Прошло тринадцать лет, с тех пор как я начала эти записи. Судьба так резко меня притормозила - а может, наоборот, ускорила все события - или просто нагромоздила их в далеко не художественном порядке, так что мне было не до размышлений и воспоминаний.
Итак, прошло тринадцать лет, и живу я ( не «мы»,а я уже одна) не в Тушино, а в Ховрино, в районе Речного вокзала, а между этим была небольная отсидка в Выхино, оставившая неприятные воспоминания- бр-р-р…, как будто съела чего-нибудь несвежего.
И тогда, т. е. тринадцать лет назад мною двигало желание пробежаться памятью, пока она еще со мной по нескладной жизни, исключительно для себя, ну может быть немного для Настеньки, внучки, только в ней я увидела интерес к жизни предков со стороны отца.
Наверно от того, что с родным отцом, моим сыном, ей жить не пришлось, родители разбежались почти сразу после рождения, была для нее в этой стороне жизни какая-то неизвестность, недосказанность, может что-то хотела для себя понять.
Между делом я без видимой причины приобрела с годами такое неудобство для жизни как клаустрофобия.
Даже отдавалась в руки психоаналитика, молодой женщины, пытавшейся найти истоки этой странности , изрядно портившей мне существование в мире, где нельзя обойтись без лифтов, перелетов, переплавов и т.д и т.п. .
До истерики и слез она все-таки меня довела, чем была несказанно почему-то довольна и объявила,что на проглядываемом участке жизненного пути объяснению случившемуся нет и что причину надо искать в еще более раннем возрасте, куда пока нам с ней доступа нет..
Удивительно, как это некоторые уверяют, что помнят себя чуть ли не с пеленок. Упомянутый женщина-психоаналитик с грехом пополам довела меня « по волнам моей памяти» лет до пяти. Дальше хоть убей – провал, так, какие-то разрозненные куски
Разве что могла прояснить мама, она еще была жива…
Но спрашивать ее об этом как-то было недосуг, она была не рядом, а за три тысячи километров. В общем, мне пришлось приспособиться к моей клаустрофобии.
Поднимаюсь по лестничным маршам до 17 этажа - одна моя знакомая в Митино живет именно на семнадцатом,- смешно, когда я в первый к ней пошла в гости, я только на 17 этаже поняла, что перепутала подъезд- так что 34 этажа для меня это даже запросто!
Ползу в гору по серпантину, а меня обгоняет по воздуху оранжевый вагончик канатной дороги,чтобы выгрузить на высокой точке над Кисловодском желающих полюбоваться открывающимся видом; обменяла квартиру на шестом этаже на квартиру на втором.
Кстати, не потому, что тяжело было подниматься на шестой этаж, а потому что приходилось пользоваться загаженной бомжами, крысами и наркоманами черной лестницей.
В нашей стране лестницы должны быть только рядом с лифтами, только в этом случае еще можно рассчитывать на более или менее приличное их состояние,
так как то, что укрыто от глаза, то, что за углом, моими соотечественниками немедленно разрушается, разворовывается, превращается в общественный туалет.
Я не могу ездить в метро но и в этом стараюсь найти положительную сторону - много хожу пешком, езжу наземным транспортом, вижу, как меняется Москва.
Но - не смогла похоронить маму в 1999 году, она умерла в апреле: самолетом не могла лететь, а поезд идет трое суток, мне же позвонили в день ее похорон.
Не сумела съездить в Швецию, куда получила приглашение от Наташи Лео, потрясающе интересной женщины.
Полька по происхождению, в годы войны в Варшаве вместе всей семьей, она в возрасте 5-6 лет попала в фашистский концлагерь.
Родные погибли, Наташа чудом осталась жива, только навсегда осталась инвалидом с изувеченной рукой. Из лагеря в лагерь, из одной страны в другую, в результате она осела в Швеции.
Меня поразило, когда она сказала, что впервые наелась досыта в 1962 году.
В своем южном Казахстане даже в трудные послевоенные годы я ни разу не голодала.
Конечно, во многом благодаря маме, совершавшей чудеса изворотливости, день и ночь работавшей в саду, огороде.
В магазине почти ничего, кроме хлеба не покупалось из продуктов,все было из своего хозяйства и из папиных трудодней, точнее из того,что отец получал в колхозе натуральной оплатой: мешки с сахаром, мукой, пшеницей хранились в кладовой и кормили нас от осени до осени.
Оставишь случайно дверь в кладовую открытой – мигом налетит туча воробьев, несколько раз мы даже их ловили и ели жареными.
Однажды ночью мама разбудила меня в страхе: кто-то ходил по двору, она решила, что пришел наш последний час. До утра дожили, испуганно прижавшись друг к другу, а утром обнаружили следы просыпанной по двору муки, которую из кладовой украли воры. Когда вспоминаю об этом, то думаю о том, что будь я на месте мамы, я бы не стала будить своего ребенка, чтобы приобщить к своему страху.
Так вот о моей польке. Она вышла замуж за шведа, который был моложе ее лет на десять, благополучного и состоятельного, своих детей у них не было.
Когда у нас случилась катастрофа в Чернобыле, приняли они оба эту беду как свою: на своей даче под Стокгольмом каждое лето, начиная с 1987 года, они принимают по двести, а то и больше детей из тех районов Белоруссии, которые задела своими зловещими последствиями чернобыльская катастрофа.
На свои деньги они покупают этим детям билеты на самолет до Москвы и далее до Стокгольма, размещают в своем загородном доме, кормят, пичкают витаминами - для этой цели Наташа выращивает у себя какой-то необыкновенный салат, многие дети впервые в жизни показываются стоматологам, устраиваются концерты – дети поют, танцуют, ездят купаться на лесное озеро в тракторном прицепе, а в конце пребывания детей в Швеции Наташа с мужем везут детей в Стокгольм и с гордостью знакомят с ними своих знакомых. При этом Наташа гордится своими подопечными: « Мои дети лучше всех!»
Все статьи из моего сайта "БАЛ ЖИЗНИ" www.allaball.ru с фотками и видео