Это было моим первым назначением после окончания военного училища, и когда я приехал в этот город, он показался мне каким-то бедноватым и заведомо провинциальным. Не исключено, что этому способствовало то обстоятельство, что два года из трех, проведенных в военном училище, я прожил в «отлизанной» Москве, а обе войсковых стажировки мне посчастливилось провести в чинном и торжественном городе- музее Ленинграде.
Я бы даже предпочел Грозный, наш тогдашний областной центр,- город в то время удивительно уютный и какой- то домашний. Но судьба военного человека определила мне Ростов, вернее, Ростов- на- Дону.
В сентябре 1958 года (а именно тогда я впервые оказался в этом городе) его центр еще щетинился целыми кварталами разрушенных домов: во- время Войны его дважды брали фашисты и, соответственно, дважды освобождала наша армия.
Стояли в руинах театр имени М.А.Горького и гостиница «Ростов»,- первенцы советского монолитного способа строительства.
Черными провалами окон и скрипом качаемых ветром остатков межэтажных конструкций пугал по ночам прохожих сгоревший остов Дома Советов,- самого величественного в предвоенные годы здания города.
В общем- то неширокий Дон был перехвачен в черте города всего лишь одним автодорожным мостом. (Так называемый «ворошиловский» мост вместе со знаменитой тачанкой появится уже позднее,- в семидесятые годы).
Бросалось в глаза, что центральная часть города как- то нелепо отрезана от вокзала железнодорожным переездом.
О состоянии городской транспортной сети я уже не говорю: в отдаленные районы города, такие, как «Северный» или, например, «Ростсельмаш», легендарные ростовские трамваи везли горожан часами.
Да и знаменитая улица Энгельса,- местный «Бродвей»,- была довольно узкой и до обидного короткой.
Но уж чем был славен город, так это обилием молодежи на своих улицах: один только «Ростсельмаш», отправляя каждый год на пенсию не менее тысячи человек, ежегодно выплескивал на улицы города двоекратное (а то и троекратное) превышение этого количества за счет «молодой смены»,- учащихся многочисленных ПТУ.
Не менее заметную роль в ежедневном заполнении молодежью городских мест отдыха и досуга играли Университет, РИИЖТ, РИСИ, военно-учебные заведения и знаменитая «мореходка» имени Седова.
А какая спортивная жизнь бурлила в те годы в Ростове!
Приехал я в этот город налегке, особо не рассчитывая задерживаться здесь надолго: за плечами восемнадцать лет, прожитых в сельской местности, да три года учебы, как я уже упоминал, в военном училище.
В числе первоочередных задач,- получение высшего военного образования (предпочтительно в Военно- инженерной академии имени Куйбышева) и оказание посильной помощи живущим на малой родине матери и младшему брату. Отсюда и линия поведения: не обременяя себя таким багажом, как, например, семья, честно отслужить несколько лет, дающих право на поступление в академию, да и отбыть в первопрестольную для сдачи вступительных экзаменов.
Наверное, надо было бы упомянуть, что приехал я в Ростов не просто в распоряжение командира дивизии, как обычно распределяют очередной выпуск военного училища, а на конкретную должность начальника квартирно- эксплуатационной службы головного полка (сыграл свою роль тот фактор, что я окончил инженерно- саперный профиль пограничного училища и получил специальность офицера инженерных войск).
Правда, еще на собеседовании в штабе дивизии, понимая, что должность начальника КЭС мне сейчас не потянуть (в чем был абсолютно прав,- труднее и неблагодарнее этой работы во внутренних войсках, как мне кажется, нет), я благоразумно попросил назначить меня просто командиром взвода. Моя просьба была удовлетворена (как выразился командир полка Геннадий Сергеевич Малютин, «на период втягивания в службу войск»).
Месяц спустя в полку «нарисовалось» двенадцать таких же молодых лейтенантов, как и я сам: Бакинское общевойсковое командное училище МО СССР, «поделилось», как говорится, с внутренними войсками своими воспитанниками.
Кстати, как-то так получилось, что «бакинцам» и сборы молодых офицеров, и питание по отдельной раскладке, и строгий рабочий день с 8.00 до 18.00.
А рядом, как говорят, «за стенкой», офицер этого же года выпуска вовсю участвует в выполнении служебно- боевых задач, проводит занятия с вверенным ему взводом, остается в роте на ночь ответственным, и вообще считается, что он в никакой дополнительной подготовке не нуждается.
Во всяком случае, когда я намекнул через командира роты комбату, что и «мне бы тоже…», то услышал в ответ категорический отказ, и сразу подумал: никаких сборов мне не видать.
Оказывается, я ошибся. Назавтра мне предстояло примкнуть к новым товарищам, и всю оставшуюся неделю я живописал им об особенностях их новой службы.
Надо сказать, что нашему поколению офицеров выпуска конца пятидесятых исключительно повезло: нашими командирами батальонов, а кое- где и командирами рот, были участники Войны. Их боевой и служебный опыт, а, главное, житейская мудрость, были той плодородной почвой, на которой взрастали и наш опыт, и наше умение.
Настоящие отцы- командиры (большинству из них было уже хорошо за сорок, в то время, как мы только- только перешагнули за двадцать), они и заботились о нас по- отцовски, не ограничиваясь поучениями типа «вот мы в ваше время…».
Хорошо помню нашего комбата подполковника Федорова Федора Ивановича, начальника штаба нашего батальона майора Синицына, ротных командиров Пухтинова, Поливанова, Сметанина, командира автороты Цепова.
Запомнились своими ценными советами служившие как и мы командирами взводов, но бывшие чуть старше нас возрастом Паша Колчин, Валентин Духопельников и Володя Амуржуев.
А какие старшины служили вместе с нами: Иван Федоров, Петр Саенко,- настоящие хозяева рот!
Потихоньку определился круг моих друзей и знакомых: кто- то по службе, кто- то по спорту.
В первую очередь хочется отметить тех «бакинцев», которых оставили служить в головном полку: уроженца одной из армавирских станиц Бориса Легашова, ростовчанина Владимира Дагаева и луганчанина Володю Литвинова. Причем последний, к тому же, как говорится, «напросился» жить со мной на одной частной квартире.
Литвинов и Дагаев, как и я, «получили» по взводу, а хитроватый Боречка сумел доказать командованию, что он принес бы больше пользы полку в должности комсорга.
Дружеские и внимательные отношения между мною, Литвиновым и Легашовым сохранятся на все последующие годы службы, и хотя служить вместе нам почти не доведется, каждую весточку о друге и, тем более, каждую встречу друг с другом мы будем переживать только с позиций крайнего максимализма, свойственного молодым.
Впоследствии судьба сведет меня с еще двумя представителями бакинской «дюжины»,- Сашей Волошиным и Виктором Скляровым, но это будет уже и иное время, и иные обстоятельства.
К этому времени выяснилось, что мое мнение обо мне самом категорически, как оказалось, не совпадало с мнением обо мне командования полка.
Еще где-то сразу после Нового года в полку было проведено мероприятие, которое сегодня, например, назвали бы научно- практической конференцией на тему «Молодые офицеры. Методы и способы наиболее эффективного ввода их в службу войск», и на этом мероприятии В.Литвинов был признан «маяком», а я вместе с Володей Дагаевым был подвержен жесточайшей критике, хотя, на мой взгляд, и не вполне справедливой. Так например, возражая одному из выступавших, который сказал ,что «солдаты за ним (т.е. за Киреевым) кучей ходят: он на спортплощадку, и они за ним, он в библиотеку- и они туда же», командир полка не нашел чем возразить, как с досадой заметить: «-Тогда пусть он их строем, что ли, водит!».
Полно противоположным мнению большинства выступавших обо мне стало выступление заместителя начальника штаба полка. Я этого сурового на вид подполковника и видел-то всего несколько раз, а уж разговаривать с ним и вовсе не пришлось. И вдруг слова «об офицере нового типа», о том, что «он через полгода будет равным лучшим, а то и уйдет вперед». В общем, я не сильно расстроился: все же кто-то что- то хорошее во мне увидел.
Конечно, индивидуально я был подготовлен солидно (наше училище традиционно отличалось высоким уровнем всестороннего обучения), а методику командования подчиненными исповедовал самую доходчивую: учи тому, что хорошо знаешь сам и, желательно, личным примером. Поэтому вверенный мне взвод сначала запел (через год «репертуара» хватало на два часа движения походным шагом), потом выяснилось, что мы неплохо бегаем кроссы, а к лету следующего года, на инспекторской проверке, нам не было равных в стрельбе.
Правда, на одной из стрелковых тренировок от опытного глаза нашего комбата не ускользнуло одно обстоятельство: часть военнослужащих взвода, принимая изготовку для стрельбы из пистолета,- вечной «ахиллесовой пяты» любого войскового подразделения,- как- то странно, по его мнению, «изгибалась в пояснице». На его недоуменный вопрос по этому поводу последовал бесхитростный ответ Паши Колчина, к тому времени нашего командира роты: -«А это Киреев их стойке спортивной стрельбы учит!».
Резюме комбата было не менее бесхитростным: -«Посадить бы вас обоих суток на пяток, небось сразу бы и сами выпрямились и народ перестали дурить!!». (Положение спасла оценка «отлично» за взвод по стрельбе).
Я уж не говорю о политико- воспитательной работе: здесь сам майор Адамов, признанный в полку специалист по этому вопросу, выделял наш взвод за умение вести занятие по политической подготовке в виде живой беседы (эта метода считалась тогда самой прогрессивной).
И быть бы групповой фотографии нашего взвода на щите «Лучшие подразделения части», если бы командир полка не углядел, что Сережа Киреев, вырядился в солнцезащитные очки (по тем временам крупная идеологическая ошибка,- явное преклонение перед Западом).
Разумеется, к этому времени я уже определился с вопросами повседневного быта. Например, предложение командования полка пожить некоторое время на частной квартире было встречено мною с пониманием, а разрешение встать на так называемое котловое довольствие при части,- принято с радостью.
А как еще, скажите на милость, можно организовать питание молодого офицера, если он с восьми (а, иногда, и с шести!) часов утра и до позднего вечера находится в полку и почти всегда с личным составом? Да такой офицер для любого командира роты,- находка: всегда есть кого оставить на контроль такого немаловажного элемента распорядка дня, как отбой. А там и до утра, с его не менее значимым и наиболее «любимым» личным составом элементом распорядка дня под названием «Подъем!».
Я и так полагал себя счастливчиком за то, что командиры не загружали меня в воскресенье (в этот день проводились игры на первенство города по волейболу, в которых участвовала и городская команда «Динамо», членом которой я к этому времени состоял), да еще дважды в неделю я по вечерам ходил на волейбольные тренировки в городской Дом Спорта.
Особенно повезло с жильем: по совету уже упомянутого Паши Колчина и благодаря его ходатайству, меня «взяла на постой» пожилая пара, жившая в собственном доме недалеко от расположения части.
В полковом клубе, на сцене, за задниками, задвинутый в самый угол, «нашелся» страшно расстроенный концертный рояль «Беккер».
За вполне умеренную плату (холостой, непьющий и некурящий лейтенант может на свою зарплату позволить себе почти все!) мастер из ближайшей к полку мастерской по ремонту музыкальных инструментов в два захода привел его в относительный порядок. И я, вспомнив отцовские уроки по обучению меня в детстве игре на саратовской гармошке, принялся в свободное от службы время (в основном, после двадцати трех часов) самостоятельно этот рояль «осваивать».
Как- то ко времени в культурно- воспитательной работе полка проявило себя определенное движение: началась подготовка к дивизионному смотру самодеятельности, и меня пригласили участвовать в театрально- музыкальной композиции на военно- историческую тему.
Тут, наверное, надо упомянуть, что в период учебы в восьмом- десятых классах (а учились мы в единственной на весь район средней школе нашего районного центра Тарумовка), мы с моим одноклассником Колей Саенко все три года прозанимались в драматической студии местного Дома культуры.
В итоге, во многом благодаря наверное именно этому фактору, я без особых затруднений справился с ролью главного героя и стал чем- то вроде звезды местного масштаба. Во всяком случае, когда через пару- тройку лет дивизионная комиссия «смотрела» полковую самодеятельность в части, где я в это время проходил службу, то председатель комиссии высказал искреннее сожаление по поводу моего неучастия в этом деле.
В принципе, я здорово выиграл от того, что при распределении попал во внутренние войска: служить бы мне в пограничных войсках, строить инженерно- технические сооружения где- нибудь на границе с Турцией, или на Дальнем Востоке, а так я оказался в большом городе, в привычном для себя климате (как- никак Северный Кавказ), да и мой родной Кочубей, что на нижнем Тереке, в какой- то тысяче километров. И, наверное, излишне доказывать, что холостяцкая жизнь молодого офицера в большом городе, вещь более чем привлекательная.
Правда, выбраться в театр или на концерт почти не удавалось, и одной из главных причин этого была проблема «во что одеться». Как ни популярен был в те годы военный мундир, но ведь где- то уже хотелось и модной гражданской одежды попробовать, а она пока была не по карману. Кстати, именно тогда одной из главных «околотеатральных» тем для досужих языков города Ростова была история об очередном разводе и, соответственно, очередном браке ведущего комика местного театра музыкальной комедии, а чуть позднее, о рождении у него дочери, ныне известной эстрадной певицы Ирины Аллегровой.
«Сидением» в ресторанах мы тоже не увлекались и тоже по одной, но веской причине: как говорил один мудрец современности, «и вредно, и дорого».
Куда проще было отправиться на какой- нибудь вечер отдыха (считай, обыкновенные танцы) в чрезвычайно модные тогда Клуб Молкомбината или ДК «Энергетик», тот же Окружной Дом офицеров, или в Клуб им. Ф.Э. Дзержинского: здесь и публика попонятней и возрастные критерии, в отличие от, скажем, танцев в городском саду, попривлекательнее.
А то и зайти с друзьями в кафе «Золотой Колос», взять корзиночку их фирменной выпечки, бутылку недорогого (тогда!) марочного вина, к ней что- нибудь из вторых блюд, да кофе на десерт. Заплатить за всю компанию огромной, как портянка, сотней, да еще получить сдачу, которой вполне хватит на такси.
Еще не забыть упомянуть о воскресных обедах в кафе «Прима» с их знаменитой на весь город сборной мясной солянкой!
После года службы я убыл в отпуск на свою малую родину и произвел там настоящий фурор своим внешним видом: перед самым отъездом из Ростова мне посчастливилось приобрести спортивный костюм- «олимпийку». Для глубоко провинциального Кочубея, жители которого видели такие костюмы только в газете «Советский Спорт» (в них были одеты советские олимпийцы в 1956 году), это было событие неординарное.
Встретив в кругу друзей свои первые двадцать два года жизни, я вернулся в Ростов- на- Дону.
Возложенными на меня обязанностями, как уже упоминалось, я не тяготился, бытовые условия меня вполне устраивали, и так бы все и шло к поступлению через несколько лет в академию, и, как следствие, смене места службы, но осенью 1959 года произошло очередное улучшение жилищных условий офицеров и сверхсрочнослужащих части. Мне, как и еще нескольким молодым офицерам, были предложены комнаты в коммунальных квартирах. И если недавно женившиеся Боря Легашов и Володя Литвинов вселились в представленное жилье с удовольствием, то выделение мне тринадцатиметровой комнаты в квартире коридорного типа застало меня , как говорится, врасплох: я посчитал такую заботу обо мне несколько преждевременной, о чем в личной беседе сообщил комбату Федорову Ф.И.
–«А ты мать с братом в Ростов перевези. Сколько им еще в твоем Кочубее жить!»- заявил Федор Иванович. Против такого довода у меня аргументов не было.
Теперь надо было думать о том, как, во- первых, привести выделенное жилье в порядок (комнатка была довольно таки сильно запущена). Во-вторых, предстояло приобрести какой-то минимум мебели и домашней утвари, чтобы как-то обставить комнату.
Кое-как, с помощью солдат ремонтно-строительной группы КЭЧ полка удалось перебелить потолок и стены. На большее ни времени, ни возможностей не хватило.
С кроватью выручили случай, да крайне характерная не только для Ростова (а тем более для Ростова!) манера все вопросы решать «за бутылку». Стоило только где-то в недрах Центрального городского рынка предложить «родимую» двум джентльменам глубоко пьющего вида, как через пять минут мною была куплена весьма современная (по тем временам) кровать. За вторую бутылку кровать донесли до жилища, где и собрали с помощью молотка.
Далее дело с приданием жилого вида комнате снова застопорилось.
Так прошел остаток осени, потом зима. Наступила весна 1960 года.
Я продолжал жить у своих милых стариков, искренне полагая, что ситуация с неожиданно свалившейся на меня «жилищной проблемой» как- нибудь разрядится сама собой.
Как выяснилось довольно скоро, я искренне заблуждался. Но это будет уже совсем другая история.
2004 год
(Последняя редакция-январь 2018 года)