День постепенно сменялся вечером.
Духота немного спала, нагретая земля сохраняла своё тепло и будет его хранить до самой глубокой ночи, а утром снова впитает в себя бесчисленные солнечные лучи. Небольшие полусухие кустарники и вялая жёлтая трава, казалось, могут загореться в любой момент, стоит только ветру немного усилиться.
Ярко-алый горизонт манил своей бесконечностью, исчезающие лучи солнца дразнили свободой. Небо окрасилось оранжевыми и розовато-красными тонами перед наступлением нескончаемого и непроглядного мрака.
Едва перебирая ноги, негнущиеся от усталости, по пустынной дороге медленно шёл человек, несущий за плечами почти пустую котомку. Этот человек был в пути уже несколько дней, в жаркой пустынной местности борясь со смертью, которая дышала ему прямо в затылок.
Он выглядел уставшим и больным, дыхание его, вырывавшееся из приоткрытых сухих губ, было рваным и хриплым. Волосы человека спутались, торчали немытыми патлами в разные стороны, а ведь когда-то они вились и даже немного блестели, хотя и мылся этот человек не чаще раза в месяц. Лицо заросло щетиной, грозившей вот-вот перерасти в бороду.
Тело его покрыто пылью и грязью, за ними не видно его настоящего цвета кожи. Хотя и не трудно догадаться, что спина путника и руки покрылись красными волдырями только из-за палящего солнца.
Когда человек поднимал ноги, можно было заметить бесчисленные раны на его ступнях, вздувшиеся мозоли кровоточили и лопались, причиняя ему немыслимую бесконечную боль.
И всё же он упрямо шёл вперёд.
Стоило бы позавидовать выдержке путника, но вид его мог вызвать лишь жалость.
Грубые ремешки сумки при каждом шаге бессовестно сползали с плеч. Путник каждый раз дёргал тем, что осталось от его рук, поправляя лямки, раздирая тканью обгоревшую кожу в кровь. Лицо его при этом морщилось, искусанные губы в запёкшейся крови поджимались, превращаясь в тонкую линию, но он молчал, не издавая ни звука.
Так он шёл уже больше трёх дней, пища в его сумке иссякла, воду он не брал. Иссохший и ослабевший, путник и не надеялся больше на чудо, шёл к своей цели словно заведённый, почти автоматически переставляя ноги.
И судьба вдруг смилостивилась над его страданиями.
Подняв отяжелевшую от усталости голову, он увидел, как впереди замаячили бледные каменные стены.
Возбуждение накатило на него с невероятной силой, радость была способна сбить с ног.
Город.
Господи, помилуй, город!
Усталость стекает с тела путника, как вода стекает с тела водоплавающей птицы, и он срывается с места. Котомка сползает с его плеч и с глухим стуком падает в пыль, но путник не чувствует этого. Он ускоряется, бежит, с трудом поднимая отяжелевшие ноги, с болью, отдающейся в каждом члене его тела, отрывает ступни от сухой земли. Внутри начинает бушевать пожар, безумие рвётся наружу из иссохшей груди, и лёгкие его на секунду отказывают, заставляя задыхаться от нехватки воздуха.
Пыль вьётся вокруг него, превращаясь в колючий туман, но человек лишь щурит обгоревшие веки и продолжает быстро приближаться к городским стенам.
И лишь достигнув цели, он остановился.
Пошатываясь, путник прикрыл глаза, не решаясь сделать решающий шаг к воротам. Он втянул запахи, витающие вокруг через ноздри, и запечатал их на всю свою жизнь в изголодавшейся памяти.
Терпкий сладковатый запах мочи, гнилых фруктов и чего-то разлагающегося. Скорее всего, рядом была выгребная яма или, возможно, небольшой рынок прямо у стен. Откуда-то из глубины тянуло протухшей рыбой.
Он словно попал в какой-то средневековый городок, где царил бесконечный первобытный хаос. Но нет, Средние века давно минули, это называлось «цивилизацией».
Ноги его едва не подкосились, от открыл глаза, чувствуя, как по щекам одна за другой скатываются крупные солёные слезинки.
Вот она, свобода. Он достиг своей цели.
Сбивчиво выдохнув в попытке предотвратить слёзы, путник наконец сделал решительный шаг, входя в открытые ворота.
Наконец-то жизнь станет другой.