ГЛАВА 1. По ту сторону ночи.
И горе раскалённой медью лилось в их сердца, и ледяным узором своим покрыла их головы многовечная печаль, и некому было разделить с ними той печали, ведь не было больше с ними Праведной сестры, ибо не сберегли они любви её и добродетели свои бросили на дорогу .
Эфитримий Иссахара, глава 9, стих 21.
На дворе была глубокая ночь. Шел проливной дождь, который старательно поглощал все случайные громкие звуки, убаюкивая своим бормотанием чутко спящую улицу. Хорошо был слышен только равномерный стук капель, они звонко падали на крыши соседних домов и ниже, на самую землю. Местами их многочисленные жемчужинки дружно сбивались в цепочки или тугие струйки и тяжело падали на поблескивающий в свете фонарей мокрый асфальт, растекались по нему большими и маленькими соцветиями лужиц, тонкими ожерельями серебристых ручейков.
В тесном полутемном помещении заброшенного кафе бродил холодный осенний ветер. Давно проржавевший и лишенный стёкол скелет входной двери уныло покачивался в петлях при любом мало-мальски сильном порыве. У порога лежали прижатые к полу дождём кучки желтой листвы; изредка с еще не до конца отсыревшей горки весело срывался одинокий лист, что бы совершить красивый, но бесцельный полёт и исчезнуть во мгле чёрной дыры зияющей в центре пола старого помещения.
Серая бесприютная мгла, царившая здесь, в купе с почти непроницаемой завесой дождя на улице будто бы отрывала старое кафе от всего остального мира; через пустые глазницы его окон свет улиц казался совершенно нереальным, точно, нарисованным рукой не умелого художника.
Тот, кто в эту ночь укрывался от непогоды под крышей старого полуразрушенного здания, любовался мрачным великолепием. Чтобы восхититься красотой разбушевавшейся природы за окном, много света не требовалось. Он и без редких проблесков мог увидеть много больше, чем тот, кто сейчас спокойно спал там – за чертой ночи.
Совсем не холодно, - подумал ночной гость и распахнул на груди ветровку. Тут же воспользовавшись удобным моментом, за пазуху залетел осенний лист. Подхваченный особенно сильной воздушной струёй, он пролетел почти всю комнату, дотянулся до гостя, стоявшего в углу, мягко ткнулся носом в его бок и удобно устроился, налипнув на светлую рубаху. Бледное лицо парня расплылось в доброй, но печальной ухмылке. – Не бойся - не прогоню.
Сестра появилась почти сразу. Парень, отвлечённый разговором с частичкой увядающей природы, не успел заметить, как сплошная серая пелена дождя на мгновение исказилась, очертив в себе красивый женский силуэт в лёгкой кожаной накидке с капюшоном. Неспешно, но быстро и грациозно, почти не касаясь ногами пола, фигура переместилась в тот дальний тёмный угол комнаты, где её ожидал ночной гость.
- Приветствую тебя, брат, - казалось, прошептала сама чарующая темнота, чьё великолепие царило вокруг в эту дождливую ночь. Тонкие изящные губы Сестры раскрылись в приветственной улыбке, обнажив в свете сверкнувшей молнии идеальную белизну прямых зубов.
- Привет тебе, филистимлянка, - радостно поприветствовал в ответ Брат. – На этот раз нас только двое.
Потрескивая сырой кожей коротенького дождевого плаща, филистимлянка приподняла руки и медленно сняла капюшон, явив миру вороно-чёрную копну вьющихся волос, беспорядочно, но от этого еще более чарующе ниспадавших на тонкие плечи.
- Я знаю – той, кто давным-давно была одной из нас, теперь нет. Но ведь есть еще младшие, и я, как и ты, стараюсь беречь их, не приглашая на такие рискованные встречи. Возможно, о нас уже знают, здесь, - она оглядела давно обросшие паутиной трещин ненадёжные стены, - здесь каждую секунду нужно быть начеку.
- Да, они как-то научились преодолевать границу ночи. Они нарушают правила, зная даже, что за чертой начинается совсем не их земля.
- Ведь пребывая здесь мы, не можем принести им вред и не нуждаемся в этом. Почему они не оставят нас в покое? Почему всё чаще и чаще стремятся искать нас и за чертой, - брови возмущенной сестры красиво сбились на переносице, губы обиженно совсем по детски поджались.
- Кому-то одному, не терпится сблизить эти два мира? Они хотят уничтожить нас до последнего. Нас древних.
- Но зачем?
- Ты знаешь, филистимлянка. Это ересь, сестра, великая ересь, которой уже не одна тысяча лет. Раньше эти звери были глупы, поклонялись только крови, изначально не признав себя детьми лунного света. Еще раньше, до обращения, они не признали власти своего яркого, губительного для нас светила; теперь они сочли различия между двумя разными сторонами пустой условностью. Они не хотят признавать других, не хотят подчиняться закону, - сквозь зубы почти рыча и обнажая острые длинные клыки, процедил брат. – Хотят сами быть законом. Ищут лекарство от солнца… потому что больны! Больные невежды!!
- Ты кое-чего не знаешь об их целях, Герион, - вновь лишь одними губами произнесла девушка.
- Что, - не расслышал тот, кого назвали Герионом. С его бледного лица на секунду сошла дикая маска ярости, но потом, когда до него дошел смысл сказанного, из под тонких напряженных губ вновь выглянули острые кончик звериных клыков. – что ты имеешь ввиду!
- А вакцину от солнца они наверно уже нашли. И я нашла, то за чем они охотятся теперь, - спокойно ответила филистимлянка и гордо вздёрнула подбородок, заставив шелковые кудри волос красиво всколыхнуться и блеснуть в слабом отдаленном свете фонарей. –
- О чём ты, - парень выразил искреннюю заинтересованность пополам с полным непониманием.
Девушка повернулась спиной, темная одежда и волосы предавали её тонкой фигуре еще большее сходство с ночной тенью.
-Идём это совсем не далеко, римлянин.
Её тело стремительно рвануло на встречу дождливой завесе и, оставив едва заметный тёмный шлейф полностью исчезло из поля зрения. Озадаченному Гериону ничего не оставалось кроме как последовать за филистимлянкой тем же путем.
Две чёрные тени летели сквозь дождь над крышами города пребывающего в вечной дреме. Здесь всюду было тихо: темные улицы не разрывал свет фар запозднившихся автомобилей, не слышно гулкого гудения со стороны заводских районов, ни лая собак и даже стрёкота сверчков, людей так же не слышно. Поскольку ни того ни другого не третьего здесь не было и не могло быть. Это был мир за чертой ночи, который только похож на своего зеркального двойника. И сейчас он принадлежал двум теням, летящим сквозь полуночный мрак.
Герион следовал за облаком тени, внутри которого с трудом можно было разглядеть женскую фигуру. Сейчас он и сам был окутан прядью тьмы, мчался вперёд, видел как мимо него с огромной скорость проносятся тёмные окна, ржавые балконы, многочисленные перепутья здоровенных железных балок, торчавших горизонтально или вертикально прямо из покрыт паутиной разрушения зданий. Острые шпили проржавевших до основания телевизионных антенн буквально рассыпались обдаваемые сильной воздушной волной исходившей от двух летящих фигур.
Герион чуть ли не пропустил тот момент, когда уже не далеко впереди из воздуха стала выплёскиваться густые волны едкого лилового дыма. Прорываясь из своей воздушной норы, дым вытягивался в разные стороны, где-то уплотняясь, где-то разряжаясь. Его длинные вьющиеся сгустки образовывали в воздухе и на земле некое подобие щупалец. Щупальца, словно живые, беспрестанно вытягивались, вращались, тянулись далеко вверх или шарили по земле, будто пытаясь найти что-то. Это был опасный хищник, которого когда-то нарекли спрутом. Да мир за границей ночи был лишен жизни в привычном понимании этого слова, но он далеко не являлся необитаемым.
Дальше передвигаться по воздуху было нельзя – спрут мог почувствовать, что кто-то движется в небе и непременно бы атаковать. Тогда его конечности с виду кажущиеся вялыми и медлительными заработали бы с неимоверной скоростью.
Герион видел, как филистимлянка плавно приземлившись на мостовую, медленно побрела по улице в том же направлении, в котором мгновение назад летела. Она коротко обернулась в сторону всё еще зависающего в воздухе собрата. Герион развеял тёмную прядь вокруг себя, и после того как жалкие клочки заклинания бесследно растворились в пространстве, резко упал вниз, тяжело приземлившись на все четыре конечности, взбугрив под собой каменную кладку мостовой. Поднял голову и хитро усмехнулся, глядя в сторону девушки. Девушка лишь хмыкнула и спокойно констатировала:
- Эффектное приземление.
Они прошли по серой, заволоченной густым туманом улице до первого перекрёстка, и, обойдя по широкой дуге одну из лежавших на земле щупалец спрута, занявшую собой почти половину проспекта, прошли к автомобилю, кем-то неаккуратно припаркованному поперёк дороги.
Герион с интересом посмотрел на странные одутловатые формы машины, сильно вытянутый вперёд капот, вычурный узор боковых прожилок, спросил:
- Что это за марка, Тайла?
- Тебе ни всё ли равно, - засмеялась Тайла, но всё же решила пояснить. – Построила её из плохо связанных меж собой кусочков иллюзий одного автоинженера. Вырвала из его снов.
Удивительно, но странная шутка подсознания неизвестного Гериону автоинженера долго не капризничала и завелась практически сразу после того, как Тайла вложила в мёртвый двигатель немного жидкого огня, - именно он помогал пробуждать жизнь во многих предметы вечно дремлющего мира.
Спутники сели на неудобные сидения сделанные, наверное, по образу и подобию сидения самых первых машин. Герион не найдя ремня безопасности, еще раз усмехнулся, воззрился на приборную панель покрытую толстым слоем пыли. Брезгливо морщась, он резко провел по панель рукавом, подняв в тесной кабинке целое облако. Дабы пыль рассеялась, пришлось вновь распахнуть дверцу настежь. Тайла смешно наморщила острый носик и, оглядывая своё детище, виновато произнесла:
- Может всё таки я поведу?
- Молчи, женщина, - театрально пробасил Герион и вернулся на водительское место.
Он взял в руки неудобный тонкий руль, не без усилий нащупал нужный переключатель, заменявший здесь ключ зажигания, осторожно повернул его на пол оборота, услышал, как гулко заворчал раритетный двигатель, выплюнув перед этим из под капота щедрую струю дыма и пыли. Герион почувствовал, как созданные в лунном мире механизмы начинает оживать, преображаться. Жидкий огонь щедро разлился по всем внутренностям и сосудам металлического животного; спящий метал корпуса, приняв в себя порцию жидкой механической крови, вспыхнул ярко оранжевым, разорвал в клочья скучную серую поволоку, окутывавшую его. За какие-то мгновения автомобиль из вялого полуживого куска безжизненной улицы превратился в дикого, радостно, полного жизни зверя, сотрясающего своим рычанием все ближайшие стены домов. Воскрешенное чудо механики сорвалось с места, взорвав глубокую ночную тишину.
Герион внимательно глядел на дорогу впереди, осторожно объезжал многочисленные мусорные кучи, сбившиеся чуть ли не к самой середине дороги, огромные куски промышленной арматуры, вывороченной из зданий. Править рулём оказалось на удивление легко и приятно, таких ощущений от езды Герион не испытывал даже тогда, когда оказывался на месте водителя самых дорогих и комфортабельных машин, производившихся в мире за гранью. Да и вряд ли можно было испытать столько же удовольствия от езды там, где на дорогах царили вечные пробки. А здесь, с таким железным хищником ты сам оказывался полноправным хозяином всех здешних дорог…
- Герион, осторожно спрут! – встревожилась на соседнем сидении Тайла.
Парень глянул в зеркало заднего вида, и почти сразу же ему пришлось резко вдавить педаль газа. Большая лиловая щупальца появилась из-за ближайшего поворота позади них, она взмыла вверх далеко впереди, готовясь накрыть собой всю улицу. Тень от огромной чудовищной конечности на секунду поглотила всю дорогу, - Гериону и Тайле даже пришлось разжечь ночное зрение, что бы видеть, что творится впереди. Рискуя врезаться в очередную каменную груду, Герион набрал скорость до максимума и начал бешено вращать рулём маневрируя. Спутники в какой-то момент стали почти физически ощущать как к земле приближается огромное тело щупальца, филистимлянке даже показалось, что столкновения им уже не избежать. Хотела перехватить управление, но товарищ хищно огрызнулся на неё, дескать знаю, что делаю, он рванул на ближайшую кирпичную кучу, вдавив газ до предел. Автомобиль резко оторвало от земли, он пролетел почти тридцать метров вперёд, а колёса его коснулись земли почти одновременно с тем, как всего в пяти метрах позади щупальце накрыло тяжелым ударом всю улицу. Мощный грохот от осыпающихся, словно деревянная труха зданий сотрясал землю. По крыше автомобиля градом посыпались мелкие камни. Герион не мешкая более ни секунды, направился вперед, как можно дальше от места массового разрушения и от опасного зверя.
- Куда теперь, - заходя на очередной поворот, спросил водитель.
- До конца этой улицы, потом направо. Уже не далеко, - указала направление Тайла, а затем, посмотрев на Гериона своими внимательными вспыхивающими как угольки глазами, поинтересовалась. – Не ужели ты ничего не чувствуешь?...
- А что я должен,… - начал было Герион, но вопрос так и повис на кончике языка. Боже, вот это сила. Её нельзя было не почувствовать и с гораздо большего расстояния. И чем была занята моя голова, если я пропустил это.
Машина сделала еще один поворот, и то к чему они так стремительно приближались, что порождало эти странные ощущения, проявило себя воочию. На руинах старого городского памятника какому-то древнему людскому владыки блуждало ярко-белое сияние, переливаясь из стороны в сторону по краям и сгущаясь в центре, оно охватывало длинный серебристый предмет неровной цилиндрической формы с плоским длинным остриём на одном конце. Это было…
- КОПЬЁ!!! Это невозможно, Копьё-ооооо!!!! - истошно завопил римлянин. События двух тысячи летней давности моментально пронеслись перед его глазами. Он был там, он наблюдал со стороны.
Запоздалый окрик Тайлы не удержал Гериона на месте. Пробив лобовое стекло и, даже слегка приподняв автомобиль в воздух, на старую площадь вырвался бушующий чёрный смерч. До артефакта было всего каких-то две сотни метров, а римлянин уже истошно рычал и ревел в нетерпении. Чёрный вихрь, окруживший его, помог сократить это расстояние меньше чем за сотую долю секунды. Лицо Гериона исказила дикая гримаса, послышался торжествующий хохот, римлянин предвкушал прикосновение к великой святыне. Когда до цели оставалось полметра, рука его разжалась в готовности схватить вожделенный предмет.
« Теперь это возможно!! Как я ждал!... – промчалась мысль с той же скоростью, с которой смерч совершил бросок.
Герион не успел почувствовать, как белое сияние артефакта ударило в его сторону. Намеревающуюся схватить копьё правую руку моментально обожгло до кости – мышци и связки в одно мгновение превратились в пепел. Римлянин успел почувствовать лишь удивление. Он почти успел коснуться этого губительного сияния всем тело… Но внезапно, что-то сильно ударило его в бок. От удара треснуло несколько ребер, и хрустнули позвонки. Тело римлянина, выбитое из его же собственного вихря, швырнуло на брусчатку поодаль от постамента. Герион тяжело рухнул, выбив из ровной кладки несколько керамических пластин. Тело его проехало по земле добрые пять метров, оставляя за собой пыльный след и замерло.
Легкие языки пламени до сих пор гуляли на обуглившейся почти до плеча правой руке. Ощущение боли наконец-то пришло: Герион взвыв, как раненый слон, схватился за пострадавшую руку, попытался прижать её всем телом к земле, чтобы потушить мелкие искры, но сломанные при ударе кости не позволили сделать такой сложный манёвр. Тело выгнулось дугой и беспомощно застыло в прежнем положении. Филистимлянка поспешила на помощь: она сорвала с себя свою черную куртку и в два взмаха сбила губительное синее пламя с римлянина, тут же прикрыв свою обнажившуюся грудь свободной рукой.
- Идиот! – послышался крик Тайлы. Спасительница медленно опустилась на корточки перед лежащим на земле товарищем, она тяжело дышала и при каждом вдохе опрокидывала на его поверженное тело самые грязные ругательства. – Я бы могла не успеть! Ты что с ума сошел, ты ведь мог погибнуть, причём так глупо. Ты что совсем ничего не понимаешь. Копьё опасно для нас где угодно, а в особенности здесь.
Герион больше не кричал от боли, лишь тяжело постанывал, он чувствовал, как стремительно регенерировали повреждённые спасительным ударом подруги кости. А вот обожженная конечность, исходившая едким дымом, заживать пока не торопилась. Он долго лежал пытаясь подняться, Тайла всё это время сидела рядом и молча смотрела куда-то в сторону, по её лицу и позе можно было прочитать то, на сколько обижена она была на выходку своего друга. Ощутив, наконец, что силы стали потихоньку возвращаться, Герион осторожно поднялся.
- Но кто приволок сюда эту штуку? – выдержав яростный взгляд подруги, слабо проговорил Герион. – Люди ведь ни при каких условиях не могут проникнуть за черту ночи, да и нашим тупым сородичам это пока вроде не под силу.
- Понятия не имею, кто это мог сделать, - более спокойно ответила филистимлянка, и указала пальцем в сторону Копья. – Но ЭТО ни в коем случае не должно достаться нашим врагам.
-Ну, пускай попытаются, - жалобно произнёс римлянин и демонстративно поднял вверх изуродованную конечность, на которой только-только начали восстанавливаться все пострадавшие сухожилья.
- Да ты видно совсем за тысячи лет все мозги усушил! Некоторые наши враги совсем недавно как-то научились преодолевать границу ночи, я пока не смогла выяснить, кто именно, но оставлен четкий след пересечения. Они наверняка уже выработали лекарство от солнца, и ты думаешь, священная защита Копья надолго будет оставаться для них преградой? Они хитры и упрямы!
- И что ты предлагаешь, - сдался под тяжестью доводов Герион.
- Его нужно спрятать.
- А вдруг это копьё как бомба, и его специально сбросили для того что бы погубить всех нас?
- Не думаю, что они оставили бы нам время на размышление, они ведь в таком случае знали бы, что мы просто можем уйти за черту еще до взрыва… Тут что-то другое. Мне кажется, что кто-то просто захотел его спрятать.
- Надежное местечко выбрал, - хмыкнул Герион. – У этого прятальщика или хорошее чувство юмора или с головой большой разлад. Это всё равно, что прятать от грешников благодать в самой преисподние.
- Так или иначе, та сила, которой сопутствует реликвия по прежнему враждебна по отношению к нам, а вот тот, кто опустил её в наши пределы, похоже, верит в нас, как в надёжных помощников.
- Если конечно это произошло не случайно, - заметил Герион. – Поверь мне, я много на своём долгом веку глупостей повидал.
- Но выбора у нас всё равно нет. Нужно что-то предпринимать.
- Думаю, мне стоит прогуляться за черту ночи, - немного подумав, проговорил Герион. – Оставайся здесь, у тебя хорошо получается беречь Копьё от чужих рук, - он снова усмехнулся, глядя на свою почти полностью регенерировавшую конечность. - Да и нашла его ты. Мне нужно будет провести маленькое расследование. Я пришлю тебе в помощь двух моих легионеров, а то ребята наверняка до безобразия долго засиделись на своей солнечной Сардинии.
ГЛАВА 2. Максим. С корабля на балл.
Я не скоро понял, что над автострадой взошло солнце. Вот уже наверно три часа сидел на обочине, курил, зябко подрагивая, теперь уже не от холодного ночного ветра, а от утренней прохлады. Тупо уставился в кусок асфальта под ногами, ничего не замечал вокруг. Докурив очередную сигарету, швырнул ее в прилично набравшуюся груду окурков неподалеку, - налетевший ветер разбросал их в стороны.
Тёмный микроавтобус уехал отсюда когда было еще темно, увёз с собой того сумасшедшего, ради которого пришлось гнать на это место во весь опор среди ночи, рисковать жизнью… Я прикрыл глаза, взялся обеими руками за голову. На душе было паршиво. В памяти опять всплыл образ мёртвой напарницы Альбины, которую безо всяких почестей сгрузили в вагон того же самого микроавтобуса два тупых здоровых лба – помощники профессора Альфреда.
Я снова закурил. Я машинально потянулся к плечу для того, что бы поправить автомат, но вместо него разочарованно ощупал лишь пустоту – моего верного боевого друга пришлось отдать вместе с рацией. Сказали, что я нуждаюсь в передышке, и мне стоит отправиться домой. Предложили ехать на черном микроавтобусе. Я отказал, потому что ненавидел эту чёртову тачку, ненавидел профессора со всем его цинизмом и его ублюдками помощниками.
- Вы очень хорошо постарались, мой друг, но на войне не бывает без жертв, - произнёс профессор после того, как я передал ему спасённого. Его соболезнования показались мне совсем не искренними, я был уверен, что вся проделанная работа казалась ему сущей игрой, в которой ему приятно было занимать безопасное место наблюдателя.
В кармане моей куртки теперь лежал длинный белый конверт, его небрежно всучил мне профессор, сказав напоследок, что я прошел, наконец, какую-то проверку. Вообще-то я догадывался, что это была за проверка, а так же предполагал, что теперь ждало меня впереди. И чёрт его знает, сколько уже было этих испытаний на прочность. Сбился со счёту. Как будто этим конторным крысам, которых хватало и в нашем досточтимом ордене, каждый раз нужно было доказывать, что мой боевой опыт позволит размозжить башку одной двум кровососущим тварям. Да и, похоже, ничем кроме этого за последние семь лет я не занимался.
Вспомнил как накануне, еще после выполнения задания в деревне, полушутя думал, а не бросить ли мне всё это и податься на завод. Но теперь, лишь обронив неосторожный взгляд на этот зловещий конверт, и даже еще не извлекая наружу его содержимого, я чувствовал как карьера металлурга (или кого там еще) жалостливо машет мне ручкой на прощание.
Я пешком дошел до ближайшей автобусной остановки. Кроме меня в такой ранний час здесь больше ни кого не оказалось. На моё счастье долго ждать не пришлось. Слегка виляя на дороге, постукивая старой подвеской и скрепя ржавыми рессорами, точно древняя колесница, передо мной, тяжело вздохнув, остановился старенький ПАЗик. Я вошел, не заставив долго ждать раздраженно глядящего на меня водителя, который, видимо, думал, что сделал большое одолжение, остановившись перед единственным человеком, не бог весть что забывшим в такой глуши. Тяжело сел на самое заднее сидение. Не многочисленные пассажиры без интереса взглянули на меня. Их помятые, бледные спросонья или побитые бодуном лица не осветились любопытством. Видимо моя черная военка не привлекала особого внимания: слегка потёртая и сильно запыленная, да к тому, же и безо всяких знаков отличия, она вполне могла сойти за обычную рабочую одежду – что ж это меня вполне устраивало. Автобус хрипло заворчал и тронулся с места, прибавляя обороты, перед этим не забыв выплюнуть из выхлопной трубы целое облако ядовитой черной дряни, которое надолго затуманило видимость на отрезке дороги длиной не меньше десяти метров. Буквально через пять минут езды в транспорте, трясущемся на каждой маломальской ухабине меня начало изрядно подташнивать – давал о себе знать голодный желудок, да и ко всему прочему в салоне сильно воняло бензином и какой-то еще машинномасленой хренатенью. К горлу неприятно подкатывал комок, что немного беспокоило – не хотелось бы мне показать всю красоту своего «внутреннего мира» на публике. Я медленно привстал, стараясь не потревожить и без того встревоженные внутренности, подошел к ближайшему окну и под недовольный взгляд какой-то зябнувшей рядом старушки открыл немного форточку. Широко раскрыв рот, я с блаженством вдохнул в себя первую щедрую порцию не загаженного бензиновыми испарениями воздуха. С непривычки, видимо от резкой смены состава атмосферы, в глазах стали расплываться красные круги, как обычно бывает перед обмороком. Недосыпание и недоедание давали о себе знать. Я осторожно вдохнул еще немного свежего воздуха и быстро присел на место – а то не ровен час и в правду сознание потеряю. Позже заметил, что дышать стало заметно легче, да и тошнота почти прошла. Расслабился окончательно и всю оставшуюся дорогу провёл в блаженной полудрёме, даже едва не пропустил свою остановку.
Следующим пунктом моего маленького путешествия оказалась придорожная закусочная, которая располагалась почти сразу за остановкой. Там я немного поправился пирожками с мясом и развеял своё полусонное состояние двумя стаканами кофе. Вернулся к стойке, расплатился с буфетчицей, на редкость по-доброму улыбнувшейся, бросил короткий взгляд на хмуро поглядывающего на меня охранника (видимо, узрел во мне потенциального нарушителя порядка, – что ж работа есть работа) и вышел на улицу, где уже становилось довольно жарко.
Пройдя до края улицы, я слегка поменял направление и устремился вглубь дворов, там, где за сенью высоких тополей скрывалось одно интересное место. Эта была не широкая, - всего в два подъезда – ветхая двухэтажка, ни чем не приметная среди других стареньких домов, коих на этой улице было великое множество.
Судя по царящему во дворе спокойствию, редко разбавляемому шумом играющей на ветру листвы высоких тополей и лаю собак, жильцы местных домов были в большинстве своём на работе. Двор очень спокойно встретил своего старого знакомого. Я вошел в прохладный пахнущий мокрой штукатуркой подъезд – видимо, как и раньше здесь прибирали хорошо и часто. Все окна подъезда выходили на густую тополиную рощу, поэтому здесь даже днём царил полумрак, лишь редкие солнечные блики срывались с отдельных листочков, устремляя свои слабые мелкие лучики в беспробудную темноту узких окон. Дойдя до нужной двери, расположенной на втором этаже я легонько вдавил клавишу дверного звонка. Мне открыли почти сразу – видимо ждали.
- Привет, Макс! Какими судьбами? – послышался голос из-за узкого раствора двери.
- А то ты не в курсе, - усмехнувшись, ответил я на вопросом.
- Ну, заходи, коль не шутишь!! – весело пробасил хозяин квартиры и, распахнув дверь во всю ширину( во всю ширину и двери и себя), вышел на площадку, крепко обнял меня, так, что аж сперло дыхание.
- Эй–эй, полегче, медвежонок, - смеясь от радостной встречи со старым другом и кряхтя от недостатка кислорода, проговорил я. Получив наконец желанную свободу, поинтересовался. – Как дела Петрович?
Грузный двухметровый молодец, именованный мною Петровичем, вместо привычной человеческой улыбки имел страшный оскал длинных ровных белых зубов, блещущих из-под могучей бороды, и больше напоминал медведя, чем человека. Он зычно хмыкнул, и по-простетски ответил:
-Как сажа бела! Ну, проходи чего на пороге топчешься.
Только когда Петрович не без труда протиснулся между косяков двери обратно в квартиру, я медленно шагнул на порог. Жилище старого друга навеяло ностальгию – с прошлого раза ничего не изменилось: ни добродушный хозяин, ни уютная двухкомнатка, обставленная так наверно еще при СССР.
Петрович, как заправский хозяин русской хаты, и не дождавшись пока я разуюсь, сразу предложил мне отведать медовухи, а я как вежливый гость не смог отказаться, хотя знал, что напиток по рецепту самого Петровича мог использоваться вместо высокооктанового топлива для ракетных двигателей. Петрович был нашим (я имею, введу наш орден) техником, изобретателем, в общем, тем умельцем, который мог разработать ноу-хау для любой сложной операции. В руки ему часто попадались разные технологии, в том числе и трофейные изобретения противника, преимущественно сделанные с применением магии, и его задачей в таком случае являлось изготовить подобное, но с еще большем эффектом. Кстати чары на вещи он умел накладывать самостоятельно, поскольку был потомственным цыганским кузнецом - за это его даже часто дразнили Бадулаем.
- Что на этот раз? - после третьей выпитой проговорил я, решив перейти к делу побыстрей, что бы после можно было еще спокойно посидеть в компании старого друга.
- Спец-костюм. Разработал его по недавно найденной нашими спецами вещичке.
Когда боевой костюм предстал перед моими глазами, я не без изумления смог узнать в нём уже ранее виденную вещь: поверхность костюма напоминала живую кожу (точнее и являлась таковой) на которой можно было увидеть крупные и мелкие сети сосудов и вен, постоянно едва заметно пульсирующие. Такую броню я видел на убитом неделю назад некроманте, я и не думал, что её аналог изготовят так скоро.
- Кожа бычья?
Петрович удивлённо уставился на меня.
- Нет китовая, но откуда ты знаешь про бычью? Я копировал именно с такой.
- Я участвовал в той операции. Мой нож застрял в похожей на эту броне, а хозяин даже удара не почувствовал.
- Макс, да ты герой! В одиночку задержать варлока?
- Ты что не в курсе? – я в очередной раз был ошарашен.
- Не в курсе чего? – с губ моего друга сошла его фирменная звериная улыбка.
Я отвёл взгляд от его внимательных глаз и ответил:
- Мне в помощи была направлена Альбина…
- Что с ней, варлок её уничтожил, тогда почему мне ничего не сказали? – в глазах блеснуло отчаяние и боль. Эх, интуиция Бадулая ни когда не подводила.
- Нет, мы завалили колдуна вместе.
- Тогда не понимаю… - недоумение друга сделало его еще больше похожим на медведя – взгляд глубоко посаженных глаз буквально тонул в бурых кустистых бровях, сдвинувшихся на переносицу.
- Вампиры. Двое. На нас напали по дороге, когда мы выполняли новую операцию для профессора Альфреда…
- Говори же!.. – Я знал, что Альбина давно нравится Петровичу, хотя они и общались не очень часто и только по работе, Петрович незаметно старался ухаживать за ней. Они оба были чародеями, хотя и двух совершенно разных специфик.
Сейчас я стоял перед большой дилеммой – рассказать другу правду или понадеяться на то, что в нашем секретном бюро информация, касающаяся гибели кого-то из персонала, разносится очень медленно.
- Она серьёзно ранена, находится в нашей реанимации. Потеряла много крови.
- Ч-чёрт, - он схватил меня за грудки, мне даже показалось, что чуть приподнял над полом, стал трясти. – Но ты ведь был с ней там, на сколько серьёзная рана?! Она будет жить?!!
Я собрался с силами и сделал как можно более спокойное выражение лица из разряда: «Эй, чувак – нет повода для беспокойств, бывало и хуже», за тем соврал:
- Да все в порядке, Миша, перед тем как её отвезли, она приходила в сознание, даже удалось поговорить немного – сказала, что чувствовала себя так же паршиво когда рожала.
- Что, - непонимающе поглядел на меня доверчивый друг, даже из лапищ своих могучих опустил. – У неё же нет ни кого.
- Да вот и я тогда так же ополоумел, а она дескать – ну если еще не рожала, стало быть впервые так хреново. Да все нормально с ней я же говорю, видишь, даже шутила.
- Фуф, - немного успокоился Михаил. – умеешь же напугать. – Но глаза его были до сих пор направлены в одну точку, а сам он тяжело дыша, налил себе еще полстакана медовухи и быстро опрокинул. Что-что, а лапшу на уши вешать я умею. Но от того, что я солгал, мне вдруг стало совсем не выносимо на душе, пришлось даже на мгновение отвернуться, что бы скрыть свою кислую мину, надеясь, что друг этого не заметит.
- Да всё с ней хорошо будет, я завтра свяжусь с руководством и спрошу как она там, ты ведь знаешь на поле битвы без ран не бывает, - последнее, что произнёс очень на помнило мне недавнюю речь профессора Альфреда. Я чертыхнулся про себя. В голове опять всплыло воспоминание – наглухо закрытый мешок величиной с человеческое тело. Я с трудом сдерживался сам, но не забывал при этом натягивать улыбку на лицо, даже смеяться, подбадривать Петровича, который, кажется уже потихоньку стал приходить в себя.
Мы посидели еще минут пятнадцать. За это время мне пришлось сменить кучу тем разговора, что бы совсем сбить с дурных мыслей пьяное сознание товарища. За тем я резко привстал и улыбнувшись как можно шире, изображая пьяного, предложил:
- Ну что, пойдём, поможешь мне померить новую броньку. А то после завтра уже на задание. Если не успеем освоиться с ноу-хау, шеф с наших с тобой задниц кожу возьмёт для нового спец костюма.
Костюм сидел как влитой. Он удобно и надёжно обхватывал всё тело, шлем с пластиковым забралом мог герметично закрывал голову, имелась даже замкнутая система дыхания с запасом кислорода в двух наспинных болонах также укрытых прочной кожаной бронёй. Я чувствовал как в крупных искусственно вживлённых в кожу кита сосудах и жилах пульсирует что-то живое и теплое, и мне казалось, что это моя собственная кровь. Костюм был удобен во всём: можно было легко двигаться, делать движение руками и ногами любой сложности, при этом казалось, что умный костюм будто помогает тебе. Я даже решил поэкспериментировать и поднял обеими руками тяжелый дубовый комод. Черт возьми мне показалось, что короб комода склеен из тоненькой фанеры или вообще был сделан из картона, я с лёгкостью удержал комод в одной руке и аккуратно безо всякого шума поставил на место.
- Охренеть, - восторженно воскликнул я. – Как это у тебя получилось?
- Благодари не меня, а инквизитора и убитого им вампира, чью кровь я здесь использовал. Говорят, что эта кровь какой-то высшей вампирской владычицы. Так что будь готов к приятным сюрпризам – ты в нём еще бегать и прыгать не пробовал, а драться в нём, как ты наверное догадался, одно удовольствие.
- А в постели с бабенкой не помогает? – мы дружно посмеялись. – Ладно. К неприятным сюрпризом, наверное, на всякий случай тоже стоит подготовиться. За зря такую штуку мне бы вряд ли выдали, - всё еще ошарашено глядя на костюм говорил я. – И сколько таких моделей.
- Всего четыре, с тобой пять – по количеству набранных на новую операцию бойцов.
Герион. Мир без времени и денег.
Знаете что я скажу – я не скрою радости от того, что снова придётся возвращаться в бренный мир людей. Не то что бы он мне безумно нравился или меня заботила его судьба, постоянно изменяющийся политический и природный климат. Нет я больше люблю стабильность – ведь в мире за гранью нет вампирского голода, нет охотников, кроме тех безмозглых хищных тварей огромного размера, которые питаются тварями менее крупными – кстати их с филистимлянкой мы придумали сами, ну чтоб не скучно было… хаха, шучу. На самом деле эти наделенные псевдо интеллектом и огромной не псевдо силой существа помогали разгребать и перерабатывать хлам постоянно разрушающихся и вновь появляющихся иллюзий заимствованных из вашего мира.
Так вот – не то, что я был счастлив вновь вернуться в место изгнания Адама и Евы –то бишь мир смертных, просто долгое время находиться в абсолютно спокойном мирке, пускай и со множеством забытых богом и человеком красот, включая мою единственную взбалмошную подругу, слегка утомляет и хочется глотнуть, что называется совсем другого воздуху.
Я шагал вдоль старых улиц начала девятнадцатого - местных двойников парижской «Де Менси» и Пражской «Свардолы». Почти сразу за ними, всего через пол сотни шагов парковой зоны начинались, а точнее находили один из своих краев территории древнего Аида. Да вы не ослышались – того самого древнегреческого царства мертвых, куда отправлялись все заблудшие души старого мира. М-да, были же времена. Я бы с радостью провёл экскурсию по местам славы Одиссея, Геракла, провёл бы по тем тропкам, которыми Орфей пытался вывести свою неверную Эвридику… Однако у меня при себе не было ни подходящей публики ни лишнего времени,.. Хотя здесь его вообще нет. Как не печально было признавать все эти ужаснейшие по красоте и красивейшие до жути места теперь приходилось занимать лишь нам с моей подругой – В Аиде теперь не было ни теней ни владык ни даже старины Цербера. Хотя нет, кое о ком я забыл – старик Харон по-прежнему добросовестно нёс свою тяжкую ношу в виде полу гнилого весла и чудом еще держащейся на плаву видавшей виды и дедовых видов гандолле. Как ни страдал он от почти полного отсутствия работы, его текучка кадров не касалась. А возил он только нас с филистимлянкой – естественно не бесплатно! ВОТ и сейчас мне нужно было воспользоваться его вечной услугой, а еще поинтересоваться не провозил ли кого еще в последнее время эта старая продажная скотина. Конечно же паромщик шутя ответит, что кроме него ни одной другой старой продажной скотины он не видел, но по глазам я всё равно пойму, врёт он или нет.
- Эй, старик, отдыхаешь? – я подошел к небольшой каменной гряде, на которой обычно любил отдыхать дед Харон. Но на этот раз увидел вместо него только груду костей, торчащую из под огромной чёрной накидки. М-да, умел пошутить бессмертный старикан, придётся приводить в чувства. В былые дни он таким образом от работы и отлынивал. Бунтовал во время самых известных и кровавых войн, когда души погибших скопом наседали на ладью желая получить своё законное загробное место жительства.
- Эй, дедуля, я к тебе обращаюсь? – уже более строго проговорил я. – Если не встанешь сейчас, то я твою дырявую лодку…
Я не закончил, а удивлённо воззрился на противоположный берег. Чёрт! Не может этого быть. Старая дряхлая ладья, которая напоминавшая скорей не водное средство передвижения, а остов какого-то причудливого большого животного, была аккуратно пришвартована на другой стороне реки. Но как!??!!
И тут моё раздражение взяло надо мной верх: я со злостью распинал груду костей, коей прикидывался старый лис, извлёк на свет череп с остатками шейных позвонков, зажал позвонки в кулаке, будто в попытке придушить и без того дохлое горло и закричал прямо в вечную костлявую улыбку:
- да ты что сволочь старая, совсем из ума выжил?!!
Но череп оставался спокоен более того привычного призрачно зелёного блеска в глазницах я не наблюдал. Я с ужасом выпустил из рук бесполезный кусок кости.
Харона убили!!!
Но кто!? Кто мог совершить невозможное?
И формулировка убит не совсем подходила к данной ситуации. Великий Харон не мог быть убит по определению, просто кто-то извлёк из его косточек душу и забрал с собой. Этакая смерть наоборот.
Максим. Чужие мысли в голове.
В последнее время мне всё меньше и меньше приходилось спать. Да и те короткие отрывки днём или ночью когда удавалось на полчаса наклонить голову и подремать, нельзя было в полной мере назвать сном. И говоря по правде я вообще начинал отвыкать от этой казалось бы обязательной процедуры.
Вот и этой ночью, когда мы изрядно напитые и довольные ночевали с Петровичем в его просторной каморе, что-то совершенно необъяснимое заставило меня резко вскочить с разложенного под кровать кресла. Я непонимающе замотал головой по сторонам и понял, что вокруг ничего не изменилось. В комнате по-прежнему брезжил свет от висящей на обычном проводе лампочки, слабо освещая стол с початой бутылкой водки, слежавшимися бутербродами и заветренным салатом, а так же довольное сопящее лицо Петровича, видевшего седьмой сон.
В общем, всё как обычно. Ни соседских звуков, ни звуков с улиц. Но ведь меня явно разбудил какой-то шум. Я внимательней прислушался к окружающей обстановке, но кроме мирного посапывания Петровича и собственного гула в голове - видать от выпитого – ничего не обнаружил. Ну что ж - видимо приснилось. Я снова уложил голову на подушку, и чуть было не заснул.
«Макс! – услышал я отчётливый женский голос. Казалось говорили над самым ухом. Я вскочил с лежанки и не своим от страха голосом спросил:
- Кто здесь? – молчание. – Петрович ты, что ль прикалываешься.
Но дрыхнущий алконафт даже бровью не повел.
Так, походу это у меня всё от недосыпа. Закономерность в том, что голос слышится, когда я на половину во сне, то есть или перед пробуждением или перед засыпанием. Я чувствовал, что трезвею, а это было плохо, поскольку на данный момент сон улетучивался вместе с алкоголем. А этого было допустить нельзя – перед предстоящим заданием я должен был поспать. Действуя скорей по наитию полностью доверившись своей мимолётной идее, я допил оставшиеся пол-литра прямо из горла. Ик!…
Ой, гмм… Петрович наверно будет утром очень не доволен. Ик!... Но если повезёт просплю дольше и опоздаю на его гневную речь.
- Петрроич!!.. Ик! Просссти великодушно, - вслух произнёс я и увалился на лежанку.
Ну что ж… ик! … Теперь проверим теорию. Я медленно-медленно закрывал глаза, а сознание против воли уходило,.. стой!.. куда… не уходи, моё сознание.. гы-гы…Ик! Ой.
«Макс?- ну вот опять глюки, я же говорил. – Макс это не глюки, это я Альбина.»
- А, Альбина это ты… Что?! – хотел закричать я, но видимо истощенный организм, да ещё и под градусом теперь и мог только что пребывать в полусонном состоянии. Теперь я понимал, что говорю только мыслями. – Я думал, я думал ты… э-э…
«Так, придётся прибегнуть к маленькой встряске, - прозвучал задумчивый, но от того не менее решительный голос девушки.
Было ощущение, что я куда-то быстро и стремительно падал. В голове, словно, стробоскоп завертелся. А потом когда ощущение падения прекратилось и прояснилось зрение, я резко вскочил вверх и тут же был наказан ударом по голове.
- Ты придурок, держи руль! – закричала в ухо Альбина. То, что наградило меня крепким ударом по голове, был потолок в кабине ЗИЛа, а когда я увидел вполне живую и пышущую здоровьем девушку, сидевшую на соседнем сидении, вскрикнул и подался назад. Я почувствовал, как машина сильно вильнула на дороге, и кажется, нас понесло куда-то на обочину. – Держи руль, скорей.
Я непонимающе схватил баранку автомобиля. Если это сон, то какой-то очень правдоподобный – руль был вполне осязаем, и трясло машину вполне реально. Сделав усилие руками, я вырулил-таки на нормальную дорогу. Всё это время я боком глаза держал Альбину. А когда под колёсами зазмеилось ровное дорожное покрытие, я во все глаза вперился в девушку, глядел, словно на самого дьявола. Не знал, какого подвоха можно ожидать в следующий момент.
- Ну что, Макс, не ожидал меня ёще раз увидеть? – с какой-то печальной улыбкой произнесла она.
- Где мы, что это за шутки, Альбина это вправду ты, - ошеломленно напирал я.
- Я не успею сейчас ответить на все твои вопросы, ты скоро проснёшся.
- Так это сон? – всё таки сон, жаль…
- И да, и нет, - серьезно сказала Волшебница, и глянула в окно. – То, что ты видишь это почти точная копия той памятной ночи, она в твоей голове. Так же как я.
- В голове значит, угу, - и тут я разозлился. – я не сплю уже больше трёх суток, скитаюсь по секретным квартирам убеждённый в том, что ты мертва, убеждаю в совершенно обратном Петровича, господи да ты хоть что-нибудь мне объяснишь.
- Максим, извини, но похоже у тебя проблемы!..
- с головой? Ну так я уж понял…
- Нет, я серьёзно, та часть нашего общения которую ты принимаешь за сон, должна на время прерваться, у вас с Петровичем гости. А НУКА ВСТАЛ СОЛДАТ!!!
Последняя сказанная фраза была произнесена почемуто басовитым мужским голосом, и как успел понять Максим вскачивший от столь резкой и ободряющей команды голос этот пренадлежал Петровичу.
Врагов в комнате было двое, вампиры – чересчур для неподготовленных людей, ну а подготовленные как это не пародоксально звучало были слегка в неготовом состоянии. Покрайней мере половина – поскольку абсолютно протрезвевший Петрович уже вовсю принимал участие в стихийном мероприятии. Будучи человеком добрым и большим, а от того немного неуклюжим, Серега, так назвали Петровича родители, рисовал о себе в воображении портрет товарища совершенно не годного для совместного похода в разведку и уж тем более для боя с очумелыми исчадиями ада на высоких скоростях. Но сейчас подобравшийся и как-то совершенно по животному оскаливший свои длинные но все же человеческие зубы, он представлял собой скорей не неуклюжего мишку-топтышку, а окутавшуюся в ураган скалу. Он со скоростю молнии размахивал большим дубовым табуретом и пока ему удавалось предупредить все решительные попытки врага серьёзно атаковать. У одного из нападавших рука виселв бесполезной плетью, - мифы о том что вампиры не чувствуют боли и застрахованы от переломов оставались мифами... Кровососы были закутаны в темную просторную одежду с головы до ног – были завязаны даже рты, но от Максима не укрылось, что это были подростки и не только внешне, как большинство им подобных, но и по возрасту. оружия ни у того не у друго-го видно не было. Это плюс. Плюс в том что уверенные в себе молодчики начитавшиеся и насмотревшиеся разной белебердысчитают себя уже оружие и не нуждаются в подкреплении своих сил чем нибудь более увесистым. Но когда Макс сам вступил в схватку понял что поторопился с утешающими прогнозами. Один из нападавших принял давление обоих друзей видимо был немного опытней, поскольку включил большую решимость и его оборона всё больше стала напоминать наступление. Тем временем его товарищь с поломаной рукой стремительно регенирировал и преображал тело, отдаваясь в руки зверинной своей сущности, еще секунд двадцать и Петрович будет здесь не самым широким и высоким. Максим чувствовал как ускоренному за счет собственной чародейской магии Петровичу приходится не сладко: зажатый в правой руке табурет, ставший не надолго боевым оружием, теперь напоминал скорей деревянную плетку или мухобойку – соперник каждый раз отбивая атаку деревянным оружием откалывал от этого оружия не малые куски, которых щепками назвать язык не поворачивался.
До автомата было не дотянуться соседнюю комнату преграждали непрошенные гости, один из которых все меньше напоминал человека и тем опасней становился.
Карпову пришлось решать за себя и за Петровича. Это был жутко опасный трюк – свето-шумовая граната, что висела на его поясе являлась замечательным оружием против нежити, но против нечисти коими являлись вампиры могла использовалась скорей как парализатор. Что называется покалечит но не убьёт – ожоги временная потеря зрения и ориентации в пространстве. Но если учитывать что такая граната в качестве своего изначального предназначение применяется против людей, то здесь у вампиров с Петровичем шансы уравниваются.