Медведь шёл своей обычной тропой к гривке и удивлялся множеству новых запахов. Это теперь были его новые угодья. Проснувшись в старой материнской берлоге в апреле, когда с крышки начала просачиваться вешняя вода, он обнаружил, что повзрослел и возмужал. Очень хотелось есть, но еще больше хотелось вылезть на солнцепёк и погреть свою морду в ярких лучах солнца. Еще в прошлом году, его подростка, мать прогнала от себя перед летними медвежьими свадьбами, и он промышлял себе пищу один. Наверное, она была права, таким образом заботясь о подросшем сыне, которого компания дерущихся самцов могла принять за соперника и покалечить. Год был благодатный, вызревала ягода на ветровальных полянах, сладкая малина, по берегам речки густые кусты красной смородины здорово разжигали аппетит своей сладкой кислинкой, становились с каждым днём всё слаще и держались на ветках до самых морозов. Он нащупал на соседней гривке заброшенное человеческое жильё, где было много малины садовой, и периодически наведывался на пустующую улочку покормиться.
То прекрасное лето закончилось неожиданно, начались дожди, похолодало, затем начало пробрасывать снежок. Медведь начал искать, чем еще накопить себе жир перед суровой зимой. Выручили те же заброшенные дачи с одичавшими корнеплодами на заросших сорняками огородах, муравьиные кучи. Уже под самую зиму случайно нашёл распотрошенную тушку маралухи, у которой не было только задних ног, а шкура была только наполовину содрана. Такой подарок позволил медведю остаться сытым надолго. Оставалось лишь добирать вес. Он вернулся к берлоге, в которой родился, натаскал туда немного травы, как делала медведица в прошлую осень, и бродил неподалёку ожидая сигнала от природы к залеганию в спячку. Мать не пришла, вся берлога досталась ему. И вот, перезимовав, он окрепший и выросший, почувствовал себя хозяином здешних мест. Но не тут то было.
Знакомая тропа вела к устью небольшого ручейка, заканчивающегося маленькой болотинкой перед впадением в речку. На этой болотинке росла редкая для здешних мест трава, которую люди называют черемша, а медведи – медвежий лук. Такой кладезь витаминов после зимней спячки, такой острый вкус и свежесть после долгого голодания, будоражили воображение медведя. Он торопился, а во рту от сладких воспоминаний накапливалась слюна. Вдруг неожиданно путь ему перегородил большой черный незнакомец. Старый медведь, шкура которого была темнее обычной из-за свалявшихся клоков шерсти и грязи, грозно зарычал и, не колеблясь, бросился в атаку на соперника по обладанию этого заповедного места. Пришлось в ужасе убираться восвояси. Воспоминание о этом старом чудище еще долго преследовало молодого медведя. Возможно, он бы и справился с обидчиком, но молодость и неопытность не давала даже подумать об этом. Угодья, ещё вчера казавшиеся своими, были безнадёжно урезаны сторонним захватчиком.
Теперь медведю приходилось ходить по меньшему кругу. Он поспешил проверить своих дальние урочища, где прошлой осенью ел малину – пусто, гриву над речкой – он один, сместится к человеческому посёлку – там лаяли собаки, и пахло опасностью, но и там других медведей не было. Можно было продолжать жить спокойно.
…
Человек сидел на колодине, подстелив под себя крышку ягдташа, и курил. Теперь он позволял себе это не часто. Бросив курить более семи лет назад когда неожиданно попал в больницу, теперь курил только в особенных случаях, превращая это в специальный шаманский ритуал. Сегодня он радовался наступившей весне, растущей травке и ясному солнышку. Начинался новый лесной год.
Лес просыпался. Зашевелились муравьи – вылезли наверх своих куч и греются на солнышке, шевеля озабочено усиками – мерзнут ещё. А уже днём, как солнышко пригреет, какую-то работу делают, но с муравейника пока не слазят. Похлопать ладошкой по куче – умф. Пахнет кислым ржаным хлебом. Лохматые подснежники, сон-трава, доверчиво смотрят между скальных россыпей – «вот ты и пришёл, человек». В сосняке на солнцепёке пахнет сухостью и теплом. Нагретая прошлогодняя хвоя и мох издают такой терпкий слабый запах, с которым у человека возникали какие-то давние очень приятные ассоциации из детства. Тайга просыпается долго, трудно, неохотно и вдруг…. Всё раскрывается и радуется весеннему солнцу. Оно, солнце, в Сибири сильное и ласковое – в один день может разбудить даже медведя. Лиственка выпустила свои мягкие пушистые ресницы. Как молоденькая девушка, которая еще и не пробовала курить, и не опалила сигареткой лохматые свои глаза. Смотрит доверчиво, каждый год рождается это удивление заново. И только тогда, когда доверится этому миру – распустит свои волшебные сиреневые цветы-шишечки. Горы еще черные, чернолесье. Еще не раскрылись в полной мере деревья листочки. Хребты тёмными полосами путают направления. Горная страна «Восточный Саян». Это тебе не таджикский Памир. Гораздо ниже, гораздо безопаснее, зато роднее и стрелять не надо на каждый шорох – медведи все свои.
…
Медведь осваивался. С каждый днём становилось теплее, с каждым днём добавлялось пищи. Травка вылезала крупная, сочная, по берегу речки стала вырастать пучка, которой уже можно было полностью насытить желудок. А на сытый желудок уже можно поваляться на горном лугу где-нибудь в распадке вдали от посторонних глаз. Но однажды заметил медведь одинокого человека, который ходил теми же тропами и наблюдал за ним. Сначала это вызывало досаду, но человек не старался подходить близко, двигался бесшумно, даже иногда слишком – пугал неожиданным появлением, уходил тоже незаметно. Их пути пересекались всё чаще, и они привыкли к присутствию друг друга. Каждый считал себя хозяином этих мест, но молчаливый спутник не мешал медведю, а появление медведя нисколько не удивляло, не пугало человека. Лето вступало в свои права. Начали вызревать травы, начали появляться и ягоды. Но в этот год ягод было совсем мало, кедрового ореха в этих местах не было, а лесные пожары поджимали соседских медведей ближе к нетронутым человеком местам.
Медведь стал чаще подходить к человеческому жилью. Заброшенный дачный посёлок на дальних гривках уже не давал нужного количества пищи – малина не уродилась, а огороды никто не сажал. Элитный посёлок внизу речки пугал своими собаками, гулкие басистые голоса которых далеко разносились в сыром вечернем воздухе. И не только собаки. Здесь, наконец произошла та самая встреча, которая начала новый период отношений между двумя молчаливыми спутниками этих мест. Медведь обследовал старые знакомые заросли малины, ягодки были маленькие и сухие, не радовали. Близлежащий дачный посёлок молчал. Старая дорога, которая вела к тому самому месту с медвежьим луком, редко использовалась людьми. Но вдруг медведь услышал, почувствовал всей своей шкурой, какое-то движение. По дороге неспешно шёл тот человек, с которым так часто теперь пересекались на гриве. Медведь подпустил его к самым кустам и выпрыгнул навстречу, грозно ухнул и присел, чтоб показаться толстым и страшным. Человек от неожиданности растерялся, попятился снимая с плеча оружие, запнулся и сел. Зверь только хотел атаковать, чтоб раз и навсегда утвердить своё превосходство, доказать - кто тут старший, как ухо резанул резкий грохот, в нос ударил незнакомый запах порохового дыма. Человек выстрелил поверх головы, затем еще и ещё. Зрачок ствола упёрся в морду медведю, угрожая. Из него пахло смертью. Это столкновение длилось несколько секунда и решило всё. В мозгу медведя пролетели воспоминания о страшном черном медведе, в мозгу человека – множество медвежьих встреч на длинном лесном веку. Ухнув еще раз, медведь бросил наутёк через кусты, а человек остался сидеть на заросшей травою обочине.
…
Человек охранял этот участок леса, обходил его постепенно в течение недели. Лесные массивы, прилегающие к дачным участкам и речке на границе с заповедником. Но маршруты по дачам и посёлку претили его лесной натуре, и он всё чаще уходил в сторону леса, обследовал глухие уголки, подолгу сидел на гриве, наслаждаясь далёкими видами гор. Он собирал лекарственные травы, иногда охотился на птицу, составлял для себя карту этих мест с тропами и местами обитания зверей и птиц. Охрана от порубок была основным его долгом, который он исполнял истово, всем сердцем возмущаясь бесхозяйственности и вседозволенности горожан. И всё чаще, убеждаясь в тщетности своих попыток переломить ситуацию, уходил каждый день дальше в тайгу, где нельзя было встретить человека.
Охотничий карабин и ягдташ с небольшим сухим пайком, кожаные ботинки и старая кепка-афганка. Ходил налегке. Ходил, всей душой срастаясь с этим близким к городу лесом, заповедными урочищами. Никакая погода не останавливала его. Так проходило лето. На глазах сменялись цветы в тайге и на склонах, вызревали травы и коренья. Ягоды в тайге не было. Всё чаще он стал замечать медвежьи следы вблизи дорог и дачных посёлков. Когда на дачах стали вызревать яблочки и ранетки, медведь стал ночью заглядывать в сады, питаться, а затем на дороге оставлять оранжево-коричневые кучи с яблоневыми семечками.
…
Молодой и сильный медведь наконец-то нашёл свою пищевую нишу. Медведи, приходящие с отрогов Восточного Саяна и из заповедника, боялись людей и тут не были соперниками. Садовые участки на границе леса с плодоносящими яблонями и ягодными кустами оказались как нельзя кстати. Свои партизанские набеги в конце лета он начал по ночам. Так продолжалось весь август. В сентябре падалица под яблонями после заморозков была необыкновенно вкусна и питательна. Случайно набрёл на свежее захоронение большущей овчарке и это тоже было для него знаком – здесь твоё место. Длинная граница разрозненных участков посещалась им регулярно и не вызывала сначала паники у местных жителей. В каждый отдельный участок он попадал нечасто. Медведь уверовал в свою непогрешимость и авторитет. После ночных набегов он уходил к скалкам на гривке и днём отдыхал в небольшом гроте. Пару раз мимо проходил знакомый человек, шумно, как медведь принюхивался, и шёл дальше. К концу сентября медведю стало лень уходить с дальних от грота участков на ночёвку. Он стал задерживаться, а в один прекрасный день пришёл ранним утром. Навалившись тушей на хлипкий забор, свалил эту преграду и протопал к развесистой ранетке с тёмно-красными яблочками. Наелся д отвала и тут же уснул в лучах сентябрьского солнышка, которое теперь грело только в такие ясные дни.
Человек, которого высадили из машины далеко на перевале, неспешным шагом пришёл к этому садовому товариществу только к концу буднего дня. Он всё чаще уходил на целый день от начальства, старался меньше быть на людях и наслаждался последними тёплыми днями бабьего лета. Пожелтевшие склоны хребта над рекой, синие дали гор с зубчиками скал, синее-синее небо. Сибирская осень прощалась, спеша освободить место снегам и ненастью. Человек спускался с гривы к дачам, когда услышал истошный женский крик. Он поспешил в ту сторону и увидел убегающую женщину по лесной дороге в сторону автобусной остановки. Небольшой участок с несколькими домиками отстоял от всего товарищества особняком. Огороды были старыми, плохо давали урожай из-за близости леса, проволочник съедал корнеплоды. Плодовые деревья да покосившиеся маленькие дома между языками леса.
Человек пошёл вдоль заборов и наткнулся на поваленный штакетник. Под яблоней в углу лежал медведь. Их взгляды встретились.
- Опять ты?! – рыкнул медведь.
- Я тут работаю.
- Я же оставил тебе тот малинник рядом с собаками, что тебе ещё надо?!
- Здесь везде мой участок, я тут старший.
- Ну, держись!!! – медведь поднялся и в два прыжка оказался совсем рядом с человеком.
- Извини, бабушка-амакан, - охотничий карабин слетел с плеча и плюнул десятиграммовой пулей в грудь медведя.
Медведь ткнулся с разбега носом в землю, но встал. Он приподнял голову, оперся на слабеющие лапы, собрал все силы для ответа обидчику. Человек отступил чуть в сторону, и самозарадный карабин ударил еще два раза по корпусу, по лопаткам. Зверь завалился на бок и закрыл глаза. В сознании медведя пронеслось его детство в заповеднике, большая мама и маленький брат. Потом вспомнился страшный черный медведь, вкус черемши и кислицы, свежей горной воды в речке как хрусталь. Человек опустился рядом на колени, положил карабин и закурил. Руки его не дрожали, а взгляд был сух и печален. Только в краешке глаза сверкнула маленькая слезинка. Наверное, яркое солнце раздражало старые глаза.
Бабушка-амакан, прости.
…Клочки белого тумана ползут по тёмным склонам, открывая вершинки пихт. Нет. Не будет дождя, потекли ватные клочки в долины речек и ручьёв. А какие они белые! Белые - как ранее небо, пасмурное. В лесу пахнет прелыми листьями и спелыми ягодами калины. Терпкий и волнующий запах полноты года. Наконец-то всё наполнилось собой. Теперь только увядание…