Он лежал, вальяжно раскинувшись, в её постели. Не засыпалось. Перекатившись пару раз с боку на бок, и поняв всю тщетность своих попыток, он, не открывая глаз, медленно стал погружаться не то в грёзы, не то в воспоминания….
Их объединяла десятилетняя привязанность друг к другу. Но на самом деле это определение сильно обедняло то чувство, которое их связывало. Она полюбила его с первого взгляда «за его голубые глаза». Ох, уж эти женщины! Всегда у них во главе угла какие-нибудь пустяки – как будто у него других достоинств мало! А она: «Ах, я просто влюбилась в его голубые глаза!».
А он? А что он – он просто привык отвечать взаимностью. Вот и сейчас, прислушиваясь к её ровному дыханию, он старался ничем не потревожить её сон. Хотя его неудержимо тянуло прижаться к её подушке…
Бывало, возвращаясь домой за полночь, а то и под утро, он бесшумно пробирался в её комнату и также незаметно пристраивался возле неё в тёплой постели, которая хранила её запах, даже когда она отсутствовала.
И в те долгие томительные дни ожиданий он вновь и вновь возвращался в эту постель и, закрыв глаза, вдыхал её аромат. Так ему легче было переносить разлуку.
Каждое лето она, заботясь о сохранении его природных данных, вывозила его "на пленэр", где он, как истинный ценитель натуры, мог предаваться "плезиру" - своим инстинктам, своим фантазиям, своим мироощущениям. И всякий раз, оставляя его, она произносила одну фразу: «Ты у нас свободный художник, а мне надо на жизнь зарабатывать»…..
Он не хотел её отпускать. Он вообще не любил, когда она уходила, уезжала, одним словом, оставляла его. А сегодня, накануне её отъезда, это особенно подавляло его. Большая круглая луна нахально пялилась в окно, как бы давая понять, что от неё не может быть секретов. А он и не собирался делать тайны из своей любви…
Хотя, если сказать по-честному, то он и сам не домосед. Он и сам не терпит никаких ограничений своей свободы. Но это же он! У него статус, определённый природой. А природа, как известно, не терпит насилия! И он, наделённый статусом, хотел бы, возвращаясь домой, всегда находить её там. А она – женщина, могла бы и поступиться своими принципами, или хотя бы некоторыми из них. Ведь им вместе - так хорошо! А она... так часто его оставляет!
Да нет, он, конечно, всегда знал, чувствовал, что она его любит. Он помнит, как она, безутешная, убивалась, когда он, в очередной раз, заскочив к соседке на минутку, остался в её доме аж на целых девять дней!
Она места себе не находила, звала его, плакала! Душа его разрывалась, но ни обнаружить себя, ни вырваться из стихийного плена он не мог – это было выше его физических сил. Пока вернувшийся из города муж соседки не застал его в своих покоях и не поднял хай(!) на всю округу, привлекая внимание всех соседей, её в том числе.
Она, бросившись к нему со слезами, прижала к себе его - исхудавшего, виноватого, но по-прежнему любимого….
Да что там говорить, он согласен был и в ногах её спать, согревая их своим теплом. Но самое блаженное чувство он испытывал, только ощущая её дыхание. Тогда он чувствовал безграничное доверие с её стороны, и это вызывало щемящую нежность. И ему начинало казаться, что он главный, и он несёт за неё ответственность….
Переполненный этими чувствами, он, привычно неслышно, выскользнул из комнаты, чтобы к моменту её пробуждения очередную мышь бросить к её ногам. Не мог он посрамить сиамскую породу!