Эпилог первый.
-Что случилось?
-Самолет упал.
-Наш?
-Нет, кажется «Боинг».
-Хорошо, а то опять на нас бочку покатят.
-Какую бочку?
-В смысле, скажут, что вот, мол, у русских самолеты плохие…
-Да бросьте! У них самолеты не меньше нашего падают, и ничего.
-Какая разница, чей самолет?! Люди пострадали!
-Много?
-Чего много?
-Ну, жертв, чего же еще.
-Не знаю. Еще не считали…
-Говорят, артист какой-то летел…
-Наш?
-Кажется, наш.
-Как фамилия?
-Не говорят.
-Так может, и не было артиста?
-Может, и не было. Но кто-то известный был.
-Да мало ли… Может, он и не наш: сами говорите, самолет из Лондона.
-Ладно, вечером в новостях скажут.
-Это да. А все же поездом надежнее, как вы считаете?
-Не знаю. Тут судьба, как уж повернет, так и будет….
-Да а, это точно, что судьба…
-Это вы о чем?
-Да о самолете…
-Каком? Что упал?
-А, так вы тоже слышали?
-Да, час назад по радио.
-Говорят, артист там был, не знаете?
-Артист? Да, вроде бы что-то говорили…
-А кто он? Известный?
-Фамилию не скажу, но кажись, известный. У меня внучка всех артистов знает. У нее надо спросить…
-Киношный хоть, или какой?
-Артист-то? А не знаю, может и киношный.
-Жаль.
-Не знаете кого, а уже жалеете?
-Какая разница?! Любого жалко!
-Да уж, летел человек, и на тебе….
-Так все летели….
-Знаете уже?
-Про самолет?
-Да. Так там N. летел, говорят.
-Ну и что? Там и без него люди были….
-Кто этот N?
-Вы что, N. не знаете?! Ну, вы даете!
-А почему мы должны его знать?
-Слушайте, что вы к этому артисту пристали? Жаль, конечно, человека, но погиб-то не он один…. Другие, они может, и не артисты, а тоже ведь жить хотели…
-Да-да, вы правы! Просто, знаете ли, имя известное…. Ну и вроде как знакомый, что ли…
-А, «знакомый»…. Не смешите! Небось, этот знакомый послал бы вас, подойди вы к нему на улице.
-Зачем вы так! Вы ж его не знали, зачем зря наговаривать? И потом, это я образно говорю «знакомый»: имя знакомое, и все.
-Да ладно, это я так…. А чего самолет-то упал? Сломалось что? Или пожар?
-Говорят, двигатель отказал.
-Не-не, не видно ничего было: туман, говорят, густой…
-Погода, значит, подвела? Это бывает… Погода нынче неустойчивая…
-Обещают вроде потепление…
-Ой, чего только нам не обещают! Только кто ж им верит с их обещаниями?
-Я думал, они хоть для самолетов верно говорят…
-А вы не думайте: вредно. У нас вечно на «авось» надеются, хоть самолеты, хоть кто….
-Это верно. Слушайте, а вот вы про артиста этого…. Кино, хоть какое с ним можно поглядеть?
-Так сейчас наверняка по телевизору покажут, раз такое дело….
-По телевизору — это хорошо, а то я в кино не шибко люблю ходить. Купишь билет, а тебе муру какую-нибудь показывают…. А деньги заплатил – сиди…. Телевизор переключить можно, или вообще — выключить….
-Это точно. Телевизор лучше. И платить не надо.
-Постыдились бы! Тут горе такое, а вы про деньги, да про телевизор!
-А что такого? Жизнь, как говориться, продолжается.
-Правильно! Мы, слава богу, в том самолете не летели. Ха-ха… А что до артиста, так не повезло мужику, да и все. Что мы-то можем сделать?….
-Да уж что тут сделаешь? Самолеты, между прочим, почитай каждый день падают. Техника — вещь ненадежная.
-Правильно, поэтому я поездом езжу: все же по земле.
-От судьбы не уйдешь, хоть на земле, хоть на небе. Чему быть — того не миновать.
-Так-то оно так, а все же по рельсам спокойнее.
-Покой нам только сниться.
-Ой, как вы это хорошо подметили!
-Это не я, а Блок, поэт такой был, между прочим.
-Ладно, не выпендривайтесь, знаем мы Блока, тоже, знаете ли, в школе учились.
-Слушайте, и не стыдно вам? В такую минуту тут склоку затеваете?
-Что вы заладили: «стыдно - не стыдно»! Поговорить нельзя! И что это за манера: подслушивать чужие разговоры!
-Подслушивают под дверью! А мы тут на свежем воздухе стоим, и все вместе разговариваем. Так что нечего!
-Товарищи, ну имейте же совесть! Погибли люди!
-Да-да, вы абсолютно правы. Есть новости о самолете?
-Новости будут, когда расшифруют «черный ящик». А пока причины катастрофы не известны.
-Но хоть про артиста что-нибудь сказали? Был он там или нет?
-Списка пассажиров тоже пока нет. Но артист был, это уже подтвердили.
-Может, он только ранен?
-Никто не знает.
-Ладно, пошли по домам. В «новостях» все расскажут.
-Верно. Чего зря стоять. Артисту мы все одно ничем не поможем…
…Голоса смолкли. Накрапывал мелкий дождик. По пасмурному небу ветер нехотя гнал облака. После будоражащих сирен «скорой» пространство налилось тяжелой тишиной, изредка нарушаемой невесть откуда прилетевшими чайками. Они кружили над взлетным полем и зданием аэропорта, переговариваясь хриплыми, будто сильно простуженными, голосами. Наверное, они слышали про аварию и тоже захотели посмотреть место происшествия. Но никаких следов уже не осталось. И, разочарованные, они улетали прочь. Их крики еще были слышны в вышине, пока птицы не исчезли в самой гуще облаков, там, откуда до земли не долетает ни одного звука.
Это странное безмолвие длилось нескончаемо. Оно нависло тяжелой тучей, которой не суждено было пролиться дождем. Со стороны все выглядело обычно, как в песне: «то же небо, опять голубое», но по непонятной причине мысли, слова, предметы показали свою обратную перспективу, неприглядную и отталкивающую, как изнанка старого рваного пальто. И ничему не хотелось верить. Обещаниям, признаниям, клятвам; письмам, фотографиям, интервью. А самое главное — воспоминаниям. Бесконечному множеству хлынувших воспоминаний. Они-то и были настоящей ложью. И ничто не могло их заглушить: ни мелодии Шопена, ни ворчливое бормотание чаек, иногда прилетавших посидеть на холодном парапете набережной. Иногда, особо смелые и наглые особи, подлетали к окнам офиса, чьи окна выходили на набережную. Беспардонно тукаясь клювами в стеклопакеты, они выпрашивали еду. И тогда окно приоткрывалось, и высокая блондинка с длинными крашенными ногтями кидала им остатки хлеба. Птицы жадно хватали добычу и, рискуя подавиться, быстро глотали. Насытившись, они усаживались на парапет и продолжали смотреть на окна.
Офис был самый обычный, каких в огромной Москве было тысячи. Они выглядели абсолютно безликими в своем обрамлении белых панелей и подвесных потолков. Но тучные серые птицы с непонятным упорством продолжали прилетать. Позже работники заметили, что корм не был основной причиной их визитов. Скорее, они кого-то ждали. Это похоже на то, как человек приходит на когда-то назначенное место встречи, настойчиво ожидая того, кто никогда не придет.
Поначалу такое поведение птиц пугало, их даже пытались прогонять, но они начинали возмущенно кричать какими-то страшными голосами, от одного звука которых становилось не по себе. Постепенно к чайкам привыкли. И все реже обращали на них внимание, порой даже забывали давать им корм. Но они прилетали несмотря ни на что. Верные своей памяти, они словно отдавали дань уважения кому-то, кого по неизвестной причине не могли забыть. Кто был для них близок и дорог, и с чьей потерей они не хотели смириться. Не все люди отличаются таким постоянством.
У офиса менялись владельцы. И те, кто покидал его, рассказывали вновь прибывшим о странных птицах. Так чайки стали местными знаменитостями. Но так никто и никогда не узнал, какую тайну хранили нелюдимые хмурые птицы, унося ее с собой в высокое недоступное небо.