Борис Бобак
5 июля 1960 года осчастливил своим появлением совхоз Бараккульский (теперь это Казахстан).
Попил крови своей семье до полного своего восемнадцатилетия.
Потом – Северный флот, машинист-трюмный в Видяево-1. С 1981 года в качестве мичмана попал на Камчатку.
Служил на СКРе «Разумный». Нездоровая романтика и неуёмный кураж помогли дослужиться до старшего мичмана.
Ранен в голову пролетающим напильником. Теперь пишет. Мало.
Хобби – ГИТАРА. Религия – флот.
Серьезно считает, что людям с отсутствием чувства юмора нужно давать 4-ю степень инвалидности.
Живет в г. Киржаче.
Трап. Красавица. Виолончель.
Что бы попасть из родной 173-й бригады ракетных кораблей в не менее родной поселок Завойко нужно преодолеть трап. Этакую «потемкинскую лестницу» из натурального дерева. Подниматься тяжело. Местная легенда гласит, что один мичман мезозойского призыва, с плавмастерской 25, поднимаясь по трапу произнес:
- ****ь, если бы не трап – еще служил…
И снова СКР «Разумный». Обеденный перерыв – адмиральский час. И вот уже мое бренное тело сладко растеклось на уютном верблюжьем одеяле. Динамик КГС «Каштан» беспристрастно пригласил меня «прибыть в каюту старшего помощника».
Старпом, прочитав на моем лице «платоническую любовь», напомнил о стойкости, с которой я просто обязан переносить тяготы и лишения воинской службы, и попросил меня срочно отнести «вот эти акты» в поселок Завойко на автобусную остановку, где меня будет ждать кап-три со штаба флотилии. И, в утешение, добавил:
- А факт вашего сегодняшнего мужественного поступка я не оставлю в своих молитвах.
Отойдя от каюты старпома на безопасное расстояние я площадно выругался в адрес штабного офицера, пожелав ему чтобы эти акты на всю жизнь заменили ему половые.
Спустился к себе в каюту – койка еще излучала тепло. Надел фуражку и сошел с корабля.
Дойдя до легендарного трапа, я издалека увидел ЕЁ медленно спускающуюся сверху. И – тысячу раз пожалел о том, что не надел свой новый китель со знаком «За дальний поход» и отутюженные клеша.
Замедлил ход, критически себя оглядывая. А ОНА неумолимо спускалась мне навстречу. Неземной красоты.
Распахнутое осеннее пальто не скрывало изящной фигуры и ослепительно красивых ног. С лицом Анастасии Вертинской, в обалденной шляпке с полосой черной вуали.
Приближаясь, ОНА заинтересованно поглядывала на меня. Ах, черт возьми! Как в это момент мне хотелось быть этаким мичманом ПАНАФИДИНЫМ (из повести В. Пикуля «Крейсера») спешащим с виолончелью на улицу Алеутскую в богатый дом господ Парчевских.
Сердечко колотилось. Мозги закипали, лихорадочно выискивая подходящие ситуации слова:
- … Сударыня…непременно соблаговолил бы … получить ваше любезное согласие … оценить пиццикато …
Остановившись в метре от меня, ОНА хриплым басом исторгла:
- А что, мичман, «Возбужденный» еще не пришел?
- … ? …
- Он должен ошвартоваться на седьмой пирс под выгрузку боеприпасов. Не в курсе? Вот ****ь, а?
- Кто, я?
- Да не ты, мичман. Ступай с Богом …
При этом она что-то с рокотом втянула в носоглотку и смачно сплюнула. Изумрудная сопля, сверкнув на солнце, повисла на ветке цветущего вдоль трапа шиповника…
Виолончель работы Джузеппе Гварнери выпала из моих рук и с грохотом покатилась по трапу вниз…
…Увы Вам, Агнесса Павловна, Сарынь на кичку…