Воспоминания Н. Черняковой о фабрике

Анатолий Музыченко
Чернякова Нина Федоровна,Троицк, микр. В-14, 90. Запись от 1.04.2015.

- - -
…Уехали из Нальчика в Прохладное. Отец наш поступил бухгалтером и закройщиком, кроил солдатское белье, я училась шить солдатские шапки и фуражки с красным кантом

Немец подвинулся к Прохладному, и мы двинулись в эвакуацию на другую сторону Терека. Но немец опередил нас, и мы оказались в окружении. А нас бомбили и свои, и чужие.

Так мы попали под немцев, вернее под румын. Они гоняли нас чинить дороги. Копали большие ямы, и туда с дороги сваливали грязь.   Как-то шел немецкий обоз с немецким снаряжением. Нас погнали обратно, по дороге нас бомбили, мы забежали в церковь, ее не бомбили.

На оккупированной территории назначали полицейских таким образом: каждые десять домов должны были дать одного полицейского. 

Есть нам было нечего, и мы сильно голодали. И тогда отец пошел к коменданту просить разрешения уехать обратно в Прохладное, там все же будет легче, там базар, и прожить можно. Сколько отец ни просил - его везде гнали в шею. А мы тут совсем чужие, и здесь, наверняка, пропадем.

Но нам немного повезло.  Знакомый немец сказал:

- Собирайся, завтра поедешь.

Собрались, посадили детишек, румыны едут, а все кто из Прохладного, идут пешком. Подъехали к железнодорожному клубу, и затолкали нас в комнату, а народу там тьма.

Потом мы догадались, что нас готовили к отправке в Германию. Но нас снова выручил немец Ганс Он куда-то сходил, поговорил, и сказал, что вечером нас отпустят.
Но когда нас стали выпускать, надсмотрщики стали торопит и кричать: - выходи, выходи! Но надо же что-то взять с собой, у нас был баул и швейная машина, как же без них? А надсмотрщик кричит:

- Ничего с собой не брать!

Но ведь нам же без баула и без машины никак нельзя! Что делать? Но каким-то образом все-таки договорились, и вещи взяли. И машинку, и баул.

Приехали, и пошли на старую квартиру. Жили очень трудно, ходили в поле и собирали топинамбур, его называли земляной грушей. С мамой ходили в лес и собирали дрова и сушняк, их продавали и за это покупали кашу.

…После, это уже где-то 1943 год, немец стал отступать, и нам дали дом полицейского, так как тот удрал вместе с немцами.

Когда немцы уходили, они стали жечь дома. У одних был поросенок, его не отдавали, но хозяина избили, а поросенка все равно забрали. Прямо страшно, большие дома горят, клуб горит, стреляют в семей партизан.

Вдруг остановилась машина, и там ; просто нельзя поверить - снова сидит Ганс! И он снова помог нам выбраться.

Пришла наша власть, и отца мобилизовали на работы. Ему удалось как-то отпроситься на другую работу - ведь шить-то военную одежду все равно кому-то надо? И мы поехали на родину в Сталинградскую область, станция Себряково. Отец уехал обратно служить, а мы стали жить у тетки. Очень тесно. У нас было только кровать, печка и стол. Больше ничего.

Мать пошла работать на мельницу, там удавалось брать отходы. Они, кажется, назывались «песика». Это высыпали в корыто, наливали воду, мешали, все становилось как кисель, и постепенно вниз оседала мука.

Война закончилась, и отец забрал нас на родину в Запо…(?) Сталинградской области. И я поехала учиться в текстильный техникум в город Моршанск. Там дали стипендию, общежитие, и выдали белье.

После этого я оказалась на Трицкой фабрике, это 1956 год. Стала учиться на техника-технолога текстильной промышленности. Но места сразу не дают, поэтому два года занималась чем придется, и была контролером по качеству суровья на станках (суровая ткань, после этого она шла в другие подготовительные цеха).

Приехал новый главный инженер Колосов Василий(?) Иванович. Я пришла к нему и говорю:

- Василий Иванович, верните мне должность технологическую!

- Какую? Хорошо, сделаю. Нам надо усиленно работать над ассортиментом, а то у нас  продукцию уже не берут. Нам надо переходить к материалу для детской одежды. Ездите, изучайте!

Итак, беру наш образец, везу в Легпром в тканетеку, а там образцы тканей импортные, из других волокон.  А дальше надо придумывать рисунок и начинать со смески, то есть решать вопрос - сколько надо шерсти, вискозы и хлопка. Делали пробную партию пряжи, цвет был серый.

Начали работы по внедрению. Едем в Легпром, туда и сюда, в художественные советы. И вот, наша ткань получила оценку с отличием. Но для пробы надо выработать ее 300 метров и продать. Продали. Получили премию. Но получили директор и главный инженер. А нам ничего.

Потом и нам начали давать. Обновили ассортимент. Ткань - детская пальтовая. И клеточкой, и по всякому.

Пришел новый главный инженер, молодой парень, и согласился перепрофилировать наше производство. Теперь мы стали выпускать Топс, это ватка в палец толщиной(?). Это стало сырьем для фабрик Москвы.

Однажды меня вызвал директор и спросил:

- Вы рисуете?  Умеете?   

И я стала рисовать, украшать, где что можно. В цехах вместо простых стен появились будто бы березки, много чего нарисовала.

Кроме этого я еще работала по части научной организации труда. Затем начальником спецотдела, вести учет военнообязанных, организация групп гражданской обороны, учет защитных средств и противогазов.  Говорю директору - на эту работу надо мужчину…


+(?)


– – –


2015 г.