Ногами, колёсами, гусеницами самоходок и танков двигалась Красная армия к новой своей победе. Точней - двигалась она к Курску. Произошёл перелом в двухлетней битве. Во-первых, в соотношении сил - количестве самолётов, танков, во-вторых, в сердцах наших солдат и тружеников тыла, поверивших в близкую уже агонию фашизма. Эшелоны с живой силой и техникой стремились на запад.
Один такой эшелон то полз, натыкаясь на состав, едущий впереди , то стремительно мчался по рельсам, стараясь время наверстать. Пути были забиты войсками. И снова остановка. Из вагонов, как горох, посыпались солдаты. Прыгали прямо в грязь развороченного снарядами перрона. Оглядевшись, потягиваясь, бойцы прохаживались вблизи состава. Некоторые находили островки зелени под тополями, опрокидывались на траву и лежали, глядя на небо.
На зелёном таком островке четыре солдата перекусывали. Заграничная тушёнка и сухарики в спокойной обстановке, когда нет ни грохота снарядов, ни свиста пуль, поглощались с аппетитом. Трое - бывалые вояки, несшие на лице копоть смертельных сражений, четвёртый - почти подросток, розовощёкий, видно, новичок в ратном деле. Бывалые солдаты, кореша, приняли в свою компанию его спонтанно - заступились однажды в споре, и с тех пор стали его опекать. Он был весёлый и душевный, краснел от шуток. Старым воякам пришёлся по душе. Короче, стал паренёк в их маленькой компании вроде как сын полка.
Старшие бойцы перекусывали, перебрасываясь фразами, а молодой всё больше вертел головой. Он и услышал, как два железнодорожника, проходя мимо, говорили, что на базар при вокзале кто-то принёс на продажу свежий лук - зелень с головками белыми. Сказав старшим приятелям, что пройдётся, он пошёл искать базар, надеясь угостить друзей. А троица задымила махрой.
Прошло время, а солдатик не приходил. Тут засвистел паровоз, как бывает перед отправкой. Но поток выцветших гимнастёрок, подавшись было к вагонам, вдруг замер, и, покачавшись на месте, как будто попал в какой-то затор, потёк к вокзалу. Что такое? Трое приятелей направились туда же. Видят - а там живое кольцо из военных, и слышат волнение среди бойцов. Переглянулись с тревогой приятели. Протискиваться стали. И тут увидели: набок откинув кучерявую голову, лежал юный их друг. Красный ручеёк тёк из виска его, расплываясь по щеке. Бледность покрыла щёки, а распахнутые глаза смотрели неподвижно на друзей, как будто просили защитить. Пробрались сквозь толпу санитары с носилками.
Его унесли. Обескураженные приятели кинулись к месту, где коменданту станции, седому с повязкой на одном глазу и шрамом глубоким на щеке военному пытались о случившемся рассказать невзрачная баба и инвалид на одной ноге. Они говорили взволнованно, перебивая друг друга. Но из их путанного рассказа стало понятно окружающим, что произошло. А было вот что.
Молодой боец, с пучком лука в руке, подошёл к бабе, которая продавала тушку зажаренной курицы. С ней торговались двое - небритые в одежде грязной мужики. Один коренастый, а другой длинный и худой. Денег у забулдыжных дядек не было, потому что худой бабе предлагал часы карманные. Баба уже было взяла часы, но солдатик ей подсказал: " Смотри, тётка, они, может, ворованные..." Успел только это сказать, как коренастый, силёнка, видать, большая, схватил булыжник и ударил солдата в висок. И оба бежать.
Комендант, слушавший историю, тут же объявил всем, что забулдыги задержаны, сидят в кутузке, и теперь, после выясненных обстоятельств убийства, предстанут перед судом.
Дослушав коменданта, один из троих приятелей, сорокалетний вояка, израненный, не раз комиссованный, но столько же раз уговоривший врачей не списывать его, и особенно привязавшийся к пареньку, так как потерял на войне брата и ничего не знавший о жене с сыном, оставшихся под немцем, закричал: " Судить будете? А как после этого воевать? Как воевать, скажите? Убил мальчика... Он не на гулянки ехал. Нет! Нам их отдайте. Мы их будем судить..." Солдаты вокруг шумно поддержали.
Гудок паровоза. Но поток солдат ни с места. Все шумят. Офицеры в рот воды набрали: солдат не успокаивают. К коменданту подошёл полковник. Он тоже с эшелона. О чём-то стал шептать коменданту. Тот кивнул головой, и через несколько минут вывели из вокзала забулдыг. Дрожащих, бледных, как мел, их толкнули к забору, и, тоже побледневший комендант, торопливо достал из кобуры "ТТ" и, не зачитывая приговор, выстрелил в упор два раза.
Полк спешно погрузился в вагоны, эшелон отбыл в сторону фронта.