Середина лета. Колосится и начинает желтеть рожь. Замолчала кукушка, как говорят в народе, подавилась колосом.
Внук Мишка отдыхает у меня в деревне. Каждое утро уходим с ним в лес. Ягоды едим прямо с кусов, как говорит Мишка, «неумытыми», напрочь забыв бабушкин наказ. Тайну грехопадения зарекаемся крепко хранить, а то не переслушать ахов да охов.
На обратном пути нас, как магнитом, тянет к себе речка. Искупались, поубавили усталости. Счастливые и довольные идём к дому.
За домом гудит трактор, пашет зябь. За ним, по свежевспаханной борозде, следуют стаи чаек, грачей и тучи скворцов. Все они деловито тычут носами, словно проверяя глубину вспашки.
И над полем, и над скошенным лугом, и над деревней, дрожит марево. Духота нестерпимая.
Возвращаемся полевой тропкой. В созревающих хлебах на поле, которое я издавна называю Дедовым, кричат перепела, скрипят коростели. Повсюду звон кузнечиков.
***
Вместе с ночью пришла прохлада. В ночи кто-то невидимый вдруг нет-нет, да и махнет над полем искрящейся головней – это мелькают зарницы. Чуть слышно шелестит наливающаяся рожь. Запах немного напоминает аромат выпекаемого хлеба, и будит воспоминания далёкого детства.
Завтракать усаживали меня раным-рано. Бабушка отрезала порядочный ломоть горячего, с хрустящей корочкой ржаного хлеба и подавала кружку холодного молока. А сама, прежде чем сесть за стол, творила молитву.
– Хлеб наш насущный, – слышу ее шепоток.
– Хоть черный, но вкусный, – добавляю от себя слышанную где-то присказку.
– Валя, батюшко, не глумись над хлебом, это великий грех, – строго внушает бабушка и продолжает молитву.
Бабушкина заповедь запомнилась на всю жизнь. Я и по сей день считаю, что ничего вкусней ржаного горячего хлеба с солью и кружкой холодного молока мне есть до сих пор не доводилось.
***
Вот это самое поле пашет конем мой дед. Босоногий мальчишка верхом на палке везёт ему завтрак – горячие рогульки и молоко. Потом дед ходит за плугом, внук за уздечку водит коня, покрикивая:
– Бороздкой, Байжур! Бороздкой!
Умница Байжур косит на меня глазом, кивает головой, пофыркивает, будто посмеивается, но послушно идет бороздой. Еще подсоском выменял Байжура дед на свою старую клячу у цыган с ним и вошел в колхоз.
Через это поле всей деревней провожали, а потом, пережив лихие годы, бегали встречать возвращавшихся с фронта солдат. С этим полем, лугом, лесом, речкой связаны все мои лучшие воспоминания. Здесь я родился, рос, здесь и доживаю! И очень, очень хочу, чтобы мой Мишка, где бы он ни был, всегда помнил и любил наше Дедово поле.
Автор фото: Михаил Смирнов.
24.03.1987 г.