и джунгли проснулись в ужасном бедламе, чтобы поприветствовать ее. Рев, вопли и крики заставляли черных воинов дрожать, но весь этот шум, как заметил Конан, раздавался в глубине джунглей, словно звери не меньше, чем люди, избегали черных вод Зархебы.
Поднявшись над черной стеной деревьев и над качающимися ветвями, луна посеребрила реку, и позади галеры стала видна дорожка из фосфоресцирующих пузырьков, которые расширялись, как блестящая дорога из рассыпавшихся драгоценностей. Весла погружались в сияющую воду и поднимались словно в морозном серебре. Перья на головных уборах воинов трепетали на ветру, и драгоценности на рукояти меча и доспехах холодно сверкали.
Холодный свет породил ледяной огонь в драгоценных камнях, гроздьями висящих в черных волосах Белит, когда она лежала на шкуре леопарда, брошенной на палубе. Приподнявшись на локтях, она опустила подбородок на свои тонкие руки и посмотрела в лицо Конану, который лежал рядом с ней, его черную гриву шевелил слабый ветерок. Глаза Белит были темными драгоценными камнями, горящими в лунном свете.
- Тайны и ужас ждут нас, Конан, и мы скользим в царство страха и смерти, - сказала она. - Ты боишься?
Он лишь пожал укрытыми броней плечами ей в ответ.
- Я тоже не боюсь, - сказала она медитативно. - Я никогда не боялась. Я слишком часто смотрела на голые клыки Смерти. Конан, ты боишься богов?
- Я бы не стал наступать на их тень, - осторожно ответил варвар. - Некоторые боги сильны, чтобы нанести вред, другие - чтобы помочь, по крайней мере, так говорят их жрецы. Митра хайборийцев должен быть сильным богом, потому что его люди построили свои города по всему миру. Но даже хайборийцы боятся Сета. И Бел - бог воров, хороший бог. Когда я был вором в Заморе, я узнал о нем.
- А что твои боги? Я никогда не слышала, чтобы ты обращался к ним.
- Их вождь - Кром, он живет на великой горе. Стоит ли взывать к нему? Он мало заботится о том, живут люди или умирают. Лучше молчать, чем привлечь к себе его внимание, он пошлет к тебе судьбу, а не удачу! Он мрачен и лишен любви, но при рождении он вдыхает силу бороться и убивать в душу человека. Что еще люди могут просить у богов?
- Но что за миры находятся за рекой смерти? - продолжала она.
- Нет никакой надежды здесь или в потустороннем мире в культуре моего народа, - ответил Конан. - В этом мире люди тщетно борются и страдают, находят наслаждение только в ярком безумии битвы, умирают, их души уходят в серое туманное царство облаков и ледяных ветров, чтобы блуждать там целую вечность.
Белит вздрогнула.
- Жизнь, какая бы то ни была, лучше, чем такая судьба. Во что ты веришь, Конан?
Он пожал плечами.
- Я знаю много богов, тот, кто их отрицает, так же слеп, как и тот, кто слишком доверяет им. Я не стремлюсь узнать, что находится за смертью. Это может быть чернота, как утверждают скептики Немедии, или царство Крома из льда и облаков, или снежное равнины и сводчатые залы Вальхаллы Нордхейма. Я не знаю и не думаю об этом. Я хочу дышать полной грудью, пока жив, чувствовать богатые вкусы красного мяса и вкус вина, обжигающего небо, горячие объятия белых рук, безумное ликование битвы, когда голубые лезвия сверкают и окрашиваются в малиновый цвет, и я доволен. Пусть учителя, жрецы и философы размышляют над вопросами реальности и иллюзий. Я знаю это: если жизнь - это иллюзия, то я не меньшая иллюзия, и таким образом, иллюзия реальна для меня. Я живу, я сгораю от жизни, я люблю, я убиваю и доволен этим.
- Но боги реальны, - сказала она, проводя собственную линию мысли. - И прежде всего боги шемитов - Иштар и Ашторет, Деркето и Адонис. Бел тоже шемитский бог, потому что он родился в древнем Шумире давным-давно и шел вперед, смеясь, с завитой бородой и мудрыми шаловливыми глазами, чтобы украсть драгоценные камни старых времен.
- Есть жизнь за смертью, я знаю, а так же знаю, Конан из Киммерии... - Она встала на колени и поймала его в объятиях пантеры. - Моя любовь сильнее любой смерти! Я лежала в твоих объятиях, задыхаясь от силы нашей любви, ты удержал, сокрушил и покорил меня, привлекая душу мою к своим губам яростными поцелуями. Мое сердце приковано к твоему сердцу, моя душа - часть твоей души! Если бы я замерла в смерти, а ты сражался за свою жизнь, я бы вернулась из бездны, чтобы помочь тебе - да, плыл бы мой дух под фиолетовыми парусами по хрустальным морям благодати или корчился в жутком пламени бездны! Я твоя, и все боги и все их вечные истины не разъединят нас!
Громкий крик дозорного раздался с носа галеры. Отстранив Белит в сторону, Конан обернулся, его меч был длинным серебряным полотном в лунном свете, его волосы ощетинились от увиденного. Черный воин болтался над палубой, удерживаемый тем, что казалось темным гибким стволом дерева, перегнувшимся над перилами. Затем он понял, что это гигантский змей, который поднялся блестящей полосой рядом с носом галеры и схватил несчастливого воина. Его мокрые чешуйки сверкали в лунном свете, когда он поднял свое тело высоко над палубой, а раненый человек кричал и дергался, словно мышь, в клыках питона. Конан бросился на нос и взмахнул своим великим мечом, почти перерубив гигантское тело, которое было толще человеческого. Кровь пролилась на палубу, когда умирающий монстр качнулся в сторону, все еще сжимая в пасти свою жертву, и погрузился в реку, кольцо за кольцом, взбив на воде кровавую пену, в которой человек и рептилия исчезли вместе.
После этого Конан нес вахту сам, но из мрачных глубин не показался другой ужас, и, когда рассвет забелел над джунглями, он увидел черные клыки башен, выступающих среди деревьев. Он крикнул Белит, которая спала на палубе, завернувшись в его алый плащ; и она подбежала к борту, глаза ее пылали. Ее губы едва раскрылись, чтобы призвать своих воинов взять луки и копья; затем ее прекрасные глаза расширились.
Это был только призрак города, на который они смотрели, когда джунгли расступились, и повернули к изрезанному берегу. Сорняки и буйная речная трава росли между камнями разбитых причалов и разрушенных пролетов, которые когда-то были улицами, просторными площадями и широкими дворами. Со всех сторон, кроме той, что выходил к реке, джунгли проникли в город, скрывая упавшие колонны и рушащиеся насыпи ядовито-зеленой листвой. Тут и там покосившиеся башни торчали на фоне утреннего неба, и разбитые колонны высились среди разрушенных стен. В центральном пространстве города стояла мраморная пирамида с тонким шпилем, а на ее вершине сидело или присело на корточки то, что Конан принял сначала за каменный образ, пока его острые глаза не обнаружили в нем жизнь.
- Это великая птица, - сказал один из воинов, стоявших на носу.
- Это гигантская летучая мышь, - настаивал другой.
- Это обезьяна, - сказала Белит.
В это время существо распростерло свои широкие крылья и соскользнуло в джунгли.
- Крылатая обезьяна, - беспокойно сказал старый Н`Яга. - Лучше бы мы перерезали себе горло, чем пришли в это место. Это призрак.
Белит рассмеялась над его суевериями и приказала, чтобы галера двинулась ближе к берегу и пришвартовалась к рушащимся причалам. Она была первой, кто сошел на берег, за ней последовал Конан, а позади шли чернокожие пираты, их белые перья развевались на утреннем ветру, копья были готовы, глаза настороженно скользили по окружающим их джунглям.
Вокруг царила тишина, такая же зловещая, как в логове спящего змея. Белит остановилась среди руин, яркая жизнь в ее гибкой фигуре странно контрастировала с запустением и угасанием вокруг нее. Солнце медленно, угрюмо разгоралось над джунглями, заливая башни тусклым золотом, оставляя тени, скрывающиеся под крошащимися стенами. Белит указала на тонкую круглую башню, возвышающуюся на потрескавшемся основании. Широкое пространство треснувших скрытых растительностью плит вело к ней, вокруг стояли сломанные колонны, а впереди - массивный алтарь. Белит быстро прошла вперед по древнему полу и встала перед ним.
- Это был храм старых, - сказала она. - Смотри, еще можно увидеть каналы для стока крови по сторонам алтаря, и даже дожди десяти тысяч лет не смыли с них темные пятна. Все стены вокруг рухнули, но этот каменный блок бросает вызов времени и основам.
- Но кто эти старые? - спросил Конан.
Она беспомощно развела свои тонкие руки.
- Даже в легендах об этом городе не упоминается. Но посмотрите на отверстия для рук на обоих концах алтаря! Жрецы часто скрывают свои сокровища под жертвенниками. Четверо из вас пусть возьмутся за пазы, и посмотрим, сможете ли вы его поднять.
Она отступила назад, чтобы освободить место для мужчин, взглянув на башню, которая криво вырисовывалась над ними. Трое из самых сильных чернокожих взялись за вырезы в камне, любопытно неподходящие для человеческих рук, - когда Белит издала резкий крик. Они замерли на своих местах, а Конан, наклонившийся, чтобы помочь им, повернулся с испуганным проклятием на устах.
- Змея в траве, - сказала она, отступая. – Иди сюда и убей ее, а все остальные займитесь камнем.
Конан быстро подошел к ней, а другой воин занял его место. Когда он с нетерпением осматривал траву в поисках рептилии, гигантские чернокожие уперлись в пол ногами, громко выдохнули и попытались поднять тяжелый камень, их огромные мускулы вздулись от напряжения под коричневой кожей. Алтарь не оторвался от земли, но внезапно повернулся в сторону. И одновременно раздался страшный грохот, башня рухнула, накрыв четырех черных воинов треснувшими кирпичами.
Крик ужаса вырвался из уст их товарищей. Маленькие пальцы Белит вцепились в мышцы рук Конана.
- Не было змеи, - прошептала она. – Это была просто уловка, чтобы позвать тебя. Я боялась; старые хорошо охраняют свои сокровища. Давайте расчистим камни.
С большим трудом они сделали это и достали избитые тела четырех людей. А под ними, залитый их кровью, пираты нашли склеп, вырезанный из твердого камня. Алтарь, любопытно вращающийся по полозьям и впадинам с другой стороны, служил его крышкой. И на первый взгляд, казалось, что склеп был наполнен жидким огнем, улавливая утренний свет миллионом пылающих граней. Великое богатство предстало перед глазами раскрывших от удивления рты пиратов: бриллианты, рубины, кровавые камни, сапфиры, бирюза, лунные камни, опалы, изумруды, аметисты, неизвестные драгоценные камни, которые сияли, как глаза порочных женщин. Склеп был заполнен до краев яркими камнями, которые рассветное солнце превратило в яркое пламя.
С криком Белит опустилась на колени среди окровавленных обломков на краю и засунула свои белые руки по плечо в драгоценности. Она достала их, сжимая что-то, что сорвало еще один крик с ее губ - длинную цепочку малиновых камней, которые были похожи на сгустки застывшей крови, нанизанные на толстую золотую проволоку. В их сиянии золотой солнечный свет превращался в кровавый туман.
Глаза Белит были как у женщины в трансе. Шемитская душа находит опьянение в богатстве и материальном великолепии, а вид этого сокровища мог потрясти душу даже пресыщенного императора Шушана.
- Займитесь драгоценностями, псы! - ее голос был резким от наполнивших его эмоций.
- Смотрите! - мускулистая черная рука указала в сторону «Тигрицы», и Белит повернулась, ее малиновые губы сжались, как будто она ожидала увидеть пирата-конкурента, который хотел лишить ее награбленной добычи. Но с палубы корабля поднялась темная фигура, воспарив над джунглями.
- Демоническая обезьяна изучала корабль, - тревожно забормотали черные.
- Какая разница? - вскричала Белит с проклятием, отбрасывая назад вырвавшийся локон. - Сделайте носилки из копий и плащей, чтобы перенести эти драгоценности – какого черта ты делаешь?
- Пойду взгляну на галеру, - проворчал Конан. - Эта летучая мышь может пробить дыру в дне, насколько нам известно.
Он быстро побежал по разрушенной пристани и прыгнул на борт. Несколько минут провел быстрый осмотр под палубами и отчаянно выругался, бросив яростный взгляд в сторону, где исчезла летучая мышь. Он поспешно вернулся к Белит, контролирующей разграбление склепа. Она повесила ожерелье себе на шею, и на ее обнаженной белой груди мрачно мерцали красные сгустки. Огромный обнаженный черный стоял в глубокой крипте, зачерпывая целые пригоршни сокровищ, чтобы передать их по цепочке другому. Переливающиеся радужным цветом между его темных пальцев свисали цепочки, капли красного огня словно стекали с его рук, мигающие звездным светом и цветами радуги. Казалось, черный титан стоял по колено в пылающей каверне бездны, поднимая руки, полные звезд.
- Этот летающий демон повредил бочки с водой, - сказал Конан. - Если бы мы не были так ошеломлены этими камнями, мы бы услышали шум. Мы были глупцами, что не оставили человека на страже. Мы не можем пить эту речную воду. Я возьму двадцать человек и поищу пресной воды в джунглях.
Она отрешенно посмотрела на него, в ее глазах пылало пламя странной страсти, ее пальцы касались драгоценных камней на груди.
- Очень хорошо, - рассеянно сказала она, почти не обращая на него внимания. - Я доставлю добычу на корабль.
Джунгли быстро окружили их, изменив цвет от золотого до серого. С изогнутых зеленых ветвей свисали ползучие растения, словно питоны. Воины шли колонной по одному, пробираясь сквозь изначальные сумерки, как черные фантомы, следуя за белым призраком.
Подлесок был не таким густым, как ожидал Конан. Земля была мягкой, но не сырой. В стороне от реки она постепенно забирала кверху. Все глубже и глубже они проникали в зеленые волнующиеся глубины, и до сих пор не было никаких признаков воды, ни бегущего потока, ни стоячего озера. Конан внезапно остановился, его воины замерли как базальтовые статуи. В напряженной тишине, последовавшей за этим, киммериец раздраженно покачал головой.
- Идите вперед, - сказал он Н`Горе. - Двигайтесь прямо, пока я не скроюсь из вида, затем остановитесь и ждите меня. Я думаю, что нас преследуют. Я что-то слышал.
Черные переминались с тревогой с ноги на ногу, но сделали так, как он им приказал. Когда они двинулись вперед, Конан быстро шагнул за великое дерево, осматривая путь, по которому они пришли. Сквозь эту зеленую стену могло пройти что угодно. Но ничего не произошло; слабые звуки удаляющихся шагов копейщиков исчезли на расстоянии. Конан вдруг понял, что воздух пропитан чужеземным и экзотическим запахом. Что-то нежно коснулось его виска. Он быстро повернулся. Из скопления зеленых, покрытых странной листвой стеблей большие черные цветы склонились к нему. Один из них коснулся его. Казалось, они подзывали его, протягивая к нему свои крепкие стебли. Они раскрылись и шелестели, хотя ветра не было.
Он отшатнулся, признав в них черный лотос, чей сок был смертью, и чей запах погружал в наполненный призраками сон. Но тут же почувствовал, как на него навалилась слабость. Он попытался поднять меч, чтобы срезать змеевидные стебли, но его рука словно безжизненная висела вдоль тела. Он открыл рот, чтобы крикнуть своим воинам, но издал только слабый хрип. В следующее мгновение с ужасающей внезапностью джунгли завертелись перед его глазами, и свет погас; он не слышал криков, которые раздавались недалеко, его ноги подкосились и он рухнул на землю. Над его лежащим телом огромные черные цветы кивали в безветренном воздухе.
Глава III: Ужас в джунглях
«Сном ли были навеянные лотосом в ночи виденья?
Тогда будь проклят этот сон, который выкупил мне жизнь;
И проклят каждый час, что я лежал не видя,
Как кровь горячая стекает с багрового ножа».
«Песнь о Белит»
Сначала была черная абсолютная пустота, наполненная холодными ветрами космического пространства, плывущими через нее. Затем появились фигуры, расплывчатые, чудовищные и мимолетные, скользящие в тусклой панораме сквозь пространство небытия, словно темнота принимала материальную форму. Ветер подул сильнее и появился вихрь, кружащаяся пирамида ревущей черноты. Из него появились Форма и Измерение; затем внезапно, подобно разошедшимся облакам, темнота отступила в стороны, и огромный город из темно-зеленого камня показался на берегу широкой реки, протекающей через огромную равнину. Через этот город шли существа чуждых очертаний.
Имея человекоподобную форму, они явно не были людьми. Они были крылаты и имели богатырские размеры; они не были ветвью на таинственном стебле эволюции, кульминацией которой стал человек, но зрелым цветком на чужом дереве, отделившимся от этого стебля. Если не обращать внимания на их крылья, внешним видом они напоминали человека только потому, что человек в своей высшей форме напоминал великих обезьян. В духовном, эстетическом и интеллектуальном развитии они превосходили человека, как человек превосходит горилл. Но когда они возводили свой колоссальный город, первобытные предки человека еще не появились из слизи изначальных морей.
Эти существа были смертными, как и все, что было построено из плоти и крови. Они жили, любили и умирали, хотя индивидуальный жизненный период был огромным. Но спустя бесчисленные миллионы лет начались изменения. Изображение внезапно дрогнуло и задрожало, словно потревоженное ветром. Над городом и землей текли века, словно волны, накатывающие на пляж, и каждая волна приносила новые изменения. Где-то на планете смещались магнитные центры; великие ледники и ледяные поля уходили к новым полюсам.
Русло великой реки изменилось. Равнины превратились в болота, которые наполнили рептилии. Там, где росли плодородные луга, поднимались леса, превращаясь в сырые джунгли. Изменились и возрастные периоды жителей города. Они не мигрировали на более чистые земли. Причины, необъяснимые для человечества, привели их древний город и их самих к гибели. Так некогда богатая и цветущая земля погружалась все глубже и глубже в черную грязь залитых солнцем джунглей, и хаос суровой жизни джунглей захватил жителей города. Жуткие судороги сотрясли землю; ночи пылали, освещенные извергающимися вулканами, вздымающимися на темных горизонтах красными колоннами.
После землетрясения, которое сокрушило наружные стены и высокие башни города, река стала черной, наполнившись за несколько дней неким смертоносным веществом, извергнутым из подземных глубин; ужасное химическое изменение сделало непригодной для питья воду, которую жители пили бесчисленные тысячелетия.
Многие из тех, кто выпил этой воды – умерли, а те, кто выжил, стали подвержены изменениям - неуловимым, постепенным и ужасным. Приспосабливаясь к изменяющимся условиям, они опустились намного ниже своего первоначального уровня. Но смертоносные воды изменили их еще более ужасно, низринув от высшего поколения к самому звериному. Те, кто были крылатыми богами, стали крылатыми демонами, и все, что осталось от обширных знаний их предков, было искажено, извращено и жутко изменено. Когда-то они поднялись выше, чем может мечтать человечество, но после опустились ниже, чем может представить любой человеческий кошмар. Они умирали быстро, благодаря каннибализму и ужасной вражде, что разгорелась во мраке полуночных джунглей. И, наконец, среди укрытых лишайниками руин их города остался лишь один из них, низкорослое отвратительное извращение природы.
Затем в этих местах в первый раз появились люди: темнокожие люди с ястребиными лицами в медных и кожаных доспехах, несущие луки - воины доисторической Стигии. Их было пятьдесят, и они были истощены и измучены голодом и длительным напряжением, покрыты грязью и царапинами, с кровавыми повязками, которые намекали о яростных боях. В их умах были мысли о войне и поражении, а также бегстве перед более сильным племенем, которое оттеснило их на юг, пока они не потеряли себя в зеленом океане джунглей и реки.
Измученные они легли среди руин, где росли красные цветы, которые цвели раз в столетие в полнолуние, и сон сморил их. А пока они спали, отвратительное существо с красными глазами вышло из мрака и над каждым из спящих совершило странные и ужасные обряды. Луна висела в темном небе, раскрашивая джунгли красным и черным; над спящими тускло светились малиновые цветы, как брызги крови. Затем луна опустилась, и глаза некроманта были красными драгоценными камнями, замершими на фоне черного неба.
Когда рассвет протянул белую полосу над рекой, здесь больше не было мужчин: только волосатый крылатый ужас, который сидел на корточках в центре кольца из пятидесяти великих пятнистых гиен, которые задрали дрожащие морды к призрачному небу и выли, как проклятые души в самом пекле.
Затем сцена за сценой начали сменяться так быстро, что каждая последующая казалось наступала на пятки предшествующей. Возникла путаница образов, извивающихся и тающих огней и теней на фоне черных джунглей, зеленых каменных руин и мутной реки. Черные люди поднимались по реке в длинных лодках с черепами, ухмыляющимися на носу, или крались, ссутулившись среди деревьев, сжимая копья в руках. Они с криками бежали сквозь темноту от красных глаз и слюнявых клыков. Вопли умирающих мужчин заставляли дрожать даже тени; бесшумные ноги скользили сквозь мрак, багровым огнем горели вампирьи глаза. Жуткие пиршества проводились под луной, на фоне красного диска которой непрерывно металась тень огромной летучей мыши.
Затем внезапно четко проявившись, в отличие от импрессионистических проблесков, что были до этого, рядом с этим местом на рассвете показалась длинная галера, полная блестящих эбонитовых фигур, а на носу стоял белокожий призрак в синей стали.
Именно в этот момент Конан впервые понял, что видит сны. До этого момента он не осознавал индивидуальность существования. Но, увидев себя, ступающего по доскам «Тигрицы», он различил бытие и сон, хотя и не проснулся.
Когда он задумался обо всем этом, сцена внезапно переместилась на поляну джунглей, где стояли Н`Гора и девятнадцать черных копейщиков, словно ожидая кого-то. Едва он понял, что именно его ждали воины, как ужас спустился с небес, и их невозмутимость была разрушена криками страха. Словно обезумев от ужаса, они побросали свое оружие и дико промчались сквозь джунгли, преследуемые пускающим слюни чудовищем, которое махало крыльями прямо над ними.
Хаос и замешательство последовали за этим видением, во время которого Конан слабо боролся, стараясь проснуться. Он, казалось, увидел самого себя лежащего под дрожащим скоплением черных цветов, а из кустов отвратительная форма подкрадывалась к нему. С диким усилием он сломал невидимые узы, которые держали его во сне, и вскочил на ноги.
Яркий свет на мгновение ослепил его. Рядом он увидел покачивающийся темный бутон лотоса и поспешил отстраниться от него.
В мягкой почве совсем рядом он обнаружил след, как будто животное выставило ногу, приготовившись шагнуть из кустов, а затем отступило. Это было похоже на след невероятно большой гиены.
Он крикнул Н`Гору. Изначальная тишина проносилась над джунглями, в которой его вопль прозвучал хрупким и пустым, как насмешка. Он не мог видеть солнце, но его природный инстинкт подсказал ему, что день близок к концу. Паника поднялась в нем при мысли о том, что он отсутствовал несколько часов. Он поспешно бросился по следам копьеносцев, которые были хорошо видны на влажной земле перед ним. Они шли колонной; и вскоре он вышел на поляну – где остановился, кожа зашевелилась между его плечами, когда он узнал эту поляну, - ее он видел в своих снах, навеянных ароматом лотосов. Щиты и копья валялись разбросанными вокруг, словно их уронили в паническом бегстве.
По следам, которые уходили с поляны и их глубине, Конан понял, что копьеносцы спасались бегством. Следы накладывались друг на друга; они петляли среди деревьев. И совершенно неожиданно поспешивший вперед киммериец вышел из джунглей на похожую на холм скалу, которая резко уходила вниз, чтобы обрушиться в огромную пропасть высотой сорок футов. И что-то виднелось на ее краю.
Сначала Конан подумал, что это великая черная горилла. Затем он понял, что это был гигантский черный человек, который опустился на колени, подобно обезьяне, его длинные руки свисали вниз, пена стекала с рыхлых губ. Только когда с рыдающим криком существо подняло огромные руки и бросилось к нему, Конан узнал Н`Гору. Черный человек не обратил внимания на крик Конана, когда атаковал его, глаза воина закатились, так что были видны лишь белки, зубы сверкали, лицо превратилось в нечеловеческую маску.
Когда его кожа вновь зачесалась от ужаса, потому что безумие всегда приводит в ужас тех, кто находится в здравом уме, Конан разрубил мечом тело черного человека; затем, избегая крючковатых рук, которые пытались вцепиться в него, когда Н`Гора падал на землю, он шагнул к краю утеса.
Несколько мгновений он стоял там, глядя на острые скалы внизу, где лежали копьеносцы Н`Горы, безвольные, искривленные позы которых, говорили ему о раздробленных конечностях и расколотых костях. Никто не двигался. Облако огромных черных мух громко жужжало над пятнами крови; муравьи уже начали грызть трупы. На деревьях сидели хищные птицы, и шакал, взглянув вверх и заметив человека на скале, украдкой отошел подальше.
Конан стоял неподвижно. Затем он повернулся и побежал назад по тропе, по которой пришел, он мчался с безрассудной поспешностью через высокую траву и кусты, перепрыгивая через лианы, которые расположились у него на пути словно змеи. Он крепко сжимал меч в своей правой руке, и непривычная бледность окрасила его темное лицо.
Тишина, царившая в джунглях, не была нарушена. Солнце почти село, и длинные тени устремились вверх от топкой черной земли. Среди гигантских теней таящейся смерти и мрачного опустошения Конан был сверкающим мерцанием алой и голубой стали. Ни единого звука не было слышно в этих безлюдных местах, кроме его собственного быстрого дыхания, когда он вырвался из теней в тусклые сумерки на берег реки.
Он увидел галеру, замершую у гнилого причала, руины тонули в сером полумраке.
Тут и там среди камней были видны сырые пятна яркого цвета, как будто неосторожная рука взмахнула здесь малиновой кистью.
И снова Конан смотрел на смерть и разрушения. Перед ним лежали его копьеносцы, и они не поднялись на ноги, чтобы приветствовать его. От края джунглей до берега реки среди гниющих столбов и вдоль сломанных причалов лежали разорванные, истерзанные и наполовину съеденные пародии на людей.
Между всех тел и кусков тел были видны огромные отпечатки, оставленные гиенами.
Конан молча подошел к пирсу, подошел к галере, над палубой которой что-то висело, что мерцало словно слоновая кость в слабых сумерках. Онемевший киммериец смотрел на Королеву Черного побережья, висящую на нок-рее своей галеры. Между реей и ее белым горлом протянулась линия малиновых сгустков, которые сияли, как кровь в сером свете.
Глава IV: Атака с воздуха
«Его окружили черные тени,
Слюнявые пасти раскрыв широко,
Багровые капли с них на землю срывались;
Но моя любовь сильнее всех черных заклинаний Смерти,
И все стальные стены бездны
Не смогут удержать меня».
«Песнь о Белит»
Джунгли были черным колоссом, который стиснул заваленную камнями поляну в эбеновых объятиях. Луна не поднялась; звезды были пятнами горячего янтаря в затаившем дыхание небе, которое пахло смертью. На пирамиде среди упавших башен сидел Конан из Киммерии, как железная статуя, опустив подбородок на массивные кулаки. Внезапно в черных тенях послышался шорох мягких лап, и вспыхнули красные глаза. Мертвые лежали там, где упали. Но на палубе «Тигрицы», на погребальном костре из разбитых скамей, копий и шкур леопардов, лежала Королева Черного побережья, погрузившаяся в свой последний сон, завернутая в алый плащ Конана. Как настоящая королева, она лежала со всем награбленным добром, наваленным кучами вокруг нее: шелками, золотой парчой, серебряными шнурами, бочонками, наполненными драгоценностями и золотыми монетами, серебряными слитками, украшенными драгоценными камнями кинжалами и пирамидами из золотых клиньев.
Но о сокровищах проклятого города только угрюмые воды Зархебы могли рассказать, куда Конан бросил их с языческим проклятием. Теперь он мрачно сидел на пирамиде, ожидая своих невидимых врагов. Черная ярость в его душе вытеснила весь страх. Какие формы могут возникнуть из черноты, он не знал, но и не задумывался об этом.
Он больше не сомневался в видениях черного лотоса. Он понял, что, ожидая его на поляне, Н`Гора и его товарищи были атакованы крылатым монстром, набросившимся на них с неба, они бежали в слепой панике, сорвавшись со скалы, все, кроме вождя, который каким-то образом избежали своей судьбы, но обрел безумие. Тем временем или сразу после, или, возможно, до этого, уничтожение людей на берегу реки было завершено. Конан не сомневался, что схватка на реке была скорее резней, чем битвой. Уже пораженные своими суеверными страхами, черные могли умереть, не нанеся на одного удара в свою защиту, когда их атаковали кошмарные враги.
Почему не убили его, он не понимал, разве что злобное существо, правившее рекой, захотело оставить его в живых, чтобы помучить горем и страхом. Все указывало на человеческий или даже сверхчеловеческий интеллект – разбить бочки с водой, чтобы разделить их силы, напасть на чернокожих, чтобы погнать их в сторону утеса, и последнее и самое большое, мрачная шутка с малиновым ожерельем, затянутым словно петля палача на белой шее Белит.
Судя по всему, киммериец был лучшей жертвой, и насладившись последней каплей его психических мучений, вполне вероятно, что неизвестный враг завершит драму, отправив киммерийца по следу других жертв. Даже тень улыбки не изогнула мрачные губы Конана при этой мысли, но его глаза горели стальным смехом.
Луна поднялась, отразившись пламенем от рогатого шлема киммерийца. Ни один звук не разбудил лесное эхо; но вдруг ночь стала напряженной, и джунгли словно затаили дыхание. Инстинктивно Конан проверил свой огромный меч в ножнах. Пирамида, на которой он сидел, была четырехсторонней, на одной стороне - повернутой к джунглям, были высечены широкие ступени. В его руке был шемитский лук, такими Белит научила пользоваться своих пиратов. Куча стрел лежала у его ног, оперенными концами к нему; он опустился на одно колено.
Что-то двигалось в темноте под деревьями. В просачивающихся во мрак лучах восходящей луны Конан увидел жуткую голову и грубые контуры плеч. И вот из тени появились темные фигуры, быстрые, низко припадающие к земле - двадцать больших пятнистых гиен. Их слюнявые клыки блестели в лунном свете, их глаза пылали так, как ни у одного настоящего зверя.
Двадцать: значит, копья пиратов, в конце концов, нашли свои цели. Размышляя об этом, Конан натянул тетиву до уха, тренькнула струна, и пламенноглазая тень высоко подпрыгнула и упала на землю, корчась от боли. Остальные не дрогнули; они мчались вперед, и, подобно дождю смерти, на них падали стрелы киммерийца, направляемые силой и точностью стальных мышц, поддерживаемых ненавистью, горящей словно угли самой преисподней.
В неистовой ярости он не промахнулся; в воздухе непрерывно свистели стрелы. Опустошение среди атакующей стаи было невероятным. Менее половины из гиен достигли пирамиды. Другие упали на широкие плиты. Заглянув в их пылающие глаза, Конан понял, что эти существа не были зверями; не только в их неестественных размерах ощущалось кощунственное различие. Они излучали ауру, ощутимую, как черный туман, поднимающийся из заваленного трупами болота. При помощи какой нечестивой алхимии эти существа были созданы, он даже не мог догадаться, но он знал, что столкнулся с колдовством более черным, чем Источник Скелоса.
Поднявшись на ноги, он изо всех сил натянул тетиву и послал свою последнюю стрелу в большую волосатую тварь, которая прыгнула вверх, стремясь добраться до его горла. Стрела была словно стремительный луч лунного света, который метнулся вперед размытым силуэтом, зверь судорожно дернулся в воздухе и рухнул вниз, пронзенный насквозь.
Затем остальные навалились на него, жуткие кошмарные твари с пылающими глазами и слюнявыми клыками. Его огромный меч разрубил первую пополам; затем отчаянная атака других свалила его. Он сокрушил узкий череп рукоятью меча, чувствуя, как треснула кость, а кровь и мозги потекли по его руке; затем, выпустив меч, сейчас совершенно бесполезный, он схватил за глотки двух гиен, которые рвали и раздирали его с молчаливой яростью. От их отвратительной вони перехватило дыхание, его собственный пот слепил его. Только благодаря кольчуге его не разорвали на куски в первое же мгновение. Голой правой рукой он с силой сжал волосатое горло и разорвал его. Его левая рука, выпустившая горло другого зверя, поймала и сломала чью-то переднюю лапу. Короткий визг, единственный крик в этой мрачной битве и ужасно человеческий, исторгся из пасти покалеченного зверя. Ужаснувшись столь жуткому звуку из звериного горла, Конан невольно ослабил хватку.
Одна из тварей, несмотря на то, что кровь хлестала из ее разорванной яремной вены, бросилась на него в последнем спазме ярости и воткнула свои клыки в его горло, – но рухнула замертво, Конан даже не успел почувствовать агонию ее хватки.
Другая, двигающаяся вперед на трех ногах, атаковала его в живот, словно волк, разрывая звенья его кольчуги. Отбросив в сторону умирающего зверя, Конан сцепился с искалеченной тварью и, прилагая неимоверные усилия, которые сорвали стон с его покрытых кровью губ, он поднял ее над собою, сжимая бьющегося демона в своих руках. Мгновение он стоял, пошатываясь, зловонное горячее дыхание твари достигло его ноздрей, ее челюсти хватали его за шею; затем он швырнул тело, что было сил вниз на мраморные ступени, послышался противный треск костей.
Когда он пошатываясь стоял, широко расставив ноги, переводя дыхание, а джунгли и луна виделись ему словно сквозь багровую дымку, громкие хлопки крыльев летучей мыши достигли его ушей. Наклонившись, он нащупал меч и вновь выпрямился, стоя на дрожащих от усталости ногах и поднял большой клинок над головой обеими руками, стряхнув кровь с глаз, выискивая в воздухе своего врага.
Вместо атаки с воздуха, пирамида внезапно вздрогнула под его ногами. Он услышал грохочущий треск и увидел, что высокая колонна над ним зашаталась, словно прут. Инстинкты сработали, и он бросился прочь; одним отчаянным прыжком он преодолел половину пути вниз, приземлившись на ступеньку, которая задрожала под ним, а следующим отчаянным прыжком достиг основания пирамиды. Но когда его пятки соприкоснулись с землей, с сокрушительным треском, как разбитая гора, пирамида раскололась, колонна рухнула вниз, разлетевшись на куски. В это мгновение показалось, что само небо треснуло и пролилось на землю мраморным дождем. Затем груды разбитого камня замерли, освещенные бледным светом луны.
Конан пошевелился, сбрасывая осколки, которые наполовину засыпали его. Какой-то обломок камня сбил с него шлем и на мгновение ошеломил. На его ногах лежал большой кусок колонны, не давая пошевелиться. Он не был уверен, что его ноги не сломаны. Его черные волосы были пропитаны потом; кровь сочилась из ран на его горле и руках. Он поднял одну руку, борясь с обломками, которые пленили его.
Затем что-то пронеслось на фоне звезд и рухнуло в траву рядом с ним. Повернувшись, он увидел что это - крылатый!
С ужасной скоростью он бросился на него; в этот момент Конан смутно различил гигантскую человекоподобную фигуру, мчащуюся вперед на кривых и коротких ногах, огромные волосатые конечности, заканчивающиеся уродливыми лапами с черными когтями, уродливую голову, на широком лице которой единственным, что человеку можно было узнать, была пара кроваво-красных глаз. Это нечто не было ни человеком, ни зверем, ни демоном, но вобрало в себя как нечеловеческие особенности, так и сверхчеловеческие.
У Конана не было времени на раздумья. Он потянулся к выпавшему из рук мечу, но пальцы его не достали до клинка несколько дюймов. В отчаянии он вцепился в обломок, который придавил ему ноги, и вены вздулись от страшного напряжения на его висках, когда он попытался столкнуть его. Камень поддавался очень медленно, киммериец знал, что, прежде чем он сможет освободиться, монстр обрушится на него, а так же он знал, что эти руки с черными когтями будут его смертью.
Стремительная атака крылатого не ослабла. Он возвышался над обессиленным киммерийцем, как черная тень, широко распахнув свои руки - между ним и его жертвой вдруг возникло белое синие.
В одно безумное мгновение она была там - напряженная белая фигура, дрожащая от любви и, тем не менее, свирепая, словно пантера. Ошеломленный киммериец увидел между собой и надвигающейся смертью ее гибкую фигуру, мерцающую, как слоновая кость под луной; он увидел пламя ее темных глаз, волну густых блестящих волос; ее грудь вздымалась, ее красные губы были раскрыты, она закричала, и в ее крике слышался звон стали, когда она толкнула в грудь крылатого монстра.
- Белит! - закричал Конан. Она быстро взглянула на него, и в ее темных глазах он увидел всю ее пылающую любовь - обнаженную изначальную структуру из чистого огня и расплавленной лавы. Затем она исчезла, и киммериец увидел только крылатого дьявола, который отшатнулся от страхе, его руки были подняты, словно он отбивался от незримой атаки. Он знал, что на самом Белит лежит на палубе «Тигрицы». В его ушах раздался ее страстный крик: «Если я замру в смерти, а ты будешь сражаться за свою жизнь, я вернусь из бездны...»
С ужасным криком он рванул камень вверх, отбросив его в сторону. Крылатый атаковал снова, и Конан прыгнул, чтобы встретить его, его вены были словно наполнены огнем безумия. Они вздулись, подобно канатам на его предплечьях, когда он взмахнул своим великим мечом, крутанувшись на пятке, нанося удар по дуге. Прямо над бедрами клинок врезался в мчащуюся вперед фигуру, и узловатые ноги упали в одну сторону, а туловище – в другую, когда острое лезвие прошло сквозь волосатое тело.
Конан стоял в лунной тишине, опустив руку с окровавленным мечом, глядя на останки своего врага. Красные глаза смотрели на него, наполненные внушающей ужас жизнью, затем остекленели и замерли; великие руки дернулись судорожно и онемели. И самая старая раса этого мира угасла.
Конан поднял голову, инстинктивно взглянув на зверей - существ, которые были рабами и палачами монстра. Ни одного не увидел он. Тела, которые лежали в залитой лунным светом траве были человеческими, а не звериными: темнокожие мужчины с ястребиными лицами, обнаженные, сраженные стрелами или искромсанные мечом. И они превращались в пыль прямо на его глазах.
Почему крылатый хозяин не пришел на помощь своим рабам, когда они сражались с ним? Возможно, он боялся оказаться в пределах досягаемости клыков, которые могли повернуться против него и разорвать его плоть? Обман и осторожность скрывались в этом деформированном черепе, но они не смогли помочь ему в конце.
Развернувшись, киммериец прошел по гниющим причалам и поднялся на борт галеры. Несколько ударов его меча освободили корабль, а сам он встал за рулевое весло. «Тигрица» медленно покачивалась в угрюмой воде, скользя к середине реки, где ее подхватило течение. Конан стоял, наклонившись на весло, его мрачный взгляд не отрывался от обернутой плащами фигуры, которая лежала на погребальном костре, богатство которого было равно выкупу за императрицу.
Глава V: Погребальный костер
«Дорога странствий наших здесь оборвалась навсегда;
Не слышно больше плеска весел, и ветер не звенит снастями;
Не реет флаг, которого боялись все сумрачные берега;
Великий океан, прими же вновь
Владычицу, которую ты дал мне».
«Песнь о Белит»
Снова рассвет окрасил океан. Красное свечение озарило устье реки. Конан из Киммерии стоял, опираясь на свой большой меч, на белом пляже, наблюдая, как «Тигрица» отплывает в свое последнее путешествие. Не было света в его глазах, напоминающих сейчас стеклянные шары. Прочь по лазурной глади моря уплывали красота и чудеса. Жестокое отвращение нахлынуло на него, когда он смотрел на зеленые волны, которые исчезали в пурпурном таинственном тумане.
Белит была морем; она придавала ему великолепие и очарование. Без нее море превратилось в бесплодные, скучные и пустынные волны, кочующие от полюса к полюсу. Она принадлежала морю; в принадлежащие ему вечные тайны он вернул ее. Большего он не мог сделать. Сверкающее синее великолепие океана было для него сейчас более отталкивающим, чем покрытые листьями деревья, которые шелестели и что-то шептали за его спиной об огромных таинственных диких пределах позади них, в которые он должен вернуться.
Ни одна рука не управляла кормовым веслом «Тигрицы», ни одно весло не вспенивало зеленую воду. Лишь свежий звонкий ветер раздувал ее шелковый парус, и как дикий лебедь пересекающий небеса к своему гнезду, она уходила в сторону моря; пламя поднималось все выше и выше на ее палубе, облизывая мачту и скрывая фигуру, завернутую в красный плащ, лежащую в центре этого погребального костра.
Так уходила Королева Черного побережья, и, опираясь на свой покрытый красными пятнами меч, Конан молча стоял, пока красное сияние не исчезло в голубой дымке, и рассвет плеснул розовым и золотым над океаном.