Моему отцу
Рыба в нашем доме была всегда. Было из чего слепить «рыбник» – пирог из рыбы, универсальное приложение ко всем семейный торжественным случаям жизни, к праздничным и выходным дням.
Рыбачил отец почти всегда на удочку. Ещё была «дорожка» – блесна на скрученной вдвое или втрое толстой зелёной леске, которую ведут за лодкой по реке. Зимой ловили налима на жерлицы. Три-четыре поводка из лески с крупными крючками привязывались к кольям. Наживкой, чаще всего, служили куриные потроха. Колья втыкались в дно через лунки, насверленные рядами поперёк реки.
Самая, пожалуй, многочисленная стайная рыба в реке подуст – очень пугливая и прихотливая в еде, чувствительная к перепадам погоды. Вот её и приноровился ловить отец. Всё начиналось с подготовки прикормки, чтобы приманить рыбу к месту рыбалки. Сначала добывался «выбой» – жмых после отжима семян льна. Он не продавался, а «добывался» через знакомых. Это были тяжёлые плиты серого цвета толщиной в ладонь взрослого и размерами с крышку табурета. За день до рыбалки кусок такой плиты откалывался молотком, дробился и долго варился в старом солдатском котелке. Кругом разносился запах сильно подогретого льняного масла, как будто готовилось что-то вкусное.
— Сам бы ел, да рыбе надо, — говаривал при этом отец.
После варки полученная жижа выливалась в полведра крошек красной глины. Всё это перемешивалось и из смеси катались небольшие, но тяжёлые колобки. Их заворачивали в клеёнку и укладывали в высокий деревянный ящик с верёвочной ручкой. Когда не было «выбоя», тогда прокручивали в мясорубке семена льна и их также долго варили.
Наживкой были дождевые черви, причём и они проходили подготовку перед рыбалкой. Добывались черви в старом навозе или прелых опилках, после этого они жили круглый год в старом ведре с влажной глиной. Для их питания в глину отец выливал несколько ложек подсолнечного масла. Эти черви долго оставались бодрыми, даже в воде.
Такая рыбалка всегда была с лодки. Пугливый подуст не подходит к берегу, тем более стаей. Мест для рыбалки сразу выбиралось несколько. Глубина подбиралась примерно в рост взрослого, с песчаным дном и не очень быстрым течением. Место запоминалось по приметам на берегу.
Рыбалка обычно начиналась ещё в потёмках. На месте в дно вкручивались два длинных, обычно еловых, кола один за другим по течению. Колья прятали рядом на берегу. К ним и привязывалась лодка. Небольшие, с кулак, кусочки глины забрасываются вверх по течению так, чтобы на дне они лежали чуть выше лодки и в полутора-двух метрах от борта. Глину размывало и запах приманки уходил далеко вниз по реке. Рыба шла на запах и тут ей предлагался червяк. Ловил отец на удочку обычно без поплавка, проводя наживку над дном. Подсечка при поклёвке была надёжной, учитывая ещё, что рот у подуста расположен снизу. Попадала при этом и другая рыба. Нередко рыбы попадало очень много и, кроме пары полных сетчатых садков, почти всё дно лодки бывало ею завалено. В конце рыбалки отец кидал в место сильно сбитый большой кусок глины на будущую рыбалку, чтобы подуст не уходил далеко.
Когда отец брал нас с собой в выходной на раннюю рыбалку, то в лодку мы с братом даже и не просились, так как надо было долго сидеть почти неподвижно. Мы в это время рыбачили с берега, ели разные ягоды на берегу, рвали крапиву для перекладывания пойманной рыбы, купались. После рыбалки мы плыли на лодке ближе к дому и тащили рыбу на крутой берег реки.
— Пуда четыре будет! — оценивали улов знакомые в удачные дни.
Часть улова нам с братом поручали унести стареньким соседям – так делали все рыбаки. Немного рыбы солили в кастрюле и ставили в подполье, остальное жарили на сковороде в печи.
Даже в будни отец, вставая очень рано, успевал до работы порыбачить.
Самая для нас интересная рыбалка была «на дорожку». Ранним летним
утром под пение петухов с крутого берега мы с братом идём за отцом. Каждый несёт свою часть вещей для рыбалки. Брат несёт весло и отцовский форменный старый китель. Я несу жёсткий прорезиненный плащ с подкладкой в серо-чёрную клетку и большой сетчатый садок с тремя кольцами. Наша долблёная лодка лежит вверх дном на берегу среди многих других, привязанных цепью с замком к длинному дереву. Дерево лежит вдоль берега и почти половина его со стороны корня уходит под кучу земли от обвалившегося весной берега. Отец отпирает замок, переворачивает лодку и мы складываем в неё всю поклажу.
Сталкиваем лодку в воду, мы с братом садимся на нос. Отец ставит одну ногу на корму, другой резко отталкивается, садится и берёт весло. Лодка бодро выходит против течения.
Над рекой поднимается пар. Отец сидит на самой корме, распускает плетёную леску с большой блесной на проволочном поводке, опускает её через плечо в воду и быстро гребёт вверх или вниз по течению – это и называется «дорожка». Попадались на эту снасть всегда большие, иногда очень большие щуки. Когда щука хватала, отец бесшумно клал весло на дно лодки, резким взмахом над собой подсекал рыбу, чтобы она не выплюнула блесну, и уже не ослаблял леску.
— Попалась, бродяга, — говорил он обычно при этом.
Начиналось вываживание. Очень редко попадаются большие судаки, голавли или даже сомы, но чаще всё-таки щуки. Рыба прыгает, как будто хочет посмотреть на рыбаков, мечется от берега к берегу, пытаясь уйти в траву или в ветки затопленных деревьев. Отец выводит её на чистое место, постоянно подтягивая ближе к лодке. Рыба выдыхается и оказывается головой в сачке. Она ещё долго стучит хвостом по звонким бортам лодки. Рыбачим пока не начинается утренний деревенский шум. Возвращаемся, разгружаем лодку и затаскиваем её на место. Идём с уловом домой в крутую гору, встречные разглядывают нашу добычу.
В селе вспоминали случай, когда отцу прямо у Астраханово попалась на «дорожку» огромная щука. Она таскала лёгкую лодку с отцом вверх и вниз по течению.
— Петро, ты куда поплыл? — спрашивали с лодок и с берега.
— Да почту проверить, — отвечал отец, когда щука тащила его в сторону Селино, где он работал на почте.
— В Климино, — отвечал он на тот же вопрос, плывя по течению в сторону деревни, которая ниже Астраханово.
Желающих посмотреть эту щуку было много. Почти половина её свисала со стола. На голове были какие-то зелёные наросты и пиявки. Пасть была страшная. В ней было несколько блёсен и крючков с обрывками лески. Несколько человек поцарапали пальцы, пробуя остроту белых, почти прозрачных зубов.
Рыбу отец чистил всегда своим очень острым складным ножом. Вскрывал брюхо рыбы одним махом, не задев внутренности.
Содержимое большого и полного щучьего желудка рассматривали все очень внимательно. В нём были не только непереваренные или почти целые рыбы, но остатки мелких птиц. Много было в желудке и вообще несъедобного.
— Нет ли там моей старухи? — пошутил старенький сосед.
Щуку разрубили на куски и соседи уносили их в посуде или завёрнутыми в полотенца. Скоро кусочки щуки уже жарилась в печи на сковороде и тут же из неё варилась в чугуне уха.
От отца мы с братом кроме множества обычных хозяйственных работ, научились тонкостям рыбалки и тоже стали очень страстными рыбаками.
Рано стали самостоятельно ходить на рыбалку при любой возможности, невзирая на погоду. Свободного времени у нас было много, да и друзья всегда были готовы составить компанию. Ещё в потёмках собирались мы на берегу, взяв с собой удочки, банку с червяками и хлеба с зелёным луком на завтрак.
Одна из удочек называлась просто «большая» – для ловли на живца. Она была намного длинней и толще других. Леска на ней была толстая, крючок большой, а поплавок часто и не вешали, чтобы наживку не сносило. Сначала обычной удочкой ловили мелкую рыбку, например пескаря, и сажали его на крючок «большой» удочки. Глубоко вкручивали толстый заострённый конец удочки в песчаный берег в таком месте, где поблизости не было кустов, а дно было чистым. Меня часто оставляли около этой удочки, чтобы я кричал в случае поклёвки. Брат с другом уходили по берегу ловить разную рыбу на червя, а я неотрывно следил за удочкой.
Рыбы было много самой разной и клевала она хорошо. Жаль было насаживать маленькую рыбку на большой крючок. Но ещё больше было жаль щурёнка, который попадался и прибегавшие на мой зов брат с другом обездвиживали добычу, чтобы она не упрыгала в воду, что иногда бывало. Особенно суров был Волынкин – он бил головой щуки о брёвна на берегу или пытался сломать ей хребет. Дело доходило даже до борьбы за освобождение улова. Тогда ребята оставались рыбачить, а я гордо нёс свою добычу домой.
Для тех, кто почему-то не мог рыбачить, у берега стоят морды и фитиль – плетёные из ивовых веток ловушки для рыбы. Любой мог взять из них рыбы сколько нужно – зимой из проруби, а летом с мостков. Летом даже самые маленькие ходят за рыбой с мисочками или бидончиками. Рядом с мостками под отвесным берегом бьют из-под земли прозрачные родники – «кипуны», над одним из них вдавлен выдолбленный внутри отрезок ствола дерева величиной с большое ведро, всегда переполненный чистейшей и всегда студёной водой.
Весной, когда река разливается и вода мутная, народ ловил рыбу на намёт – сетку на длинном, метров пять, шесте с поперечиной на конце метра в полтора. Часть сетки привязывалась к поперечине, а остальное подтягивалось на шест, образуя треугольный вход в сетку. Конец с сеткой забрасывался как можно дальше от берега, прижимался поперечиной ко дну и быстрым перебором рук по шесту прибрежная вода процеживалась. В конце заброса снасть резко выдёргивалась из воды и улов поблёскивал в сетке под поперечиной. При этом опасном способе ловли нужно было ходить над водой по самому краю берега, который под напором высоко поднявшейся воды часто обрушивался.
В густых зарослях по краю лугов за рекой в илистых протоках водилась похожая на змею рыба-вьюн. В начале лета, в пору сенокоса, протоки пересыхали, превращаясь в цепь небольших озёр. При этом из озер помельче вьюн в большом количестве переползал в другие, что поглубже. Обычно он перебирался по мокрой от дождя или росы траве. Так как рыба эта очень скользкая и руками её схватить трудно, то для его ловли носили с собой сачок или ивовую морду. При установке морды в удачное место, она быстро почти полностью, наполнялась скользкой рыбой. Вьюн даже выпотрошенный, без головы и хвоста, долго оставался подвижным. Часто хозяйки, особенно молодые, вместо жареной рыбы, находили пустую сковороду и головешки вьюнов по всему поду печи.
Поздней осенью крупную рыбу на отмелях били острогой – большой вилкой на длинном шесте. Мы наблюдали с высокого берега на большой костёр из смолистых дров в решётке, закреплённой на металлических прутках перед носом лодки. Он освещал почти всю ширину реки. Вокруг этой лодки плавали другие лодки, тоже по два человека в каждой. Один управлял лодкой, а другой стоял, высматривал рыбу и бил её острогой. Для такого занятия нужна была погода без дождя и ветра.
Уместным считаю напомнить ещё раз о глушении рыбы.
В начале зимы по первому льду, когда он ещё не покрыт снегом и под ним просматривается плавающая рыба, её глушили. Инструмент для этого называется «чекмарь» - деревянная кувалда из куска елового ствола с горизонтально отходящей от него ветки в качестве рукоятки. Одна сторона чурбака была плоская, другая – острым конусом. Размеры такой кувалды были самые разные – по физическим возможностям и желанию добытчика. Плоской частью ударяли изо всех сил по льду над замеченной рыбой и, пока она без движения, быстро выламывали лёд острой частью. Рыба покрупнее давала очень мало времени на то, чтоб её вытащили – она быстро приходила в себя. После ударов рыбья стая почти не разбегалась, а только отходила в сторону. Основная опасность такого способа добычи заключалась в азарте толпы и в том, что тонкий ещё лед, пробитый и расколотый, не держал даже мелких зевак.
Было и ещё одно развлечение на реке – ловля щурят петлей. У деревни было несколько неглубоких мест у берега, заросших водорослями. Тут почти всегда, слившись с травой, стояли в ожидании зазевавшихся мальков, щучки с карандаш величиной. Дети, стараясь не шуметь, подходили к таким местам и осторожно одевали колечко на конце скрученной, обычно медной, проволоки на обнаруженного «охотника». Доведя снасть до середины рыбки, резко выдёргивали её на берег. Сдерживать свои движения было очень сложно, но и азарт при этом был особенный.
Кроме практической ловли рыбы, была у нас и теоретическая подготовка.
Отец почти с первого номера издания выписывал журнал «Рыбоводство
и рыболовство», в котором было много интересного о природе, технике, науке и самоделок для дома. Даже смотреть картинки было очень интересно. Эти журналы отец хранил в сундучке. Там же было много самого разного для рыбалки.
Позже по чертежам из журнала, отец сделал выкройки и сам сшил из парусины основу надувной лодки, похожую на вытянутую баранку диаметром около двух метров с парусиновым же дном. В борта, сверху через узкие обшитые прорези, вставлялись двенадцать камер для баскетбольного мяча или восемнадцать волейбольных. Детская клеёнка, склеенная из двух полотен, облегала всю конструкцию снизу и не пропускала воду. Для жесткости внутрь вставлялся сборный каркас из сухих лёгких досок. В разобранном виде лодка свободно умещалось на одном велосипеде, легко собиралась и разбиралась одним человеком. Камеры можно было надувать насосом или даже ртом. Очень удобно с такой лодкой было рыбачить на озёрах, старицах и лесных речках. Настоящие надувные лодки были в то время только у военных, а когда их начали продаваться, то стоили они очень дорого.
Умение вязать узлы из лески и шнура, изготовление с помощью рубанка лёгких и гибких удилищ из молодых пихтовых стволов, ночёвки у реки и многое другое от рыбалки, как и от посильных домашних дел, было началом нашего жизненного опыта.