Лонг-лист 14 Номерного конкурса Клуба Слава Фонда

1 Казачьи зарисовки
Марина Шатерова
(фото автора)

- Многая лета, многая лета, многая лета …. (1)


От всей души льётся песня казачья. Ветер подхватил витиеватые переливы и легко понёс над золотым лесом осенним, над полем и речкой, чья вода слезой прозрачной несётся. Мимо гор и ущелий, высота и глубина которых дают понять о хрупкости жизни, несёт ветер песню до самого Чёрного моря, где шум прибоя и крик чайки будет ей ответом.


Станица… Мой родны кут, пристанище для сердца, душа моя навеки с этим местом сплелась, сроднилась, пустила корни в эту землю, где вырос я, где дух мой, предков дух.


Здесь моё подворье. Белая хата-мазанка с жёлтой соломенной крышей, будто сошедшая с иллюстраций украинских народных сказок. Неподвижным хороводом выстроились хозяйственные постройки: амбар и погреб, колодец и летняя печь, сарай для скота и навес для повозок. Суетятся по двору куры, неспешно жуёт свою жвачку корова, чинно вышагивает важный петух, а свинья заботливо прижимает к себе единственного голубого в выводке розовых поросёнка.


Всё это майно (2) окружено ивовым плетнём, вдоль которого радуют глаз солнечными головками подсолнухи, да висят на колышках днищем кверху чугунки и глиняные горшочки. За плетнём сена стожок, пасётся на лужайке конь вороной.


Душистый аромат свежеиспечённого хлеба собирает большую семью за столом, на лавках вдоль стен, в большой комнате, где из недр русской печки появляется хлеб. Борщ и вареники сменяются запеченной рыбкой и гуляшом из телятины. Мёд и компот завершат трапезу, вышиваным рушником оботрутся уста. Так начинается день полный забот и трудов.


Выводят скот из сараев и гонят на пастбище отцы. Сыновья купают, подковывают и запрягают коней, отправляются на военные сборы. С первых петухов и до заката идёт работа в поле. Свекровь и невестка несут домашние хлопоты на своих хрупких женских плечах.


Достаёт свекровь котлетки золотистые из печки и ухватом чугунок ловко ставит в печку вновь. В чугунке укроп, картошка, сальце, золотой лучок и хлеб – славный будет наш обед.


- Только ей не прекословить, быть послушной и не спорить, поучиться мне всему у свекрови важному, - думает невестка, занимаясь в детской.


В спальню с нежностью войду. В колыбельке у окна спит младенец сладким сном. Кружевное покрывало нас укроет — «глаз дурной» не беспокоит. Ты прекрасен, мой малыш, — мамин нос, глаза отца и улыбка ангела. Предки с фото на стенах смотрят сверху на тебя – дед с конём, брательник в школе, папа в армию уходит, бабушка над прялкою (здесь не слышно) песнь заводит, моя свадьба, ты родился. Ещё много знатных дат мы развесим по стенам. «Красный угол» в рушниках, средь икон есть наш Спаситель, Матерь Божья, Чудотворца Николая чтим в военных мы походах. Их Покров и Божья Милость пусть всегда тебя хранят.


Но зимой другой наш труд – дамы вяжут и прядут, кроят, шьют и вышивают, песню тихо запевают. У мужчин ремонт жилья и построек для скота, транспорт нужно починять и орудия труда. А ещё мужчин рука очень во дворе нужна – конь, корова, прочий скот требуют к себе уход. Строевых занятий месяц им зимой не даст скучать.


Кто умеет хорошо работать, тот умеет и знатно отдыхать. Люди семейные и пожилые находят своё отдохновенье в «беседах» - разговорах за чашечкой чая на травах да с вареньицем малиновым. Молодые незамужние девушки коротают долгие зимние вечера за «посиделками» - проводят время за рукоделием в гостях у одной из них, поют песни. Будь то лето, то была «улица»!!! Танцы, песни, разговоры, игры и знакомства!


Вот именно здесь, на «улице» и произошла встреча двух молодых людей, о которых и пойдёт повествование.

 
Черноока, черноброва, ростом не высока, справна, волосы её волнисты, ниспадают по спине, цепляется взгляд за губы истомные, грудь большая, лоб высокий, нос же острый, чуть загнутый, носом ведьмы мог бы быть, но добра она и нежна, как цветок тиха со всеми. Издалёка к нам в станицу переехала она – незамужняя девица, мать, отец, есть младший брат. При знакомствах на Марысю отзывается она.


Летом «улица» была – тёплый вечер, запах трав. Там сестра моя была и Марысю привела. Все собрались, погуляли, разговорами о разном быстро темы исчерпали, зазвучал грудной и громкий, звучный голос песни первой, понесёт слова он в небо, эту песню, что подхватят остальные голоса, и не будет им конца, этим песням на исходе дня.


Вот и парни появились, чуть заслышав голоса, добрых молодцев ватага оживила женский круг. Быстро песню подхватили, в ритм плечами повели, в землю брошена папаха, ввысь прыжок и лихо руки, приземлившись, развели, рассекли сегодня воздух бедуинские шаги.

- Асса!!! Асса!!! (3)

Но один средь всех особый, парень есть в станице сей, заставляет сердце биться, ему имя – Тимофей. Он высок, широк в плечах, горский профиль, зелень глаз, очень нежная улыбка на смуглявом же лице, а трёхдневная щетина завершит брутальный образ молодого казака.


Он вперёд слегка выходит, вознесётся над толпой (папаха рост здесь прибавляет), первым песню он заводит, милым девушкам поёт:

- Ой-ся, ты ой-ся, ты меня не бойся.
Я тебя не трону — ты не беспокойся. (1)

Заходили ходуном широкие плечи, обтянутые чёрной черкеской (4), поблёскивают газыри (5) на мощной груди, замелькали ичиги (6) в лихом танце, красной лентой на чёрных шароварах цепляют взгляд лампасы, руки, как крылья, взмывают над головой.


Стопорит и будоражит одновременно это сочетание мужественности и ловкости, неимоверного ритма и голоса, что проникает в каждую клеточку твоего тела. Сколько девичьих сердец забилось чаще, сколько восхищенных глаз не сводилось с него, а имя его так и хочется смаковать на кончике языка:

- Ти-мо-фей…

Но на ком же отзовётся, кто из многих тех красавиц не оставит равнодушным сердце страстное казака.


Были танцы, разговоры, были шуточные споры, балалайки перезвон, тихой песни вдалеке доносился баритон. Ночь накрыла покрывалом, смотришь вверх, и дух захватит – бездна там и только звёзды чуть моргают иногда. Ты гляди – одна сорвалась и по небу понеслась, загадай скорей желанье – всё исполнит та звезда. Жар костра нас согревает, шевельнёшь дрова и ввысь, полетели искры в небо, контрастируя во тьме.


Вижу девушек скопленье, ну, а в центре – Тимофей, нарастает напряженье в летнем воздухе сильней. Разговоры и улыбки, шепоток и громкий смех, кто-то резко обернётся – полетит каскад волос и последует за ними томный взгляд из-за плеча. Все понравиться хотели добру молодцу тому.

 
Только лишь одна Марыся, что сидела в стороне, не стремилась, не старалась так понравиться ему. Она скромненько сидела под берёзкой у костра, что-то ручкой рисовала на блокнотика листах. На неё сквозь чьи-то спины, Тимофея взгляд упал, любопытство одолело, что же делает она. Тимофей во тьме подкрался, выхватил блокнот из рук, и листать странички начал, освещая от костра.


Удивительной манеры тут предстали перед ним необычные рисунки, где штрихами выражались, так подробно и умело, будто не рисунок вовсе – фото было на листках. Череда портретов разных: есть здесь профиль и анфас, есть же в полный рост рисунки, есть здесь то, что манит глаз.

Видит он портрет казака: в профиль нос чуть крючковат и щетина на щеках. Как передать так можно ручкой штришками чёрточки лица?!!! Ну, а тут портрет анфас: лёгкий прищур светлых глаз и улыбка на лице манит омутом к себе. Здесь же казачёк танцует: шаг широк, ладонь в кулак, улыбается в блаженстве, небу синему навстречу запрокинуто лицо. Дальше делает акценты на деталях, мелочах: сапоги в морщинках пляшут, шапка брошена в сердцах, кисть руки в красивом жесте – глаз от них не оторвать.


Очень уж знакомой внешность на рисунках тех была, Тимофей смущён и тронут – словно в зеркало глядит. Обернулся он к Марысе, чтоб блокнотик ей вернуть, но красавица смутилась, покраснев, скорей ушла.


Только утро наступило, на Марысином крыльце гость стоял приятный очень и блокнот в руках держал. Чередой пошли свиданья, родилась в сердцах любовь – то голубков двух воркованье, то молчат, нахмурив бровь.

 
Но идиллия не долго длилась в краешке родном, весть тревожная носилась и стучалась в каждый дом. Там, где раньше песни пелись, и пололся огород, там беда теперь и смута, наступал враг у ворот.


Тимофей наш помолился и во двор коня отвёл, что же делать коли надо – на войну приказ пришёл. Плача, мать благословила, молча шашку дал отец, и Марыся навестила проводить в нелёгкий путь.

          Выйди проводить на войну,
          Богу помолись, поклонись коню.
          Щемит грудь тоска, милая моя,
          Уезжаю я, но не плачь — нельзя.

          Ты вернись домой, ясный месяц мой,
          Конь ты вороной, воротись живой.
          Не обагрит кровь той родной земли,
          Что намедни вновь заняли враги.

          Обниму тебя, люба ты моя,
          Дрогнут, чуть дыша, красные уста.
          Чёрный цвет очей, что сводил с ума,
          От тоски черней, но не плачь — нельзя.

          Та любовь к тебе, что внутри горит,
          Ангелом с небес на войне хранит.
          Яркий свет свечи будет освещать
          Скорый путь домой, где мы будем ждать.

          С тяжким сердцем я оседлал коня.
          Поскакал мой конь, понеслись поля.
          Щемит грудь тоска, милая моя,
          Уезжаю я, но не плачь — нельзя.

Много ли, мало ли времени прошло с тех пор — никто не знает, и как сложилась судьба наших героев — история умалчивает. Но в казачьей жизни всё должно заканчиваться, как в сказке — хо-ро-шо!!!

________
1. Народная казачья песня, автор стихов неизвестен.
2. Майно - имущество
3. Асса - клич танцующих джигитов
4. Черкеска - русское название верхней мужской одежды — кафтана, которая была распространена в обиходе у многих народов Кавказа, в т.ч. у терских и кубанских казаков.
5. Газырь - цилиндрическое вместилище для пороховых зарядов у некоторых кавказских народов, располагается в газырнице – нашивке для газырей в передней верхней части черкески.
6. Ичиги – вид лёгкой обуви, имеющей форму сапог, с мягким носком и внутренним жёстким задником.
2 Атаман
Марина Шатерова
Остался позади дом родной, мать, отец и сердцу милая Марыся. Понёс конь вороной Тимофея на окраину родной станицы, где объявил общий сбор старый атаман Михайло. Скребут сердце волнение и беспокойство за битву предстоящую. Сдюжим ли врага, защитим ли край родной, живы ли воротимся, взглянем ли ещё раз в глаза матери, обнимем ли невесту любую?


Собрались казаки. Волнами колышется войско ратное, перебирают ногами в нетерпении кони борзые. К небу устремились наконечники пик казаков бесконных. Суровы взгляды воинов казачьих да благолепны бороды на лицах брутальных.


 Орлиным оком окинул казачье войско атаман Михайло. Сколько тяжких боёв и побед за плечами его, сколько ран и шрамов несёт его могучее казацкое тело. Но смел и бесстрашен он, зорко смотрит око, полное решимости биться за Родину.


 — Братья! Казаки! Сыны земли русской! – держал слово атаман. – Настали лихие времена – турки попрали землю родную, осквернили веру христианскую. Ни по чести, ни по совести терпеть сей плевок в душу казацкую!!! Да не будет знать усталости рука, саблю держащая, да не устрашится врага сердце отважное. В бой!!!

 — Гэй! – сотня голосов были ему ответом.

 Зазвенели сабли, выхваченные из ножен, одновременно поднятые наголо, острым лесом вознеслись они над головами казачьими. Поскакал старый атаман вдоль войска своего, саблею касаясь и звеня о сабли казаков бравых. Металлический звон понёсся над полем, всколыхнув в душах всю доблесть, силу духа и волю к победе.

 — В бой!!! – ещё громче крикнул атаман.
 — Гэй!!! – был ответ ему.

 Понеслась конница, засвистел ветер в ушах. За холмом открылись силы неприятеля. Зазвенели сабли о щиты, мечи и доспехи вражеские. Поднимали копья до неба плотные ряды пеших, раня коней и сбивая наземь всадников. Стреляли, дымя порохом, винтовки казацкие. Много казаков было ранено, но много и врага полегло в бою этом. Кровью обагрилась земля и красным маковым цветом расползлись рубахи белые казаков.


 Атаман… Огромная рана рассекала его тело наискось от плеча до бока. На земле лежал он, руки раскинув, и глядя в небо. Окружили казаки атамана. Молча и скорбно стояли они, с опущенными головами, снявши папахи свои и потупив очи в землю.

 — Тимофей! – с трудом, но чётко и громко позвал атаман.
 Вышел из толпы, присел на колени, склонился над атаманом казак Тимофей.
 — Тимофей! – повторил старый атаман. – Твоя сила духа – вот движущая сила твоего характера. Это бесценный дар! Если ты не дашь ей угаснуть – она приведёт тебя к победе. Быть тебе атаманом, Тимофей!!! Веди казаков за собой…
 Взгляд старого Михайло сосредоточился на орле, парящем в небе меж облаков. Жизнь неумолимо уходила из его глаз, они теряли свой внутренний свет. Его не стало…

                                                                   ***

 Привал. Преданы земле тела павших товарищей. Сняты шапки, скорбно опущены головы, прочитаны заупокойные молитвы.


 Ночь поглотила небо, отгоняя за горизонт красное марево заката. Красными сполохами во тьме горели цветки костров. Особисто ото всех сидел Тимофей. Потрескивал огонь в его костре, отстреливая искры к небу. Где-то недалече бежала река, ощущением влажной свежести пахнуло от неё, да шумел приводный тростник. Луна жёлтым глазом дракона смотрела сверху. Полупрозрачная пелена рваных облаков, как веко над глазом, мельком приоткрывала диск луны.


 Думы Тимофея повертались к родному дому, к любимой Марысе. Как она там? Не простёрлись ли к ней лапы вражеские? Закрывая глаза, вспоминал Тимофей миг расставания с любимой, как скучать они будут друг за другом.
 Молвил Тимофей тогда:

 - На двоих у нас с тобой лишь небо. Будет коль луна на небе, на крылечко выходи, шаль накинувши на плечи, в небо чёрное смотри. Знай, что в этот миг я тоже с той луны глаз не свожу.

 Стрекотали степные сверчки, запела где-то недалеко ночная птица. Тимофей смотрел на луну неотрывно, и казалось ему, что смотрит оттуда, сверху, как из большого круглого зеркала, милое, родное лицо Марыси. Глаза её полны любви, но улыбка с горечью печали.

 Смежила веки усталость – уснул бравый атаман Тимофей. На лице его залегла мягкая приятность воспоминаний о любимой.

                                                                   ***

 Светало. Солнце ещё не поднялось над горизонтом, но свет уже серым цветом поглощал тьму, делая воздух всё более светлым и прозрачным, готовя плацдарм первым солнечным лучам, наступающим из-за горизонта.


 Проснувшись, казаки готовили завтрак, одни кормили и запрягали коней, другие обновляли оружие и доспехи, снимая их с поверженного накануне врага. Позавтракав, продолжили они свой путь, обмениваясь шутками, и похваляясь друг перед другом вчерашними подвигами.


 Что же придаёт храбрости казакам, той отваги и стойкости в бою, что наводит такой ужас на противника? Что является тем стимулом, тем неисчерпаемым источником движущих сил, беспощадно сокрушающих врага? Ни шагу назад не сделает казак, только вперёд припускает он коня своего. Это любовь!!! Любовь – та самая вдохновляющая и движущая сила, что рвёт вперёд отважное казачье сердце. Любовь к родному краю, ни пяди которой казак не уступит чужестранцу. Любовь к родителям и сёстрам, к любимой женщине, что ждёт, и к милому дитю, которого поднял на руки и поцеловал в очи на прощанье. И в моменты отчаяния и печали, если надежда вдруг покинет душу, возвращает память казака к тому, что дорого, и вырастают крылья за спиной – подхлестнёт казак коня своего быстроногого и понесётся он, как ветер над степью.


 Тимофей! Тяжкое бремя атаманства легло на плечи его. То не только ответственность за казаков, вверивших его решениям жизни свои. Здесь и сама судьба родного края зависит от его ума, отваги и избранной тактики в бою.
 Но готов! Истинно готов принять на себя бремя атаманства Тимофей! Возвращает память его в далёкое детство. Тимоше семь лет, когда спадковы чаклун (1), живущий на отшибе станицы, стал приглашать его к себе в гости. Он выбрал одного Тимофея, как совершенно особого ребёнка – податливого для обучения тайным знаниям и умениям.


 Прошло время и ученье приносить стало плоды свои. Пронзительные зелёные глазищи Тимофея овладели даром гипноза. Видели они прошлое и будущее, как своё, так и своего народа. Путём определённых заклинаний мог Тимофей тучи разгонять и прекращать грозу или же наоборот – спасти от засухи, вызвав дождь. В бою владел особым он приёмом – скача на лошади и будучи при этом без рубахи, делался невидимым он для врага. Морок мог он наводить, заставляя видеть то, чего не существует.

 — Справедливо, правильно и умело используй силу свою, - говорил старый чаклун Тимофею. – От тебя зависит будущее твоего народа.

                                                                    ***

 Долго свой путь держали казаки. Минув лес, перешли они реку через мост, выехали в степь бескрайнюю. Следуя иной дорогой и минув всё тот же мост, настигло их войско турецкое, превосходящее трижды по численности казаков наших. Степь вокруг!!! Нет рельефа местности для перегруппировки сил казачьих.


 Приумолкли казаки… Нервно отшатнулись назад кони, чувствуя беспокойство всадников. Только атаман не растерялся. Ни один мускул не дрогнул на лице его. Не давая опомниться полчищам вражеским, поскакал он вдоль войска казачьего, громко и чётко давая указания свои:

 — Стойте на месте! Стойте на месте, хлопцы! Всадники – шашки наголо!!! Пешие – пики в небо поднимите, медленно, в ногу шагайте вокруг конницы.

 Сам же Тимофей стащил с себя черкеску и рубаху. Не сводя глаз с вражеского войска, несколько раз проехал вдоль стоящих и шествующих казаков. Сумеречные лучи белыми линиями прорывались сквозь плотные облака, освещая пасмурное пространство между землёй и небом, рассеиваясь, тёплым светом касались казачьего войска.


 Турки смотрели прямо перед собой и … видели молодую дубраву, шумящую листвой и красиво освещаемую солнечными лучами. Подивились красотами местной природы и стали устраиваться уставшие воины на привал, благо берег реки был удобным местом.


 Временная невидимость, созданная Тимофеем, нивелировала численное превосходство врага, дало возможность пешим разделиться и зайти с обоих флангов, конница же атаковала единым фронтом.

 — Казаки! – раздался голос атамана. Казалось, что и не его то голос был, так как звучал он громче и с совершенно нечеловеческим тембром, гулом отдавался внутри каждого казака. – Братья мои! Сила воинов в руках ваших. Вера и храбрость в сердцах ваших. Нет страха и упрёка в душах ваших. Так сразимся же!!! Сотрём нечисть с земли нашей!!! В бой, казаки!!! Гэй!!!

 — Гэй!!! – единым порывом отозвались казаки.

 Быстрее ветра ринулись в атаку всадники. Замелькали сабли, круша всё на своём пути. Лесом взметнулись пики пеших, не оставляя лазеек для побега неприятелю, плечом к плечу наступали казаки.


 Внезапность атаки казаков, взявшихся как бы ниоткуда, ошеломила вражеское войско. Турки схватились за оружие, когда осталось их добрая половина от их начальной численности. Многие бились пешими, коней оседлать не успевая. Яростным боем держали оборону, но быстро иссякали силы турецкие – не устоять, не затрыматы(2) силу казацкую. А самая страшная сила – атаман казачий, невидимой Смертью на вороном коне носившийся по полю средь войска турецкого.


 Прошло совсем немного времени, и только горький запах полыни разносил ветер над полем брани. Не осталось врага на земле русской – пал враг весь до последнего. Значит, пришло время повертаться(3) домой.

                                                                  ***

 Пламенел закат, уходя за горизонт, уступая под натиском бархатной ночи.
 Тихая радость поселилась в душе у Тимофея – скоро обнимут его родные места, встретит он отца и мать, навестит Марысю. Ясным соколом рвётся сердце к тебе, Марыся. Не перестаю грустить по тебе и скучать в разлуке. Вот, что было на душе у Тимофея.


 Ночь. Белый лик луны зеркалом смотрел с бархатной стены неба.
 - Я смотрю на луну этой ясной ночью, - думал Тимофей. – И знаю, что в это же время на неё смотришь и ты, Марысенька. Как договаривались!!! И где бы мы ни были, но на двоих у нас с тобой одно лишь небо.



 Поскакал из дома хлопец на войну.
 Он кохану(4) дома залишил(5) одну.
 Парня молодого будет она ждать,
 На луну ночами молча поглядать.

 Много тайных знаний тот казак впитал,
 Солнце, дождь и ветер словом вызывал.
 Глаз его зелёный морок наводил,
 Был гипноз оружьем против вражьих сил.

 Смел в бою, бесстрашен казачок тот был,
 Ловко машет шашкой – он не пощадил
 Тех, кто край родной наш силой захватил.
 Будет драться хлопец сколько мае(6) сил.

 Он душой отважен, смело рвётся в бой,
 Атаманом станет тот казак лихой.
 Будет его лошадь над полем носить,
 Он казацкой шашкой смог врагов убить.

 Бьёт копытом чёрный атамана конь,
 Ветер в гриве рвётся и доспехов бронь.
 Он нести стремится радостную весть,
 Что побед казачьих столько, что не счесть.

 Скатертью проляжет путь его домой.
 Ночью тёплой летней полною луной
 Будет любоваться атаман с тоской,
 Вспоминая очи девицы одной.


 ____________
 (1) Спадковы чаклун (укр.) – потомственный колдун
 (2) Затрыматы (укр.) – задержать
 (3) Повертаться (укр.) – возвращаться
 (4) Кохана (укр.) – возлюбленная
 (5) Залишил (укр.) – оставил
 (6) Мае (укр.) – имеет
3 Тихий уголок
Ольга Дальняя
   За субботу-воскресенье моё семейство окончательно меня замучило. Каждый требовал внимания, и я крутилась, как хомяк  в колесе. Дети не могли поделить пульт от настенного телевизора, хотели ещё блинчиков, носились по квартире и соревновались, кто громче кричит и хохочет. Мой благоверный поучал и воспитывал их с диванного трона, и одновременно интересовался, куда я дела его любимую рубашку. Если бы на улице распогодилось,  я бы вытащила всю компанию на прогулку, но по закону подлости все выходные накрапывал тёплый майский дождик.
   Хотя соседям наверху ненастье явно не мешало: у них привычно раскручивалась шумная гулянка, из распахнутых окон  гремела музыка. Наш потолок ритмично сотрясали басы и дружное притопывание подвыпивших гостей. Порой особо удачные аккорды заставляли в испуге прижиматься к полу нашего кота - он настойчиво вертелся на кухне под ногами, требуя ещё кусочек тушёной печёнки и не оставляя надежды, что однажды я всё-таки споткнусь об него, растянусь и грохну об пол тарелку с чем-нибудь вкусным.  Собирать вкусное языком с пола  у него выходило талантливо, даже если его не просили.
   Сей бедлам следовало просто выдержать. А к понедельнику, разумеется, тучи разошлись, и выглянуло солнышко, ласково обсушивая намокший город. Но уже настало время не гулять, а снаряжать семью для выхода во внешний мир.
Наконец, всех отправила. Одних в школу, других в садик, третьих на работу… Всё, хватит! Забастовка. Я заслужила несколько часов покоя.
   Но во дворе монотонно  загудел автомобиль. Опять мальчишки балуются? В воскресенье они так развлекались: раскачивали припаркованные автомобили, покуда не срабатывала сигнализация, и резво прятались, наблюдая, как носятся туда-сюда разгневанные владельцы. Досталось и нашей развалюхе, но муж уже привык и меланхолично щёлкал пультом прямо из окна второго этажа, выключая звук. И иногда сурово порыкивал для острастки, завидев хихикающих сорванцов. Но ведь сегодня вся ребятня в школе?
   Сигнализация замолкла, зато начал раскручиваться скандал – один мужской голос и два-три старушечьих. Ага, понятно: на сцене - местная лига борьбы с автовладельцами, состоящая в основном из одиноких бабуль в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти. Что странно, в прочих вопросах они оказывались вполне вменяемыми. Многие из них вышли на пенсию со средних руководящих должностей и прекрасно умели общаться с людьми
   Но когда дело касалось стоянки машин во дворе, распития пива на скамейке или иного проявления мужского духа, они не на шутку зверели и набрасывались на противника сообща, напоминая собачью стаю. А в свободное время строчили жалобы во все инстанции. Не приведи бог превратиться в эдакую к старости!
   Жили по соседству и иного типа бабушки, но их как-то не было слышно: они занимались внуками, помогали взрослым детям, обихаживали своих немолодых супругов - и в целом производили впечатление вполне довольных жизнью.
   Скандал снаружи стих. Я ещё с часок повозилась, уничтожая вчерашний хаос, потом выглянула в окно. Интересно… одна из бабулек-воительниц стояла возле машины недавнего оппонента и чем-то тихонечко орудовала. Я вгляделась… да она же пишет фломастером на капоте! Бог мой…  сосед  недавно возмущался малолетними хулиганами, пишущими на машине матерные слова, обещал их поймать и оборвать уши. И вот те на - «малолетние»! Нет, подобный случай упускать нельзя.
   Я повыразительней высунулась в окно и сладким голосом громко поинтересовалась:
- Марья Семёновна, здравствуйте! Вы не знаете, домоуправление собирается ремонтировать освещение возле подъездов?
   Бабка чуть подпрыгнула и, не оборачиваясь,  засеменила за угол многоэтажки, изо всех  сил сохраняя достоинство и притворяясь, будто её здесь вообще не было. На капоте остались крупные печатные буквы.
   Мда... Всё, с меня достаточно. К лешему домашние дела, они никогда не кончаются. На природу, к морю, туда, где мало людей и веет бриз! В сумку – яблоко, бутерброд, маленькую бутылку газировки. Пляжное покрывало… и смартфон придётся взять, но никому звонить и ни с кем разговаривать не хочу.
   Проинспектировала, где кот. Он блаженно дрых в своей тряпочной берлоге, наружу виднелись только пёстрые уши и кончик хвоста. Проверила доступ к кошачьему лотку и мискам. И вышла, захлопнув за собой дверь.
   Песчаный берег находился неподалёку: пройти два квартала и спуститься по широкому склону, густо засаженному соснами, акациями, каштанами... К счастью, склоны не застраивали, опасаясь оползней, и разросшийся на них лес оставался в первозданном облике, лишь изредка нарушенном тропинками.
   Я замедлила шаг у просторной лестницы, ведущей к морю. Спуск по ней занимал минут шесть-семь. Пойти на главный пляж? Или предпочесть маленький дикий уголок за валунами? Туда приходилось дольше идти, дорожка между стволами вилась вбок по склону, но в том направлении жилые дома уже заканчивались, и об этом закутке ведали лишь местные. Приезжих собирал основной пляж. А скрытый кусочек берега отгораживало длинное нагромождение огромных валунов, давным-давно обрушившихся  сверху.
   Тут меня обогнала группа смуглых парней, их темпераментный галдёж - вроде бы на итальянском - разносился вокруг. Нет, на большом пляже спокойно не будет, а вот дикий сегодня вообще должен пустовать.
   И я забрала вправо, углубляясь по почти незаметной тропке в заросли. Повеяло хвоей - над головой возносились сосны. Бурно гомонила и чирикала мелкая живность. Удивительно, как скоро земля просохла – или лёгкий дождь не проник сюда сквозь кроны?
   Вскоре почувствовала, что море неподалёку. Его ещё не было видно, но изменился воздух: к хвойному аромату примешался свежий морской запах, создав бодрящий коктейль. Не зря тут понастроили санаториев! Достаточно проехать сколько-то остановок к центру, и город покажет себя совершенно иным: толпы народа, дорогие магазины, пробки на центральных улицах… А здесь – заброшенный тихий уголок, куда мало кто заглядывает, край санаторной зоны.
   Вдали звонко забарабанил дятел. Я поискала исчезающую дорожку и пошла вслед за ней и за своими мыслями.

   И зачем меня понесло замуж? Вон подруга-одноклассница, с которой мы дружно шли к золотым медалям… и пришли (медаль: дешёвый металлический сплав с покрытием из технического золота, слоем в четыре десятых миллиметра). Естественно, в институты поступили играючи. Но в дальнейшем повели себя по-разному. Я – даром, что в школе обзывались профессоршей и будущей начальницей - завила кудри под овечку, быстренько научилась наивно хлопать ресницами и говорить очаровательные глупости (последнее оказалось самым трудным), и стала посматривать вокруг, ожидая женихов. Итог закономерен: пелёнки, кастрюли, сумки, пылесос и благоверный а-ля глава семейства. Конечно, я пыталась работать в серьёзных проектах. Но пополам не разорвёшься, и перфекционизм по всем фронтам – это прямая дорога к доктору. Какой-то период держишься, но годы идут, и всё равно перегораешь. Приходится выбирать.
   А подруга повела себя серьёзнее. Основала свою фирму, начала писать, а позже и защитила кандидатскую, и в бизнесе всё тип-топ, справляется и персонал строит умеючи. Правда, с замужеством не сложилось.  Ну не любит сильный пол, если женщина избирает мужеподобную манеру поведения: блещет интеллектом, рвётся к высоким должностям, командует, добивается успеха в бизнесе... Работать вместе – пожалуйста, а в личной жизни обходят таких, и закавыка не во внешности, а в принятой на себя роли. Мужской роли, соперничающей с ними самими, с мужчинами. А оно им надо? Им дома нужна милая лапочка в пеньюаре и хороший обед. А не диспут на политико-экономические темы и выяснение, кто круче. Что у той лапочки в голове – второй вопрос, сперва на личико и прочее посмотрят, и в данном пункте мужиков не переделаешь. Они ведь также имеют право выбирать. Есть, конечно, демонстративно выхоленные субъекты, кои предлагают свою персону исключительно одиноким обеспеченным дамам. Но самолюбивой женщине такое ни к чему и даже обидно.
   Но зато подруга свободна, независима и в любой момент имеет возможность сорваться с места и уехать, куда захочется!
   И сейчас, когда мы иногда встречаемся, она, глядя на меня, вздыхает о несбывшемся, а я, глядя на неё, думаю о несостоявшемся. Ну не получается в один приём всё ухватить, хоть тресни! Что-то да уронишь - или отпустишь сознательно. В общем-то, каждый живёт, как выберет, главное – не путать собственные цели с навязанными извне, ведь жизнь коротка. Я вот себе решила, что век молодости и внешности короче, вначале стоит воплотить в жизнь их, а интеллект сохраняется дольше. Но сомневаюсь, что стану писать кандидатскую после пятидесяти…

   От мрачных раздумий отвлекло мелкое шевеление неподалёку. Присмотрелась – мамочки, да это белка! Вёртко шныряет туда-сюда и копается в хвое на земле.  Шишки выискивает, что ли? Я замерла, не желая спугнуть зверушку; её юркая беготня невольно вызывала улыбку.
   Сбоку послышались шаги,  показалась молодая мамочка с примерно двухлетним малышом. Увидев рыжую симпатягу, тот восторженно завопил и кинулся вперёд. Белка почти взлетела на сосну и замерла там вниз головой, уцепившись коготками за кору и держа вертикально вверх пушистый хвост. Чёрные тревожные глазки не отрывались от преследователя.
   Мальчуган пуще обрадовался и ринулся к её дереву. Зверушка шмыгнула на обратную сторону ствола – спрятаться. Малыш побежал в обход. И закружились двойным узором: мальчик вокруг сосны, а белка – сложной спиралью по толстому стволу, даже не посчитав нужным перевернуться головой вверх. Мы, не выдержав, рассмеялись, затем мать позвала ребёнка:
- Коленька, не надо, не пугай белку, смотри – она же тебя боится. Пойдём на море, покормим чаек печеньем.
   И увела сына к длинной лестнице. Я постояла ещё немного, наблюдая за зверьком, и двинулась дальше в заросли. Тропинка покрылась молодой крапивой, слегка покусывающей за ноги, – видимо, по ней вправду редко ходят. Сосны сменились акациями, каштанами и разросшимся кустарником. Тишина. Какая прелесть – зелень, тишь с беззаботными птичьими трелями.  И никого.
   Я шла довольно долго, но море всё не появлялось передо мной, хоть и манило йодистым запахом. Куда ж меня занесло? Пляжика не видно, а чаща кажется совсем глухой, стало труднее пробираться. Наверное, я свернула не на ту тропинку? Запнулась, осматриваясь – может, лучше вернуться назад?

   Вдруг, откуда ни возьмись,  впереди за поворотом из-за кустов выскочила девушка. Я рассматривала сквозь ветки и листья её удивительный наряд, и глаза у меня постепенно округлялись. Прямые светлые волосы свисали из-под красного чепчика странного фасона. Красный кружевной лифчик и коротенькая красная юбочка-оборка также смотрелись весьма оригинально. Её обувь загораживала зелень.
   Меня она не заметила. Переложив из руки в руку жёлтую корзиночку, из которой высовывалось горлышко бутылки и, вроде бы,  кексы с изюмом, она обернулась на путаницу веток позади.
   Там зашуршало, треснул сломанный сучок. Девушка взвизгнула, и, заверещав:
- Ой, боюсь, боюсь!. – со смехом бросилась поперёк дорожки в гущу зелени. Длинные волосы взметнулись и пропали.
   Я ошарашенно застыла.
   Тем временем из кустарника вывалился абсолютно голый мужик в очевидно боевом настроении и в игрушечной маске волка. Остановился, озираясь. Я, не дыша, присела за густыми ветвями и молилась всем богам, чтобы меня не увидели.
   В кустах послышался смех. Мужик заорал:
- Щас я тебя …!
   В кустах взвизгнули. Ряженый воздел руки с растопыренными на манер когтей  пальцами,  и, выдав из-под маски грозное: «У-у-у!» - устремился на звук.
   Я на цыпочках развернулась и помчалась назад, откуда пришла. Улепётывала не хуже девицы в чепчике, с той лишь разницей, что на мне развевался обычный сарафан в ромашках, и я старалась как можно меньше шуметь и не наступать на сухие прутья.
   Ну почему я вечно попадаю во всякие истории?!..

   Притормозила я не скоро, с трудом отдышалась. Пару раз оглянулась назад – не померещилось ли?  Но перед глазами так и стоял красный чепчик и чудо в волчьей маске, ломящееся сквозь ветки .
   Ага, вроде бы где-то здесь я повернула не туда. Чуть подумала – и  взяла курс на основной пляж.
   Однако воображение у меня разыгралось, стало весело. Если б я всё же смогла пройти по заросшей тропинке вглубь   – интересно, что бы ещё я там обнаружила?! Избушку на курьих ножках? И - что ещё?..
   Впереди распахнулась сверкающая синева моря.
   Нет уж, на дикий пляж  я больше без мужа не пойду…
4 K психологам тогда не ходили... одним файлом
Анна Шустерман
Я подслушала,как соседка успокаивала мою тетю,которую я уже называю мама,
-Зинуля ,не нервничайте из-за этой поганой девчонки, у нее же переходной возраст!
Я перехожу из детского сада в школу...
Я уже многое знаю про школу от Фимки третьеклассника!
Племянник тетиного мужа, мне не брат,но он всем во дворе хвастется, что я его маленькая сестричка.
Один глаз у него бегает туда- сюда, и вот-вот залетит в нос, я боюсь он там останется.
Фимка школу ненавидит, и меня пугает школой, в которой надо слушаться училок...

Таки да , в первый день школа показалась мне отвратительным местом!
Только и слышу - сядь, встань, не ерзай,не разговаривай,не оглядывайся ...
А как же мне не оглядываться, когда бессовестная училка посадила мою подружку Розочку на заднюю парту?
Розочка будет художницей, когда вырастет.
Я тоже люблю рисовать, как Розочка, но взрослые хвалят только её рисунки.
Иногда я рисую с высунутым языком, так мне легче нарисовать море.
Тётя говорит, что это не море, а каляки-маляки, а я говорю, Море!!!
Розочка помогает мне нарисовать птичку, а солнышко и море я сама умею.
Я нарисовала человечка, который стоит в море, это - я.
Это моё письмо маме в Брянск.
Я уже не плачу, когда тётя читает мне мамино письмо.
Mамочка прилетелa бы ко мне, если бы у неё были крылья, как у птички...
Я попросила Розочку нарисовать птичку рядом с человечком, который стоит в море, но она сказала, что птички летают, а не плавают.
Розочка очень умная.
Тётя всегда ставит её мне в пример, но я не обижаюсь.Я люблю Розочку!

Учительница меня не любит, потому что я невнимательна на уроках.
Она  смотрит на меня злыми глазами и напоминает, чтобы я не разговаривала с соседом по парте.
Как же мне не разговаривать, когда я хочу все узнать об Андрейке ,которого посадили рядом со мной!
Андрей мальчик спокойный, услужливый, блондинчик, только очень хрупкий на вид.
 Я его спросила:- ты еврей?
Oн даже не обиделся, хороший не еврейский мальчик!
Будем дружить, замуж за него не пойду!

На уроках, прикрыв глаза, прощаюсь с детством...
О, мне есть,что вспомнить!
Я тихонечко смеюсь, вспоминая, как однажды меня забыли взять из детсада.
Тётя вернулась домой с работы в десять часов, a меня нет дома.
Я спала на руках у нянечки в группе, где были дети матерей-одиночек...
На улице был гололёд.
Меня, сонную, тётя погрузила на стоявшего на четверенькax мужа, он был, как всегда, пьян.
Я упала в снег и проснулась, а прохожие хохотали, вот была потеха!
 И слезы уже наворачиваются на мои глаза...
Kак  же мне хотелось прижаться к моей родной маме, намазать чёрный хлеб ароматным подсолнечным маслом и посыпать крупной солью...
Как же мне хочется рыбьего жира из любящих рук моего покойного папы!
Тоска по папе, такая же нерастворимая, как рыбий жир в воде...

К психологам тогда не ходили...

Когда меня привезли в Одессу,я была совсем хиленькая!
Тётя потащила меня по врачам!
После того, как в меня всыпали порошки от глистов, смазали волосы керосином, от гнид,
вкололи китайские иголки,от недержания мочи и плохого аппетита, вырвали гланды и удалили аденоиды, я стала упитанной девочкой!!!

Маршак писал "из чего же сделаны девчонки?" Девочки сделаны "из конфет и пирожных и сластей всевозможных"
Это относилось только к моему обмену веществ!
Я не была хoрошей девочкой.
Учителя посоветовали моей тёте занять меня спортом!
Cпортом лечили от всего и всех!
Всюду были развешаны плакаты: "В здоровом теле здоровый дух!"
Меня записали в бассейн «Динамо», так как я уже умела плавать в море без спасательного круга!
В море я чувствую себя как рыбка, но в бассейне я чуть не утонула.
Я очень резво плавала в “лягушатнике”, но когда я нырнула в отверстие, которое выходило в большой бассейн, моя попа застряла...
Спас меня старичок, который проплывал мимо.
Я схватилась за его плавки...
Старичок, ещё не натянув свои плавки, кричал и проклинал меня.
В бассейн больше меня не пустили.
Художественной гимнастикой я занималась недолго, хотя легко становилась на мостик и шпагат.Дядя тренер сказал, что я чересчур упитанная девочкa и часто падаю.

Mои коленки всегда были разбиты, ладони оцарапаны.
Если я падала и била посуду, была наказана.
Тетя сказала, что я неуклюжая и косолапая!
Только мой сосед по коммуналке, бывший моряк, успокаивал меня и говорил, что сам часто падал на палубу, особенно в шторм!
Он объяснил мне,что делать, чтобы меня не наказывали - надо сначала поставить посуду на пол, а потом падать...

B первом классе учительница назвала мои руки крюками!
Начала я писать еще в детском саду, карандашом.
Старалась написать свое имя, Аня.
Две палочки и перекладинка, и нате вам, буква А!
Две палочки и перекладинка буква Н!
А буква Я, ну никак у меня не получается,у всех деток получается, а у меня нет.
Карандаши в моих руках ломаются, точилка для карандашей съедет пол карандаша, но грифель так и не оттачивается, чернильница падает на мою школьную форму, перья ломаются...

Как же было бы хорошо, если бы в моем имени, не было буквы Я!
Я -плохая девочка - неряха, косолапая, неуклюжая, с руками-крюками...
5 Когда рядом мама
Ладомир Михайлов
Крещенский день первого послевоенного года стал в семье двойным праздником, а крик новорождённого Вовки - победным эхом. Крик звонко пронёсся по всем закуткам дома и вышел за пределы его.
Да, это произошло дома. Война от роддома оставила развалины. Роды принимала соседка Анна, впоследствии ставшая крёстной матерью.
- Лена! - воскликнула она, - ты погляди, мот родился! Четыре с половиной килограмма! Ох и хлопот тебе будет с ним, хулиганом...
Но счастливая мать не обратила внимания на сказанное. В её памяти ещё оставалась кровоточащим шрамом смерть двухлетней дочери.
- Нет, Нюра! - возразила мать, - это моя надежда!
Первым подтверждением правоты крёстной матери стала "хулиганская" выходка Вовки во время крещения. Он бесцеремонно из своего краника оросил бороду священника. И дальнейшие поступки совершались мальцом вопреки здравому смыслу. Ломал игрушки. Рисовал на книжках. Большая любовь проявлялась только к медведю, с которым Вовка не расставался до десяти лет, - до приезда в гости двоюродной сестры из Нижнего Новгорода. Кузина безжалостно вырвала глаза у Мишки. Вовка рыдал. Подаренная крёстной матерью игрушка стала первой большой утратой, хотя сделана была из обычных тряпок.
Настоящая первая утрата произошла два года спустя, когда умерла вторая, трёхмесячная, сестра. Только Вовка испытал больше страх, чем потерю.
Жизнь продолжалась. Мама прививала сыну чувство прекрасного. В четыре года Вовка имел представление о театре. Посещал с мамой кинозалы.
Соседи же понимали всё по-своему.
- Никому Елена не доверяет своих отпрысков, - говорили они, - вечно малыши привязаны к её юбке.
Несомненно, в этом была доля правды, но всё же увиденное в театре и кино откладывалось в памяти, и надолго.
Трёхлетним Вовка впервые увидел цирк. Ничто так не тронуло мальчишку, как выступления жонглёров. За два дня юный жонглёр побил всю посуду. Огорчённая мама была в отчаянии, а отцу понравилось, с каким усердием сын "овладевает" цирковой профессией.
Своей любознательностью и эксцентричностью ребёнок радовал и огорчал родителей.
Однажды, выхватив у старших ребят мяч, Вовка пытался убежать с ним. Догнали. Нежелание выпустить из рук трофей стоило матери больших переживаний. Почернела правая рука. Хирурги настаивали на ампутации. Мать отказалась и с помощью народных средств спасла Вовке руку.
Сегодня благодарный Вовка часто вспоминает, как мама вырывала его и брата из когтей болезней и и других бед.
Однажды, убежав из дома, юный исследователь оказался на болоте. Трясина медленно заглатывала детское тельце. Мог ли Вовка подумать, чем закончится происходящее?
А мама?..
Предчувствие беды обожгло сознание в один миг. Бросив все домашние дела, она мчалась... Невидимая сила заряжала на ходу энергией, а рука Бога торопила к месту, где в считанные минуты могло произойти непоправимое.
- Вова! Что же ты наделал? - кричала она.
Подбородок мальчишки скрылся в воде.
Маленькая женщина с невероятной силой расправилась с небольшим деревом. В считанные минуты растение лежало на поверхности зловещей топи.
Вовка захлёбывался, а мать ползла к сыну, борясь за его жизнь.
Жить или не жить - решали минуты...
Прошло двадцать пять лет. Владимир учился в университете. 300 километров разделяли мать с сыном, но связь оставалась непоколебимой.
Один, далеко не прекрасный, день, а вернее, раннее утро окунуло парня в ужас. Он видел сон. К нему шла мама в чёрных одеждах с протянутыми руками. Сын бросился навстречу. Два шага между ними. Мама падает. Подняв бездыханное тело, положил на диван и проснулся.
- Я не успел! - повторяли дрожащие губы, - я не успел!..
Бледное лицо покрывалось крупными каплями пота.
- Почему я опоздал? - корил себя Вовка, - ведь мама всегда ко мне приходила вовремя...
6 Я помню...
Ладомир Михайлов
1949-ый год. Это год, в котором я впервые осознал своё существование. Это год, в котором запомнил себя дважды - весной и осенью.
Для страны это был четвёртый послевоенный.
Детская память свято хранит фрагменты того времени.
9 Мая. Официально страна ещё не отмечает День Победы как Великий праздник, но люди...
Двор ликует с накрытыми столами. Играет патефон. Поют и танцуют, плачут и обнимаются соседи...
Страна поднималась из-под обломков. Разрушенное восстанавливали не только своими силами. У нас работали и военнопленные.
Однажды маму поставили сортировать стеклянную посуду. Целые банки и бутылки она складывала в пустые ящики, битые сбрасывала в отдельную кучу.
Неожиданно появился парень. Я хорошо запомнил на нём военную одежду, не похожую на одежду моего отца. Тогда все донашивали армейские одеяния. На худом теле парня шинель казалась вещью с чужого плеча. С большим любопытством я разглядывал его высокие ботинки, которые отличались от наших боковой шнуровкой.
Внезапно движение парня остановила битая летящая банка. С головы упала пилотка. Полилась кровь. Испуганная мама бросилась на помощь пострадавшему. Она усадила военнопленного подальше от стеклянной кучи. Перевязывая голову раненному, взволнованно причитала. О чём они говорили, я не понимал, говорили по-немецки.
- Ком цю хир, - произнёс солдат и поманил меня к себе пальцем.
Я приблизился. Было страшно, но присутствие мамы придавало уверенность.
- Гут мутер! - сказал он, движением головы указывая на маму.
Перепуганный, я молчал.
- Гут, гут, - повторял пострадавший, доставая из кармана шинели большой кусок рафинада. Погладив меня по голове, вложил этот кусок сахара в мою детскую руку.

Взрослея, я смотрел фильмы про войну и почему-то всегда вспоминал живого немецкого солдата из 1949 года, совсем не похожего на агрессивных парней, непрошено топтавших нашу землю.
7 Вещие сны в моей жизни. 1 часть
Галина Гостева
 
    В возрасте 5 лет меня оглушило ударом молнии. Говорят, что из-за этого мои оба полушария мозга работают примерно одинаково. Левое полушарие мозга, отвечающее за  логику, играет огромную роль во время бодрствования. Все свои выводы оно делает, основываясь на достоверных фактах. В то же время оно способно прогнозировать события.

    Что касается правого полушария мозга, то  оно отвечает за творческие способности в различных отраслях жизни. Ему присуще интуиция, которая во сне особенно обострена и очевидна. Когда мы спим, именно правое полушарие строит самые причудливые образы и фантазийные сновидения.Но и во время бодрствования правое полушарие активнее работает у женщин и творческих личностей.

    Существует сотни теорий и предположений о том, почему снятся вещие сны. Иногда эти сны можно легко объяснить с точки зрения логики, а порой это сделать просто невозможно. Как нам удается увидеть то, что нам еще неизвестно? Разные теории объясняют это по-разному.

     Одни говорят, что во сне мы попадаем в информационное поле. Другие твердят про биоэнергетическую структуру. Третьи утверждают, что существует телепатическая связь сознания. Четвертые уверены, что во сне мы получаем знания из космоса. Я согласна с теми, кто убежден, что наше подсознание имеет гораздо больший ресурс, чем сознание. Наш мозг знает гораздо больше, чем наш разум.

     Все гениальные озарения происходят во сне под действием напряженного мышления. Через вещие сны можно практически все узнать из прошлого, настоящего и будущего, лишь надо уметь видеть и выделить то основное,  в котором спрятан ответ на наш запрос. Сегодня я расскажу о том, как мои сны подсказали мне на ошибки, допущенные мной при участии в конкурсе, а также заранее до оглашения результатов конкурса уже сообщали мне итоги моего участия.

    В конце 20 века Российско–Американский конкурс  преподавателей  английского языка и страноведения США проводился Информационным Агентством США совместно с  Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в  сотрудничестве с « Учительской газетой» и местными органами образования нашей страны. В 1997- 1999 годах я трижды участвовала в  данном конкурсе, как учитель английского языка школы № 11 города Кызыла Республики Тыва.

    Трижды становилась республиканским победителем, награждалась Свидетельствами за отличное преподавание и памятными почетными досками-дипломами. После своеобразного собеседования-теста в Новосибирске, трижды становилась региональным победителем. За три года моя школа получила призы на 6000 долларов ( библиотечки на английском языке, ксерокс и 2 компьютера).

    Но  лишь в 1999 году мне удалось получить статус национального  победителя  данного конкурса, выиграв двухмесячную поездку на учебу в США в Университет Делавэр. Честно признаюсь, что стала победителем не только благодаря своим знаниям и педагогическому мастерству, но и подсказке, полученной мной в одном  из своих снов.

    В 1997 году за 2 недели до объявления итогов конкурса мне приснился сон. Стоит комфортабельный автобус с надписью на нем: « Москва – Вашингтон. Победители конкурса из России». Все вошли в автобус, а я не успела. Двери захлопнулись, и автобус быстро покатил по дороге вдаль. Я в слезах бежала за ним, но так и не смогла догнать его.

    Утром, расстроенная, я рассказала свой сон мужу Семену. Муж стал меня утешать, приводя доводы, что все равно у нас нет денег, чтобы долететь до Москвы. Зарплаты уже по году не видели.
 
    В конце мая 1998 года мне снова снится удивительный сон. Стоит  пьедестал на  5 мест, так как в Новосибирске должны были из 50 человек выбрать только 5 победителей-учителей из Сибирского региона.

    Я, счастливая, стою на 1 месте с букетом цветов в руках, принимаю поздравления. Вдруг ко мне подходит  очень красивая  девушка из Бурятии с листом бумаги, на котором крупными русскими буквами написано  « Аутлайн  выступления на  международной конференции», спихивает меня с  места,  и сама становится на него.

    Утром, встревоженная,  бегу в компьютерный центр, ищу в интернете материал по написанию аутлайна и все понимаю. Я то считала, что аутлайн пишется просто, как развернутый план выступления . Оказывается, у него своя особая форма написания. Ну, что ж. Виновата сама. Обижаться не на кого. Почему бы мне раньше не посмотреть это в интернете.

    В 1999 году, понимая, что это мой последний шанс, так как  разрешалось только трижды участвовать в этом конкурсе, сделала все возможное, чтобы поразить членов жюри и в Новосибирске , и в Москве, и в Вашингтоне.

   Написала несколько стихов и песен на английском языке. Поставила с учащимися спектакль « Цветик –семицветик» тоже на английском, а затем заплатила на телевидении, чтобы они засняли этот спектакль.  Подготовила открытый урок для учителей по Семи Чудесам Света.И, конечно же, написала Аутлайн по всем правилам.
 
   Главной изюминкой своего выступления перед жюри решила сделать письмо из Букингемского Дворца, полученного мной в марте 1998 года.  Все-таки это был мой последний шанс, и я решила не упускать его, хотя понимала, что и другие учителя тоже не лыком шиты. У каждого свои секреты и творческие заготовки припасены.

   Денег на поездку даже в Новосибирск не было. Ладно, знаменитый в Туве  коммерсант Генрих Яковлевич сжалился надо мной и выдал мне под расписку определенную сумму.

     А тут еще и Бог тоже  решил меня проверить, достойна ли я такой победы. В  Абакане, дожидаясь поезда, решила перекусить в кафе. Тут же ко мне подошла рыжеволосая девчонка лет 13 с грязными разводами на лице и слезно стала умолять: « Тетенька, пожалуйста , покормите  меня.  Я  уже три дня ничего не ела.  Голова кружится от голода».

    Я подвела ее к буфетной стойке и разрешила  взять все, что она захочет. Набрала она всякой всячины, а я себе только чай с кусочком хлеба взяла. Деньги-то надо  было экономить.

    Тут и старушка, стоящая в очереди  за мной, произнесла: « Как бы мне хотелось мороженым полакомиться, давно его уже не покупала. Все денег на него не хватает». Купила и ей мороженого и зачем-то пожаловалась: « Я сама, бабушка, тоже хочу мороженого, да нельзя мне его есть  из-за воспаленных миндалин.  А она мне:
« Теперь, доченька, кушай его, сколько захочешь. Горло больше не будет  болеть».  Тогда я ей не поверила. Но вот уже 19 лет после этого кушаю мороженое и зимой, и летом, когда захочется.

    А на обратном пути из Новосибирска проверка моих душевных качеств еще строже стала. На мое место в плацкартном вагоне проводница уложила какую-то пожилую полную женщину, которую на вокзале обокрали. Сидела я сутки у нее в ногах и выполняла все ее требования: «Принеси мне, Галя, горячего  чайку, что-то в горле пересохло.  Может у тебя есть лишние носки, а то ноги у меня совсем замерзли.  Угостила бы ты меня, Галюня, чем-нибудь сладеньким, а то так на душе тошно».  В душе я понимала, что неспроста  все это, и старалась не возмущаться и не роптать.

   В самом начале июня под  утро мне приснился сон на английском языке. Идет заседание членов Жюри и членов Оргкомитета данного конкурса. Рассмотрев мои материалы, прочитав эссе, стихи и песни, рекомендательные письма, изучив мой Аутлайн,  все единогласно заявили, что Гостевой настала пора ехать на стажировку  в Университет Делавэр.

   Я моментально проснулась, растормошила мужа и сына и радостно заявила им, что победила в конкурсе. Сын только обнял жалостливо меня и сказал: «Мама, поспи еще. Это, ведь, был  всего лишь сон». Муж выразительно покрутил у виска, мол, этот  конкурс скоро ее до безумия доведет.
 
   Через день мне позвонили из Москвы и поздравили с победой в конкурсе.
Так, правильно расшифровав второй сон, мне удалось увидеть свои недоработки и существенно исправить их при написании аутлайна моего будущего выступления на Международной Конференции учителей по теме «Обучение английскому языку учащихся через творческую деятельность».
8 Внимание! Зоомания!
Елена Беренева
          Я долго не могла выбрать тему для моей курсовой работы. Казалось всё уже было сказано об абортах, марихуане и добровольной смерти. Совсем не хотелось писать об ожирении и новых технологиях. Хотелось найти что-то новое и интересное, чтобы люди читали с квадратными глазами и открытыми ртами. Мне помог случай. Обычно говорят: "Не было бы счастья, да несчастье помогло".

          Моего бедного кота сбила машина, и нам пришлось отвести его в ветеринарную клинику. Найти одну из них было не сложно, они чередовались на каждом перекрёстке с кафешками "Tim Hortons" и "DQ". Перед осмотром врача нам дали заполнить длинную анкету на пациента. Надо было указать имя, возраст, окрас животного, прививки, вес и ещё много всякой ерунды. Я потратила много времени на это. Мой кот достался мне в наследство от прежнего жильца. Дело в том, что когда я сняла квартиру в центре города, девчонка съехала оттуда, но оставила кота с остальными пожитками. Mне ничего не оставалось как просто "усыновить" этого бедолагу. Я дала ему имя Барсик, и он остался жить со мной.

          Молодая медсестра рассматривала мою рукопись и тщательно всё перепроверяла:
          – Как зовут вашего котика?
          – Барсик.
          – И сколько ему лет?
          – Три, – не моргнув глазом соврала я. Откуда я знаю сколько ему лет, паспорт он мне не показывал! Было видно, что это молодой кот, в расцвете лет, но не совсем
старый.
          – А он кастрированный у вас?
          – Ну конечно, – утвердительно ответила я. Она увидела татуировку на ухе и сказала:
          – О, да, я вижу. Я всегда думала, что смотрят на другое место, но похоже ей было виднее.
          – А есть ли у него страховка? – продолжала она. Этот вопрос меня просто поставил в тупик.
          – Не знаю, – честно ответила я. Очень хотелось поскорее увидеть доктора и отвязаться от этой "пиявки". Нам пришлось долго ждать, клиника была набита людьми. Рядом со мной сидели две миловидные старушки в похожих кофтах и безупречным маникюром. Они оживленно разговаривали о шампуне для блеска, каких-то витаминах и летнем лагере. Я думала, что они говорят о внуках,но я ошиблась - это были собаки!
         – А вот и Ромео c Текилой, – раздался голос ветеринара и две болонки с
маленькими банданами на шее подбежали к своим хозяйкам.   
         – БарсИк следующий, – сказала улыбающаяся медсестра, ставя ударение на второй слог. Мы вошли в кабинет. "Ух ты, вот это красота!" – подумала я.

          Просторная комната, больше похожая на гостиную, пахла альпийской свежестью и сияла чистотой. Красивая дизайнерская мебель гармонировала сo цветом полотенец, большой телевизор висел на стене, и повсюду были развешаны живописные фотографии кошек и собак. "М-да, всё никак не могу привыкнуть к этому канадскому гостеприимству" - пронеслось в моей голове.

          Барсик сидел в пластмассовой синей переноске и не издавал ни единого звука. Мы поставили его на стол, и ветеринар со своей ассистенткой начали свою работу. Я не спускала глаз с моего кота, он был такой грустный...и плакал. Я плакала вместе с ним. Каждый раз, когда руки доктора трогали его спину, моё тело вздрагивало. Казалось она сжимала его слишком сильно и делала это специально. Мой друг, а теперь уже муж, стоял рядом со мной и обнимал меня за плечи. Он не любил Барсикa потому, что тот был очень избалованный, спал где хотел, и его шерсть  летела по всему дому, но в эту минуту, он переживал также сильно как и я, как будто это был его кот.

          Доктор сказала, что надо сделать рентген и убедиться, что нету переломов. Мой кот так на меня смотрел, что я думала моё сердце сейчас остановится. Слава Богу, всё закончилось, и ветеринар сказала свой вердикт - перелом хвоста!Я обрадовалась и заулыбалась: "Ерунда, нам не нужен хвост", но врач была совершенно серьезна. Она сказала, что это может быть большой проблемой при мочеиспускании, другими словами, мой котик не сможет писать самостоятельно, ему будет нужна помощь. Но после, она добавила, что если хвост заживёт, всё будет хорошо. Мы чувствовали огромное облегчение и счастье.

          Ассистентка протянула нам листочек с оплатой и моя челюсть стала отвисать вниз – 300$ за визит! Серьезно? За полчаса работы? Черт! Не может быть!
Консультация врача, рентген, плюс какие-то сборы. Я сказала, что у меня нет денег, и мы не можем себе позволить потратить так много сейчас. Мы стояли в минутной шоке и не знали что делать. Была такая тяжёлая полоса в нашей жизни, что мы старались сохранить каждую копейку, а точнее цент, а тут такой счет! Мы начали торговаться и сбили цену. Ветеринар и её ассистентка были очень удивлены такому отпору. Они вышли в другую комнату посоветоваться, через пять минут вернулись и сказали, что так как мы новые клиенты в этой клинике, то они могут дать нам скидку 50$. А еще мы можем звонить в любое время, когда клиника работает, и получить бесплатную консультацию по телефону. Это звучало убедительно и мы  заплатили. 
      
          Следующие три дня прошли спокойно, мой котик спал на кресле и казалось стал поправляться. Я каждый день помогала ему писать в ручную, сдавливая его  мочевой пузырь с двух сторон. Он истошно орал, но это был единственный способ сходить в туалет. Я позвонила ветеринару и обрисовала картину. Мол, так и так, хвост не заживаeт и писать не получаeтся. Она сказала, что можно моего котика определить в специальный реабилитационный центр для домашних животных. Это своего рода клиника - санаторий, где ты платишь деньги, и врачи лечат его, а потом можно забрать своего питомца назад.

          Нам понравилась эта идея, и уже на следующий день мы нашли этот пансионат для домашних животных. Господи, там опять была очередная "пиявка- медсестра" с её анкетой. Было очень тяжело снова и снова объяснять одно и тоже, что моего кота сбила машина на моих глазах, и он спрятался от меня в саду под старым ковром.

          Ветеринар быстро взяла пластмассовую переноску с Барсиком и отнесла её в комнату для осмотра. Она сказала, что мы можем идти, и они нам сообщат о состоянии нашего питомца. Я бесконечно плакала и не могла уйти, была какая-то истерика. Я даже не успела обнять его, всё произошло так быстро. Я только повторяла "Барсик, Барсик"...Мой друг оттащил меня от стеклянной двери, мы заплатили 100$ за их услуги и ушли. Это был последний день, когда я видела своего бедного кота.

          Я пила много чая и плакала, я очень переживала, что произошло. Я винила во всём себя, ведь Барсик побежал за мной через дорогу и его сбила машина. Вы видели как животные перебегают дорогу? Кошки, собаки, кролики, белки, бурундуки, олени? Никто их не учит, что перед движением, следует сначало посмотреть направо, a потом налево, и, аккуратно, перейти дорогу в "положенном месте". Нет! Все переходят одинаково, а точнее перебегают, а еще точнее несутся как сумасшедшие куда глаза глядят.

          Каждую неделю, нa одном и том же участке дороги, один и тот же олень перебегает дорогу прямо перед моими колёсами. Он стоит на верхушке холма и думает о чём-то о своем, оленьем. Любуется свежескошенной травой и голубым небом. Ещё минута - и на взлёт. На старт, внимание, марш! Он ждёт, паразит, когда будет самое скопление машин и бежит, бежит с горы прямо на дорогу. Магистраль, между прочем, - 80 км в час! Так и мой Барсик. Водитель успел нажать на тормоз, но он всё-таки зацепил кота. Это чувство вины ело меня изнутри. Слова ветеринара вселили в нас надежду: "Если хвост заживёт, то всё будет хорошо". Меня отпустило, наконец-то я спала с легким сердцем.

          На следующий день мы много шутили и смеялись. Мы были уверены, что Барсик скоро вернётся домой, он просто на каникулах, ему делают массаж и лечат хвост. Ночь прошла и наступило прекрасное утро. Мы ехали в машине, когда раздался этот тревожный звонок. Иногда ты ещё не знаешь, кто звонит, но ты понимаешь, что ничего хорошего это тебе не принесёт. Маленькая "бабочка-душа" затрепетала в прозрачной банке внутри меня.
          – Алло, да, это мы оставляли кота вчера,- ответил мой друг и быстро посмотрел на меня.
          – Ага, угу, ох...Он ничего не говорил, а только слушал. – Есть ли надежда на его выздоровление? Я даже не заметила как наша машина медленно повернула вправо и остановилась на обочине дороги. – Что вы посоветуете, доктор? Моя "бабочка" трепетала и билась о стенки банки.

          Мы слышали голос взрослой женщины, это была немолодая медсестра, а ветеринар. Она говорила очень серьезно и быстро. Нам объяснили, что у нашего бедного кота парализация нижней части позвоночника, поэтому его хвост не работает, а висит как тряпка. Даже если кости хвоста срастутся, он все равно останется инвалидом и не сможет писать самостоятельно. Ему всегда будет нужна помощь и единственный выход - это усыпление. Мы были ошарашены таким вердиктом. И спрашивали снова и снова: "А может есть шанс? Как это случилось? Что такое парализация?". Казалось мы тянули время перед смертью и окончательным решением. В ту минуту, я не могла здраво осознавать, ЧТО сейчас происходит...Я бесконечно плакала и слабела на глазах.
          – Вы можете подождать минуту и дать нам подумать? – Мой друг спросил врача и посмотрел на меня. Он стал повторять мне те же слова, но медленно, медленно: "Барсик парализован и навсегда останется инвалидом". Сунит всё время держал меня за руку...мы молчали, потом он посмотрел на меня и кивнул, как бы спросив меня – Да? Я посмотрела куда-то на небо...оно было такое голубое-голубое, солнышко светило ярко и каждый лучик обжигал меня изнутри. Моя измученная "бабочка - душа" тихонько вскрикнула и затихла...Я кивнула.
          – Хорошо,– сказал мой друг, мы согласны на укол. Доктор снова заговорила быстро и серьезно. Укол будет сделан со специальным снотворным, и кот ничего не почувствует. Сунит снова посмотрел на меня и медленно повторил: " Он ничего не почувствует, всё будет хорошо." Моя тяжёлая голова свалилась мне на грудь и "бабочка-душа" умерла в тот же день вместе с моим бедным  котом.   
   
          Прошла всего неделя со дня трагедии, чувство утраты и вины не покидало меня. Никто не отменял работу и учёбу. Была очень страшная депрессия, какая-то безнадежность, вообще не хотелось никуда идти. Утром смена на хлебном заводе, а вечером работа в магазине, плюс английские курсы 3 раза в неделю. Я работала без выходных и уставала как зверь. Учитель просил принести название курсовой работы и тезис. Чёрт, а у меня ещё ничего не было готово. "Ладно", подумала я, "буду писать о детском ожирении в Aмерике".

          Пришла на урок, все стали сдавать свои тезисы. Ну, всё правильно, как я и думала – аборты, марихуана, ожирение в Америке. Скукота. Учитель поинтересовался темой моей курсовой работы. Он любил мои эссе и с нетерпением ждал новой работы. Я сказала, что у меня нет ни темы ни тезиса пока, но к следующему уроку я буду готова. Я ему объяснила, что я не хочу писать на избитую тему, а хочу найти что-то новое и интересное. Весь класс посмотрел на меня как на больную, мол делать ей нечего. Главное ведь сдать и получить зачет, зачем лишние хлопоты.

          Я человек упёртый, и "мы не ищем лёгких путей". Я решила посвятить свою курсовую работу моему бедному коту Барсику. Мне не давало покоя сколько много денег я потратила в клиниках всего за несколько дней. Почему такие бешеные цены? Чисто ради любопытства, я решила "копнуть поглубже" и узнать побольше об этом. Я открыла лэптоп и вбила в поисковике нa английском языке: "Сколько денег Канадцы/Американцы тратят на домашних животных?" и сразу же загорелся ответ:

"According to the American Pet Products Association (APPA), Americans spent a record $50.96 billion dollars on their beloved pets in 2011".

Согласно Американской ассоциации животных (APPA), Американцы потратили рекордные 50.96$ миллиардов долларов на своих любимых домашних животных в 2011 году.

          "Сколько?" Я просто обалдела от такой информации. Ни миллионов, а миллиардов! Не может быть! Мои глаза загорелись, я взяла кружку с чаем и стала читать различные статьи и сайты со статистикой. Я смотрела фотографии и документальное видео. Мне хотелось понять почему люди тратят такие огромные деньги и на что. Два часа кропотливой работы и тезис для моей курсовой работы был готов!
         
          С каждым словом, с каждым предложением, моя депрессия куда-то уходилa. Я чувствовала как мои мысли текли прямо из головы по венам, плечам, рукам, кончикам пальцев на клавиатуру. Моё тело обретало лёгкость, боль утраты и чувство вины уходили на бумагу. Я была счастлива, очень счастлива...Я думала о моём бедном коте, но уже с благодарностью. Он подарил мне возможность написать мою лучшую курсовую работу. Я работала вечерами и ночами. Мне пришлось даже взять неделю отгула на работе, чтобы всё закончить в срок. Я чувствовала, что нашла золото! Я бегала по дому как Архимед и кричала: "Эврика!Эврика! Нашла, нашла тему для курсовой!"

          Материала было так много, что я буквально тонула в статьях, таблицах и книгах. Многие факты не вошли в мою работу. Учитель был очень удивлен моей темой и заинтригован. Он сказал, что ещё никто и никогда не писал об этом. Ещё бы! Я открыла новый вид зависимости и назвала её зоомания, по аналогии с наркоМАНИЕЙ, токсикоМАНИЕЙ, игроМАНИЕЙ, клептоМАНИЕЙ и так далее.

          Вооружившись маленьким блокнотом и ручкой, я обошла все близлежащие ветеринарные клиники, салоны красоты и магазины для домашних животных. Вот это цены! Оказывается я ещё легко отделалась. На самом деле, люди тратили тысячи долларов в год на своих питомцев. Корма с едой поражали воображение. Были корма для блестящей шерсти, для хороших зубов, для беременных, для диабетиков, для пожилых, для молодых и так далее. Были органические корма с натуральными компонентами за 100$ за пакет. Я и не думала, что такие цены бывают! Дорогие корма обычно продавались при частных клиниках, и они были классифицировами по возрасту и породе животного.

          Помню я разговаривала с мужчиной, он мне поведал о своей собаке. У его  лабрадора было какое-то заболевание суставов, и владелец покупал ей специальный корм. Собака имела личного диетолога и ходила на курсы аквааэробики. Мужик тратил тысячи долларов на её лечение. Он также сказал, что поставил собаке коронку на зуб. Я была в шоке. У меня денег не было себе коронку на зуб поставить, а тут у собаки был персональный дантист. Где эта тонкая грань между заботой и зависимостью? Как определить, если человек страдает психическим заболеванием и становится зооманом? Этот вопрос меня занимал всё больше и больше. А может это любовь? А может я была не права?

          Проштудировав всю информацию, я пришла к выводу, что зоомания – это патологическое состояние, которое характеризуется психологической зависимостью тратить на своего питомца огромные деньги. Без причины, без системно! Владелец не может остановиться, он одержим идеей дать собаке или кошке все прелести человеческой жизни. Это зависимость сходна с игроманией, только "рулетка" – это любимая животина. Если игроман просаживает деньги в казино, то зооман таскает свою собаку/кошку по салонам красоты. Например, некоторые владельцы домашних животных тратили тысячи долларов на креативные стрижки для своих питомцев. Они нанимали специального парикмахера и тот за большие деньги красил собаку в зебру, тигра, зомби, верблюда, панду, павлина и так далее. Это новшество стало так популярно, что породило передачу "Extreme Poodles"("Экстремальные Пудели").

          Татуировки, пирсинг, одежда и обувь, ювелирные украшения, дома и машины. А также спа-салоны, рестораны, такси, психотерапевт и даже экстрасенс для собаки или кошки. Одна женщина побила рекорд Гиннеса, потратив на свадьбу своей собаки 250.000$. Иглоукалывание, массаж горячими камнями, йога, музыкотерапия, развивающие лагеря, отели, косметика и парфюмерия. Абсолютно всё было возможно в индустрии домашних животных. Последнее новшество, которое мне удалось найти, было пластическая хирургия для собак, более известна как caninoplasty. Бедным животным убирали морщины, мешки под глазами и делали круговую подтяжку морды.

          После прочтения всех статей, во мне бушевало много эмоций - удивление, злость, безысходность, оцепенение. Я была настолько поражена прочитанным, что бегала по дому и кричала ругательства в адрес зооманов. "Как они могли причинить боль бедным животным? Куда смотрит Greenpeace? Ну так ведь нельзя!" Глоток чая и я продолжала писать курсовую работу. Причины зоомании оказались банальны и крылись в структуре семьи. Большинство Американцев, которые страдали зависимостью, были одинокими людьми, не состоявшими в браке и без детей. У них не было поддержки семьи или друзей, и единственная родная душа была собака или кошка. Они отождествляли животину с живым человеком и были полностью зависимы от этого.

          Примерно два месяца у меня ушло на написание курсовой работы. Старшая сестра помогла мне сделать красивые графики и таблицы. Я распечатала всё на хорошей бумаге, купила черную папку и пошла в институт. Зашла в класс и начался урок. Моя рукопись жгла мне руки, я чувствовала, что сдаю бомбу с часовым механизмом, а не письменную работу. Было тяжело ждать следующего урока. Мне очень хотелось знать мнение учителя и ,конечно же, оценку. День настал, преподаватель раздал назад наши работы. Моя курсовая была прочитана в классе. Студенты вздыхали, восклицали, охали и качали головами. Им понравилась моя работa! Учитель поставил мне высокую оценку(5-) и попросил использовать мою работу как пример для других курсов. Я была очень рада и польщена.

          По завершению курсовой работы, я полностью выздоровела и избавилась от депрессии и чувства вины. Смотритель дома сказала мне, что если бы я не "усыновила" кота, его бы усыпили. Он прожил со мной год, счастливый год! Барсик пришел в мою жизнь неожиданно и также быстро ушел... прямиком на небо. Я отнесла его вещи в приют – домик, переноску, миски и даже остатки корма. Я не зооманка! Человек странно устроен, он привязывается к вещам потому, что они хранят память о каком-то событий. Плохом или хорошем, надо всё отпускать. Ты никогда не знаешь, что ждёт тебя за поворотом, но надо никогда не бояться и всегда идти вперед. А ещё, надо всегда с собой носить ручку и блокнот для новой волны вдохновения и хорошего рассказа.
9 Жара
Александр Сапшурик
   Город, пропитанный смогом, задыхался и ждал спасения в виде дождя или хотя бы ветра. Насыщенный испарениями воздух заполнял подвалы, подъезды, проникал в квартиры нижних этажей, поднимался выше. Жара и безветрие действовали заодно, и не было никакой возможности обновить проклятую атмосферу.
   Немногочисленные автомобили, сами раскалённые внутри и снаружи, только создавали иллюзию воздействия на липкую плотную среду, и своими выхлопами лишь усугубляли ситуацию. Постепенно к мутному застоявшемуся воздуху стала подмешиваться темнота. День иссякал. Только облегчения от желанной вечерней прохлады всё равно не случилось. Наоборот, утомлённое сознание теперь не могло опереться хотя бы на мнимый вид свежести за окном. И рождало внутренних демонов...

   Я вышел из дома. За углом тайно грешила соседская девочка. Причёска под эмо. Чёрные, зло раскрашенные глаза. Маечка, совсем не на вырост, скорее наоборот. Настолько энергично затягивается сигаретой, что сгорая, она потрескивает. Впрочем, эти звуки могла издавать сама юная соседка: от наслаждения и суетливой поспешности. Я внутренне усмехаясь представил, что хрустят её молодые челюсти, сдавливая вожделенную дурь.
   Девчонка дёрнулась, увидев приближающегося мужчину. Явно спутала со своим отцом, которого очень боялась. Узнав меня, облегчённо пыхнула дымом и снова погрузилась в свой мир искусственно созданных ощущений. Видно, её молодой организм легко преодолевал губительное воздействие сомнительной субстанции, представляющей собой смесь смога и табачного зелья. Хорошо, если только табачного, без этих современных модных примесей.
- Здрасти, дядя Женя. Отцу не расскажете?...
- А тебя только это может остановить в стремлении загнуться раньше срока? - выплеснул я на ребёнка своё раздражение.
- Просто жизнь такая, дядь Женя. И потом, каникулы же, - виновато опустила она к заплёванному асфальту взгляд ярких, чуть затуманенных дымком глаз.
- В школе ещё учишься?
- Учусь.
- И в каком таком классе?- съехидничал я.
- В восьмой перевели,- пыталась она задобрить собеседника вежливым тоном.
- А за что?- продолжал я выдавливать из себя яд.
   Её настроение стало портиться. Кажется, я добился своего. Знал, что она учится плохо. И она знала, что я знаю. Обиделась, решила не отвечать. Да ещё уходя, вмяла в стену окурок, обозначив по-своему тленность окружающего мира: нашего нового дома, собственного здоровья, да и вообще - бытия. Как она может учиться, если травится с юных лет? Родители простые, если не сказать упрощённые. Пьют. Как освоить школьную программу в этом окружении и таком образе жизни? А ведь глаза умные...

   Я уже собирался вернуться и продолжить злиться на мир в одиночестве, как к двери подъезда рыча и покачиваясь на волнах потрескавшегося асфальта, подъехало такси. Автомобиль обдал дополнительным жаром от двигателя и выпустил потных пассажиров. За ними из салона вылетели звуки музыки, порождаемые раскрасневшейся магнитолой.
   Удивительным образом действовало на меня сочетание такси и музыки, особенно при плохом настроении. Хотелось умчаться куда-нибудь - сменить обстановку, компанию, взглянуть миру в глаза из другой среды. (Только не на работу, конечно). Проверив карман, я вопросительно посмотрел на таксиста. Тот мгновенно определил во мне клиента.
- Куда вам?
- До Лавочкина довезёте?- спросил я, подспудно желая получить отказ.
- Двести,- равнодушно бросил водитель, кивком небритого подбородка приглашая в салон.
   В машине ещё было время, чтобы усомниться в необходимости поездки, пока таксист  крестясь, прикладывался к рабочему месту: ключ зажигания, передача, руль. Жалко,  нет кондиционера. Хотя бы есть движение воздуха через открытые окна, куда испаряясь, улетучивался пот. И не только от жары, ещё и от волнения. А волновался оттого, что на улице Лавочкина живёт одна девушка. Это к ней я так спонтанно собрался. Мы недавно поссорились, я не звонил три дня. А всё это ревность, сидевшая во мне как в засаде, давно и прочно. Ещё с рождения.
- Это ужасное, постыдное чувство. Обидное и устаревшее. Как в старинных романах,- говорила Наташа.
- Настоящую любовь всегда сопровождает ревность, - говорил я. - Словно огромную рыбу в океане сопровождают маленькие рыбки. Они разные там. Но одна из них, это точно ревность.
- Главное, чтобы ревность не превратилась в большую рыбу, а любовь в маленькую.
   В автомобиле я несколько раз взглянул в зеркало. Потрогал лицо, проверяя степень побритости.
- Заедем в круглосуточный магазин цветов, - предложил таксисту.
- Понимаю,- кивнул тот.

   Извиняться легче с цветами. Правда, на такой жаре они быстро засохнут. Но это даже лучше - возможно быстрее забудется обида. Таксист не взял денег за добавку к маршруту. И правда, понимает.
   Я решил пока не звонить Наташе. Вдруг магазин не работает, или растения погибли от жары и смога. А без цветов я как охотник без ружья или плотник без топора. Что за настроение сегодня?... Не смог из-за смога...  Удастся ли найти цветы? Вроде приметы такой: любит - не любит. Может, ромашек купить? Вот бы, диких нарвать, они выносливее (и дешевле).
   Пёстрая одежда продавщицы делала её незаметной среди цветов. Эта скучавшая круглолицая дама взглянула на меня с нескрываемым интересом. Видно тоже всё понимает про меня. Наступает ночь. Самое время просить прощения с букетом в руках.
- А ромашек нет?
- На розах тоже можно погадать. Только возьмите побольше.
- И как гадать?
- Если две недели простоят и не завянут, значит, любовь есть
- В такую жару - две недели?
- Правильно. Любви же не существует. Мужской - так точно. Какие вам?
- Теперь всё равно. Можно вот, по девяносто. Семь штук.

   Обнимая розы, всё ещё прохладные после магазинного холодильника, я подошёл к дому Наташи. Теперь можно звонить. Нет, не получится. Батарея телефона испустила свой электрохимический дух. Часто забываю заряжать карманного приятеля - и рублями, и ампер-часами. Пойду так, напролом. Я же с букетом. Увидит меня, потного и усталого, оценит. Скажу, что шёл к ней сквозь леса и болота...
   Свет ещё живёт в её окошке. Хорошо, что завтра выходной. Она дома, и надеюсь одна. Ну, вот! Ещё одна жертва моей ревности: волнуясь, я слишком сильно сжал стебелёк розы.
  Дверь открыла быстро, словно ждала. Тоненькая, в уютном домашнем халатике. Без косметики глаза кажутся роднее. Улыбается смущённо и радостно. Пригласила на кухню сразиться с жарой с помощью чая. Захотелось её обнять. Но только вот, беда. На столе открытая банка с вишнёвым вареньем. Я невольно оглянулся. Никого. Значит, недавно был мужчина. Я же знаю - моя милая нежная девушка не умеет открывать такие банки. Подруга, у которой, кажется, родственники в деревне, подарила ей недавно несколько таких.

   Она всегда просила меня их откупоривать. Звонила: "Приезжай, я хочу чаю с вареньем, а банки открывать не умею". И я приезжал, открывал. И потом мы слипались в сладком вишнёвом поцелуе, словно малыши в детском саду. Почему-то мне в такой момент всегда вспоминается это душевное заведение.
   А сейчас из глубин бессознательного выплыл демон. Демон ревности. Ведь кто-то открыл варенье. Вежливо так и с ехидной улыбкой. "Пока, мол, ты там чего-то себе воображаешь, меня уже попросили тут баночку открыть." Эта мысль, обозначенная на крышке вмятинами разной формы и глубины, читалась так явно. Словно написана понятными лишь мне знаками, вроде китайских иероглифов. И видно, что почерк мужской.
    Демон торопливо душил мне разум, менял голос на более грубый и вызывал дрожь в  руках, державших уже совсем тёплые цветы.
- Я на минуту. Это тебе,- протянул я букет красивой изменщице.
Кажется, цветы стали вянуть прямо у неё в руках...
- Ты... не останешься? - робко спросила она.
- Нет,- ответил я, ныряя в дверь.- Привет открывателям банок!
- Женя, вернись,- её слова разбивались о лестничные площадки и разлетались по этажам, ненароком попадая в квартиры засыпающих соседей.

   Изнуряемый внешним и внутренним жаром, я долго не мог заснуть. Думал о ней и о злополучной банке с вареньем, открытой неизвестно кем и незнамо с какой целью. Конечно, цель - не содержимое, какое бы вкусное оно не было...
   К утру демон ревности не исчез. Наоборот, к нему прибавился демон упрямства. Всё! Больше никаких такси, цветов и всё понимающих продавщиц. Хорошо, хоть жара немного спала. Терзаемый набором самых негативных мыслей, я вышел во двор.
   Как-то вдруг захотелось заговорить, всё равно с кем. Телефон я выключил, опасаясь, что позвонит она, любительница сладкого. Чтобы врать, врать! А за дверью подъезда снова скрывалась эта юная особа - моя соседка с дымящейся сигаретой в губах, подведенных чёрным. Теперь даже она не казалась такой уж грешницей.
- О, опять ты.
- Доброе утро, дядя Женя!
- Здравствуй. Извини, тебя, кажется, Аня зовут?- пытался я отвлечься от демонов, всё ещё сопровождавших меня.
- Точно. А куда это вы вчера так поздно ездили? Да, и спасибо, что не сказали отцу...
- Тебе сколько лет, Аня?
- Четырнадцать.
- А ты умеешь открывать банки с металлическими крышками?
- Чего там открывать, вы что?
- А вот некоторые взрослые барышни не умеют...
   Не знаю, что побудило меня рассказать ей о случившемся. Безысходная тоска? Тайное желание сочувствия? И это у девчонки, не отягощённой собственными душевными переживаниями, живущей легко и свободно. А вот взрослому человеку не стал бы рассказывать...
- Вы курите?
- Нет. К сожалению...
- На всякий случай спросила. У меня кончились. И денег нет. Приходится вон, окурки... Вы знаете, дядь Женя. Сдаётся мне, что ваша девушка сама умеет открывать эти банки.
- Почему же тогда...
- Да она просто хотела сделать вам приятное. Типа, вы мужчина и всё такое. Как вы не понимаете?
Я удивлённо смотрел на собеседницу. Четырнадцать лет. А как рассудила, разобралась, поняла.  Девочка, не ладившая с математикой. Будущая женщина, уже разбирающаяся в жизни. А со мной что? Великовозрастная глупость, жара или демон всеобъемлющей ревности? Я рванулся вперёд, лихорадочно доставая телефон и отыскивая номер Наташи. Вернулся назад.
- Вот, возьми... на мороженое.
- Тут много.
- Не простудись.

   Прилетевший откуда-то сверху, как будто с небес, ветерок наполнял застоявшийся воздух города исцеляющей свежестью. Жара спадала, и наверняка цветы, стоящие где-то на улице Лавочкина рядом с вишнёвым вареньем, почувствовали себя значительно лучше. Те розы, что по мнению одной цветочницы так восприимчивы к человеческим чувствам.
10 Игры на свежем воздухе
Александр Сапшурик
    Собираясь в деревню, Павел испытывал двоякие чувства. Обнадёживала погода, радовалась поездке жена Люся. Но светлый отпускной настрой омрачала мысль о непростых отношениях с тёщей.
    Взаимная неприязнь родилась прошлым летом, во время первой встречи. Наверное, весь запас любви и уважения к новым родственникам он уже потратил на жену. А тёща - на старшего зятя, посещения которого случались чаще и выглядели солиднее.
    Это с Люсей они тащились от трассы после автобуса с сумками, покрытыми пылью, а иногда и матом. А тот приезжал на новеньких "Жигулях", с нарядно одетой женой и упитанным сыном на заднем сидении. Думая об этом, Павел хмурился и нервно гонял молнию новой, пока ещё чистой дорожной сумки.
  - Будешь так дёргать, истратишь всю свою резвость. Не останется на подсекание окуней,- хохотнула Люська.- А ещё и туалет у мамы на улице далеко, и еда непривычная.

  Он вспомнил, как легко обловила его жена летом на деревенской речке. У него половина рыбин сорвалось тогда с крючка.
    Никогда и нигде так не срывались. Как будто тоже тёщины происки. А как принесло его тогда от молока! А ведь туалет тёща наверняка специально велела построить подальше от дома. Как знала, что ей не понравится зять, а его желудку - свежее деревенское молоко.
  - Поглядим, кто кого обловит в этот раз, - парировал он выпад жены. - Я тогда ещё плохо знал особенности вашей местной фауны.

    Говоря это, он в уме мстительно причислил к фауне и тёщу. Вспомнил, как сидя в деревенской уборной услышал в её сторону упрёк от соседки: "Гляжу я, Ольга, и удивляюсь: старшему зятю ты и своей знаменитой настойки нальёшь и всего наготовишь с утра. А этого видно только молоком угощаешь. Вот и бегает парень..."
   Ответа он тогда не разобрал - тёща наверняка знала где зять, ответила тихо. Знал и он, что по утрам она таскала зятю номер один на веранду яичницу, спеша и обжигаясь сковородкой. А для Павла завтрак не готовила, отсылая к пребывающий в отпускном режиме, заспанной жене.
  - Ты будешь в деревне нормальные завтраки готовить, или опять мне по утрам промывать организм молоком?- приставал он к Люсе, окончательно рискуя отпускным настроением.
- Давай, обсудим меню позже,- подтолкнула жена.- На автобус опаздываем. Придётся такси брать из-за твоих разговоров на кулинарную тему.

   Дорога от шоссе к деревне показалась в этот раз короче. А тёща, вышедшая  встречать, уже не выглядела так зловеще.
  - Здравствуйте, Ольга Николаевна,- как можно вежливее поздоровался он.
- Здравствуй-здравствуй, зятёк,- шутливо поклонилась родственница.

    Сейчас она вела себя приветливее. И обед был что надо - с вином, разноцветными закусками и вполне дружелюбным разговором. Оказалось, это имело своё объяснение. У неё сломался телевизор, а тёща знала, что Павел разбирается.
  - Две недели без сериалов,- сокрушалась она, поглядывая на зятя с надеждой, спрятанной в иронической улыбке.- Вот был жив мой мужик, всё у нас работало...
- Паша починит,- успокоила дочка.
- Не факт, что получится,- возразил Павел, поднимая себе цену.
- А чего?- нахмурилась тёща.
- Запчастей нужных может не оказаться,- пояснила Люся, ловя благодарный взгляд мужа.

   К счастью, запчасти не потребовались. Старый телевизор потрещал, покряхтел и ожил, радостно подмигнув лампочкой на передней панели.
   А вот Паша радовался зря. Утром, как обычно, проснувшись рано, снова не обнаружил ожидаемой награды в виде завтрака. Зато заметил в окне тёщу, задумчивым призраком обходящую в утренней тишине свои огородные владения.
   Издалека она напоминала свою дочь, беззаботно зарывшуюся теперь в одеяла. Такая же чернявая, фигуристая, с причёской хвостиком. В смутной догадке бросился к телевизору. Исправен. И повода обойти с завтраком у тёщи не было. Кроме, вероятно, недостаточности заслуг. Но, если уж оживления любимого телевизора мало...

   Хорошо хоть жена хорошая. Только любит утром поспать. Из-за этого долго приходится ждать завтрак. Правда, это только в выходные. Сам он всегда встаёт рано. А вот готовить не любит и не умеет. По утрам не прочь другим заняться. Но это точно одному не сделать - здесь как никогда нужна женщина. И ведь сегодня так здорово выспался на свежем воздухе...
    Эх! Он расправил плечи и взглянул в висевшее напротив зеркало. Высокий, симпатичный блондин в красивом синем трико подмигнул оттуда. Потом зеркальное отражение нахмурилось и исчезло в направлении умывальника.

                                      * * *
   - Мама, давай истопим баню,- предложила Люся, вытирая с лица липкий пот, смешанный с невидимыми колючками от сухой травы.
- Отчего не истопить?- откликнулась та, словно нарочно с головой забрасывая зятя очередной порцией сена, которое тот старательно утрамбовывал вверху.

   Так под руководством тёщи ими дружно перемещались с луга в пристройку к хлеву душистые хрустящие копны. Затем женщины пошли в огород, а Павел - колоть сваленные возле дровника кругляши дров, случайно оказавшиеся здесь прямо к его отпуску.
    Он с треском разносил на части эти раздобревшие в лесу бочонки, с интересом поглядывая на наклоняющуюся над сорняками Люсю. И жмурился словно кот, представляя  будущие банные процедуры.
  - Тяжело тебе одной,- вздохнула Люся, складывая сорняки на край гряды.- Во всём нужны мужские руки. И скучно, наверное. Ты же молодая ещё.
- Какая я молодая?- возражала мать.- Сорок пять стукнуло.
- Ну, и что? Эх, ягодка ты моя созревшая,- обняла её Люся, стараясь не коснуться руками, испачканными землёй.

   Посмеялись, потом поплакали, вспоминая мужа и отца, погибшего два года назад на охоте. Оценили гору выполотой травы, смеясь сравнили с кучкой Пашиных дров и постановили, что пора заняться баней.
  - Пускай доделывает свою работу,- указала Люся на Павла, - мы и без него баню истопим. Я воды наношу, не будем отвлекать мастера.
- Нет, - возразила тёща, - лучше сама наношу. Там колодец такой опасный. Сосед переделал, и как-то неудобно стало. Я пойду, мне привычнее. А ты печь в бане разожги. Надеюсь, не забыла ещё? Дрова сухие вон там, в дровнике. Только халат надень, испачкаешь свою красивую майку.

    Проходя в ярком мамином халате мимо мужа, устанавливающего на подставку очередной кряж, Люся шутливо виляла бёдрами. Павел, глядя вслед, крякнул от удовольствия и представил, вытирая пот, как будет смывать его в бане в компании шаловливой жены.
    Тёща отправилась за водой. Вернулась, поблёскивая вёдрами на коромысле и вошла в баню, где наткнулась на озадаченную Люся.
  - Не знаю почему, но не получается разжечь,- пожаловалась та.- Давай буду носить воду. Замучилась с этой печкой.
- Ладно. Только поаккуратнее - доски там скользкие, особенно когда мокро. И давай мне этот халат. Он старый, для печки вполне хорош, а по деревне нечего позориться - в таком ходить.

    Поленья стремительно разлетались от могучих ударов. Павел с удовольствием махал топором, наслаждаясь своей ловкостью. Это походило на игру, и она ему вполне нравилась. Вот, почти всё. Остался один кряж - этакий уродец с множеством хитро закрученных сучков, словно нарочно собранных со всего леса на одном условном кубометре древесины.
   Он так увлёкся разборкой с этой природной заморочкой, что забыл обо всём. Прямые и сильные удары топора не приносили успеха. И всё же, удалось найти подход к хитрому и упрямому сопернику. Тот брызнул поленьями и мелкими щепками в разные стороны, а довольный дровосек, подтянув штаны, радостно отправился к жене похвастаться про завершение работы.

   В помещении после улицы было темно, и он не сразу увидел жену, низко склонившуюся к печи. Наверное, баня давно не топилась, или были сыроваты дрова, только печь не желала разгораться. Люся старательно копалась в её чреве, не замечая мужа.
   Даже в выцветшем тёщином халате она выглядела соблазнительно! Кровь у парня, разгорячённого работой и интересной позой жены, быстро прильнула к области чуть пониже резинки трико. А эти штаны так легко и быстро снимаются... Он аккуратно запер дверь, вставив висящий крючок в петлю. Символично!
 
  Секунды хватило, чтобы освободить рвущуюся на волю часть тела. Ещё мгновение ушло на то, чтобы приподнять Люсе халат и запустить руку... "Интересная всё-таки деревенская жизнь. С её возможностью поизучать с молодой женой пока ещё не освоенные любовные игры",- мелькали в голове грешные мысли. В первый момент показалось, что Люся не против поддержать любовную игру. Но вдруг она резко обернулась...

   Он замер в неприличной позе. Перед глазами уже плыли картины скандала, позорного отъезда в город и чуть ли не развода. Только тёща неожиданно улыбнулась, плавно выскользнула из его застывших рук и, промолвив: "Ничего, бывает", спокойно пошла к двери. Освобождая её от запора, взглянула на Пашу, прыснула от смеха и скрылась в доме.

   Через полчаса он, напрягая слух и зрение, осторожно вошёл в дом. Люся вела себя спокойно, и он с удивлением обнаружил, что ей неведомы его приключения с тёщей.
   Утром проснулся в напряжении, всё ещё ожидая последствий от вчерашнего хоть и  нечаянного поступка. Люся сладко добирала отпускную норму сна. Хотелось есть. Тёщи не было видно. Лишь виднелся в прихожей её злополучный старый халат и  неопределённого цвета туфли. Опасаясь с ней встречи, он тихонько прошёл на кухню, в надежде перехватить что-нибудь до завтрака.

   На столе, бережно прикрытая полотенцем, стояла большая сковорода. От неё всё ещё шло тепло. Волнуясь, приподнял крышку. Под ней, истекая сочным прозрачным жиром и сверкая солнцеподобными желтками, томилась яичница из целых пяти яиц. Между островками желтков уютно расположились куски нежного сала, с краснеющими в нём аппетитными мясными прослойками. Рядом стояла запотевшая бутылка с заветным самогоном, настоянным на травах и кедровых орехах.
   Поколебавшись, он решил прямо здесь и сейчас осмыслить сложившуюся ситуацию, а заодно и загадочное поведение тёщи. Откупорив прохладную бутылку с жидкостью приятного янтарного цвета, налил из неё до половины в стоящий рядом стакан и решительно подтянул к себе массивную сковородку.
11 Несостоявшийся полёт в конце апреля
Валерий Слюньков
                     

Случайно, прибираясь на книжных полках, задержался на небольшой книжке. Артур Хейли – «Аэропорт». Перечитал финал, вновь переживая ситуации, выпавшие на долю героев, и вдруг вспомнилось своё, уже далёкое, конечно, много меньшее по масштабу, но реально бывшее со мной и моими товарищами в те, уже далёкие годы…

   
  С высоты, из открытой  кабины  лётчика, далеко видна весенняя, зеленеющая степь, поле аэродрома с серой лентой ВПП вдалеке. Слева в отдалении огромный ангар сборочного цеха авиаремзавода, окуда в середине зимы, в самые лютые морозы  был переведён на ЛИС* завода. Непросто привыкалось к «свежему воздуху», когда на морозе надо было ещё и работать. Но вот… красота! Теплынь долгожданная…

 - Так! Внимания чуть… Кто закончил предполётную, роспись в контрольном листе– Инженер у самолёта, на бетонке доводочной площадки, делая какие-то пометки в толстой книге, «дело ремонта». Хоть и молод, но для нас Николай Николаевич, старший лейтенант, потому как завод военный и инженеры и начальники - офицеры.
 - Николаичь, куда спешим-то?  Неуж летать собрались?                                                                           
Самый заслуженный и старый технарь заводской лётно-испытательной станции, дядя Миша, уставил на начальника удивлённый взгляд и, не дождавшись ответа, продолжил
 - Раньше пятого мая ни разу не летали. Не подсохло ведь. Только с бетона, и – сядем.
 - Всё меняется – инженер, не отрываясь от бумаг – и погода, и… – оглянувшись – начальство.
 - Так что? Что-то знаешь, нам не скажешь?
 - Михаил Николаевич, предполётная подготовка на сколько дней действительна? Правильно. На один. Потому и догадывайтесь…
Тот озабоченно повернулся в сторону грунтовой рулёжки.
 - Ох и накувыркаемся…
Подошёл и расписался в контрольном листе радист Василий, вот и вооружейник Володя прицеливается. Пора и мне - всё проверено, всё пашет. Отключил питание и слез по стремянке.
 - Всё нормально? Точно? – я всё ещё новичок, ко мне особый пригляд - Тогда визу… - Николай Николаевич подставил папку с контрольным листом.         
 - Так! Дежурный у самолёта, остальные в кладовку, шанцы загрузить в АПА*, ждать.   
Палыч! – это к бригадиру, Валентину Павловичу – пойдём, покатаемся на ТЗ*, пути наши пощупаем.

 - Эх, Николаич! Без покатушек ясно! Рано. Завязнем… Кому это не терпится? – Бригадир, не выдержал положенной субординации, с досадой махнул рукой и полез в кабину топливозаправщика, туда же, придерживая бумаги, забрался и инженер.

Набросали в кузов нашей старинной АПА лопаты, ломы… Дядя Миша, подумав, добавил пару коротких досок.
В бытовке - кто за чай, Василий и Владимир за шахматы. Сначала, в дебюте, тихи и сосредоточены, а вот к эндшпилю… «Я тебе шшас королём глаз выткну!», «А ты?... Чего смЫкал?»… бывает, что и разнимать приходится, но быстро отходят, партнёров-то терять нельзя, и садятся за новую партию.

 - Ну, держись, мужики! Инженеры пришли, РП* с ними. – сидевший у окна дядя Миша прокомментировал происходящее у домика ЛИС. – Значит решились… Ох, сыра ещё земля…

 Подошёл топливозаправщик, и мимо двери быстрыми шагами протопал в свой кабинет инженер, а в бытовку вошёл хмурый бригадир.
 - Ну как, Валентин? Как проехались?
 - А то не знаешь, Михал Николаич? Ты лет на двадцать больше моего стоянку топчешь…
 - Так и скажи им! Ты бугор, тебя послушают…
 - Послушают...Инженер говорит, что парторг завода настаивает… первомай, подарок трудовой нужен.
 - Кому подарок?
 - Иди спроси. Скажут Родине, партии, народу…  Люди  к празднику корабль в космос запустили. Слышали? Владимир Комаров вот сейчас летает? «И мы не можем отставать, товарищи!» - Палыч очень похоже изобразил парторга - Ладно попусту… . Сейчас цепляем водило и вперёд. Я кое-какой маршрут присмотрел…  может, прорвёмся.
 
Мы со своей стоянки видели, как уже несколько дней, и, говорят, ночей, утюжила, уплотняла ВПП спецтехника батальона аэродромного обслуживания. А вчера полк, с которым соседствует завод, и полосой которого пользуется, начал свои плановые полёты. Но у них  стоянки рядом с полосой, а нам надо до неё полтора километра. Скоро всё это останется в воспоминаниях, начинается строительство бетонной полосы, а пока…


Палыч, пятясь задом перед тягачём, вывел к месту схода с бетонки и, показав быстрым вращением руки трактористу, что бы врубил на всю, разведёнными руками приказывая следовать за ним. Самолёт сошёл передней стойкой на чуть просевший грунт, вот левое колесо «спрыгнуло», слегка притормозив и развернув самолёт, а вот и второе… . Всё, пошла родная…. Но…

С первых метров правое колесо стало всё глубже проминать перед собой землю, тягач, изнемогая ревущим двигателем, какое-то время тянул… и встал.
 
 - Ничего, мужики! Пару метров… дальше потвёрже, давай шанцы…
Вязкая, тяжеленная земля… и чем глубже, тем более насыщенная влагой… Надо пробить с метр канаву, что бы тягач мог стронуть… В низкой нише шасси, чуть не на коленях, специальными лопатами с короткими черенками, иначе не поместишься. Уже нагрелись, сколько же ещё предстоит такого, до полосы-то…
 - Так, Дима! – это трактористу – сразу на всю дурь… Не раскачивай, а то зароемся. Ну! Поехали…

Трактор взревев, рванул, и самолёт, качнувшись влево-вправо, неспешно… и пошёл… пошёл вперёд вслед за уже бегущим впереди бригадиром. Мы облепили подножки АПА, кто в кузове, отдыхая, ехали следом.

Бригадир вёл наш караван по одному понятному маршруту, и я удивлялся его выносливости, столько бежать; медленно нельзя, загрузнем…. Но вот вырулили на твёрдую полоску заброшенной стоянки на четверти нашего пути, и остановились. Подъехал ТЗ, Николай Николаевич легко спрыгнул с подножки.
 - Ну вот! А вы страхи нагоняли. Едем потихоньку.
 - Да, особенно вашими стараниями – Василий снял кепку, показывая мокрую от пота голову.
 - Кто на что учился – инженер невозмутимо.
 - Да мы со Славой – в мою строну – на землекопов тоже не учились, однако…
 - Вы – бригада ЛИС, ваша работа… и это тоже.

Да, это была тоже наша работа. Наряду с главным: доскональным знанием самолёта, умением разобраться с отказами и неисправностями в подготовке машин к полётам, приходилось прикладывать усилия и, порой, немалые, что бы самолёты оказались на взлётке. Весенне-осенние распутицы, зимние снега, когда его величество план не давал времени дождаться снегоуборочной техники. Куда деваться - издержки профессии.

 - Ладно! Разговоры пустые…. Давайте дальше… Дима, я с тобой в кабине. Только по моим командам… - бригадир полез в кабину трактора.

Мне было трудно понять, по каким приметам вёл бригадир наш караван. Тягач неожиданно поворачивал, что-то объезжая, снова возвращался на прежний курс. Иногда то или другое колесо угрожающе углублялось, махина бомбардировщика начинала поворачивать нос на тормозящую сторону, но тягач добавлял, как сказал бригадир, «дури» и вперёд… вперёд…

Пройдут годы, и битый и опытный техник Вячеслав, который я, также безошибочно будет знать, как и когда нужно делать многое: как вытащить самолёт из трясины распутицы, пробиваться в глубоких снегах, взглядом на небо угадывать без ошибок - есть погода, или можно не торопиться с подготовкой машин. И будет он чувствовать ответственность бригады за результаты работы завода, выполнение плана которым - только после облёта самолётов. Но это будет не скоро. А пока…

…Вот и полоса. ВПП  пустынна и тиха. Полк не летал, но что бы вытащить на неё наш бомбёр, надо было разрешение. Инженер на ТЗ отправился в сторону КПД*, а мы, оглянувшись на «пройденный путь», отмеченный остановками для откапывания завязших колёс, прилегли на тёплую землю. Все крепко устали, а ведь предстоит и «дорога домой». Надо отдохнуть. В наступившей тишине волнами трели невидимых жаворонков. В теплеющем воздухе запахи молодой травы.

 - Где-то там сейчас космонавт Комаров рассекает – Василий, глядя в небо.
 - Эх, ма! Нынче в деревне красота… Коров на первую траву выгоняют, сев идёт. Поле перед тобой неоглядное, грачи стаями… остановишься – в тишине вот так же жаворонки – тракторист Дмитрий, как бы про себя.
 - А чего же уехал-то с деревни? – удивился Василий.
 - Тебе, Вася, не понять. Не жил ты в колхозе…
 - Не жил. Но люди-то живут?
 - Разные, Вась, колхозы... Наша деревня малая, стала неперспективной. Во как. Школу, медпукт убрали. Переезжайте, говорят в другое село. А если и оно тоже...? Вот и решился в город.
- Ну, послушай, Дмитрий… Ведь и в газетах, и по радио рассказывают… наша партия взялась сейчас за село, там уже всё по другому – это партеец дядя Миша. Он твёрдо верит в линию партии и всегда готов на её защиту.
 - Ты, дядь Миш, знаешь тот анекдот. Человек некий хвалится, что у него всего полно. «Вешаю на радио сумку, вечером полна всякой еды». Вот так и про деревню…говорят.
 - Нууу… - затянул дядя Миша – это ты, положим,… это… нутрируешь – он очень любил выражаться культурно, и иногда смешил народ околонаучными выражениями.

Подошёл топливозаправщик, и Николай Николаевич заторопил
 - Так, давай, народ, поторапливайся. Рано устали. Выезжаем на полосу - и я за экипажем. Начали.
Бригадир, который всё это время озабоченно ходил рядом с полосой, сказал, глядя в сторону
 - Стык плохой…. Выжали воду с полосы на край. Места хорошего не нашёл. Думаю – сядем…
 - Так! Думать потом будем. Вы мне страху нагоняли, что и сюда не доедем…
 - Ты, старший лейтенант, думай мало-мало – возмутился неожиданно дядя Миша – не обижайся, но если бы ты рулил, или другой кто – сидели бы уже давно по самые крылышки. Ты ему, бригадиру, спасибо скажи.
 - Каждый, Михаил Николаевич, на своём месте…
 - Ладно…. Начнём. Дима! С меня глаз не своди – бригадир вышел перед тягачём.

Эх! Как близка была удача…. Самолёт легко вышел передними дутиками на ВПП, вот левое колесо, чуть просев, тоже на полосе, но правое, перед самой кромкой сразу и резко ушло в грунт, упершись в край прикатанной полосы. Самолёт развернуло, тягач встал.
 - Ну что задумались? Лопаты давай – засуетился инженер.
 - Чего копать-то будем? Край полосы. Она сейчас крепче бетона прикатана… Да и кто разрешит, это уже взлётка…
 - Так что? Безвыходно что ли? Так не бывает
 - Сейчас будет нам выход, газик вон от КДП идёт – углядел дядя Миша.

Машина остановилась чуть в стороне, и вышедший из неё военный, громко позвал.
 - Старший лейтенант!
Инженер быстро подошёл к нему, козырнув. О чём они говорили было неслышно. Затем машина, круто заложив вираж, увезла начальника в сторону КДП. А старлей, чуть не бегом, к нам.
 - Всё, мужики… отлетали. Запрет пришёл полётам, где-то, какое-то ЧП, похоже. Сам командир полка подъезжал. Срочно надо полосу освободить, перекрыли мы её, а аэродром нужен для каких-то дел срочных. Сейчас будут борта садиться. А у нас крыло чуть не до середины. Назад надо как-то.

Бригадир, молча, начал ходить вокруг самолёта, что-то явно обдумывая. Потом подошёл к нам, и видно было, что у него есть какое-то решение.
 - Николаичь, назад нельзя. Пару раз дёрнем, и колесо провалиться совсем.
 - Что предлагаем? Вперёд – взлётка, назад – сядем. Что? Безвыходно, что ли?
 - Есть выход. Давай лопаты… Но рыть канаву, куда покажу.
Ну что ж! Мы с новыми силами заработали лопатами. Но пробиваемая нами колея подходила не к переду колеса, а…к его середине
 - Не понимаю, Палыч? Ты куда тащить собрался? В бок, что ли?
 - Есть задумка. Должно получиться…
 - Ну... просвети..
 - Мы сейчас ещё покопаем, а ты, Николай Николаевич, езжай за экипажем, хотя бы одного командира вези. На движках вырвем.
 - Как? В бок?.
 - Слушай. Самолёт на тормозах. Двигатели на взлётный, резко отпускается левый тормоз. Самолёт крутанёт, и когда правое сравняется с нашей канавой, снова левый тормоз. Понимаешь, двадцать тонн резко остановишь слева - толчёк на право, а движки-то на всю… и выскочит…должно получиться.
 - Ничего не понял…
 - Николаич! Время… командира вези. Он поймёт.
 - Да не поймёт! Не захочет! Экипаж прикомандированный, я того пилотягу немного знаю. Законник. На фокусы, а это точно фокус, не пойдёт.

Мы и не заметили, как снова подъехал газик командира полка, на этот раз вплотную к самолёту. Грузный полковник выбрался из машины.
 - Здравствуйте, ребята – обведя всех спокойным взглядом, мы вразнобой ответили, он подошёл к загрузшему колесу.
 - Как понимаю - ничего не получается, товарищи профсоюз?
 - Сейчас будем пробовать, товарищ полковник. Так, давайте – это нам - ещё подкопайте…
 - Сам-то веришь, старший лейтенант? Ладно, пока не суетись…
Полковник отошёл к своей машине и взял, протянутую водителем, телефонную трубку.
 - Срочно, батальон.. На полосу С -100 бульдозер, и грейдер. Троса подлиннее захватите. Как можно быстрее.

 - Товарищ полковник, такими машинами мы угробим самолёт, шасси вырвем.
 - Это бригадир, товарищ полковник. – подсказал инженер.
Полковник внимательно посмотрел на Валентина Павловича.
 - Жалко самолёт?
 - Здесь работы много вложено…  Зарплата людям. И самолёт жалко.
 - И мне жаль. Может на этом летать приходилось. Но дело серьёзное, государственное. Срочно летят       специалисты… Куда и зачем?  Сказать не могу. Сажать их негде, весна, грунт готов только у нас. Потому… Воякам не объясняют, они – под козырёк. А вам можно и… нужно. И будем стараться, что бы поаккуратнее. Подъеду к буксировке.

Газик резво взял с места. Мы озадаченно смотрели на приговорённый самолёт. Только что это была плановая единица, за облёт заводу начислили бы зарплату, машина, на которую затрачено много человеческих усилий и…
 - Вот тебе и подарок к первомаю… - Дядя Миша, сдвинув на лоб старинную форменную фуражку, чесал затылок.
 - Николай Николаевич! Что я предлагал - всё ты понял. Такое дело – ты ничего не знаешь, уезжал по делам, а я…  вырулю машину.
 - Да ты что, Валентин Павлович? А если тебя вынесет куда? Недалеко, вон, резервная стоянка, да и… Под суд хочешь? Или, думаешь, я буду крайний? – Николай Николаевич с возмущённым удивлением. – Так, я сейчас и, правда, уеду - надо доложиться командирам. И уеду на АПА, что бы ты, авантюрист, не запустил движки…

Бригадир вплотную подошёл ко мне, и, глядя вслед удаляющейся машине, вполголоса спросил
 - Слав, аккумуляторы у нас нормальные?
 - Конечно, Валентин Павлович. Только с зарядной.
Палыч отошёл к самолёту, посмотрел, как дядя Миша укладывал перед колесом привезённые доски, потом снова что-то вымерял шагами… И, явно решившись…   
 - Слав! В штурманскую… как запущу левый, включишь генератор, от него правый запустим. Всем повнимательнее!  Трактор, ТЗ подальше, вон туда, в сторону, и сами… подальше.

Мне два раза не надо, запрыгнул в кабину, защёлкал автоматами защиты, включая нужное на запуск. Волнение, которое напрасно пытался скрыть бригадир, передалось всем, и мне тоже.
 - Слава! Там покрепче… держись. Мотанёт сильно. Люк закрывай, мешает смотреть.
Пошла раскрутка левого, медленно и как бы нехотя, но вот мягкий хлопок вспышки керосина – ещё секунды и… запущен двигатель. Включил генератор. Правый легко вышел на номинал. Вот пошли, пошли обороты. Масимал. Самолёт весь, как живое нетерпение, задрожал, и, как перед прыжком,  присел на переднюю стойку. Ну…!

Машина буквально прыгнула, рванувшись по кругу, удар тормоза, меня кинуло к борту кабины, тут же толчок, резко прижало к спинке сиденья и… в штурманском стекле увидел бегущую навстречу зелёную траву….

Валентин Павлович остановил самолёт на той, старой полоске заброшенной стоянки, на которой останавливались на пути к полосе. Открыв штурманский люк, я глянул через лобовое бронестекло в кабину лётчика и не утерпел, тоже засмеялся. Палыч, наш невозмутимый и сдержанный Палыч, с видимой и неудержимой радостью стучал кулаком по колонке штурвала.

Подъехала, набившись в кабину и на подножках ТЗ, бригада, примчался на АПА инженер, одновременно и довольный и растерянный.
 - За самоуправство ответите, Валентин Павлович! За нарушение приказа…
 - Какого приказа?
 - Я приказывал не запускать!
 - Николай Николаевич. Вы не приказывали запускать. Вы уехали, а я… понимаете?
 - На себя всё берёшь? Ничего не боишься?
 - Боюсь, Николаич, да делать-то чего было?
 - Ну-ну, безумству смелых… как там… поём мы песни

Мимо нас проследовали в сторону полосы огромный бульдозер и грейдер, за последним, извиваясь по земле, волочился толстенный трос. А от полосы в нашу сторону мчался знакомый командирский газик.
Полковник, явно стараясь сдерживаться, подошёл к самолёту.
 - И кто же такой герой? Старший лейтенант! Вы командовали?
 - Бригадир ЛИС, товарищ полковник. Самовольно….Валентин Павлович! Подойдите…
 - Павлович… Вы… понимаете, что это нарушение? Тяжёлое… даже преступление? Не умея, берётесь за такое…. А если бы не вырулил? Самолёты  на резервной стоянке, она рядом, собрал бы в кучу?
 - Не собрал бы, товарищ полковник. И обучен я. Полетать не успел, а рулить обучен. С половины второго курса лётки… по сокращению армии
 - Вот как! Что ж… это уже лучше. Но….
Полковник, успокаиваясь, прошёлся около самолёта.
 - Ладно! Разборки ваши профсоюзные….Сами. А от меня…. Большое дело, государственное… сделал. Борта уже на подходе. Но… однако – махнул рукой, и крепко пожал Палычу руку. – Спасибо, Валентин Павлович!

Пока буксировали невезучую машину на стоянку, видели, как сели один за другим два транспортника, следом невдалеке три вертолёта. Видно было, как люди из самолётов быстро переходили и исчезали внутри вертолётов, которые тут же, один за другим, взлетали.

По дороге домой, водитель нашей развозки, притормозил, и, повернувшись к нам..
  - Слушайте!
...прибавил громкость приёмника.

Так мы узнали, что в трёх сотнях километрах от нас несколько часов назад в разбившемся космическом корабле погиб лётчик-космонавт Владимир Комаров. Дальше до самого города ехали в непривычном, тяжёлом и печальном молчании.

Дело о несанкционированном рулении, заведённое, было, дознавателем, потихоньку затихло. Награды, конечно, Валентин Павлович тоже не получил. Да в них ли дело? Вот таким запомнился нам день двадцать четвёртого апреля уже далёкого шестьдесят  седьмого….
 
  ЛИС* - Лётно-испытательные станции авиазаводов.
  АПА* - Аэродромный эл.питающий агрегат, на шасси автомобиля.
   ТЗ* - топливозаправщик
   РП* - руководитель полётов
  КДП* - командно-диспетчерский пункт
12 Молекула счастья
Тимофей Зубцов
        Задумавшись, Андрей безразлично смотрел в окно. Дождь не унимался с самого утра, отчего настроение было скверным и тоскливым. На дворе вечер, все дела были закончены, пора было закругляться и идти домой.
        Мыслями оставаясь где-то далеко, он тихо произнес:
        - Наташка, ты счастливая?

        Нужен ли ему ответ или он и так его знает, с ходу было и не понять. Скорее, вопрос вырвался сам собой, как дополнение к стуку капель по жестяному отливу окна.

        Молодая лаборантка, что-то увлеченно рассматривавшая в микроскоп, отодвинулась от стола и сняла очки.
        - Ты это на каком уровне: духовном или физиологическом? Вопрос лирика или биолога?
        Как будто очнувшись, Андрей закрыл толстую тетрадь.
        - А есть разница? Знаешь, у тебя в последнее время появилась замечательная черта: отвечать вопросом на вопрос. Твое счастье, что я не академик и даже не доктор, который может иногда ругнуться, а всего-навсего аспирант. С протертыми штанами и тишиной в карманах… Кстати, у тебя как, еще не пропало чувство сострадания  к ближнему?
        - Если в долг, то у меня все расписано до конца месяца. Могу пригласить на блинчики. Пресные, без никого. Как говорила моя мама, «с таком».
        - Без никого, так без никого. Я всегда готов.

        *****

        Ему у Наташки нравилось. Конечно, нравилась и сама Наташка, но уговор есть уговор: дружба и на этом точка.
        - Так почему спросил? Изобрел формулу любви?
        - Ну, Калиостро из меня никакой, иначе я давно бы подсыпал тебе чего-нибудь. Вот в сахарницу, к примеру. А вот в долг у тебя взять, да что там у тебя, у кого угодно – вот это запросто. Зря смотришь так недоверчиво. Я хоть и без научных регалий, а в биологии все же кое-чего понимаю. Тут и нужды нет щеки раздувать.

        Андрей отличался одной мелочью, которой обзавелся еще в студенческие годы. Все, кто его знал, могли с закрытыми глазами найти ключик к его голове: просто накормить. Вот и сейчас, уплетая Наташкины блины, он охотно вываливал свои знания:

        -  Вот что, по твоему, есть человек? Просто куча молекул. Из общего количества, примерно от трех до четырех килограмм – это кости. Две трети от общего количества человеческого тела – вода, это если не считать, что и в костях половина воды. Все остальное органические соединения, такое непрерывное взаимодействие молекул. И есть в этом непрерывно бурлящем котле один гормон под названием окситоцин.
        - Окситоцин?
        - Да. Не забивай голову, станешь мамашей – узнаешь. Самое интересное, так это то, как его нашли. Одни ученый наблюдал за крысами, в природе. Одна часть наблюдаемых жила под горой, вторая – на горе. Поставь рядом – в жизнь не отличишь, кто откуда. Те, что жили внизу, были образцом для многих представителей рода человеческого. Партнер – один на всю жизнь, детенышей растят вместе, а уж какое внимание и забота к своему партнеру, хоть книжки пиши о дружной семье. А вот на горе сплошная стыдоба. Такое, что и говорить не хочется: все со всеми, детей побоку, а уж о внимании и привязанности и говорить нечего.

        Заворачивая блинчик, Андрей пару раз причмокнул, изобразил чего-то наподобие комплимента и продолжил:
        - Оказалось, что все дело в том самом гормоне. Нет, ты только представь: какая-то молекула и все. Ну чего ты смеешься? Пороешься потом в Википедии. Оказалось, что в этом окситоцине есть одно замечательное применение. Однажды его дали одной группе студентов. Разумеется, вторая группа осталась в первозданном состоянии. Так вот, когда вторые попросили у первых в долг, те не раздумывая дали.

        Сидя у пустой тарелки, Андрей чувствовал, что жизнь не такая уж и унылая штука.
        - Да, вот так. А ты все сердишься, что за посуду тебя ругаю. Молекула, понимаешь – молекула! - и совсем другой человек. Стоит какой-нибудь прилипнуть на стенку пробирки и все. Поэтому чистота и порядок в лаборатории - залог искренности отношений, без всяких там шуры-муры.
        Подумав немного, он добавил:
        - А ты знаешь, ничего, даже когда без никого. Мне понравилось.

        Одев куртку, он все топтался в прихожей, не решаясь сказать обычное пока-пока.
        - Слушай, так их чего, ну тех, что на горе, такими этот ученый и оставил?
        - А смысл чего-то менять? Если родился с одной водой и костями, таблетка не поможет. Можно только подправить, добавить того, на чем природа пожадничала. Все, что нужно человеку для счастья – вокруг него. Хочешь быть счастливой – будь ей, лишь только посмотри вокруг. Ну ладно, до завтра...
       
        *****

        Закрыв за Андреем дверь, Наталья на автомате убрала со стола. Как-то сам собой взгляд задержался на сахарнице. Открыв крышку, она пару раз понюхала содержимое, перемешивая пальцем песок. Стоя у открытого мусорного ведра, она так и не могла решить: высыпать или нет. Простояв так пару минут, она сказала сама себе:
        - Ненормальная. Это же Андрей…
13 К былым возлюбленным возврата нет
Иван Власов
 
Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты —
                как домик убранный,
где они жили немного лет…

Не возвращайся ко мне, возлюбленный,
былых возлюбленных на свете нет,
две изумительные изюминки,
хоть и расправятся тебе в ответ...

Не покидайте своих возлюбленных.
Былых возлюбленных на свете нет...
Вознесенский


Надя поцеловала его первая. Отстранилась, заглянула в глаза. Вновь слились в поцелуе. Забытые ощущения – расплескавшаяся о него женская плоть.
Руки Сергея соскользнули к ее бедрам, что это с ним? Не стоило столько пить, но остановиться был не в состоянии...
Почувствовав это, выдохнула:
– Наконец… снизошел. Не прошло и тридцати лет.
– Неужели тридцать?
– Если быть точным, тридцать один год и два месяца.
– Как летит время, что ж, годы почти не зацепили тебя, скорее пошли на пользу. Не узнать – красавица.
– Разглядел, а тогда не замечал, потому как была я для тебя гадким утенком.
– Не замечал? А как мы целовались на берегу моря – забыла?
– Ты и это помнишь? Меня ноги не держали, а для тебя – забава, развлечение. Сегодня вот целуемся во второй раз. В третий соизволишь через следующие тридцать лет? А хоть помнишь, из-за чего затеял со мной игру в любовь?
– Нет, помню лишь как целовались. Ты была как тростиночка – тоненькая, гибкая. Совсем еще дитя, не то, что сейчас.
– Не дитя, мне было уже почти восемнадцать. А стал целоваться со мной ты из-за ссоры с Инной, чтобы насолить ей.
– Даа… Инна… Инночка. Сколько лет прошло после ее смерти?
– Тридцать.
– Не могу забыть. Разругались из-за какой-то мелочи. Что на нее нашло? Если б я только знал, мог предвидеть. Оскорбилась. Уехала на мотоцикле с этим… не помню, как его… да еще без шлема. Что и кому доказала?
– Дима, его звали Дима. Чуть не загремел, родители отмазали, сам-то был в шлеме… А хочешь, я признаюсь тебе, скорее, себе в ужасном? Только сейчас это поняла. Я тогда не слишком опечалилась ее смертью, а ведь она была моей подругой! Когда после похорон ты остался у могилы, как же мне хотелось взять тебя за руку и увести от нее умершей к себе – живой! Но ты был безутешен…
Потом только и делала, что ждала. Не дождалась. Выскочила замуж. Назло тебе. Теперь понимаю – нельзя такое делать, уж больно результат плачевный.
– Долго ждала?
– Долго. Надо же, встретились на похоронах ее сына! А ведь ты собирался его усыновить. Теперь вот похоронили.
– Даа… славный был мальчуган.
– Ты знаешь, я не сразу тебе позвонила, узнав о его смерти. Не решалась, да и не верила, что отыщу. Повезло, твой домашний телефон не изменился. Не жалеешь, что пришел?
– Нет, что ты. А отчего Саша умер?
– Точно не знаю, что-то, связанное с сердцем (сердечная недостаточность?), месяц не дожил до возраста Христа.
– У него есть семья, дети?
– Был женат, кажется, есть и дети, на похоронах никого из них не было, лишь какая-то молодица в черном, не иначе, нынешняя его женщина.
– А где сейчас родители Инны? На похоронах их почему-то не увидел.
– Где им быть, на кладбище. Умерли один за другим в течение месяца. Лет десять назад. Я не была на похоронах, находилась далеко. Жаль, могли бы с тобой встретиться еще тогда.
– Почему-то не жаловали они меня, считали, наверное, что гибель Инны как-то связана с нашими с ней отношениями. Старался не встречаться с ними у могилы, когда замечал, дожидался, пока уйдут. Мои цветы не успевали завянуть, убирались до срока.
Потом женился, появились дети, все реже заходил, затем вовсе перестал.
А лет восемь тому назад вдруг решил навестить ее, пожаловаться на свою несостоявшуюся жизнь, пожурить за это, да не нашел. Два часа искал могилу – как сквозь землю провалилась. Вдруг среди наваленного мусора на покосившейся плите углядел фотографию. С нее мне улыбалась Инна – обрадовалась. Видать, никто к ней не ходит, забыли. Разгреб мусор, плиту выровнял. Изредка наведываюсь теперь, когда совсем уж невмоготу. 

…Сергей и Надя сидели на кухне, пили коньяк. После похорон на поминки не пошли – никого там не знали. Надя пригласила Сергея к себе, помянуть Сашу, Инну, всю ее ушедшую семью, вспомнить те времена, когда оба были молоды, когда он любил Инну, она – его. И так ему захотелось возвратиться в молодые их годы! Надя – единственный оставшийся свидетель, лучшего проводника в то счастливое далёко не сыскать.
Она потихоньку подливала ему, зная – другой случай может и не подвернуться. Не ждать же еще тридцать лет! Единственно, что смущало – повод выбран не самый удачный.
 После каждой выпитой рюмки Надя казалась Сергею все более соблазнительной. А ведь ей недалеко до пятидесяти! Трудно поверить. Лицо почти без морщин, а тело!.. Время почему-то благосклонно к ней, чего, увы, не скажешь о нем.
Он не мог не замечать, как поглядывает на него Надя. Располнел, облысел, обрюзг, а ведь любит. Любит до сих пор.

Полы ее халата неспешно поползли в стороны, как занавес в театре. Что ж, реквизиты на месте, свет притушен, пора приступать – зритель уж заждался. Сергей не стал испытывать терпение – вжался губами, лицом в податливую полноту груди…
 
А вот и первый зритель. Послышался скрип отворяемой двери, в кухню вошло существо мужского пола в халате, нога его волоклась вслед за ним. В руках кастрюля с ручкой и кулек с крупой. Вошедший провел безразличным взглядом по забывшей о стыде парочке, больше заинтересовался  накрытым столом.
Зажег спичку, над конфоркой появился синий огонек. Сергей рассмотрел, наконец, пришельца. Узнал, ну, конечно же, Егор – муж Нади. Тот налил воду в ковш, поставил на огонь, промыл рис, всыпал. На них внимания не обращал, занятый приготовлением еды.
Сергей не стал здороваться – странно бы это выглядело!
Оставив кастрюлю на огне, Егор вышел.

Не скрывая недовольства, Надя запахнула халат, подлила коньяк в рюмки, бросила в сердцах:
– Принесла нелегкая! Давай выпьем!
– Почему ты не сказала, что не одна, что он здесь?
– А куда мне его девать? Не беспокойся, мы давно уже не муж и жена.
– Тогда почему вместе?
– Год назад у него случился инсульт, к тому времени мы уже были в разводе. Врачи не давали шансов. К сожалению, ошиблись. Полгода лежмя пролежал, пришлось даже сиделку нанимать, хоть и накладно – не самой же утку подкладывать, мыть его! Живучий оказался. Плохо говорит, но, слава богу, обслужить себя еще в состоянии.
– И чего ты ждешь?
– Жду, когда помрет. Не выгонять же на улицу! Можно бы разменяться, да жаль терять такую квартиру. К тому же, дочь не дает мне его спровадить, навещает, готовит ему, стирает. Сама же ютится с мужем и ребенком в однокомнатной квартире.
– Ты так спокойно говоришь об этом.
– Не бери в голову, он абсолютно безобидный – нам не помеха.
Сергей поднялся, подошел к окну. Шум улицы пробивался сквозь стекла. Там бурлила жизнь, зажглись фонари, сновали люди, машины. Здесь она остановилась. Нет, потекла вспять…
Надя подошла сзади, обняла, вжалась грудью. Развернула к себе. Глаза ее затягивали в сумрачные глубины, суля мучительно-сладостные минуты…
Стала целовать настойчиво, с надрывом. Сопротивляться не имело смысла, ведь чего хочет женщина…
Оторвалась от него:
– Я – в ванную комнату, ты – после меня. Не закрывайся, загляну к тебе.

Сергей подсел к столу, плеснул в бокал золотистую жидкость, выпил залпом, запивая  нелепость, дикость происходящего. Как-то не по-людски все это: любовь после похорон, ожидание, когда помрет… освободится квартира… не такова ли перспектива и у него?
Закурил.
Раскатал губу! Жена, любовница. Жена, правда, – давно уже не жена, оттого и не чувствовал угрызений совести.
Некстати вспомнил Инну. Давно не делал этого. Перед глазами предстали ее глаза: огромные, исполненные укора…
 
Почему-то в памяти всплыла их первая поездка на море. Ребенка тогда она оставила с матерью. Предсвадебное путешествие – так назвала она этот их вояж. Без особого комфорта, без кухни, туалет и вода – во дворе, горячей воды и вовсе не было. Но счастливее он не чувствовал себя более никогда. Так нет же, все сомневался, не торопился с предложением – с довеском ведь брал. Позови ее тогда замуж, была бы жива и сегодня, да и его жизнь сложилась бы иначе.
– Прости, – шептал, – почему, ну почему?
Нет, не похвалила бы она  его. Ему казалось, что сейчас он изменял ей, ее памяти, да время еще нашел – на поминках сына…

Скрип двери оторвал его от невеселых мыслей.
Глянул на вошедшего. Тот прошкандыбал к плите, скользнув жадным взглядом по бутербродам с икрой, осетрине, фруктам, бутылкам с напитками. Отвернулся, переложил кашу из кастрюли в тарелку, сел в уголке у плиты, и, присыпав клейкое варево солью, стал есть.

 Господи прости! Ну и поминки!
Два соперника сидят на кухне. Один отрывается за столом, ломящимся от изысканных блюд. Когда же насытится, опрокинет на постель женщину своего соперника и станет ее громко любить, другой, уже не соперник, ему что остается – утешиться кашей на воде.

Сергей встал, подошел к выведенному за скобки супругу, поднявшему на него водянистые слезящиеся глаза, и широким жестом пригласил разделить с ним поминальную трапезу. У того загорелись глаза, жалкая улыбка скривила рот, стал подниматься. Опомнился, покачал головой, отвернулся к остывшей каше, принялся ковырять ее ложкой.

Его же соперник постоял в раздумье, как путник на распутье. Набросил на плечи плащ и вышел вон, стараясь не хлопнуть дверью…
14 Воительница
Иван Власов
…Обречена на одиночество!
Безысходность пронзительным криком ночной птицы разорвала сон. Ангел сна еще с ней, но уже не в силах защитить.
 Ей жутко – это состояние между сном и реальностью. А ведь ее считают сильной, волевой, независимой. Но это маска, игра. Вся ее жизнь – игра. Позади череда плохо или вовсе не сыгранных ролей: дочери, любовницы, жены, матери. Роли не задались, да и окружающие ведут себя так, словно и они не выучили роли…
Стоп, довольно! Она – потомок амазонок, вот главная и основная ее роль!
А воительницам неведомы муки и страдания, уж тем более от одиночества!
Почему она определила себя амазонкой? Не знала и сама.

Родители из любви к Пушкину нарекли ее Людмилой. Руслан же, по-видимому, так и остался в прошлом – в “преданьях старины глубокой”.
Ошиблись родители с именем. Красивой ее нельзя было назвать и в молодости, не погрешив перед истиной.
Мужской взгляд редко задерживался на ее лице – покатый лоб, орлиный нос грозно возвышался над тоненькими полосками губ, близко посаженные глаза ее слегка косили, разбегались в стороны, огибая собеседника, оставляя его в оптической тени и неведении – с ним ли общаются?
Ниже – недлинная шея и узкий торс с едва наметившимися округлостями грудей. Чаще всего на этом осмотр завершался, взгляд устало и недовольно уходил в сторону.
А напрасно!
Не слишком постаравшись с верхней частью ее тела, природа со всей щедростью отыгралась на нижней, туго полня одежды. В контрасте с тонкой талией это впечатляло.
В молодости Людмила с успехом использовала испытанный прием – оскорблено оборачивалась задом к разочаровавшемуся в ней мужчине, придав своим движениям и позе небрежное безразличие. Результат не заставлял себя ждать – мужчина находил ее уже много привлекательней, убеждая в загадочности лица, изящности орлиного носа и пикантности раскосых глаз.
– Они (мужчины) все и вся определяют и делают через ж…, – говаривала она.
Не осталась в старых девах – это ль удел амазонок?
Поздновато, правда, решилась.
В отличие от других влюбленных глупышек тщательно подготовилась к знаменательному событию. И все же не без трепета доверилась ею же назначенному эскулапу.
Бедняга так торопился! А когда разобрался – всполошился, запричитал, да поздно – не склеить! Она же расхохоталась – и это называют любовью?
Успокоила:
– Не беспокойся, под венец не потащу!..
И ощутила глубокое разочарование – до боли, до крови.
И прозрела…
Всякая любовь – добровольная слепота. Находишь объект – этакое убожество, а ты наделяешь его несуществующими достоинствами, сооружаешь нимб над головой, устанавливаешь на пьедестал.
И насколько унизительно осознание, что ты не единственная. Да, сейчас он с тобой, движимый бездумностью инстинкта. В мечтах же, в воображении – с другой, более совершенной. И если с той “обломится”, тотчас перекинется на нее. 
А ты продолжаешь эти нелепые игры, вступаешь в конкурентную борьбу. И совсем уже выпотрошенная, обретаешь, наконец, способность различать…
Посему никогда не плакала из-за мужчин. Всегда была готова к небрежности, невнимательности, подвоху, предательству.
Не была нежной, мягкой, ласкать мужчину считала дурным тоном, получая соответствующий отклик, и как результат – неудовлетворенность плоти. Это и не представлялось ей столь уж необходимым, к тому же Создатель, создав мужчину по образу и подобию своему, предоставил сильному полу очевидные преференции, а с женщиной обошелся безответственно, разбросав чувственные местечки по ее телу, как попало. Это требовало от мужчин дополнительных знаний и усилий, чем они никогда себя не утруждали.

Подруги Людмилы одна за другой выходили замуж, рожали детей, жили семейной жизнью.
Кем-то сказано:
– Брак для женщины – это узаконенный обмен интимных услуг на детей и достаток.
Это ее не устраивало, ей претила всякая зависимость от мужчины, где женщине отводилась строго обозначенная роль.
Появлялись и у нее претенденты на руку и сердце, на самом деле лелеющие тайные помыслы нарушить девственную чистоту своего паспорта вожделенным отпечатком прописки. Обнаружив же, что она не торопится с оформлением отношений, вскоре теряли к ней интерес и однажды пропадали в предрассветной дымке, не оставляя надежды отыскать доверчивую дурочку, у которой неодолимое желание выйти замуж отбирало остатки разума.
Мечтала о ребенке, но рожать без мужа не рискнула, все же отличаясь в этом от амазонок, которые и использовали-то мужчин (пленников) исключительно с целью продолжения рода.
…В ту далекую пору воинствующие девы, исполненные благочестия, передавали пленников друг другу, делясь их скупым семенем, хоть и неохотно, но в строгом соответствии с установленной очередностью, не страшась при этом многочисленных родственных связей – не чета нынешним женщинам! И когда для истощенных сеятелей жизни смерть представлялась желанным избавлением, великодушно уступали этой их прихоти…
Впрочем, однажды Людмила все же решилась, уж больно хорош был – стройный голубоглазый, жениться, правда, не обещал.
Не доносила, несговорчивой оказалась девочка, не захотела рождаться без штампа в паспорте…

При всей своей не очевидной привлекательности наша героиня не испытывала недостатка в мужчинах. Чаще всего ее связи завершались еще на стадии знакомства. Знакомилась же она весьма своеобразно, обращая знакомство в игру, называемую ею самой “искушение ж… ” и затеваемую, когда на нее вдруг накатывало. 
Почему столь незатейливо? Чем могла, тем и искушала, кстати, небезуспешно. Непреложным атрибутом игры являлась облегающая бедра эластичная одежда из легкого материала – брюки, лучше юбка или платье.
Далее оставалось найти заинтересовавшего ее мужчину. “Случайно” оказывалась впереди него и… “отпускала” ягодицы. Если мужчина долго не обгонял, значит “запал”, но она знала – едва он ее нагонит, изменив ракурс обзора, его ждет разочарование. У большинства из вступивших в игру разочарование было достаточным, чтобы потерять к ней интерес. Те же, кто все-таки приступал к общению, торопились, к сожалению, не столько познакомиться собственно с ней, сколько с участвующей в игре ее частью…
С годами это все реже срабатывало и удавалось лишь с теми, для кого привлекательность женщины “понижена”…
Она стала полнеть, и как это происходит со многими женщинами, не там, где следовало – раздалась в бедрах и без того впечатляющих.
По мере необратимых изменений плоти, Людмила все чаще полагалась на мужчин, для кого ее душевные качества были важнее прочих. Ухажеры ничего не имели против, но душу предпочитали явно и выпукло обозначенную…
 
Демография нанесла сокрушительный удар по востребованности женщин, и наступил момент, когда на свободу, время и плоть нашей героини перестали покушаться.
“Вот и все!” – сказала она своему отражению в зеркале фразу, некогда увиденную на кладбищенском памятнике.
Впрочем, смирилась не сразу. И не раз еще вступала в единоборство с мужской прихотливостью, запуская походку “гулящей”.
Нелепо устроен мир. Короток женский век, нередко ограничен лишь четвертью жизни. В двадцать лет – привлекательна, в сорок – мужчины уже морду воротят.
Женщину нередко сравнивают с кошкой – действительно, много общего. Но как жаль, что они, как кошки, не укрыты красивой густой шерстью! Тогда невозможно было бы с легкостью обозначить их возраст, не требовался бы крем от морщин, а целлюлит и складки на животе еще с утра не пугали бы зеркало…

В последнее время Людмила стала частой гостьей стоматологических и гинекологических кабинетов, и если в первом случае требовались лишь деньги, то во втором…
 – Насколько регулярен у вас секс? – не без подвоха спросил врач у нее, распятой на кресле.
Неопределенно махнула рукой. Не могла же она признаться, что не имела его уже достаточно давно, и не слишком удивится, если “там” он обнаружит паутину.
И тут врач порекомендовал:
– Если хотите поскорее выйти из женских болячек, не отвергайте сексуального общения с мужчинами.
Это ее просто взбесило:
– Прямо сейчас? В девять утра? Я готова! И где эти страждущие?
Пожал плечами, мол, его дело лечить, ее – лечиться…

Время не знает удержу, чего нельзя было сказать о карьере Людмилы. Начала она младшим библиотекарем. К пятидесяти годам дослужилась лишь до заведующей библиотеки. О большем не мечтала – к чему? Женский коллектив. Воевать не с кем, сражаться же с бабами – последнее дело.
На мужчин стала смотреть с равнодушным безразличием и пользовала их разве что в качестве грузчиков, сантехников, ремонтников.
Поменялась она и к себе – небрежно подкрашивалась, реже красила волосы, стала неприхотлива к одежде, наплевала на фигуру, не ограничивая себя в еде.

…По мере того, как ее подруги разводились, возвращаясь к своему первоначальному незамужнему статусу, их встречи стали чаще.
Как-то они, дружившие вчетвером еще с институтских времен, впервые за много лет собрались вместе. Отмечали в ресторане полувековой юбилей одной из них.
Все незамужние, трое разведенных и она, что никогда не была связана узами Гименея. Она слыла дурнушкой среди них. Со временем все уравнялись – красивые растеряли привлекательность, ей же терять было нечего.
Пили за именинницу, ее детей и недавно появившегося внука, ну и, конечно же, за любовь, которой хоть и не были обделены, не переставали желать. Стали поглядывать по сторонам – и где там страждущие?..
Дождались!
Зазвучала музыка, к их столику направился невысокий подтянутый седовласый мужчина – в самый раз!
Какими бы подругами не были женщины, они всегда соперницы, когда дело касается выбора между ними. Встрепенулись, выгнули спинки, втянули животы. Следуя сложившейся традиции, она (некрасивая) уступила и на сей раз.
Ну и кто та счастливица?
Каково же было изумление трех прекрасных в прошлом дам, когда мужчина остановил свой выбор на дурнушке!
Так еще и кочевряжится!
Наконец, Людмила трудно оторвала свой пышный зад от стула и нехотя понесла его к центру зала – ей действительно не очень хотелось танцевать, да еще с таким крохой.
На каблуках она была заметно выше и крупнее своего кавалера и со стороны казалась роскошной мухой, вокруг которой мельтешил комарик, не веря в свалившееся на него счастье…
И в следующий раз он не изменил своему выбору, чем окончательно вывел ее подруг из себя.
Стали расходиться, партнер по танцам навязался в провожатые.
У подъезда вопросительно глянул.
Не стала обнадеживать, единственно, чего ему удалось добиться – выспросить номер ее телефона.
Через неделю позвонил.
Так начался еще один ее роман.
Хорошо немолод, невысок, сед и потрепан, он легко и быстро проникся ею, но не торопился проникнуть и, слава богу! Такое ее вполне устраивало – она и не мыслила уже, что когда-либо разденется перед мужчиной.
Так нет же! Какой-никакой – мужчина все-таки!
Сидели, вначале в кафе, затем, у нее на кухне, наконец, в сумерках спальни, дабы не так были заметны значительность ее низа и незначительность признаков его отличия.
Он хотел ее, она – спать.
Людмилу удивило неожиданно полученное удовлетворение – не удовольствие! Как все-таки женщине необходимо осознание своей не до конца еще утраченной сексуальной привлекательности!
Он же, как всякий маленький мужчина, которому вдруг посчастливилось познать необъятность, непостижимость большой роскошной женщины, впал в чувственную невменяемость.
Она не сразу привыкла к такому к себе отношению. Со временем не могла уже обходиться.
И приходило это, и плыла она на волнах блаженства, пожалуй, впервые в жизни столь полно наслаждаясь нежностью мужчины – что же было до сих пор? Сколько потеряла! И не пыталась уже сдержать “бесстыдной откровенности” ласк, и прорвалась, наконец, наслаждениями…

Казалось, их идиллии не будет конца.
Увы!
У него было любимая поговорка:
– Все хорошо в меру, но мера должна быть большая!
Это его и погубило, сердце не выдержало обильно стимулируемой чрезмерности, отказав в самый неподходящий момент. 
На кладбище Людмила, исполненная вины и сожаления, пряталась от его жены и родственников, мучительно переживая горечь и боль утраты. 
 А ведь она, как истинная амазонка, подарила мужчине прекрасную смерть!..
15 Двойной эффект
Ирина Остапчук
«Он ушёл. Беда. Он ушёл, вставай», — тревога звоночком прозвенела в мозгу. Ваську рывком выбросило из сна. Под боком было непривычно холодно, и кошка инстинктивно поняла: Малыш проснулся и пошёл гулять. Без неё. На своих ещё не очень твёрдых лапах.

Недовольно встряхнувшись всем телом, кошка осторожно выглянула из подсобки и, бесшумно и мягко двигаясь, отправилась на поиски. Надо спешить, пока он не применил Дар, бессознательно или играючи. Васька очень этого не хотела.

…Он оставил машину далеко от аэропорта и теперь размеренно шагал по разбитой дороге, медленно вдыхая прохладный утренний воздух и настраиваясь на задание. Тишина и безлюдье в этот утренний час — то, что он всегда любил — немало этому помогали.


* * *

Она была «чистокровной беспородной», дымчато-серой и полосатой. Бездомного приблудного котёнка назвали по-простому — Васькой, а когда оказалось, что кошка, переименовывать не стали. И стала она Василисой. Премудрой, как иногда в шутку добавляли работники аэропорта.

К кошке привыкли, как к своей. Подкармливала буфетчица, оставляли какие-то лакомства работники аэропорта. Васька тоже привыкла жить среди вечно спешащих людей, скрываясь от их повседневной суеты в укромном местечке — подсобном помещении недалеко от будки авиадиспетчера. За два года она изучила тут почти всё, знала многие ходы и выходы, избегая только слишком шумных, непривычно пахнущих ангаров. Постепенно ей стало позволяться многое: разгуливать по помещению, отираться между пассажирами, даже иной раз выходить на взлётную полосу. Василиса стала этакой достопримечательностью аэропорта, которая, казалось, была тут всегда.

Любила ли она людей? Скорее — жалела. Ведь у них не было никакого Дара. Но так повелось давно, и ничего изменить было нельзя.

Малыш родился полностью чёрным — значит, был уязвим и имел тёмный Дар. Василиса с тревогой ждала, когда его потянет гулять, уйти, перейти кому-нибудь путь. Малыш мог сколько угодно болтаться возле людей и даже тереться о ноги, но Дар действовал только в одном случае и только один раз с одним человеком. Это было как… наваждение, наверное, думала Васька, когда нужно срочно избавиться от лишней энергии, сбросить её — на кого-то. Только у чёрных она была тёмная… Она несла неприятность, если переходили справа, и серьёзное несчастье — если слева.

Чаще всего этим «кто-то» оказывался человек. Случайный. Любой.

Её гнал страх за Малыша, который ещё был мал и не мог контролировать свой Дар. Была и ещё одна причина. Василиса не хотела нести боль людям, жившим рядом. Они приютили её. Не стремясь полностью понимать людей (это было трудно и невозможно), кошка могла уберечь их хотя бы от лишних несчастий. Могла — потому что имела светлый Дар. Поэтому сейчас Васька бежала одними ей известными переходами, коридорами, через чёрный ход выбегая наружу и устремившись к пустырю. Её встретили белёсое небо занимающегося осеннего утра, тёмные тени и холодный, взъерошивающий шерсть ветерок.


* * *

…Отца он не помнил. С детства пытаясь заглушить странную пустоту в голове, много и без разбору читал, потом, когда настала эра компьютеров, увлёкся интернетом. Тихий, замкнутый и «правильный» мальчик, он поступил учиться на инженера, но было уже лень и тяжело отвлекаться от собственных мыслей, и институт был закончен с трудом, благодаря памяти, которая всегда была отменной. Дядя помог купить однокомнатную квартиру. Этот же самый дядя первый раз, в конце десятого класса, отвёл парня в больницу, где тот, принимая какие-то таблетки, просто пролежал на кровати недели две, уставившись в стену и не проявляя интереса ни к чему.

Мать, всегда занятая собой и (в очередной раз) устройством личной жизни, окончательно потеряла интерес к вечно живущему в своём мире сыну. Когда она уехала, её брат установил окончательную опёку над молодым человеком. «Ты бы хоть раз друзей привёл, а, Женя?» — укоризненно качал головой родственник, изредка навещая и давая денег. Приступы хандры повторялись, но на первый взгляд он был абсолютно такой же, как все: парень с наушниками, рассеянным взглядом и «интернет-зависимостью», как говорили врачи. Самой обычной внешности.

Может, только слишком тихий, незаметный, избегающий компаний.

Даже девушек, после нескольких неудачных романов. Так уж получалось: те, кому он нравился, были совершенно ему не нужны, и наоборот. Одна из них, не выдержав припадков мрачности и периодов, когда он вообще обрывал общение и не отвечал на звонки, покрутила на прощание пальцем у виска. Она так и не поняла, что ему нравилась — впрочем, было уже неважно. Очередной «уход в себя», снова больница, врачи, кивающие дяде «с пониманием»… Пустота в голове и в жизни подступила к горлу. Её нужно было заполнить, уже не помогали книги и компьютерные игры.

«Другая жизнь» началась просто и неожиданно. На его аккаунт, где были несколько "друзей", случайно забредших, подписался новый человек. Иностранец, со сложным, тройным именем, вызывающим в памяти далёкие города Востока, жару и сладости, чадру и таинственных женщин. Завязалась беседа, интересная, философская, о жизни, о религии. Собеседник был мягок, неназойлив, но каждый вечер появлялся в чате снова.

Через полгода жизнь его изменилась совершенно. Настолько, что парень перестал появляться на работе, куда с трудом устроился — компьютерщиком в библиотеке вуза. Сердобольные дамы в отделе, в основном за сорок, привыкли к «заскокам» и перепадам настроения единственного представителя мужского пола, работавшего на полставки. Но даже они были удивлены, когда он увольнялся, ничего не объясняя. Удивлены странным, лихорадочным блеском в глазах и списали всё на наконец появившуюся личную жизнь. Как же можно было думать иначе?.. Дяде он сказал, что устроился в перспективную компанию, пока помощником. Пожилой родственник вздохнул с облегчением.

Джокер — так загадочно и эпатирующе назвал он сам себя.

Джок — так презрительно сокращали они его ник в разговоре между собой.

Его наставники в этой стране были в целом довольны. Всего полгода — и уже несколько несложных заданий, передача денег другим агентам, наблюдения за людьми (проверка была тщательная, но клиент отлично справился). Побольше пафоса, однако не стоит и перебарщивать, работа тонкая — так убеждал их далёкий "забугорный" заказчик. Парень на крючке, но необходимо утвердить его в нужности и избранности.

Наступало время решительных действий.


* * *

Идя по дороге, Джок с усмешкой вспоминал, как ещё совсем недавно прозябал — подумать только — в какой-то библиотеке. Где они все и где он?! Скоро его имя и фамилию узнают не только эти… (он презрительно скривил губы). Голова не казалась пустой, наоборот — она была заполнена до краёв, голосами нового бога и новых друзей. Борьба с неверными — благая цель, но главным было даже не это. Он избран. И выполнит свою миссию до конца.

Коричневый кейс подрагивал в руках. До отлёта ещё оставалось время, но мысленно Джок был уже там, в салоне. Как-то всё пройдёт? Хозяин говорил, что прибор не подведёт, это новейшая разработка…

Задумавшись, он едва не споткнулся, когда на дороге появилось что-то новое. Брови Джока поползли вверх.

Слева, появившись словно ниоткуда в утренней полумгле, через дорогу переходил совершенно чёрный котёнок.

Василиса не разбиралась в мотивах поступков людей — кто их поймёт, этих странных существ. Они бывали добрыми и злыми, несчастными и счастливыми. Но последствия Дара она чувствовала всегда. И так же, как большинство её сородичей, чуяла болезнь или близкую смерть.

Сейчас кошка замерла в оцепенении. Она видела выкатившегося слева на дорогу Малыша, видела идущего по ней человека, невысокого, в сером костюме, с маленьким чемоданчиком в руках.

Человек дышал смертью, она слышала это так отчётливо, что даже заложило уши. Неужели… Малыш?! Но в нём не могло быть ещё такой силы…

Её Малыш ковылял через дорогу, а человек даже не рассердился. Не прогнал, не проводил неприязненным, насторожённым взглядом, как часто бывало при встрече с Тёмными. Нет, он удивлённо взглянул, усмехнулся и пошёл себе дальше. Малыш услышал тихий зов, встрепенулся, будто очнувшись, и подбежал к ней, ткнулся в шею мордочкой. Васька аккуратно взяла котёнка зубами за шерсть на загривке и потащила к себе.

Кошка покормила Малыша, забежав в буфет, где ей щедро положили в блюдце остатков мяса и окрошки, и поела сама.

Но успокоиться не могла.

Человек был спокойным и, вероятно, добрым, а Дар убьёт его. Скорее всего, он умрёт в самолёте, этой крылатой машине, множество которых она уже повидала за два года. Василиса не знала, что такое «вина» и очень удивилась бы, узнав, но вековая привычка жить рядом с людьми и нежелание причинять им зло делали своё дело. Люди страшно переживали смерть, ещё хуже, чем её сородичи. Исправлять ошибки Тёмных иногда приходилось, это умели делать многие. Она не была белой, но могла приостановить действие тёмного Дара. Было только непонятно, как у крохотного Малыша оказалось такое сильное влияние на человека, но об этом думать не хотелось.

Нужно было что-то делать.

Оставив Малыша в тёплом закутке в подсобке и настрого запретив уходить, Васька выскочила и побежала, словно какая-то сила толкала её вперёд. Туда, откуда слышался далёкий гул турбин и рёв взлетающих самолётов.

Невысокий молодой человек примерно тридцати лет, по виду типичный менеджер среднего или мелкого звена, осторожно поставил кейс для осмотра багажа. Внутри обнаружился странный предмет, упакованный в полиэтилен, но контролёр, едва заглянув внутрь, вяло махнул рукой:

— Проходите.

Металлоискатель был пройден также без эксцессов. На его писк будущий пассажир демонстративно показал часы, за что опять заслужил вялый кивок. Окружающие не обращали на него никакого внимания, переговаривались, вздыхали, предвкушая, вероятно, отдых в многочасовом перелёте. Дети оживлённо болтали.

Никто не нервничал.

Все были спокойны.

Он вышел на взлётную полосу, сжимая во вспотевшей левой руке драгоценный шарик. Ещё полсотни метров. Время пошло.

Прибор работал безукоризненно, но внутри Джока всё равно била дрожь. Столько было уже проверок, однако он всё не мог привыкнуть к воздействию «зеркала» на организм. Хрупкий с виду шар с зеркальной поверхностью воздействовал на мозг микроизлучением, которое тормозило умственные процессы странным образом. Он проверял на себе: будто спишь и смотришь на себя в зеркало. Кто же будет реагировать сам на себя? Человек при этом мог автоматически произносить и делать какие-то вещи, особенно те, что привык делать постоянно, но находящегося рядом с прибором в руках он не видел. И вспомнить потом ничего не мог. Уникальность прибора компенсировалась, однако, его большой уязвимостью: он был хрупким, действовал только на расстоянии двух-трёх метров, затем действие моментально проходило.

Но этого Джоку было достаточно. В кейсе уютно устроилась металлическая трубка с зарядом примерно 5 кг в тротиловом эквиваленте. Дальше он знает, как действовать.

Василиса металась по терминалу, удивляя некоторых любопытных, пока не увидела очередь к выходу на взлётную полосу. Она не имела понятия, как будет пересекать путь этому человеку (вначале его нужно было увидеть), как подействует её светлый Дар на тёмный Дар Малыша. Будет двойное воздействие, что из этого выйдет и получится ли уберечь жизнь человека? Странный инстинкт звенел в ушах, гнал её вперёд.

…Удалось, всё получилось! Его постепенно охватывала эйфория, мозг работал чётко. Предусмотрительно положенное в карман противоядие от излучения «зеркала» действовало, но он знал, что потом наступит сонливость.

Или не наступит. Впрочем, это было уже неважно. Джок с досадой усмехнулся: проклятый прибор словно имитировал всю его жизнь — никому не заметную, никчёмную, пустую.

Ничего. Скоро о нём заговорят все. Через час — всего через час — настигнет обещанное перерождение. Он свято в это верил.

А эти… Ну что ж, он, Джокер, им тоже поможет. Переродиться.

Оставалось метров двадцать.

Прибор судорожно сжат в руке.

Пятнадцать. Спущенный трап самолёта.

Он почти у цели.

— Мама, смотри — кошка! — светловолосая девочка лет семи с чупа-чупсом во рту дёрнула за пальто молодую женщину. Несколько человек обернулись, парень, шедший следом за ними, удивлённо вынул наушники.

Ага, вот он. Человек, запах смерти которого она чуяла так сильно, с напряжённым выражением лица уже шагал по взлётной полосе, по-прежнему держа в руках коричневый чемоданчик. За ним двигались другие.

Василиса только на секунду замешкалась — и бросилась ему наперерез, словно перечёркивая путь. Чтобы наверняка.

Серо-полосатая молния едва не сшибла его с ног. От неожиданности Джок выронил кейс, тут же бросился поднимать, как вдруг… Шарик в его руках запищал — тонким, противным, зудящим звуком. Он бросил его на асфальт, однако было уже поздно.

Неужели… Не может быть. Что с прибором, почему он подал звук? Разрядился, но почему?! Руки моментально вспотели и задрожали, он почувствовал тошноту.

— Гражданин, что с вами?

— Стоять, не двигаться! Всем сохранять спокойствие!

Несколько человек закричали одновременно, гневно, испуганно, истерично. Кто-то, словно чудом оказавшись рядом, схватил его за руки и моментально защёлкнул на них наручники. Слишком быстро. Слишком профессионально. «А, ну да, чего ты хотел, — вяло пронеслось у него в мозгу. — Теперь они уже ни один рейс не пускают без таких «агентов» — время опасное, а как же…»

Шарик валялся на асфальте бесполезной стекляшкой,

Джок о нём даже не вспомнил.

Очередь моментально нарушилась, послышались слова «террорист», «бомба в чемодане», какая-то женщина пронзительно закричала, заплакал ребёнок. Несколько человек, похватав багаж, попытались бежать, возникла небольшая давка. Будто ниоткуда стали появляться парни в камуфляже, успокаивая готовящуюся разразиться панику.

…Джок видел себя словно со стороны, схваченный чьими-то крепкими руками. Кейс подхватили и унесли, голоса долетали до него как сквозь вату. Поджарый мужчина в форме с яростью доказывал что-то напарнику:

— А я тебе говорю, четыре тротила заряд!

— Отсидит, сука, по полной!

— А это что ещё?

— Осторожно, ты смотри, б…, взорвётся!

— Это не взрывное устройство. Странная штуковина. Неси-ка к нашим в лабораторию, это по их части, пусть разбираются…

Его о чём-то спрашивали, злобно тыкая в бок, он мотал головой, отрицая.

«Не справился. Чёртова кошка, откуда она взялась?! Не будет перерождения. Это конец, позор… Это…» Он чувствовал отчаяние и нестерпимый стыд. Сознание стремительно уплывало, в глазах мутнело.

— Тут кошка была! Он об неё споткнулся! — убеждённо повторяла пассажирка с круглыми от ужаса глазами, но её заглушали другие возгласы и крики.

Джок вяло покачал головой, словно отвечая сам себе. Он точно помнил, что споткнулся не о кошку. Но почему, на ровном же месте, чёрт возьми?!

Последнее, что он увидел, когда его втаскивали в помещение и трясли, приводя в чувство, — осколки стеклянного шарика, самого обычного на вид, но с тонкими блестящими нитями внутри. И на крик «что это, падаль?!» он буркнул «зеркало» — чтобы отстали.

…Убравшись подальше от неожиданно возникшего людского столпотворения, Василиса сидела в подсобке, вздрагивая всем телом, и, чтобы успокоиться, вылизывала себя и Малыша, который спокойно спал в её отсутствие и теперь проснулся.

Васька ничего не понимала. Она снова вспомнила очень бледное, искажённое лицо человека-несущего-смерть и слова, пахнущие злобой, которые он выкрикнул ей вместо благодарности, потом — этот противный мышиный писк из его руки, какой-то шарик, упавший на асфальт… Неужели она ошиблась и тяжёлый запах смерти — это не Дар Малыша, а что-то другое? Трудно было понять этих людей. Человек почему-то злился, хотя смертью от него уже не пахло, когда забрали чемоданчик. Смутная обида шевельнулась в Василисе — и пропала. Почему-то казалось, что всё было сделано правильно. Малыш мурлыкнул под боком, засыпая. В закутке было темно и тихо. Следовало восстановить силы. Кошка закрыла глаза будто на минуту.…

Голоса людей вырвали её из забытья.

— …Да тут она, говорю, всегда сюда бегает. Помчалась сегодня мимо меня, как сумасшедшая! А ведь я ей молока сегодня налила…

Буфетчица с двумя другими девушками, чьи голоса были незнакомы, зашла в подсобку.

— А вот она, наша Василисушка, голубка, а ну, давай поднимайся, звёздочка наша!

— Мария Петровна, вы нам сейчас всё расскажете, — профессионально поставленным голосом проговорила одна из девушек.

Возле входа их ждала небольшая группа людей, в том числе пассажирка с маленькой девочкой.

— На руках-то она не очень любит… Но ты потерпи, лапулечка!

Её окружили и затормошили, потом она почти ослепла от вспышек и оглохла от них всех, заговоривших разом.


* * *

«Сегодня в аэропорту города была предотвращён террористический акт… Заряд мощностью 4,5 кг в тротиловом эквиваленте… За проявленную оперативность при задержании…»

На экране мелькали лица: полицейские чины, работники аэропорта, пассажиры, случайные свидетели.

Диктор продолжал вещать: «Рейс отменён и перенесён на следующий день…. Аэропорт возобновил работу в обычном порядке… Террорист-смертник действовал в одиночку… Им оказался некий Евгений С., гражданин России, 19… года рождения, временно не работающий… состоял на учёте в психиатрической больнице… Его дядя… Пациент даёт показания… Принудительное лечение…»

…За тысячи километров отсюда, в другой стране, худой чернобородый мужчина яростно щёлкнул пультом и, бормоча ругательства, швырнул его на диван. Экран монитора погас. Хотелось бросить пульт прямо в экран, но мужчина сдержался. Поджав губы, мрачно смотрел невидящим взглядом перед собой. Ему уже сообщили о сорванной операции, но просмотр новостей непосредственно с места событий взбесил окончательно. Было безумно жаль — не шизика, конечно, а «зеркало», уникальный прибор, последнюю разработку их лаборатории. Настоящий провал будет, если «зеркало» попадёт на ту сторону, в чужие руки. Мужчина скрипнул зубами. Несчастливый день сегодня, почему — один Аллах ведает…

…Полная, круглолицая женщина с добрым лицом, подкрашенная по случаю интервью, уже второй раз рассказывала всё, что она видела и слышала от других. Ей подсказывала пассажирка, а светловолосая девочка, очевидно её дочь, удивлённо округляла глаза, когда к ней подносили микрофон. Большая серая кошка, сидевшая у женщины на руках, с выражением усталости в умных зелёных глазах отворачивалась от вспышек фотографов, изредка нервно взмахивая хвостом.

Вначале Васька хотела вырваться и убежать, но передумала. Человека-смерти нигде не было. Люди вокруг радовались, говорили хорошие слова, некоторые порывались её погладить. Благодаря разговорчивой буфетчице окружающие уже познакомились с её биографией (местами приукрашенной). Девочка лет трёх-четырёх звонко заявляла, волнуясь, что её не слышат:

— А я видела коску, ма-ам, она безала вон туда! — и трогала пальчиками свисавший Васькин хвост.

Её мать рассеянно кивала, слушая вопросы журналистов, и смотрела на Василису странным взглядом, удивлённым и благодарным одновременно.

Многие смотрели так.

Это было утомительно и… приятно. Людей с микрофонами и вспышками фотоаппаратов она видела уже в своей жизни, когда в аэропорт приезжали какие-то важные люди, и знала, что скоро всё закончится. Осталось потерпеть совсем немного. Тем более — было ради чего.

Под стулом в углу, в стороне от суеты, никем не замечаемый сейчас, жадно лакал молоко из блюдца маленький чёрный котёнок.
16 Водка на завтрак
Наталья Руф
- Где деньги? У меня башка болит, а ты дрыхнешь, дрянь!
Ольге не хочется просыпаться, но придется – в волосы вцепились грубые пальцы и, больно дернув, приподняли голову над подушкой.
- Петя, что ты орешь? Еще рано, детей разбудишь!
- Да мне наплевать на этих паршивых детей и на тебя! Слышишь ты, у меня башка колется – лечиться надо!

Он с силой рванул ее за волосы на себя. Она закричала:
- Господи, да как же надоело! Каждый день с утра ругань. Когда кончится эта вечная пьянка?
- Вставай, я от тебя живой не отстану
Открыла глаза и, глядя в ненавистную опухшую рожу, свирепо пялившуюся на нее, простонала:
- Отвали! Мне же больно!

Его рот скривился.
- Нет, ты не понимаешь! Пока еще не больно!

И процедил сквозь зубы, занося над лицом огромный кулак:
- Вот сейчас будет больно! Давай деньги сука!
Пришлось приподняться, тихонько спуская ноги с кровати - ведь изувечит:
- Отпусти волосы.

Стальная рука разжалась. Отошел к печке, дрожащими от злости пальцами взял газету, оторвал кусок, насыпал табака, свернул цигарку и жадно закурил.
Ольга села на постели, прикрывшись одеялом, из которого местами торчала вата. Пододеяльников не было давно — Петр все унес и пропил.
Глянула на часы — пять утра. Еще и петухи не пели.

 - Почему я, твой законный муж болею, а ты меня не лечишь? И у тебя с вечера не приготовлено, чтоб мужа похмелить?
Знаешь же, что после вчерашнего голова болеть будет? Знаешь ведь! А издеваешься!
Глянул белыми, невидящими от злости глазами:
- Давай деньги.

Она, устало помолчав, тихо произнесла:
- Ты же знаешь, денег у нас нет!
- А мне по барабану! Иди и ищи, где хочешь! Я сдохну!
Она вздохнула:
- Ты каждое утро сдыхаешь. Уже пять лет не работаешь, а мне зарплату дают всего раз в месяц. А кормить нужно четверых. И  детей обуть, одеть надо. На что?

Он уставился тяжелым, ненавидящим взглядом:
- Ты что, мне проповедь читать собираешься? Ты жить, хочешь?
А если хочешь - деньги давай. Лучше по - хорошему! Не вынуждай меня драться.

 И опять перед лицом тяжелый кулак. Посторонилась и кротко объяснила:
- Петя, да нет же денег.
- Я из тебя их выбью.

От страшного удара в глаз разломило голову. Ольга упала на кровать и закуталась в одеяло.
Петр разозлившись, схватил одеяло, дернул и ветхая вещь расползлась.
Ольга упала на пол и истошно закричала:
- Убивают!!!

Из соседней комнаты выскочили заспанные дети.17 летняя дочь Лерка закричала на отца:
-  Ты что делаешь? Убьешь мать — тебя посадят.
А денег у нее вечно нет. И у тебя тоже. Только драться умеете. Смотреть противно и спать не даете с утра пораньше.

Вовка зевнул:
-  А времени-то сколько? Вот не спится же вам. Каждое утро драка. Надоело.

Петр заорал:
- Марш спать! На отца голос поднимать. Сейчас ремня вложу. Умные стали.
Обернулся,  к успевшей подняться и отскочить, Ольге:
 - А тебя зараза,  я  сейчас  прикончу.

И вдруг глаза его повеселели и замаслились:
- Говоришь ничего нет! А серьги? Снимай серьги!
Ольга оторопела:
- Петя, это ж мамин подарок и память о ней последняя.

Но он уже видел перед собой заветную бутылку. На губах заиграла довольная ухмылка:
- Ты и так маму свою помнить будешь. Снимай сама, по-хорошему, а то с ушами оторву.
Она медленно отступала, прикрыв ладонями серьги:
- Петя, я лучше их подарю Лерке на семнадцатилетие.
- Обойдется. И так все деньги на этих оглоедов идут — мне вечно не хватает. Слышишь, снимай!

Он вдруг ловко прыгнул к ней и рванул серьгу. Из разорванного уха брызнула кровь. Боль, обида, страх — все смешалось в сознании. А он тянул руку ко второму уху.
 Она дрожащими руками расстегнула застежку второй серьги и кинула в ненавистную рожу:
- Да подавись ты!

- А я тебе сразу говорил — снимай сама - весело приговаривал муж, быстро надевая брюки и на ходу застегивая рубашку.
- Нет, ты сволочь, не слушаешь мужа своего. Все своевольничаешь. Так тебе и надо!

Он быстро выскочил за дверь. Полетел к тетке Серафиме. У той ночь — полночь всегда есть спиртное.
А Ольга застыла у зеркала, останавливая кровь, сочащуюся из изуродованного уха:
- Мамочка моя, родная! Вот и нет твоего подарка последнего!
 Как отговаривала ты меня  от замужества этого проклятого! Как объясняла, что в родне Петькиной - все  пьяницы, и драчуны! Ведь не слышала я тебя тогда!
Глаза и ум застили очи его синие, в ресницах шелковых. Ночи напролет гладила кудри русые да целовала губы капризно изогнутые. И счастлива была, когда он взгляд на меня бросал.
Все ты мама миленькая правду мне говорила, что изменять, будет, что пить будет! Но хорошо, что не знала ты, что будет избивать и уродовать меня!
Этого ты и представить не  могла, а я уж и подавно. Не слушала я тебя, теперь слезы лью, из-за  глупости своей.
А ты мамочка  не знала, что твоя доченька - отличница будет прачкой в больнице работать, белье  стирать за гроши и состарится раньше времени.

А ведь в нашем городке была я самой завидной невестой, хорошенькой, веселой , дочка директора цементного завода. Парней хоть отбавляй, а любовь одна — Петенька Семенов.
И когда забеременела в 17 лет, так счастлива была, что он на мне  женится. А значит уезжать  на учебу  и с ним  расставаться не нужно.

А сейчас в 35, кажется мне, что я старуха,  жить мне не хочется и впереди меня ничего не ждет. Только оскорбления да побои.
Как умерли вы, сначала папа в одну секундочку, а потом и тебя похоронила, Петя работу бросил - такое богатство на него свалилось.
Что ж работать ему? Денег и так хватит.
Но ненадолго хватило.  Всех друзей – пьяниц, поить да кормить.

 Давно уж никаких денег нет, а работать он отвык. И с каждым днем он все наглее и наглее.
Двух детей растить нужно, да не знаю как. Дочке 17 лет, школу заканчивает, а учить ее не на что. Заработать сейчас  образованные  люди не могут, а  такие как я и подавно в нищете.
 
Сын Вовка учиться перестал, хоть бы школу кое-как закончил. Хулиганит, ведет себя нагло, оговаривается и со мной и с учителями. На отца смотрит - учится. И когда Петька меня бьет, даже не заступится.
Мамочка, впору в петлю лезть! Что мне делать? Не знаю!

Ольга кое - как перевязала ухо. Ладно, на работе  медсестра зашьет
Глотая обиду, поплелась в сарай к скотине управляться.
 А если бы не держала хозяйство и огород — что бы они  ели? За все в доме отвечает она, и спрос с нее за все.

Физическая работа  отвлекла от тяжелых мыслей. Да и что зря голову ломать.
Эту проблему в семье она давно и безуспешно пыталась решить, как и многие женщины из ее окружения. 
Ленка так живет — муж пьет и дерется,  Зина дома воюет, и Маруся.
Каждый день, приходя на работу, обмениваются новостями, называя эти несколько минут «планеркой»

Надо хоть завтрак детям приготовить - в школу пора.
Когда она вернулась в дом, там опять стоял крик. Сестра орала на Вовку, который забрал ее плейер и теперь носился по дому, спасаясь от нее и поддразнивая.

Сын  уставился на повязку пропитавшуюся кровью и ехидно спросил:
- Опять получила?
- Как ты с матерью разговариваешь?
 Он, ухмыльнувшись, уселся за стол.

Лера, глянула хмуро:
- Что опять нарвалась!
Погоди, он что, серьги твои поволок продавать?
Надо же было тебе выпендриваться — в твоей вонючей прачке только в золоте и ходить. Лучше бы ты мне их отдала! Я из-за тебя никогда золото не поношу.

Села за стол и скривила красивые, как у отца губы:
- Что опять яичница? Сколько можно, каждый день молоко и яйца? Опять денег нет? А платье мне на выпускной вечер покупать собираетесь?
Зачем  детей заводить, если содержать не можете?

Ольга  в сердцах бросила марлю, через которую процеживала молоко. Где же дети будут уважать ее, если на их глазах изо дня в день, ее  унижают и бьют?
Она сама себя ненавидела за неумение защитить себя.

Господи, а времени то сколько — нужно бегом на работу! В больнице опять грядет сокращение, их уже предупредили, что из четырех   прачек одну сократят. Поэтому опоздать никак нельзя. Если лишиться сейчас и этого небольшого заработка, то уж тогда точно только в петлю.

Во дворе у калитки встретила  мужа с его дружком - пьяницей  Васькой. Рожи  у них довольные - в руке  Петра заветная беленькая, а не какой-нибудь сивушный «самопал». Он нагло похвастался ей:
- Вот, наконец - то, у меня есть водка на завтрак.
И рявкнул в догонку:
- Вечером деньги неси, поняла!

На работе ее встретили сочувственно, подшучивая над ее «боевым ранением». Маша сказала:
- Будем звать тебя «рваное ухо».
 Уж она-то в курсе — у нее тоже дома «кухонный боксер». Тетя Лида покачала головой и отправила ее в «травму» зашить рану.

 Сестричка Тамара, быстро и ловко наложив шов, посоветовала обратиться к участковому:
- Да была я уже у него. Петька сорвал зло на мне и орал, что я его посадить хочу.
Тамара только хмыкнула:
-  Ну, смотри, тебе жить. А если в следующий раз он тебя убьет или искалечит?

Она тоже думала об этом и всегда боялась, что  злой Петр может убить ее, не рассчитав своих сил.
И что тогда будет с детьми?  Дочка на днях кричала ей после очередной драки:
- Да разведитесь вы, ведь убьете друг друга.
 
Она заявление на развод уже подавала. Но муж намотал ее косу на руку, притянул к себе и выдохнул прямо в лицо перегаром:
- Я из этого дома никуда не уйду, тебе надо  - убирайся сама и щенят своих забирай. Я Ленку замуж возьму. Мы с ней  как голубки жить будем, пока все не пропьем.
 И заржал весело.
А куда она пойдет с двумя детьми? Кому она нужна? Здесь свой дом, хозяйство, работа, все-таки прожить можно.

Ольга уже подавала заявление участковому, но пришлось забрать - Петр заставил, долго  уговаривал.  Опять  поверила.
Тогда она заявление забрала и косу отрезала, подстриглась коротко под мальчика.

Как хочется спать! Уже две недели она не высыпается пока муж в запое.  Глаза слипаются, а машина требует   и требует белья, его нужно рассортировать, выстирать, высушить отправить по отделениям. Машина не должна простаивать  ни минуты - белья много. А заведующая, как сыч следит за каждым шагом.
Нет, так жить надоело, сегодня же в обед пойти к участковому, милиция рядом с больницей.  Надо попросить Ленку принести с кухни немного каши на обед - утром поесть не успела.

Молоденький участковый, увидев ее, поморщился:
- Вы что опять дрались?
 - Теперь я точно не заберу заявление. Он мне ухо разорвал — сережку забирал.
- Я ваше заявление даже регистрировать не собираюсь. Дело семейное — это у вас развлечение такое. Вместе пьете, а потом деретесь, а милиция на вас только время тратит по приему и регистрации - завтра прибежите счастливая — я его простила.
- Нет, в этот раз не прощу — угрюмо уставившись в пол, прохрипела Ольга.

Участковый, не глядя на нее, что-то быстро писал
- А если он меня убьет?  - вдруг звонко спросила она.
- Вот тогда разбираться будем - бойко ответил тот. Потом, смутившись, протянул ей лист бумаги: 
- Извините. Отвлекся. Пишите,  что у вас там произошло.

Ольга писала грамотно и красиво. Еще бы одна из лучших учениц в школе, ей пророчили блестящее будущее.
И вот оно ее будущее свершилось. Она  сидит в милиции жалкая, растрепанная, давно не стриженная - не остается на себя денег, кое - как одетая, с порванным ухом и обиженным лицом.
 Это ее жизнь за последние восемнадцать  лет. Выглядит так, что ее принимают за собутыльницу своего мужа и не верят ей.

На работу успела вовремя — на проходной коршуном контролировала кадровичка. Ольгу она на дух не переносила — когда-то ей нравился Петр.
Вот сейчас бы забрала его! Но кому он - пьяница и дебошир, теперь нужен?

После разговора с милиционером она расслабилась, и ей страшно хотелось спать. Но машину останавливать нельзя — и у Ольги в душе появилось раздражение против этого чудовища, которое нельзя  перестать кормить грязным бельем.
 
Больничное белье имеет особый противный запах, запах крови, нечистот и выделений больных людей. От этих загрязнений и от частого и длительного использования оно имеет серый цвет, с пятнами различных оттенков. Ольга работает здесь все 18 лет, одетая в такой же застиранный халат и шапочку.
 И в милиции ей вдруг показалось, что молоденький парнишка  поморщился, учуяв этот противный запах.

Вдруг среди общего шума прачечной  ей показалось, что она слышит голос Петра. Вот дожилась,  уже  везде этот ирод мерещится.
Но это был действительно он, да злой как собака! С диким огнем  его дерзких глаз встретились глаза заведующей,  и он ее обхамил.
Увидев Ольгу, опять начал требовать денег, чтоб заняла у кого-нибудь.
Она его здесь на людях не боялась и пыталась уговорить, чтоб он ушел и ее не позорил. Но он только больше распалялся от того, что он не может бить ее как дома.

Заведующая вызвала охранников, и они выдворили его с предприятия.
Вытолканный за проходную, он кричал ей:
- Ну, смотри тварь, придешь ты домой!

Подошла злая  заведующая:
-  Как ты с ним живешь? Да ладно, это твое дело. Теперь вы будете драться у нас здесь?  Дома разборки устраивайте! Еще раз повторится — убирайся с работы. Вон под забором, сколько желающих на твое место.

Ольга не ожидала такого поворота  и жалобно спросила:
- Как же я могу остановить его? С ним даже охранники не справляются.
Она повернулась к Ольге, на холеном лице заиграла ехидная улыбка:
- Хотела с красивым мужиком жить? Вот и думай, что тебе делать. Вылетишь как миленькая.

Ольга работала и плакала. Жизнь научила плакать беззвучно и, не меняя выражения лица, просто слезы текли из глаз, а когда слезы кончились, просто плакала  душа.
Скорее бы закончился рабочий день.  Раньше хоть на работе было спокойно, а теперь и здесь неприятности. А если с работы вылечу? Что тогда? О чем, этот урод, думает?

И сама себе ответила - только о себе!
 И о водке на завтрак, обед и ужин.

После работы домой идти не хотелось. Весна,  травка пробивается, солнышко ласковое.
Вчера  дочка говорила, что Вовкина учительница в школу вызывала. Надо пойти, узнать, что он опять натворил.

Небольшое здание школы располагалось внутри сада. Учителя молодцы - вокруг чистенько, прибрано, красиво.
 В вестибюле народу полно - готовят какой-то праздник.
 Точно, завтра у Леры последний звонок. Как пошли бы ей сережки, которые пропил этот гад!
 Что теперь  сожалеть. Их конечно можно выкупить у тетки Серафимы. Да где взять денег?
Да и Петька опять отберет и пропьет. Только ухо порвет доченьке.

- Семенова, - окликнула ее Клавдия Петровна,  классный руководитель Вовкиного класса. - Ну, наконец-то, я вас вижу в школе. Вы у нас не частый гость здесь.
 Я настояла на вашем приходе потому, что Владимир оказался неуспевающим по пяти предметам и на педсовете решили, что если он не подтянется, и не перестанет грубить учителям, его оставят на второй год.

У Ольги обнесло голову. Ее сын Вовка первые два класса в школе был отличником, аккуратным и способным мальчиком. А за этот год сначала незаметно скатился на «тройки», а теперь не успевает по пяти предметам!

Ей стало плохо, закружилась голова, она побледнела, и Клавдия Петровна подхватила ее и усадила на стул.
 Вся привычная  жизнь ее ломалась и во всем  виноват этот гад - Петька. Ребенок последний год только и видел, что скандалы, драки, и что отец наглел не по дням, а по часам.

Она сидела на стуле посреди вестибюля бледная, в помятом платье, в сбившемся платке, из-под которого видны неухоженные волосы и перевязанное ухо, тихонько покачивалась, прижав ладонь к губам и уставившись в одну точку. Кто-то  предположил, что она пьяная, но всем остальным в городке была известна утренняя история с серьгами и ухом.

Позвали Леру, украшавшую с одноклассниками класс.  Она, сгорая от стыда перед преподавателями и  одноклассниками, усадила мать в машину директора школы и приехала с ней  домой.

 Дома дочь горько  разревелась:
 - Ты  понимаешь, что мне хоть школу из-за вас бросай  - так стыдно! - выкрикивала она сквозь рыдания.
 Нет хуже семьи в городе. Ты знаешь, что мы с Димкой дружим, а Димкина мать запретила ему быть рядом со мной.  Говорит не связывайся с семьей горьких пьяниц!
Ольга покивала:
- Понимаю. Моя мама тоже запрещала мне быть рядом с Петей.

Лера вскинулась:
-  Мама, у нас с Димой ребенок будет. А если он на мне не женится, что делать? Мама, только на тебя одна надежда!

Ольга обомлела!  Да что сегодня за день такой — одни неприятности и все разом!
- Доченька, милая, ты мою судьбу повторяешь — один в один! Нельзя так делать! Надо учиться, образование получать и ни от кого не зависеть.
- Мама! Я так люблю Диму! Мы вместе с ним поедем учиться! Вот только ребенок. Мы еще не решили, как все будет с ним.

Глянула в окно:
- Папка идет, опять пьяный - ему ни слова.
Ввалился в дупель пьяный Петька и с ним притащился сосед  Васька.
- Олька! Быстро за бутылкой — у нас в доме гость, а я сегодня с утра устал.

Ольга попробовала их урезонить:
- Так с утра и ходите - друг за другом, нет, чтоб на работу устроиться.
-  Ага, сейчас все брошу и пойду на работу устраиваться.
Или ты, стерва,  бежишь за водкой, или тебе хуже будет.

Лера попробовала вступиться за мать:
- Папка, да прекрати, пожалуйста! Ты уже всем надоел! Наглый как танк.
Петр обернулся к ней:
- Заткнись,  девка. Тебя никто и не спрашивает. Сейчас зад-то заголю да выпорю.

И вдруг остановился, как будто первый раз увидев дочь:
- А я тебя по-другому накажу! Какая ты гладкая да спелая стала.
Васька, смотри, какая девка у меня выросла. Я тебе деньги должен, так я ею и рассчитаюсь – на всю сумму сразу. Вон тащи ее в ту комнату.
Васька расплылся в довольной ухмылке:
- Да я согласен!
Лера побледнела:
- Папка ты что?

Ольга, забыв про страх, кинулась между мужем и дочкой,  которая выскочила на улицу вся в слезах:
- Вы что, сдурели? Все мозги пропили?
 Петр наотмашь стегнул ее полотенцем по лицу:
- А ты курица старая, куда лезешь? Давно битая не была? Сейчас исправлю!
Я ее растил семнадцать лет. Зачем? Зря, что ли  деньги вкладывал? Тогда иди с Васькой ты! Долг отрабатывать надо.

Ольга от злости как будто не чувствовала боли и наступала на него:
- Гад ты! Мне жизнь испортил. Хочешь дочке испортить? Куда она сейчас из родного дома побежала? Сын из-за твоих драк и скандалов на второй год остается.
 Я найду на тебя управу. Посажу - мало не покажется.

Петр, остервенел, и свирепо глядя на нее, медленно наступал:
- А не дай бог, к участковому опять побежишь — прибью совсем. Никто тебе не поможет — я твой муж и хозяин.
- Ага, муж! Муж, это который о своей семье заботится. А ты только о себе. А все остальные должны жить для твоего удовольствия! Быстро  убирайтесь  оба отсюда! Живи, где хочешь, или в тюрьму сядешь.
- Ишь ты, как заговорила, сучка! – он замахнулся для удара.

Ольга, выскочив в сени и захлопнув дверь, успела набросить петлю навесного замка и всунуть вместо замка ломик. Бегом на улицу!
И тут же услышала за спиной треск ломающейся  древесины под ударами топора.
 Там же у печки валялся топор!  Сама же вчера бросила!

Пробегая по двору, оглянулась – Петр, искрошив в щепки дверь, размахивая топором, кинулся за ней на улицу.
Успела схватить прислоненную к забору полисадника лопату. И вовремя!
Удар страшного оружия в руках обезумевшего мужика пришелся по черенку лопаты, скользнув мимо головы.
Ольга истошно закричала:
- Петя, очнись!

На крик выскочили соседи, за спиной Петра что-то мямлил его дружок Васька, но Ольга четко  знала – она одна и никто не поможет!
Выставив лопату вперед, чтоб муж не мог до  нее дотянуться, она пыталась его урезонить:
 – Петечка, прекрати! Стыдно ведь, люди на нас смотрят.

Но белые от злости глаза, которые она когда-то так любила, сжигали ее  ненавистью.

Он топором попытался отбросить лопату.

И вдруг, наступив на коровью лепешку,  упал вперед – плечом на острое лезвие лопаты, которую позавчера Ольга наточила, чтобы было легче копать дерн. Кровь, хлынув красным ручьем, потекла по рукоятке лопаты  прямо на Ольгины руки.
 Петр обмяк и упал на траву.

 Очнувшись, Ольга увидела безмятежное  голубое небо и только спустя несколько секунд она вспомнила, что произошло, но, ни ужаса, ни страха она не испытывала.
Над ней склонилась медсестра Тамара:
- Оля, как ты?
 Приподняв голову, Ольга увидела, как со двора истошно воя выехала Скорая помощь.

 Откинулась на траву.  Все. Теперь будь что будет. Ведь за этого дурака отвечать придется.
 Но впервые за много лет она почувствовала себя спокойной и безмятежной,  как чистое  небо  перед глазами.
17 Таблетка для Снежной Королевы
Тамара Авраменко
Таблетка для Снежной Королевы.
рассказ
         Каштаны падали всю ночь, гулко ударяясь и отскакивая от земли. С треском лопалась кожура, являя на свет коричневое чудо.
      Галина Петровна проснулась от судороги. Свело икроножную мышцу. С трудом повернулась на бок, чтобы дотянуться до тумбочки, взяла на ощупь шпильку и стала тыкать в ногу. Постепенно боль отступила.
- О-хо-хо! Тяжёлая выдалась ночка, почти не спала. Сколько там настукало? – она нащупала под подушкой  фонарик и посветила на часы. – Шесть, а ещё такая темень. Дни всё короче, короче. Скоро задождит, носа на улицу не высунешь.
       Поворчав, она снова улеглась, пытаясь всё-таки заснуть, но голодная кошка напомнила о себе, пришлось встать.
- Холера тебе в бок! – ругнула она животное, наливая молоко в блюдце. – Лопай, бездельница!
       Галина Петровна давно жила одна и привыкла разговаривать сама с собой или с кошкой, которую подобрала на улице. К вершине своих преклонных лет насобирала она целый букет болезней. Каждый раз, занося в чёрный список новый диагноз, иронично-торжественно произносила:
- Приветствую вас, дорогая подагра (или что-то другое), в нашей дряхлой посудине под названием «тело»!
       А тело с каждым годом сдавало позиции. Ноги отекали и болели, голову потряхивало,  сердце порой выскакивало, поясницу заклинивало, печень вздувалась, и во рту стояла горечь.
       Галина Петровна проработала  долгие годы в паспортном столе в женском коллективе, что наложило определённый отпечаток на общение с людьми. За строгий характер и крутой нрав её прозвали Снежной Королевой. Она знала и не обижалась. Это даже льстило. Привыкшая к подношениям, склокам и интригам, оставшись на пенсии без «родной стихии», она тосковала и  разговаривала сама с собой. На чём свет стоит ругала  таблетки, раздражавшие её. Они  получали  имена бывших сотрудниц.  Выражения хозяйка не подбирала, главное выпустить пар.
- Ну, Елена Геннадьевна, корова вы этакая, - обращалась она к розовой таблетке, - ваш наряд меня не проведёт. Я вас, отпетая мошенница, знаю. Опять поперёк горла станете, ни туда, ни сюда! А я вас в порошок, в порошок сотру, чтоб и духу вашего не было. – И она принималась толочь таблетку в ступке, орудуя пестиком. 
       В обед та же участь ждала жёлтую.
- Вас, Роза Яковлевна, слушать не желаю! Старая сплетница! Каждый раз обещаете, что отёки на ногах сойдут, ан, нет! Враки! Чёрта с два! Приходится обращаться к товарищу Шиповнику. Дура я, что купила вас.
        Через 15 минут на очереди была белая в виде сердечка. Галина Петровна открыла дверцу серванта видавшего виды польского гарнитура. Гарнитур брала по очереди, в которую вписал её Владимир Николаевич, председатель профкома хлебозавода № 2. Ему срочно надо было прописать племянника. Хозяйка бережно достала чашку с блюдцем из сервиза «Мадонна», расписанного полураздетыми красавицами. Этот дефицит достал Иван Терентьевич.  Им с супругой в кратчайший срок она поменяла паспорта. Галина Петровна   налила в чашку воды из чайника, хотела запить лекарство, но рука дрогнула, и  таблетка упала.
- Ах ты, глупая Дашка! Не зря твоя фамилия Маловерова! Прогульщица и очковтирательница! Только недотёпа Харитонов мог поверить твоим  россказням о причинах опозданий. Начальник называется!
       Галина Петровна оглядела всё вокруг, но таблетки не нашла. Не помогли даже очки. Она взяла фонарик, с трудом опустилась на колени и заглянула под кровать.
- Ах, чтоб тебе пусто было! Куда ты подевалась, кукла крашеная! Никогда  не  прощу! Благодаря тебе все узнали о моём несчастье!
       От суеты и волнения, вызванного неприятными воспоминаниями, Галина Петровна устала и присела на диван, обмахиваясь газетой…

- Галя, мне предлагают повышение в городе Энске. Должность главного инженера. Это перспектива, - радостно сообщил супруг. - Дают квартиру, правда, на первых порах без удобств.  Завтра должен дать ответ.
- В Энск? В эту дыру? Я не поеду! – расстроилась Галина. – Таскать воду из колонки, газ в баллонах, туалет во дворе!
-  Через год обещают  трёхкомнатную в новом доме с удобствами.
-  Нет, Анатолий Юрьевич! И не думай, и не мечтай! Бросать работу, детей срывать с учёбы! Ради чего? Что я там буду делать? Хвосты коровам крутить? Это же деревня! – и чуть поостыв, подвела черту: - Тебе надо, едь сам.
      И он уехал. Устроился, звал, но она решила по-своему. Первые годы наезжал по праздникам, в отпуск, иногда просто без предупреждения, чтобы успокоить, позвать в очередной раз, сказать, как любит. Она продолжала крутить носом. Со временем приезды сократились. Соседки  удивлялись, как    можно было отпустить такого красавца одного, высокого, широкоплечего, весёлого.  Судачили и о любовнице мужа, с жалостью поглядывали на Галину. Она не верила, считала их болтовню бабскими сплетнями.
      Однажды, придя на работу, из коридора услышала Дашин голос.
- … не верите? Она сына родила от Анатолия Юрьевича. Какой же надо быть дурой… - увидев на пороге Галину, Даша умолкла на полуслове.
- Так кто у нас дура? – вызывающе спросила Галина.
- Это я о подружке. Сына родила недавно без мужа, - испугалась Даша.
       Скоро пришло письмо от Анатолия и бумаги на развод. Галина взяла больничный и предалась бабьему горю. Выплакалась, настрадалась вдоволь, в отдел вернулась строгая и озлобленная. Теперь она никому не давала спуску.  Сыновей растила тоже в строгости и не баловала лаской. Мальчишки выросли, выучились (отец помогал материально) и свили свои гнёзда, но с матерью жить не захотели. Как росли внуки, Галина видела по фотографиям.
        Теперь одиночество Снежной Королевы разделяла кошка, а ещё два раза в неделю наведывалась Людочка,снимавшая с мужем по соседству у Степановых времянку.
- Я тебя, проклятая, из-под земли достану! – продолжала хозяйка угрожать пропавшей таблетке.
       Она  притащила пылесос. Обычно им орудовала Людочка. Но Галина Петровна подумала, что сегодня справится сама, хотя сердце колотилось бешено. Закончив,  вынула контейнер с мусором и тщательно вытряхнула его в расстеленную на полу старую простыню. Перебирая пальцами содержимое, Галина Петровна пыталась нащупать пропажу. Злосчастной таблетки здесь тоже не оказалось. Поиски отняли много сил, и она прилегла на диван.
- Славная девочка, эта Людочка. Такая вежливая и внимательная. Заметила, что дверцы в шкафу скрипят, позвала своего муженька. Олег – парень хоть куда, мастеровой. Поменял навесы и даже смазал про запас. Обещал лампу настольную отремонтировать, а то, как партизанка, в темноте с фонариком шастаю. Вообще, обещал со временем выключатель к самой кровати перенести, будет удобно. Красивая пара.  Да. Жизнь! Если бы не эта энская девка…  Толик всё своими руками делал…
 
          …  О, как она ненавидела свою соперницу! Галине Петровне было стыдно вспоминать, какими путями она добывала о ней информацию, как выколола глаза на фото в газете, где эта гадина стояла рядом с её Толиком!  А как обрадовалась,  узнав о её недуге! «Пусть Анатолий и прожил с этой... двадцать  пять лет, но справедливость восторжествовала», - сделала вывод Снежная Королева. Когда же ей сообщили о смерти разлучницы, она вдруг почувствовала неловкость, будто сама в этом виновата, ведь столько раз желала ей смерти. Смогла бы она простить Анатолия? Нет! Ни за что! Никогда!
      
      Галина Петровна встала, опираясь на стул возле кровати.
- Во-от ты где, зараза! Всё равно нашла! От меня не спрячешься! – на сидении красовалась таблетка.
     Женщина отдёрнула занавеску, ветром заброшенную на спинку стула, закрыла форточку и увидела мужчину, идущего по длинной аллейке, ведущей к порогу. Высокий, широкоплечий, в тёмно-синей куртке, он шёл медленно, поглядывая  по сторонам и на окна, словно сомневаясь, зайти или нет.
- Толик? Толечка…  Всё-таки вернулся! - она тяжело рухнула на стул. – Ой! Я же не одета! -  морщинистая рука дёрнула халат на груди…

     Олег шёл в замок Снежной королевы. Весь вечер они обсуждали, как он это сделает. Конечно, сподручнее было бы Людмиле, но та наотрез
отказалась.
- У тебя лучше получится. Ты же мужик!
       Им повезло: старушка месяц назад оформила дарственную дома на Людмилу. Объяснила тем, что дети забыли её. Внуки тоже не приезжают.
- Анатолий Юрьевич, мой супруг, после 91-го стал бизнесменом, возглавил крупное АО. Старшего сына  забрал  к себе на предприятие, дал должность, купил квартиру. Младший женился на американке, укатил в Штаты. Досмотрите меня. Всё вам оставляю.
        Олег волновался. Ему предстояла нелёгкая задача.  «Займусь ремонтом лампы, а там видно будет», - успокаивал  себя.  Он открыл дверь ключом,  который дала Людмила. В квартире стояла тишина.
- Галина Петровна! – позвал тихонько, но никто не откликнулся.
        Она сидела на стуле у окна. Одна рука ухватилась за вырез халата, другая …  другая плетью свисала вниз. Застывший взгляд устремлён в окно. У ног хозяйки клубком свернулась кошка. Олег пощупал пульс, потом закрыл глаза Снежной Королевы и положил на стол телеграмму. Её принесли вчера.  «Умер папа. Приезжай. Твой сын Аркадий».
       А за окном всё падали и падали каштаны, гулко ударяясь и отскакивая от земли. С треском лопалась кожура, являя на  свет коричневое чудо.
18 Чуть выше неба
Владимир Цвиркун
                             ЧУТЬ  ВЫШЕ НЕБА

Вокруг Дениса простреливался каждый метр земли. Осталась единственная граната - надежда уйти честным из этого мира. Об этом он подумал, когда опустел последний магазин автомата. С каждой минутой утро уходило со своей прохладой в глубокое ущелье, а на смену ему заступало жаркое солнце пустыни.

Он приподнял голову, и сразу вокруг него закипел песок от горячих пуль. Денис понял, что его хотят взять живым, но о чести десантника напоминала граната, пригревшаяся за пазухой.  «Наверное, будет больно, если подорвусь», - подумал он. Очень хотелось пить, осторожно протянул руку к фляжке с водой и сразу ощутил её прохладу. Денис пил не спеша. Потом, закрутив крышку, подсунул её под себя. «Снайпер заметит, прострелит», - подумал бывалый десантник.

«Похоже, мне крышка, - мелькнула паническая мысль, -  но уж нет. Надо бороться до последней возможности.  Хрен вам», - подбодрил себя Денис. Он снял с головы защитный шлем и сунул его рядом с гранатой. Не вынимая руки, нащупал  голубой берет. Расправив, надвинул его на голову. Так  делали в Отечественную войну моряки, надевая бескозырки и прикусывая ленточки, когда шли в последний бой.
На жёлтом песке голубой  берет, как букет незабудок, поэтому ещё больше выдавал  Дениса. Но о маскировке уже не думалось: у врага он, как на ладони.  Можно было бы быстренько перекатиться за большой камень. Хотя какая-то защита. Но Денис  полз по песку к своему другу, думая, что тот тяжело ранен. Однако Колька-дружбан погиб сразу, от первой пули снайпера.  Теперь они лежали почти рядом, только один -  живой,  другой - мёртвый.

- Эй, шурави, иди к нам, - послышалось на неплохом русском из-за дальних камней.

- Мы тебе не враги. Мы оставили тебе флягу с водой, когда ты пил. Это ты пришёл на нашу землю с оружием. Иди к нам, будешь жить, иди, скоро будет совсем  жарко.

 - «Заманивают  в плен, - подумал Денис. - А плен - это рабство. И надолго, а, может, навсегда. Нет, пока жив - поборюсь! Я умру вместе с надеждой».

- Нет, - крикнул Денис афганцам.

Однако и они не подходили к нему близко, хорошо зная о последней  гранате русского.Денис глянул на Кольку, будто прося у погибшего совета.  Автомат друга лежал совсем рядом. Колька крепко сжал его вместе с последним вздохом.  «А патроны-то у него, конечно, остались», - мелькнула догадка в голове Дениса. - «Попробую». Он быстро изобразил несколько змеиных движений, но в ответ получил очередь пуль на песке. Образовавшиеся в нём ямки обозначили границу,  за которую ползти было нельзя.

 Денис почувствовал острую боль в руке. Посмотрев, увидел, как его алая кровь стекала в песок. Боль нарастала. «Перевязаться», - пришла здравая мысль.  Душманы не стали ему в этом мешать. Он нужен им был здоровым.

Повязка всё больше и больше багровела. Боль тоже возрастала с каждой минутой. В отчаянии Денис крепко ударил лбом о песок. Но вместо мягкого прикосновения, он почувствовал удар обо что-то твёрдое. Здоровой рукой он сгрёб песок в сторону и узрел то, чего никак не ожидал увидеть: на него с упованьем  смотрела женщина с ребёнком на руках. Денис сразу вспомнил, что подобное  видел  в деревенской церкви.

 От увиденного, от потери крови и уже жаркого солнца у Дениса потемнело в глазах. Вдруг его тело стало невесомым и оказалось где-то чуть выше неба. А рядом с собой он увидел Кольку, а дальше - командира взвода лейтенанта Рученкова, сержанта Рыкова…и ещё многих, многих недавно погибших в последнем бою.  «Значит, люди не умирают, они просто поднимаются чуть выше неба и там живут»,  - изрёк Денис, отчётливо слыша свои слова. Он очнулся. Заглубив здоровую ладонь,  достал из песка образ Казанской Божьей Матери. С иконы на него ясными глазами смотрели мать и ребёнок. По её деревянным краям рисунок выглядел светлее. Видимо, когда-то образ украшал дорогой оклад. Но какой-то душман-иноверец сорвал его, а Святой лик бросил на землю. Когда Денис сдунул последние песчинки с иконы, то от неё повеяло вдруг таким неповторимым запахом русской  земли. В нём всё: и шелест трав с их ароматом, и журчанье ручейков, и шёпот длинных берёзовых кос, развивающихся  под напором весеннего ветра…

Слабо верующий Денис расстегнул верхние пуговицы куртки и осторожно приложил  Святой  лик к своей груди. Почувствовав подарок и помощь  судьбы, он, неожиданно для себя, перекрестился. Душа иконы и его слились воедино, теперь уже на всю жизнь. Десятки мыслей, обгоняя друг друга, метались в голове у раненого десантника. Он вдруг почувствовал  уверенность в себе.

Неожиданно послышался какой-то шум. И самый родной и желанный теперь звук на сотую долю секунды застрял у него где-то под голубым беретом и приятно кольнул сердце:
 
- Вер-туш-ки, - изо всех сил закричал Денис.

Но его уже никто не слышал. С двух вертолётов туда, где укрылись  душманы, велся непрерывный огонь, вдруг рядом прогремели несколько взрывов. С последним грохотом он потерял сознание…

Бравый десантник  Денис возвращался на свою родину. Он шёл в  деревню на запах, как умный пёс. На нём голубой берет, тельняшка, а на груди гвардейца - орден Красной Звезды - взамен на повисшую руку, на плече - спортивная сумка:  армейское  приданое.

На небольшом пригорке Денис остановился и присел. Он огляделся, потом, напрягая глаза, посмотрел на змейку своей улицы и отыскал знакомый дом. С каждым мгновением грудь  наполнялась приятной тяжестью.  Бывший воин глубоко вдохнул терпкий весенний воздух, и у него закружилась голова. «Вот то, что я испытал, когда там, на чужой земле, увидел православную икону», - подумал Денис. Удовлетворение полное: он - дома.


Вскочив на ноги, ещё раз прошёлся взглядом по своей улочке вверх. И вдруг у самой околицы в глаза ударил золотистый отблеск купола деревенской церкви. Чуть выше отчётливо увидел крест на колокольне. Он встал на колени, расстегнул молнию сумки и достал из неё завёрнутую в красный бархат икону. «Если церковь ожила, отнесу Святой лик в храм», - дал себе слово десантник.
Денис остановился у калитки дома. Во дворе никого не было. На него вдруг роем налетели шальные мысли о прошедшем детстве. Но теперь все эти милые сердцу деньки остались в прошлом, за калиткой жизни. Он подошёл к двери. Нехитрая деревенская щеколда сработала, и он оказался сначала в сенях, а потом - в избе.
Перед глазами мать, сидящая у большого окна, выходившего в огород. Звук открывшейся двери она почему-то не услышала. Наверное, задумалась о своём женском  житье - бытие, а вот прищёлкивание солдатских каблуков заставило её резко обернуться.

- Сержант Денис  Крутов  прибыл на место жительства в родной дом! - бодро и громко доложил десантник, прикладывая руку к голубому берету.

- Ох,- вставая, всплеснула руками мать и снова опустилась на стул. Потом вскочила и бросилась к сыну, обняла его и заплакала от счастья.
 
- Дай я на тебя погляжу. А веснушки-то совсем сошли. И курносый нос выпрямился… Повзрослел... Возмужал…

- Мама, мама, успокойся. Всё хорошо. Вернулся живым, - сказал Денис и глянул в красный угол.

Когда мать совсем пришла в себя, сын открыл сумку, аккуратно достал из неё закутанную икону и направился к маленькому домашнему иконостасу. Сняв тряпицу, Денис перекрестился и поставил  икону Казанской Божьей Матери рядом с другими. От матери не ускользнуло, что сын перекрестился левой рукой.

- Мама, этот образ спас мне жизнь. Крещусь левой рукой, потому что правая искалечена,- пояснил сын.

- Ох, ох, ох, - запричитала мать. - Ну, слава Богу, живой остался, сынок. Ничего, как-нибудь проживём.

- Будем жить, мама. Будем жить и в Бога верить. Слышишь, мама. Он поможет.
- Да, да, конечно, удивлённо поддакнула мать, чувствуя большие перемены в  сыне. - Ой, что же это я. Сейчас, сынок, стол накрою, покормлю тебя с дороги. Я скоро. Напеку твоих  любимых блинчиков, а ты их с квашонкой, как в детстве, не забыл?

- Детство, мама, не забывается. Это же начало жизни. Всё помню. Всё.
- Пойдём к колодцу, сынок, умоешься с дороги, как полагается.
- Конечно, пойдём, ответил Денис, а сам подумал: «Хочет посмотреть».

Мать поливала из ковша холодной водой, а сама внимательно смотрела на искалеченную руку, и вдруг тихо заплакала в кончик платка, качая головой. Послеоперационные шрамы паутиной расходились по предплечью.

За обедом Денис  рассказал матери обо всём, что случилось с ним в армии. И о том бое, когда его спасла Богородица. При упоминании о ней сын перекрестился и с благодарностью посмотрел на её лик. Мать смотрела на него и вперемежку со слезами ела, как могла.
- Сынок, вечером соберём родных и близких. Надо показаться им.
- Может, не надо. Я не очень этого хочу.
- Обычай такой. Не надо прятаться от людей. Вот встретимся все вместе, посидим, поговорим, а после поступай, как тебе душа велит. Это материнский долг, да и отец, если б жив был, тоже поддержал бы меня. Надо, сынок, ведь мы тебя так ждали.

- Поступай, мама, как считаешь нужным. Вечером, так вечером. А сейчас давай сходим к отцу на могилку.

- Вот это правильно, сынок. Отец за тебя порадуется. Вот хорошо.

Возвращаясь с кладбища, напротив церкви Денис остановился и сказал:

- Мама, мне надо зайти сюда. Возьми пустую сумку, а икону я отнесу в храм.
- Хорошо, сынок.

Церковь оказалась не закрытой.  Денис вошёл в притвор и перекрестился. Затем оказался в пустом зале. В правом углу светились три огонька. Он тихо обошёл среднюю часть  храма и остановился у стола. Достал из кармана деньги, положил в посудину и взял из пачки три свечки. Засветив, поставил в подсвечник - за упокой душ отца и погибших друзей. Перекрестившись, вышел во двор.
 
 Неподалёку, под раскидистой липой, увидел лавочку и направился к ней. Через некоторое время из соседнего дома вышла девушка с повязанной платком головой и подошла к Денису.

- Здравствуйте вам, - слегка поклонившись, сказала она. - Вы кого-то ищите?

- Добрый день. Мне бы батюшку повидать, - вставая, сказал Денис.

- Сейчас отец Евгений в отъезде. Будет через три дня, в субботу. Может, чем могу вам помочь?

 - Вот принёс в церковь икону, - разворачивая бархат, сказал он.

- Это ваша домашняя, родовая икона или…?

- Икона с ликом Богородицы спасла мне жизнь. Это армейская история. Если хотите я поведаю её вам. Давайте присядем.

- Это икона Казанской Божьей Матери, - произнесла она, когда Денис закончил свой рассказ. - Она очень почитаема у православных верующих. Вы хотите подарить её храму?

- Именно за этим и пришёл.

- Пойдёмте в церковь. Там мы определим ей временное пристанище. А когда приедет отец Евгений, он найдёт ей достойное  место.

Они пошли к церкви. Она первой, Денис - за ней. У входа трижды перекрестились. Она  повернулась в его сторону и заметила, что он крестится левой рукой. В её сознании вдруг всплыло далёкое прошлое и кольнуло в сердце. Ещё когда она была девчонкой, гадалка сказала ей: «Полюбишь леворукого».

Оба подошли к столу со свечками. Денис расстелил бархат, и она положила на него икону.
- А вы живёте около церкви? - поинтересовался десантник.
- Отец Евгений - мой муж. Я - матушка Капитолина, помогаю ему в церковных делах и в быту.

- Денис, - представился он, слегка улыбнувшись при слове матушка.

Капитолина заметила это и заглянула в глаза Дениса. Их взгляды встретились  под лоном церкви. Первый, чистый, непорочный взор длился недолго, но он зажёг искорку беспредельного доверия друг к другу. Матушка опустила глаза, затем голову и направилась к выходу. За ней последовал и Денис.
Они снова сели на церковную лавочку и, не переставая, проговорили до самого вечера.

- Ой, - опомнилась Капитолина, - уже вечереет. Пора. Господь с вами, - благословила она Дениса и ушла.

- Господь пусть будет и с тобой, - прошептал он и последовал в свой дом. Там его уже ждали близкие и дальние родственники, соседи, друзья.

Каждый день до приезда отца Евгения Денис приходил  в церковь. Матушка Капитолина преподнесла ему в дар книгу «Закон Божий» и молитвенник, указав, что и когда надобно читать. Приехавший отец Евгений очень обрадовался дару, поблагодарил Дениса. А выслушав его рассказ, сказал:
- Я не знаю, какие у тебя планы, но первое время, чтобы оттаять сердцем и душой  после этой ненужной войны на чужбине, приходи в церковь. Мы с матушкой будем помогать тебе.

Как инвалид-интернационалист, Денис стал получать небольшое пособие.  Этого хватало  ему жить скромно, но с достоинством. Всё лето, осень и зиму он постоянно посещал церковь. Вскоре отец Евгений доверил ему прислуживать себе на богомолье и даже на церковных праздниках. Дьячок - так негласно стали называть его в селе. Вскоре у Дениса прорезался и голос. Вместе с матушкой они организовали хор певчих. Число верующих заметно увеличилось. Это бросалось в глаза во время крестных шествий.

Деревня в России всегда отличалась  многоликостью и индивидуальностью, в ней не затеряешься. Такая она и сейчас. В ней, как через сито, просеиваются поступки, мысли и помыслы людей. Не ускользнула от односельчан и чрезмерная симпатия  друг к другу Дениса и матушки Капитолины. Это подметил  и  зоркий глаз отца Евгения.  Однажды после службы перед исповедью и причастием он сказал:
 
- Братья  и сестры, прихожане, верующие. Судьба - наш поводырь. Мы идём по этому миру, как велит нам наш Творец, зачастую вспоминая о нём, когда нам трудно. А когда  нам хорошо, когда нам везёт, когда нам сопутствует удача, мы не вспоминаем о Боге. Без веры жить нельзя.  Дети верят родителям, жена - мужу, муж - жене. Все мы должны быть верны  друг другу. Все мы - дети Создателя и верим в своего Учителя. Помните об этом всегда. Помните и днём, и ночью. Помните в мыслях и поступках. А теперь - исповедь. Я слушаю тебя, Капитолина.

- Отец наш и наставник, я грешна перед тобой, как мужем и как пастырем. Наверное,  грешна и перед Богом. Я грешна не телом, я грешна душой. Помоги мне, если сможешь и прости. Я не заметила, как это случилось, и не понимаю, что со мной происходит. Господи, помилуй меня и прости.

Капитолина после этих слов  трижды перекрестилась, встала на колени и поцеловала руку  священника.
 
- Капитолина, Бог посылает тебе и мне не кару свою. Он проверяет наши с тобой чувства, нашу с тобой клятву на верность друг другу, которую мы давали во время венчания. Мы должны выдержать это испытание. Молись, Капитолина, молись…
Вскоре после этого отец Евгений  уехал к митрополиту. Тот принял его. Священник  коротко рассказал ему о делах своего прихода. Потом, немного помявшись и подыскивая нужные слова, изрёк:

- Владыка, на исповеди моя жена Капитолина рассказала  мне о том, что полюбила прихожанина по имени Денис.
- И давно это у них?
- Уже около года.
- Как далеко зашли их отношения?
- Она сказала, что грешна только душой.
- Ты знал об этом?
- Да, владыка, догадывался, но боялся прямо спросить её об этом.
- А что же тот молодой человек?
- Прилежный христианин. Бывший афганец. Правая рука изранена на той войне. Мы с женой отогрели его душу, обучили азам церковного дела. С войны он привёз икону, которая помогла ему выжить.

- И что за икона?
- Икона Казанской Божьей Матери. Письмо её хорошее, девятнадцатый век.
- Да, Господи, какие задачи ты ставишь перед нами, - сказал владыка и трижды перекрестился. - Как, говоришь, зовут его?

- Денис, владыка. Он вместо дьячка прислуживает мне в церкви, помогает в делах, у него хорошие голос и память. Тяготеет к послушанию.

- А если, - митрополит на минуту задумался. - А может, мы его направим учиться? Как ты думаешь?

- Он изъявлял желание.

- Вернёшься к себе, поговори с ним. Если у него твёрдое желание посвятить себя Богу, то пусть явится ко мне. Поговорю с ним. Посмотрю на твоего Дениса, а там с Божьей помощью и дело решим. Поезжай, отец Евгений, в свою паству и жди моего решения…

Бывалый десантник  интуитивно почувствовал, а интуиция - это способность человека заглянуть в будущее, что отец  Евгений  поехал к митрополиту неспроста.  Там должна решиться его дальнейшая судьба. Утром, придя в церковь помолиться, он увидел Капитолину. Перекрестившись, подошёл к ней, посмотрел ей в глаза и тихо произнёс:

- Капитолина, ты излечила мне одну рану, но открылась другая - в сердце и душе. Эта рана приятная. Спасибо тебе. Я впервые узнал, что такое любовь.

- Я…
- Молчи. Спасибо тебе. Прощай…

В учёбе и молитвах быстро пролетело  время в духовной семинарии. Он возвращался в свое родное село снова пешком, как когда-то из армии. Теперь отец  Дионисий отыскал свой заветный бугорок  на берегу речки и присел на него.
Сердце забилось тревожно. Он вспомнил афганский бой, икону-спасительницу, свой полёт чуть выше неба, своих погибших однополчан...  Потом всё это сменилось сладким воспоминанием о любви к Капитолине. Он встал, перекрестился, навсегда оставляя её нежный образ в своей душе.

Вскоре посмотреть на  леворукого батюшку, на его стать, послушать его голос и проникновенные проповеди стали приезжать из дальних сёл и далёких городов. А тут вдруг «заговорила» его икона Казанской Божьей Матери. О её чудотворной силе  пошла добрая молва.  Поклониться ей и возможно исцелиться приезжали и стар, и млад...

Это случилось на праздник Святой Троицы. Отец  Дионисий, как обычно, служил  в церкви. Он подошёл к своей спасительнице-иконе, поцеловал её, и вдруг произошло чудо. Среди прихожан пронеслось: «А-а-ах!».  Они не верили своим глазам: отец Дионисий перекрестился правой рукой.
19 Колька с нашей улицы
Владимир Цвиркун
    Если из барака по каким-либо причинам выбегали все дети одновременно, то из них  набирался целый взвод. Мальчишек  всегда рождается больше, чем девчонок. Это потом, спустя время, их становится сначала поровну, а потом – меньше и меньше.
Когда во дворах на улице много ребят, то жизнь беззаботная бьёт ключом. И лишь поздно вечером, прихватывая порой и ночь, организм начинал проявлять беспокойство. Тяжёлые и сонные веки магнитом тянулись навстречу друг к другу. Мёртвый сон сглаживал все дневные обиды, синяки и шишки детворы.
Сон – блаженное состояние тела, души и сердца, готовящий живое существо к новому шаловливому дню.
Игра сверстников между собой иногда приводила к спорам, а порой и дракам: никому не хотелось уступать, каждый хотел быть правым. Все эти действия –  попытка самоутвердиться, вырасти в глазах сверстников. Иногда к младшим приходили  ребята  постарше, отчего первые, выражая свою радость, повизгивали от удовольствия. Чаще других в произвольный штаб, а им становился луг, приходил Колька Савельев – парень с нашей улицы.

Перед каждой игрой «в войну», чтобы не стрелять пальцем, он садился посередине собравшихся ребят и специально медленно опускал руку в карман. Покопавшись там немного,  так же не спеша вынимал её с уже знаменитым на всю улицу толстым, в двадцать приборов, ножиком.  Это было то, о чём мечтал каждый мальчишка. Ногтём большого пальца  открывал среднее лезвие, трогал легонько, определяя острое ли оно. После переворачивал его в рабочее положение и клал специально на всеобщее обозрение посередине круга, говоря:
– Так, давайте быстренько несите мне палки, дощечки, стальную проволоку.
– Да мы сейчас…
–  Жду две минуты, не больше, – говорил Колька, подгоняя людскую поросль.
– Это пойдёт? А  это, Коль, сгодится? – галдели вскоре все вокруг него.
– Не наседайте. Всем что-нибудь смастерю. Все будут воевать при оружии, –  успокаивал он своих друзей.
Ребята смотрели на мастеровые руки, на плавные и точные рывки блестящего  железа по дереву и старались понять и запомнить, как это у него получается. А творил Колька своим инструментом, по меркам ребят, чудеса. За час-полтора были готовы пистолеты, браунинги, наганы.  А ещё – револьверы, кинжалы, мечи, шпаги, тесаки, пики и другое ребячье оружие. Он раздавал его им поочередно. Каждый счастливчик клал, если помещалось, своё сокровище за пазуху, на секунду закрывал глаза, ощущая тепло дерева своим телом.
– Так, все при оружии? – громко спросил Колька командирским голосом.
– Все,– хором ответили пацаны.
– Сегодня пойдём в большой лес.
– Ура! Ура! Ура! Коль, в войну пойдём играть или за грибами?
– Сначала повоюем, братцы. Отработаем приёмы партизанской войны.
– Ура! – ещё раз поприветствовали ребята решение командира.
– Идите вперёд. На опушке подождите меня. Я – следом, – сказал он.
Через десять минут Савельев построил всех в одну шеренгу и разделил через одного на две равные команды.
– Я – командующий, – объявил Колька, доставая из-за пазухи ещё одно чудо военной игры – трофейный бинокль. Когда он повесил оптику на шею, то зависть пацанов просто зашкалила.
– Коль, а Коль, дай посмотреть.
– Не Коль, а товарищ командующий. Все поняли?
– Все! – дружно ответили будущие солдаты.
– Витька будет командиром русского отряда, а Володька – немецкого. Русские идут прятаться, будто они партизаны. Немцы же должны их вылавливать и приводить ко мне на допрос. Всем всё понятно?
– Поняли! Поняли! – доложили командиры отрядов.
 А Володька в свою очередь спросил:
– Товарищ командующий, а ты за кого будешь болеть за русских или за немцев?
Такая постановка вопроса озадачила не только Савельева, но и всех вояк.
– Я – середина, – нашёлся Колька. – Я – командующий, наблюдаю за игрой. Так, вопросов больше не задавать. Русские идут прятаться. Через пять минут начинается облава. Вперёд!

Пацаны, очарованные таинством игры, как дикие животные, выпущенные на свободу из неволи, вмиг исчезли в ближайших кустах и среди деревьев. Всё, что они подмечали сами в кино, о чём рассказывали отцы и деды о войне, превратилось в опыт-подсказку. В своих действиях они стали использовать это, добавляя свой детский ум и смекалку, чтобы «выжить».
Хитрый и смекалистый Володька, как только исчезли в лесу партизаны, подозвал своих «немцев» и сказал:
– Разделимся на три группы. В лоб будет наступать маленькая команда. Две  другие обойдут неприятеля и ударят с боков, а если получится – сзади.
– С флангов и с тыла, – поправил его Мишка-отличник.
– Правильно. Молодец, ты хорошо запомнил Колькины уроки, а я вот забыл. Наберите комьев земли и, как зайдёте в гущу леса, кидайте их вперёд вместо гранат. Всех, кого поймаете – ко мне.
Всё ребячье войско углубилось в лес, а Колька-главнокомандующий влез на высокий дуб и стал внимательно следить за манёврами воюющих сторон. Более часа продолжалась война-потеха. Не обошлось, конечно, без стычек, коротких драк и красных соплей. Савельев потом уровнял ребят, поменяв им «погоны». И снова, то в орешнике, то  в черёмухе, то в бузине слышались радостные крики, возня и возгласы победителей.
На перерыв собрались все, «убитых» не было, а вот легкораненые ощупывали свои лица и тела. Командующий провел небольшую разборку игры, похвалив всех. После короткого отдыха уличная ватага уже единой командой смотрела на командующего.
– А сейчас пойдём к домику лесника, напьёмся там родниковой водички. Согласны?
– Согласны, – дружно загалдели недавние бойцы. – Коль…
- Понял, братцы. Вот вам бинокль. По пути смотрите по очереди, чтобы нас кто-нибудь и взаправду не пленил.

Полтора километра по лесной дороге шустрые вояки преодолели быстро. Смех, шутки, прибаутки, разговоры о прошедшей «битве» – помнишь, как я тебя быстро нашёл под кустом, а я в тебя гранатой попал – скрашивали поход, да и само житьё-бытье детворы ещё одного  послевоенного года.

За поворотом дорога расширялась. Повсюду виднелись колеи от тяжёлых телег. Это и понятно: свозили в скирды душистое сено. Лесник держал во дворе двух лошадей с жеребёнком, корову с телёнком. Скирда высушенной травы возле воловни увеличивалась с каждым днём.  У главного в лесном хозяйстве много помощников, так как от него многое зависело. Он выделял древесину для постройки и на дрова, наделял покосами, подсказывал пчеловодам, где лучше поставить ульи.
Лесника знали почти все. Он носил форму. Его уважали и боялись. С одобрения командующего Володька подошёл к хозяину и спросил:
– Дмитрий Петрович, можно попить воды из вашего родника?
– О-о-о! Сколько вас. Родник мне не принадлежит. Родник родился из земли, так что он общий. Вас прямо целое войско! – удивился он и, обращаясь к Володьке, сказал: –  Зайди в дом, попроси у хозяйки три кружки. Понял?
– Так точно! Понял!
Володька вошёл в прохладные и полутёмные сени, где от бочек пахло солёными огурцами, грибами и мёдом. Над ними на стенах висели в пучках высушенные лечебные  травы. Слева он увидел обитую клеёнкой дверь. Осторожно открыл её. Тихо войдя в гостиную, увидел за длинным столом трёх женщин и много девчонок.  «Наверное, гости», – подумал он. Ровесницы улыбались ему, держа в руках блюдца с чаем. На столе стоял большой пузатый самовар, а в туесках светился свежий мёд.
– Тебе чего, мальчик? – спросила хозяйка дома.
– Дмитрий Петрович просил дать нам три кружки под воду.
– Вы что помогать пришли?
– Не знаю. Сначала водицы бы.
– На кружки, пейте на здоровье.
– Спасибо,– поблагодарил Володька.
Ребячья помощь на этот раз леснику не понадобилась, поэтому после водопоя все направились по домам. Но вдруг командующий, находясь ещё при власти, объявил:
– Рассыпаться по лесу! Соберём грибов на ужин. Учитесь различать их и запоминайте их названия. Кому что не ясно, подходите ко мне – поясню. Матери за хорошие грибы скажут вам спасибо.
– А куда класть-то их? – спросил самый маленький по росту «вояка».
– Куда, куда – за пазуху. Оружие, придя домой, спрячьте, скоро снова пойдём на ученье.
Колька был заводилой всех ребячьих дел. Вместе с взрослыми сопровождал их на пруд, на речку.  Все вместе лазали в колхозный сад за яблоками.  В воскресные зимние дни спешили на взлобок, чтобы несколько раз с ветерком скатиться с его кручи.
 
Снова подошла осень, и Кольку забрали в армию. Мы осиротели на три года. Другого командующего нам, естественно, никто не назначил, а сам таким никто не назвался. Видно не каждому дано водить ребячьи ватаги в бой.
20 Пять дней в тёмном царстве
Ирина Христюк
      
       ПЯТЬ ДНЕЙ В ТЁМНОМ ЦАРСТВЕ
       
                  или
         
         ОТ СТРАХА ДО СМИРЕНИЯ

          К вечеру субботы зуб разболелся так, что хочется выть. Ни таблетки, ни полоскания содой, солью, ромашкой, дубовой корой не помогают. А впереди – ночь и выходной.  От нестерпимой боли раскалывается голова…
          Еле дождалась понедельника. Утром в сопровождении мужа отправляюсь к врачу. Сделали снимок. Оказалось, начал разрушаться зуб под коронкой. «Будем снимать коронку и удалять зуб», - объявляет врач, семь лет назад её установивший. Чем очень меня огорчает. Учитывая больное сердце, каждое посещение стоматолога даётся мне с великим трудом. Врач тоже это знает, и  две медсестры с нашатырём уже стоят рядом. Стоматолог делает укол и с горем пополам вынимает половинку зуба.
        - Вторую половинку будем вырывать завтра или послезавтра, в зависимости от вашего состояния. Вы немножко отдохнёте, и всё пройдёт нормально. Я выпишу вам таблетки, попьёте сегодня - завтра. Кстати, вы как к антибиотикам относитесь?
       - Нормально. В прошлом году три раза лежала в больнице, принимала, осложнений не было.
       - Хорошо. Тогда я выпишу «бисептол» и «ципринол».
         Распрощавшись с врачом, спешим  в аптеку за таблетками и домой. После еды, по совету стоматолога, пью таблетки. Через некоторое время чувствую, начинают слезиться глаза. Списываю на две бессонные ночи, надеясь на улучшение. После второго принятия таблеток опухает лицо, вокруг глаз, ощущаю боль и песок в глазах. Припухлость вокруг глаз увеличивается, глаза закрываются, и о, ужас! картинки размываются,  надвигается пелена и плавающие тёмные пятна. Острота зрения снижается вплоть до почти полной слепоты. Через короткое время  всё: исчезли краски, свет, и  наступила сплошная темнота и чернота.
         Становится жутко и страшно. Поджилки затряслись, мурашки по спине побежали. Пытаюсь открыть глаза. Не получается. Муж говорит, что вокруг глаз опухло в три слоя. А на дворе ночь. Что делать? Надо ждать.  До утра.
Боль, тревога, страх, потом сознание собственного бессилия и тихая паника не покидают всю ночь. Мысль о том, что остаток жизни могу провести без книг и компьютера, что жизнь под угрозой полной слепоты, повергают меня в уныние.
Еле дождавшись рассвета, едем в поликлинику. Стоматолог оторопел. Вызывает для консультации специалиста.
        - Срочно ложиться в больницу. В кардиологию. Аллергия. Надо прокапаться. Возьмите направление у семейного врача.
Бежим к семейному. Очередь. Ничего не вижу. В глазах колет и песок.
       - Надо ложиться в терапию, но должен посмотреть окулист.
      Идём к офтальмологу. Опять очередь. Боль нестерпимая.
Наконец, наша очередь. Осмотр. Приговор:
       - Срочно в Бельцы или в Кишинёв. В больницу.
       - Может, Вы дадите назначение, и можно на месте, в нашей районной больнице лежать?
       - Какое «здесь»?! - кричит врач. Дело доходит до полной слепоты. Поезжайте срочно! При отсутствии активного своевременного лечения возможно наступление полной слепоты.
Срочно! Вот направление. Подпишите у заведующей поликлиникой.
        Опять очередь. Стоим.  Глазам так больно, хоть на стенку лезь. Подписали. В машину и в Бельцы.
          Приезжаем. Уже третий час дня. Находим отделение, но врач работает здесь только до обеда, а положить в больницу без него невозможно. Муж пытается узнать, где её можно найти. Через полчаса удаётся выяснить, что после обеда она принимает в частном кабинете. Звонит. Просит принять. Получаем согласие. Через двадцать минут уже на месте. Как тяжёлого больного ожидающие, спасибо, пропускают вне очереди.
Долго прохожу обследование. Получаю уколы в оба глаза. Врач, как позже выяснилось, мастер своего дела, давно практикующая, имеющая опыт работы с подобным явлением, выносит вердикт:
       - Вирусное. Аналогичный случай был у меня в прошлом году. Видеть будете, но предстоит длительное стационарное и амбулаторное лечение. Но у нас, к сожалению, только четыре койки на весь север Молдовы, да и то в хирургическом отделении. Сейчас там лежат четыре пациента после операции.
      - Лилия Ивановна, может, Вы назначите курс лечения, а получать я смогу на месте, в Глодянах. Там есть место в терапии, а сюда сможем приезжать, когда Вы скажите, на консультацию? - тихо спрашиваю.
     - Хорошо. Так и сделаем. Это оптимальный вариант.
Она долго выписывает нам рецепт, назначает капельницы, уколы внутривенно. И отдельно длинный перечень капель для глаз, долго и подробно объясняя мужу, что и как принимать.
    - И обязательно найдите возможность купить в соседней Румынии гель «Вирдан». Он производится во Франции. У нас не продаётся. Без него никак нельзя.
    - Хорошо, - отвечает муж, постараемся как можно быстрее решить этот вопрос.
         Пока проходили обследование, покупали капли, рабочий день теперь уже у Глодянских врачей закончился, и лечь в больницу смогу завтра утром.
          Возвращаемся домой. Целый день в темноте. Труднее всего давались бесчисленные ступеньки. Спасибо мужу за терпение и постоянный комментарий: «Сейчас будут ступеньки вверх. Осторожно. Ещё две, одна. Всё. Ровно… Внимательно! Спускаемся. Восемь ступенек. Предпоследняя. Последняя. Ровно. Поворот. Лифт. Заходим. Выходим». Так с пояснениями прошёл день…
          Теперь день и ночь для меня одним цветом. Потеря зрения вызывает чувство опустошённости, но живу надеждой.
На следующий день ложусь в больницу. Муж вместе со мной, так как кроме капельниц и внутривенных уколов, надо закапывать глаза: пять наименований капель и два геля, и у каждого свой график, практически двенадцать часов, с малыми перерывами.
          Заходим в палату. Знакомимся. Соседку зовут Татьяной. Голос приятный. Объясняю вкратце свою ситуацию. Прошу прощения за то, что целыми днями рядом будет находиться муж. Она относится с пониманием. Обстановка в палате мне знакома. Ещё до потери зрения я здесь лежала три раза. Всё знакомо, Я окидываю палату невидящим взором и перечисляю: две кровати, моя – у окна, на окне – бело- розовые  жалюзи, при входе, в левом углу - вешалка. Муж подтверждает: всё так. Всех – зав отделением, медсестёр и младший медицинский персонал - узнаю по голосам. Получаю капельницы и уколы.
          В свободное время изучаю маршрут, извините, в туалет.
Тренируюсь под присмотром мужа: от кровати наискосок пять шагов, по правую руку - стена, по левую – дверь. Открываю сама, выхожу в маленький коридорчик, два маленьких шага, поворот на девяносто градусов влево, четыре шага вперёд.  По правую руку – выключатель, хотя свет мне не нужен, но он означает «занято», по левую – ручка двери. Открываю. Помню: слева – умывальник, прямо – унитаз, возле него – корзина для мусора. Трогаю ногой – не нахожу. Она – справа, надо запомнить. И так несколько раз. Всё. Получается. Смогу без посторонней помощи.
Приносят обед.  Муж хочет покормить.
        - Нет, я сама.
Не даёт покоя мысль: а вдруг это надолго. Надо учиться жить по-новому, не обременяя родных
        - Хорошо. С тумбочки будет неудобно. Я застелю тебе полотенцем колени, поднесу повыше тарелку, держи ложку и пробуй сама.
        Пробую. Очень стараюсь:
       - Я не проливаю? Не капаю?
       - Всё нормально, не переживай, дорогая. Всё будет хорошо. Я тебя люблю.
После таких слов хочется жить. Жить, несмотря ни на что.
          Шаг за шагом осваиваю пространство, главное, чтобы всё оставалось на своих местах. Коленями чувствуя кровать, могу дойти до вешалки, где пакеты с одеждой. По размерам запомнила, где что лежит. Приходят навестить Катюша, ставшая за многие десятилетия уже родным человеком, матушка Вероника, звонит сноха Юля. Узнаю по голосам, разговариваю, держусь.
В сплошной  темноте и глубоких раздумьях проходит ещё один день. Внутри меня словно образовалась какая-то чёрная дыра, которая была намного хуже, чем просто потеря зрения. Она всё время напоминает о себе болью и страхом. Ох, нелегко существование незрячего…
          Ночью остаюсь без мужа. Запоминаю: на верхней спинке кровати – полотенца по размерам – для лица, рук, глаз; на нижней – пижама, на тумбочке – очки (закрываю глаза, чтобы опухолью не пугать людей), телефон (могу только отвечать), от угла тумбочки на пядь – кружка с водой. Сама переоделась, несколько раз выходила в туалет. Натолкнулась на подставку для капельниц, которую кто-то  оставил прямо у дверей, что-то упало, присела, нащупала, оказалось - пустая пластмассовая бутылочка. Но самое главное, что краски, которых не видят мои слезящиеся слепые глаза, мелькнули во сне…
          Наступило утро, если его так можно назвать в этом царстве тьмы. Распознаю его по движению санитарок, начинающих уборку, как я помню по предыдущим пребываниям, в шесть двадцать утра. Сама умылась, благо все принадлежности в гигиенической сумочке, переоделась, заправила постель на ощупь, запомнив, что лицевая сторона пледа более гладкая. И к Валериному приходу  - я в «полном порядке», готова к процедурам и обходу врача.
          А в голове рой мыслей: что готовит мне день сегодняшний? Поневоле задаюсь вопросом, что такое вообще жизнь? Есть ли смысл? Пытаюсь снова и снова искать ответы на сложные вопросы. Понимаю, что Жизнь, как сам грешный мир, вечна, незыблема. Она размеренно идёт своим чередом, наматывая круги — от рассвета до заката, от дня к ночи, от зимы к лету, независимо от того, буду ли я видеть или нет. Это мне надо смириться, приспособиться к новому положению, научиться жить по-новому столько, сколько Господу угодно. Ведь всё по Его воле и на всё Его воля. Если суждено мне пройти это испытание, значит,  Он даст мне силы и терпение. Из глаз моих незрячих покатились слёзы, обжигающие опухшие щёки. Жизнь сама учит нас смирению, хотя порой и очень болезненно. «От печали рождается смирение, а смирению даётся благодать», - вспомнила слова Д. Г. Семеника.*
          Стук в дверь прерывает мои размышления и возвращает в настоящее. Это мой любимый муж Валерий – лучик света в моём тёмном царстве. Обнимает. Целует. Признаётся в любви. Рассказывает, как дома, что нового в кабинете на стихире и прозе, какая погода на улице, про нашу кошку Фросю и пса Прошу, который каждый раз провожает его до самых дверей больницы (мы живём в трёхстах метрах от больницы), ждёт минут десять и, опустив голову, возвращается домой…
Начинаем процедуры закапывания глаз,  потом завтрак, капельницы, уколы. И так до вечера…
Не терпится читать и писать. Пробовала писать, пока не получается, но в голове уже зреет план...
          Кто-то заходит, выходит. Голос незнакомый. Перепутали палаты. В коридоре шум, голоса, шарканья тапочками. Обход врача. Новая смена медсестёр. Идёт обычная светлая жизнь. И только у меня она -  другая. Я – в тёмном царстве. Перефразируя известную поговорку: в кривом глазу всё криво,  скажу, что в слепом глазу всё черно. Тут владычествуют два цвета – чёрный и тёмно-серый, но до чего красиво! Господи, как жаль, что ты не наделил меня даром живописать. Таких картин в жизни не существует. Какая жалость, что я не могу перенести их на бумагу, получились бы невероятные полотна модерн. И меняются они так быстро, словно в детском калейдоскопе. Помните? Достаточно покрутить миниатюрную пластиковую трубочку из стороны в сторону и заглянуть в стеклянный глазок на ее конце, как на противоположной стенке внутри трубки выстроятся самые невероятные узоры.
          Так и в моём тёмном мире с фантастическими орнаментами, креативными панно и этюдами, в котором вновь и вновь хочется наслаждаться изумительной красотой и изяществом.
А какое изобилие лепнины в этом тёмном замке! Композиции фигурных и орнаментальных узоров. Жаль, что не тонированы…
Мой мозг старается всё впитать и запомнить, но вместе с тем он - сплошное поле переживаний, страхов, волнений и тревог. Понимаю, что если  позволю этим мыслям и дальше находиться в своей голове, то не только зрение, но и она превратится в тёмное царство, которое будет нацелено отобрать мой мир, мою радость, мою надежду, моё смирение…
Поэтому «возвращаюсь»: прошу рассказать мужа о том, что он видит через больничное окно. Стараюсь не терять связи с миром чистого и ослепительного света, с миром здоровья…
          Но как ни стараюсь думать о чём-нибудь радужном и благостном, неприятное ощущение тревоги никак не желает покидать меня. Впереди – выходные. «День придет и может радость принесет», - мысленно рассуждаю. Но беспокойство и опасения не покидают меня, зато сон попрощался со мной надолго. Не зря говорят: в ветреный день нет покоя, в озабоченный день нет сна. Неопределённость своего положения вызывает озабоченность и изматывает душу. Оказывается, тревога так никуда и не уходила, наоборот, постепенно возрастает, всё больше вытесняя другие ощущения. В голову лезут какие-то обрывки мыслей, фраз, изречений. Неясность не отпускает и мешает отдохнуть.
А я-то надеялась… Сердце щемит. Где-то прочитала, кажется у Ш. Л. Лектер : «Печаль всё время глядит назад, тревога смотрит по сторонам, и только глаза веры всегда направлены вперёд». Вера — это великая сила для меня, православной христианки. Молюсь утром и вечером. Может быть, Бог простит мои слабости тревог. Понимаю, надо перестать копаться в своих сомнениях, в своих рассуждениях и не загромождать свою дорогу к Богу. Ведь Жизнь — это Божий дар. Надо вложить свою руку в руку Его, и Господь поведет меня нужным путем. Может быть, порой и трудным, и жестким, но правильным. Главное, что Он прикоснулся к моему сердцу...
            Вот так, в раздумьях и медицинских процедурах, с той лишь разницей, что по выходным нет обхода врача, прошли выходные. Дни короткие. К пяти часам вечера уже темнеет. И не включая свет, – он мне всё равно не нужен -  закутавшись теплее в плед, я сажусь у окна, а Валера,  крепко обнимая меня, рассказывает о картинке за окном:
       - Загорелись фонари перед окнами больницы. Медленно кружась в воздухе, падает снег, застилая всё вокруг. Хоровод неторопливых снежинок, словно задумавшись о чём-то важном, опускается на крыши домов напротив, деревья, машины, что стоят под окном, тротуар и ступеньки, ведущие в больницу. Они оседают даже на подоконник нашего окна. Серебристо-белые осадки заметают следы от машин и ровным бархатным ковром покрывают всё вокруг, от чего сумерки кажутся мягкими и светлыми.   
         Я гляжу в пространство невидящими глазами и с интересом слушаю его рассказ. Услышанное не сравнить с увиденным. Но на душе легко, а тепло крепких и нежных рук вырывает меня из темноты и уносит в белое великолепие и  цветные мечты.
Муж продолжает:
       - Не переживай. Всё будет хорошо. Я люблю тебя больше жизни. И что бы ни случилось, всегда буду рядом. Ты моё – всё.
       И нежно целует.
       - Я тоже тебя очень люблю. Спасибо тебе за любовь и заботу, за терпение и понимание...
         Ночь тянется медленно. Кажется, что рассвет уже не наступит, вернее сказать, не услышу звука и  стука убирающего персонала по утрам. По-иному болит в глазах. В какое-то время чувствую невыносимую головную боль. В мозгу как будто молния сверкнула. Открываю глаза. Обомлеваю: вижу свет, вернее неопределенную разделительную полосу между светом и темнотой. Врачи это состояние, когда человек различает свет и тьму, называют частичной способностью к зрению. Закрываю глаза и боюсь открыть: а вдруг свет вновь исчезнет? Медленно, в страхе, приоткрываю веки: вижу узкую полоску мягкого желтоватого света, бьющегося из узкой щели под дверью. Приподнимаюсь. Сажусь на постель. Не спеша поворачиваю голову в сторону окна, и после пятидневной темноты,  замечаю льющийся в окно снаружи фонарный свет. Оглядываю палату: различаю контуры кровати напротив, тумбочки, вешалку. Господи, я различаю формы и какие-то цвета. Благодарю тебя за это! Не моргая, словно боясь, что вдруг картинка исчезнет, смотрю на всё вокруг и начинаю понимать, что  случилось чудо: я прозрела, пусть и не совсем чётко и ясно, но я вижу! От радости потекли слёзы…
          Впереди - длительный курс лечения. Но теперь я точно знаю,  какое это счастье:  слепому — видеть, парализованному — ходить, глухому — слышать, немому — говорить…
21 Инцест
Игорь Гудзь
Доктор долго листал медицинскую карточку, шуршал анализами, близоруко щурясь рассматривал графики исследований, что-то бурчал себе под нос. Наконец поднял глаза на сидевшую перед ним Марину:
-Что же! Показатели пока в норме, с учетом специфики,физически развит. Сколько ему?
- Пятнадцать недавно было, - чуть слышно произнесла Марина.
- Пятнадцать уже! Ничего! Не у Вас одной так! Живут и с этим люди, привыкают, приспосабливаются. Муж-то, держится?
Марина медленно отвернула взгляд к окну.
- Муж… объелся груш. Как узнал, про… вот это. Так сразу и… объелся. Одна я с Витей. Поначалу мама помогала, да не выдержала она, померла два года как.
- Да-а! – нахмурился доктор, снял очки, не спеша протер их салфеткой и снова водрузил на место. – И как? Справляетесь?
- Куда денешься? Сын ведь, не чужой! Правда… даже говорить неудобно...
- Говорите всё как есть! Вы у врача!
Марина замолчала, собираясь с силами.
- Понимаете, доктор, с умом-то – задержка, как Вы сказали, а вот там… всё у него в порядке. Даже более чем! Я же его купаю, вижу ...
Пришлось доктору ещё раз снять и протереть внезапно запотевшие очки.
- Понятно! Ну, это естественно, пятнадцать…самый возраст, природу не обманешь! И как это проявляется у него?
- Всё как и у всех в этом возрасте. Раньше просто интересовался. Подглядывал там в ванной, иногда потрогать пытался за грудь, ещё ...куда-то. А сейчас уже как бы и приставать начал. Ну, как мужчина, понимаете. Спим-то мы вместе...
- Спите вместе!? - подскочил со стула доктор. - Это уж никуда не годится! Разве можно так! Вы что…!
- А как? «Хоромы» наши - комната 14 метров да кухонька 5,5. Стол, стульев пара, шкаф да кровать одна на двоих. Был бы нормальный - поговорили бы, а так... разве объяснишь?
В кабинете повисло тягостное молчание. Мать ждала хоть какого-нибудь совета, а врачу и сказать было нечего.
- Вам к сексопатологу бы, – заикнулся доктор.
- Была я… у частного, – подняла на него глаза Марина. - три тыщи взял, а толку-то! Болтовня одна! Побеседуйте, говорит! Всё программы всякие втюхивал, за деньги, конечно. Половое воспитания и всё такое. Какое воспитание, если он не соображает ничего! А я как мать лучше всякой программы знаю, чего мальчику моему надо.
- И чего же?
- Женщину ему надо, вот что! Молодую, здоровую, опытную в делах этих! И без комплексов. Только где её взять, если он… вот такой у меня. Кто же захочет с таким?
Доктор откинулся на спинку кресла, долго смотрел в окно. Потом открыл лежавший рядом на стуле дипломат, достал слегка помятую газетку, раскрыл на предпоследней странице.
- Вот что Вам надо! – ткнул он пальцем в вереницу объявлений.
- Что там? – перегнулась Марина через стол. – «Досуг», опять «Досуг», вот… «Массаж», «Приятный отдых», что это? Мне-то зачем… «досуг»? У меня дома уж такой досуг, что удавиться впору!
- А Вы позвоните! – ощерился доктор. – Там Вам всё и расскажут! Газетку заберите, пригодится как раз.
На том и расстались.

Неделя прошла в суматохе. Марина выкладывалась по полной, сил больше не оставалось ни на что. Разговор тот с доктором как-то подзабылся в суете повседневных забот. Прибегала с работы вся взмыленная, выслушивала стоны и слезы сиделки, стирала, готовила на следующий день, кормила Витеньку с ложечки, купала его, укладывала, и… сама валилась рядом без сил.
Однако одну ночь спать не пришлось. Сын опять приставал,  да так, что еле отбилась. Кое-как упокоила мальчика. Досыпала на полу, от греха.
Вот тогда и вспомнилась газетка та...
Утром, до работы, набрала номер одного из «Досугов», расположенных как раз в их районе.
- Спасибо, что позвонили! – проворковал приветливый женский голос с мягким южным акцентом.- Скажите, пожалуйста, как я могу к Вам обращаться?
- Марина!
- Доброе утро, Марина! Я - Анжела! Мы всегда рады оказать Вам услугу. Что бы Вы хотели? Отдохнуть, повеселиться? Есть мальчики интересные. Молодые, сильные, сексуальные и не без интеллекта, между прочим! Поговорить там... тоже могут.
- Нет! Мне… другое надо.
- А-а! Я поняла! Хотите подружку на вечер. Есть такие! Вам как – молоденькую, или постарше, с опытом?
Марине стало душно и противно, подкатила тошнота. Она привстала, дотянулась до окна и распахнула настежь форточку. Облизнула пересохшие губы.
- Мне подружку, да. Только…для сына. Сын у меня, сам он стесняется!
В трубке некоторое время молчали.
- Ну… если мама просит, – несколько смущенно произнесла Анжела. – мы уж постараемся! Сыну как лучше, к нам в гости или у себя?
- Лучше у себя, – пробормотала Марина. – Только тесновато у нас.
- Ничего! Девушки у нас неприхотливые. Какое время назначим?
- Завтра, к пяти вечера. И это… сколько?
- Пять тысяч за час. Если продлевать… дальше дешевле будет!
- Парень у меня нестандартный. Справится девушка-то?
- Не беспокойтесь, сделаем всё как надо! Адрес и телефон пожалуйста. Оплата по прибытии!
- Ладно! Пишите…

Витенька сидел на кровати, и, казалось, с интересом прислушивался к их разговору. Но это именно казалось - понять он ничего не мог, хотя, очевидно, чувствовал, что речь идет о нем. В какой-то момент он начал медленно раскачиваться, потом все сильнее, из горла его вырвался страшный рев, переходящий в протяжный вой.
Марина тревожно оглянулась на него и поспешила закончить разговор.
Витя раскачивался все сильней, кровать заходила ходуном, шатаясь, как маятник. Не успела Марина подбежать, как сын перелетел через спинку кровати, рухнул на пол и забился в судорогах. Мать упала на него, прижимая всем телом, правой рукой схватила всегда лежащую наготове деревянную ложку и протиснула её сквозь трясущиеся в припадке зубы.
Прошло несколько минут. Витя ещё несколько раз дернулся и затих. Марина чуть вздохнула - на сей раз обошлось без последствий. По-лёгкому прошло, слава Богу!
Марина попыталась приподняться, но сын не отпускал, всё сильнее прижимая её к себе. Тело его началось опять двигаться, но это были уже не беспорядочные конвульсии, а ритмичные, нарочито ритмичные движения.
-Вставай, сынок! Вставай! Всё кончилось уже! Вставай, дорогой! Любимый мой! – нежно шептала она ему в ухо, стараясь потихоньку освободиться. Наконец ей удалось ослабить его объятия и чуть приподняться. Витя глухо завыл, лицо его исказило страшной гримасой.
Марина заглянула ему в глаза, и, может быть, в первый раз ей стало по-настоящему страшно. Это были глаза не его любимого Витеньки, но глаза зверя, обуреваемого диким  желанием.
Она с трудом подняла сына с пола и уложила на кровать. Парень вроде бы немного успокоился, затих. Марина понимала, сердцем чуяла, что это ненадолго. Надо было что-то с этим делать. И она набрала давешний номер.
Пропустив, не слушая начальное воркование, Марина попросила, если это возможно прислать кого-то прямо сейчас.
- Вот так вот… приспичило? – удивилась даже Анжела. – Надо посмотреть! Так рано девушки отдыхают. Хотя… есть одна! Вы знаете, и зовут её тоже Марина. Ждите! Через полчаса будут! Но за срочность такую, сами понимаете, ещё тысчонку придется!
- Ладно!
Марине было уже все равно.

Действительно, ровно через полчаса раздался звонок в дверь. Притихший было Витенька резко встрепенулся, приподнялся на кровати и уставился мутным взглядом на входную дверь. Из горла его опять вырвался протяжный надрывный вой.

Марина открыла. На пороге возвышался огромный мужик, сзади топталась небольшого роста молодая женщина.
- По вызову! – прохрипел сутенер. – Расплатитесь сразу. Пять и ещё тыщу сверху!
Марина достала из кармана халата заранее приготовленные купюры и безропотно отдала.
Мужик аккуратно пересчитал.
- Время – час! Захотите продлить, Марина все расскажет! Часа-то хватит? – вдруг совсем по-родственному улыбнулся он. Прямо отец родной!
- Хватит! - отрезала Марина. И кинула девушке: - Заходи! Времени мало!
- Ой! А кто это у Вас там воет! – чуть отступила назад дама. – Я собак до смерти боюсь! Один раз нарвалась уже у одного тут!
- Не бойся! Нету здесь собак никаких! Люди только!
Дама вошла, Марина кивнула сутенеру и закрыла дверь на все замки. Она твердо решила помочь сыну, во что бы это ни встало!
Вторая Марина профессионально проскользнула в ванную и немного спустя явилась в коридоре обмотанная лишь одной тонкой коротенькой простыней.
- Я готова! Где наш сынок?
- Тапочки надень! – кивнула на шлепки Марина первая. – Он там в комнате. И поласковее с ним, не спеши, первый раз он, так-то! Да вообще с женщиной – первый раз!
- О-о! Девственник! Ни разу с такими не была! Меня-то ломали, а вот чтобы я сама… Интересно даже!
И прошмыгнула в комнату. Дверь захлопнулась.

Мать встала у порога и с замиранием сердца стала прислушиваться к доносящимся оттуда звукам. Рука её судорожно сжимала проклятую ложку.
Марина часто оставляла Витеньку с сиделкой, вроде бы тоже женщиной, и ни о чем таком не беспокоилась. Сейчас всё было по-другому. Что будет, как он себя поведет, как отреагирует? А эта женщина, она же не знает ничего, надо было предупредить! Как скажешь-то, ведь сразу откажется!
Пока все шло хорошо. Марина вторая что-то щебетала, Витю было неслышно. Потом всё стихло, послышался скрип их старой кровати, звуки становились всё сильнее, послышался хорошо знакомый Витенкин рев и… отчаянный женский визг пронзил все вокруг. Марина прямо как остолбенела, не смогла даже руки поднять, чтобы дверь открыть, стояла как парализованная.
Дверь сама распахнулась, оттуда выскочила дама, совсем голая, сзади за ней волочились обрывки простыни. Девушка, ни слова говоря, схватила одежду и в чем была, попыталась выбежать из квартиры.
Марина перегородила ей выход.
- Ты куда! Час не прошел ещё! Уплачено!
В глазах девушки стоял неподдельный ужас.
- Мамаша! Он же больной у Вас! Он меня укусил страшно, не так, как бывает, а... по-звериному! А потом… вон! – она повернулась спиной, на которой снизу вверх красовались несколько глубоких царапин. – Он…больной у Вас! На голову больной, совсем плохой! Ему лечиться надо, а Вы ему…девушку!

Она вся дрожала. В её работе всякое бывало, но чтобы так… Покопалась в сумочке и протянула Марине пару тысячных купюр.
– Вот, больше нету! Это заработок мой, остальное они забирают! Всё отдаю, до рубля! Только уйти дайте! У меня ребенок маленький!
Марина оттеснила её в кухню.
-У меня, как видишь, тоже маленький! Оденься пока и…сядь, не дрожи!
Достала из шкафчика небольшой штоф коньяка и рюмку.
- Выпей! Успокойся! Уж больно нежная оказалась. Ты на меня посмотри… всю жизнь вот так!
Девушка схватила рюмку, опрокинула внутрь и тут же сама налила ещё одну. Вторая ушла вслед за первой. Она медленно утерла губы рукой и уже слегка осоловело уставилась на Марину.
- Я, мамаша,всё понимаю… и сочувствую. Но что делать-то будем! Я к нему больше не пойду. Боюсь я! Загрызет! - глаза её наполнились слезами. - Ведь загрызет, как зверь, загрызет. Я знаю, как это… пришла тут к одному, а у него псина огромная. Как клиент-то застонал от страсти, пес, видать, что-то не то подумал и… кинулся. Типа спасать хозяина! Насилу вырвалась!
Подняла голову и посмотрела Марине в глаза.
- И я вот что Вам скажу, мама! Вы не обижайтесь. С сынком Вашим то же самое, он как тот пес, я извиняюсь, конечно. И глаза… страшные. Нечеловеческие…
Девушка немного успокоилась, закурила. Некоторое время они сидели молча, думая каждая о своем.
- Ладно! – чуть слышно произнесла Марина. – Сама виновата, надо было сказать. Так не согласилась бы ты!
- Страшно, мамаша, ей-богу страшно! Надо все же предупреждать. Проститутки тоже люди! И Вам с ним нельзя… Отдайте в клинику какую, пусть подлечат.
- Клинику! – усмехнулась Марина. – А ты бы своего, не дай Бог, отдала бы? Родной он, кровиночка, маленький ласковый был, тихонький такой, ляжет под бочок и молчит, и смотрит глазками своими. Мы ведь до годика и не знали ничего. А потом видим: не узнает никого, не откликается, ничем не интересуется, даже игрушками. Всё сидит или лежит и смотрит, смотрит куда-то. Муж не выдержал, ушел! А я вот осталась, хотя мне все говорили, и врачи…отдай, отдай… Да куда же я его от себя отдам? На опыты что ли медицинские!
Девушка снова наполнила рюмку и придвинула её Марине.
- Выпейте тоже, мамаша! Легче станет!
Марина мотнула головой и отодвинула рюмку.
- Нельзя мне! Спиться боюсь! С кем он тогда?
Девушка опустила голову, о чем-то глубоко задумалась. Потом несмело, исподлобья взглянула на Марину.
- Про инцест слыхали?
- Инцест… что-то там про царей, кровосмешение? - поморщилась Марина.
- Ну да! И тогда это было, и сейчас есть! Это когда, понимаешь… – перешла на «ты» девушка, - Дочь с отцом, брат с сестрой, сын с…
- Ты что! - вскочила Марина, опрокидывая стул. – Ты что говоришь, дура. Тварь, скотина, проститутка! Ты что несешь, на что намекаешь!?
Девушка встала, невозмутимо взглянула на часы.
- Сейчас Руслан вернется! Пора мне! Продлевать, как я понимаю, не будете. Деньги себе оставьте. Я с Вас не возьму! Не отработала!
Накинула куртку и уже на выходе бросила через плечо:
- Я, может, и дура, но… другого выхода у тебя нет! Пока!
И вышла вон. Дура такая… Идиотка прямо.

Двери захлопнулись, послышались приглушенные голоса, заскрипел старый лифт. Всё стихло. Марина вернулась в комнату и устало опустилась на кровать. Рядом сидел, чуть покачиваясь и подвывая, Витенька.
Марина придвинулась ближе и осторожно погладила его по голове.
- Натерпелся, сынок!? Вон оно как бывает! Ничего, ничего… прорвемся, прорвемся!
Витя поднял голову, губы его чуть дрожали, глаза лучились смирением. Совсем как тогда, когда он был крошкой. Марина обняла его, склонила голову и тихо заплакала.
Так и просидели они почти весь день, как будто прощались. С чем-то таким, что вот сейчас уйдет и уже никогда больше не вернется. Постепенно стемнело, комнату опутал мрак, загорелись окна напротив, послышался далекий детский крик. Марина встрепенулась, посмотрела на часы. Вечер уже… Пора и укладываться. День уж больно тяжелый выдался.
Купать Витю она как-то не решилась сегодня. Прилегла рядом и тихо запела:
- А-а-а-баюшки, а-а-а-заюшки, а-а-а-баюшки, а-а-а-заюшки…
Обычно Витя, намаявшись за день, быстро засыпал под эту незамысловатую колыбельную. Но сейчас он ворочался, вздыхал, стонал, сучил ногами, чуть слышно подвывая.
Марина приподнялась, посмотрела на него и наткнулась на всё тот же взгляд. Сын ждал… и она знала, чего.
Марина встала с кровати, прошла к шкафу, достала обернутую в белое иконку, оставшуюся от мамы, прижала её к груди и вышла в кухню.
Она сроду не была в церкви и не знала толком ни одной молитвы. Поставила икону на холодильник, отошла чуть в сторону. Надо было хоть что-то произнести, но Марина не знала, что именно для такого дикого случая. Так и простояла молча минут десять.
Перекрестилась трижды, прошла в ванную, смыла с себя всё дневное, оделась в белую ночную рубашку и вошла к Витеньке. Он не спал, сидел на кровати и всё сильнее раскачивался. Марина уложила его и сама прилегла рядом.
Затаив дыхание она ждала…. И была уже готова ко всему.
Дверной звонок заставил её буквально выпрыгнуть из кровати. Накинув халат, она метнулась к дверям, прислонилась к косяку и смогла только спросить чуть слышно:
- Кто там…
- Это я… Марина. Вернулася я! Помогу...раз надо.
22 Боль
Альфира Ткаченко
                               Рассказ

                                Боль…

  Как-то всё интересно в жизни устроено. Всё должно быть правильно, по - людски. Нет. Скажу Вам я.
   Надо в жизни прожить и минуты слабости, и минуты счастья, и минуты гордости, и минуты славы.
1. Минуты счастья
  Сидим мы с ним на диване. Он простой парень, недавно познакомился со мною. Вернее, нас познакомили с ним. Он стеснительный. Одет в простой свитер, брюки. Сидим и молчим. А что ещё делать? Это может быть, наглые парни сразу к тебе с сексом. А что, молодая, красивая женщина, очень привлекает внимание любого волокитчика за длинными ногами, голубыми глазами и красивой внешностью. Может быть, меня и ожидала такая жизнь. Красивее можно сказать – жизнь красивой, стройной молодой деловой женщины. Ну, это может быть, в Москве, так красиво бывает: любовники министерского плана предлагают тебе секс и деньги за твою красоту. Но у нас всё по-другому. Только познакомишься с мужчиной, как ты смотри, чтобы она не увела у тебя его. А что нам делать, молодым, красивым, с красивым телом, ногами, глазами и волосами? Только и остаётся жить и ждать: алло… и гудки. А потом всхлип, твоих слёз. Они капают на платье, и ничего рядом с тобою нет. Нет! Только мужчины, которые целуют руки, говорят красивые слова, обнимают и носят на руках по ресторану. А может быть, положат голову на колени и смотрят преданно в глаза, а сами бегут до следующей такой же красивой, молодой, красивой и глазастой. Вот так и бегают всю жизнь моей жизни любовники…
- Ну, что будем делать? – спрашиваю, чтобы не молчать. Ведь как-то неловко сидеть в первый вечер, с простым парнем, который ещё ни разу не целовался, ни с одной девушкой.
 Как уж это произошло, не знаю, но мы стали скрывать наши отношения от родителей. А зачем? Рожу себе ребёнка и всё. Буду жить хоть для кого-то. А так, только одни слёзы «на подушку».
 Но всё пошло, куда даже больше. Родители узнали о наших встречах, захотели познакомиться.
  Идём по улице, он молчит, я говорю. Радостные и счастливые. Мне хорошо. Я ещё не задумываюсь о своей судьбе, но с отцом уже поговариваю о нём. Отцу он понравился сразу. Молчаливый, серьёзный. Не пьёт, не курит. Как говорится положительный на все сто.
  Только что демонстрация прошла, 1 мая. Весна. Люди радуются. А я уже беременная. 1988 год. Май.
  Заходим к нему домой, то есть к его маме.
- Здравствуйте, проходите, - сухо отвечает она мне, на моё приветствие. Он проводит меня в комнату, и мы разговариваем с его сестрой Галей и с Любой. Маленький мальчик играет в комнате.
- Налей, Алле, чаю. Возьмите блин.
  Вот так и познакомились с мамой моего Юры. Она, простая женщина, работает уборщицей в магазине, что рядом с домом. Ну, не всем же работать завмагами.
 Тоже молчаливая, осторожная.
- Что же вы так, скрытно-то живёте?
- Да, нам, зачем это всё. Я уже была замужем. Он пил. Мне такое не нравится. Я ушла. Сына похоронила. Думаю, что в гражданском браке можно будет жить.
- Нет, - ответила она, - Надо, чтобы вместе жили.
  Пошли с Юрой подали заявление в ЗАГС. И вот 8 июля, регистрация.
  На свадьбу пришли наши друзья с работы. Родственники довольные, что у меня всё хорошо, тоже радуются предстоящим событиям.
- Папа, всё нормально будет. Не переживай.
  И вот день свадьбы.
  Вначале в ЗАГС, это был вторник. Затем в Тельму за тортом и на работу. Встречайте нас. Весело отгуляли торжество. А позже родился сын – Антон. Богатырь – 4 кг.
  Вот только чувствую я, что напряжение у нас какое-то между родственниками. Боятся они меня что ли. А я что, я простая, но уже привыкшая к деловой жизни. Не могу я с рабочими. Хоть и разговариваю с ними, а вот иногда чувствую, что чего-то не хватает мне.
  Поработаешь с респектабельными людьми и чувствуешь себя с другим кругом общения, не в своей тарелке. Вот тут также: он любит рок, а я всё классику. Вот и тянет меня к людям больше всего со взглядами классики.
  Не могу уже с другими.
  А жизнь своим чередом идёт. Отец с нами живёт. А куда ему идти, не выгонять же? Дом ведь он сам строил. Его дом. Я, как дочь, с семьёй живу здесь. Но хорошо нам.
- Я к Наде пошёл, - и отец вышел на улицу, застегнув чёрное пальто.
  Он уже начал жить с женщиной после смерти мамы. Женщина чистая, хорошая, вежливая, простая. Всегда улыбается. Дома уютно. У самой две дочери.
- А что, Алла? Сойтись мне с нею?
- Да, лучше будет. Ведь одному жить тяжело. Сам видишь. Мы пока неплохо живём. Антошка растёт. А тебе тоже надо кого-то рядом. Мы ведь молодые. Не те взгляды. А она хорошая, не пьющая, не претендует ни на что. У самой всё есть. Да и ты будешь всегда рядом хоть с кем-то.
- Ладно. Я подумаю.
- Тяжело папа, сейчас одному. Ту ведь можешь спиться. Смотри, что ты делаешь. Опять яблочную взял. Бросать надо. Ни к чему тебе это. Маму ведь не вернёшь. А так сопьёшься и всё. Бросай пить. Ну, погоревал и будет. Мы же ведь с Русланом есть и внуки. Что тебе ещё надо. Смотри за Антошкой, мне стирать надо. А то я смотрю, тебя куда-то тянет что ли? Сиди дома. Потом пойдёшь.
  Я вышла в огород. Антошки пелёнки стираю, солнце светит, яркое. Тепло, лето.
  На верёвке пелёнки сушатся, ползунки. Полная видимость семейного счастья. Идиллия.
  Как хорошо. Идиллия уже 23 года. Не ссоримся, не делим ничего. Дети растут и радуют нас и бабушку - Бабуню. Она, болеет. Лежит уже почти всегда. Но ведь и лет ей 77 уже. Весной 78 исполнится. Она всё такая же. Никого не пускает к себе. Видимо привыкла уже к такой жизни. Я порядки свои наводить не желаю. Мне вообще никогда не нравилось строить кому-то жизнь. Живёшь, так, как тебе хочется и это хорошо. Общаться с такими людьми проще. Вот и живём, не вмешиваясь в личные отношения. Галя сама по себе, Алик сам по себе. Встретимся, когда, обсудим тему жизни, да и хорошо. Чего гулять-то?
- Алла, брат звонит, - Юра откуда-то из глубины кухни говорит мне.

2. Минуты слабости

  Иду из поликлиники – детской, где мне говорят, что у вашей дочери всё нормально, анализы хорошие.
  Ну и хорошо, что всё хорошо. А как рожала? Сахарный диабет. Инсулин, давление. Кислород дали, чтобы легче было схватки переносить.
  Родила, как выплюнула. А что там рожать–то? Вес 2700 кг рост 48 см.
- Девочка. Посмотри, какая красавица.
  Акушерка показывает мне дочь, я счастлива. Всё-таки родила дочь. Так хотела иметь дочурку, да и сын ждал с папой сестрёнку и дочь. И вот, она – маленькая, наша кукла.
  Её унесли и не давали мне три дня. Сказали в реанимации.
- У вас гипоксия плода началась, вот вам и вызвали преждевременные роды. Пока всё нормально, сахара у неё 1,5 ммолей. Чувствует нормально.
  Лежу как дура, кругом детей кормят, а я одна, как будто она у меня мёртвая.
 Через три дня:
- Готовьтесь к кормлению.
  Дочь лежит, носик сопит. Чудо моё. А у меня температура. Не всё вышло. Воспаление.
  Лежу на кресле. Укол поставили, усыпляющий. Я укатилась куда-то.
… Дверь открытая, мозг не работает, темно, всё падает в бездну. И я качусь куда-то. Вот меня везут по длинному коридору, вверху вижу лампы дневного освящения. Врачи склоняются надо мною. А я никого не слышу. Только что склоняются надо мною...
- Ну, что, проснулись? – мягкий голос вырвал меня из бездны.
  Пришла в палату.
  Все молчат. Я легла. Дочь принесли позже. Мне говорят, ты два часа отсутствовала. Спала.
- Антоша, тебе показать сестрёнку? – говорю я сыну через окно в коридоре и показываю Юлю.
  Так пожелал назвать её Антон. Говорят, что брат должен называть сестру, если родится сестра после брата. Вот ему и понравилось имя Юля.
  Она и вправду кудрявая. Волосы локонами спускаются по плечикам. Панамка жёлтая на голове, играет в песочнице.
  Но сижу я дома, а мне что-то плохо. Ведь сахарный диабет. Мама - она умирала от такой же болезни. Лежит и смотрит на тебя, ну хоть ещё день, часок, прожить, боль в глазах. Как она хотела жить! Надо радоваться человеку, за то, что ему дали самое ценное – Жизнь! А она умела жить. Всегда молчаливая. Лишнего слова не скажет. Она смотрит, её Глаза…, такая печаль, тоска и жажда жизни... ночь во дворе. Снег падает вместе с вьюгой на дорогу. А мама не ест уже ничего. Ложку в рот с кашей возьмёт и всё, не могу больше. Ветер сильный, зима, 23 декабря. Я ушла на работу, а папа мне говорит, что мама умерла. Умерла в 5 утра. Мы и не знали ничего. Лежала тихая, какая была всегда.
  Что-то нахлынуло на меня. Не хочу болеть такой болезнью. Страшно. Ты гниёшь весь внутри, а так хочется жить. Вот день сегодня солнечный, в кроватке спит твоя долгожданная малютка. Ей уже пять месяцев. Вспомнила всё. Сына Рому, маму, отца. Как тяжело они умирали. Сын так и смотрит из дверей лифта Новосибирской больницы Имени академика Мешалкина.
  Глаза его – маленького мальчика с белыми курчавыми волосами и карими глазами. Гордый и тоскливый. Он смотрит и его взгляд говорит: Мама, ты куда? А как же я?
Сжимает свою одежду в мешочке: колготки, рубашечки, а сам смотрит печально и вопросительно.
  У меня всё сердце надрывается. Готово разорваться от его взгляда. Слёзы так и сыплются из глаз. Но стараюсь не показать своих слёз. Жду, когда лифт увезёт его от меня, и не думаю, что навсегда. Надежда, что мы приедем домой, в Усолье, с вылеченным сердцем. И он будет радоваться солнцу и цветам.
  Пошла в гостиницу-общежитие. Устроилась в аптеку, чтобы время не терять. Как загипнотизированная хожу. Говорю, а может люди думают, что я не нормальная. Говорю с ними, а сама всё о сыне думаю. Он приходит ко мне, спокойный. Слушается воспитателя. Заболел воспалением лёгких. Я к нему. Папа приехал. Живёт в общежитии. К нам ходит.
  Я вспомнила всё. Как страшно умирать так долго, мама или папа от порока митрального клапана. И решилась я на страшное дело. Говорят, что суицид вещь не слабых, сильных людей. И что же я, значит сильная? Всё могу. Сижу в ванне, а в спальне, в коляске спит дочь. А я пью таблетки, не помню какие. А потом страшно стало, вдруг умру. Промыла желудок. Скорая приехала.
- Много выпила? – спрашивают.
  А на меня чувства нашли все, воспоминания. Плохо мне.
  Лежу. Все ругают. А мне всё равно. Ну, вырастите дочь.
  Не хочу так страшно умирать. А дочь, как назло, красивая, с кудряшками, только и радоваться. Ну, зачем ей мои страдания? И вот живу я и иногда радуюсь, что живу, когда сахар в норме. Как надоели мне больницы, кто бы знал. Полежишь с трёх летнего возраста в них, так возненавидишь всё. Слабая я всё-таки. Я насмотрелась на маму и отца с сыном. А моим детям, зачем такие же страдания? Я ведь их для жизни рожала. А какой? Такой, какая она сейчас?
  А сейчас, думаю, хорошо, что выжила тогда. Теперь и гордость за сына и за дочь восполняет все те чувства, которые были у меня тогда. И дочь училась хорошо, и сын. На олимпиадах участвовали всегда в школах. И теперь в институте. Вот и гордость моя за них. Сплошное счастье. И всё-таки, мне, кажется, что кто-то очень хочет моё счастье украсть, разрушить его. И минуты гордости и славы, за спектакли, которые радовали детей в детских садах. Всё теперь есть. И страх за счастье, моё, женское, чистое, без страшных минут.
23 На рыбалку
Банев Виктор Георгиевич
 
  Какой мальчишка в детстве не брался за удочку? В деревне ни одного не минула чаша сия. Пацаны - народ изобретательный, а если ты представлен сам себе в ту невеликую пору, когда ты уже достаточно большой, чтоб за тобой не нужно было присмотру, но не настолько, чтоб помогать взрослым наравне с ними. В это время увлечения не ограничены никем и ничем, разве что скудостью фантазии, да недостаточно развитым воображением. Тут можно и лётчиком себя представить, сидя на чердаке и выглядывая в единственное окно, как из кабины самолёта, и отважным мореплавателем Стивенсона, если читал его, а на прудике для гусей у дома есть плот. А если и нет, то как приятно его соорудить и отправиться, как Робинзон со своего острова в неведомые края по бескрайнему океану.

  Рыбалка же в детских увлечениях стоит особняком наравне со сбором ягод и грибов. Если научился ловить мелкую рыбёшку в своей речушке, которую можно перейти в любом месте, ты добытчик! Бабушка приготовит эту рыбёшку на листе в масле в русской печи так, что пальчики оближешь. Если же останется взрослым, которые придут поздно вечером уставшие и похвалят тебя, как кормильца, ты на седьмом небе от счастья. Ты встаёшь раньше всех и бежишь по росистой траве к заветному омутку занять клёвчее место и радуешься, что прибежал первым. Продирающие глазёнки друзья с завистью вынимают из воды твой кукан с рыбёшкой, трепещущей на нём.

  Прикрыв глаза, ты видишь огромную рыбину на крючке и борешься с ней, как с акулой. Пусть это плотвичка всего лишь в ладошку. Мечтается об уловах, о которых говорят взрослые и о рыбе, которую приносит дед с большого пруда. Огромную, золотую, ещё живую с вытаращенными глазами. Хочется съездить со взрослыми на настоящую реку Каму, откуда привозят лещей с огромное блюдо, в котором мама подаёт пельмени для всей семьи! Но пока ты мал для такой рыбалки и тебя не берут, но время идёт, и в одно прекрасное утро папа говорит тебе:
  - Собирайся сынок, в колхозе кончились все летние работы и дают грузовик съездить на Каму. Лещ пошёл.
  - А на что мы там будем ловить? Моя удочка, наверно, маловата?
  - Увидишь сам, как рыбачат настоящие рыбаки.

  Команда собирается быстро и все лезут в кузов ЗиСа, которым правит дядя Вася -шутник и балагур. Он зовёт тебя в кабину, но ты не соглашаешься. Ты большой и поедешь в кузове наравне со взрослыми. Дядя Вася понимает восторг пацана и рулит в гордом одиночестве.

  До реки далеко. Мужички пристраиваются, кто как может и спят, дожимая короткую ночь, а ты все два часа вертишь головой на осенние красоты и новые деревни. Ты ещё ни разу не уезжал из дому так далеко.

  Машина взбирается на пригорок с которого видна полоска воды на горизонте и она всё ширится, и ширится, и когда машина выезжает на берег, другого берега не видно. Да это же не река, а всамделишное море, вот бы сюда плот с парусом!

  На берегу уже ждут папины знакомые и мужички, достав мешки с сетями, пересаживаются в катер. Моторист запускает машину и катер не спеша, отходит от берега. ЗиС на берегу становится всё меньше и меньше, и вскоре исчезает из виду. Приехали, или как говорит дядька-моторист:
  - Пришли.
  С катера спускают лодку и папа с мужиками, забрав сети садится в неё и отплывает. Часа два их нет и ты успеваешь облазить весь катер и познакомиться с дядькой - мотористом и он тебе даёт порулить. Ты держишься за настоящий штурвал, пока катер тихонечко приближается к берегу. Может ли быть счастье у пацана выше этого? Дядька разматывает с кормы удочку, ты разматываешь свою и - ура! Поплавок ныряет и что-то упругое трепещет на леске. Рыбка небольшая и удивительно похожа на саблю. Дядька поясняет:
  - Это - чехонь, иногда её и вправду называют сабля.
  Наловив почти ведро, вы с дядькой принимаетесь чистить рыбку. Дядька разводит костёр на берегу, приносит с катера огромную сковороду и жарит в ней на углях рыбу. Он жарит её без масла, но на сковородке полно его, рыбка такая жирная и только тут ты вспоминаешь, что завтракал дома, а уже порядочно времени. Дядька достаёт домашний каравай и ты уплетаешь пару рыбин с краюхой с таким аппетитом, что мама, которая всегда ругала тебя, что плохо ешь, подивилась бы.

  Тут возвращаются папа и деревенские, и наваливаются на гору жареной рыбы, в мгновение от неё остаются только скелетики. После обеда все мирно располагаются поспать. Спать не хочется и ты носишься по берегу как угорелый, но вскоре и тебя сморило и, устроившись у папы под боком, ты мирно посапываешь. Папа встаёт, укрывает тебя своим ватником, и мужички отчаливают проверять сети. Обратно лодка плывёт почти черпая воду бортами. Ты уже проснулся и помогаешь выгружать огромных широких золотистых лещей в катер, тут каждые руки на счету и ты на равных со взрослыми. В последнюю ходку папа берёт тебя в лодку и показывает, как ловится рыба. Не очень интересно, и даже жаль глупых лещей запутавшихся в сети. Лодку, чтоб не перегружать лишний раз, цепляют на буксир и она тащится за катером.      

     Машина на другом берегу становится всё больше и больше, пока катер не упирается в берег. Аврал! Все грузят сети и рыбу в машину, уже темнеет. Мужички расстилают на берегу клеёнку и мечут на неё всё, что припасли из дому. Выпив и закусив от души, довольные удачей, они травят рыбацкие байки и рассказы о разных случаях на рыбалке. То о соме - людоеде, то о щуке, таскавшей утят и настолько старой, что на голове у неё вырос мох. То, как однажды забыли сети и ловили рыбу руками, так её было много. Ты слушаешь, затаив дыхание и раскрыв рот.

  Совсем стемнело и пора ехать домой. Папа с мужичками прощаются с дядькой - мотористом, друзьями и грузятся в машину. Дядя Вася садится за руль, ты просишься к нему и хоть летом ты с ним катался сто тысяч раз, лезешь в кабину. Дядьке рулить лень, он устал как и все и сажает за руль тебя. Ты по-настоящему рулишь, пока тряска и ночь не убаюкивает. Остановившись, дядька укладывает тебя в кабине поудобнее и едет дальше. Просыпаешься ты от того, что машину сильно тряхнуло и дядя Вася громко матюгнулся. Машина стоит под знакомой горой, но почему-то не едет дальше, хотя деревня - вот она уже и избы видны, и свет в их окошках. Дядька ничего не может понять, что произошло. Вы вместе вылезаете из кабины. Дядька открывает боковину двигателя и, присвистнув, матерится вновь. Ты выглядываешь из - за него. Мотора на месте нет. Дядька кричит:
  - Украли!
  Из кузова таращатся сонные лица.
  - Васька, чего украли на ходу-то?
  - Мотор украли, - тихо говорит Василий присев на подножку. Вся ватага высыпает из кузова.

  Ты с дядькой отправляешься назад на пригорок, с которого скатилась машина. Отвалившийся мотор спокойно лежит в канаве. Это его переехало колесом и так сильно тряхнуло машину. Мотор работает, как и работал, на малых оборотах, когда был на месте: тук, тук, тук . Дядька чешет затылок, а от машины слышен громогласный хохот. Остальное ты досмотреть не успеваешь. Дав тебе в руки мешок с парой лещей, папа отправляет тебя домой.

  Много раз в жизни потом, бывая в разных местах, ты никогда не забудешь этой первой рыбалки и спокойно работающего в канаве, вывалившегося у нерадивого дядьки шофёра, двигателя. Тук - тук - тук...
24 Петух
Банев Виктор Георгиевич
 
   Соседский петух, вальяжный красавец, имел характер несносный. Как все алкаши, он страдал перепадами настроения. Оно зависело от состояния, в котором он пребывал и представляло собой или пьяную эйфорию с созерцанием окрестностей с забора и песнопениями, или в ожидании опохмела петух искал, на ком выместить агрессию, сдерживаемую в состоянии один. Тут уж он не знал другого авторитета кроме своего. Бабка Елешиха сама его побаивалась, но не могла нарадоваться, как он топчет курей, а те несут яйца буквально на износ. Кур она держала немного, и петуху быстро надоедали свои прямые обязанности. Другой скотины старушка не заводила, и петух бросался в атаку на всё шевелящееся, что оказывались в поле его зрения.
   Взрослые в дневную пору работали, и только детвора от мала до велика копошилась на улице и для петуха являла желанную цель. Сколько раз нам, пацанам, приходилось отбивать у него зазевавшихся сестрёнок и их подружек - считать никто не пытался. Здоровенная птица наносила нешуточные раны своим огромным клювом, и в округе никто из детишек не минул огневого контакта с ней. Доставалось и взрослым. Однажды наш дед что-то сделал для соседки, и она вынесла угощение для него во двор. Дед сел на лавку за вкопанный стол и выпил соседского продукта. Завязалась беседа с соседкой, и тут петух в благодушном настроении завертелся у него под ногами. Дед угостил его кусочком хлеба, который птица проигнорировала.
   - Ты обмакни его в рюмку-то, - напутствовала соседка.
   Дед с изумлением увидел как петух склевал "пьяный" хлеб, отошёл в тенёк и завалился, откинув лапы. Продолжая разговор, собеседники о петухе забыли. Бабка подливала деду, не забывая и себя. Петух тем временем оклемался и, подлетев к деду сзади, от души долбанул его клювом в лысину. Дед грохнулся со скамейки, и гордая птица заняла его место, к удовольствию старушки, распушив хвост. Мы, наблюдавшие эту картину, хохотали до колик в животах. Дед обиделся на всех и, матерясь, пошкандыбал домой.
   Мы много раз жаловались родителям, но им, уставшим после работы, не хотелось вступать в разборки с вредной и сварливой старухой, да и мужики зависели от неё. Жалобы она парировала одной фразой:
   - Не собака же, на цепь не посадишь!
   - Так на что ты его спаиваешь? - вопрошала какая-нибудь из женщин, и получала в ответ:
   - А чем его кормить? Сухое не жрёт!
   Так и тянулось наше босоногое детство рядом с этим стихийным бедствием, и ничего мы поделать не могли, да и не пытались, отбиваясь от него подручными средствами.
   Елешиха варила самогон, и петух попробовал однажды отработанный материал, одёнья от браги, которую она перегоняла. Куры на дух не переносили вонючее перебродившее зерно, а их предводитель пристрастился. Обойки от очистки зерна давали в колхозе на трудодни для прокорма домашней скотины, но бабка нашла им другое применение. В любое время дня и ночи мужик или посланная им жена, за рубль могли взять в специальном окошке, проделанном предприимчивой бабкой в сенях, вожделенную поллитру. Ни магазина, ни других признаков цивилизации в нашей деревне не существовало, да и выпивали покупное тогда крайне редко, по праздникам да на поминках.
   Протест против насилия зрел в наших юных душах, но ничего поделать мы не могли. Со злом, когда оно постоянно, человек свыкается, но вот прощает его или нет - дело характера.
   Кончилась спокойная жизнь петуха, когда он отметелил приехавшего на каникулы из районного посёлка моего брата Олежку. Воя и размазывая слёзы и кровь, он вопил на всю улицу:
   - Убью гадёныша!
   Над этим мы неприкрыто ржали. Мысль убить вредоносную птицу давно копошилась в наших мозгах, да как это сделать - мы не имели понятия. Мы знали и видели, что взрослые рубят курицам головы, а ушлые, вроде меня, видели как умерщвляют поросят к великому тогда празднику Октября. Но самим нам это не позволялось, да мы были маловаты для этого. Но голь, как известно, хитра на выдумку. И месть осуществилась.
   Соседкин внук Пашка, старше нас на пяток лет, тоже частенько страдал от своей же птицы. В пятнадцать лет уже законченный алкаш он, однако, мирился с её выходками, закусывая краденный у бабки самогон сырыми яйцами.
   План созрел в голове продвинутого Олежки. В разговоре с Пашкой, который похвалялся перед нами, что всю ночь "Светлану" тянул, братец брякнул, что у нашей бабки Веры подошло пиво. Пашка за деревенское пиво да ещё с похмела, продал бы, верно, последние штаны. Он завопил:
   - Ребя, всё для вас сделаю, только тырните хоть ковшичек.
   - Паш, а слабо петуху вашему башку свернуть? - подначил Олежка.
   - Неси! Сейчас я его, гадёныша, прикончу, мочи уже нет терпеть.
   - Лады! Мы счас пиво стянем, а ты ползи к нам за баньку в лес, там и похмелишься. По грабкам?
   Пашка упёрся в избу, а мы, недолго раздумывая, раздобыли в клети бидончик литров на восемь и, что делали уже неоднократно, отлили ковшом из каждой из семи или восьми корчаг*, стоящих в сенках по ковшику пива, не забывая доливать в посудины воды.
   Наша баня стояла за огородом в лесу. Каждый раз, когда мы топили её, материли дядьку, поставившего её в двух сотнях метров от ключа. Таскать воду на огромную семью приходилось полдня. Но зато сразу за баней начинался лог, где мы спокойно прятались от наших бабушек, и те даже не пытались нас искать, зная о бесполезности затеи.
   Сейчас мы не спеша развели костёр, грохнули прекрасного деревенского пива сами и стали строить планы, как расправимся с петухом. Продвинутый поселковский братец откуда-то знал рецепт, который мы ещё не опробовали. Голубей, что мы били из рогаток и луков, мы жарили на вертеле, а тут птица солидная.
   - Нужно глиной его облепить и кинуть на угли, когда костёр немного прогорит, - раскрыл ужасную тайну новоиспечённый кулинар.
   - А попробуем, авось что выйдет, - ответствовал я.
   Вскоре пришёл огородами Пашка, таща что-то подмышкой в тряпке. Как взрослый, он запасся всем необходимым, даже гранёным стаканом, солью и ножом.
   - Всё ребя, втихаря сделал, никаких следов. Наливай?
   Пашка протянул стакан, воняющий одеколоном, который незамедлительно наполнили. Выпив пиво и крякнув, как взрослый, он приступил к обработке "туши". Мы аккуратно подбирали перья и жгли их в костре. К нашему изумлению тушка у петуха оказалась чуть побольше голубиной.
   - И этот шибздик всю округу в страхе держал?! - протянул Олежка с изумлением.
   - Сам знаешь, в драке главное - понт, - заметил Пашка, потроша тушку.
   Опалив и натерев её солью, облепили петуха глиной, разведённой в тазу, притащенном из бани и бросили в костёр на угли. Главный вынул из-за пазухи фигурный флакон с длинным горлом, открутил пробку и картинно приложился к нему:
   - На помин души! - произнёс Пашка манерно, явно кого-то из взрослых копируя. Мы заржали.
   - Петух оказался неимоверно вкусен, не то что голуби недопечённые внутри и обугленные снаружи. Уничтожили его мгновенно. Даже пиво и одеколон остались. Летом мясо в рационе у нас оказывалось редко, холодильники в деревне появятся много позже.
   Последним воспоминанием стало вече с вопросом, как отоврёмся? Договорились, что ничего не видели и не слышали. Но и тут изворотливый, как уж, Пашка сказал:
   - Да чо дурью маяться, навру бабке, что продал заезжим геодезистам, они тут недалеко стояли, и концов нема.
   - Так она же с тебя деньги стрясёт.
   - А это что, у неё же "занял". На три "Светки" хватит - заржал начинающий алкаш, показывая засаленную трёшку. На том и разошлись. Пашка в магаз, в соседнюю деревню, а мы, прибрав следы разгула, на пруд - купаться.
   Никто нас не расспрашивал, куда делся петух? Он надоел не только детям. Пашка на другой день показал рубцы на спине и похвалился, что вовсе и не больно. Верилось с трудом, но ему вечно пьяненькому, действительно терпелось легче.
   Лет через десять, когда деревня наша совсем распалась и только в нескольких домах доживали век старушки, приехав на уборку картошки, мы повинились перед соседкой за содеянное в детстве. Елешиха, прослезившаяся, что её не забывают и помогли выкопать картошку, поставила на стол бутылку своего "продукта", метнула деревенской закуски и как её, покойный уже, непутёвый внук, налив себе рюмку-напёрсток, подняла её и со словами:
   - На помин души, - выпила.
   Никто из нас не стал уточнять чьей, а просто выпили молча.
 
   *Корчага - полутора - двухведёрная глиняная крынка.
25 Я видел ангела
Евгения Лыгина
В город пришло долгожданное лето. Кто активно загружал машины чемоданами, сумками, дабы поскорее отправиться в отпуск; кто уезжал на дачу, а кто шёл на работу.
Школьники ушли на каникулы длинной в три месяца. Ребятня заполняла детскую площадку. Теперь можно гулять с утра до вечера. Ребятня думала, в какую игру поиграть первую?
Я сидел на скамейке и ждал своего друга детства Вадима Долгова. Товарищ дизайнер опаздывал, причём сильно опаздывал. И кто его на этот раз перехватил?..
Ну, и кто на меня пристально смотрит? Неужто тёмный воин следит за мной? А я-то надеялся, что хоть этот день пройдёт спокойно. Повернулся и… увидел мальчика. На вид ему лет семь. Голубые глаза с интересом разглядывали меня. Решил пересесть на другую скамейку, вдруг, занял его любимое место.
Хм, почему он так пристально смотрит на меня? Ему что-то спросить хочет?
Мальчик решился подойти ко мне поближе. Его рука прижимала карман клетчатой рубашки и слегка сжала его. В груди ребёнка висел тёмно-серый шарик, медленно окрашиваясь в чёрный. «Он чем-то болен», – подумал я, и уже собирался, было узнать, что за болезнь атаковала юное тело, он заговорил:
– Ты ангел!
Удивлённо глянул на него.
– Что? – переспросил я.
– Ты ангел! – повторили «глухому» мне.
– Почему ты так решил?
– За твоей спиной белые крылья, а над головой жёлтый светящийся круг.
Я не знал, что ответить, ибо крылья и нимб у меня были, только никто кроме маленьких детей их не видит. И пришёл к выводу: чем старше становится ребёнок, тем меньше он верит в чудеса.
Да и не ангел я, а паладин – воин Света. Родился я человеком, а года три назад мы с товарищем Долговым стали паладинами. Наша задача – не дать тёмным воинам пополнить Тартар душами. Это довольно сложно, но справляемся.
Говорил мальчик негромко, чтобы никто не слышал нашего разговора. Вот думаю: сказать ему правду и посмотреть, как будет развиваться наш разговор дальше, или попробовать уйти от этой темы?..
– Да, у меня действительно есть крылья и нимб. Но как…
– Я верю в чудеса, и верю, что ангел будет мне послан с небес, чтобы исцелить меня от врождённого порока сердца, – ребёнок сел рядом со мной. – Ты приснился мне, ангел, дня три назад. Сон я запомнил отлично. Бегу по тёмной улице, зову на помощь, плачу. Гонится за мной красивая тётя с такой же штукой в руке, как у тебя на поясе, только цвета и формы другой. У неё тоже крылья, но иные. Она кричала: «Ты мой! Ты мой!» Я сильно обо что-то ударился. Ты стоял передо мной, ты! Те же белые крылья и светящийся жёлтый круг. Обняв тебя, я просил помочь. И ты не отказал, сказав ей: «Не получишь ты этого мальчика, воительница, никогда!» Яркий свет ослепил меня. А когда всё стихло, ты взял меня на руки и направился к свету, который ждал нас в конце тёмной улицы. Проснувшись под утро, я мигом отыскал лист бумаги и карандаш. Я хотел нарисовать своего спасителя. Вот, смотри!
Пока мальчик открывал карман рубашки, я анализировал его сон. Та красивая тётя – Кауру. Именно она гналась за ребёнком. В руках моих появился рисунок. Нарисован я, как несу его на руках к свету. И не забыл нарисовать крылья, нимб с жезлом. Реалистично получилось.
– Как тебя зовут? – спросил я мальчика.
– Юра, а тебя, ангел?
– Святослав. Только я не ангел, а паладин…
– Для меня ты всегда будешь ангелом, – перебил он. – Пожалуйста, помоги мне! Я хочу, так же как и они, – ребёнок указал на резвившихся детей, – бегать, смеяться, играть, не думая о врождённой болезни. Родители говорят, что в школу ходить не буду. Ко мне будут приходить учителя на дом. По ночам я плачу в подушку от этой мысли. Операцию мне уже делали, но результата нет. Я боюсь… смерти.
Мальчик заплакал. Я обнял ребёнка. Наверно, не зря Вадим так сильно задерживается. Этот мальчик долго ждал встречи со мной.
– Юра, послушай меня, не надо плакать. Ты мне говорил, что веришь в чудеса, так?
– Угу, – хлюпнул он носом.
– Сегодня вечером, когда будешь ложиться спать, напиши на листе бумаги своё желание – излечиться от болезни. Положи его под подушку, и главное – верь, что оно исполнится, хорошо?
– Хорошо. А ты навестишь меня как-нибудь?
– Обязательно.
Юра отправился домой только через час. Как только мальчик скрылся в подъезде, пришёл Долгов.
– Святослав, прошу, пойми и прости, – сказал он. – Я тебе даже объяснить не могу, что было. Сам не понял.
– Всё нормально, Вадим, – ответил я. – Пошли, у нас ещё дел полно.
А дела, мы с другом, закончили глубокой ночью. Я проник к Юре в комнату. Он всё сделал так, как я просил. Взяв в руки жезл, я легонько постучал золотистый шар, заключённый в белые крылья, по ладони. Жёлтые «снежинки» исцеляли мальчика от болезни. Он улыбнулся во сне, затем перевернулся на другой бок…
Пришёл домой я только под утро. Благо выходной день и на работу не нужно.
А к Юре я наведался через неделю, обнаружив всё на той же детской площадке среди новых друзей. Я скрестил руки, облокотился о дерево и улыбнулся. В груди ребёнка больше нет тёмно-серого шарика. Он снова здоров.
Вечером я ждал мальчика сидя на подоконнике его комнаты. Завидев меня, Юра едва не закричал от радости.
– Ты пришёл! – обнял он меня. – Ты пришёл.
– Конечно, пришёл, – улыбнулся я. – Как себя чувствуешь?
– Отлично! Врачи разводят руками, а родители поверить не могут, что я здоров. Я счастлив! Спасибо тебе, ангел, ты исполнил моё желание. Каждый день я благодарю небеса, что послали тебя.
– Это не моя заслуга, Юра.
– А чья?
– Твоя, лишь твоя.
– Но, почему? – не понимал он.
– На этот вопрос ты знаешь ответ. Ну, что ж, мне пора…
– Ты что, уходишь?
– Да, – кивнул я.
– И я больше тебя никогда не увижу? – опечалился Юра.
– Увидишь.
И я выпрыгнул в окно. Помахав ему на прощанье, направился к скверу.
26 Как прекрасен этот мир
Ольга Суражевская
     Доброго времени суток, мой читатель. Парадоксом является тот факт, что с утверждением, заданным в теме эссе, я на данный момент своей жизни согласиться полностью не могу. Так сложилось, что к моменту написания данного письма я сама, взрослая 42-летняя женщина не чувствую себя здоровой, полной жизни и сил. У меня безнадежно, смертельно больны мои любимые родители. Несколько лет из-за своих болезней и сопутствующих им состояний, полной неуверенности в себе я не могу найти себе работу. За два последних года разошлись пути-дорожки с подругами, стаж дружбы с которыми составлял 25 лет.
      
     По большому счету я искусственно фиксирована в стенах своей квартиры, занята пресловутым домохозяйством и удовлетворением нужд членов моей семьи: мужа, сына, собак. Редкие приятные встряски типа приобретения нового жилья ненадолго оживляли мое бытие, но следом синусоида состояния привычно ползет вниз. Тупик, "сбитый летчик", отсутствие профессиональных перспектив, увядание когнитивных функций и физики тела, гормональный фон, и связанные с ним базовые потребности, не желает больше обеспечивать меня радостями жизни, несмотря на принимаемые препараты.
Вопрос ко Вселенной: "Почему и зачем я до сих пор живу и жую эту давно безвкусную ежедневную жвачку бытия? "

Построение аналитических таблиц - важнейший прием анализа. Займемся?!))) Пройдемся, так сказать, напильником сухого анализа с двойной насечкой по болевым точкам души! Людям с тонкой душевной организацией приготовить платочек, остальным - кофе с печеньем.

     АРГУМЕНТЫ и комментарии к ним:
1) и самое главное меня очень, очень любит и нуждается в общении со мной мой папа, а я нуждаюсь в нем как никогда раньше. Я сделаю все чтобы его "уход" был спокойным и достойным. Хочу хоть как то вернуть отцу ту вселеннскую, безусловную, мужскую любовь, которую он мне подарил в детстве, обеспечив гармоничное развитие моего женского психотипа.
2) Моя мама, у которой дегенеративное заболевание мозга и она не помнит меня, моего имени и нашей родственной связи, НО когда я ее навещаю она всегда беспокоится: "Одень шапку! Руки холодные!"   Даже летом))  или кормит меня взрослую тетю йогуртом с ложки. Здесь я плачу... От умиления, жалости, от нехватки маминой нежности. Какая жестокая парадоксальность болезни - забыть родную дочь, но все же заботиться о моем комфорте и здоровье. Вот что значит МАМИНА Любовь и Забота. Так не хочется терять даже этот минимум!
3) У меня прекрасный муж и сын. Муж дает мне время и возможность "найти себя", сын просто не осложняет жизнь. А я, я им очень нужна! Дать стилистический совет, найти носки на полке и только я являюсь владыкой стиральной машины, пылесоса и кофеварки. Без меня их мир остановится.
4) Муж считает меня умной. Пользуется регулярно моей помощью в его профессиональной сфере.
5) Люди считают меня ответственной и опытной. Моя подпольная кличка "Википедия". Доверяют деньги, чемоданы, своих детей, организаторские функции. Вот, например, формалиновую маску с мертвого тела снять- это ко мне или на поминках незнакомый мужчина советовался куда поступать его дочери.
6) Я люблю своих собак и это взаимно. Как же не жить, когда счастье стать собаковладельцем сбылось, да еще и дважды!
7) У меня в плане дорисовать картину. Это дело принципа.
8) У меня в гардеробе 28 не ношенных новых платьев. Мир обязан увидеть меня в них!
9) Я хочу длинные волосы до пояса. Мною взято повышенное обязательство, назло "лучшей подруге", не верившей в меня.
10) Я хочу увидеть вживую Байкал. Найти там место Силы, которой мне так не хватает.
11) Я хочу дождаться рождения внуков. Буду их баловать, научу давать сдачи и плохим словам. А на английский или к логопеду- это пусть родители мучаются.
12) Я хочу увидеть как мой единственный сын реализуется в своей жизни. Я его очень люблю и многие моменты в жизни выстрадали вместе. Это будет наша общая победа.

Как выяснилось, задач и планов у меня громадьё. Планов серьезных, философских и просто смешных. И когда я их все реализую, то уже смогу с уверенностью сказать что "Этот мир прекрасен". Пока писала сей опус, закапала слезами всю бумагу, эмоции пролились на лист в прямом и переносном смысле. Дорогие мои читатели, попробуйте и вы записать аргументы "ЗА" жизнь и пусть другим людям они покажутся мелкими, смешными, примитивными и банальными. Их мнение - пыль придорожная, куда ветер понесет там и лежит. А ваша жизнь бесценна, эмоции- уникальны. Живите каждый день "со вкусом", ощущайте все глубоко, не жалейте эмоций: хочется -поплачьте, захочется - хохочите в полный голос,хочется- поцелуйте кого-то, хотя бы пса в мокрый нос, улыбнитесь первому встречному, помогите просящему, будьте снисходительней к болящим и старым. Впитывайте позитив из литературы, кино, общения с людьми и животными, сохраняйте чувство юмора, не черствейте душой как бы жизнь не била. И чаще звоните родным людям и родителям- вот это самый быстрый и простой способ сделать их мир ПРЕКРАСНЫМ!

Небольшое заимствование из интернета, автор не указан.
"Не черствейте душой, не черствейте,
Даже если на то есть причины... И живое, живое жалейте! А не деньги, меха и машины..."

    P.S. Как-то зимним, темным, одиноким вечером я, страдая несколько часов от симптомов панической атаки и жуткой головной боли, в отчаянии распахнула настежь огромное окно на восьмом этаже, нагнулась вниз, чтобы снегом с подоконника охладить лицо и вдохнуть морозного воздуха. Не буду врать суицидальных мыслей не было, было просто тихое отчаяние и попытка хоть как-то унять жгучую боль. Под окнами, на свежевыпавшем снегу кто- то ногами вытоптал огромную надпись  "БОГ ЕСТЬ!" Я закрыла окно и подумала :"Значит и мне нужно крепануться  и жить".

ВСЕМ ДОБРА И МИРА!
27 День рождения 42
Ольга Суражевская
      Как известно это грустный праздник, последние 10 лет я это до конца поняла. Нет больше особых ожиданий, головокружительных сюрпризов, а иногда и подарков, просто букетик дешевых цветов. Смс, картинки из интернета переполняют память моего телефона и чашу моего терпения. Обязательные звонки с опостылевшими  ежегодными пожеланиями, которые никогда не сбываются.

     Брожу по дому с макияжем, в красивом платье, а за мной в полной тишине пустой квартиры раздается цокот от коготков лап моих собак, которые так же бесцельно слоняются со мной из комнаты в комнату. Мои мужчины разошлись кто на работу, кто на учебу тогда, когда я еще крепко спала. А вернутся вечером, когда меня будет валить с ног усталость и раздражение. Я еще раз выслушаю поздравления, заверения в вечной любви, поставлю в вазу цветы, съем кусочек торта, выпью чай. Затем я вымою посуду и забуду этот грустный праздник еще на год с большим облегчением.

      А завтра начнется обычная жизнь без фальшивых пожеланий и безвкусицы интернет картинок - просто здоровая тишина. Когда звонят только по делу и ты нужна, или просто соскучились, а не потому что уведомление в социальных сетях увидели. Когда сильно хотят увидеться, услышать голос, посмотреть в лицо, когда это обоим в удовольствие!

     В Сеть я конечно выложила красочные фото с цветами и вышколенной улыбкой. Пусть все думают что у меня в жизни  всё здорово, а сегодня особенно! На самом деле, я еле сдерживаюсь чтобы прямо сейчас в 19 часов вечера не лечь спать в обнимку с бульдогом, он кстати шумно вздыхал рядом, непрозрачно намекая об этом. Чтобы кончился быстрее этот дурацкий день! Когда мама не поздравит, потому что не помнит, а папа не читал в этот раз стихов и не пел песен мне в трубку, потому что обессилен, ему больно и он умирает. Скорее бы завтра, но нужно дождаться мужа с работы, он хочет поздравить, он ведь не виноват в моем состоянии.

     В конце этого дня, как вишенка на торте, поступил звонок заклятой подруги, отношения с которой мы прервали пару лет назад крупной ссорой. Сегодня она якобы хотела расспросить про отца, его болезнь, а по факту нагадила мне в душу. Ничего особенного, просто, четко, сухо и профессионально. Пара уточнений про мою жизнь, пара глумливых фраз и насмешливая интонация в разговоре о моем психологическом состоянии и .... всё.... муж, сын меня поздравляют, поднимают в мою честь бокалы, а я лью слезы в свой остывший чай. И вспоминаю где то услышанную фразу, что Вселенная не зря отводит от нас ненужных людей, не давайте им даже мизерного шанса вернуться и походя плюнуть Вам в душу. Пусть неподходящие люди к вам не подходят.

     Вот так закончился мой день рождения № 42, набор успокоительных таблеток и спать. Завтра все будет хорошо, обязательно!
28 Бабочка над городом
Альба Трос
В последнее время в мою жизнь всё чаще проникают восточные учения. Они появляются в разговорах с людьми, книгах, старой и новой музыке, философия страданий, которые даются, чтобы мы осознали свою природу и проснулись. Этот короткий рассказ представляет собой попытку зафиксировать идеи, о которых я не перестаю думать.

-Послушайте, госпожа, - сказал он, волнуясь. – Когда я был в Лояне, мне рассказывали, что даос Ли Бо смастерил нефритовую бабочку, способную обманывать птиц и предсказывать перемену цвета Шэнь-звезды. Я встречал тех, которые знали людей, видевших бабочку во время полёта. То, что может произойти между нами, не так ли чудесно, как звук её крыльев? Не стоит ли помочь друг другу разобраться в этом?
-Ну, - с улыбкой молвила девушка, - я думаю, что происходящее между людьми куда сложнее нефритовых насекомых. Не так ли? И всё-таки, если эта встреча при луне окажется для вас тем же, что и для меня, - так тому и быть!
-В таком случае, - сказал студент, - быть может, красавица заглянет ко мне? Моя хижина всего в двух шагах отсюда.
Девушка не возражала…*
Аркадий положил между страниц закладку, закрыл книгу и опустил её на нагретое солнцем дерево скамейки. Ли Бо мог позволить себе создавать искусственных насекомых, которых его соотечественники, флиртуя друг с другом, упоминали потом в беседах. Встав на путь отшельничества, даос избежал супружеских уз и не знал, что значило расходиться с женой. Опыт, отсутствовавший у Ли Бо, Аркадий приобрёл утром, когда зашёл на кухню. Он понимал, что разговор рано или поздно должен был состояться, и оттягивал неизбежное, как мог. Майя стояла у стола и поглаживала кофеварку, не отрывая глаз от белого кафеля стены. Аркадий понял, что момент настал, и застыл в дверях.
-Говори, не мучайся, - тихо попросил он.
Майя заговорила. Они обсуждали всё это уже десятки раз, но никогда в её голосе не было столько горечи и ожесточённости. Опёршись плечом на откос, Аркадий осознавал, что это конец, под пятью годами жизни следовало подвести черту, и слова только усиливали боль. Майя упрекала его в том, что он никуда не движется, в запале, не зная, как по-другому выразить разочарование, заполнить чёрную дыру предстоящей утраты. Она говорила правду. Аркадий не хотел двигаться в непонятном ему направлении, ему просто нравилось реставрировать здания в родном городе, возвращать домам, улицам и площадям  столетней давности облик и красоту. Их маленькая компания состояла на балансе муниципалитета, мэрия платила им зарплату, не слишком высокую, но позволявшую вполне сносно существовать. Майя тоже любила красоту, но её значительно больше привлекало человеческое тело. Фирма по продаже косметики, которой она руководила, медленно, но верно укрепляла свои позиции в стране. Последнее позволяло периодически, хотя пока ещё   осторожно, заговаривать о выходе на международный рынок. Майя хотела, чтобы Аркадий помогал ей, занимаясь созданием рекламы продукции. Его идеи, была уверена она, могли приблизить желанный момент прорыва в большой мир. Аркадий отшучивался, обещал подумать, понимая, что не  бросит любимое дело. Понимала это и Майя.
Когда она ушла, унося пока только один чемодан, с белым лицом, сдерживая слёзы, Аркадий закрыл за ней дверь и вернулся на кухню. Он потрогал кофеварку, поверхность которой уже не хранила тепло её ладони, оделся, взял с полки книгу и вышел из дома. Воскресным утром на улице было пусто, люди ещё отлёживались в постелях, планируя отдать должное наконец-то утвердившейся в городе весне во второй половине дня. Аркадий перешёл дорогу, сел на скамейку у ночного магазина и посмотрел на свой балкон, где на верёвке одиноко висело полотенце Майи. «Как хорошо, что у нас нет детей», - подумал он и устыдился своей мысли, такой неуместно-земной на свинцовом фоне печали. Аркадий знал, что всё проходит. Молодость и красота просачиваются сквозь пальцы, в один момент утекает накопленное за годы, слава и успех эфемерны, как и сама жизнь. Тащить на себе это знание, просыпаться и засыпать с ощущением предопределённости было невыносимо. Единственным, что имело какой-то смысл, оставалось дело, которое ты искренне любил и занимался им, вопреки логике бессмысленного мира. Дело дарило радость и в то же время толкало на путь одиночества, потому что ты не мог заставить другого разделить с тобой твою настоящую жизнь.
Аркадий спросил себя, завидовал ли он бабочке Ли Бо, не чувствовавшей боли, в отличие от людей. У людей было тело, требовавшее пищи и сна, изнывавшее от жары и холода. Ещё люди обладали чем-то невидимым, не фиксируемым приборами, и это что-то могло трепетать и ворочаться, заставляя страдать. Одни говорили, что страдания посылал бог, помогая нам проснуться, другие видели в них наказание за грехи. Аркадий часто думал, что не просивший появиться в мире человек не должен был платить такую цену за свою слабость. Ещё его удивляли те, кто узурпировал бога, назвав себя единственными носителями истины, отказывая всем остальным в праве идти другой дорогой. Так люди узурпируют власть, не понимая, что это она управляет ими.
Он вдруг осознал, что не испытывал боли, которую ожидал. Она была с ним, но словно окружённая вакуумом, как при местном наркозе, когда оперируемый находится в сознании. Майя могла сейчас чувствовать то же, и Аркадий попросил неизвестно у кого, чтобы это была не та пустота, к которой стремились подобные Ли Бо, иначе к чему тогда, проходя через страдания, пробуждаться?
По улице растекалось тепло, солнце усердно отдавало его, словно прося прощение за долгую зиму и дождливую, никак не желавшую наступать весну. Тепло обволакивало тело, и понемногу в нём, где-то среди пустоты внутри, начинало зарождаться чувство голода. Аркадий вспомнил, что ничего не ел с вечера. Плоть требовала своё. Отныне все заботы, которые Аркадий делил с Майей, ему придётся взять на себя. Ему надо будет научиться готовить так,  чтобы тело не износилось раньше времени, следить за своим жилищем. Только дело имело смысл, но в том, чтобы не опуститься, была некая доблесть. Простой человек Аркадий не мог достичь высот духа отказавшегося от материальных ценностей Ли Бо, но вряд ли от него это требовалось. Лишившись иллюзий-костылей, отбросив их и оказавшись на четвереньках, как на заре жизни, он должен был заставить себя подняться на ноги. «Один день отсрочки, - внезапно прошептал Аркадий, обращаясь неизвестно к кому. – Только один день, а завтра я начну. Мне просто нужно придти в себя».
Ответа не последовало, и Аркадий встал со скамейки. Он зашёл в магазин, поздоровался со знакомой продавщицей и попросил хот-дог. «Побольше острого, если можно», - сказал он, надеясь, что жгучий соус хотя бы на несколько мгновений разъест пустоту и вернёт ему ощущение жизни. «Что это вы с утра по хот-догам? Жена уехала, продукты закончились?» - улыбнулась ему продавщица, открывая дверцу микроволновки. Аркадий виновато развёл руками. Он вспомнил, как читал, что Будда на некоторые вопросы учеников отвечал благородным молчанием. Молчание Аркадия было другого рода. Придёт время, и он, возможно, сможет говорить об этом, но только не сейчас.
Вернувшись на скамейку, Аркадий отодвинул книгу подальше, чтобы случайно не капнуть на неё соусом, и принялся за еду. Насыщаясь, чувствуя, как голод понемногу сдаёт позиции, он смотрел на дома на своей стороне улицы. Окна, за каждым из которых куда-то шла жизнь, вспыхивали бликами, лёгкий ветер покачивал перекинутое через верёвку на одном из балконов полотенце. Аркадий повернул голову и увидел присевшую на спинку скамейки бабочку. Ярко-оранжевая, с маленькими чёрными точками, её крылышки подрагивали, то ли радуясь теплу, то ли пытаясь что-то сказать человеку рядом. Аркадий заворожено смотрел на бабочку, на то, как поднявшись в воздух, она стала набирать высоту, улетая вверх и вдаль, всё выше поднимаясь над домами, улицами и площадями старого города.   

*Цитата из рассказа Андрея Полякова «Стеклянный шар».   
29 Он мне не нравился
Альба Трос
Он не понравился мне с самого первого занятия. В этом классе вообще не стоило рассчитывать на отдачу. Директору пришлось потратить сорок минут и задействовать все запасы красноречия, чтобы убедить меня согласиться на два семестра работы с компанией отстающих. Наиболее весомым аргументом, пожалуй, стало то, что в какой-то момент я почувствовал тошноту от постоянного употребления таких жемчужин словесности, как «умение поддерживать дисциплину», «кладезь знаний» и в особенности «методологически обусловленный подход». Хотел бы я взглянуть на того, кто придумал назвать «группой выравнивания» сброд, к шестнадцати годам не умеющий отличить Античность от Возрождения. И на кого, собственно, они должны равняться? На Мэри Станнер, имеющую самый высокий в классе балл по литературе и пишущую «воцерковлённый» через «а»? При этом, по слухам, во многих других школах ситуация ещё хуже. Примерно год назад на одном из учебных семинаров моя коллега, женщина лет сорока пяти, рассказывала во время «коффи брэйк», что добрую половину урока она тратит на то, чтобы создать хотя бы подобие порядка: добиться тишины, заставить учеников сидеть ровно, отобрать карты у любителей покера за последними столами. На мелочи, вроде жевания жвачки, она, скорее всего, даже не обращала внимания. Не понимаю, как Департамент образования может не реагировать на подобные вещи. Такое девиантное поведение было бы уместно где-нибудь в исправительной колонии, но уж никак не в учебном заведении.
С кем бы я ни работал, я никогда не делаю скидок на специфику аудитории. Директор несколько раз просил меня отнестись снисходительно к учащимся того или иного класса, и каждый раз я вежливо, но твёрдо отказывался. Учитывая безупречность приводимых мной доводов, дальнейшая дискуссия представлялась совершенно неуместной. Подлинное искусство создавалось мучениками, положившими свои жизни на его алтарь в стремлении проложить грядущим поколениям путь к познанию. Мы обязаны им всем, и потому долг наш в том, чтобы неустанно изучать их биографии и творческое наследие, хранящее в себе ключи к гармонии, пониманию мира и своего места в нём. Учителя, разрешающие своим ученикам знакомиться с сокращёнными вариантами  некоторых произведений, вызывают у меня презрение. На первом же уроке я постарался максимально доходчиво объяснить это «группе выравнивания». Закончив, я, как всегда, сделал паузу, обводя глазами сидящих передо мной, и вдруг столкнулся с его взглядом. Ф. занимал третий стол в крайнем ряду у окна. Сложно сказать, что именно смутило меня тогда. Уверен, любой другой преподаватель, будь он на моём месте, не заметил бы ничего подозрительного и спокойно продолжил занятие. Ф. сидел точно в такой же позе, как и все остальные, и лицо его, казалось, не выражало никаких эмоций. Тем не менее, глядя на него, я не мог избавиться от ощущения подвоха. Уже потом, мысленно возвращаясь к тому дню, я смог восстановить в памяти некоторые детали, вспоминал его зрачки, в которых время от времени вспыхивала насмешка, и губы, готовые скривиться в презрительной ухмылке. Тогда я ещё даже не догадывался, к каким событиям приведёт эта встреча.
То, что Ф. ведёт со мной какую-то игру, я понял очень быстро. В группе выравнивания, где реакции со стороны аудитории практически отсутствовали, я редко вступал с учащимися в диалог – просто начитывал материал и выставлял  оценки по результатам тестовых работ. Исключениями в большинстве случаев были ситуации, когда мне приходилось делать замечания по тому или иному поводу. Надо сказать, что за все четыре месяца, прошедшие с начала учебного года, Ф. ни разу не дал повода обратиться к нему лично. Формально я ни к чему не мог придраться в его поведении, и всё же (хоть я усиленно это и скрывал) внимание моё было сконцентрировано на нём больше, чем на ком бы то ни было. Я нередко подмечал, как он улыбался своей гаденькой наглой улыбкой, сидя над тетрадью, куда записывал конспект под мою диктовку. Уверен, он знал, что я замечал его отношение к себе, я читал это на его лице. Оно притягивало меня подобно магниту, и я не мог удержаться от того, чтобы периодически не бросать на него быстрый взгляд на протяжении лекции. Ещё одной составляющей игры было то, что Ф. никогда не называл меня по имени. Ученики обращались ко мне «мистер Фрэнсис», прося разрешения выйти из классной комнаты или договариваясь о дополнительной консультации. Ф. ни разу не покинул класс во время урока, о консультациях же в его случае говорить было просто смешно. Оценки, получаемые им за тесты, не отличались от результатов большинства его одноклассников. На самые примитивные вопросы ответить они ещё могли, в остальных же случаях ставили крестики наугад, полагаясь на двадцатипятипроцентную вероятность угадать правильный ответ (засчитывая их, я всегда морщился). Мало кто удосуживался написать хоть несколько строчек, выполняя завершающее задание теста, традиционно требующее дать развёрнутый комментарий. Я давно научился сдерживать эмоции, помечая минусом незаполненное пространство, однако девственная чистота последнего листа работы Ф. неизменно вызывала у меня глухое раздражение.
Где-то в начале октября Ф. освоил новую стратегию. Теперь, проходя мимо кабинета, где я вёл занятие, он стал заглядывать в стёкла, вделанные в верхнюю часть всех дверей нашей школы. Обычно он передвигался в компании двух-трёх друзей, на вид таких же интеллектуальных деградантов. Самым отвратительным было то, что, даже не слыша, о чём они говорили,  я живо представлял их комментарии, что, естественно, мешало мне сосредоточиться на проводимом уроке. Несколько раз, выходя из школы, я видел на противоположном углу Ф. с его компанией. Делая вид, что никого не замечаю, я всё же наблюдал за ними краем глаза. Выродки стояли и смотрели в мою сторону, посмеиваясь при этом. Во мне стала развиваться паранойя. Закончив работу, я старался уходить как можно быстрее, чтобы случайно не столкнуться с Ф., я думал о нём просыпаясь, по дороге в школу и вечерами за проверкой работ. Периодически у меня мелькала мысль поговорить о происходящем с директором, но я всякий раз заставлял себя этого не делать.  У меня на руках не было никаких фактов, подтверждающих оскорбительное поведение Ф., и в итоге я только выставил бы себя на посмешище, что, учитывая мою репутацию, было бы ещё болезненнее.
Событие, побудившее меня к действиям, произошло в декабре, незадолго до начала зимних каникул. Я спускался по лестнице в преподавательскую, где собирался поработать над составлением тестовых материалов. Моя нога уже опустилась на последнюю ступеньку, как вдруг я услышал доносящиеся из-за угла голоса. Какое-то предчувствие заставило меня замереть и прислушаться. Несколькими секундами позже я понял, кем был говоривший. Не думаю, что смог бы когда-нибудь повторить те мерзости, которые Ф. смаковал со своими подонками-друзьями. Трудно представить, как изощрённо он издевался над моей внешностью, причёской, очками, костюмом, в котором я неизменно появлялся на занятиях в отличие от своих коллег, предпочитавших значительно более демократичный стиль в одежде. Наиболее же отвратительным для меня стало предположение о моих, якобы, гомосексуальных наклонностях, которое Ф. сделал, исходя из отсутствия на моей руке обручального кольца. Я стоял на месте, сжимая кулаки от ярости, с трудом удерживаясь от того, чтобы не повернуть за угол и не разбить наглецу лицо. Будь мы в университете, я мог бы, по крайней мере, потребовать отчисления всей компании, но в контексте школы подобная перспектива для такого субъекта, как Ф., выглядела не намного более пугающей, чем статус персоны нон грата где-нибудь в Гватемале. В тот момент мне почему-то вспомнилось багровое лицо Симмса, декана филологического факультета, мешки под его глазами, пучки седых волос, обрамлявших неопрятную розовую лысину. Я до сих пор иногда вижу во сне, как он кричал на меня тем солнечным майским днём, как обвинял в том, что диссертацию свою я скомпилировал из отрывков работ давно забытых авторов. Голос Симмса напоминал помесь лая и визга, и все попытки продемонстрировать абсурдность его инсинуаций тонули в непрекращающемся звуковом потоке. И вдруг в сознании моём вспыхнула мысль, столь идеальная в своей простоте, что оставалось лишь поражаться, как я не пришёл к ней раньше. Ошеломлённый, я развернулся и, стараясь производить как можно меньше шума, двинулся вверх по лестнице.
Принятое решение поразительным образом сказалось на моём отношении к Ф. Отныне я просто перестал обращать на него внимание, словно бы он  больше не существовал. Полагаю, что он заметил эту перемену, хотя меня это уже совершенно не беспокоило. Одним холодным вечером в начале января я, одетый в специально приобретённые по этому случаю джинсы и короткую, не сковывающую движений куртку с меховой подкладкой, никем не замеченный,  покинул свою квартиру на третьем этаже каменного дома в Старом городе. Адрес Ф. я узнал без труда, сверившись со школьной документацией. Попутно я выяснил, что он несколько раз участвовал в уличных драках и даже попадал в полицейский участок. Все эти факты явно играли мне на руку. Ф. жил примерно в сорока минутах ходьбы от моего жилища. Утром первого января, когда на улицах не было никого, кроме бездомных и уборщиков, я отправился на разведку. Диспозиция оказалась лучше некуда. Дорога к дому Ф. лежала через пустырь, на краю которого я и устроился за грудой невесть как там оказавшихся старых автомобильных шин. Безусловно, Ф. мог не появляться на протяжении долгих часов,  в тот день он мог вообще не выходить на улицу, и всё-таки интуиция подсказывала мне, что время и место были выбраны правильно, интуиция человека, совершающего справедливое деяние. Я не ошибся. Минут через двадцать после того, как я занял позицию за кучей припорошенной снегом резины, в поле моего зрения показался силуэт Ф. Он был один и шёл довольно медленно, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Причину этого я выяснил, приблизившись к нему вплотную. В нос  ударил густой запах перегара, и на миг мне показалось, что глаза Ф удивлённо блеснули во тьме, а затем я ударил его носком ботинка под коленную чашечку.  Может быть, я и потерял преждевременно некоторую часть своих волос, но тело своё всегда держал в форме. Когда-то я посещал секцию тхэквондо  и,  даже покинув её, не прекращал ежедневно заниматься физическими упражнениями. Древние недаром говорили, что здоровый дух может жить лишь в здоровом теле, и я неукоснительно придерживался этого принципа. Ф. упал на землю, издав крик, который, впрочем, некому было услышать на безлюдном пустыре, находившемся на приличном расстоянии от ближайшего дома. Я нанёс ему несколько ощутимых ударов по рёбрам и в живот, а потом впечатал носок ботинка в его лицо, туда, где находился наполненный неописуемыми гнусностями рот. Под конец Ф. издавал лишь бульканья, я же хранил молчание.   Так же, как и все предыдущие четыре месяца. Закончив, я переступил через подрагивающее в снегу тело и двинулся по пустырю в сторону дома. Вернувшись в квартиру, я переоделся, с удовлетворением отметив отсутствие  пятен крови на одежде, и заварил себе горячего чаю с бергамотом. Сон мой в ту ночь был крепок и спокоен.
Ранним утром в дверь мне позвонили двое полицейских. Я разговаривал с ними предельно вежливо, хотя и с ноткой холодного недоумения. Мы отправились в участок, где я засвидетельствовал, что весь предыдущий вечер неотлучно находился дома. Мне не было смысла беспокоиться по поводу алиби, я знал, что многолетняя репутация сработает на меня. Всё вышло именно так, как я и предполагал. Коллеги в один голос отмели возможность подобного эксцесса, опрос друзей Ф. также ничего не дал. Те, кто знали о его  отношении ко мне, предпочитали держать язык за зубами, понимая, как будут выглядеть, если правда всплывёт наружу. Что говорить, если даже родители Ф. не поверили ему, сочтя слова сына пьяным бредом (количество алкоголя, обнаруженное в его крови, вполне могло вызвать галлюцинации). В итоге, они поместили Ф. в психиатрическую клинику, где он, насколько мне известно, пребывает и по сей день. Допускаю, что он действительно мог повредиться рассудком, учитывая реакцию окружающих на его слова. Дружки Ф. меня больше не донимали. До конца учебного года они активно старались не попадаться мне на глаза, а затем и вовсе исчезли из школы. Моё существование вернулось в привычную колею.
Древние утверждали, что жизнь наша коротка, и лишь одно искусство вечно. К сожалению, они не сочли нужным упомянуть, насколько хрупким оно может быть в мире, населённом двуногими варварами и манкуртами. Тот, кто несёт другим радость приобщения к высокому,  имеет право и обязан делать всё, чтобы уничтожать любые преграды на своём пути. Таковы его долг и предназначение. Эта мысль нередко приходит ко мне, когда я лежу вечером в своей кровати. Некоторое время я кручу её в голове, а затем щёлкаю выключателем ночника, плотнее заворачиваюсь в одеяло и засыпаю с улыбкой на лице.      
30 Дива
Лада Арий
 
      Утро нового летнего дня. Город начинает просыпаться... По улице идёт эффектная молодая женщина держа за руку маленькую, белокурую девочку. Они минуют два однотипных дома. Около пункта назначения, серой, облезлой пятиэтажки, шаги девочки замедляются. Мать, напротив, ускоряет шаг поторапливая ребёнка. Входят в подъезд.

     — Первый этаж!— громко произносит девочка.

       Поднимаются по лестнице.

     — Второй!

     — Дорогая, ускоряемся, Дива не любит опозданий!— говорит женщина.

     Девочка начинает считать ступеньки. С каждой последующей пропадает желание подниматься вверх. Ноги становятся ватными. На последней ступеньке, она сбивается со счёта. Пытается освободиться от материнской руки для того, чтобы спуститься и сосчитать вновь. Ничего не получается!
 
      Перед ними распахивается дверь. Мама целует улыбающуюся Диву, затем дочь, прощается с обеими и убегает на работу. Ещё несколько минут в подъезде слышен  стук её каблучков. Всё тише-тише... Девочка готова броситься вслед за матерью, но Дива, закрыла двери на замок, отступать некуда. Капкан! Ну почему у красавицы мамы, никогда не хватает времени на Юльку?! Работа, работа! Но неужели работа важнее детей?

       Дива, а точнее, Розалия Львовна, одинокая пожилая еврейка— няня и лучшая приятельница матери девочки. Когда-то, ну очень давно, она была знаменитой оперной певицей. Сейчас о былой славе напоминали лишь афиши, украшавшие прихожую хозяйки квартиры и огромный рояль, заполнивший большое пространство одной из комнат. Когда и где познакомились они с её мамой, девочка не знала.

       У Розалии Львовны, кроме Юльки(так звали девочку), было несколько подопечных детей возрастом от полугода до трёх лет. По сути, эта энергичная женщина организовала мини-детский сад на дому.
 
       — Почему мою няню все называет Дивой?— спросила однажды Юлька свою мать.

       — Потому что она— невероятная и очень талантливая женщина!

       — А что такое— невероятная?— не унималась дочь.

       — Подрастёшь— узнаешь!— добавил отец, не отрываясь от просмотра газеты.

       Девчушку их ответ не удовлетворил. Своим детским умом она решила, что Розалия Львовна— загадочная женщина, а загадки, как известно, нужно разгадывать! Вообще-то, Юлька очень любила Диву, хотя та была дамой строгой. Единственное, с чем не могла смириться девочка, так это— с тихим часом. Ну не хочет она спать днём!

        И ещё. Юльке всегда казалось, что всё самое интересное происходит именно тогда, когда её заставляют спать! Это касалось не только няни, но и её родителей, которые отправляли Юльку, вместе с сестрой, в детскую комнату именно тогда, когда по телевизору шёл самый занимательный фильм!

        "Сегодня, я обязательно узнаю что-то необыкновенное!"— мысленно пообещала   себе она.

         День у Розалии Львовны был расписан поминутно: завтрак, занятия, прогулка, обед, тихий час... Но на этот раз, Юлька решила не спать, а только притвориться спящей и узнать, что же такое— Дива!

         Когда дети, наконец угомонившись, мирно посапывали в своих кроватках, она встала со своей постели и на цыпочках подошла к плотно закрытой двери. С трудом отворив её, девочка оказалась в длинном коридоре. Прошла ещё немного вперёд. Перед нею опять была закрытая дверь. Ох уж эти двери! Приоткрыв её, девочка вошла в комнату с роялем. Розалии Львовны в ней не было.
 
         В этот момент, откуда-то из вне, Юлька услышала пение. Балконная дверь была приоткрыта и нечаянный ветерок, приподняв занавес, подсказал девочке, где её няня. Юлька, еле-еле взгромоздилась на широкий подоконник и затаив дыхание, впервые в своей маленькой жизни, слушала арию. Это было настоящее Чудо!
 
         Волшебный голос то поднимался высоко к небу, то возвращался на бренную землю приглашая Юльку совершить дерзкий полёт к прекрасному и до сих пор неведомому. Это были непередаваемые ощущения, девочка хотела, чтобы пение продолжалось как можно дольше...

         Когда вдруг наступила тишина, страшная, пугающая тишина, Юлька разрыдалась. Она испугалась, что больше никогда в жизни не услышит этого чудесного голоса. Ещё мгновение... и ребёнок оказался в нежных объятиях Розалии Львовны.

         — Солнышко, что тебя напугало? Это я, твоя няня.

         Юлька внимательно смотрела на Розалию Львовну, как-будто видела её впервые. Маленькой ручонкой, она попыталась разгладить каждую морщинку на лице пожилой и такой удивительно невероятной женщины! Потом нежно поцеловала свою няню и тихо произнесла: "Нет, ты НЕ Дива! Ты моя любимая Фея!"
31 Борис Пастернак Из цикла Гении XX века
Лада Арий
                           Гении XX века

     Гений. Кто это?
Как подскажет любому пользователю Википедия, гений — термин многозначный:
Гений — человек с чрезвычайно выдающимися творческими способностями.
Гений — в римской мифологии духи-хранители, преданные людям, предметам и местностям, ведающие появлением на свет своих «подопечных», и определяющие характер человека или атмосферу местности.
Гений места — дух-покровитель того или иного конкретного места (деревни, горы, отдельного дерева).
Гений — французская золотая монета.

     А гениальность?
Гениальность (от лат. genius — «дух») — высший уровень интеллектуального или творческого функционирования личности, который реально проявляется в выдающихся научных открытиях или философских концепциях, технических или технологических изобретениях, социальных преобразованиях, создании художественных произведений, имеющих отдалённые последствия во многих областях культуры. О гениальности говорят, когда достижения расцениваются как новый этап в определённой сфере деятельности, считаются опережающими своё время, формируя зону ближайшего развития культуры. Традиционно (начиная с И. Канта) термин «гениальность» связывают с представлениями о таланте, однако многие авторы (например, Ч. Ломброзо, В. Гирш, А. В. Либин) систематически различают эти понятия.

Гениальность —  наивысшая степень проявления творческих сил человека. Связана с созданием качественно новых, уникальных творений, открытием ранее неизведанных путей творчества.
Исторически воззрения на природу Гениальности определялись общим пониманием творческого процесса. От античности идёт взгляд на Гениальность как на род иррационального вдохновения, "озарения" свыше(Платон, неоплатонизм и др.).
С эпохи Возрождения получил распространение культ гения как творческой индивидуальности, достигший апогея в эпоху романтизма. В 19-20 вв. развиваются психологические, а также социологические исследования различных аспектов Гениальности и творчества...

     А были ли вообще русскоязычные писатели и поэты в XX веке, которых мы, читатели  века XXI можем назвать таким ёмким словом  — Гений? Если да, то кто именно?
И кого эти самые Гении считали Гениями? Мне, как человеку живущему в третьем тысячелетии очень интересно  их мнение.


                         
      Пастернак Борис Леонидович(1890-1960), русский писатель и поэт.
          
                      
     Русскому гению

Не слушай сплетен о другом.
Чурайся старых своден.
Ни в чём не меряйся с врагом,
Его пример не годен.

Чем громче о тебе галдёж,
Тем умолкай надменней.
Не довершай чужую ложь
Позором объяснений.

Ни с кем соперничества нет.
У нас не поединок.
Пол миру затмевает свет
Несметный вихрь песчинок.

Пусть тучи пыли до небес,
Ты высишься над прахом.
Вся суть твоя -противовес
Коричневым рубахам.

Ты взял над всякой спесью верх
С того большого часа,
Как истуканов ниспроверг
И вечностью запасся.

Оставь врагу его болты,
И медь и алюминий.
Твоей великой правоты
Нет у него в помине.
                1941

    
                      

В поэзии Бориса Пастернака— постижение мира человека и мира природы в их многосложном единстве, ассоциативность, метафоричность, соединение экспрессионистического стиля и классической поэтики.
В судьбе русского интеллигента — героя романа "Доктор Живаго"  — обнаженны трагические коллизии революции и Гражданской войны; стихи героя романа —  лирический дневник, в котором человеческая история осмысляется в свете христианского идеала.
Как лейтмотив романа — стихотворение "Зимняя ночь".


   Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на столе
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол,
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
                  1946

Мне всегда казалось нелепым выражение:"Пастернака не читал, но осуждаю!"
Ведь многие наши современники слушая песню "Свеча горела..." и не догадывались о том, что невольно прикоснулись к миру осуждаемого ими Бориса Пастернака!


Роман "Доктор Живаго" опубликован за рубежом в 1957, в России в 1988 году.
Борис Пастернак - лауреат Нобелевской премии в 1958 году, от которой автор  под угрозой выдворения из СССР вынужден был отказаться.

    
   Нобелевская премия

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.

Тёмный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, всё равно.

Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Но и так, почти у гроба,
Верю я, придёт пора -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
                  1959

Диплом был вручен сыну Пастернака в 1990году, через 30 лет после смерти  писателя!



      С  Б.А Пильняком*(1891-1938), великолепнейшим писателем с трагической судьбой, Пастернак познакомился в 1921 году и близко сдружился в 1928году.
Стихотворение "Борису Пильняку" впервые было опубликовано в журнале "Новый мир",1931,№4,с названием"Другу"(так же во всех изданиях).


       Борису Пильняку
Иль я не знаю, что в потёмки тычась,
Вовек не вышла б к свету темнота,
И я - урод, и счастье сотен тысяч
Не ближе мне пустого счастья ста?

И разве я не мерюсь пятилеткой,
Не падаю, не подымаюсь с ней?
Но как мне быть с моей грудною клеткой
И с тем, что всякой косности косней?

Напрасно в дни великого совета.
Где высшей страсти отданы места,
Оставлена вакансия поэта:
Она опасна, если не пуста.
                     1931


По моему мнению изо всех произведений адресованных писателям и поэтам современникам, посвящение "Анне Ахматовой", написанное Борисом Пастернаком(в нескольких редакциях)- самое удачное!


      Анне Ахматовой
Мне кажется, я подберу слова,
Похожие на вашу первозданность.
А ошибусь,- мне это трын-трава,
Я всё равно с ошибкой не расстанусь.

Я слышу мокрых кровель говорок,
Торцовых плит заглохшие эклоги.
Какой-то город, явный с первых строк,
Растёт и отдаётся в каждом слоге

Кругом весна, но за город нельзя.
Ещё строга заказчица скупая.
Глаза шитьём за лампою слезя,
Горит заря, спины не разгибая.

Вдыхая дали ладожскую гладь,
Спешит к воде, смиряя сил упадок.
С таких гулянок ничего не взять.
Каналы пахнут затхлостью укладок.

По ним ныряет, как пустой орех,
Горячий ветер и колышет веки
Ветвей, и звёзд, и фонарей, и вех,
И с моста вдаль глядящей белошвейки.

Бывает глаз по-разному остёр,
По-разному бывает образ точен.
Но самой страшной крепости раствор-
Ночная даль под взглядом белой ночи.

Таким я вижу облик ваш и взгляд.
Он мне внушён не тем столбом из соли,
Которым вы пять лет тому назад
Испуг оглядки к рифме прикололи,

Но, исходив от ваших первых книг,
Где крепли прозы пристальной крупицы,
Он и во всех, как искры проводник,
Событья былью заставляет биться.
                            1929


Вот что пишет автор анализа стихотворения Пастернака «Анне Ахматовой» (http://pishi-stihi.ru/anne-ahmatovoj-pasternak.htm):

"Ахматова и Пастернак – два безусловных гения русской поэзии двадцатого столетия – впервые встретились в 1922 году. Если особо не вникать в специфику их отношений, то кажется, что они были связаны крепкой дружбой. Подтверждением этому служат фотоснимки и книги с дарственными надписями, обмен комплиментами, стихотворения-посвящения. На деле – все гораздо сложнее. Заочно Анна Андреевна о своем коллеге высказывалась либо снисходительно, либо пренебрежительно. Она с прохладой воспринимала его экзальтацию, а излишнюю экспрессию считала признаком дурного вкуса. Пастернак в компании великой поэтессы чувствовал себя не слишком свободно. Борис Леонидович пытался привлечь ее внимание своими обычными высокопарностями, но Анна Андреевна в ответ демонстрировала лишь «ледяную петербургскую воспитанность» (по меткому определению Дмитрия Быкова). Чисто с психологической точки зрения Пастернаку, конечно, была ближе Цветаева, с которой у него был эпистолярный роман, одновременно страстный и возвышенный.

Стихотворение Бориса Леонидовича «Анне Ахматовой» написано в 1929 году. Как известно, в лирике поэтессы главным героем всегда был Петербург. На фоне города на Неве располагался портрет. Он представлял собой силуэт Ахматовой с гордо поднятой головой. Эта композиция воплощена в посвящении Пастернака. Борис Леонидович воспринимал ее в качестве основы мира, созданного Анной Андреевной...





Анна Ахматова
«Борис Пастернак»


Он, сам себя сравнивший с конским глазом,
Косится, смотрит, видит, узнает,
И вот уже расплавленным алмазом
Сияют лужи, изнывает лед.

В лиловой мгле покоятся задворки,
Платформы, бревна, листья, облака.
Свист паровоза, хруст арбузной корки,
В душистой лайке робкая рука.

Звенит, гремит, скрежещет, бьет прибоем
И вдруг притихнет, — это значит, он
Пугливо пробирается по хвоям,
Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон.

И это значит, он считает зерна
В пустых колосьях, это значит, он
К плите дарьяльской, проклятой и черной,
Опять пришел с каких-то похорон.

И снова жжет московская истома,
Звенит вдали смертельный бубенец -
Кто заблудился в двух шагах от дома,
Где снег по пояс и всему конец?..

За то, что дым сравнил с Лаокооном,
Кладбищенский воспел чертополох,
За то, что мир наполнил новым звоном
В пространстве новом отраженных строф, —

Он награжден каким-то вечным детством,
Той щедростью и зоркостью светил,
И вся земля была его наследством,
А он ее со всеми разделил.
                            1936

 

Анна Ахматова

«Б. Пастернаку»

И снова осень валит Тамерланом,
В арбатских переулках тишина.
За полустанком или за туманом
Дорога непроезжая черна.
Так вот она, последняя! И ярость
Стихает. Все равно что мир оглох...
Могучая евангельская старость
И тот горчайший гефсиманский вздох
                           1957





* Борис Андреевич Пильняк (настоящая фамилия Вогау, нем. Wogau 29 сентября (11 октября) 1894, Можайск — 21 апреля 1938, Москва) — русский советский писатель, прозаик.
Пробовать писать начал в 9 лет. В марте 1909 года было опубликовано его первое сочинение. Профессиональная карьера началась в 1915 году, когда в журналах и альманахах «Русская мысль», «Жатва», «Сполохи», «Млечный путь» напечатали ряд его рассказов — уже под псевдонимом Бор. Пильняк (от украинского «Пильнянка» — место лесных разработок; в харьковской деревне под таким названием, где он бывал у дяди Александра Ивановича Савинова, жители назывались «пильняками»).

В 1918 году выходит первая книга Пильняка — «С последним пароходом».

Председатель Всероссийского союза писателей. Романы «Голый год» (1922), «Машины и волки» (1925), «Волга впадает в Каспийское море» (1930), «О’кей! Американский роман» (1931), «Соляной амбар» (1937) и другие.

Литературные и политические позиции Пильняка неоднократно приводили к организации широких критических кампаний в отношении него. Его постоянно критиковали за идеологические ошибки, формализм, эротику, мистику и пр. Так, уже в 1924 году Сталин публично раскритиковал Пильняка в своих лекциях «Об основах ленинизма», выпущенных огромным тиражом. «Кому не известна болезнь узкого практицизма и беспринципного делячества, приводящего нередко некоторых „большевиков“ к перерождению и к отходу их от дела революции? Эта своеобразная болезнь получила своё отражение в рассказе Б. Пильняка „Голый год“, где изображены типы русских „большевиков“, полных воли и практической решимости, „фукцирующих“ весьма „энегрично“, но лишенных перспективы, не знающих „что к чему“ и сбивающихся, ввиду этого, с пути революционной работы», — писал Сталин[1].


Запись в метрической книге о крещении Бориса Пильняка из можайского музея
В 1926 году Пильняк пишет «Повесть непогашенной луны» — на основании распространенных слухов об обстоятельствах смерти М. Фрунзе с намёком на участие И. Сталина[2][3]. В продаже она была дня два, её сразу изъяли[4]. Сам писатель в предисловии отмечал: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видел его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю — и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти наркомвоена. Все это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нём подлинных фактов и живых лиц»[5].

В 1929 году отстранён от руководства Всероссийским Союзом писателей за публикацию за границей повести «Красное дерево». Однако повесть была легально передана берлинскому русскому издательству по каналам ВОКС, а впоследствии включена в роман «Волга впадает в Каспийское море», опубликованный в СССР в 1930 г. «Не так давно Пильняк за границей издал контрреволюционное „Красное дерево“. „Красное дерево“ он сейчас переделал, отшлифовал и сделал роман „Волга впадает в Каспийское море“. Но даже при поверхностном чтении видно, что это поверхностная перелицовка, видно, что у Пильняка за красными словами скрывается белая сердцевина», — отмечал Л. Шемшелевич в Дискуссии о «Тихом Доне» в Ростовской ассоциации пролетарских писателей[6].

Несмотря на критику, вплоть до 1937 года Пильняк оставался одним из самых издаваемых писателей. 28 октября 1937 года был арестован. 21 апреля 1938 года осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР по сфабрикованному обвинению в государственном преступлении — шпионаже в пользу Японии (он был в Японии и написал об этом в своей книге «Корни японского солнца»)[7] — и приговорён к смертной казни. Расстрелян в тот же день в Москве.

Реабилитирован в 1956 году.
32 Московские пруды
Любовь Кирсанова
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
(А.С. Пушкин, роман в стихах «Евгений Онегин»)

Приглашаю всех желающих на экскурсию вдоль самых известных и красивых прудов моего родного города Москвы.
Пруды неотделимы от городского пейзажа и добавляют ему красоту, колоритность, радость общения с живой природой.

1. Чистые пруды

Много веков назад на месте, где сейчас находятся Чистые пруды, протекала речка Рачка - приток реки Яузы. В конце 16-го века Москва сильно застраивались. Строения перерезали Рачку, часть реки пересохла. Заболоченная часть местности, оставленная бывшей речкой, подпитывалась многочисленными ручьями, постепенно образовался пруд. В те времена он назывался Поганым потому что неподалеку от него располагалась Мясницкая улиц. Жившие на ней мясники, занимались убоем и разделкой туш домашнего скота и сбрасывали в пруд отходы. Всё изменилось, когда Александр Данилович Меншиков приобрел неподалеку от Поганого пруда роскошный особняк. Естественно, Меншиков приказал расчистить пруд и запретил использовать его для сброса отходов с Мясницкой улицы. Пруд был переименован в Чистые пруды.

Неподалёку от Чистых прудов жил и часто прогуливался по бульвару писатель и поэт Александр Сергеевич Грибоедов.
Теперь здесь стоит памятник автору знаменитой комедии "Горе от ума".

Интересна история одного из зданий. В 1912-ом году купец Александр Павлович Гуськов решил построить кинотеатр. 15-го августа 1914-го года «Колизей» открылся для зрителей. В 1974-ом году здание было передано театру «Современник».

На Чистых прудах в разное время снимались отдельные кадры известных советских фильмов: «Подкидыш», «Я шагаю по Москве», «Место встречи изменить нельзя», «Белорусский вокзал». В наши дни Чистые пруды располагаются посреди широкого Чистопрудного бульвара, вокруг аккуратные газоны, растут липы и каштаны. На спокойной глади пруда плавают лебеди и утки.

На Чистых прудах любит собираться молодежь, потусоваться, спеть под гитару новые и старые песни, в том числе известную песню Александра Городницкого:

  "Все, что будет со мной, знаю я наперед,
   Не ищу я себе провожатых.
   А на Чистых прудах лебедь белый плывет,
   Отвлекая вагоновожатых.
   А на Чистых прудах лебедь белый плывет,
   Отвлекая вагоновожатых..."

Или задушевную песню "Чистые пруды", которую исполнял Игорь Тальков:

"У каждого из нас на свете есть места,
Куда приходим мы на миг уединиться,
Где память, как строка почтового листа,
Нам сердце исцелит, когда оно томится.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон..."
(Автор текста Фадеев, Композитор Тухманов )

О Чистых прудах интересно и много рассказывал писатель Юрий Нагибин:

"Чистые пруды… Для иных это просто улица, бульвар, пруд, а для меня – средоточие самого прекрасного, чем было исполнено мое детство, самого радостного и самого печального, ибо печаль детства тоже прекрасна..."
( Ю. М. Нагибин "Чистые пруды").

Всегда любила Чистые пруды. Я жила совсем рядом, на Рождественском бульваре. Много зелени, вода. Хорошо погулять вокруг пруда, посидеть на лавочке, поговорить, подумать, помечтать...  На Чистых прудах душа отдыхает и зимой, и весной, и летом, и осенью.

2. Патриаршие пруды

Московское метро. Станция "Маяковская", последний вагон из центра, после эскалатора направо, на улице налево, пройти вдоль Большой Садовой улицы, свернуть на Малую Бронную. И вот они - Патриаршие пруды. Я всегда любила приходить в этот уголок старой Москвы...

В древности на месте нынешних Патриарших прудов находилось Козье болото. В 17-ом веке в этих местах появилась Патриаршая слобода. В 1683-1684 годах по приказу патриарха осушили несколько болот, а на их месте вырыли три пруда для разведения рыбы для патриаршего стола. Во времена Петра I отменили патриаршество, слобода стала приходить в упадок, за прудами никто не ухаживал, они снова превратились в болота. В начале 19-го века два пруда из трёх зарыли, а один сделали декоративным, рядом разбили сквер.

Здесь жил Иван Иванович Дмитриев - русский поэт, баснописец, государственный деятель, член Российской академии. У него в гостях бывали Николай Михайлович Карамзин, Василий Андреевич Жуковский, Александр Сергеевич Пушкин, Николай Васильевич Гоголь, Иван Андреевич Крылов.

Зимой на Патриарших прудах открывался один из самых популярных в Москве катков. Сюда любил приезжать Лев Николаевич Толстой. Неподалеку от Патриарших прудов жил Владимир Владимирович Маяковский. Рядом с прудами находились мастерские художников Василия Ивановича Сурикова и Василия Дмитриевича Поленова. В Трёхпрудном переулке родилась Марина Ивановна Цветаева.

В этом районе жил Михаил Афанасьевич Булгаков.
Действие романа «Мастер и Маргарита» начинается на Патриарших прудах. Помните?
"Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина....".

В 2003-ем году была осуществлена реконструкция Патриаршего пруда и прилегающей территории. Берега пруда укрепили, дно расчистили и запустили туда рыб, высадили молодые деревья, вымостили тротуары и заменили скамейки, рядом с памятником Ивану Андреевичу Крылову построили детскую площадку. Вокруг много ресторанов и кафе. Пруд декоративный, купаться в нем запрещено.

Патриаршие пруды - красивый район! Здесь приятно прогуляться и отдохнуть в любое время года - и весной, и летом, и осенью, и зимой, когда на месте пруда появляется каток с огромной, нарядной ёлкой в центре.

Всегда любила бывать в этом замечательном уголке старой Москвы, где много москвичей и гостей столицы, где еще можно увидеть жителей окрестных домов, вышедших сыграть партию в шахматы в тапочках или посидеть, почитать книгу. Очень уютное, тихое место с положительной энергетикой, даже не верится, что ты в центре огромного, шумного, многомиллионного города.

3. Лизин пруд

Хочется рассказать ещё об одном московском пруде. Назывался он "Лизин пруд" и находился недалеко от Симонова монастыря, в том районе Москвы, где сейчас располагается станция метро «Автозаводская». В наши дни этот пруд нельзя найти. Его больше нет.

Предание рассказывает, что пруд вырыл сам Сергий Радонежский и монахи, которые жили в Симоновом монастыре. Долгие годы пруд так и назывался - Сергиевским. В народе говорили, что его воды обладают целебной силой. Рассказывали, что Симоновские монахи разводили в пруду крупную, вкусную рыбу.

Неожиданно, в конце 18-го века этот пруд стал одним из самых популярных мест Москвы. Сюда приходили толпы людей. Такое паломничество началось вскоре после выхода в свет повести известного русского литератора и историка Николая Михайловича Карамзина «Бедная Лиза». Героиня повести утопилась в этом пруду из-за несчастной любви. Постепенно люди всё чаще и чаще стали называть этот небольшой, живописный пруд по-новому - "Лизин пруд".

В 30-х годах 20-го века большинство построек Симонова монастыря были уничтожены. Тогда же решили засыпать Лизин пруд. Однако сделать это было трудно - пруд был проточный, питался подземными ключами. Пруд старательно засыпали три года. И засыпали.

4. Джамгаровский пруд

Свою экскурсию вдоль самых известных и красивых прудов Москвы хочу закончить там, где прошло моё детство.
Этот близкий моему сердцу пруд находится на реке Ичке, в Лосиноостровском районе города Москвы.

В конце XIX-го века здесь жили московские банкиры братья Джамгаровы, по инициативе которых был создан дачный посёлок, получивший в народе название "Джамгаровка". Общая площадь пруда составляет более 13-ти гектар, его средняя глубина — 4 метра. Питание водоёма осуществляется за счёт грунтовых и поверхностных вод. Вдоль пруда расположен Джамгаровский парк площадью 15-ть гектар. В 1984-ом  году были проведены работы по очистке пруда, укреплению его берегов и благоустройству набережной. В 2012-ом году прошли дополнительные работы по укрепление берегов и очистке русла реки Ички. Были сделаны пешеходные и велосипедные дорожки, посажены новые, молодые деревья.

Купание в пруду запрещено, однако люди продолжают купаться.
И тонуть. Таких случаев немного, но они происходят почти каждый год.

В пруду обитают рыбы - окунь, карась, линь, плотва.
5-го августа 2017-го года прошел первый фестиваль рыбной ловли "Джамгаровский карась".

Джамгаровский пруд был и остаётся любимым местом отдыха жителей района. Здесь прошло моё детство. Зимой мы катались на пруду с горки на санках и лыжах. Летом многие купались в пруду. Лично я не купалась, только загорала и играла на берегу с детьми. И конечно же, каталась с родителями на лодке. Прошло много лет, но я до сих не могу забыть ощущение, которое впервые появилось у меня в лодке, когда я опустила руки в воду. Счастливое было время! А потом детство кончилось, мы получили новую квартиру. Но там, возле Джамгаровского пруда осталось то, что никогда не забыть.
33 Кондитер
Поздняков Евгений
   Его звали Юджин Фалер, и, клянусь, во всем Королевстве не было кондитера лучше: в те дни, когда наш герой брался за круассаны, весь город сбегался на дивный запах французской выпечки, а стоило ему начать готовить сахарную вату… Ох, поверьте моему опыту, Вам лучше не знать, что творилось с крестьянскими детьми, хотя… Будем честны, юные сорванцы буквально теряли дар речи, стоило им заметить до боли знакомое розоватое облачко в окнах знаменитой кондитерской Фалера! Не скажу, что их родители были в восторге от кулинарных изысков Юджина, все-таки, сладости в наше время изрядно бьют по карману, но, сами понимаете – улыбки детей… Разве не на них держится наша сошедшая с ума планета?
      
      Будучи лично знакомым с Юджином, я могу заверить Вас, что отвешивать ему комплименты можно бесконечно долго. Итак, с прилежностью священника, читающего молитву, позволю себе отметить, что Фалер был внешне красив и обаятелен, а также в меру умен, если, конечно, не имел чести говорить с призванными деятелями науки. В такие моменты мы все превращаемся в отвратительнейших глупцов, однако даже в подобных случаях наш герой держался весьма уверенно и гордо, принимая роль деревенского дурачка с завидным смирением и пониманием. Девушки всего Королевства не чаяли в нем души, но… Он был ужасным трудоголиком, и, казалось, будто бы все мужское в нем вытеснили леденцы и конфеты.
– Юджин, душка, - обратилась к нему молодая клиентка, - скажи, сегодня вечером ты свободен? К нам в город приезжает величайший иллюзионист нашего времени! Поговаривают, что сам Король…
– А там будут португальские десерты? – Перебил ее Юджин.
– Что? Какие десерты? Нет… Не думаю…
– Что ж, - вздохнул он, - тогда наши пути расходятся!
    
    Неопытный читатель, скорее всего, решит, что Фалер был человеком до боли одиноким, и подобное поведение уходило корнями в отнюдь не счастливое детство, однако, предвидя возможность столь глупого вывода, спешу тут же развеять эту ничем не подкрепленную догадку: Юджин себя таковым никогда не ощущал, и более того, в отличие от многих людей, имел действительно преданных друзей – слоеное тесто и чудесный запах карамели, которые, уж поверьте, даже никогда и не мыслили о том, чтобы предать местного кондитера.
      
     Пожалуй, герой нашего рассказа был единственным мужчиной во всем Королевстве, лишенным некого священного трепета перед женщиной: его не интересовали оголенные плечи красоток, а бесконечные беседы о неразделенной любви и вовсе казались бессмысленными и затянутыми.
Растворяя личную жизнь в карамели, наш герой преспокойно существовал без женских теплоты и заботы, но, тем не менее, настойчивость некоторых горожан (а поженить парня пытались, по меньшей мере, с десяток сочувствующих) посеяли сомнения в его необычайно светлой голове. Неожиданно для самого себя Фалер вечерами стал размышлять о том, что неплохо было бы обзавестись человеком, способным понимать тебя с полуслова, и, вдобавок, с легкостью наводящим порядок в комнате, оставаясь при этом в крайне приподнятом настроении. Впервые не сумев отогреть сердце теплотой печи, Юджин, в беседе с давнейшим приятелем, позволил сделать весьма опрометчивое заявление:
– Друг мой! Решено! В ближайший месяц – женюсь!
    
      Ох, дорогой читатель! С какой же скоростью разлетаются слухи! Клянусь, современный народ готов часами обсуждать чужую жизнь, лишь бы держаться подальше от своей собственной! О серьезном намерении кондитера не говорил только ленивый: юные красотки, примеряя очаровательные платья, размышляли о том, какой цвет больше нравится Фалеру, а быкоподобные мясники, с особой тщательностью нарезая свиную грудку, никак не могли понять, почему девушки стремятся заполучить, пропитанное карамелью, сердце Юджина.
– Мадмуазель Готье, - спросил он у старухи, любившей наведываться к нему в кондитерскую за круассанами, - не знаете ли вы, от чего мое скромное заведеньице превратилось в главное место встречи первых красавиц города?
– Ох, милашка Юджин… А ты думал, что разбрасываться словами о намерении жениться можно безнаказанно? Так не пойдет! Скажу по секрету, если бы моя внучка была чуть постарше… Господи, клянусь, мы бы приходили к тебе раза три в день, не меньше!
   
         Услышав это, Юджин, признаться, был немало удивлен. Неужели он, кондитер от ушей и до кончиков пальцев ног, может вызывать столь бурный интерес у противоположного пола? Подобное внимание со стороны прелестниц одновременно внушало неописуемый восторг и отталкивало: проведя всю жизнь за кухонной плитой и духовкой, он попросту не мог общаться с девушками. Выслушивая бесконечную болтовню о сломанных ногтях и порванных платьях, Фалер постепенно приходил к выводу, что ни одна барышня в Королевстве не способна прийтись ему по душе. Нет, правда! Как можно ни разу не упомянуть в полуторачасовой беседе чудесные европейские десерты или изысканные французские булочки? Никто из посетительниц кондитерской Юджина совершенно не разбирался в «сладостных утехах», что, разумеется, все больше и больше отталкивало его от навязчивой идеи женитьбы: кристально чистая комната уже не казалась такой привлекательной, а уютные семейные вечера… Что за посиделки в гостиной без обсуждений современных тенденций кулинарного мастерства?
– Старина! – Возмутился давнишний приятель Фалера. – Ты слишком требователен! С женщинами нужно говорить о чем-то простом: желательно о домашних делах или о плотских утехах… Беседы же о чем-то сложном, скажем, о кондитерском искусстве могут прийтись по душе девушке только в том случае, если она сделана из шоколада!
    
      Из шоколада… До чего же абсурдные слова! Неужели это приемлемо, заменить настоящую живую невесту гигантским куском шоколада? Действительно, отыскать в этом городишке кого-то, кто сумеет разделить его любовь к сладостям неимоверно трудно, и совместные вечера будут казаться чем-то скучным и нудным, однако…
     Постойте! Но если женщина сделана из карамели, то о чем же с ней говорить, если не о кулинарных изысках? Выходит, что длительные беседы с глазу на глаз уже теряют негативный окрас! Разговоры о выпечке, леденцах и зефире… Что может быть лучше? К тому же, если правильно рассчитать ингредиенты… То может получиться до боли хорошая жена, неспособная спорить со своим благоверным и разводить конфликты на пустом месте! Вылепить из теста прекрасную супругу, а затем вдохнуть в нее жизнь… Разве это не затея величайшего мастера всех времен и народов?
      
      Здесь, разумеется, читатель может усомниться в моем рассказе, сославшись на то, что автор увлекся описанием излишне фантастических событий, однако постарайтесь поверить: Юджин Фалер действительно был кондитером от Бога, и нет ничего удивительного в том, что в его руках могла ожить абсолютно любая сладость. Загоревшись идеей создания идеальной жены, он принялся с особым рвением готовиться к претворению в жизнь столь амбициозного плана. Запоминая понравившиеся черты городских красавиц, кондитер выстраивал в голове образ совершенной супруги: большие глаза, сделанные из наивкуснейшей карамели, пухлые губы, выполненные из клубничного мармелада… Как же ему не терпелось начать... Творить!
   
     В тот день Солнце светило особенно ярко, а птицы с небывалым рвением расхваливали жизнь в славном городишке своими звонкими трелями. Казалось, будто сам Господь благословил Юджина на столь дерзкую затею, наделив скромнягу-кондитера частичкой божественной силы. Привычным движением затянув лямки фартука, Фалер направился на кухню, где в ожидании рук мастера застыли будущие части тела небывалой красавицы. Замесив тесто, парень добавил в него столько сахара, сколько представлялось возможным, а переходя к созданию заостренных ногтей, готовых пронзить мужские сердца в любую минуту, он долго думал над тем, чем вычертить контуры нежных ладоней: шоколадной пастой или белоснежной помадкой? Завершив работу над изящными линиями фигуры, Юджин принялся за сотворение милого девичьего личика. Убирая слой за слоем ненужного теста, Фалер корпел над созданием слегка изогнутого носа и привлекательной родинки на левой стороне подбородка. Наметив едва заметные ямочки, он положил в них два идеально круглых кусочка карамели, призванных заменить искусственной девушке глаза. Последним штрихом стали кудрявые волосы, воссозданные величайшим кондитером всех времен и народов из сахарной ваты.
   
       Закончив утомительную работу, Юджин смахнул пот со лба. Перед ним сидело безжизненное тело очаровательной девушки, чье, пока еще мертвое, естество во всеуслышание заявляло о совершенстве прекрасной хозяйки. Действительно, дорогой читатель, в ней не было ничего отталкивающе-отвратительного: мастер «сахарных» дел нарочно не добавил в нее остроты женского характера и солёности девичьих слез, с лихвой возместив отсутствие этих составляющих сладостной нежностью и карамельной ласкою. Ему удалось создать лучшую жену на всем Земном шаре, способную поддерживать своего мужа в любой ситуации, и любящей говорить лишь на те темы, которые приятны ее счастливому возлюбленному. Не отводя глаз со своей благоверной, Юджин приблизился к ней настолько близко, насколько позволяла мужская совесть приближаться к неопытно-очаровательной барышне. Свернув губы трубочкой, он решил подарить первый поцелуй в ее жизни, дабы завести сердце юной красотки… Возможно, образованному читателю сей способ покажется весьма натянутым и глупым, ведь каждому известно, что человеческое прикосновение, пусть и весьма интимное, не обладает способностью оживлять неодушевленные предметы, однако, прошу ответить скептиков на один, весьма сокровенный вопрос: какая женщина сумеет сохранить мертвецкое спокойствие после страстного поцелуя? Наша героиня, хоть и состояла из сладкого теста и шоколадной пасты, однако также была наделена многими девичьими качествами, от чего все ее тело содрогнулось в порыве пленительного чувства, а мозг, о составе которого я предпочел бы промолчать, молниеносно проникся глубочайшей привязанностью к кондитеру, скромно держащего ее за белоснежную ладонь.
– Я люблю тебя! – Прошептала новоиспеченная барышня.
– И я тебя… - Ответил Юджин.
– Но… Кто я? Для чего я…
– Тебя зовут Кэнди, и ты создана для того, чтобы быть моей женой. Постоянно! Всегда!
   
       Ох! До чего же чудесным был их медовый месяц! Днями напролет они трудились в кондитерской, пытаясь удовлетворить запросы самых привередливых клиентов. Неожиданная супруга Юджина оказалась, на удивление, великолепным поваром – она мастерски пекла круассаны, а когда дело доходило до приготовления шоколада… Только ленивый не приходил на запах ароматных сладостей! После утомительных рабочих будней они любили сидеть на втором этаже дома Фалера, обсуждая тенденции развития современной кулинарии. Боже! Милый Юджин действительно попал в невообразимо волшебную сказку, конца которой не мог предположить даже самый ворчливый скептик во всем Королевстве!
    
     Горожане не чаяли души в чудесной супруге лучшего кондитера. Поначалу некоторые настороженно относились к ней из-за причудливо-выразительных карамельных глаз, однако потом, свыкнувшись с удивительным внешним видом Кэнди, каждый посетитель кондитерской заключал, что сахарная девица как нельзя лучше подходит старине Юджину. Как же завидовали Фалеру восторженные мужчины! Эта покладистая женщина, до боли любившая своего супруга, никогда не теряла самообладания, и была не способна нагрубить даже самому отвратительному посетителю заведения! Любовь без ссор, обид и бесконечных ругательств… Разве это возможно? Разве не об этом мечтает каждый второй холостяк?
– Юджин, черт возьми! – Воскликнул суровый мужчина, лет сорока пяти. – В чем твой секрет? Как ты сумел создать подобный идеал, такую послушную, заботливую женщину?
– Увы, милый друг, этим секретом я никогда не смогу с тобой поделиться!
– Да я бы все отдал, лишь бы обзавестись такой же супругой! Моя только и умеет, что пилит меня за посиделки в пивной…. Слушай, а можно нарубить дров и сделать, ну…. Хотя бы немного похожую на твою… Жену…
– Не знаю. Боюсь, целоваться с бревном не особо приятно. – Насмешливо ответил Фалер. – Нахватаешься опилок, не дай Бог… С конфетами в этом плане попроще!
   
       Клянусь, дорогой читатель, с каждым днем Юджин все больше и больше проникался этой удивительной девушкой, состоящей из конфет из шоколада. От чего-то, незаметно для самого себя, он стал замечать в ней нечто большее, чем просто венец своего кулинарного мастерства и вечного собеседника на темы европейских десертов. Задушевные разговоры о кондитерском мастерстве отошли на второй план, но на первый вышла… Кэнди? Вся она, вся ее сладостная природа неожиданно заняла уютное место в пропитанном карамелью сердце Юджина, и теперь, по вечерам, мсье Фалер стал замечать неописуемо странные вещи: проводя время за приготовлением круассанов, его супруга все чаще и чаще стала поглядывать в сторону книг, а в моменты, когда Юджин особенно наседал с обсуждением, ее глаза становились печально круглыми и наполнялись белоснежной помадкой. Возлюбленная нашего героя грустила, и, увы, рабочие будни никак не могли вытеснить неведомую тоску из девичьей груди…
   
      Впервые за несколько месяцев супружеской жизни, Фалер задался вопросом: «А хочет ли Кэнди заниматься кондитерским ремеслом? Нравится ли ей быть… Сладкой на все сто процентов?». Грустные глаза, постоянные взгляды в сторону книжного шкафа… Эта девушка однозначно нуждалась в более очеловеченном характере, чем ее наделил Юджин, однако… Был ли он готов поставить крест на семейном спокойствии и молчаливо-блаженном согласии? Стоило ли его счастье… Счастья Кэнди?
   
      Преисполненный чувством любви, Фалер ринулся на городской рынок, чтобы купить как можно больше продуктов, совершенно разнообразных по вкусу. Возвращаясь домой, он нес огромное количество овощей,  пряностей и ароматных специй, большинство из которых, ранее Юджин совершенно не мог терпеть! Сказывалось профессиональная черта характера: величайший кондитер на дух не переносил все острое и соленое. Каково же было удивление Кэнди, когда ее возлюбленный ворвался в спальню с переполненной сумкой, и, не позволив сказать и слова, набросился на нее с особенно нежными поцелуями. После прилива страсти, Фалер, с неожиданной силой оторвал мармеладные губы супруги, поместив на их место два симпатичных перца. Не понимая, что происходит, Кэнди недоумевающе хлопала глазами, наблюдая за тем, как Юджин, с усердием мастера разбавляет в ней исконно сладостную природу. Окончательно расквитавшись с рыночной продукцией, Фалер окинул взглядом обновленное тело благоверной. До чего же была прекрасна ее женственная острота и девичья солёность! Взволнованно коснувшись ее ладони, он едва различимо спросил:
– Тебе стало лучше?
Счастливо улыбнувшись, Кэнди ответила:
– Юджин, какой же ты эгоист!
     Дорогой мой читатель, клянусь, скромный городишко еще никогда не знал такой ссоры! Они выясняли, кто из них прав до пяти часов утра, а в порывы особой ярости, даже грозились ударить друг друга чем-то тяжелым, но… Господи! Когда они расходились спать (естественно по разным кроватям), каждый из них чувствовал необычайную легкость и возвышенность! Впервые Юджин увидел в ней не просто кусок ожившего теста, а настоящего человека, и, боже, до чего же было чудесно узнать, что она терпеть не может готовить круассаны, а хочет заняться чем-то более серьезным, например… Углубиться в изучение психологии! Первая женщина, сделанная из теста, которая стала профессором… Звучит неплохо, правда? И ей станет она – великолепная Аннет! Как? Вы не знали? Имя Кэнди пришлось ей не по нраву! Пришлось поменять на что-то более…. Благозвучное!
    
        Переживая ссоры и выяснения отношений, Фалер осознал, что истинная любовь начинается только сейчас, после того, как он позволил своей благоверной стать действительно настоящей… И знаешь что, читатель?
        Впервые за долгие годы, сердце Юджина не было пропитано карамелью. Теперь, его драгоценную мышцу от желудочка к желудочку покрывала самая что ни на есть настоящая человечность!
34 Мария
Поздняков Евгений
                                                                   
– Дитя мое, - донесся голос из трубки домофона, - будь так любезна, открой, пожалуйста, дверь. Жильцы первого этажа мне уже отказали, а я ведь всего лишь хочу погреться…
– Мы знакомы?
– Возможно, хотя… Я слышу недоверие в твоем голосе. Я не хочу тебя мучить, поэтому знай: если со мной что-либо случится, я прощаю тебя… Я прощаю вас всех!
     Тишина. Незнакомец прекратил разговор. Растерянная Мария, крепко сжимая трубку, продолжала стоять у дверей. Отчего-то на душе было неспокойно.
«Бомжи ведь так не говорят!» - рассуждала она, - «Слишком вежлив, слишком учтив… Кто это?»
      За окном раздавалось злобное рычание ветра. Мороз угрюмо скрежетал когтями по окнам, оставляя на стекле пугающие узоры, а снег, спускающийся на землю неприступной стеной, превращал двор в нечто запутанное и неразборчивое. Бушевал декабрь и, видит Бог, начало зимы не оставляло шансов бедолагам, застрявшим на улице ночью…
      Накинув на плечи кофту, девушка выбежала из квартиры и, молниеносно преодолев несколько лестничных пролетов, открыла двери злополучного подъезда. Отойдя в сторону, она пригласила незнакомца войти. Перед ней стоял худощавый мужчина лет сорока. Одетый в разодранную куртку и едва ли теплые джинсы, он молча смотрел на свою спасительницу. С его лица не сходила улыбка. Она была какой-то особенной: одновременно печальной и радостной, отчасти осуждающей и всепрощающей…
– Спасибо, дитя. – Произнес он. – Как бы это смешно не звучало, но я обязан тебе… Жизнью.
– Вы вообще в своем уме? – Воскликнула Мария. – Разгуливать в таком виде по морозу! Вы же явно не бездомный, судя по Вашей речи! Что случилось? Вас ограбили? Вызвать полицию?
– Нет, нет, дитя. Не нужно никого вызывать. Я просто хочу переждать в Вашем подъезде ночь.
– Вы уверены? – Не унималась девушка. – С Вами точно все в порядке? Врача, может быть?
– Все хорошо, милая. Оставь меня одного и ложись спать. Тебе завтра рано вставать и много работать…
      Мария была крайне поражена ответом незнакомца. Мужчина говорил медленно и размеренно, так, будто бы это не она вызволила его из ледяного плена, а он, ничего не требуя взамен, протянул ей руку помощи.
– Да… Вы правы. – Ответила она и тут же поспешно прибавила. – Я бы впустила Вас к себе, но муж в командировке… Что соседи подумают?
– Я все понимаю. Ложись спать, милая. Ты уже помогла мне. Спасибо.
      Не в силах что-либо ответить, Мария молча кивнула и, сопровождаемая взглядом незнакомца, поднялась наверх, в свою квартиру. Раздевшись, она подошла к кровати. Часы показывали полночь. В это время девушка, обычно, спала. Нарушать устоявшийся график не хотелось, однако она отчего-то почувствовала неописуемый страх за судьбу таинственного мужчины. Войдя на кухню, Мария внимательно осмотрела содержимое холодильника. Кастрюля борща, тарелка пельменей… На днях должен вернуться муж из командировки. Поделиться неприкосновенным запасом?
– Вы будете есть? – Она вышла в подъезд. – Поднимайтесь скорее. Я уже разогрела тарелку борща.
– Спасибо, дитя. Но я не голоден…
– Это не обсуждается. – Перебила его Мария. – Поднимайтесь.
      Ветер усиливался. Разглядеть за окном что-либо кроме белоснежной пучины уже не представлялось возможным. «Хорошо, что я его впустила» - подумала Мария, - «в такую погоду бродить по улице не лучшая идея…». Тем временем незнакомец, шаркая ногами, изучал квартиру милосердной девушки: он с интересом рассматривал книжные полки, фарфоровые статуэтки на тумбе, и даже, недавно поклеенные обои.
– Снимайте куртку. Тут жарко. Упаритесь.
– Нет, дитя. – Ответил он. – Под ней ничего нет… Нагота…
      Протянув незнакомцу старую футболку мужа (она никак не могла выбросить ее уже около месяца), Мария пригласила его к столу. Поблагодарив хозяйку, он без удовольствия принялся за огромную тарелку борща. Таинственный гость ел  совершенно отречено. Его движения ложкой напоминали некие жесты одолжения, исполняемые им из нежелания обидеть радушную девушку. Это был явно не простой человек. Из него сочилось нечто неописуемо доброе и привлекательное. Своим взглядом он внушал спокойствие и умиротворение, что пугало Марию, обыкновенную жительницу такой недоверчивой и израненной эпохи. Видит Бог, она бы никогда не впустила незнакомца в свою квартиру, и никогда бы не предложила ему, пускай и старую, футболку своего мужа. Но этот мужчина… Отчего-то его голос внушал доверие. Наблюдая за тем, как он ест, Мария корила себя за столь глупый поступок, однако стоило их глазам встретиться вновь, волнение пропадало, уступая место непреодолимому желанию помочь таинственному гостю.
– Кто вы? – Спросила девушка. – Как ваше имя?
– Боюсь, правда Вас испугает, а лгать я не намерен…
– Не лукавьте. Скажите, как есть на самом деле.
– Дитя, - улыбнулся он, - я – Бог.
     Ответ незнакомца ошарашил Марию. Как можно так глупо шутить с человеком, который впустил тебя к себе в дом? Как можно нести такую чушь перед своим, ни много ни мало, спасителем? Выходит, что все эти странные обращения, словесные обороты… Не более чем часть дурацкого розыгрыша?
– Это не смешно. – Упрекнула его девушка.
– Знаю. – Ответил он. – Но и негрустно.
– И что же Бог забыл, - девушка презрительно фыркнула, - в Хабаровске?
– Не говори так, дитя. Чем Хабаровск хуже Парижа? Такие же люди, так же работают, так же ждут мужа из командировки…
      «Сумасшедший!» - подумала Мария, - «Я впустила в дом сумасшедшего!». Ее охватила дрожь. Что делать она не знала: сейчас он представляется Богом, а через несколько минут возомнит себя Наполеоном, или того хуже, серийным убийцей. От таких людей можно ожидать всего! Несмело потянувшись за телефоном, она попыталась найти номер психиатрии в интернете, но… Мобильный не ловил сеть. Видимо, из-за бурана пропала связь. Может быть, стоит попробовать постучаться к соседям? Напротив снимает квартиру рослый парень, студент… Наверняка он поможет ей, но… Не заподозрит ли неладное незнакомец? Не набросится ли на нее, когда она повернется спиной? Решено: нужно попытаться сохранять самообладание. По мере возможностей. «Бог» вроде бы ведет себя крайне спокойно. Сейчас он доест, а потом… Потом она намекнет ему на то, что хорошо было бы покинуть ее квартиру. Точно!
      Расправившись с едой, «Бог» пододвинул к себе чашку горячего чая. Он долго рассматривал желтую коробочку с надписью «Lipton», а затем, улыбнувшись, посмотрел на Марию. Теперь его взгляд не казался таким успокаивающим. Он настораживал и даже пугал.
– Из чайных листьев, дитя, можно делать куда более удивительные вещи, - произнес «Бог», - при правильной обработке из них получится лекарство ото всех болезней…
– Тогда, - фальшиво улыбнулась Мария, - почему люди… До сих пор гибнут?
– Не знаю. Наверное, потому, что вам нравится пить чай в пакетиках. И, - он ткнул пальцем в сотовый телефон, - создавать другие бесполезные вещи.
      Метель за окном продолжала бушевать. Завывания ветра не на шутку пугали Марию, однако «Бог» совершенно не обращал на них внимания. С гораздо большим интересом он продолжал рассматривать пачку чая.
– Интересное дело, - продолжил он, - сегодня утром я почувствовал, как под моими ногами расходятся облака. Дитя, это так удивительно лететь вниз, ощущая, как силы покидают тебя. С небес падал Бог, а приземлился… Обыкновенный человек.
– Как же это произошло? – Мария продолжала подыгрывать сумасшедшему.
– Не знаю. – Улыбнулся мужчина. – Я теперь не всевидящий, дитя. У меня есть догадка, и она неразрывно связана с тобой…
– Как? Что я…
– Не бойся, дитя. Что бы ни случилось, я простил тебя, милая… Как и всех вас…
     Отодвинув чашку чая, «Бог» подошел к окну. Он задумчиво смотрел вдаль, пытаясь разглядеть хоть что-то, спрятанное за снежной стеной. Отчаявшись, он облокотился о подоконник и, рассмеявшись, сказал:
– В твоей квартире нет икон. Нет их и в соседней квартире. Вы выросли, дети мои, и нет вашей вины в том, что я вам больше не нужен. Я, как любой отец, перестал понимать вас. Почему вы пьете напиток из чайных листьев? Я создал это растение как лекарство от всего… Но вы пошли своим путем. Антибиотики, таблетки… Замена отрезанной руки на железную! Мне бы никогда не пришло подобное в голову… Телевизор, телефон… Я ничего не знаю об этих вещах кроме их названий… Вы выросли, дети мои. Я ничего не понимаю в созданном вами мире. И это… Чудесно!
      Опустошив чашку чая, он пробормотал: «И все-таки вкусно!», а затем, сняв футболку и накинув куртку на плечи, подошел к входной двери.
– Прости за то, что вмешался в твою жизнь, дитя. Так или иначе, я закончил с трапезой, и я благодарен тебе за то, что она состоялась.
– Я бы разрешила Вам остаться, - сказала Мария, - но муж… Что соседи подумают…
– Я уже сказал, что прощаю тебя, милая. Не ты выгоняешь меня, а я сам покидаю твое жилье, дитя. Будь счастлива.
      Дверь захлопнулась. Он ушел. Посмотрев на часы, девушка поспешила в спальню, надеясь на то, что ей удастся отдохнуть хоть несколько часов. Ей ужасно хотелось выйти в подъезд и посмотреть, все ли в порядке с сумасшедшим, но страх отчего-то полностью поглотил ее. Укрывшись одеялом, она слышала, как за стеной кто-то ругается, но отгоняла дурные мысли. В глубине души Мария понимала, что это соседи пытаются прогнать его с лестничной клетки, приняв за бездомного, но ей было так легко думать о том, что это всего лишь разборки супружеской пары в соседней квартире, решившей выяснить отношения поздно ночью. Долго ворочаясь, девушка наконец-то уснула, а утром, по пути на работу, она заметила в сугробе до боли знакомую куртку. Подойдя поближе, Мария увидела безжизненное тело вчерашнего гостя. Его взгляд был направлен в небо, а в глазах, как ей показалось, мелькали тысячи звезд и вселенных. Еле сдерживая слезы, она поспешила на автобус восьмого маршрута. Посмотрев на злополучный сугроб из окна, она, к своему удивлению обнаружила, что тело исчезло.
      Автобус продолжал ехать, люди продолжали пить чай, жизнь в России продолжала кипеть, будто бы не замечая, что в Хабаровском дворике, за гаражами умер сам Бог…
35 Поручик Ржевский. Березина. Ноябрь 1812
Владимир Репин
Поручик вышел из приспособленной под лазарет избы. Штаб-лекарь лично осмотрел и перевязал любимца полка и заявил, что до свадьбы всё заживёт, но если бы Ржевский не решил наклониться за миг перед выстрелом, нужен был бы не лекарь, а полковой поп. Рана  саднила под повязкой, голова гудела и немного кружилась от стакана "обезболивающей микстуры", любезно предложенной фельдшером. Денёк выдался непростой, и поручик, глубоко вдыхая морозный воздух, не торопясь шёл к "офицерской" избе.

На крыльце обмахнул веником от снега сапоги, в сенях снял косо сидевший из-за повязки кивер и серый, шинельного сукна, плащ, и вошёл в переднюю комнату. Бывший с ним в деле молодой корнет что-то увлечённо рассказывал офицерам. На скрип двери они повернули головы, и судя по их взглядам, перед ними стоял не поручик с повязкой, а по крайней мере Георгий Победоносец в нимбе набекрень.
- Поручик, объясните, как это произошло? Нам корнет тут такое рассказывал! Выходит, и точно: Бог полюбит, так и не погубит?
Барон Карл Бринк виновато смотрел на Ржевского.

- Карлуша, что ты им наговорил?
- Ну, как мы на рекогносцировке под штуцера польских конных егерей подставились, как меня лошадью придавило, как ты на меня упал убитый, когда вытащить хотел. Как нас в сарай кинули, как ты вдруг ожил - с пробитой головой! Как с тем капитаном, что нас завалил, поспорил; как свечку, помолившись, на сто шагов погасил из его же штуцера без пристрелки, а он не смог. Как он тебя на дуэли убить хотел, чтобы не отпускать по уговору, как ты его со святой молитвой из незаряженного пистолета застрелил! - пулю так и не нашли, а рана была такая, что кровью в минуту истёк. Как остальным полякам пообещал, что хоть Бог и на твоей стороне, но Господь по твоему заступничеству и к ним может быть милостив, и те, кто сейчас же сдадутся, со временем вернутся домой. Ну и как мы их сюда привели…
- Ржевский, ну поясни хоть что-то!
- Поручик, просим!
- Господа, ну что говорить! Оплошали… Не ожидал я, что кто-то из деревни начнёт палить на 400 шагов, да еще так точно: два выстрела - два попадания. А в деревне оказались польские конные егеря, я их еще по Фридланду помню. Подбили нас, выскочили из деревни на конях - Карл даже из-под лошади выбраться не успел; но я этого не помню: наклонился над ним - и провал, только в глазах сверкнуло.

Очнулся уже в сарае - холодина, корнет рядом. Голова разламывается, пить хочется - спасу нет. Рану промыть нечем, волосы слиплись от крови. Крикнул часовому жолнежу, чтобы воды принес - так он такое понёс про москалей, меня лично и мою родню до седьмого колена…! Я, конечно, не зверь, но этого запомнил, когда сдавали их на гаупвахту - приказал его сутки не поить, как бы не просил.

К полудню капитан проспался, решил нас допросить. А что допрашивать? И так понятно: мундиры гусар лейб-гвардии, он их еще по Фридланду знать должен, значит, полк рядом и искать нас будут. Переправы через Березину Чичаговым, наконец, перехвачены, кто из польских частей успел - ушли с французами за реку. Помощи ждать неоткуда. А он хорохорится:
- Ловко я вас с двух выстрелов снял? Москали так стрелять не могут!
Думаю: "Ах ты, лях гонористый, пся крев! Ну, погоди, шляхтич хренов!"
- А свечу на 100 шагов из своего штуцера потушишь? Так, чтобы только фитиль задеть, а то пальнёшь по свечке, а так каждый дурак сумеет!

Как он распетушился, как разорался! Не позволит, де, лучшего стрелка перед всем полком (а там от полка хорошо, если сотня оставалась) поносными словами честить, и прямо сейчас на пари будет со мной биться, что он свечку потушит, а меня расстрелять изволит. А ежели я свечу задую, он меня, так и быть, в живых оставит и даже отпустит на все четыре стороны. Я, понятное дело, не сомневаюсь, что не отпустит - я же тогда тут через час-другой со всем полком буду; но виду не подаю, соглашаюсь.
Свеча на ветру гаснет, да и пламени не видно.
- Ставь,- говорю ему, - в сарай с открытыми воротами! И в тени, и ветра нет!
А сам вижу - сарай невысокий, а с кровли сосульки свисают. Пока ставили свечу, сломал пару, одну в рот засунул, сосу, как леденец - какая-никакая, а вода, вторую - за обшлаг ментика, чтоб не растаяла раньше времени: когда еще попить доведётся?

Отмерили сто шагов, он приложился, пальнул, а свечка горит себе. Второй раз - мимо. Третий - потухла. "Неужели попал?" - думаю. Пошли смотреть - а свечка опрокинутая лежит, и крынка, на которой она стояла - вдребезги!
- Не считается, капитан!
Ну, он так кулаками и сучит, если бы не его жолнежи - убил бы, наверное, но марку держать надо… Просит зарядить мне штуцер и свечку зажечь.

Я у жолнежа пулю штуцерную попросил и штык.
- Длячего ты, москаль?
- На пуле крест животворящий изображу, и Бог мне поможет!
Надрезаю я пулю крестом поглубже, а сам гляжу, как они меня на прицеле держат, чтобы не наделал чего. Зарядили. Прицелился почти навскид, пальнул - свеча потухла. Кинулись жолнежи с капитаном смотреть - стоит себе целая, нетронутая, только дымок над фитилём. Да я и не сомневался особо, сосульку ломаю понемножку, рассасываю, жду, что дальше будет.

Капитан приходит - мрачнее тучи:
- Шляхетское слово твёрдо, отпущу. Вот наши из соседней деревни вернутся с провиантом и лошадьми, мы двинемся, а вас здесь оставим.
- Это кто же вам тут провизию и фураж даст, а тем более лошадей?
- Я старосте приказал. Он сказал: придёте -  с винцом встретим дорогих гостей. Интересно - сливянка или яблочный сидр?

Господа, ну до чего же тупой народ, а еще европейцы! Если у них пули "вылева оловю", так они считают, что и у нас свинец оловом зовется. И вот тут я сплоховал - рассмеялся. Капитан позеленел, аж зубами заскрипел, и на ногу мне сапожищем, каблуком, да с поворотом. Ну, я не стерпел, перчатку с левой стянул, и с правой его этой печаткой по наглой морде - хрясь! Устоял, боров; ехидно так улыбается:
- Ну вот вы и труп, поручик! Если вы меня вызываете, я выбираю оружие, и выбираю не саблю, хоть и ей владею лучше вас, - нет, каков нахал, господа! - а пистолеты. Сходимся до шести шагов, по русскому обычаю. Хочу ваши глаза перед смертью видеть!

Я говорю, тогда дайте мне хотя бы мой пистолет. Согласился, но заряжать, говорит, сами будем - вдруг у тебя там вместо пули волчья картечь в стволе! И шепчет что-то жолнежу, и морда у него такая гнусная при этом - я сразу что-то недоброе почуял. Жолнеж пистолет мой достал, в сторону пальнул, и заряжает, возится где-то в стороне.
Я его как в руку взял - сразу понял, в чём дело. Балансировка у моего точная - сам подгонял для меткой стрельбы, чтобы центр тяжести над спусковой скобой был, а тут вижу: рукоять перевешивает - значит, пули в стволе нет!!! "Ах ты, собака, прихвостень бонапартов!" - и думаю, что делать, и последнюю в своей жизни сосульку досасываю. И тут как озарение какое: поднимаю я к лицу пистолетный ствол, и начинаю прямо в него "Отче наш…" шептать. Ближе, ближе… И изрядную ещё ледышку, с вершок длиной, в ствол выплёвываю.

Поляки смеются:
- Поважне, москаль?
- Не колдую, а молюсь! Не в силе Бог, а в правде. Это ваш капитан у Бога славы просит, а мы самого Бога славим! посмотрим, чья возьмёт…
 Поставил нас унтер на места, командует: " Збегаён сен разем!"
Капитан с наглой мордой, даже пистолет не опуская, начинает сходиться: ждёт, когда я холостым хлопну, а он подойдёт, страхом моим упьётся и тогда убьёт. Шагов семь-восемь осталось, он удивляется очень, но пистолет начинает опускать на уровень глаз. И как только у него шея, до того пистолетом прикрытая, открылась, я в горло ему и пальнул. Кровь фонтаном, толчками; унтер к жолнежу, что пистолет мой заряжал, подбегает:
- Забиен цен, быдло!

Тот оправдывается, лопочет что-то, фельдшер капитану в рану своим медицинским инструментом тычет - нет пули! Да и какая пуля, если горло наполовину порвано, а ледышка давно растаяла в горячей крови. Капитан ногой подёргал в беспамятстве и отправился ответ держать перед Господом. Я унтера подзываю:
- Убедился, что Бог не в силе, а в правде? Могу всех вас тут же извести, а могу и помолиться за твоих егерей, чтобы живыми из плена домой пришли… Решай, только быстро!
У унтера подбородок дрожит, глаза в разные стороны, заикается, шепчет: "Матка боска…" Построил кое-как своих жолнежей, я на своём коне впереди, Карлуша с пистолетами и штуцером наготове на капитанской кобыле сзади - и в полк! Вот и всё…

- Постойте, постойте, поручик! А как же свечка с первого выстрела?
- Аа-а-а… Этому фокусу меня ещё отец учил: если пуля не гладкая, а надрезанная, она так воздух в полёте закручивает, что главное было - в дверь сарая попасть…
36 Весея
Миша Кошкина
"Травушка в черной реке путает мои руки,
Путает мои мысли, волосы мои запутывает... "

Весея сидела у самой кромки воды, на одном из валунов старой, изрешеченной временем запруды, и пела. Ее взгляд был прикован к разгулявшейся праздничной толпе на дальнем берегу реки. Вся ее деревня, от мала до велика, собралась на поле вокруг двух полыхающих гигантскими свечами в июньской ночи чучел Марены и Купалы. Столбы огня были такие яркие, что казалось даже синее холодное небо склонилось погреться их жаром. Языки пламени наперегонки скользили вверх по дереву, хищно облизывали кости венчающего столб Марены коровьего черепа-"видьма", и вырвавшись из пустых глазниц бежали вниз освещать пестрый шумный хоровод. Не дожидаясь когда хворост и солома прогорят, матери кидали в костер детские рубашки, в надежде избавить своих ребятишек от хвори, а влюбленные парни нетерпеливо сжимали в крепких ладонях теплые ладошки своих избранниц, готовясь прыгать через огонь.

Тихий нежный голос Весеи ,не долетая до кружащих в хороводе подружек, застревал в колючих силуэтах прибрежных ив, падал с веток на воду ,и доплыв до берега прятался в укутанной тиной березовой коряге. Девушка недовольно морщила нос и отводила взгляд на зеркальную водную гладь, качающую как колыбель подол ее льняной рубашки.
Вдалеке замелькали огоньки гадальных венков. Капризная река наугад разбрасывала цветочные кольца, крутила водоворотами, гнала вдаль к старой мельнице, топила. У берега слышался довольный девичий смех вперемешку со вздохами разочарования...Не оставила река без подарка и свою затворницу- подружку, принесла к камням запруды тугую косу из чабреца с медвежьим ушком, любовно перехваченную иваном-да-марьей ,с мелкими кружками лопуха.
Весея задула лучину, и надев венок, принялась разглядывать свое отражение в темной глади воды. Она разгладила смятые рукава рубашки, расшитые брусничным листом, поправила спутанные русые волосы ,и довольная, вновь тихонечко запела, стараясь попадать в лад с деревенским гусляром.
- Ты кто?,- от неожиданности Весея вздрогнула и уронила венок в реку. На берегу стояла белокурая девочка, в холщевой сорочке, вся пропахшая сладким медовым квасом и праздничным костром.
- Все деревенские гуляют, а ты здесь одна сидишь и не боишься! Я за травами пришла, везде народ, а здесь никто не ходит, зорьки дождусь, соберу и уйду. Меня Белослава зовут,- девочка сняла лапти ,и перепрыгнув с камня на камень, присела рядом с Весеей.
- Шустрая ты!, - засмеялась Весея,- А не боишься ведьм или что мавки увидят тебя и разбегутся? Лесные духи пугливые, особенно в эту ночь...
- Боюсь, но брат хворает...Мать у костра его рубашку сожгла, а я вот сюда, за травой целебной. Да и амулет у меня есть от нечисти всякой, вот,- мой отец Ладомир-лучший кузнец в округе выковал! Он меня и защитит!.
Весея всматривалась в лицо безмятежно болтающего ребенка ,и цепко выхватывала знакомые когда-то до боли черты: большие серые глаза, ямочку на правой щеке, железный амулет-рыбку, с гордостью протянутый ей на маленькой детской ладони...Она обернулась на догорающие деревенские костры, над которыми, крепко сомкнув руки ,взлетали белые фигуры влюбленных, как они когда-то с Ладомиром. Не далеко уплыл в ту ночь ее венок, застрял у коряги в запруде, а через год на свадьбе Ладомира и лучина погасла.

- Погляди, Белославушка, там у ивы не мой венок упавший? Не видно мне отсюда.Девочка наклонилась, чтобы посмотреть, но внезапно почувствовала толчок в спину и упала в воду. Выныривая ,она вглядывалась в темноту ,но никого не было, только уплывший венок Весеи с мокрой, почерневшей лучиной уплывал в сторону деревни. Ног Белославы коснулся рыбий плавник ,и чьи-то окостеневшие холодные руки, нежно обняв девочку за плечи, увлекли ее вниз.


"Над ночной рекою звездочка упала в воду, осветила все вокруг
А в реке живет русалка, целый день горюет и зовет своих подруг
Что ж меня мои подружки, вы мои красавицы, не увели с собой
Не сказали, что жених мой целовал другую, провожал ее домой
Вы все видели, все знали, ну а мне не рассказали..."(с)
37 Роковая ошибка
Миша Кошкина
Во вторник на работе Штыкову стало плохо с сердцем, и уже два часа спустя, красно-белая неотложка мчала на всех парах по суровому северному автобану, деликатно потряхивая внутри умирающего директора по продажам "Нано-Труба-Сургут". Высадили Штыкова в приемном покое, где он, отчитавшись о причине доставленных дежурному врачу неудобств, был срочно перемещен в дальний левый угол больничного коридора.
 "Полежите здесь, как только место освободится мы вас и переведем. Под язык! ",- Штыков почувствовал во рту знакомый привкус нитроглицерина, и послушно воткнул руку в тонометр. "180 на 120. Поспите", -вынесла вердикт медсестра и, по-хозяйски подоткнув ногой под кровать утку, ушла. В коридоре стало тихо. Он немного покрутился, послушал доносившиеся с поста приглушенные звуки телевизора и, наконец-то, устроившись поудобнее заснул.   
И снилось ему, что бежит он по теплому васильковому полю, а рядом рыжая Наташка, смеется, крепко держит его за руку и манит зелеными ясными глазами к сеновалу...  "Интересно...", - подумал мечтательно Штыков: " жива ли она еще?".
 - Жива. Что с ней станется? В водоканале бухгалтером уж 30 лет отсиживается,- сказала полная румяная старушка, усердно натирая скрипящие половицы больничного коридора блестящей сталью шваброй.
 - Ополоумела?! Он тебе про Наташку, которая приставом в горсуде! Водоканал, водоканал...Тьфу! Жива, да, и рыжая до сих пор, хной красится. В общем, живы обе.,- сказал седой дед, посматривая то на удивленного Штыкова, то на уборщицу.
 " Наверно, пока спал привезли.",- Штыков посмотрел на сидящего напротив него бородатого старика в длинной, без единого пятнышка, белоснежной рубахе: "и больничное вон новенькое выдали",- он поправил под одеялом застиранную клетчатую пижаму, пожалованную на посту старшей сестры и, обиженно отвернулся к стенке.
- Ишь, обиделся. У меня разнарядка: "Фунькин, 7 больница". Пожил и будет, пошли, Фунькин! Все, хана твоей печени.,- отложив ведро, старуха взяла швабру и ударила ею Штыкова в бок.
 Подобное унижение он испытывал лишь однажды, когда благодаря слабому зрению ошибочно вывез из Ашана чужую, полную продуктов тележку, за что был задержан охраной гипермаркета как вор и негодяй, с последующим разбирательством в милиции.
 - Во-первых, я не Фунькин!,- Штыков вскочил, и выхватив из холодных рук уборщицы инвентарь, отшвырнул его в сторону удивленного деда,- во-вторых, у меня сердце, а в-третьих, это не седьмая, а семнадцатая городская!

Бородач крякнул и вытащив из-за пазухи невесомую, похожую на маленькую грушу сферу, скрылся за дверью четвертой палаты...
- Фунькин-не Фунькин, седьмая, не седьмая, все там будете. Развели бюрократию, черт ногу сломит,- проворчала старушка, ловко обходя на бегу, внезапно появившегося в коридоре краснокожего рогатого мужчину, с перекинутым через плечо пациентом реанимации.
- Бросай его, Саня, это семнадцатая, в документах напутали!- крикнул дедок и, расправляя на бегу огромные белые крылья, попытался выпрыгнуть в окно, но запутался в подаренной больнице в честь 80- летия Октябрьской революции китайской органзе, после чего, оборвав карниз, вывалился плашмя на асфальт....Стало тихо, запахло вареным минтаем с квашеной капустой на гарнир, да робко забили морзянку аппараты в реанимационной...
- Больной, просыпаемся! Вас переводят в терапию. Будем жить!- Штыков открыл глаза. Перед ним, широко улыбаясь, стоял молодой загорелый доктор, за спиной которого, шурша ажурными белыми крылышками, прицелясь парил розовощекий купидон.
- Только не это. Нееет! Это не седьмая больница!!!
38 Хвостатые пришельцы
Владимир Погожильский
 Сказка для мужиков

Между деревнями Кусакино и Собакино ближе к утру, с третьими петухами, приземлился НЛО. Что, собственно, никого  особенно не удивило. Тем более, что многие еще спали, не разбуженные мычанием недоенных коров. А те, кто не спал, например Вася Кусакин, давно были готовы к такому событию. Можно сказать, ждали со дня на день. Не в этом месяце, так в следующем.

Деревни обе находились в Пермском крае, который, как известно и научно доказано, давно облюбован гуманоидами в качестве места приземления. Стык континентальных плит, тектонические разломы…  А  может потому, что здесь отличные леса, свежий воздух и мало шансов свалиться прямо на автомобильную пробку или крышу многоэтажки. Если, конечно не угодить  прямо на Пермь или, к примеру, на Лысьву. Там  и в заводскую трубу или в бессемеровский конвертер запросто можно  влететь.  Опять же народ продвинутый - давно ждет межпланетного контакта и внутренне к этому готов. Тем более, пробные залеты вроде как бы были. Правда, один селянин обмишурился, приняв присевшего по нужде под елкой лесника за гуманоида. А что? Зеленый,  меньше метра, конечности от головы к земле спускаются, глаза выпучены... Да и полумрак под елью, поди разбери...
Сами понимаете, при попытке селянина вступить с мнимым пришельцем в диалог, он получил краткую, но емкую характеристику собственной личности и точное указание куда и каким способом следовать дабы избежать негативных последствий контакта.

Деревни при советской власти входили в один колхоз, а при антисоветской - в одно товарищество по совместной обработке земли. Название малость другое  а так ничего ровным счетом не изменилось.
В деревне Кусакино у всех жителей была фамилия Кусакины. При зтом они вовсе не были очень уж близкими родственниками. Просто, когда во время оно выдавали паспорта всех по названию деревни и записали. В деревне Собакино, что километрах в трех от Кусакино, аналогично, все были Собакины. Если какая Кусакина выходила замуж за Собакина, она становилась Собакиной и перебиралась к мужу в одноименное поселение. Или наоборот. Правда, в  Собакино жил приезжий зоотехник по фамилии Хавкин, но все были уверены, что он Гавкин. Еще там обитали и трудились в конторе бывшие горожане директор Свирепко и незамужняя бухгалтерша Звонкая. Но и они никак не портили общей кинологической картины.
Здесь любили собак и, против деревенского обыкновения, держали в каждом дворе по две-три, И не всегда свирепых дворняг. Часто попадались совсем городские псины- охотничьи вислоухие и домашние, почти болонки. А местный умелец дед Архип даже вырезал из коряги скульптуру собаки и поставил ее перед правлением. “Чтоб утром на планерке сильно не собачились”  охотно пояснял скульптор – самородок.

Вася Кусакин быстренько оделся, натянул резиновые сапоги, чтоб не измочиться в росе, и двинул к месту приземления. Меж описаными выше населенными пунктами, на лесной опушке, недалеко от проселка, на тонких ножках стояла тарелка. Вася сделал все как положено - подошел метров на двадцать, встал прямо, обратил лик к солнцу и сложил ладони рук перед собой как индус. Мол, привет вам залетные гости вселенной от детей Солнца!
Некоторое время инопланетяне наблюдали за Васей. Потом незнамо откуда появилась собака с ошейником. По виду не то дворняга, не то беспаспортная овчарка. Вася, чтобы не испортить церемонии, не меняя позы, громко сказал «Пшел вон!». Овчарик,  напротив, остановился перед ним и стал его внимательно рассматривать.  Хотел было Василий бросить в собаку придорожным камнем, уже подобрал, но тут раздался голос:
- Приветствуем тебя, житель Земли! Помаши рукой, если ты разумное существо!
Вася слегка оторопел, но помахал.  Потом набрал воздуха и произнес:
- Привет вам гуманоиды! Я Вася! Живу в деревне, работаю трактористом. Выходите, не бойтесь, мы мирные люди, инопланетян не обижаем!
- Зачем же ты взял камень? – спросил голос
- Да это не про вас! Собака тут бездомная мешается. Хотел пугнуть, - признался Васятка.
- Вася! –сказал голос – я парламентер. Говорю с тобой. Я собака! Понял ли ты меня, человек?
- Ни фига себе! – подумал Василий и слегка растерялся.- Чуть парламентера не зашибил.
- Ты че? Говорящая собака, што-ль? Пардон, конечно, я и не подумал вооще… Ну и дела! Абзац, как говорится.
- Рьен, насинг, нихтс, ниц, ничего... ниче...,  - ответил парламентер, - мы разумная цивилизация собак. И наш разум выше гуманоидного. Но мы их, гуманоидов, не обижаем, дружим. Говори, пожалуйста, на одном земном языке, переводчик сбивается.
- Извиняюсь, - сказал Вася, - а кто разговаривает-то? Чтой-то ты пасти не разевал!
- Так у меня речевой аппарат, который ты за ошейник принял.  У нас ум что надо, а голосовые связки не развиты. Не гавкать же на тебя!
- И то правда!- согласился Васек.- А то б я с испугу  и звездануть мог чем ни поподя.
- Вася, - сказал пришелец, – у нас научная экспедиция. Ищем дальних предков разумных собак. А у вас тут обозначена деревня Собакино. Там что, много примитивных древних собак живет?
- Ну, уж не такие они и примитивные,  - слегка обиделся Васек. – И совсем не древние. Ишшо какие резвые! А, в общем-то,  я в скотине не сильно разбираюсь. К зоотехнику вам надо. Гавкину.
- Знаешь  Вася, мы шум поднимать не хотели бы, неизвестно как ваши люди и собаки нас встретят. Не мог бы ты Гавкина к нам пригласить на переговоры?
- И то верно, чужую собаку наши порвут, не поглядят что умная,  - согласился Василий. -  Коли подождете малость, после планерки Гавкина приведу. Он тока дояркам хвосты накрутит.
- А что, у доярок есть хвосты? Они к какому виду относятся?
- К очень даже симпотному виду –девки большей частью. А про хвосты – это так говорят. Бесхвостые они, человеки. Коровы - другое дело. Те с хвостами. В общем, ждите, отдыхайте пока  я  Гавкина приведу. Может вам надо чего - воды там из колодца или корму какого?
- Спасибо,  мы имеем достаточно  запасов. Постоим, подождем. И пока что, за оптический экран спрячемся. Чтоб случайные прохожие работать не мешали. И ты, пожалуйста, всем не рассказывай - потом, если будет нужно, пресс-конференцию сделаем и тебя публично поблагодарим.  Дай сигнал, как придешь.
- Дак  я побег,- сказал Василий и отправился в Собакино. Гавкин там, небось, уже дояркам мозги вставляет, да и у своего бригадира отпроситься надо хоть на пару часов.  Только неизвестно что придумать.
 
Помня, что вранью верят, если в нем есть хоть половина правды, Вася  первым делом подрулил к бригадиру.
- Николаич, сука моя Карма чего-то приболела. Может крысу какую отравленную поймала или еще чего... Гляжу- квелая и глаза мутные. Я Гавкину ее показать хочу, а коли не поможет – к ветеринару в район подскочил бы. Отпусти до обеда. Гадом буду- пробороную все завтра, хоть всю ночь работать стану. 
- Собака- святое дело! -  вздохнул бригадир Собакин. - Вали, коли так. Тока чтобы мне… Сам знашь. Без халтуры.
Обрадованный Василий поспешил к правлению ловить зоотехника. Ему врать не было смысла, потому Вася изложил почти всю правду, но так, чтоб тот не уперся.
- Петрович, ты в пришельцев веришь? – без обиняков спросил Вася.
- Я, вообще, больше в березовый деготь да в зеленку верю, - ответил Гавкин. – А че стряслось-то?
- Короче, Петрович, консультация твоя собакам нужна. Верь-не верь, очень надо! Я им обещал! Будь человеком, отвлекись на часок! Дело огромной межпланетной важности!
- Крыша давно у тебя едет, Василий? – поинтересовался Гавкин. – Толком и сказать ни хрена не можешь. Ладно, с тебя пузырь, а коли понапрасну голову морочишь, то два. Годится?
- Еще как годится,- обрадовался Вася. - Увидишь, не пожалеешь! Еще мне бутылец проставишь!
-
Дошли до того места, где тарелка стояла. Пусто. Гавкин было начал Васе рассказывать нелицеприятное  про его мамашу, но тот свистнул в два пальца. И закричал:
- Это я, Вася! Проявляйтеся! Зоотехника привел!
Из легкого утреннего тумана выплыла тарелка. Дверь в ней была открыта, трап опущен. Голос сказал:
- Заходите, не стойте там!  И сапоги о   ступеньки обскребите –наверное, в глине выпачканы!
Увиденное слегка ошарашило Гавкина, однако, обыденность обращения привела его опять в нормальное состояние.
- Пошли, коли зовут! – и первый поднялся по лестнице.
За лестницей был небольшой шлюзик, потом зальчик с креслами и журнальным столиком. По ту сторону на тахте сидел большой рыжий  с зеленоватым отливом пес.
- Этот что-ли заболел? – живо поинтересовался Петрович.-  Пасть бы ему замотать, чтоб не покусал. Чегой-то зеленый совсем…
- Никто не заболел, -  сказал голос.-  Сейчас прослушайте небольшое вводное сообщение, потом просьба ответить на вопросы.
- Ну, что же! Садись, Василий, послушаем. Глупее не станем.

- Как вам известно, в процессе развития жизни, наиболее разумными оказались млекопитающие. А из них те, у кого преобладает коллективный образ жизни- приматы, крысы, собаки. Затем, вперед  вырвалась человеческая расса (гуманоиды) и создала на планете техническую среду обитания. На нашей гуманоиды продолжали улучшать техносферу, а сами, при этом, постепенно деградировали. Стали физически слабыми и безвольными. Индивидуализм развился, коррупция.    А жизнь требует бескорыстного служения общественным интересам, интеллекта и воли. Цивилизация оказалась под угрозой исчезновения. В то же время, такой вид, как собаки, продолжал развиваться, а благодаря техническому прогрессу, ускоренно. Гуманоиды стали советоваться с собаками, просить у них защиты и поддержки, принятия ответственных решений. Позже все управление общественной жизнью перешло к собакам. Потому, что у собак чувство долга на генетическом уровне, ни какими благами не уничтожишь. А гуманоиды по-прежнему, совершенствуют техносферу, консультируют собак, делают те работы, которые собакам выполнять затруднительно. В общем, у нас процветающее, гармоничное общество. Но руководят им собаки. Историю собачьего рода никто на нашей планете не писал, мы не знаем от кого произошли, как развивалась эволюция на ранней стадии. Поэтому прилетели к вам. У вас, по нашим предположениям, сохранились древние формы собачьих племен. Можете ли вы нам чем-нибдь помочь?

- Слыхал, Василий? – возбужденно воскликнул Петрович, - так и знал, что все пойдет псу под хвост! Демократия, права человека… Туды иху мать. Извиняйте, конечно, за несдержанность. Неожиданно все это. Остограмиться бы. Да у вас, небось, нету… Помочь можно, дайте чуток подумать.
- Мы употребляем слабоалкогольные напитки типа пива. Подать?
- Не, не стоит, может организм с непривычки не примет. Короче так. Собаки у нас есть, породы разные, беспородных  много. Со сторожевыми не сговоритесь –они поперву кидаются, потом думают. То ж и охотничьи, которые по норам. Сперва шкуру распустят. От домашних проку мало - одна шерсть, мозгов как у курицы.  Охотничьих которые на птицу или загонщики на кабана - приведу пару для начала. И, лучше, сучек, у них агрессии поменьше. Опять же, если их тут малость приласкать, они вообще подобреют. Потом скажете кого еще привесть. А родиной собак считается Африка. Там дикие собаки живут, красными волками их кличут. Потом туда вам надо слетать. Адресок заповедника, небось, в интернете найдете. Сынку тоже скажу, чтобы глянул.  Вообще, у нас поперву ноне в интернет смотрят что да как, а потом идут сено ворошить. И вы бы свой майл черканули на всяк случай.  Короче, живьем обследовать приведу кого надо, а потом – в заповедник. Там и научную консультацию  дадут. Ну, бывайте, через часок сучек подгоню. Айда,  Васек, не будем пришельцам головы морочить.

Когда немного отошли от тарелки, Вася набросился на зоотехника:
- Ты че, Петрович, в Африку их отсылаешь, в дикие места? У них информацию надо скачать, новые технологии…  А то ты не знаешь! Пущай с нашими сучками обнюхаются и в Академию их надо отправить, в Москву. Там, небось лучше нас знают что делать.
- Был ты Васек тундрой и остался.  Так промеж выхлопной трубы и кардана и живешь! Счастье твое, что меня позвал, я из тебя человека сделаю. Не наше дело собакам хвосты заносить, пес с ней, с ихой информацией!
Вася аж остолбенел от такого дремучего рутинизма Петровича.
- Гавкин, ты че? Ты человечеству послужить отказываесси?
- Напротив,- ответил Петрович, - сделаем всем хорошо. И ихнему песьему народу, и человекам, и себе!
- Да как же это? – поразился Васек. –Не въезжаю я что-то в твои ворота!
- А так! Информации никакой у них особой нетути. Они ж управленцы –по верхам все знают. Навроде наших депутатов, мать иху так!  Еще и нам, людям на шею сядут или своих руководителей подсунут. Оно нам надо? Собакам служить? У наших хоть облик человечий, хотя, по сути, те же собаки. А, вот, генофонд у них –это, брат, капитал!
- Да при чем генофонд  ихний? На кой ляд он нам сдался?
- У твоей Кармы течка, кажись? И у моей Зеленки тоже. Вот их и отведем к  псам продвинутым. Кобель - он и в летающей тарелке кобель! Глядишь, обрюхатят наших сучек и пойдут щеночки - умные дальше некуда. Питомник откроем, цену заломим… Усек, механизатор? Тебя в компаньены беру. Вот тебе и технологии и информация впридачу! И пусть себе летят – нам от них более проку никакого!
Тока помозговать надо, чтобы псы эти в Африке шухеру не наделали. Племена тамошние чего доброго их в боги запишут, а то и в черти лохматые....Надо им проводника дать человеческого, вот чего! Чтобы все по-тиху и путем.

Дома Гавкина встретил сын- студент биологического факультета Коля, отдыхающий в родительском доме после весенней сессии.
-Батя, я тут   почту просматривал, тебе кто-то свой адрес скинул. Странный, какой-то. "Собака.собака. майл. Ру". Или вроде того. Иди глянь.
Гавкин кинулся к  домашнему компьютеру. Точно, собаки-пришельцы зарегистрировались в нэте и  сообщили свой почтовый адрес.
Гавкин малость подумал, потом обернулся к сыну и спросил:
- В Африку с научной экспедицией не хочешь на пару дней слетать?
- Ты че, папаня? Какая еще, к чертям собачьим, экспедиция?
- А это мы сейчас спросим. Заодно в деле освоишься, которое я затеваю.
- Так я и по-англицки шпрехать не мастак. Биофак тебе не иняз, все-таки.
- Ерунда, псы тебе ошейник выделят, с переводом.. Заговоришь как миленький, ни одна собака не подкопается.

 Гавкин-старший быстренько сел  у клавиатуры и написал:
"Для облегчения контактов с африканскими  научными работниками предлагаю в экспедицию включить  моего сына студента-биолога, будущего кинолога. Он будет ходить в паре с вашим научным сотрудником-собакой. Что вполне нормально для землян. И не вызовет нездоровых эмоций."
 Через пару минут пришел гответ "Присылайте на переговоры. Место то же. Пусть свистнет".

- Ну и что дальше будем делать?- спросил  Цезарь научногоруководителя экспедиции Кинга.- Гавкин помощь предлагает. А с аборигенками не солидно получилось.
- А что не солидно?- возразил Кинг.- Пусть Гавкин и Вася думают, что их самки с местными нагуляли. А со студентом надо слетать в заповедник. Меньше проблем, ничего объяснять никому не надо. Да и, по словам Гавкина, его сын собирается собаковедом стать- кинологом. Пусть нам свой научный материал и дальше передает. И мы ему кое-что по биологии вида подкинем Обоюдная польза для всех. Лично я готов изобразить его пса на поводке.
39 Жизнь нас учит
Вера Шкодина
ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "СЛУЧИЛОСЬ НА РАБОТЕ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "А МОЯ
ПРОФЕССИЯ..." МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЧЕМОДАН С ОСЕНЬЮ" КЛУБА СЛАВА ФОНДА
ПЯТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ПО ОБЕ СТОРОНЫ ЗЕРКАЛА" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


Жизнь нас учит... А кто еще?
«Учить людей – прерогатива Бога,- часто повторяла моя мать, вздыхая,- человека понимать надо..»
Понять каждого – как это сложно! А понять – означает простить. А что такое «простить»?
Наверное, любить...
Но как они меня слушали!
Две мои любимые куклы: Таня и Катя. Они смотрели на меня, не мигая.
Они буквально пожирали меня глазами. А я, в строгом  мамином берете, в темных очках,
в туфлях на высоких каблуках, которые без конца сваливались с моих крошечных ног, объясняла куклам правила поведения за столом и на улице, а сама то и дело  заглядывала в висящее на стене зеркало, стараясь изо всех сил походить на взрослую.
Я чувствовала себя учителем!
Я так любила играть в школу в детстве.
И я всегда была учителем, сколько себя помню.
А потом, в школе, меня выбирали то старостой, то комсоргом, то ответственной за учебу, но обязательно за что-нибудь ответственной.
Как я старалась!
Я сдвигала брови, чтобы казаться строгой, я была непримиримой, укоряла и сожалела, когда разбирали лентяев и прогульщиков, Стыдила и отчитывала, совершенно забывая любимую мамину поговорку о Боге, о понимании и любви.
…Прошли годы, я закончила  школу и поступила в пединститут. С увлечением постигала науки и готовила себя к великой миссии…
….Это случилось со мной в первый год моей работы в большом селе, куда меня направили по распределению.
 Это был мой первый урок, данный не мною, а мне…
…… Сережке Пикину в школу идти не хотелось.
Он любил, чтоб его никто не трогал, а разве на уроке посидишь спокойно, особенно у этой Марь Семеновны. Как  раскричится: «Ты в школу отдыхать  что ли пришел, бездельник!
А что ему эта математика, если он все равно ничего не понимает.
Отстал он серьезно и намного
Скверно было на душе у Сережки. Он и сам понимал: в чем-то они правы, эти учителя.  Но разве может лезть в голову математика, если у него такое внутри.  Сережка тяжко и длинно вздохнул.
У него, как у всех, были и мать, и отец…
Только лучше… Он даже испуганно оглянулся от такой мысли..
Лучше, если б совсем не было.., чтоб не обидно..
Или его бы не было…, чтобы они не мучили друг друга…
Дома всегда было напряженно. И даже тишина тяжелая, точно вот-вот обрушится потолок.
И Сережка уходил, а они даже не слышали, как он уходил. Им было не до него.
Только иногда, когда приходила учительница домой, отец брался за ремень.
А мать бросалась защищать и обзывала отца извергом.
Дальше уже слушать Сережке не хотелось, дальше он уже все знал, быстренько одевался и уходил.
Потом матери не стало.. Он пришел из школы,  а ее нет.
-Уехала, - длинно и грязно выругался отец и зашелся вдруг кашлем.
А  Сережка даже не заплакал, только что-то  внутри звенело долго и страшно…
.. Ну  вот и школа. Сережка нерешительно потоптался у ворот…                                       
-Пойти, не пойти?  Отец побьет.  А может, не узнает?
И классная  уехала, будет новая….
«В первый же день она на дом не  пойдет»,- окончательно успокоил себя Сережка.
И ноги, словно на крыльях, понесли его от школы…
Свобода пугала и радовала .
Целый день – сам, никто тебя не трогает, отец придет только вечером.
А может, на попутке и к матери?
….Мать жила в городе, теперь у нее была другая семья..
Сережку она встречала радостно, но как-то суетливо.
Заглядывала в глаза, беспрерывно вскакивала и разговаривала, точно сама с собой:
«Сережа приехал, вот и Сережа приехал, не забыл свою мамку, не бросил свою мамку».
И неестественно, дробно смеялась, скрывая странное беспокойство в глазах.
Глухая тоска закрадывалась в душу Сережки.
«Чего это она»,- удивлялся. И вдруг, как удар: «Она.., она меня боится!                                 
Она …не любит.. меня!»
Впервые и глубоко Сережка почувствовал себя одиноким..
Он тосковал по ней, но приезжал все реже и реже.
И все больше и больше ненавидел взрослых..
Из своего маленького личного опыта он уже знал точно: это от них все неприятности.
И бороться с ними трудно, потому что им можно все. Они – взрослые.
-Подождите, подождите,- загораясь беспомощно мстительным чувством, думал он,- вот только вырасту..
А расти было так медленно и скучно, что Сережка часто срывался.
-Пика, Пика,- вдруг услышал  он чей-то знакомый  голос,- ты чего, опять гуляешь?
Это была  Парусовская  Людка. Маленькая, всегда подтянутая и дерзкая на язык девчонка. Ее он немного побаивался и потому хорохорился при ней страшно.
-Чего тебе?- набычившись, независимо через плечо  процедил Сергей.
-А у нас новая классная,- выпалила она, не заметив воинственных приготовлений.
-Ну и что?- сразу успокоился он, видя, что Людка сегодня не настроена язвить.
-Нам понравилась, молодая, а ты что тут делаешь?- только теперь удивилась она, оглядывая старую  высохшую ветлу у дороги, несколько разбитых фанерных ящиков, один из которых служил Сергею стулом.
-Ничего,- опять весь подобрался  тот,- катись, откуда пришла!
-И ты тут весь день один сидишь?- удивлялась Парусовская, не обращая внимания на оскорбительную фразу
-Рак-отшельник!-вдруг фыркнула она напоследок, тряхнула коротко подстриженными волосами и убежала, ехидно хихикая.
Сережка для вида бросился следом:
-Получишь, Парусиха!
Но догонять ее ему не хотелось..
…Новая учительница не походила ни на кого. Худенькая, легкая.
Она словно приносила с собой в класс множество солнечных зайчиков.
Вот один озорной скачет у нее в глазах, вот она наклоняется над чьей-то партой, и светлые волосы ее, точно искрятся в лучах, падающих из окна.
И голос у нее то взметнется высоко, то затихнет.
И становится на душе и тихо, и радостно, и неспокойно.
А он все время ждет чего-то, ждет, что сейчас кончится этот обман, она посмотрит на него строгими глазами и скажет голосом Марь Семеновны: «Почему не пишешь, бездельник?»
Сережка вздохнул. С Марь Семеновной у него сложные отношения.
Но она словно не видит его. Уже целых три урока она ни разу не обратила на него внимания.
-Ко всем подходит, а ко мне -  нет!
На четвертый день Сергею это показалось оскорбительным.
И он, пугаясь собственной смелости, словно от толчка, вдруг поднялся.
Нарочно неторопливо, шаркая ботинками, прошелся между рядов, схватил у Парусовской зачем-то линейку,треснул ею попутно вытаращившего на него глаза звеньевого Витьку,
подошел к доске, не глядя на отшатнувшуюся  учительницу, черканул там что-то, взял тряпку и запустил ею в хихикнувшего второгодника Генку. В довершении всего присел
на край учительского стола, поболтал ногами и отправился на свое место, не поднимая глаз и шаркая ногами.
Спустилась и повисла над головой тишина.
-Зачем это я?- тошновато заныло что-то внутри.
Он сидел, стараясь не смотреть в сторону учительницы, хотя чувствовал на себе давление возмущенных, восхищенных и  недоуменных взглядов.
Но ее взгляда он не ощущал.
Воровато, из-под ресниц, глянул в ее сторону.                                                                  

      Учительница стояла у окна, опустив голову, и совсем, как ученица, напряженно теребила в руках маленький платочек.
Сережка так удивился, что даже забыл про свою вину.
-Пика, Пика, дурак,- зашипела на него Парусовская,- получишь после уроков…
Сережка даже не усмехнулся тому, что ему вдруг вздумала грозить девчонка, нет.
Он вдруг как-то разом, неизбежно и тяжело почувствовал себя виноватым.
Только теперь он ощутил в воздухе висящее, всеобщее осуждение.
Учительница, неестественно отворачивая покрасневшее от слез лицо,вдруг торопливо вышла, почти выбежала…
И класс взорвался.
В него полетели книжки, линейки, обидные слова.
Даже те, кто всегда боялся Сережку, вдруг взбунтовались.
А он только, как затравленный, что-то мычал в ответ, поворачивая голову то влево, то вправо, защищаясь локтем от летящих предметов.
 Потом все утихли.
-Ну, иди,  извиняйся,- жестко сказала  Людка, глядя на него с каким-то взрослым сожалением.
И он пошел, сам не понимая, как и почему он подчиняется.
Классная стояла в углу коридора, уткнувшись в стенку,. Тонкие плечи ее жалко вздрагивали.
В Сережке вдруг что-то, оглушая, раздавливая его, невыносимо зазвенело, как тогда, когда ушла мать. И он закричал на весь коридор, срываясь и захлебываясь от слез:
-Я не буду! Я не буду больше!.
Он еще бессознательно  продолжал повторять эти слова, когда она гладила его по голове, испуганно и ласково заглядывая в глаза, и просила  успокоиться.
Сережка чувствовал, что прощен, и от этого было, совсем по-новому. легко и просто…
….Прошли годы.. Я вскоре уехала в город и больше никогда не встречала Сережку.
Я не знаю, что стало с ним, но в одно я верю: он стал настоящим человеком.
Мне много еще пришлось получать уроков от своих учеников.
Это не я их учила, это они меня научили понимать и любить.
Кстати, я даже фамилию не изменила.
Где ты сейчас, Сережка Пикин?!
40 Иллюзии
Андрей Девин
    Привет... Какой сюрприз!.. Что, пришли на юбилей? Не рановато ли? И вообще, вас кто-то приглашал? А-а-а... Догадываюсь... Опять Воображение чудит. Ну, проходите, что с вами делать...
    Сколько же вас... И кто тут? Ага... Вот ты, например... Помню, как же! С детских лет мозги компостировала: учись, учись! Получишь хорошее образование — станешь ценным специалистом, будешь заниматься интересной и высокооплачиваемой работой... Самой-то не стыдно? Дурацкий вопрос, понимаю... Стыд не по вашей части. И приятельница твоя такая же. Впаривала, что в руководители отбирают самых умных, образованных, честных, способных... Ага, способных... Прогибаться да чужой зад лизать...
    Ну а ты? Что-то плела про справедливость... Ну да, конечно, время было такое! Идеология, понимаешь, так было заведено, не ты одна. И не такое ещё плели... Ты на других-то не кивай, и до них доберёмся. А вот по справедливости — выставить бы теперь тебя за дверь! А? Ладно уж, сиди, коли пришла...
    О-о-о!.. Украшение коллекции! Ты не хочешь поведать какие-нибудь новые байки о воспитании детей? О том, что и когда нужно в них закладывать? Или о том, как важен для них пример родителей? Молчишь... Правильно делаешь. А то вдруг не сдержусь, скандал получится. Кому он нужен?..
    А это кто? Хм-м... Это не ты ли утверждала, что не в деньгах счастье? «Не имей сто рублей, а имей сто друзей!» Как изменилась... Прямо не узнать!.. Вот только не нужно оправдываться. И новых сказок про счастье тоже не нужно, спасибо, сыт ими по горло... А подруга твоя где? Та, что рассказывала, как «с милым рай и в шалаше». Она сама так не пробовала? Пожить с милым в шалаше. Только не годик–другой, а, скажем, лет двадцать. Да ещё с придурковатыми соседями по шалашу. Очень, знаешь ли, увлекательно...
    О... Извините, не сразу узнал! Ну как же, конечно, помню!.. Разве вас забудешь... На каждом углу напоминания висели: мир, труд, май... Иногда и дополнения были: единство... братство... равенство... счастье... Ох, уж это единство! Не говоря о братстве... и остальных... Ха! Счастье... Щас те!..
    Кто тут следующий?.. Здрасьте! Давненько не виделись... И тебя помню. «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт!» Шутница ты наша... Хорошо ещё, свою сестрицу–спортсменку не привела. Да мы с ней практически и не знакомы. Может, и к лучшему. Знаю только, что многим знакомство с нею обошлось недёшево, причём именно в части здоровья...
    Та-а-ак... Ещё одно знакомое лицо... Надо же, заглянула. У тебя, наверное, дел невпроворот. Высунув язык приходится бегать, каждого уговаривать: ну, вот завтра... или с понедельника... или с первого числа точно этим займёшься! Сколько было таких понедельников и первых чисел... И что, занялся? Как тот поп, что кормил свою собаку «завтраками», пока не сдохла...
    Кого я вижу! Моё почтение!.. Какая скромница, вы только посмотрите на неё!.. А не ты ли подсунула эту идейку с книжкой? Сначала заманила несколькими сюжетами, а потом... «Коготок увяз — птичке пропасть!» Жил себе тихо, спокойно, никого не трогал, так нет! Мало было насочинять, так ещё в издательство потащил. Писателем себя возомнил, Салтыков–Щедрин недоделанный... Моё счастье, что рано с тобой распрощался. Хоть комплексовать не буду, как разные непризнанные гении, коих тут в изобилии...
    Ох, надо же... Дай бог памяти... Вспомнил! Это ведь ты все уши прожужжала про... сама знаешь, про что... Сколько времени в голову всякую экзотику подбрасывала: вот, мол, смотрите и любуйтесь! Новое слово в науке! Бестолочь ленивая и необразованная...
    И ты тут!.. Кто бы сомневался... Ты ж у нас такую чудную лапшу готовишь! Очень импозантно смотрится на ушах. Тех самых... А кто повторял: «истина не в устах говорящего, а в ушах слышащего»? Это ведь ты считаешь, что в своей правоте убедить можно всегда, главное — подобрать нужные слова. Не буду спорить, только скажи: как убедить того, кто уши заткнул и никого, кроме себя, слышать не желает? Ты уверена, что словесных аргументов будет достаточно? То-то...
    Батюшки! Конечно, как без тебя-то... По-прежнему сама аккуратность. И память, наверное, не подводит, да? Все законы помнишь, всё так же уверена, что всегда нужно только по закону поступать... Может, и такое помнишь: «по закону идти можно — дойти трудно»? Ты бы хоть оглянулась вокруг, что ли. Много найдёшь таких, кто тебе ещё верит? А заодно сравни, чего добились они и те, кто с тобой не сильно дружит...
    А, вот и ты... Ну, здравствуй... Ты здесь, наверное, за главную, нет? Сидишь так тихонечко в сторонке, как бедная родственница, будто не при делах. А кто мне годами нашёптывал про способности, которые рано или поздно по достоинству оценят? И в школе, и в институте, и на производстве, и потом... Вот и дождался. И где то достоинство? И кому нужны те способности? Особенно в таком возрасте. Особенно глядя на тех, кому их не досталось. Может, лучше было какими другими снабдить? И результаты были бы интереснее, и без таких самокопаний, а?.. Да что теперь говорить. Проехали...

    Вот что, подруги! Все вы хороши, каждая внесла вклад в обогащение моего опыта. Спасибо, что помните, я вас тоже никогда не забуду. Что и говорить, скучновато без вас живётся, но у меня нет ни малейшего желания поддерживать дальнейшие отношения. Всего вам хорошего, а теперь извините, у меня дела. Если надумаете снова заглянуть, на радушный приём не рассчитывайте...
    А... Ой!.. Ты тоже здесь?.. А впрочем, чему удивляться? Раз уж вы всей компанией... Дай посмотрю на тебя повнимательней... А ты совсем не изменилась, всё так же прекрасно выглядишь. Да-а... Всегда так хотелось тебе верить. Особенно сказанным в глаза комплиментам. Не сразу пришло понимание, что радушная улыбка может быть маской... И что произнесённое вслух прекрасно уживается с умалчиванием истинного отношения... И как тебе это удавалось? Пожалуй, никто не оставил таких глубоких борозд... Не хочешь снова поговорить? Про «на всю жизнь», про «жили долго и счастливо...» А что, я бы послушал. Может, даже улыбнулся бы, вспоминая... Что ты сказала? Хочешь остаться? Ну, даёшь... «Остаться»!.. Остаться...
41 СИЗО
Анатолий Куликов
СИЗО


Следственный изолятор или в простонародье СИЗО – место весьма неуютное. Особенно для того, кто первый раз его посетил. Мрачные, грубо покрашенные стены, решётка на окне, железные двери. Две женщины молча сидели на нарах и каждую минуту переживали обстоятельства, которые привели их сюда. Гнетущая тишина, прерываемая редкими вздохами давила на сердце.
Вдруг за дверью послышались голоса. В коридоре лениво препирались охранники.
- Ну, куда я его дену? Все камеры «под завязку». Там люди по очереди спят.
- А в этой кто?
- Бабы. Две. По инструкции не положено.
- У нас много чего не положено. Давай, открывай.
- Да ты что! Этого обормота за тяжкие телесные взяли. Он жену, как грушу отделал, а ты его к бабам. Я рисковать не могу. Мне моя служба ещё не надоела.
- К бабам не пойду. Видеть эту курвятину не могу, - забубнил развязный басок.
- А тебя, паразит, никто и не спрашивает. Куда посадим, там и будешь сидеть. Как картошка. Слушай, сержант, ты посмотри на него. Его же самого соплёй перешибить можно. Какой он разбойник. Через пять часов приедет следователь и, наверняка, кого-нибудь на подписку о невыезде определит, и ты его переселишь. А пока присмотри только.
Звякнули ключи, лязгнул запор и на пороге камеры появились люди в форме и взлохмаченный мужичок.
- Гляди, Хомчук, если хоть какой-то писк из камеры раздастся, я тебя «под ласточку» в служебном туалете определю. Прямо над унитазом.
Дверь закрылась. Мужик огляделся.
- Что, стервы, посиделки здесь устроили?
Согнав одну из женщин с нар, он тяжело плюхнулся на матрац.
- И, чтоб не звука! Услышу, хоть один звук из ваших поганых ртов, порву, как тузик грелку, чёртово семя!
Он отвернулся к стенке и затих. Тишина вновь прилетела и распласталась над их головами, только по соседству с ней пристроился и страх.
Две женщины сидели на одних нарах и молча глядели на сокамерника. Минуты складывались в часы. Не выдержав этой тишины, женщины зашептались
- Вас как зовут?
- Мария…Маша. А вас?
- Нина… Нина Семёнова.
- Как то здесь неуютно. Правда?
- А вы первый раз здесь?
- Да. А вы?
- Я тоже. А вас за что?
- За убийство. Случайно.
- Меня, наверно, тоже.
- Как это наверно.
- Не знаю. В больнице он. Выживет или нет, одному богу известно.
- У меня дети, там, одни. Свекровь старая, а бывший вряд ли посмотрит. У него в новой семье ещё двое.
- А ваши маленькие?
- Тонечке восемь лет, а Ванечке шесть.
- А вы кого убили?
- Мать.
-  Свою мать?
 - Свою. Да не я её. Дети.
- Как это? – уже в голос спросила Мария.
- А, вот, так. Допекла она нас. Сначала-то мы хорошо жили. Муж у меня был. Семья. Потом он в другую влюбился. Прямо в дом привёл.  Дом-то его. Мы с его родителями жили. Это, уж, потом он и их…. В общем, они другую квартиру купили. А я с детьми к своим родителям ушла. Они тоже хорошо жили. Приютили. Помогали. Потом отец умер. Инфаркт. А мать запила. Сначала понемногу.  А потом каждый день. Уж, что я с ней  не делала. И лечила, и кодировала , и увещала. Говорят, женский алкоголизм не вылечивается. Я все деньги с собой на работу таскала. Так она вещи из дома таскать стала. А я чего? Весь день на работе. Дети с ней. Благо она их не трогала, да не водила никого. Иногда, даже, кормила. Дети-то у меня самостоятельные. Я с утра приготовлю побольше, накрою полотенцем, чтоб не остыло, и детям и ей на закуску хватало.  Она, вроде, тихая была, только пачкала всё. Напьётся, дети рассказывали, и песни поёт или ругается. Тонечка, как в первый класс пошла, в другой комнате с Ваней закрывалась и уроки делала.
А, тут, как-то прихожу с работы. Мать, вроде, спит. Я подошла поближе, а она не дышит. Вызвала скорую. А те, уж, милицию. А, милиция определила, что она задушена. Следы на горле нашли.
А, тут Тоня с Ваней подошли ко мне, расплакались и рассказали. Бабушка, мол, пьяная храпела на полу, а они подошли и на горло ей наступили. Оба. Боже, как я испугалась! Следователю так и сказала, что это я её удушила. С первой мысли…. Как представила детей за решёткой….
-  Так, их бы не посадили.
- Это уже я потом поняла. Сначала только страх за детей был.
- Ну, и объяснили бы потом. Детей бы порасспросили.
- Так я так и сделала. Только следователь не поверил. Говорит, что я сначала призналась, а потом со страха детей подучила, что говорить.
   Мужик на нарах зашевелился. Спина его напряглась. Ухо задёргалось.
- А вы, Маша, кого убили?
- Давай на «ты»?
- Давай.
- Любовника я ударила. Вернее не любовника. Мы с ним поженится планировали. Муж у меня, Валера, поначалу тоже хорошим был. Стихи мне читал, цветы дарил. До свадьбы. А потом….  Как-то постепенно. Нет, он не пил.  Вернее, не знаю. Он иногда на неделю куда-то пропадал. Приходил голодный. Поест и допрос мне учинит. Кого, без него в дом водила, с кем «крутила», сколько на это денег потратила. Я ему как-то сказала: «А сам-то?» Так он, знаешь, что мне ответил? Мы, говорит, семья. Единое целое. Если он кого-то…ну, это самое…, то это мы, значит это самое, а если меня того-этого, то это нас того-этого.
- Во, дурак-то!
- И, вот, как-то раз ехала я на «Газели» домой, а кошелёк на работе в бухгалтерии оставила. Я бухгалтером работаю. А один мужчина за меня заплатил. А на следующий день он сам вызвался заплатить. Говорит, мол, сделайте мне одолжение. Я вчера за вас заплатил, и у меня целый день хорошее настроение было. Потом проводил меня до дома. Валера тогда в очередном «загуле» был. Миша, вообще, необычный мужчина. Мягкий, отзывчивый. Мы даже думаем одинаково. Это было какое-то чудо. Он работает тренером в спортклубе. Такой, стройный, накачанный, а в душе добрый и ласковый. У меня, как будто, второе дыхание открылось. Будто я вновь девочкой восемнадцатилетней стала.
- Счастливая…
- И, вот, решилась я всё Валере рассказать. Миша мне одной запретил это делать. Со мной пошёл. Ну, рассказала я ему, что ухожу от него, что полюбила. А Валерка, хоть и хлипкий, но задиристый. С кулаками на меня набросился. А Миша ему в ответ. Сначала просто держал, а потом, видимо, у него тоже нервы сдали. По серьёзному стал его бить. А я…. Что-то во мне непонятное шевельнулось. Что-то повернулось на сто восемьдесят градусов. Вспомнила я, как Валерка меня из ЗАГСа на руках выносил. Руки дрожали, а нёс. Как планировали мы жизнь свою. Учится, детей заиметь. Как он долго болел. Почки у него слабые…и горло. Стала я Мишу оттаскивать. А он ни в какую. В раж вошёл. Ну, куда я против него. Огляделась я и увидела молоток. Видимо, Валера до этого что-то в кухне чинил. Схватила я его и ударила Мишу. Кровь….Упал он. Потом полиция…
- Дай бог, выживет. Спортсмены живучие. У них здоровья ого-го сколько ! А, если заявление писать не будет, то, может, вообще, обойдётся.
- А Валера за меня перед полицейскими заступался. Кричал, что он Мишу стукнул. Только я, уж, правду…. Да и куда ему сюда с его-то почками.
- Всё у тебя, Маша, будет хорошо. Главное в хорошее верить, - и Нина обняла женщину.
- Да и у тебя, подруга, всё образуется. Есть же на земле справедливость. Пусть не людская, так божественная.
Так они и просидели, обнявшись несколько часов, успокаивая друг друга.
Снова лязгнул засов. В проёме двери показался сержант.
- Хомчук, на выход! Прописка сменилась. Место в мужской тебе освободилось.
Мужчина встал. Огляделся. Нашёл взглядом женщин.
- Вы…вы…настоящие, вы… вы…классные мужики. Спасибо вам.
И низко в пояс поклонился им. У сержанта от удивления открылся рот, а мужчина мотнул головой и быстро вышел из камеры, ещё что-то бормоча себе под нос.
Опять в камере наступила тишина. Лёгкая.
42 Поезд идет на Восток
Валентина Щербак -Дмитрикова
     А я еду, а я еду за туманом, 
     За мечтами и за запахом тайги.  (Ю. Кукин)
    
     Воспоминания... Воспоминания... Сентябрь 1955 года...   
     Нас было восемь человек: семь ребят-выпускников Одесского института инженеров морского флота, и я - жена одного из них. Мы уезжали из солнечной приморской Одессы в суровый Дальневосточный край. Билеты покупали заранее: на один поезд в один вагон. Два - до Хабаровска и шесть - до Николаевска-на-Амуре. Эти города выбрали молодые специалисты для начала своей трудовой деятельности.   
     При покупке билетов нам не повезло. Хотели уехать скорым фирменным поездом, который отправлялся раньше, в более удобное время, и меньше находился в пути. Но все плацкарты на него были уже проданы, и пришлось ехать составом, идущим следом. Восприняли это, как небольшое невезение в начале судьбоносного пути.   
     Но вот мы уже в поезде. Определились с местами, уложили вещи. Собрались все в нашем отсеке, сидим, смотрим друг на друга. Улыбаемся... Счастливы в своем новом статусе путешественников. Ждем, когда поезд тронется... 
     Раздался оглушительный свисток. Потом громкое пыхтение сдвинувшегося с места паровоза: "Пых-пых! Пых-пых!" Вагоны вздрогнули. Поезд тронулся. 
     Раскладываю на маленьком приоконном столике часть запасенной в дорогу провизии. Проворные мужские руки ставят посреди "скатерти самобранки" заветную бутылочку...   
     Перестук колес... Смех, шутки... Настроение отличное. Его не портят ни лязгающая вагонная качка, ни темный шлейф дыма из паровозной трубы, ни гарь, летящая в окно...   
     Мелькают города, сёла... леса, дороги, озёра, реки... Движемся навстречу солнцу. Поезд идет на Восток! 

     Ехали шумно, весело, долго - тринадцать дней. Состав шёл по графику... Запомнились милые привокзальные базарчики с яблоками, варёной картошечкой, огурчиками. На полустанках можно было скушать даже вкусный горячий домашний борщ.   
     Конечно, находиться в поезде почти две недели утомительно. И чем старше человек, тем труднее переносится дорога. Но тогда, в наши 24 года, мы просто не ощущали тяжести длительного дорожного путешествия в плацкартном вагоне. Для меня самое большое неудобство состояло в том, что я была одна среди семи парней. И они, порой забывали, что находятся не в чисто мужской студенческой компании.    
     "Стук-тук, стук-тук",- поют колёса, мелькают города, посёлки, станции. Звучат свистки паровоза: то отрывистые, то протяжные, но всегда громкие, пронзительные. Смотрю в окно и думаю: "Сколько же городов мы проехали? И сколько их я сама уже повидала? Сухиничи, Горький, Пятигорск, Ессентуки, Железноводск Кисловодск, Москва, Воронеж, Одесса... Это всё Европа. А вот, пункт нашего назначения, Николаевск на Амуре, - это уже Азия. А граница между ними Урал. Мы едем из Европы в Азию. На Дальний Восток, на край земли русской". 
     В память врезались туннели, которые мы проезжали. Состав нырял в длинный подземный коридор и нас поглощала внезапная темнота. Обволакивающая, вязкая, давящая... Она была и снаружи, и внутри. В самом вагоне тоже почему-то выключался свет.  Кромешная тьма и перестук колёс, отсчитывающий эти неприятные минуты: стук-тук... стук-тук... стук-тук...   
     Но вот поезд выныривает из подземного коридора  и тревожное чувство мгновенно исчезает. Снова свет, солнце и радости дорожной суеты. 
    А однажды, выскочив из такого туннеля, мы увидели, вырубленный прямо в скале,   огромный бюст И. В. Сталина.  Сарафанное радио уже заранее предупредило всех в вагоне: с какой стороны появится скульптура и примерно через сколько минут. И тут же "знатоки" рассказали, что бюст этот высекли из камня в 30-е годы заключенные, работавшие в этих местах.   
     Грандиозный бюст оставил сильное впечатление и вызвал среди пассажиров вагона долго не смолкавшие разговоры неоднозначной эмоциональной окраски. Со дня смерти И. В. Сталина прошло всего два с половиной года. 
     Скульптуры этой больше нет. Недолго она покрасовалась после смерти вождя.Скала была взорван в сентябре 1956 года. Официальная версия взрыва - "угроза обрушения скального массива с бюстом на железную дорогу".   

    Напротив купе проводника висело расписание движения поезда. Туда мы время от времени наведывались узнавать о ближайших остановках.Где-то минут через двадцать должна была появиться станция Байкал. 
   "Славное море - священный Байкал, славный корабль - омулевая бочка", - вырвались из поездного радио слова народной песни. И вот уже в вагоне все заговорили о Байкале:   
    - Самое глубоко пресное озеро...   
    - Глубина его около 1700 метров. Это тебе не фунт изюму!*   
    - А еще есть такие?   
    - В мире только одно озеро может сравниться с ним по глубине. Это Танганьика.   
    - Где-же такое?   
    - В Восточной Африке.Его глубина около 1400 метров. 
    - Это же надо, в Африке...- слышалось с одной стороны вагона. 
    - А что это за корабль такой - омулевая бочка? - звучало с другой стороны. 
    - Обыкновенная большая кедровая бочка. В одну такую посудину входило до 20 пудов омуля.   
    - Это самая главная рыба Байкала. В войну, да и сейчас еще омуль здесь, наравне с картошкой, - основной продукт питания. 
    - Вкус у омуля изумительный , тут не только ногти обгрызёшь, но и пальцы схрумкаешь.   
    - А хариус? Про него забыли? Хитрый шельмец. Его не так-то легко поймать... Осторожная, чуткая рыба...   
    Разговоры были прерваны резким свистком паровоза и внезапной, непредусмотренной графиком, остановкой поезда. Ребята, воспользовавшись предоставленной возможностью, побежали покупать местные деликатесы. Мы это собирались сделать на станции Байкал. Но, как бывает в молодости, кто-то вдруг подал идею, и всех, как ветром сдуло.
    - Сколько будем стоять? - спросила я у проводника.   
    - Не знаю. Как засвистит, так и поедем. 
    Он прохаживался вдоль вагона, а я, застыв на ступеньках лесенки и держась за поручень, ждала возвращения ребят и очень волновалась: "А вдруг не успеют?" Ведь поезд мог тронуться в любую минуту...
    Но вот наконец, вынырнув из-за каких-то строений, вдали показались ребята.   
    А семафор тем временем загорелся зелёным светом и тут же пронзительно засвистел паровоз. Парни прибавили скорость. Проводник, потеснив меня, вскочил на ступеньки вагона. Состав вздрогнул и медленно пополз вперед, потихоньку набирая скорость.   
    Но любители приключений уже добежали до поезда, и один за другим вскакивали в состав на ходу, цепляясь за поручни бегущих вагонов. К счастью, никто не отстал.   
    Снова все вместе. Шум. Смех. Всплески эмоций. Сидим, кушаем хариуса и омуля горячего копчения. Омуль нам так понравился, что мы за один присест, вдвоем с мужем, съели полукилограммовую рыбину. 
    А вскоре увидели и причину нашей неожиданной задержки и в полной мере осознали, как нам повезло. Именно, повезло! Тот скорый поезд, на который мы так стремились, но не смогли достать билеты, из-за оползней сошёл с рельс. Весь состав полетел под откос. Пассажиры, паровоз и уцелевшие вагоны уже были удалены с места аварии. Но несколько наиболее пострадавших частей поезда всё ещё валялись под откосом. 
   Прильнув к окнам, мы молча смотрели вниз, туда, где по воле случая могли оказаться сами среди этих искореженных металлических останков. То, что сначала считалось небольшим невезением, оказалось огромной удачей. 
   В 1956 была построена новая электрифицированная железная дорога, а Кругобайкальская превратилась в тупиковую ветку, потеряв свою стратегическую и экономическую важность. Транзитные поезда прекратили по ней движение. А с 1982 года этот отрезок КБЖД стал историко-архитектурным памятником. Начали открываться туристические базы, и дорога превратилась в музейно-туристический комплекс. В 1995г. участок КБЖД от станции Байкал до пункта Слюдянка был включен в "Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального значения".
 
     Поезд довёз нас до Комсомольска-на-Амуре. Дальше железнодорожного пути не было. Предстояло двигаться к месту назначения по водной глади.
     Теперь нас было уже шестеро. Двое сошли с поезда в Хабаровске. До отплытия парохода оставался час. Мы решили посмотреть легендарный город Комсомольск, основанный на берегу Амура. Он был нашим ровесником. Как и мы, появился на свет в 30-х годах. Построили его на месте села Пермского комсомольцы - ровесники наших родителей. Они были такими же молодыми ребятами и девчатами, как мы в 1955г.
     С этими мыслями прошли от пристани до главной улицы города и обратно. На большее не хватило времени. "Город, как город, - решили мы. - Нас таким не удивишь, ведь мы прибыли из Одессы!" Но, если бы увидели сначала Николаевск-на-Амуре, а потом уже Комсомольск, то он бы нам понравился гораздо больше. Возможно, назвали бы его даже красивым. Всё познаётся в сравнении.
   
     И вот мы снова в пути. На небольшом пароходике плывем из Комсомольска в Николаевск-на-Амуре. Величаво, не торопясь, несет свои воды Амур. Когда-то, более 300 лет назад, в 1639 году, этим путём шёл на двух кочах русский первопроходец Иван Москвитин с казаками. "Кочами" назывались деревянные, одномачтовые, однопалубные парусно-гребные суда. Длина коча была около 20 метров, парус ставили при попутном ветре. Потом, спустя четыре года этой же дорогой к устью Амура спустился Василий Поярков. Цель этих походов - "прииск новых землиц" и новых, еще не обложенных данью, людей. С вооружёнными отрядами, шли к устью Амура за ясаком. Так называлась подать, платившаяся инородцами. Шли за мехами, рыбой, ценным зверем, золотишком. 
     А мы? Зачем мы плыли в эти края?    Работать, созидать. Отдать свой долг государству за пять лет бесплатного обучения. Но не только... Все мы были немного романтиками. Кто больше, кто меньше... Но романтиками... Это нас объединяло. Ведь можно было выбрать и другие города. Не все выпускники Института ринулись на Дальний Восток. Многие предпочли более теплое местечко. 
     Бегут, бегут, торопятся влиться в Тихий океан воды Амура-батюшки, а с ними и наш пароходик спешит к его устью. "Амур-батюшка", "Волга - матушка", - так поётся в народных песнях. На Волге, в Горьком, осталась моя малая Родина, страна детства и юности. Теперь предстояло знакомство с Амуром. Волга была своей, чисто русской рекой. А Амур омывал не только российские берега, было у него и монгольское имя Хара-Мурен (Черная вода), и китайское Хей-Лун-цзян (Чёрный дракон). Соединились реки Шилка и Аргунь и образовался Амур, который понёс свои воды к Тихому океану через Амурский лиман в Охотское море.   
     Все эти названия раньше были знакомы только по книгам и картам. А теперь мы плыли по этой знаменитой реке к её устью. И лаская наш слух, на пароходе символично звучала замечательная музыка с красивыми, запоминающимися словами:   
     "Плавно Амур свои волны несет,   
     Ветер сибирский им песни поет. 
     Тихо шумит над Амуром тайга,
     Ходит пенная волна   
     Пенная волна плещет, 
     Величава и вольна."   
     Я тогда, не знала ни автора, ни композитора этой песни. Теперь знаю. Макс Авелевич Кюсси написал данный изумительный вальс. Давно, еще в 1909 году. И в 1952 мелодия со словами С. Попова и К. Васильева впервые прозвучала на радио.   
     И, наконец, мы прибыли к месту назначения и увидели город Николаевск на Амуре. Деревянные одноэтажные домики, редко встречающиеся двухэтажные строения.
     И это после Горького, Воронежа, Одессы... А тротуары? Они были из досок. Деревянные мостки. Я таких сроду не видела. А городу было уже около 100 лет. В 1850 году Г.И. Невельской, русский исследователь Дальнего Востока, основал в устье Амура Николаевский пост (военно-административный поселок), который в 1860 году превратился уже в город.   
     У нас в Николаевске-на-Амуре не было ни родных, ни знакомых, "ни кола, ни двора", только направление на работу - трудовой договор мужа с Судоверфью и обещание на словах, что мне тоже предоставят работу по специальности на Судоремонтном заводе.   
    "Что ожидает нас здесь?" - бродили в голове невесёлые мысли. 
    Когда сошли с парохода на берег, ребята пошли разыскивать Судоремонтный завод, где им предстояло работать, а мы Судоверфь. Им выделили места в общежитии, нам дали ключ от комнаты для приезжих, назвали адрес дома.   
    И вот с чемоданом и двумя сумками мы топаем по деревянным тротуарам в поисках своего первого приюта в Дальневосточном краю. Нашли быстро. Это был двухэтажный деревянный дом. Комната для приезжих находилась на втором этаже. Вход в неё был прямо с лестничной клетки. Не было ни кухни, ни коридора. Маленькая уютная комнатка с одним окном. Она имела вид вытянутого прямоугольника, с одной стороны которого была дверь, а с другой окно. Слева у входа стоял крохотный столик. На нём электроплитка, чайник, графин с водой и два стакана. Под столиком помойное ведро и тазик. Справа - платяной шкаф с зеркалом. А за ним полутороспальная кровать и маленький коврик на полу. От входной двери до окна - ковровая дорожка. Кровать застелена свежим бельём. 
    - Ну что ж, совсем не плохо,- сказала я.   
    - Даже хорошо, - добавил Борис.   
    И мы начали обживать наш новый дом в незнакомом Дальневосточном краю, где на семь часов раньше, чем в Москве, вставало солнце, и на семь часов раньше начинался каждый день нашей жизни.   
    - С чего начнём? - спросила я.   
    - Не плохо бы было перекусить, - ответил муж. 
    Закрываем своё новое жильё на ключ, идём искать магазин. Заходим в первый попавшийся. Полки уставлены бутылями со спиртом, бутылками "Советского шампанского" и банками с консервированными ананасами. Между прочим, здесь была и неплохая "докторская" колбаса. А в соседнем магазине продавался очень вкусный хлеб. 
    Бутылка шампанского, банка ананасов, полкило колбасы, буханка белого хлеба - всё это в сумку, и мы идём отмечать наше новоселье. Пили шампанское, закусывали ананасами и шутили, смеясь: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй" * * . 
    Но у нас это был первый день. А пить шампанское, закусывая ананасами, в этом городе нам пришлось ещё не один раз, хотя мы и не были буржуями.
    Нам предстояло прожить здесь два с половиной года.
    
    Примечание: * "Не фунт изюму"- фразеологизм. Такой поговоркой подчеркивалось что-либо основательное, серьезное.   
                * * Стихи В.В.Маяковского.
                На фотографии Николаевск на Амуре. Пристань. Сентябрь 1955г.
43 Тополиная метель
Валентина Щербак -Дмитрикова
            Тополиная метель          
           Саша училась в театральном институте. Жила   в студенческом общежитии в комнате на двоих: вместе с однокурсницей, веселой бесшабашной девчонкой по имени Ева. Вообще-то никакой Евы не было, имелась студентка Евдокия Сапогова, которая считала, что родители ее назвали неправильно, и имя Ева ей подходит больше, чем то, которое дали при рождении.
          — Тебе хорошо, — говорила она подруге. — Чертовски красиво звучит: Александра Любавина… Прямо, хоть сейчас на киноафишу…  А мне всякие выкрутасы придумывать приходится. Фамилия Еву тоже не устраивала, и выбросив из нее вторую букву, вместо Сапоговой она стала  Споговой.
          Несмотря на разные характеры и неодинаковое отношение к возникающим жизненным ситуациям, совместное проживание в одной комнате девушек сблизило, их даже можно было назвать подругами.
           Веселая студенческая жизнь   текла…  Нет, не текла, а бурлила   по проложенному многими поколениями руслу. Все было примерно так, как поется в известной песне: «Студент бывает весел от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год».
          Но экзамены Саша всегда сдавала на высший балл, хотя и не все легко ей давалось. «Талант и тренировка – это два множителя. Если талант безгранично мал, то усердие должно быть огромным», — часто говорил ее любимый преподаватель.  У Саши в равной мере было и то, и другое. Но она видела, что красивых и талантливых в институте немало, и от этого становилось немного страшновато за свою дальнейшую судьбу. Поэтому учеба у нее всегда была на первом месте.
          * * *
           В городе бушевала тополиная метель. Студенты высыпали на улицу, сдав последний экзамен. Впереди их ждало лето. И теперь большинство думало о том, как бы лучше, веселее провести его. После экзаменов хотелось забыть об учебниках и конспектах и, вздохнув полной грудью, начать, наконец, отдыхать и развлекаться. Кто-то мечтал поехать автостопом на море в Сочи, Крым, кто-то домой в родные края.
          А Саша думала о том, как и где устроиться на работу.  Ей позарез нужны были деньги на лекарства для бабушки, единственного родного человека.  Саша часто писала ей письма и тут же получала ответы, а иногда бабушка даже немного денег присылала внучке.  Пока здоровье позволяло. Но сейчас она была очень больна, и требовались деньги на дорогие лекарства.
         Сашиной подруге Еве деньги тоже были нужны. Правда, по самой банальной причине — она очень любила их тратить. Так что планы на лето у подруг были одинаковые.
        Уже не первый день перебирали они возможные варианты трудоустройства.
        Работа непыльная, — говорила Ева, смахивая с лица тополиные пушинки. — Будем с тобой раздавать подарочные наборы стирального порошка. Идет? — Она вопросительно посмотрела на подругу. — Нет, лучше наборы гигиенических прокладок. Заодно и себя можно будет обеспечить этим регулярно нужным и весьма дорогостоящим товаром. — Ева   с хитринкой взглянула на подругу и хихикнула.  Саше ее идея не понравилась.
        — Я бы лучше дворником поработала, — сказала она.  — Но кто возьмет студентку театрального института в дворники?
         — Никто, — резко и категорично, проговорила Ева. — Эти рабочие места давно уже забронированы таджиками и узбеками. 
         — Можно уборщицей или нянечкой в детский садик. Там всегда вакансия, — продолжила Саша.
         — Платят очень мало, потому и вакансия,— сказала подруга. И поморщившись, добавила:
         — Ненавижу деньги, особенно, когда их нет.
        Вообще-то Еве ну, совершенно не хотелось работать, тем более дворником или нянечкой в детском саду, но деньги были нужны. Ох, как нужны были деньги! Она мечтала обновить свой гардероб, купить хорошую косметику и самую модную сумку. «Крути, крути мозгами, — мысленно приказывала себе Ева.
          — В такой солнечный теплый день хорошо поехать на природу или, хотя бы в парке погулять, а не махать метлой и не опорожнять детские горшки, — проговорила она с раздражением.
        И тут ей в голову пришла идея.
         — Ты хорошо знаешь английский? Разговаривать умеешь? Сможешь понять, если тебя о чем-то спросят?
        — Смогу, — ответила Саша. — Но я лучше знаю немецкий.
        — Отлично! — воскликнула Ева. Я придумала престижную работу. Пойдем на Новодевичье кладбище.  И станем там отлавливать иностранцев. Я буду улыбаться им, а ты заговоришь на английском, расскажешь о том, кто похоронен в могиле, мимо которой мы проходим. И затем предложишь свои услуги гида.
         — А ты что будешь делать? — спросила Саша.
         — Ну, я с тобой буду рядом, чтоб чего не случилось. Вдвоем, ведь безопаснее.
         — Нет, — сказала Саша. — Это мне не подходит.
         — Ну, тогда можно попробовать устроиться секретаршей или девушкой по вызову.
         — Замолчи! — сердито сказала Саша.
         — Ой!  Ой, какие мы гордые! А на какие шиши ты собираешься свою бабушку лечить? — крикнула Ева, присоединяясь к веселой компании однокурсников, спешивших в кафе отмечать сдачу экзаменов.
        Саша вместе с ними не пошла.  Ей нужно было зарабатывать деньги, а не тратить последние на посиделки в кафе.  И мысли об этом крутились в голове, как назойливые тополиные пушинки.   
        Вообще-то они с Евой уже второй год подрабатывали по специальности: в массовках в театре, на киностудии при съемке фильмов и всевозможных сериалов. Это были небольшие, но очень нужные деньги.  На одну стипендию, вообще, прожить было невозможно.
            Саша шла задумавшись.  Белые пушинки прилипали к лицу, рукам, платью. На обочинах тротуаров, привлекая к себе взгляды прохожих, лежали горки белоснежной «ваты». Остановилась, нагнулась, взяла тонкие, шелковистые волокна в руки. Вспомнилось детство, друзья и игры, связанные с тополиным пухом: как делали смешных зверьков, мастерили «зажигательные бомбы», приделывали    друг другу симпатичные бородки и усы. И от этих воспоминаний на душе стало светлее и легче.
            Отмахиваясь от пушинок, она шла, перебирая в уме возможные варианты трудоустройства. «Лучше всего, конечно, поработать по специальности, — решила Саша. — Надо завтра пойти на киностудию? А вдруг, улыбнется счастье?»
  * * *
           На киностудии было шумно, весело и безалаберно. Проходил кастинг.  Искали двух актрис на небольшие роли. Уже немолодой, с несколько одутловатым лицом и изрядно поредевшей, а когда то-густой и красивой, шевелюрой, кинорежиссер Пихалков, любитель женского пола, сам проводил отбор.
         В его фильмах всегда были небольшие сценки для двух-трех молоденьких девушек даже если в сценарии эти  роли отсутствовали. Он подправлял авторский текст, добавляя желаемое. Свою причуду кинорежиссер объяснял одной фразой: «Ищу таланты». Бывали случаи, что он, действительно открывал таланты, и какая-либо   из дебютировавших молоденьких актрис с его «легкой руки» начинала потом часто сниматься в фильмах и имела заслуженный успех.
          — Самое главное в жизни, – это оказаться в нужном месте в нужное время, — со смехом проговорила Ева.
         Так у них с Сашей и получилось. Без блата, без предварительной записи пришли и сразу попали на кастинг. И в этой толпе, ждущих и надеющихся, они и оказались теми двумя девушками, которыми   заинтересовался кинорежиссер.
         Еве он сказал, чтобы она завтра в это же время пришла на киностудию для собеседования, а Саше, что хочет поговорить с ней сегодня и просил немного подождать.
         Ждала она недолго, не более получаса, но за это время столько мыслей пронеслось в голове. Они с Евой шли сюда, надеясь поучаствовать хотя бы в массовках. И вдруг такая удача! Нет, удачи пока еще не было, их просто выделили из общей массы, как наиболее подходящих для исполнения каких–то   ролей. Просто по внешнему виду. Со сценарием Саша не была знакома. О какой роли может идти речь, не знала. Но она решила, что приложит все усилия, чтобы получить эту роль и сыграть ее.
          Сердце билось быстро, быстро. От волнения щеки стали пунцовыми. Она сидела в ожидании, не спуская глаз с входа, откуда должен был появиться властитель ее дум.
           Дверь, наконец, открылась.
           — Идем, — сказал кинорежиссер, подходя к девушке.
           Саша поднялась и, как загипнотизированная, двинулась следом за ним.
           — Очень тороплюсь. Садись в машину. Там и поговорим, — небрежно бросил он, обернувшись в ее сторону.
           — Здесь, — режиссер указал рукой на сидение рядом с собой.
           Машина тронулась.
            — Так ты хотела бы сниматься в этом фильме? — спросил он у Саши, оглядывая ее с ног до головы.
         — Да, хотела бы, — ответила она, волнуясь.
         — А почему ты не спрашиваешь у меня, что для этого нужно?
         — Я и так знаю, — со вздохом сказала Саша. — Пройти конкурсный отбор.
         — Гм-м-м, — произнес Пихалков невнятно, и при этом подумал: «Притворяется или действительно не понимает?».
         Оглядев еще раз девушку со всех сторон, он глубокомысленно произнес:
          — Тогда поставим вопрос по-другому. А что нужно, чтобы пройти конкурсный отбор? — не выпуская из рук руль, он придвинулся к ней ближе, ожидая ответа.
          — Нужен талант и немного везения, — тихо произнесла Саша.
          — Ну, талант, это талант…   Он у многих есть. А вот, везение – это важно! — Он придвинулся  к ней еще ближе. Так, что колени их ног соприкоснулись.
          — А что нужно, чтоб повезло в этот раз именно тебе?
           Он повернулся к Саше, наклонился,  дыша ей прямо в лицо.  И, как бы невзначай, положил свою руку девушке на колено.
           — Ты такая непонятливая или прикидываешься?  Везение, девочка, не приходит само. Его нужно заработать, — сказал он, продвигая свою длань выше, и глядя на девушку, как кот на пойманную мышку.  Пунцовые щеки Саши вмиг побледнели.
          — Остановите машину, пожалуйста! Я уже приехала, — скороговоркой проговорила она  первое, что пришло в голову.
          — Да, но я еще не приехал, детка. А едем мы ко мне домой. Репетировать нужно, чтобы завтра тебе улыбнулась удача.
          Его   рука заскользила еще выше по ноге девушки.  «Да что же это такое?» — мысленно возмутилась Саша, резко отбрасывая нахальную волосатую пятерню прочь от себя и поправляя задранный подол юбки. «Бежать, срочно бежать отсюда», — метнулась в ее голове мысль.            
           — Остановите машину, я хочу выйти. — Щеки ее пылали, голос дрожал. 
           — Ты хорошо подумала? — спросил режиссер, усмехаясь, но машину остановил.
           — Вы меня с кем-то перепутали, —   проговорила Саша, изо всех сил дергая дверцу машины, которая никак не хотела открываться.  — Или я ошиблась, приняв вас за кинорежиссера, — добавила она, посмотрев ему прямо в глаза. И наконец, открыв сопротивлявшуюся дверцу, она выскочила из «железной мышеловки».      
          Нет, она не боялась его, он   был ей противен. 
        — А ты хотела бы без труда вытащить рыбку из пруда? Ах ты, маленькая сучка! Да таких, как ты, у меня навалом, — зло проговорил Пихалков.   
        — Ты никогда нигде не получишь ни одной роли. Уж я об этом позабочусь! — прокричал он ей вслед, захлопывая дверцу машины.
           Фыркнув несколько раз, она поехала. Из выхлопной трубы вырвалось облачко газов.  Саше оно показалось дыханием зверя, от которого в этот раз ей удалось спастись.
         Она осталась одна на обочине тротуара.    На асфальте лежал прибитый дождем и истоптанный безжалостными ногами когда-то белый тополиный пух. Он был грязным и противным.  Так же черно и гадко было у нее на душе.
            — Господи! Сделай так, чтобы этот человек   больше никогда не встретился на моем пути… — прошептала девушка, растеряв все свое мужество и еле сдерживая набежавшие слезы обиды.
          * * *
         А Еве счастье улыбнулось. Хоть и кривой улыбкой, но улыбнулось.  Режиссер обещал  небольшую роль в этом фильме. Правда, на собеседование пришлось ходить не один, а три раза. И еще, наверное, придется являться «на репетиции» к нему домой. Но это путь многих начинающих талантливых актрис. А Ева, безусловно, была талантлива. Ждать помощи ей было не откуда и не от кого. Дорогу нужно было пробивать самой, своими силами. И если появлялся, хоть маленький, шанс, упускать его было нельзя ни в коем случае. Она и не упустила.
          После «собеседования» Ева пришла усталая, разбитая. Бросив на стол сумку, села на кровать и, глядя на Сашу, грустно произнесла:
          - Весь мир театр, в нем женщины, мужчины — все актеры. Шекспир комедия «Как вам нравится».
         Саша удивленно посмотрела на подругу. Ева сняла туфли, растерла ступни ног и продолжила:
         — Вот я…  Дочь своих родителей, студентка, твоя подруга. Это все мои роли. А теперь  прибавилась еще одна — роль любовницы этого старого козла.  Дерьмовая роль. — Ева криво улыбнулась.  — Зато, может быть, даже завтра прибавится еще одна, очень хорошая. Я буду артисткой кино. Такова жизнь.   Эх, Саша, нет худа без добра. Надо только суметь найти это добро.
         Ева достала из сумки маленькую бутылочку коньяка и грустно произнесла:
         — Давай выпьем за мои последние две роли. За плохую и хорошую. Талантливых и обаятельных среди нас много. Да вот, только удача приходит не к каждому. А если пришла, то упускать ее нельзя.
          — Как может он себя так вести? Уважаемый режиссер… — произнесла Саша.
          — А льву наплевать, что думает о нем овца, — с кривой ухмылкой ответила Ева, наполняя рюмки коньяком.
          Подруги выпили за удачу, за хорошую роль Евы, да и за плохую тоже выпили. Потому что без плохой не было бы и хорошей. Как бы оправдываясь, Ева произнесла:
        — Это бизнес, Саша. Пошлый, грязный, но все же бизнес. Роль чрез постель. Он свое получил. Надеюсь, что я тоже получу то, что хотела.
         Ничего не ответив, Саша подошла к окну.
       — Ты, Сашок, хорошая девчонка, но белая ворона! Удача – это одноразовые крылышки судьбы. Второго шанса может просто не быть, — продолжила Ева.
           Ей было не понятно, почему подруга не сделала так, как она, и упустила подброшенный судьбой шанс, который может быть, уже больше никогда в жизни не повторится.   
          Саша понимала Еву и не осуждала ее. У подруги появилась возможность показать свой талант, выйти из небытия, засветиться на артистическом небосводе.   «Флаг в руки! Действуй, как считаешь нужным… У тебя есть шанс… »
          Но сама Саша так, как сделала подруга, поступить не могла.
        — Душно, — произнесла она, открыв окно. — Уже поздно. Давай ложиться спать. Завтра утром мне выходить на работу.
       По улицам шумела тополиная метель, сметая грязные комочки «ваты» и покрывая тротуары новым, чистым слоем белого пуха.   
44 Эмма и ядерная физика
Ольга Гаинут
   
  Эмилия, Эмма, Эммочка, Эмми, Миля, Мили и даже Эмели с ударением на первой гласной. Девушка любила своё имя.
      «Это, пожалуй, единственное, что мне во мне  нравится. С теми качествами, которые мне достались, нельзя жить. Ну, посуди сам.
     Когда мне было восемь лет, летом родители наконец-то услышали мою просьбу о котёнке. Этот маленький комочек был светло-серенький, подвижный, забавный. Я теребила косы, а он играл ими. Или мы бегали в догонялки по широкому двору собственного дома, где стояла  папина «Хонда». Энергии у него было даже больше, чем у меня. Так мне хорошо было с ним! Мечта воплотилась!
     Счастье продлилось всего два дня. Одноклассница пригласила на день рождения. Но мне там не было хорошо: какая-то необъяснимая тревога вселилась в меня и не хотела покидать. Я давно заметила, что у меня очень развито шестое чувство, которое называют чувством души. Я входила домой в тот момент, когда папа выезжал на машине. А под колесом, спрятавшись от солнца, заснул мой Серенький Пушок. И так сладко спал, что даже не слышал, как завёлся и гудел мотор. Машина тронулась и, конечно,  раздавила его, мою мечту. Папа и не подозревал, что кто-то может быть под колёсами. Мама, увидев это одновременно со мной,  пыталась отвлечь меня от страшного зрелища, заговаривая  на другие темы, но я всё поняла. Я страдала так, что никому не понять. У меня умер друг!
     А подружка вместе с отцом не раз ходила на речку топить новорожденных котят. И никаких отрицательных эмоций при этом не испытывала: надо так надо. Знаешь, я завидую ей. Почему я не могу так? Я тоже хочу иметь крепкий характер! Не хочу быть такой впечатлительной и ранимой!»

    Эмма рассказывала о себе Игорю. Тоже неправильно: какому парню нужна такая размазня, которая обливается слезами от каждой несправедливости, грубости, мерзких поступков людей. Но его глаза, на удивление,  добрели от её излияний.

    «Родственница Верочка, девушка старше меня на семь лет, как-то сказала мне, четырнадцатилетней:
   - Эмми, я скоро освобожусь и сошью тебе брючки.
   - Ой, я безумно рада, - пролепетала я, даже не веря в услышанное. Верочка автоматически перешла для меня в разряд неземного существа.
Её слова так и остались словами, но это не важно. Главное, что я была потрясена тем фактом, что одежду можно шить дома! Что есть люди, которые умеют шить.
    Я всегда восхищаюсь людьми, которые умеют мастерить, создавать что-то красивое, будь то мебель или одежда. Подружка убеждает меня, что не надо так тратить свои душевные силы, а я не могу иначе. И корю себя за это. Ну, как научиться?»

    Игорь только ласково гладил девушку по голове, словно ребёнка.

    «Я езжу на велосипеде в большом парке.  Там в одном местечке, более - менее скрытом от глаз людей, поселилась женщина из разряда бомжей. Есть бездомные люди!  Конечно, у каждого из них своя тяжёлая история, не добровольно же они так живут. Так вот, сначала у той худой, измождённой женщины был только добытый на мусорной свалке  матрац, потом изо дня в день её маленькое хозяйство росло, улучшалось: появился пластмассовый  таз для мытья, веник, личные вещи и, наконец, она где-то раздобыла большое круглое зеркало. Всегда подметала «свою» территорию, содержала всё в порядке.
      Даже в таких условиях, хуже которых не придумаешь, и в таком физическом состоянии, на которое и мельком, пролетая мимо на велосипеде,  глянуть страшно (худая до скелета, хромая, со всклоченными волосами, почти чёрным, не знающим ухода лицом), бедолага из последних сил старалась  работать, вить своё гнёздышко и как можно гармоничнее. То есть, у человека, оказавшегося на самой обочине жизни, а вернее  - на дне, и то есть стремление расти вверх.
      Не смотря ни на что, та женщина у меня всякий раз вызывает уважение и даже изумление. Я пытаюсь поставить себя на её место, и совсем не уверена, смогла бы я в таких условиях сохранить человеческий облик. Как это страшно!»

      Эмми уже готова расплакаться, но Игорь вдруг притянул её к себе и прошептал: «За что мне это счастье?»

       Игорь появился в  жизни Эмилии совершенно неожиданно. Нет, она, конечно, ждала человека, который не станет крутить пальцем у виска, видя такую белую ворону, а поймёт и будет слушать стихи, и размышлять о смысле жизни, об умных, прочитанных вместе книгах. Но не очень-то верила.

      В конце четвёртого курса университета за пять минут до лекции по ядерной физике неожиданно на кафедру вышли двое преподавателей: один, который всегда читал лекции и другой, который вёл практику. Оба дрожащими от волнения голосами, чередуясь, сообщили, что в институт приехал преподавать один из крупнейших физиков современности Иван Иванович Нестеренко. Что совсем недавно он с группой американских физиков открыл новое нейтрино, элементарную частицу. Что это - открытие века. И студенты, которые будут слушать лекции светила, должны быть счастливы самим фактом нахождения его в одной с ними аудитории.
     Что же касается преподавательского состава кафедры физики, то все понимали, как им повезло в жизни. И столько в их речи чувствовалось преклонения, уважения, чистосердечного восхищения, что на Эмму это подействовало чрезвычайно, вздыбило её чувствительную натуру и перевернуло в корне отношение к предмету.

     Теперь не было студента, более преданного ядерной физике, чем она. Экзамен по физике стоял в их группе третьим. По первым двум предметам у Эммы были «автоматы», то есть освобождение от экзамена в связи с бесспорной оценкой «отлично». И для подготовки к физике получилось десять дней. За этот срок упорная студентка не только перелопатила весь объём материала, но в буквальном смысле знала наизусть огромные куски теории, сотни формул и постуллатов. 

     И даже осмелилась прийти на консультацию к Ивану Ивановичу. Он оказался мужчиной небольшого роста, лет пятидесяти, с тонкими светлыми зачёсанными назад волосами и умными глазами. Восхищение его талантом тянуло девушку на разговор с  крупным учёным. Она приготовила вопросы, которые были непонятны, но так волновалась, что не находила места своим рукам, глаза заволокла пелена из непролитых слёз, смешанных с  восторгом. Поняв её состояние, Иван Иванович похлопал легонько её руку и стал подробно объяснять. За соседним столом сидел молодой человек. Эмма подумала, что новый сотрудник.  Незнакомец  ничего не делал и только слушал её и смущал внимательными взглядами.

     На экзамен Эмилия зашла первая и предложила отвечать без подготовки. Смелый это был поступок. Означало, что берёшь билет и, не глядя в вопросы, сразу отвечаешь. Принимал сам Иван Иванович.  Получив его согласие, она с нетерпением прочитала вопросы и мысленно возликовала: знает всё. Подробно и с блеском ответила. Он  дополнительно спросил на тему, не относящуюся к билету, так и сказав, что хочет проверить не только знания, но и логичекое мышление.
 
     - Если разбить кирпич на мелкие осколки, а потом сложить их вместе, будет ли масса до равна массе после?
      Эмма ответила, что нет, ибо какая-нибудь частичка да окажется неучтённой, и массы не сойдутся. Оказывается, это называлось  дефектом массы. Она мыслила правильно. Получив заслуженную пятёрку, с огромным облегчением и лёгким оттенком  грусти первая вышла из аудитории.

      Девушка могла ручаться, что тогда никто из курса в данном предмете не разбирался лучше неё.
      Что значит высокий душевный подъём! Горы сметёт убеждённый человек, нет для него преград! Не зря душа признана первичной, а тело - вторичным. Она первой поднимает к небу и  первой заболевает.
 
      Не сделав и трёх шагов, Эмми почти столкнулась с тем молодым человеком, которого приняла за нового сотрудника. Он не просто стоял там, а ждал… её.  Улыбнулся, сказал, что зовут Игорем, поздравил с оценкой и предложил  проветриться после такой нагрузки.

      Это был сын Ивана Ивановича.
45 Эмма и семья Игоря
Ольга Гаинут
 

   Игорь усиленно приглашал Эмму познакомиться со своей семьёй, но  впечатлительная трусиха не решалась. Он убеждал, что в его семье такие же люди, как все окружающие. И отец, светило мировой науки, тоже простой домашний человек. Наконец, девушка согласилась. "Ой, ведь пойду к парню, который уже завладел моим сердцем, - проносились панические мысли. - И потом, как там будет, дома у крупного учёного Ивана Ивановича? Видеть его на лекциях - это совсем другое, чем быть у него дома. Мы же совсем разные".
    Первой вышла мама Игоря Инесса Викторовна. Она оказалась  выше мужа и моложе. Чёрные густые волосы собраны в высокий хвост, немного смуглая кожа, правильные черты лица, пухлые, красиво очерченные губы, привлекающие взоры. И  большие внимательные глаза, доброжелательный взгляд которых согрел девушку с первой минуты. «Ну, Иван Иванович, - подумала Эмма, - молодец, какую красавицу нашёл!»

   Представились два брата Игоря: Алексей – старший, ему 30 лет, и Сёмка – младше Игоря на два года. Сыновья были копией мамы, как будто Иван Иванович в этом процессе и не участвовал. Эмма давно наблюдала за семейными парами, общалась со многими и поэтому сделала вывод, что дети похожи на того родителя, который больше хотел их появления. Иван Иванович весь в науке, ему не до детей было. Вот и получились три маминых сына: высокие, статные, смугловатые. Одним словом – красавцы. Гордость родителей!

   - Вот, Эмма, мои дети, - жестом руки указала на них Инесса Викторовна. – До академика Петра Капицы мы не дотянули по числу детей, - засмеялась, - зато мозги им дали неплохие.

   «Скромная, - отметила гостья. От Игоря она уже знала, что все сыновья, как отец, стали физиками и упорным трудом и явными способностями достигли хороших результатов. Особенно Игорь хвалил Алексея. – Но сказала только "неплохие", расхваливать  не стала. Умница».

     И контрастом перед ними предстала сама Эмма: рост сто пятьдесят восемь сантиметров, худая, среднестатистической внешности студентка пятого курса университета. Разве что коса, которая осталась с детства(ниже талии, натурального пепельного цвета, пушистая и толстая), была редкостью.

     Мама говорила: "Дочка, посмотри на женщин старше сорока лет. Или короткая стрижка до плеч, или совсем, как у мальчишек. Носи косу, пока можешь. Уже этим ты отличаешься от остальных". Девушка стала целенаправленно приглядываться к женщинам на улицах, в магазинах и поняла, что про стрижки мама была права.

     "Ох, мама, - думала Эмма, - если бы только косой. А-то ведь совсем белая ворона. И страдаю от этого.
    Разве мы рождаемся, чтобы страдать? Хочу быть, как все. Вот идём мы с девчонками по улице и едим мороженое в бумажных стаканчиках. Потом все незаметно куда-нибудь поставят пустой стаканчик, а я непременно принесу домой – совесть не позволяет.
     Или стоим перед аудиторией кружочком между парами, а одна вдруг достаёт бутерброд и начинает его поедать, не заботясь о том, что все тоже голодные и только ждут времени обеда. Я так эгоистично никогда не смогу.
     Частенько по дороге домой захожу в  гастроном, где покупаю ливерную колбасу для Пальмы, бездомной собаки, уже много лет облюбовавшей наш двор. Она совсем одна, беззащитная. Мальчишки, бывает, кидают в неё камни и хохочут. Я  бросаюсь на защиту и снова страдаю. Убеждаю себя не реагировать так отчаянно, но ничего не помогает".

    - Инесса Викторовна, да они у вас - орлы, - от чистого сердца похвалила Эмма.
    - А вот жениться не хотят,  - голосом матери, довольной своими детьми, посетовала она. – Все в отца. Тот тоже до тридцати лет на девушек не смотрел.
    - Мамуля, он бы и потом  не смотрел, если бы не твои глаза, - воскликнул Сёмка и обнял её.
    «Душевные люди, - думала Эмма, - и дружные. Как хорошо!»
    Отец семейства участвовал в каком-то симпозиуме.

    Расположились в гостиной. Девушку не интересовали диваны, ковры и кресла, а вот люди - это самое важное. Когда  общалась с открытыми людьми, то становилась и болтушкой, и хохотушкой. "Конечно же им интересно узнать, кто я, что я" - понимала она. Поэтому стала рассказывать.
    - До университета я окончила техникум. С отличием. Я не хвастаюсь, просто люблю всё делать по максимуму: учиться, так очень хорошо, работать, так от души.
    - Вот, мотайте на ус, - Инесса Викторовна кивнула сыновьям.

    - Ой, ну что вы! Как есть, так и говорю. Так вот. На третьем курсе техникума, когда мне было семнадцать лет, я жила в общежитии, которое вмещало сто человек. Была холодная вода из крана и горячая вода из большого, нагреваемого электричеством бака,  электроплиты на кухне, комната отдыха с телевизором, гладилка, а вот туалет - на улице.
     А зимой мороз в центральном Казахстане под тридцать градусов, плюс ураганный ветер, который продувал до последней косточки.
Замерзало всё, включая и содержимое общежитского туалета. И в скорое время из отверстий выросли горы замороженных продуктов жизнедеятельности, именно высоко стоящие горы затейливой формы. Да и рядом с отверстиями всё напоминало снежные горные массивы. И важная составляющая жизни ста человек стала невозможной.
     Меня в тот год выбрали старостой общежития, в помощь коменданту. Это была медлительная  равнодушная немка лет сорока пяти. Вот я её и спросила, что же делать, как решить эту проблему? Она развела руками. Тогда в один день, придя с учёбы, я взяла у неё железный лом,  и пошли мы с ней к зданию туалета. Она стояла рядом, а я пыталась что-либо сделать, нанося удары со всей силой. Но что можно сделать с вечной мерзлотой?
     Комендантша развернулась и ушла. Я, как неопытный альпинист, который, только что сорвавшись, снова карабкается к вершине, не оставляла своих попыток в борьбе с одной из торчащих из отверстия глыб. И вдруг заметила, что глыба стала пошатываться, потом - всё больше и... упала. Ура, победа! Уж дальше с удвоенным энтузиазмом закипела работа. Пали все горы в отверстиях. Но ведь ещё подступы заняты врагом. Надо смести и этого врага.
    Так я работала часа три на глазах всего общежития, но ни одна душа не вышла помочь.
   Всю эту процедуру я повторила весной, с той лишь разницей, что враг уже был размягчён и не оказывал сильного сопротивления, да вышли помочь две девчонки из группы.
    Зато при выборе старосты в последующих годах была проблема: никто не хотел быть на этой должности, откровенно заявляя, что чистить туалет они не пойдут. "Мы на такое, как Эмма, не способны".

    Рассказывая, она помогала себе и руками, и мимикой, и загадочными паузами.
    - Заметьте, как деликатно девочка выбирает слова, какой слог, – оценила Инесса Викторовна.
    - Эмми, это же, как подвиг!  - воскликнул Сёмка. – Я бы не решился на такое. Хоть и не лентяй. Подтверди, мама. И рассказывает, как артистка.
    - Миля, ты – чудо! – выдал свой вердикт Алексей.
      А Игорь, разведя в стороны руки, выразительно покачивал головой, как бы говоря: «Вот такая она, моя Эмми. Не зря 28 лет искал».
    Эмма почувствовала, что в атмосфере комнаты витает уже другая аура, все лица светились добром, неподдельным интересом. Инесса Викторовна ласково погладила её косу.
    На прощание все обнимали девушку и просили непременно приходить к ним в гости. Правда, ей показалось, что Алексей дольше положенного не разжимал объятия. Или чувствительная натура перемнила?

    В следующий раз через неделю Игорь сообщил, что отец уже дома. Не успела Эмма войти, как Сёмка и Алексей уже с радостью принимали её сумочку и зонт. Потом они отошли чуть подальше и застыли от удивления. Девушка пришла с распущенными волосами. Волнистый пепельный поток струился по спине.

    - Ну, Эмма, навела ты шороху в моём семействе. Наслышан, - сразу начал Иван Иванович.  Ему было шестьдесят лет, но выглядел не старше пятидесяти. Мужчины вообще дольше женщин выглядят молодыми.
    - Папа, она такая рассказчица. Она всегда такая, – убеждал Сёмка. - Поверьте моей интуиции. Вы же знаете, я не ошибаюсь.
    - Она и сегодня нам много расскажет, - поддержал его Алексей, загадочно улыбаясь.
    - Ну чего налетели на девушку, обормоты, – заступилась за неё Инесса Викторовна. – Садись, деточка
    Обращение «деточка» снова приятно прошлось по сердцу.  Эмма ответила ей благодарным взглядом.

    - И расскажу! Почему нет? – она знала, как быстро может загораться и почувствовала, что её так и понесло на общение, словно бумажный кораблик, толкаемый ветром по бегущему ручейку талой весенней воды.
    "На первом курсе техникума, в пятнадцать лет, я жила на квартире с тремя девушками старше меня на два года.  Зимой завалило снегом так, что стало трудно выйти на улицу.
    Тогда я взяла у хозяйки-старушки широкую деревянную лопату и давай кидать снег Красота: солнце - яркое, мороз - крепкий, снег - белоснежный, пушистый. Знатно поработала!
    А мои девицы и не пошевелились. Даже не вышли на улицу, чтобы  взглянуть на солнце, зажмуриться от снега, блестящего в ярких лучах, вдохнуть свежего воздуха и расправить плечи, радостно улыбаясь.  Одно это так приятно и позитивно!
    Я зашла в дом - щёки горят, душа поёт. И следом за мной входит  мать одной из них: приехала навестить дочь.
    "Да что ж ты, доченька, бледная, как полотно, – жалобный вопль матери, обращённый  к  дочери. -  И вы двое - тоже. Гляньте на неё (взмах руки в мою сторону): щёки, как яблоки, так и пышет вся".

    Я всё думаю, почему нет у людей желания и азарта поработать, хотя бы для себя лично? Что это - лень, скука, себялюбие? Может, мало закваски от рождения досталось? Может, они не виноваты, что живут без куража, инертно? Говорят, что нельзя ждать от человека то, что ему несвойственно. Ведь не выжимают лимон с целью получить томатный сок".

    - Вот это наш человек! - выкрикнул Сёмка. А Эмма уловила на себе влюблённые взгляды Игоря … и Алексея.
    - Тема куража меня тоже интересует, - подхватил Иван Иванович. -  Азарт, удаль, задор нужны  не только при работе. Как-то мы с одной делегацией пошли в ресторан. За соседним столиком сидели две пары. Одна женщина не отличалась красотой, а вторая имела весьма приятную наружность. Явно замечалось, что оба мужчины неровно дышали к красавице.
    Я всё чаще наблюдал за ними. Женщина обычной наружности вела приятный разговор, смешила мужчин, поднимала настроение, а красавица молча ела, и её лицо не выражало ничего. Потом заиграл ансамбль. Красавица и танцевала вяло, явно не умея и не имея даже желания. Её тело в танце не радовало, а скорее  угнетало. Зато другая женщина отдавалась танцу со страстью, всей душой. Умела танцевать и умело вела партнёра. Тогда второй мужчина, видя это и тоже желая танцевать с активной, обворожительной в танце женщиной, стал приглашать не «свою» женщину и получал удовольствие. К концу вечера оба мужчины уже неровно дышали совсем не к красавице.
    Ну, не было у красавицы азарта, не досталось ей куража! А факта пустой, физической красоты душевному человеку мало!
    И с нежностью посмотрел на жену.
    - Ой, Иван Иванович, мы с вами одной крови, - вырвалось у Эммы.
    - И мы, - подхватили остальные.
    Все засмеялись.

    - Знаешь, Мили, у меня три подруги, - поделилась Инесса Викторовна. -  Так одна говорит, что гладит бельё также быстро, как я, но очень плохо. А вторая утверждает, что гладит так же хорошо, как я, но очень медленно.
    - Мама, ты же у нас самая красивая, умная, хозяйственная, - радостно стали утверждать сыновья, а Иван Иванович, довольный, прятал улыбку в усы.
    - Особенно я люблю красиво развешивать бельё после стирки, - продолжала Инесса Викторовна, - и, конечно, наблюдаю, как это делают соседи.

    - Ой, Инессочка Викторовна, - не удержалась Эмма, - точно так и я.
И тут же покраснела: вот разошлась-то. Но в ответ увидела, что они довольно заулыбались. А потому продолжила:
    - Иногда  бывают такие моменты, когда я провожу без дела несколько часов, размышляя о жизни, так потом такое опустошение накатывает, что позволила себе безделие, вплоть до ненависти к себе! Интуитивно понимаю, что единственный выход – это   схватиться  за тряпки с целью перемывать дом. И постепенно начинает «отпускать», вслед за каждым вымытым шкафом или окном приходит успокоение, возвращается самоуважение, довольство жизнью, состояние счастья, если хотите. Маленькое, короткое, но счастье! У вас ведь так же, я уверена!

    - Да, я согласна, что без работы человек деградирует. Вот бы  вам, сыночки, попалась такая жена.
    И все посмотрели на Эмму. Она готова была провалиться сквозь пол. Поэтому опустила голову, и волосы закрывающимся после концерта занавесом скрыли пылающее лицо. Инесса Викторовна поняла состояние девущки и попросила: «Там, в самой дальней комнате, стоит шкатулка из уральского малахита с фотографиями. Принеси, пожалуйста, Эмма».

    Мили резко развернулась. Волосы разлетелись веером. Спиной чувствовала восторженные взгляды. Найдя шкатулку и полюбовавшись, уже собралась нести её хозяйке, но дорогу преградил Алексей. Было ясно: пришёл не случайно. Он близко подошёл к ней, широкие плечи наклонились прямо к её лицу, и Эмма услышала заалевшим ухом: «Королева!». Она резко посмотрела на него, чтобы понять, что это было. Но ошибиться было нельзя.

    - Да, ты правильно поняла, люблю, - признался молодой человек, блестя глазами. – Зачем Игорь, Эмми? Я, - стукнул себя в грудь кулаком, - я сделаю тебя счастливой.
    - Я тоже люблю, - её глаза наполнились слезами: первый раз она вслух произнесла эти сладкие слова. – Игоря!
    Алексей застонал и схватился руками за голову.

    Поставив перед Инессой Викторовной шкатулку, девушка прочитала тревогу на лице женшины и не ошиблась.
     - Эмма, я сразу поняла, что ты не такая, как все. Мы безумно рады, что Игорь встретил тебя. Но ты свела с ума не только Игоря! Сёмка прожужжал мне все уши: «Эмми  - прелесть! Эмми - такая молодец! Как я счастлив видеть её!», а Алексей, наоборот, замкнулся. Но я-то вижу: страдает. Что же  делать?
 
     Сёмка радовался за Игоря и Эмму. «Я буду искать такую же девушку, как ты, Эмми, - убеждал он её. – Как ты думаешь, найду?». «Конечно, - отвечала она в полной уверенности.  – Как корабль назовёшь, так он и поплывёт».
     Но Алексей, стоявший рядом, с грустью сказал: «Таких больше нет». 
46 Грибы
Нина Гаврикова
Грибы

Выходной. Выезжаем из ду;шного, тесного города. Торопимся на просторы русской северной природы отдохнуть, очистить легкие от тяжелого дыма заводов, гари, копоти, выхлопных газов автомобилей, от вездесущей серой едкой пыли.
Путешествие по заветным местам дарит заряд бодрости, оптимизма. Лес наполнен прохладой и свежестью. Деревья, качая кронами, шумно переговариваются друг с другом. Листва чуть заметно трепещет от нежного прикосновения ветра. Осторожно ступаем по упавшим тонким веткам, они сердито трещат, предупреждая обитателей здешних мест о присутствии людей. Птицы на мгновение замолкают.
Издали замечаю в поредевшей к осени траве красную шляпку. Неторопливо присаживаюсь, аккуратно срезаю гриб под самый корень. Восторг наполняет душу! Первобытный азарт овладевает телом! Каждый следующий шаг по земле, как целая вечность, пока следующий подосиновик не качнет мне приветливо шляпкой. Очередная удача, а в сердце разливается любовь без границ. Корзинка полна, пора возвращаться.
Вот и дача. Высыпаем дары природы на стол и готовим долгожданный ужин. Заслышав гул машины, как по команде, припадаем к окнам. Любопытство пронзает сознание в сотые доли секунды: кто может в этой глуши странствовать в такой поздний час?! Да это же наши соседи едут проведать родителей. Знакомство, однажды возникнув, как маленькое теплое течение реки Дружбы кружит нас в водовороте и носит от одного берега к другому.
Стук в дверь усиливается. Оказывается сегодня у семейной пары – юбилей! Мы все вместе кочуем к соседям на загороду*. Стол накрыт по-деревенски хлебосольно. Чего тут только нет: пироги, студень, огурцы и грибы соленые, салаты, фрукты, конфеты. Поздравляем юбиляров. Свет вечерней зари будоражит сознание. Белоснежные облака зависают над лесом, будто ангелы машут крыльями. Снисходит внутреннее умиротворение. Счастье! Вот оно рядом! Оно здесь везде!
Философские размышления прерывает мама юбиляра, щедро угощая нас, предлагает отведать соленых грибов. С неохотой, просто для уважения, берем с мужем по ложечке, пробуем. О, чудо! Что это?! Такая вкуснотища! Узнаю рецепт приготовления, на что опытная хозяйка отвечает просто:
- Да здесь рыжики с сыроежками.
- Как? А мы сыроежки не берем.
- Вот и зря. С сыроежек снимаю пленку и кидаю в кипящую воду, потом откидываю на дуршлаг, так они остаются хрустящими. А потом солю их вместе с рыжиками, которые весь свой аромат отдают сыроежкам.
- Надо же, как бывает?! – не унимаюсь я.
А старушка, умиленно посмотрев на сына с супругой, а потом на нас с мужем, продолжает:
- Грибы, как мужики. Знаете, что народная мудрость гласит?! «У хорошего мужика баба - золотая, и все самовары в доме блестящие!» Али не согласны?
- Как не согласиться?! – улыбаюсь я в ответ.
47 Ангел в расслабухе
Олег Маляренко
Несколько лет подряд я следовал одному и тому же странному, на первый взгляд, увлечению – отправлялся на неделю-полторы в лесную глушь, чтобы побыть в одиночестве и тиши, подальше от городского шума и людской толкотни. Там я расслаблялся душой и телом, приводил в равновесие здоровье, а мысли в порядок, и тем самым получал заряд бодрости на целый год.

Жена привыкла к такому моему чудачеству и относилась к нему с должным пониманием, поскольку это укрепляло и освежало наши отношения.

Селился я в домике, затерянном в густом лесу, у знакомого лесника Никиты Яковлевича, глухонемого от рождения, человека пожилого, но по-молодому бодрого, и с чистой душой. Присущий леснику недостаток был мне только на руку, так как наше общение сводилось к минимуму.

Я купался в озере, ловил рыбу, собирал грибы, готовил пищу, но большую часть времени предавался любимому занятию – ничегонеделанию, напрямую соприкасаясь с природой.

В один день Никита Яковлевич отправился проведать родню, оставив меня на хозяйстве, или наоборот. Я покормил курей и хрюшку, кота и собаку, и присел на завалинке, чтобы почитать Библию. Книга была старинной, как и всё в домике. Библию я читал и прежде, но довольно поверхностно, а сейчас появилась возможность прочесть её вдумчиво.

Вдали на тропинке показалась человеческая фигура в белом. Когда путник приблизился, я застыл от изумления – по всем статьям он являл собой ангела. Высокий и стройный юноша, светловолосый и голубоглазый, с лицом такой красоты, от которой женщины сходят с ума, с выступающими из-за спины могучими крыльями. Одет в лёгкий балахон, свободно облегающий его фигуру. Одежда не просто белая, а ослепительно белая, казалось, вся сияющая. Взгляд спокойный, добрый и приветливый. Походка лёгкая и уверенная.

- Мир дому твоему, добрый человек! – произнёс ангел.
- Мир входящему! – сказал я первое, что пришло на ум.
- Дай напиться воды, милейший.

Я поспешил в дом. Ключевую воду беру в ближнем роднике, и она потрясающе вкусна. А перед выходом перекрестился на икону в углу.

Незнакомец с явным удовольствием пил воду.

- Извините меня за любопытство. Вы на самом деле ангел?
- Без всякого сомнения. А что тебя удивляет?
- Пожалуй, ничто. Но крайне редко приходится видеть ангелов.
- Тот, кто кроток и добр душой, видит нашего брата часто. Меня зовут Нафтусаил, можно Нафик. А как кличут тебя? Кстати, называй меня на «ты».
- Меня зовут Михаил, можно Миша.
- Чудесное имя. Так зовут моего непосредственного начальника, по-вашему, архангела. Чем занимаешься Михаил?
- В настоящее время ничем, потому что на отдыхе.

Ангел заметил Библию в раскрытом виде.

- Сразу видно, Миша, что ты человек, верующий в нашего Господа. О чём читаешь сейчас?
- О Содоме и Гоморре.
- Прекрасно помню эту прискорбную историю. До сих пор стоит перед глазами картина их заслуженной гибели.
- Сколько же тебе лет, Нафтусаил?
- Вопрос некорректен, ибо у ангелов нет возраста.
- Правда, что у каждого человека есть свой ангел?
- Чудовищное заблуждение. Ангелы имеются только у самых достойных, иначе для всех людей ангелов не напасёшь. Вот ты, Михаил, человек достойный, и отныне я буду твоим ангелом.
- Чудесно. Благодарю тебя. Теперь этот день я буду отмечать, как день ангела. А теперь скажи, что привело тебя сюда?
- Один раз в сто лет нам позволено расслабиться. Для меня как раз такой день наступил, и я хочу хорошо отдохнуть, или оторваться по полной программе, как говорят некоторые отроки. Короче говоря, я хочу на сегодня забыть, что я ангел, и почувствовать себя человеком со всеми свойственными ему недостатками.
- Здесь для отрыва не самое подходящее место.
- Вот ты и поможешь мне выйти к людям. Но я хочу это сделать инкогнито, чтобы не подрывать устои веры.
- Понимаю. Тогда тебе надо переодеться и спрятать крылышки.

По комплекции Нафик мало отличался от меня, поэтому подобрал кое-что из одежды, и чтобы не смущать его, вышел из дома.

Вскоре в дверях показался ангел в синих потёртых джинсах и красной футболке с эмблемой Чикагского университета. При этом совершенно без крыльев. Их я увидел рядом со стулом, на котором висел аккуратно сложенный балахон. Теперь Нафтусаил напоминал обыкновенного парня, только чертовски красивого.

До ближайшей деревни было километров четыре-пять, там имелось придорожное кафе, где можно было выпить, закусить и пообщаться с посетителями. Я и Нафик собрались тронуться в путь, когда вблизи домика появились две молодые женщины. Судя по тому, что обе держали в руках ведёрки, можно было безошибочно определить, что они грибницы.

- Скажите, пожалуйста, как пройти в деревню. Мы собирали грибы и заблудились, - сказала та, что покрупнее.
- Здесь прямой дороги нет. Отдохните немного, и я вас проведу, - отозвался я.

Любительницы грибов, приятные и привлекательные, одеты были по-городскому. Присели на скамейку и стали развлекать нас рассказами о том, что они видели в лесу. Новых знакомых звали Клавдия и Ангелина.

Я обеспокоился тем, чем бы угостить дам. Для этого пришлось совершить набег на запасы Никиты. Как говорил мой дед, что есть в печи, на стол мечи. Я и метал. Помимо прочего обнаружил и извлёк из погреба несколько прохладных бутылок водки.
 
Через полчаса наш квартет заседал в тени огромного бука. Я приложил все свои кулинарные способности и красиво разложил в тарелки наличные разносолы. После нескольких тостов мы сбились со счёта. Меня сильно удивил Нафик, который хлестал водяру как воду в жаркую погоду. А закусывал он мало, что для ангела вполне естественно.

Во время банкета Клава попала под очарование Нафтусаила и бросала на него нежные и влюблённые взгляды. А вскоре я заметил, что под столом она украдкой касалась ножкой его джинсов выше колен. На удивление, Нафик не стал возмущаться такой распущенностью. Геля, проявляя солидарность с подругой, тесно прижалась ко мне. Честно сказать, я не стал её отталкивать, поскольку я не ангел.

Мой ангел высоко оценил качество Никитиной водки и поглощал её в изрядном количестве. Видно, там наверху этот напиток в большом дефиците. Если бы я выпил столько водки, то отдал бы душу Богу. А Нафтусаил оставался на вид трезвым как стёклышко. Определённо, наверху ему покровительствовали.

Не в силах сдержаться, Геля обняла меня и жарко поцеловала. Пришлось ответить ей тем же. Чтобы не отстать от подруги, Клава страстно заключила в объятия Нафика, а он крепко схватил её за попку. Ещё немного и крепость сдастся без боя.

Однако нашу идиллию внезапно прервал голосистый собачий лай. Из-за деревьев во двор выбежал чёрный бульдог.

- Отелло! Как ты попал сюда? – завопила Клавуня.

Бульдог Отелло лизнул ей руку и моментально убежал дружить с нашей Жучкой.

А тем временем появилось двое мужиков, я бы сказал, бугаёв. Заметно было, что они настроены крайне агрессивно, а это не предвещало ничего хорошего. Я с тоской подумал о том, что здешняя тишина и безмятежность исчезает на глазах.

Один из мужиков набычился, глаза его налились кровью. Он схватил Клаву за руку и грубо потянул за собой.

- Ну, ты Клавка и шалава! Я обыскал весь лес, а ты здесь бухаешь и лижешься с мужиками.
- Успокойся, Костя! Мы с Гелей заблудились, а эти люди собрались провести нас в деревню.
- Так ты ещё врёшь, дрянь! Я своими глазами видел твой заблуд, - выпалил Костя и влепил Клавочке оглушительную оплеуху.
- Не следует обижать женщину, добрый человек. Она не совершила ничего предосудительного, - тихим голосом промолвил Нафтусаил.

Это взорвало Костю. Он оставил Клавдию и подошёл к ангелу.

- Раз ты называешь меня добрым человеком, то получи моего добра.

И  озверевший поддонок ударил ангела кулаком. Тот прикрылся рукой, и удар пришёлся касательно по его правой щеке.

- Господи! Прости этого заблудшего человека. Он не ведает, что творит, - мягко произнёс Нафтусаил и молитвенно сложил руки.

От такой неожиданности все, включая и мужиков, опешили.

Тут уже вмешался я, иначе кроткий ангел подставит левую щеку и будет избит, что совершенно недопустимо.

- Опомнись, мужик! Только что ты ударил ангела! – заорал я.
- Ну, если он ангел, то я и тебе всыплю чертей! – замахнулся на меня Костя.

Но он не успел ничего сделать, потому что Нафик нанёс ему удар в подбородок снизу, классический апперкот. Удар был такой сильный, что противник отлетел на несколько шагов и свалился. Это уже был нокдаун!

Я отказался верить в реальность того, что случилось. Ай да ангел! Какой молодец! Ничто человеческое ему не чуждо.

Клавдия кинулась поднимать рухнувшего Костю, теперь уже злобно глядя в нашу сторону.

- Пойдём, дорогой, отсюда и не будем связываться с этими драчливыми ангелами.

Геля потянула другого мужика и вся тёплая компания, забыв попрощаться, покинула двор. С некоторой задержкой к ним присоединился и бульдог Отелло. Я подумал о том, что настоящий Отелло – мужик Клавы. Победа была за нами.

- Ловко ты стукнул того прохвоста, Нафик, - похвалил я. - Ты раньше занимался боксом?
- Нет. Это у меня природные способности. Сегодня позволил им проявить себя. Давай, Миша, отметим нашу победу, - взялся Нафик за бутылку.
- Только без меня.

Незаметно наступил вечер. Подул свежий и прохладный ветерок. Краски окружающей природы потускнели и потемнели. Я покормил скотину и навёл порядок. Ангел сидел в глубокой задумчивости.

- Оставайся ночевать, Нафик, - подал я голос.
- Что я и собираюсь делать. А вдруг эти добрые люди захотят вернуться.
Я постелил ангелу лежак, стоящий посреди двора. Он лежал, глядя на звёздное небо, и думая о чём-то своём.


Проснулся я ранним утром, когда едва рассвело. Нафтусаил был уже на ногах, в белом балахоне и с крыльями.

- Куда ты, Нафик, в такую рань? Оставайся и я приготовлю завтрак.
- Не могу больше оставаться. Мне пора на работу?
- И что у тебя за работа? Экстренное совещание у Бога?
- Более интересная. Я снимаюсь.
- Где же, если не секрет?
- Секрета нет. За речкой на натуре снимается фильм «Падший ангел».

Такое известие ввергло меня в такой смех, что едва сдержал поток жидкостей (слёз), что едва не хлынул из меня.

- И ты снимаешься в главной роли?
- К сожалению, нет. Только второго плана.
- Ну и ржачку устроил ты, Нафик.
- Меня зовут Вячеслав, можно Славик. А в реквизите я пошёл, чтобы расслабиться и посмотреть, как на меня будут реагировать окружающие. Вот ты, Миша, поверил, что я настоящий ангел?
- Что за вопрос? Почти что, но привитый в детстве атеизм, заставил сомневаться.
- А какие красотки к нам привалили! В нашей киногруппе и близко таких нет.
- Да, девушки первый сорт. Жаль, что их мужики пришли не вовремя.
- Чего сожалеть. Думаю, наши жёны не хуже. Прощай, Михаил! Ты – лучший из лесных бездельников. Приятно было с тобой познакомиться. Спасибо тебе за всё!
- И я рад знакомству с тобой. А ты – лучший из ангелов. Превосходно сыграл свою роль и без единого прокола. Буду с нетерпением ждать выхода фильма на экран.

Ангел пошёл по лесной тропинке гордой, лёгкой и уверенной походкой.
48 Другая жизнь
Юрий Николаевич Егоров
1.

Познакомились они в детском саду, когда им было по шесть лет. На утреннике вдвоем разыгрывали сценку из сказки. Он изображал петушка, а она - курочку. Получилось забавно, так что все аплодировали. Когда настало время пойти в школу, детишки разлучились и долгое время друг о друге ничего не знали. В четвертом или пятом классе мальчишка пытался разыскать свою подружку – в этом приморском городе не так много школ. Только ничего из этого не получилось. А потом, когда он учился в девятом, к ним в класс привели новенькую. Это была Херти. Молодые люди сразу узнали друг друга, хотя оба изменились. Он вытянулся и стал элегантным кавалером.  Она превратилась в стройную красивую девушку. Юноше было приятно, что Херти не забыла его, и, как оказалось, тоже разыскивала. Все эти годы, что они не виделись, семья девушки жила в другом городе. Отец у Херти служил военным, и тогда его перевели по службе на край света, но вот недавно вышел в отставку. Херти теперь генеральская дочь. Ее отец – один из самых уважаемых людей в городе. Удивительно, что молодые люди оказалась в одном классе, словно кто-то это специально подстроил.
В день их новой встречи юноша залез на скалу, что на въезде в город, и на самом видном месте написал: «Дик + Херти = Любовь». Дик – так звали юношу.  Это не имя, а сокращенное от  фамилии. Друзья шутливо называли его Диккенсом. Юноша не обижался, поскольку и вправду любил знаменитого английского писателя. Из-за наскальной надписи скандал был на весь город.  Дика едва не выгнали из школы, благо и до этого у него подвигов хватало. Порядки тогда были пуританские. Но с Херти его было уже не разлучить.
Это были счастливые годы их жизни. Влюбленные вместе гоняли на мотоциклах по всему побережью. Херти была отчаянной гонщицей. Яркая, эффектная, с длинными светлыми волнистыми волосами на черном немецком Зундаппе, с двигателем в 750 кубиков. Мотоцикл – подарок ее отца. Где генерал добыл эту технику, никто не знал.  Шикарная зверюга каким-то чудом сохранилась с войны. Видимо, ее бросили отступавшие немцы.
Дик владел не менее старинным русским «Уралом», сильно покалеченном и несколько раз перекрашенном. Юноша  сделал его черным, как у Херти. Водительских прав у отчаянных гонщиков не было. Впрочем, никому в голову не приходило их спрашивать. Может, из-за ее отца, молодым людям это прощалось. И, вообще, машин в то время было мало. По городу еще ходили старенькие автобусики «Икарусы», серые и совершенно допотопные. Люди жили бедно, и тогда только начали появляться новые легковушки.
Еще Дик и Херти любили гулять по берегу холодного моря и под крики больших белых чаек предавались грезам о дальних странствиях. Мечтали уехать вместе на противоположный край земли - на Таити. Вообще-то, это была идея Херти, но Дику она сразу же понравилась. Там, на Таити, влюбленным хотелось забраться высоко в горы и смотреть на Южный океан лазуревого цвета. Им казалось, что здорово искупаться ночью под звездами в романтичном заливе Венеры, и чтобы ярко светил Южный Крест. Ради будущей поездки, абсолютно невероятной в то время, они даже учили французский.
Молодые люди готовы были объехать весь мир и прожить вместе всю жизнь, чтобы больше уже никогда не разлучаться.
В их городе на побережье стоял старинный костел, совсем без крыши,  разрушенный войной и заброшенный, вокруг которого все заросло диким кустарником. Когда-то лет сто назад в этом приморском краю жили лютеране – это одно из немногих зданий, оставшихся от них. Когда окончили девятый класс, в теплую июльскую ночь в этом костеле Херти сделала Дика мужчиной. Это был счастливый миг его жизни.
Молодые люди собирались пожениться, но им не было восемнадцати и родители девушки просили подождать. Влюбленные не мыслили жизни друг без друга.
Спустя год Дик и Херти окончили школу, и вскоре, к радости всех знакомых, объявили о своей свадьбе. Семьи готовились к долгожданному празднику. Был арендован лучший ресторан, приглашены музыканты, родные и друзья…
В тот свадебный холодный ноябрьский день Херти разбилась.
Это случилось из-за нелепой традиции, когда машина жениха перед регистрацией брака обязательно должна обогнать кортеж невесты. Поначалу все шло по плану, но в последний момент Херти захотелось посоревноваться. Она все время подбадривала своего водителя. Почти перед самым дворцом бракосочетаний  ее автомобиль с огромной скоростью  вылетел на встречную полосу и произошла страшная авария. Неопытный водитель не удержал машину…
Все, кто находился в автомобиле, отделались лишь ушибами. Только она…
Нелепая смерть, которую ничто не предвещало. На мотоциклах молодые люди много раз выделывали умопомрачительные кульбиты, и все обходилось, не считая небольших порезов, а тут - совершенно ровная дорога, центр города...
Две недели Херти пролежала в коме.  Рядом с ее койкой стояли букеты цветов, которые Дик приносил ежедневно с надеждой на спасение любимой. Все эти дни он молился Богу в том самом костеле. И каждый день Дик ходил во дворец бракосочетаний, умолял их расписать. И каждый раз ему отказывали. Последний раз он пришел, когда Херти уже не стало. Бездушные люди стали объяснять, что не могут зарегистрировать брак с мертвой. Весь город плакал от боли и несправедливости. Уговаривали мэра…
Родители Херти не простили Дика, хотя он был совершенно ни при чем. Может из-за этих дурацких гонок, но разве не отец подарил Херти этот злосчастный фашистский мотоцикл. Наверное, родителям так было легче. Они очень любили свою дочь.
Мать Херти с больным сердцем пережила дочь всего на две недели. Женщину хоронили под Новый год. Когда вырыли могилу, то рядом из земли показался гроб Херти. Генерал распорядился его достать. Отцу захотелось еще раз увидеть свою дочь, так сильно он ее любил. Когда гроб Херти вскрыли, многие отказались смотреть. Существует поверье, что не стоит беспокоить мертвых.
Генерал подозвал Дика. Мужчины стояли вдвоем и смотрели на Херти. Она была все такая же, красивая…
Отец Херти почти сразу после этого уехал из города. Больше Дик его не видел, и что с ним стало дальше, не знал.
Несчастный жених также не смог оставаться там, где все напоминало о возлюбленной. Спустя полгода Дик уехал в столицу поступать в университет и больше в родной город не вернулся.
Херти долго его не отпускала. Спустя десять лет после ее гибели Дик попытался начать другую жизнь. Решил, что нельзя бесконечно пребывать в прошлом,  постарался забыть Херти и полюбить другую, которая стала женой и родила ему двоих детей. Приятная женщина, домашняя и не злая. Только ничего из этого не получилось. Семья распалась…
Сейчас Дик скорее всего не узнал бы своих детей.  Они стали взрослыми и, вероятно, имеют семьи. Конечно, Дику было бы интересно на все это посмотреть, но он полагал, что не стоит баламутить их жизнь. Главное, это ничего не изменит. Дети все равно останутся чужими. Когда-то он совершил ошибку.  Дик не любил их мать, поэтому-то все и не сложилось.
Херти навсегда вошла в его жизнь. Она и по сей день оставалась с ним.

2.

Обычно по вечерам Дик проводил время за компьютером. Перед ним на мониторе пробегала жизнь других людей. В социальных сетях эти незнакомые ему люди спорили о футболе и политике, делились сокровенным, огорчались и восторгались. Находили одноклассников, радовались неожиданным встречам после долгих разлук. Их волновало происходящее вокруг и в этом они не были одинокими. Неожиданно Дику стало нестерпимо горестно, что среди этих людей нет его возлюбленной. Херти не поместит свои фотографии и не расскажет о себе. Как прежде они уже не будут спорить между собой из-за каких-то пустяков и не поделятся важными новостями. Он не услышит ее смешные словечки. Эта она дала приморскому городу свое шутливое название – Портика. Еще Херти придумала это обращение, наподобие итальянского: «Салют гонщикам!» Дик называл ее принцессой…
Она ушла из его жизни навсегда. Ее нет.
Дик увидел, что на его страничку за прошедший месяц заглянули два случайных пользователя. Пришли рождественское поздравление от администратора сайта и почему-то рекламное объявление из ветеринарной лечебницы. Все. Сам он не написал никому. Каких-то стоящих событий в его жизни, чтобы тревожить виртуальный мир, не произошло.  Для чего тогда он завел эту страничку? Подумав немного, Дик ликвидировал все свои записи. Он никому не интересен и ему не интересны объявления из ветеринарной клиники.
Перед немолодым человеком словно захлопнулось последнее окно. Все было бы по-другому, если бы была Херт…
Дик еще попытался чем-то заниматься, но все время думал об этом.
И вдруг, как будто бы что-то понял, он вернулся в сеть и быстро открыл новую страничку, на которой в качестве имени написал: «Херти». После этого аккуратно заполнил личные данные своей возлюбленной и разместил лучшую ее фотографию. Херти на ней на фоне моря за полгода до трагедии. С этого дня Дик стал писать от ее имени. Это были отрывочные воспоминания их юности: поездки на странных мотоциклах по берегу холодного моря, вечерние прогулки по развалинам костела, как на тихоходном буксире они плавали смотреть птиц на скалистые острова… 
Утром Дик от имени Херти размещал новости, а вечером сам же их читал.
Спустя несколько дней он неожиданно получил сообщение.

3.

«Saluto гонщикам! Сomment faire?»

«Attendu ton message. Привет принцесса!»

 «Ты еще помнишь французский?»

«Мы так ведь и не съездили на Таити»

«Какие наши годы! Только я немножечко волнуюсь, что там ты встретишь таитянку и забудешь меня»

«Не говори ерунды. Я обижусь»

«Прости. Давно не был в Портике? Интересно, как там сейчас?»

«В Портике у меня никого не осталось. Лет десять назад на юбилей школы собирался весь наш класс. Меня приглашали…»

«Жалко, что не поехал»
 
«Я спросил про наш костел, но к тому времени его уже снесли. Теперь на этом месте торговый центр»

«Когда-то это должно было случиться… А надпись на скале еще осталась, не знаешь?»

«Недавно в и-нете совершенно случайно нашел ее фотографию. Да, все на месте»

«Здорово! Представляешь, что там, в Портике, до сих пор о нас говорят!»

«Я думаю, что это культовое место всех влюбленных»

«Тогда я рада!»

«До нашей надписи тяжело добраться, иначе бы уже закрасили»

«Как только ты не сорвался?»

«Я сам удивляюсь, как туда залез. А вообще, лучше бы это случилось тогда со мной»

«Не говори так. Я бы не пережила. Ты же знаешь, как я тебя люблю»

«А вот я выдержал»

«Просто ты сильный»

«Прости меня, Херт»

«Ты – глупый. Другие люди живут всю жизнь, не зная счастья. Спасибо тебе за то, что подарил мне счастливую жизнь. Помнишь, как мы гоняли на мотоциклах по побережью? Как мы стояли на пирсе и ты укрывал меня своей курткой от ветра? Снежинки кололи меня в лицо. А в костеле? Я смотрела наверх и видела яркие звезды. Как на Таити»

«Я все помню!»

  «А как ты смотрел на меня, когда учительница привела меня в твой класс?»

«Признайся, мы оказались в одном классе не случайно?»

«Ты тогда об этом даже не догадался! А я не могла жить без тебя. Пока мы жили в другом городе, каждый день тебя вспоминала и ждала нашей новой встречи. И сейчас остаюсь твоя. Херти»

«Я люблю тебя. Навсегда. Твой Дик»

4.

Такое название аэропорта могли придумать только таитяне: Фааа. У них вообще в языке одни гласные. Самолет из Лос-Анджелеса прилетел ближе к ночи. После паспортного контроля у выхода в город Дика встретили с гирляндой цветков тиаре Патрик и Марселина, владельцы уютного лоджа в пригороде Папеэте.  Высокие и красивые, с приятным золотистым загаром.  Пока ехали домой сквозь открытое окно авто он вдыхал удивительные ароматы чудесного полинезийского острова. Насчет Таити Херти не ошибалась! Трудно на земле найти место красивее.
Утром все оказалось еще восхитительней. С террасы лоджа открывался удивительный вид на лазурный океан, такой, что мечтала увидеть Херт. А еще горы. Высокие, поросшие густым тропическим лесом.
Хозяева лоджа оказались премилыми людьми. Молодая супружеская пара перебралась сюда из Франции пять лет назад. Дик нашел с ними много общего. Оказалось, что в лодже он первый русский постоялец.
Первые дни в сопровождении гостеприимных супругов Дик колесил по всему острову.  Съездили и на мыс Венеры с темной полоской вулканического песка. Он купался в океане, а на небе горели яркие звезды, среди которых – Южный Крест. Потом на яхте плавали на соседний Моореа, остров ничуть не уступающий по красоте Таити.
По вечерам вместе ужинали на террасе. Угощаясь таитянским вином Дик рассказывал хозяевам о русских путешественниках Крузенштерне и Лазареве, когда-то открывавших эти земли и даже предложил разрисовать стену гостиной в русском стиле. Как таитянская королева Помарэ встречала великих путешественников из России. Супругам идея  понравилась.
И вот настал день, когда собрались на вулкан Орохену. Патрик и Марселина оказались большими любителями горных походов. Взяв с собой все необходимое, троица с рассветом вышла в горы. Узкая дорожка петляла среди высокой травы и густых зарослей в предгорьях, пока не забрались на гряду, идти по которой следовало осторожно, чтобы не соскользнуть вниз. По пути открывались великолепные виды горных вершин и водопадов. В долинах любовались деревьями с большими оранжевыми цветами, напоминающие орхидеи. На одной из стоянок Марселина стала собирать ягоды очень похожие на нашу землянику, только с более нежным вкусом.
Чтобы добраться до Орохены пришлось идти через перевалы. Спустившись в долину, в излучине ручья устроили бивак. Марселина на костре приготовила обед. Под коньяк спутники весело и беззаботно болтали обо всем на свете.
Поход занял целый день. К вечеру наконец забрались на гору. Весь остров оказался как на ладони. Долины прятались в легкой дымке.
Обдуваемый легким ветром Дик стоял на вершине Орохены и в лучах заходящего солнца смотрел на лазуревый Южный океан. Все, как они когда-то мечтали с Херт. Он перевел взгляд к себе под ноги. Крутой обрыв  упирался в огромную бездонную пропасть. Дик раскинул руки в стороны.
Со стороны показалось, что Дик через мгновение  полетит вниз. Марселина замерла в испуге, а Патрик, стремительно бросился к гостю и крепко обхватил его.

- Все хорошо, все хорошо,- успокоил Дик своих спутников, - я с вами.

В этот момент он решил, что останется здесь навсегда.
49 Сны Рафаэля. отрывок из повести Заплутавшие сны
Людмила Май
– Шурш... шурш... – лыжи легко скользили, и Рафик, каждой клеточкой ощущая свое сильное тренированное тело, испытывал невероятное чувство детской радости...

Убегающая по лыжне девушка в яркой оранжевой куртке временами оглядывалась, призывно взмахивала палкой и что-то кричала ему...

Дурачась, они блаженно повалились в рыхлый снег, и он совсем близко увидел раскрасневшееся хохочущее лицо и ощутил арбузный запах выбившихся из-под шапочки белокурых прядей...

Вдруг заливистый смех резко оборвался, как обрывается звук телевизора, когда внезапно отключается электричество. Волшебный мир погас и раздался знакомый рык монстра. Едва проснувшись, Рафик сразу все понял...

Он покосился на кровать, где лежал дед. Конечно же у него было какое-то имя, но Рафик называл его Гарибальди из-за черной растрепанной бороды с легкой проседью. Сиделки хладнокровно выполняли необходимые манипуляции с этим безмолвным неподвижным телом и равнодушно уходили, оставляя Гарибальди наедине со своими мыслями.

А в том, что дед мыслил, сомнений не было – когда во время уборки коляску с Рафиком впервые приткнули к соседской кровати, темные глаза паралитика засветились недоумением, переходящим в легкую насмешку. Он смеялся над ним! Рафика это нисколько не задело – он и не к такому привык. Чтобы не сидеть лицом к лицу и тупо молчать, он произнес: – Привет, как дела? – и увидел, как глаза деда сделались совсем черными, наполнившись невыносимой тоской.

Рафаэль был, пожалуй, самым уникальным обитателем этого дома престарелых и инвалидов: уродец с тельцем годовалого ребенка и бесполезными отростками неразвитых конечностей. Когда его, словно куклу, высаживали в коляску, эта маленькая фигурка с головой взрослого человека производила странное впечатление и невольно ассоциировалась с известной фантастикой Александра Беляева.

Возможно, его и назвали таким красивым именем, чтобы внести хоть какое-то изящество в эту дисгармонию. Вопреки прогнозам врачей Рафаэлю исполнилось уже двадцать два года, и он был обычным парнем, несмотря на анатомический парадокс.

***

С тех пор, как Гарибальди поселили в его комнате, Рафаэлю стали сниться очень необычные сны. Конечно ему и раньше что-то снилось – какие-то скомканные обрывки из его заурядной жизни, да еще этот отвратительный монстр...

Теперь же это были удивительно яркие и осязаемые картины, наполненные невероятными событиями. То виделись живописные горы с шумными водопадами и сверкающими озерами, то фантастические ландшафты морских побережий...

Изумительное ощущение босых ног на мокром песке...

Полет над облаками... Рев турбин и невнятный гул аэропорта... Руки легко вскидывают объемный рюкзак...

Однажды ему приснилась музыка... Чарующие звуки... Пахнущая духами женщина держит его за руку...

Каждый раз Рафаэль словно попадал в чью-то чужую счастливую жизнь и каждый раз переживал незнакомые волнующие чувства...

А по утрам его встречали пытливые глаза Гарибальди, будто спрашивая: – Ну как?

Рафика терзали догадки и смутные подозрения относительно своего соседа.

Однажды он спросил напрямую: – Как ты это делаешь?

Ответом был смеющийся взгляд.

***

Утром, как обычно, пришла сиделка и тут же выбежала из комнаты. Захлопали двери, застучали каблуки в коридоре, появились какие-то люди. Гарибальди накрыли простыней и увезли...

– Шурш... шурш... – дворник устранял последствия ночного снегопада.

Глядя в окно на заснеженный двор, Рафик страстно желал лишь одного: чтобы сегодняшний сон когда-нибудь повторился...

***

Сегодня всем обитателям центрального дома-интерната для престарелых и инвалидов приснились очень необычные сны.

Кто-то видел себя на фоне нереальных фантастических пейзажей, явно неземного происхождения, кто-то азартно решал задачи со сложными формулами и интегралами, хотя математикой совсем не увлекался. А одна старушка всю ночь таскала тяжелые канаты и драила палубу морского судна, при том, что никогда в своей жизни не видела моря, разве ж только на репродукции, висевшей в столовой.

Все это было таким странным и удивительным, словно там, в ведомстве распределения сновидений, кто-то основательно что-то напутал. С самого утра дом престарелых гудел растревоженным ульем: старики с изумлением пересказывали друг другу свои удивительные сны, выдвигая всевозможные версии и толкования.

Масла в огонь добавлял шебутной дедок, которого здесь никто всерьез не воспринимал и иначе как Васькой не называл. Возбужденно жестикулируя, он нес околесицу, будто этой ночью явственно видел над кроватью своего соседа голубоватое свечение из множества мельчайших сверкающих звездочек, которые сначала единым облаком парили над спящим, а потом вдруг разлетелись в разные стороны.

Но Ваське верить... Он часто выдумывал всякие небылицы про Рафика, парня с врожденной патологией конечностей, и всем загадывал, как ему казалось, очень остроумную загадку: – Без рук, без ног, а рисовать умеет, – имея в виду, что тот мог поставить свою подпись, держа ручку во рту.

Всеобщее оживление не коснулось только завхоза, с вечера случайно уснувшего в своей кандейке в изрядном подпитии. Ему всю ночь снилось одноглазое чудище, и утром, трясясь в лихорадке, он твердо решил завязать с этим делом...

Идиотские шуточки зловредного старикашки нисколько не напрягали Рафика, его бесило, когда тот брал в руки гармошку. У Васьки не хватало пальцев на обеих руках, однако это не мешало ему вовсю наяривать на своей двухрядке, не попадая на нужные кнопки и безобразно фальшивя. При этом он еще и орал дурным голосом частушки, преимущественно похабные.

Эти ежедневные концерты настолько надоели Рафику, что он решился на эксперимент...

Целый день Васька с сумрачным видом лежал на своей кровати, уставясь в потолок, и даже не думал хватать свою гармошку, чем очень удивил Рафика. Потом неожиданно вскочил: – Вот скажи мне, Рафаэль, ты когда-нибудь слышал настоящую симфонию? Чайковского, к примеру?

– Ты это к чему? – Рафик опешил – кажется, Васька впервые назвал его не Красавчиком, не Аполлоном, а его настоящим именем.

– Понимаешь... Музыка... Как бы тебе объяснить... Это тебе не просто так... Это... – Васька никак не мог найти подходящее определение и взволновано заходил по комнате. Наконец торжественно и очень значительно провозгласил: – Музыка – это сила!

Рафик даже засмеялся – он уже догадался, что его эксперимент, по-видимому, прошел успешно. Однако его шалость повлекла за собой непредсказуемые последствия...

***

Первой в комнату Рафика прошмыгнула баба Тася, та самая старушка, которой приснилось, будто она матрос на корабле.

– Тебя уже кормили, Рафаэлюшка? – и, сунув в рот Рафика конфету, стала рассказывать о странном ночном происшествии и про свой необычный сон. Рафик был в замешательстве: – Ничего себе! Он ведь только Ваське сон телепортировал, а получилось...

Баба Тася тем временем, суетясь и заискивающе заглядывая в его глаза, спрашивала: – Что же это все значит, Рафаэлюшка? Я ведь всю жизнь, не покладая рук... А тут такое... На старости лет... Нет чтобы как Пантелеичу – тот под пальмами загорал, красавицы ему угощение всякое подносили... Ваське и то симфония снилась... А я... Как же это?

– Я-то здесь причем? Вы о чем вообще? – Рафик делал попытки как-то вывернуться.

– А как же? Уж я-то знаю, да и Васька сказывал, что ты, Рафаэлюшка, снами управляешь. Ты уж в следующий раз и мне, как Пантелеичу... Я ж никогда на курортах не бывала...

Рафик только было хотел послать бабу Тасю вместе с Васькой куда подальше, как, робко постучавшись, в комнату вошел благообразный седой старичок, даже обликом похожий на своего полного тезку, великого классика русской литературы. Старушка тотчас скользнула за дверь, а новый визитер деликатно откашлялся: – Тут вот какое дело: мне давеча сон приснился...

Если бы у Рафика были руки, он точно бы схватился за голову – Лев Николаевич тоже пришел просить о другом сне, дескать, приснились какие-то люди, как будто родственники, а он их знать не знает и что лучше бы брата покойного увидать...

Другой старик, одноногий пьянчуга по фамилии Кобылко, известный дебошир и безобразник, яростно стучал костылем и грозил учинить скандал – ему тоже что-то не то приснилось.

Как назло Васька куда-то свинтил, и Рафику пришлось бы совсем туго, если совершенно случайно мимо не проходил директор дома престарелых. Услышав шум, он заглянул в комнату: – В чем дело, Кобылко?

– Александр Николаевич! – взмолился Рафик, ухватившись за единственную возможность своего спасения, – Васька, гад, напридумывал всякой фигни, теперь мне никто покоя не дает!

Директору совсем не нужна была вся эта заварушка в его учреждении, тем более что к Рафику он относился со всем уважением. Поэтому, быстренько во всем разобравшись, он велел разыскать Ваську и заставил его повиниться перед толпившимися в дверях стариками в том, что все придумал ради хохмы.

Ваське трудно было отказаться от своей убежденности, да и не хотелось ему подрывать свою репутацию. Однако выразительный взгляд директора... Васька начальство побаивался.

Рафик же уверил смущенных стариков, что не имеет к этому загадочному событию никакого отношения, а всему виной магнитная буря, случившаяся как раз этой ночью, и что об этом объявляли по радио. Александр Николаевич с готовностью подтвердил эту версию.

У Рафика отлегло от сердца. Не мог же он признаться, что получился такой вот побочный эффект от его эксперимента! Тогда вообще караул – запишут в какие-нибудь колдуны, а это совсем не входило в его планы.

С Васькой же все решилось просто: Рафик предложил ему надеть наушники, и старик услышал приснившуюся ему музыку. Он был в изумлении: – Ты это как?.. Откуда ты узнал?..

Рафик рассмеялся: – Чудик ты, Василий! Плеер я забыл выключить, а наушники на тумбочке лежали. Вот тебе и сон твой с симфонией!

– А как же?.. – Васька растерянно силился что-то понять.

– А никак! Бери плеер себе, если хочешь. Там много еще есть классной музыки, тебе точно понравится.

От греха подальше Васька не стал больше задавать никаких вопросов – кто знает, что на уме у этого парня...

***

А все началось с того дня, когда однажды в интернат волонтеры привезли плееры для незрячих. Достался такой плеер и Рафаэлю к его великой радости. Он тут же попросил библиотекаршу Наташу скачать из Интернета что-нибудь о снах – ему не давала покоя загадка Гарибальди.

Это оказалась аудиокнига какого-то американского психофизиолога. То, что Рафаэль услышал в наушниках, потрясло его воображение:

– В мире снов нет ничего невозможного. Можно оказаться на Марсе или в далеком прошлом, где-нибудь в первобытных пещерах, а можно в одно мгновение стать великим музыкантом или чемпионом, достигшим высоких результатов... Человек вполне осознанно может проникнуть в этот иной мир и даже войти в контакт с его обитателями...

По сути это был обучающий семинар с подробным изложением метода превращения мыслей в зрительные образы. Рафика охватило безудержное любопытство, и он во что бы то ни стало решил всему этому научиться.

Самое удивительное в его первых опытах было осознание себя абсолютно нормальным здоровым человеком. Любая мелочь, любая деталь теперь уже осознанного сна приводила его в восторг, будь то дуновение морского ветра или похрустывание снега под ногами, даже боль от случайно ушибленной коленки доставляла ему неимоверную радость.

Теперь его сны напоминали волшебные путешествия и приключения. Он мог  запросто выбирать себе любые сценарии, по ходу корректируя и направляя действие в нужное русло. А мог просто похулиганить: сигануть, к примеру, с крыши высотки без всякой опаски или щелкнуть чудище по его одноглазой морде. Этот Монстр, постоянно преследующий его в прежних снах, давно перестал интересовать Рафика и теперь невнятно существовал где-то на задворках, томясь от безделья.

Рафаэль любил свои сны. Можно сказать, что во снах и была его настоящая жизнь, а серые тягомотные дни были лишь неприятным и досадным приложением. За многие годы упорной работы над собственным сознанием он не только научился управлять снами, но и создавать свои собственные – яркие, красивые, эмоциональные.

Тот, кто когда-то дал ему имя великого художника, даже не догадывался, что в будущем этот калека создаст сотни не менее живописных полотен. Когда ему не хватало разнообразия красок для своих шедевров, он заглядывал в чужие сны, выискивая новые ощущения: звуки, запахи, прикосновения.

Весь этот великолепный мир представлялся ему огромным Небоскребом. На нижних этажах жили сны старые, потускневшие от времени, и было любопытно, заглядывая в окна, видеть дам в давным давно вышедших из моды нарядах, абажуры в комнатах и сверкающие бока самоваров. Постепенно эти сны стирались и исчезали вместе с теми, кому они когда-то снились.

Выше обосновались сны не такие давние, все еще хранящие в себе чувства и эмоции своих хозяев. А наверху, совсем уж в заоблачной дали, яркими звездочками вспыхивали новенькие, только что приснившиеся.

Можно было сколько угодно бродить по бесчисленным комнатам, лестницам, темным чуланам и запутанным лабиринтам коридоров и всюду встречать чьи-то необыкновенные фантазии, воспоминания о прежней жизни или предчувствия важных событий.

В арсенале Рафика было много замечательных снов, но он часто выбирал один и тот же: отправлял себя в зимний лес и уверенно пробегал по знакомой лыжне в надежде встретить однажды приснившуюся ему девушку. Но...

Каждый раз кто-нибудь влазил в его сон и все портил. Однажды ему показалось, что впереди мелькнула та самая оранжевая куртка, но тут совершенно некстати выскочил Васька со своей гармошкой...

Рафик раз за разом старательно продумывал свои действия, вспоминая мельчайшие подробности давнего сна...

Снова идет снег... Легкость, воздушность... Молоденькие елки под снежным шапками... Приятное напряжение сильного тела... Он знал, что впереди должна быть лощина, к ней он и стремился, направляя лыжи по знакомому пути и предвкушая упоительный спуск по заснеженному склону...
50 Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи
Евгений Солнечный
«Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи».
Эту фразу Иисуса можно понять, только мысля эзотерически. Но сейчас даже передовые ученые уже вышли на истинную причину экологического кризиса. Она в самом человеке, в его негативном мышлении.

Академики Шипов и Акимов открыли торсионные поля, излучаемые любым предметом, в том числе и человеком. Причем, они могут быть правой и левой закрутки.  Поля правой закрутки позитивно влияют на природу. вСЯ ПРИРОДА ПРАВОЙ ЗАКРУТКИ. Посмотрите, как вьются лианы по дееву. Животные, если их привязать закручиваются по часовой стрелке и сами немогут раскрутиться обратно. А «левые» - ее разрушают. К ним относится все ненатуральное, исскуственное. Особенно резко повлияло на экологию недавнее развитие химии.

Но не только физика, но и человеческие мысли имеют двойственность, зависящую от их негатива или позитива. НЕГАТИВНЫЕ МЫСЛИ РАЗРУШАЮТ ВСЕ ВОКРУГ, В ТОМ ЧИСЛЕ И САМОГО ЧЕЛОВЕКА. Позитивные, наоборот, оздоравливают. Главное слово – это «ЛЮБОВЬ», под которым понимается: доверие, понимание, прощение, благодарение и т. п. А все эти слова, с приставкой «не» - негативны.

Японский ученый Масару Эмото доказал справедливость этой теории, своими опытами на воде. Они настолько просты, что он предлагает каждому провести такой опыт. Для этого нужно нанести по капле воды на два стеклышка, и на одну сказать «люблю», а на другую – «ненавижу», и положить в морозильник. Оба слова произносить с соответствующими эмоциями, т. к. воздействуют вибрации и вера: «По вере вашей, да будет вам». Когда капли замерзнут, первая будет иметь вид красивой снежинки, а вторая – мутное пятно.

Вернемся к Иисусовой заповеди. Вторая часть уже стала понятной, а сейчас попробуем разобраться с понятием «спасения». Речь идет не о физическом теле, хотя, в какой - то мере, позитивное мышление влияет и на него. Добродушные люди живут дольше злых. Речь идет о посмертной жизни души. Ад и рай - это не место, а состояние сознания, которое сохраняется и после смерти физического тела. И представьте себе, лишенного тела. алкоголика, с сохранившейся привычкой, но утраченной возможностью ее удовлетворения. Это состояние и есть ад. Стало быть, СПАСЕНИЕ  - ЭТО ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ АДА. Выход видится в переходе на духовность, в которую входит не только нравственность, но и устремленность к совершенствованию сознания. К этому призывает и Иисус: «Стань совершенным, как Отец Наш Небесный».

На этом можно было бы и закончить, если бы читатели поверили и сразу приступили к совершенствованию своего сознания. Но сейчас в мире столько лжи, что доверию уже не остается места. И все же, дорогой читатель, задумайся: «А что если это спасительная правда?» И что важнее: твоя устоявшаяся правда или счастье здоровье, еще при жизни, не говоря уже об избавлении от ада в будущем.

Перед жюри тоже стоит выбор: отдать предпочтение интересу или пользе.Все написанное идет от души, а не от ума.