У него было испорчено настроение, и ничто не могло теперь это изменить. Как он мог так опростоволоситься? И главное, так славно всё начиналось, так легко и весело даже! Эти двое просто напрашивались на его внимание, всем своим видом будто говоря: да, мы именно те, кто тебе нужен! Не обмани наши ожидания! Он и не обманул. А что из этого вышло? Теперь даже вспоминать тошно. А расскажешь кому — и вовсе стыд съест. Нет, подальше, подальше от этого города с таким неприятным приторным названием. И что он в нём нашёл? Хотя именно это слово его сперва и зацепило. Оно навевало запах лета, ещё жаркого, но чуточку утомлённого, солнца и сладости, которую ни с чем не спутаешь...
Они смотрели друг на друга, будто впервые увидели. Осеннее солнце золотило Её пепельные волосы, окрашивало янтарём Его удивлённые глаза. Лёгким звоном таял в воздухе отзвук оборванного смеха. Они молчали, потому что невозможно выразить вслух то состояние, которое охватило их так внезапно, так отчаянно и так наотмашь. Пронзённые одной невидимой, но искусно выточенной стрелой, они не могли почувствовать взгляд откуда-то сверху, направленный уже не на них, а на тех, кто медленно, но неотвратимо приближался к этим двоим.
– Солнышко, не прошло и пяти минут, я же тебе говорил!
Она нехотя вытянула взгляд из расплавленного янтаря и повернула голову. Громкоголосый крепыш с блестящей лысиной радостно махал ей объёмной связкой сухих веток.
– Алька, повезло тебе с мужем! Милый, а ты не скучал без меня?
Он с трудом пригасил отсвет огня в зрачках и перевёл взгляд на смешливую толстушку с наивной ямочкой на правой щеке, которая, поправляя юбку, выходила из тени. За её спиной редколесьем шумела роща.
– Скучал...
Его голос отозвался дрожью во всём Её теле. Она зябко обхватила себя руками.
– Алечка, замёрзла без меня?
Вязанка с хворостом полетела на землю, и Она оказалась в объятьях лысого.
– Немного...
– Девочка моя!
Они прилагали усилия, чтобы не смотреть друг на друга, но стрела связывала их теперь прочнее, чем самая крепкая цепь.
Они смеялись, когда следовало смеяться, и говорили, когда нельзя было молчать. Они продолжали жить, понимая, что жить теперь - невозможно.
– Ребята, а давайте махнём к нам! - лысый обвёл всех радостным взглядом. - Продолжим, так сказать, в домашней обстановке. Завтра воскресенье... Ильюха, ты как?
– Я? - Он слегка наморщил лоб. - Я в норме.
– Да не, ты завтра не работаешь, надеюсь?
– Н-нет.
– Ну вот! - хохотнул лысый. - А у меня в заначке кое-что припасено! Тебе понравится.
– Что это у тебя припасено, Славка? - с притворным возмущением воскликнула толстушка. - Небось, опять как в прошлый раз! Мальчикам бублики, а девочкам - дырки от этих бубликов.
– Когда такое было, Томка! - вознегодовал лысый.
– А вот было, было! Алька, скажи!
– Не помню, Том.
– Аль, а ты чего скисла? - лысый с заботливым вниманием склонился к Ней.
– Сердце... болит.
– Что же ты сразу не сказала! Ребята, отбой! В другой раз соберёмся.
– Да нет, почему... - забормотала Она.
– Возражения не принимаются.
– Алька, у меня валидол есть...
– Спасибо, Томик, я потом... дома...
– Зачем потом, если сердце сейчас болит! Ильюша, принеси, дружок, мою сумку, она на заднем сидении валяется. И захвати ещё кофту, ладно? Октябрь - это вам не август, я вам скажу.
– Давайте-ка лучше по домам, друзья. Томка права. Холодает. Да и жёнушке моей нездоровится... - лысый нежно поцеловал Её куда-то в ухо.
Мужчины поднялись одновременно. Один направился к автомобилю, другой засуетился у мангала.
– Алька, колись! - зашептала толстушка Ей в ухо. - Это то, что я подумала?
– А что ты... подумала? - обмерла Она.
– Сама знаешь, что!
– Н-нет, не знаю...
– Ну, Алька! Всё равно ведь скоро заметно будет, такое разве скроешь?
– Я тебя не понимаю, Тамара...
– Ну и ладно, не больно-то хотелось! - толстуха насупилась и отвернулась. - Подружка называется... Я ей, понимаешь, всё как на духу, а она...
– Том!
– А вот теперь ничего не надо! Даже если упрашивать будешь!
Толстуха, шмыгая носом и кося на Неё глазами, принялась складывать продукты по кулькам.
Она растерянно опустила руки.
– Алька! - толстуха не выдержала. - А Славик знает?
Она вздрогнула и невольно отвела взгляд.
– Неужели, не сказала? - ахнула подружка. - Или... или он не рад? Вы же так хотели! А теперь, значит, не нужно ему? Вот мужики!
– Что хотели, Том? - её морщинка разгладилась. - Ты о ребёнке, что ли?
– А о ком же ещё, глупая! - глаза толстухи сверкнули жадным любопытством. - Какой срок, Аль? Три уже есть? Вроде округлился уже...
Толстуха кивнула на Её живот. Она непроизвольно обхватила себя руками.
– Дура ты, Томка. Говорю же - сердце болит! А больше нигде и ничего!
– Нигде и ничего? - разочарованно протянула толстуха.
– Вот пристала!
Она вскочила и кинулась на помощь лысому. Толстуха вздохнула, глядя Ей вслед.
– Зачем же так нервничать! Ну нет, и нет... И так люди живут. Я вот, например... - голос её приобрёл капризные нотки. - Илюша, ну что ты там копаешься! Тебя только за смертью посылать!
– Так легко я не отделаюсь... - пробормотал Он. И громко: – Найти не мог. Уже иду!
Исправлять ошибки всегда тяжелее, чем совершать. Нет той лёгкости, той уверенности, той бесшабашной отчаянной радости, полёта и куража. Долг давит на крылья и тупит стрелы. А что делать? Выбора нет. Иначе съедят. Или сам себя съешь - вот с этим колчаном и с этой горечью на кончике языка.
Уставший медный диск катился к горизонту. Тенью мелькнули крылья, встречая ночь. Путь лежал на юг.
Продолжение http://www.proza.ru/2018/07/20/1269