ДОЧЬ КРАСНОГО ЛАТЫШСКОГО СТРЕЛКА
Сейчас идут скорбные дни столетия памяти убитых; Николая II, членов царской семьи, св.Елизаветы Федоровны и сопровождавших их - доктора Боткина, людей, сопровождавших царскую семью в ссылку. И в свидетельствах о том, как были принудительно вывезены вместе с близкими и Елизавета Федоровна, было засвидетельствовано, то, что все они были жестоко избиты перед тем, как были сброшены в шахту на 60 метров, потом их - истерзанных, страдающих забросали гранатами. И совершили эти злодеяния именно Красные Латышские стрелки. Поэтому мне и вспомнилась та престарелая натурщица - дочь Красного Латышского Стрелка из Полиграфического института.
После окончания школы при поступлении в институт я не добрала баллов,и потому не поступила в первый год. После экзаменов пошла работать лаборанткой на тот самый факультет, на который и поступала – художественное оформление книг. ХТОПП.
Хотела стать художником-иллюстратором. В мои обязанности входило по рисункам студентов восстанавливать в аудитории живописи и рисунка постановки, которые они рисовали во время занятий. И, когда в учебной постановке присутствовала натурщица, то я должна была позаботиться и об исправности обогревателей для позирующей на этих занятиях обнаженной натурщицы. Зачастую мерзнувших обнаженными в плохо отапливаемых огромных аудиториях рисунка и живописи. Это были аудитории с высокими потолками и большими окнами, чтобы в аудитории было много света, но зимой было там особенно холодно. И я искренно жалела их, зачастую пожилых, неприкаянных, униженно мерзнувших, позируя обнаженными в нелепых учебных постановках на уроках живописи и рисунка. Поэтому у меня всегда были наготове и вовремя исправленные обогреватели к началу занятий на уроках живописи и рисунка. И, конечно, всегда был готов к началу перемены горячий чай для натурщиц, чтобы они смогли отдохнуть и согреться за предоставленные им для отдыха 15 минут. И они ценили эту мою заботу! И потому с нашими институтским натурщицами у меня сложились самые теплые, добрые, и даже – доверительные отношения.
Всех их помню и теперь многие годы спустя. И сегодня мне вспомнилась одна из них. Высокая статная латышка, седоватая блондинка, красившая свои высоко и старательно взбитые волосы в радостный солнечно-желтый цвет. Она была в годах – ей было уже шестьдесят лет или более того, она была пенсионеркой, но она по-прежнему работала натурщицей, как и в юности. Многие, кто учился в Полиграфическом институте в середине 70-х годов, конечно, помнят ее. Она держалась как-то величественно-царственно, даже позируя обнаженной оставалась гордой, словно некая королева покинула свой трон, чтобы снизойти до позирования студентам.
Как-то раз особенно холодным зимним днем, когда я поила ее чаем во время перемен в «учительской», она, кутаясь в свой старенький халатик, вдруг расплакалась, грея свои руки о бока чашки с горячим, только что заваренным мною чаем. Сквозь слезы она подбадривала меня, чтобы я не сдавалась, а продолжала поступать в институт. Что-то лепетала о том, как важно смолоду найти профессию по душе, а главное получить образование. И, словно оправдываясь, она объяснила мне, что она всю жизнь сожалеет, что не могла получить профессию, образование, хотя жизнь ее начиналась, как лучезарная сказка. Потому что она - дочь КРАСНОГО ЛАТЫШСКОГО СТРЕЛКА! И отдельная роскошная квартира у ее семьи была в знаменитом доме на Набережной. Семья ее была номенклатурной, а значит – привилегированной, пользовавшейся всеми недоступными простым жителям СССР благами. Она вспоминала роскошный бесплатный отдых на лучших курортах страны тех лет во времена ее детства. Номенклатурные полу бесплатные ателье, в которых шили самые модные платья для ее счастливой, улыбчивой мамы и даже для нее - подростка. Жизнь ее семьи до середины 1930-х была сплошным счастьем. Она предвкушала свое будущее поступление в медицинский институт, потому что мечтала стать детским доктором. Одной институтской перемены не хватило, чтобы выслушать ее воспоминания, и я с нетерпением ждала, когда наступит следующий перерыв, приготовив для пожилой натурщицы еще свежий горячий чай к следующей перемене.
И через 45 минут она продолжила свои воспоминания:
-Но…Наступило время репрессий. Отец, как она узнала годы спустя, был расстрелян вскоре после ареста, мать погибла в заключении. Квартиру в Доме на Набережной – отняли. А ее, получившую клеймо-«дочь врага народа», сначала отправили в детскую тюрьму для врагов народа, потом в колонию, вместе с малолетними преступниками и такими же, как и она детьми репрессированных. К счастью, кто-то осмелился похлопотать о ней. И эта забота спасла сироту от гибели в колонии отправкой в Детский дом, где она и закончила школьное образование. Поскольку она была дочерью – «врага народа», то получить образование она не могла, тогда это было запрещено. И это типичная судьба семей Красных Латышских стрелков. Вот так и стала она натурщицей по окончании школы. Сетовала на то, как презирают ее соседи по коммуналке, вечно путая натурщицу с проституткой, раз она где-то за зарплату публично раздевается. Семья у нее не сложилась, детей не было. Опустив голову, я слушала ее тогда, глядя; на ее старческие, дряблые и распухшие колени, на которые она, чтобы согреться натягивала халатик, на ее поношенные тапочки с нелепыми бантиками, на ее больные ноги в варикозных узлах, обутые в самосвязанные ею теплые носки с прибалтийским орнаментом-узором, которые она надевала в перерывах между уроками, и мне было искренне жаль ее.
Бывают в жизни такие впечатления, смысл и суть, которых раскрывается лишь многие годы спустя. Бог показал, а потом целую жизнь нужно прожить, чтобы понять, что именно тебе этим хотел сказать Бог, что-то важное донести до тебя. Так и я почему-то на всю жизнь запомнила те наши давние разговоры с нею, а сегодня мне отчетливо вспомнилась та старенькая натурщица, и ее слезы.
Потому что в эти скорбные дни, когда мы вспоминаем зверства большевиков и убийства царской семьи и их близких, истязания Святой Елизаветы Федоровны, совершенные в 1918 году КРАСНЫМИ ЛАТЫШСКИМИ СТРЕЛКАМИ, конечно, думается и о возмездии за те чудовищные преступления. Поэтому и вспомнилась мне дочь такого же, а быть может и того самого КРАСНОГО ЛАТЫШСКОГО СТРЕЛКА.
И мне по-прежнему жаль ее, и печально, что она тоже оказалась жертвой преступлений и злодейства своего душегуба отца. Потому что на совести Латышских стрелков много не только царской крови, но и простых русских крестьян, которых массово убивали, подавляя крестьянские бунты, восстания против кровавого захвата власти в России инородцами и в том числе Латышскими стрелками – этими безжалостными злодеями.
И, казалось бы - вот оно – возмездие! Вот торжество справедливости! Но одно тут можно сказать: «Избави, Господи от лукавого…».
Потому что, похоже, что и в Небесной канцелярии бывают сбои и запаздывают платежки. И потому; вечно опаздывают счета возмездия, посылаемые Судьбой. И платить по тем счетам приходится невинным потомкам.
Вот в чем досада!
--------------------------------------------—
Это реальное воспоминание