Нытик

Зоя Атискова
В психушку она загремела банально - на суициде, глубокой депрессии и рецидиве того и другого. Родственники подсуетились - обошлось не психиатрическим, а психотерапевтическим отделением, разница, кто знает, велика.

Всё же не тюремный режим и бесправие. Вполне себе больница. Можно рисовать, выходить, гулять, курить, персонал адекватный, таблетки вкусные, из тех, что по спецрецептам.

Первые дни капали что-то мощное, мозг начисто выключался, лежишь, как плитой придавленная. Легче не становится, все твои мысли и загоны при тебе, но к сопротивлению и активным действиям по прерыванию своей молодой жизни ты какбэ не способен. Эдакая химическая смирительная рубашка.

Спать, вяло мусолить еду, снова спать. Мысли похожи на пьяные сны - бродят по оглушенным мозгам, натыкаясь на стены.

В палате человек десять. Полная коллекция бабского несчастья: девчушка-школьница пластанула запястья из-за мальчика, одинокая бабка накатила три бутыля уксусной эссенции вместо привычной водки, средних лет тётка перестала разговаривать с кем бы то ни было после ухода мужа, избитая молодая азиатка делает вид, что не говорит по-русски, но к ней приходят то менты, то муж. Мужа она боится больше.

Пожилая азербайджанка, красивая и моложавая не по годам, мечется между слезами по умершему мужу и намерениями сына жениться на разведённой русской. Мечется в том смысле, что не может решить, что хуже.

Старушка-художница натурально гоняет чертей после того, как сынок знакомых с дружками накидал ей по мордам и обнёс квартиру.

Двадцатилетняя рыжая красотка лечит не столько мозг, сколько руку - таблеток она наглоталась по совокупности жизненных проблем, но песня не о том - пока валялась в отрубе то ли двое, то ли трое суток - прелестная головка покоилась на левой руке. Прямо на металлическом браслете золочёных часиков. Рука отекла, часики впились в тело, некроз тканей, повязки гниют, выглядит жутко. Почти так же, как её хабалка-мамаша, приходящая в больницу к полуживой дочери строго чтобы поорать на тему "домой, тварь, не приходи".

Вечерами она рисует что-нибудь для соседок по палате, днём черкает альбом в коридоре, там диваны и столик, удобно.

Снятый с бетонноплитных капельниц народ слоняется, скучает. Подсаживается, конечно, заговаривает, непременно спрашивает, не нарисует ли она его, народа, портрет. Надоели и не умеет. Она, так, по чертям и цветочкам. Постепенно примелькались лица, завязались разговоры, знакомства.

Она плохо запоминает имена, поэтому мысленно даёт прозвища - папик, дед, лысый, рыжая, клоун. Его, высокого и жилистого, но словно смятого тем, из-за чего он здесь оказался, она почти сразу прозвала Нытиком. И зареклась впредь связываться с мужчинами, болезенно переживающими развод. Разговорчиво-болезненно, если быть точнее.

Через пару дней она знала о его беглой супружнице приблизительно всё - насколько она его моложе, какая офигенная у него тёща, как зовут сына, где он с бывшей половинкой познакомился и какие на ней в первый раз были трусы. Как он узнал о её измене. Как следил и ловил. Как рыдал и просил не уходить. Как обижен, что она нашла себе кого-то моложе и состоятельней.

Что он ей дарил и что подарит, если она вернётся. Как пытался утешаться с другими женщинами и ничего не получилось. Потому что у других таже "оттуда" пахнет не так. Он съездил домой и привёз фотографии. И показывал их всем, кто не успевал удрать: вот квартира, которую он отремонтировал для неё и в тех цветах, в каких она хотела, вот, только это секрет, никому не говори - она голая, правда, красавица? Вот сынишка, смотри, как он на неё похож! А вот тот гад, а я его другом считал, теперь он воооот на той машине её возит, которая за моей стоит. Променяла!

Ему чуть за тридцать, довольно классический некрупный предприниматель - образование и эрудиция ниже среднего, но крепкая деловая хватка - такие, в отличие от неё, всегда видят, где лежат деньги и как их взять.

Когда он говорит про работу, какой-то там строительно-ремонтный бизнес, то плечи расправляются и становятся шире, глаза теряют муть, и видно, что он довольно красив. Русоволосый, высоченный, сероглазый, спортивно-поджарый. С совершенно офигенной прям-таки гагаринской улыбкой - открытой и светящейся, от которой расцветает всё лицо, и на которую в ответ совершенно невозможно не улыбнуться тоже.

Она сама тот ещё любитель постонать, так что знает цену таким персонажам - только подставь уши, присядет так, что только мамочки. Но его было как-то по-доброму жаль - у человека вся картина мира рухнула враз. Ведь видно, что он жизнь до пенсии распланировал. И всё в этих планах было хорошо и радостно. И вот на тебе.


Чем она понравилась? Да хер его знает. Видимо тем, что была прямой противоположностью его жене. Не брюнетка, а блондинка, к нарядам равнодушна, как правильно жить - не знает. Стишки рифмует смешные, всё время рисует, проявляет обидную, но искреннюю незаинтересованность в его на неё расходах. Выслушивает, успешно скрывая зевоту.

Вечером она спустилась на лестницу, в курилку. Съёжилась на сквозняке, затянулась. Конечно, он увязался следом. Естественно, чтобы ещё раз высказаться на тему того, что такой милой девушке совершенно не к лицу курить. Как бы не так! Нытик нагибаясь нырнул в темноту, туда, где лампочка не дотягивалась до подмокших глаз, ухитрился с высоты своих без малого двух метров посмотреть на неё снизу вверх и, теряя звуки, всхипнул:

– Мне кажется, что я тебя люблю...

Ох, как она охуела! Прямо совсем. Но, почему-то, шагнула к нему, вжалась лицом в пропахший её же сигаретами свитер и забормотала что-то растерянное и ласковое. Лет с двенадцати не целовалась настолько торопливо и неуклюже.

Впрочем, что-то в этом было. Кажется, попытка хоть немного отогреть, оттаять смёрзшийся ком, с год назад намертово поселившийся в груди. То, что мешало дышать и не давало жить. Что-то даже получилось, будто внутри, под рёбрами, развязывались, распускались узелки. Почему-то стало заметно легче, бобёр выдохнул и вдохнул. И ещё раз. И ещё.

За руки, как школьники, с глупыми мордами нашкодивших подростков, дошли до палат, разбежались по койкам.

Утром он приволок розу и кучу всяких съедобных ништяков - гранатовый сок и витамины для её анемии, какие-то дорогущие шоколадки из правильного тёмного шоколаду, фрукты. Он просто светился, весь. И одежда больше не висела, как на скелете.

Она не говорила ни да, ни нет. Честно признаваясь себе, что не готова ни к каким отношениям, и что ни на грош не верит, что у него это всё всерьёз. Так, организм нашёл лазейку, и тащит через неё к простейшему "а давай-ка, друг, жить дальше, гляди, сколько вокруг баб!"

Он обожал красивые жесты, в силу своей общей незатейливости - в основном финансовые. Положил на её телефон не одну тысячу рублей (это в 2005-то году!), покупал каждую хрень, которую она неосторожно хвалила или рассматривала.

Доходило до смешного - она одобрила девицу на рекламе нижнего белья, а он приволок точно такие же трусы, простихосспади. Розавинькие.

Честно говоря, неловкости в этом было больше, чем удовольствия. Гуляя, они забрели в какой-то оптовый магазинчик-склад канцтоваров. Она остановилась порассматривать карандаши и увидела точно такие пластиковые мелки, какими очень любила рисовать, но не знала, где купить.

Розницей склад не занимался. Нытик потратил почти час, убеждая весь попавшийся персонал, что они не уйдут без покупки. Всё это время она краснела, бледнела, бесилась и пыталась утащить его за полу.

В итоге он купил все три пачки, которые были в наличии. Она до сих пор их не изрисовала. Порывался подарить то мобильник, то ювелирку, то одежду.

То и дело начинал строить планы, как она с дочкой переедет к нему, как было бы здорово, если бы у них родился сын, потому что дочери уже есть, но одной девочки мало, поэтому детей будет минимум ещё трое. А в каком цвете она хочет спальню?

А было бы неплохо, если бы она немного поучилась и пошла бы к ним бухгалтером, как она на это смотрит, ей же понравится, не всё же статейки пописывать Только курить непременно надо бросить, это же никуда не годится - курить. Женщина не должна курить.

И толстеть. Это ужасно, вот его бывшая после родов набрала вес - еле убедил сбросить. Короче, ещё недели через две она по-тихому начала от него бегать и обдумывать переезд на северный полюс. Или, хотя бы, идеальное убийство.

Да, секс у них всё-таки был. Ровно один раз, нельзя же совсем без этого, что они, маленькие что ли? От его деловитой и суетливой неловкости она совершенно зажалась и даже стонала, вероятно, крайне неубедительно.

Впрочем, ей показалось, что его уже отпустило и не особо расстроило. Они оделись, покрутились по февральской Перми на машине. Обычные такие покатушки, от нечего делать.

- Мне нужно домой, тебя к маме отвезти или у тебя другие планы? – уронил он.

- Погоди, я обзвоню знакомых. Оксана, привет, это я. Тебе скучающие и обидно трезвые гости не нужны? О, второй день гуляете? Чей день рождения? А, не знаю, ну познакомимся. В этот вечер она действительно влюбилась на свою голову.

О чём не заранее не догадывалась, нет. Но, поднимаясь по лестнице, почему-то остановилась на ступеньках и заблокировала его номер.