ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА Нафика ЯГУДИНА (перевод с татарского Марса Ягудина)
Шёл март 1945 года. Помещичье имение близ города Гнезно (Польша), где расположилось 38-ое Фронтовое Конное депо, состояло из громадного кирпичного дома с черепичной крышей, каменных амбаров, просторных сараев для скота с бетонными полами. А за ними – луга, перелески, пашни, озёра… Триста лошадей, выведенные из конюшен, растворялись в этом раздолье, будто их и не было.
Над Польшей плывут облака. Такое спокойствие, такая беззаботность веет от них, как будто на Земле уже нет никакой вражды. Плывут на восток… «Неужели так просто оказаться на Родине? – думает старший сержант Нафик Ягудин. – Они уже сегодня вечером будут в России, увидят её поля, реки и леса. Счастливые облака! Доплывите же до самых Уральских гор, пролейтесь там живительной влагой. Смойте же с лиц моих родных сажу войны! Скоро конец этому безумию».
Нафик ещё немного постоял, завидуя облакам, плывущим в сторону Родины, но, понимая, почему он всё ещё не может сам распоряжаться своей судьбой, зашагал в сторону ворот конюшни. Зайдя, сразу же приступил к работе: начал раздавать корм четырём закреплённым за ним лошадям… Вдруг что-то до боли родное заставило обернуться Нафика. В другом углу конюшни незнакомый парень (видно, из вновь прибывших) чистил лошадей и пел. Русская песня не удивила бы сержанта, это было обычным здесь явлением. Парень пел на башкирском языке. Голос был тихий, печальный. Он пел о том, что на Родине, заливая Ирандыкские горы, идут дожди; только парень, бедный, погиб, остался лишь холмик на чужбине.
Чем-то солдат сразу понравился Нафику, хотелось познакомиться с ним, поговорить. Да это была и обязанностью сержанта как парторга части.
Во время полуденного отдыха Нафик вызвал парня к себе.
- Старшина Арсланов, - представился тот.
Сержант обратил внимание на орден, заблестевший на его груди. «Орден Красной Звезды, - подумал он. – И фамилия Арсланов. И башкир. Не многовато ли совпадений?» Нафик неожиданно для себя выпалил:
- Миннегул Габделхакович, 1920 года рождения, Темясово, Баймакский район Башкортостана.
Парень уставил на сержанта вопросительный взгляд. Тем временем Нафик назвал часть, где тот служил, перечислил операции, в которых он участвовал и рассказал о наградах и за что он их получил. Парень опешил.
Наконец Нафик раскрыл секрет:
- Было это около года назад, - сказал он. – Я работал тогда в редакции фронтовой газеты «За Родину» Северо-Западного фронта. Однажды меня отправили на передовую с заданием найти героя недавнего боя и написать о нём очерк. Героя звали Миннегул Арсланов. Его артиллерийский расчёт в одном из боёв разбил шесть немецких танков. Арсланов представлен к Герою Советского Союза.
- Ну, Героя мне не дали, - сказал парень смущённо, - заменили орденом Красного Знамени.
- Мне тогда сказали, что ты ранен и отправлен в госпиталь. О тебе рассказали твои командиры.
Нафик вынул из кармана блокнот и прочитал то, что было написано об Арсланове. Парень совсем смягчился; расчувствовавшись, благодарил за оказанное внимание, за память.
Они стали друзьями. И каждый день Миннегул Арсланов рассказывал какую-нибудь историю из своей богатой на события жизни. Нафик Ягудин же, по привычке журналиста, фиксировал всё это, надеясь, когда закончится война, написать рассказ или даже повесть об этой уникальной судьбе. Кстати, рассказ потом действительно был написан, назван «Даладагы сугыш» («Бой в степи») и напечатан в журнале «Совет ;д;бияты», 1946, №9. (Нынешнее название журнала – «Казан утлары»).
Вот они – некоторые страницы фронтового дневника отца моего Нафика Халиковича Ягудина:
13.03.1945.
Миннегул Арсланов служил кавалеристом в 112-ой Башкирской кавалерийской дивизии генерал-майора Шаймуратова. Сейчас в той же дивизии артиллерист. Большая пухлая родинка над его левым глазом покрывает всё веко. Ростом выше среднего. Плавные неторопливые движения придают ему внушительный вид.
Арсланов – участник Сталинградской битвы. Он никогда не забудет 19 ноября 1942 года. День начался с артиллерийской подготовки. «Снаряды так и летели сплошным неумолкающим гулом», – говорит Арсланов. Потом пошли танки, следом – пехота. «Нам и работы не осталось уж тут», – начали уже думать кавалеристы. Но тут мощная команда прокатилась по рядам:
- Кавалерия, вперёд! За Родину, за Сталина!
Кавалерийская дивизия, где служил Арсланов, ударяет с правого фланга. Лошади идут тесными рядами, задевая друг друга. Враг стреляет. Ряды редеют. Люди падают и остаются, падают и остаются. Лошадь комиссара получает ранение и, кувыркнувшись, падает. Комиссар встаёт и бежит вперёд. Под кустом, оказывается, лежит румынский офицер. Он, прицелившись, стреляет в комиссара. Пуля заходит в глаз комиссара и выходит из затылка. Румынский офицер кончает собой.
«Сабли были тупые, - говорит Арсланов. – Но когда, размахнувшись, ударишь, враг уже не в состоянии бывает встать – или голова расколется, или потеряет сознание».
Сержант Арсланов был тогда командиром отделения. Вот погибает командир эскадрона, и Арсланов заменяет его. Много людей полегло в том бою. В эскадроне Арсланова осталось в живых всего пять человек. Добавив ему людей из обоза, из пекарни, доводят до двенадцати. Через несколько дней опять наступление. Приказ – занять две деревни напротив. С вечера там были замечены вражеские танки. Но они, оказывается, как потом стало понятно, лишь показались и ушли. Вот эскадрон идёт к деревне. В небе – разведочный самолёт противника. Чтобы показаться больше, весь обоз и всех лошадей кладут на дорогу. Деревню занимают без боя и опять идут вперёд… За эти бои Арсланов награждается медалью «За отвагу».
112-ая кавалерийская дивизия почти полностью состоит из башкир и татар. «Стой, кто идёт?» – говорит часовой на татарском или башкирском. Если тот не понимает, ведут в штаб. Таким способом много шпионов было поймано.
- В то время и трусов, и предателей было немало. Но и героев было достаточно, - говорит Арсланов.
14.03.1945.
У Арсланова было три лошади: Рашит, Нюрка, Азар.
- У каждой лошади свой характер, свой особый норов, как и у людей, - говорит Миннегул. – К лошади привыкаешь как к жене. Мой Азар был словно маленький ребёнок. Он и сам был молодой. Всегда хотел только играть… Когда идёшь походным строем, некоторые лошади идут только вперёд, назад шагу не заставишь шагнуть. Некоторые лошади за орудием не идут, только за лошадью ходят. Есть лошади, которые на обочину не заставишь выйти. Мой Рашит от меня никогда не отставал. Бывало, иду, пустив его свободно. Так он продолжает шагать за мной, утыкаясь мордой о мой затылок.
В марте 1943 года 112-ая кавалерийская дивизия попадает в окружение…
Наступая, идут вперёд. Подводы с продовольствием и несколько эскадронов враг отрезает от главных сил. На 75 километров углубляются в тыл немцев. Сначала бойцы не знают, что остались в окружении, думают, что сзади идёт пехота. На второй день командир эскадрона Рахматуллин говорит:
- Ребята, вы уж не спрашивайте у меня еды, кто как сможет, так и придётся питаться. Мы остались в окружении.
От генерала Шаймуратова приказ: всё лишнее выбросить, оставить только оружие и съестное и отступать. Хозяйственный взвод целыми обозами бросает ботинки, верхнюю одежду… Отступают.
Снег глубокий. В основном только по дороге и можно идти. Лошади с орудиями идут по дороге. Пешие – по краям дороги. Всадники – где придётся. Каждый старается вырваться вперёд. Арсланов идёт рядом со своим орудием. В орудие впряжены три пары лошадей, на каждой паре сидит по ездовому. Ночь. Густой туман. «Слава Богу, этот туман нам на руку», - говорят старики. Они идут вместе, читая молитвы.
По дороге сплошным потоком идут люди, орудия, лошади. И вот справа, с невидимой в темноте возвышенности, вроде бы невинным «челт-челт» заработал пулемёт. То кто-то слетит с лошади, то пеший упадёт, то конь свалится. Арсланов смотрит в оба. Вот парень перед ним слетел с лошади и безмолвно остался лежать на снегу. Арсланов тут же переходит налево, хватается за постромки и так и идёт, прячась за лошадью. Из сектора стрельбы он выходит живым.
Вот деревня. «Тик-тик» работает электростанция. Оказалось, немцев в деревне нет. Несколько бойцов зачем-то ломают электростанцию. Прекращается подача тока на все близлежащие деревни. Пока наши в деревне отдыхают, перекусывают кто чем, к деревне начинают стекаться какие-то группы людей. Думали, что свои, оказались немцы. Наши их внезапно окружают, ставят в строй и расстреливают. У бойцов поднимается настроение: на белом снегу – красная кровь врага, зелёные мертвецы покрыли землю. Арсланов говорит: «Вот тебе на, а! Немцы, оказывается, тоже умеют так гурьбой дохнуть». Он первый раз видел так много убитых немцев сразу в одном месте.
Проходят дни. Некоторые дивизии корпуса, улучив удобные направления, выходят из окружения. Генерал Шаймуратов, пропуская людей вперёд, сам идёт сзади. С ним несколько «катюш».
Деревня. Между немцами и нашими завязывается бой. Из «катюши» выпускается несколько снарядов, и бойцы спокойно проходят через деревню. Вот слева затрещал станковый пулемёт. Арсланов поворачивает орудие и пускает два-три снаряда. Туман, стреляет вслепую. Но вражеский пулемёт захлёбывается.
В одной деревне останавливаются на отдых. Оказывается, были немцы, да только что ушли. Солдаты начинают разговаривать на башкирском, татарском.
- Господи, - говорит хозяйка дома, услышав их разговоры, - наш народ ещё есть в этом мире, оказывается.
Плачет. Говорит, у неё ещё соседка татарка, и они в этой деревне только двое из татар. Бойцы, зарезав раненных лошадей, с помощью женщин варят конину, первый раз за много дней наедаются досыта.
Восемь человек, посланные на разведку до следующей деревни, сообщают, что там немцы. (К этому времени генерал Шаймуратов уже погиб. «Катюши», когда у них кончились снаряды, были сломаны. Выбросив замки, орудия тоже оставили). Командир, глядя на карту, сообщает, что слева от деревни большая лощина.
- Если снег не очень глубокий, только двигаясь по этой лощине можем спастись, - говорит он.
Кто-то, порываясь обогнать других и выйти вперёд, поднимается на возвышение. Его тут же замечают немцы. Выпускают осветительные ракеты. Начинают стрелять из автоматов и пулемётов. Все останавливаются. В ту же секунду пешие с криками «ура» бросаются навстречу вражескому огню. Всадники стоят. Тут Арсланов, видя, что больше некому, командует:
- За Родину, вперёд!
Всадники трогаются. Но лошади вязнут в глубоком снегу, и не могут даже догнать пеших. У Арсланова лошадь устала. Многие обгоняют его. В какой-то момент он, отбившись от других, остаётся один. Теряет и лучшего друга, татарина, с которым всё время шёл вместе. Из темноты появляются какие-то два человека. Арсланов:
- Стой, кто идёт?
Оказались немцы, начали стрелять. Пули попали в лошадь и она, простонав, упала. У Арсланова белый халат, он зарывается в снег. Потом, тихо-тихо, начинает катиться в сторону оврага. Когда немцев становится не видно, поднимается и идёт, проваливаясь в снег, по дну оврага. Скоро его окликнул часовой. Это оказались бойцы эскадрона, избежавшего окружения.
По 112-ой Башкирской кавалерийской дивизии: из первого полка вышли 20 человек, из второго полка 23, из третьего 24. Всего семь офицеров вышли из окружения. Двенадцать сержантов спаслись, один из них Арсланов.
У реки Донец, 1943 год.
Утро. Среди поля цветущего подсолнуха – позиция орудийного расчёта Арсланова. В деревне за рекой лают собаки. Такая тишина вокруг, что можно подумать: для чего тут орудие, что здесь делают эти вооружённые люди?
Вдруг какой-то шум, ещё неясный, привлекает внимание солдат. Через минуту становится понятно: это грохот танков, идущих со стороны противника. Вот они уже вышли из деревни, проходят через мост. Грохот усиливается, земля начинает дрожать. Начинает казаться, что если эти танки придут, они тут разворотят всю землю, растоптают всё живое. Разведка сообщает, что враг атакует.
- Товарищи! – говорит замполит Рашидов. – Если кто-то поднимется из окопа, захочет побежать куда-то, его всё равно подстрелит враг. Чем так по-одному умирать, надо крепко лежать на своих местах, погибать, так уж лучше всем вместе.
Арсланов приказывает зарядить орудие бронебойным. Белорусский парень Емельяненко – опытный наводчик. Немецкие танки идут по дороге, боком к расчёту. Радость! Емельяненко, прицелившись, стреляет, танк загорается. Тут же стреляет по второму танку, не попадает. Ещё стреляет – и этот танк разбит. Третий, обходя первый, горящий, начинает проходить за ним. Как только выходит на дорогу, команда «огонь!», и танк загорается. Так же и четвёртый танк выводится из строя. Но тут начинают сыпаться вражеские снаряды. В Емельяненко попадает осколок и он умирает. Остаются только Арсланов и казахский парень.
- Ты уж, Барадосов, давай, успевай мне снаряды подавать, - говорит Арсланов.
Танк появляется слева, немного сзади. Арсланов прицеливается и стреляет. Танк останавливается. Но он, оказывается, не разбит, остановился, чтобы осмотреться. Начинает поворачивать ствол. Арсланов раньше его успевает зарядить и выстрелить. Танк загорается. За ним появляется ещё один, маленький танк. Арсланов одним снарядом и его выводит из строя. Атака врага захлёбывается.
Командир батареи сообщает об Арсланове в штаб. Приходит майор Рашидов.
- Ну ты даёшь, Арсланов! – говорит он. – Ты, оказывается, все немецкие танки уничтожил. Посмеялся ты над ними.
15.03.1945.
- Вначале война была очень тяжёлой, - говорит Арсланов. – Настроение было подавленное. С сорок третьего года, когда техники стало завались, дух как начал расти… И девушки вспомнились: с кем связи порвались, восстановили связи. У каждого автомат, боеприпасами хоть пруд пруди. Гоним врага, гоним. Вот ведь воодушевление что делает с человеком. Немцев, подобно стаде овец, так и засунули в воды Вислы…
Арсланов, когда лежал в госпитале, чтобы выглядеть красивее, родинку над глазом покрасил в красный цвет и так сфотографировался. И эту фотографию отправил домой. По этой фотографии девушка по имени Александра написала ему письмо. Они начали переписываться. «Я вас ни разу ещё не видела, - пишет девушка в одном из писем. – Несмотря на это, мне кажется, вся моя жизнь прошла с вами. Представляю себе, что и дальше мы будем вместе».
- Вот ты и разберись. На карточку порядочно снялся так, думает, наверное, что я красивый парень, - говорит Арсланов. – А так… Что уж во мне такого?
Он благодарен Александре, что она пишет ему такие тёплые письма, но сердце его принадлежит другой, стихи он посвящает девушке по имени Хадича: «Увижу где-нибудь алые цветы, Лицо твоё вспоминается мне. Навеки остались в сердце моём Сказанные тобой нежные слова».
Перед отправкой на войну Хадича дарит Миннегулу мешочек. Сшит он из голубой материи, с двух сторон, как лампасы у брюк, спускаются широкие белые ленты. Углы и середины мешочка украшены красной, алой, белой бахромой. На дне мешочка, снутри, рукой девушки пришито кольцо и там же лежат три десятикопеечние старинные монеты. Деньги эти дают старушки или другие девушки. По поверью, эти вещи – кольцо и серебряные монетки – Арсланов должен вернуть тем, кто их дал ему. Сколько страданий он перенёс, сколько раз мог погибнуть, а эти вещи, четвёртый год уже, не бросая, бережно носит с собой.
- Вот эта Хадича из сердца не выходит, - говорит он. – Не знаю чем она мне нравится, чем привязала к себе. Какой бы девушке не писал, с кем бы не разговаривал, никого из них я не люблю. У Хадичи мне нравится её нос, щёки, губы… Характер очень нравится. Она тоже… не знаю… какие-то мои места любила. Хотя у меня уж и нет ничего, что может понравиться людям. Она, как прекрасный цветок, пустила в моём сердце корни.
Арсланов живёт с мамой и сестрёнкой. Летом сам косит и собирает сено. Хадича как-то говорит ему:
- А зачем сестрёнку не берёшь сено собирать?
- Она же ребёнок ещё, как я заставлю её работать, - говорит Миннегул.
- Говоришь, Салиха ребёнок, а сам со мной ходишь, мы же с ней одногодки.
В день отправки в армию Миннегул хочет сказать сестрёнке о Хадиче, на что Хадича говорит:
- Ты же считаешь её за ребёнка, тогда уж, зачем… не говори.
Арсланов уезжает. На целых три года связи с Хадичой обрываются. Но однажды он из фронта пишет ей письмо. Девушка рада так, что не описать словами. Молодое сердце бьётся, словно хочет выпрыгнуть из груди. После этого Арсланов пишет ей ещё три письма, но ответа не получает. Здесь, оказывается, Алима встала между ними. Почтальоном работает её подруга, через неё она читает письма Минлегул, адресованные Хадиче, и оставляет их у себя. Алима пишет Арсланову: «Хадича переехала в другую деревню. Если любишь её, пиши мне, я отправлю тебе её адрес». Парень ей, конечно же, не стал писать. И Хадиче больше не писал. Но облака, видимо, когда-нибудь рассеются, и выглянет солнце, сияя ярче прежнего. С надеждой на это живёт Миннегул.
Дневник Арсланова.
В Башкирской кавалерийской дивизии Арсланов – с первых дней её образования у станции Дёма. Поступил в дивизию 14 декабря 1941 года и до сих пор там. После ранений (три раза) всегда возвращался в свою же дивизию. Из его первоначального эскадрона (189 человек) сейчас остались только он и старшина Сыртланов. Арсланов учился на курсах подготовки младших командиров и, получив звание сержанта, назначается командиром отделения. С тех пор ведёт записи. В общей тетради: список бойцов отделения, фамилии погибших и раненых. Например: Аленник, Лапин, Айдарбаев, Исмагилов, Кинзягулов. Когда ещё только ехали на фронт, в одной из железнодорожных станций попали под бомбёжку противника. Из отделения Арсланова пять человек погибли. Их тела невозможно было узнать: головы разбиты, одежда в крови. Было это ночью. Зажгли свечу. Проверив документы, Арсланов записал фамилии погибших. «Друзья ведь, столько дней ехали вместе, а никого не узнали», - говорит он.
В дневнике – путь, пройденный дивизией, где и какие победы одержаны. Успехи по всему фронту. Там же: адреса близких друзей и девушек, список раздачи белья и т.д. Там же – написанные с душевным подъёмом лирические стихи (рядом с каждым стихом, чтобы одной девушке то же самое не посылать дважды, отмечено: Закие, Фатиме, Александре).
Песни, написанные Арслановым, связаны с каким-нибудь его состоянием. Он пишет, когда ему грустно, или любуясь природой, или тоскуя по ком-нибудь.
Вот, чтобы сзади фотографии писать: «Недели, месяцы и годы Друг за другом текут. Молодых лет моих приметы Останутся лишь на память».
24.03.1945.
Сегодня мой друг Арсланов уехал обратно в свою дивизию, которая сейчас называется 16-ая гвардейская черниговская кавалерийская, в свой 58-ой полк. Попрощались, обещали писать друг другу. Он оставил мне на память отличную автоматическую ручку. За то, что он здесь хорошо работал, командиры не хотели его отпускать. Он пошёл к замполиту, просил, умолял его.
- Пришлось расставаться с мамой, с родственниками, не так тяжело было, - говорит он. – Расставание со своей частью, оказывается, намного тяжелее. Если останусь с этой команды, боюсь, что больше не будет отправки в мою часть.
ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Здесь представлены записи моего отца, участника Великой Отечественной войны Нафика Халиковича Ягудина (25.12.1910 – 13.11.1977). Его фронтовые блокноты я случайно обнаружил после его смерти в чердаке нашего родного дома в селе Кугарчи Кугарчинского района Башкортостана. Они стали основой моей книги «Тормыш бу» («Это – жизнь»), вышедшей в 2005 году в городе Набережные Челны и переизданной Татарским книжным издательством в 2015 году. Писатель Рашит Башар, первый ознакомившийся с рукописью этой повести и поместивший её в журнале «Майдан» (2005, №5), сказал о блокнотах отца буквально следующее: «Как он это всё хранил?! Его же в те годы за любую страницу этих записей могли посадить на десять лет».
Но отец мой умел писать только так – беспощадно фиксируя факты.
Вот и эти записи. Случайная встреча с бойцом легендарной кавалерийской дивизии генерала Шаймуратова. Сержант и старшина сидят и разговаривают, как два закадычных друга. Арсланов, ничего не скрывая, рассказывает о том, что он испытывал в бою, какими мыслями и чувствами жил между боями. Не победы Красной армии воспевал, а просто душу изливал. Это же надо было уметь ещё добиться такой откровенности. По законам того времени, действительно, их обоих надлежало судить, ведь они говорили о том, что человек на этой войне воспринимался как объект разового использования, что на фронт его вели для одного боя, на большее никто гарантии не давал.
Итак, перед вами документ истории. Вы можете принять его, можете – нет. Но он существует. Независимо от желания тех или иных правителей.
Историю не изменить. Её, конечно, можно выдумать, но это уже будут лишь чьи-то фантазии. Документ тоже не изменить, он уже остался в своём времени. Как зеркало той эпохи.
Марс Ягудин, член Союза российских писателей и Союза журналистов Республики Татарстан