Мне понравилось ходить, просто ходить.
С некоторых пор начала ощущать взгляд. Я не видела источника, но ощущение взгляда выпрямляло спину и поселяло во мне радость предвкушения приятного. Эта игра продолжалась некоторое время. Сегодня во мне проснулся ребенок и я остановилась в направлении это взгляда, опустила глаза и стала ждать. Слушала шелест шагов, зажмурила глаза, как в детстве, в ожидании сюрприза. Звуки замерли, приоткрываю один глаз, вижу носки кроссовок. Медленно поднимаю глаза. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся. Он берет меня за руку и ведет моим обычным маршрутом. Мне нравится это безмолвие и загадочность. Слова не нужны. Мы чувствуем друг друга без слов. Он провожает меня до подъезда и произносит только: «До встречи». Где-то глубоко в интонации скользит вопрос. Я улыбаюсь, киваю и скрываюсь за дверью. Странное знакомство не вызывает во мне ни страха, ни разочарования. Я взмываю по лестнице вверх. Радость во мне ищет выхода. Я достаю бумагу и акварельные карандаши, которые уже давно купила, но так и не открывала коробку. Рука сама выводит причудливые линии. С удивлением обнаруживаю на бумаге проявляющиеся цветы, с сидящими на них птицами-глазами. Они улыбаются. Беру кисточку и наблюдаю, как вода наполняется цветом, окрашивая лист.
Рисунок не был шедевром, и я вряд ли кому-то стала бы его показывать, но он радовал меня сочетанием красок, плавными формами и своей улыбкой. Утром встречаюсь глазами со своими птицами, улыбаюсь им и в приятном расположении духа отправляюсь на работу.
Деловая женщина просыпается во мне, как только я переступаю порог офиса. Тем более, что достижения последних месяцев привели к заметному карьерному росту. В остальное время я впадаю в детство в лучшем смысле и радуюсь и доверяю, особенно когда он, мы еще не назвали друг другу имен, ведет меня за руку к моему подъезду. Он приручает меня постепенно, не спеша. С ним я поменяла свой обычный стиль поведения с мужчинами. Я не обороняюсь и не отстаиваю свою территорию. Просто не от чего защищаться. Он не посягает даже на мое имя. Никаких разговоров, объяснений, выяснений. Мы позволяем друг другу чувствовать. Ощущать то, что обычно прячется за словами.
Виктор Сергеевич сделал еще несколько попыток сближения, но его шаги всегда радикальны и предполагают бурное развитие отношений, что неизбежно приведет к прежним сценариям, которые не позволят мне измениться, излечиться от недоверия, порожденного сложными родительскими отношениями. Мать так и не простила отца, хотя, похоже, до сих пор любит. От этого еще больнее.
По работе меня отправляют в командировку неподалеку от города моего детства, где после развода остался жить отец. Он вообще ничего не хотел менять ни работу, ни место жительства, и сам практически не изменился, только постарел сильно. Дверь открылась, я произнесла: «Здравствуй, папа», - спустя столько лет молчания. Руки у него задрожали. Он засуетился, пригласил на кухню.
- Давай помогу, - я взяла из его рук чашки. Мы сидели за столом и разговаривали. Он достал альбомы с фотографиями. Там были и из прежней жизни. Я маленькая, справа папа слева мама. Отец старше матери на одиннадцать лет. Мама была очень молода, когда они поженились. «Он был взрослый, самостоятельный, мне нравилось быть под его защитой», - говорила мама в ответ на мой вопрос почему она выбрала именно его, хотя недостатка в женихах у нее не было. И все было хорошо, пока она сама не стала взрослой и самостоятельной. Отец ревновал, скандалил, начал выпивать. В конце концов, мать не выдержала и подала на развод. Начались суды, выплескивание наружу обид, недовольства, неблаговидных поступков. Отец затягивал процесс, боялся потерять семью. Я это представляю живо сейчас, когда мы сидим и разговариваем. Он вспоминает случаи из моего детства и ко мне возвращается теплое отношение к нему и безусловная детская любовь и доверие.
Вернувшись, матери о встрече ничего не рассказала. Она живет другим мужчиной, с которым недавно узаконила свои отношения. Поначалу он давал мне советы как жить, а я избегала общения. Но, однажды, неожиданно для себя, совершила шаг, который вывел наши отношения на другой уровень. Поразительно, как какая-нибудь мелочь может все изменить. Накрывая на стол, я спросила, резать зеленый лук или нет. Он ответил: «Как хочешь», - и посмотрел на меня выжидательно-насмешливо. Я не хотела никак, поэтому одним взмахом ножа разрезала его пополам и быстро положила на тарелку. Его взгляд выдал замешательство. С тех пор он больше не был строгим родителем, а я послушным, каким меня хотели видеть, ребенком.
***
Меня не было дома несколько дней. Но Он стоял на обычном месте. «Я скучал», - сказал он. «Я тоже», - подумала я.
***
Я увидел ее случайно. Проходил мимо. Увидел и уже глаз оторвать не мог. Она вся светилась. Я потом возвращался на это место в надежде только посмотреть. Даже подходить не хотел, чтобы не спугнуть, не рассеять окружавший ее свет. Она сама меня позвала, просто стояла и ждала, опустив голову. Вдруг стала такой родной. Нам даже не были нужны слова, мы понимали едва уловимые жесты, взгляды. Я взял ее за руку. Она не вздрогнула, не одернула. Ее рука была мягкая и теплая, как у ребенка, как у моей младшей сестренки. Мы не разговаривали, слова не шли. Я лишь тихо сказал: «До встречи», - когда она исчезла в подъезде. Мне хотелось бежать и кричать от счастья. Звуки возникали в моей голове и выстраивались в мелодию, оставалось только записать.
Уже второй день не вижу ее. Чувствую, с ней все в порядке. Она скоро вернется. Я подожду. Это ожидание тоже стало музыкой. Я давно столько не писал. Музыка идет сквозь меня потоком, водопадом. Еле успеваю записывать. Она вернулась, мне до боли хотелось прижать ее к себе и не отпускать, но я лишь произнес: «Я скучал». Она сама взяла меня за руку и повела. Уйдя от посторонних глаз, мы обняли друг друга. Прямо там, у дверей и стояли. Я вдыхал ее запах. Она заплакала.
***
Я плакала. Мне было хорошо и спокойно. Что-то внутри меня отпустило. Стена, которую я выстраивала, чтобы не подпускать мужчину близко, слишком близко, исчезала. Слезы смывали все маски, которыми я защищалась. Он вытирал мне слезы и терпеливо ждал, когда они иссякнут. Ничего не говорил, не спрашивал, не успокаивал. Просто дал им течь. Я ткнулась носом в его щеку и спросила: «Есть будешь?». «Да», - и мы направились на кухню.
- Садись, сейчас что-нибудь приготовлю.
***
Она не готовила, это был танец, в котором каждое движение выверено и грациозно, но при этом на сковороде что-то шкворчало, на огромной тарелке возникало разноцветное ассорти из овощей. Я не мог оторваться от происходящего действа. Она улыбалась моему взгляду. Нашей трапезе не хватало только двух бокалов вина и свечи. Когда она села, вспорхнула на стул, я спросил: «Как тебя зовут?»
- Света. А тебя?
- Максим.
Теперь мы хотели знать друг о друге все.
***
Ни с одним мужчиной я так счастливо не просыпалась. Мы всю ночь провели обнявшись и у меня не возникало желания отделиться, отвернуться. Нет. Эта близость убаюкивала и погружала в глубокий сон. Был выходной, но я проснулась рано. Без будильника, как тогда в деревне. Приняла душ. Кажется что-то напевала. Потом отправилась на кухню жарить блины. Тысячу лет ничего подобного не делала. А тут вдруг захотелось.
***
Я стоял и смотрел, как она колдует над сковородкой. На тарелке росла горка из блинов. Она увидела меня, улыбнулась: «Ты как раз вовремя. Смотри, на что похоже?», - и вылила на сковородку остатки теста, которые растеклись причудливым пятном.
- Меня мама в детстве все время спрашивала и мы фантазировали.
Я обнял ее и застыл в ожидании, пока этот последний блин подрумянится и явит свой образ. Она перевернула его на другую сторону и покрутила сковороду: «Ну как?»
- Я вижу птицу. Вот клюв, крыло, хвост, - ответил я, обрисовывая контуры.
- Да, точно, похоже, - с восторгом отозвалась она.
***
Не знаю, зачем я матери рассказала про Максима. Да еще о том, что он на пять лет моложе. Хотелось поделиться счастьем. Она, конечно, была за меня рада, но…
- Не очень-то перед ним раскрывайся. Что ты о нем знаешь?
Я убеждала ее и себя, что знаю достаточно. Главное, что нам сейчас хорошо вместе и неважно, как буде дальше.
- Как знаешь, - ответила она, - я не хочу, чтобы тебе потом было больно.
Этот разговор пробудил во мне внутренний спор. Я часто так спорила с матерью. Мне захотелось рассказать, что я была у отца, как он меня встретил, что я простила его, хотя и прощать-то было не за что. Это жизнь и она преподносит нам уроки. Значит и этот разговор тоже урок. Проверка на прочность. Не слишком я сильная, раз несколько фраз выбили меня из состояния гармонии с миром, в котором я пребывала последние несколько часов. Опять нужно начинать все сначала. Собирать по крупицам те моменты радости и любви, что рассыпались от возможного ожидания предательства. Я позвонила Максиму: «Давай встретимся».
- Что-то случилось?
***
Ее голос был другим. Из него исчезла музыка.
- обними меня, - попросила она, когда я вошел, и посмотрела на меня глазами раненой птицы. Я держал ее крепко и целовал и вдыхал аромат ее волос.
- Что-то случилось?
- Нет, - прошептала она и еще сильнее прижалась.
Я не мог понять, что происходит. Она не объясняла.
- Прости, - она отстранилась и потянула меня в комнату. На столе лежали рисунки, я заметил их еще утром. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, перевел разговор на них: «Это ты рисовала?» Она кивнула.
- Здесь твои птицы улыбаются, - сказал я, - знаешь, - мне вдруг нестерпимо захотелось, чтобы она услышала музыку, свою музыку, - пойдем со мной.
Я привел ее к себе. Она проходила вглубь не спеша. Разглядывая и поглаживая предметы. Дойдя до пианино, открыла крышку и вопросительно на меня посмотрела. Я кивнул. Она плакала, когда я играл первую нашу встречу. Она еще не знала тогда, что мы встретились.
***
Как часто я плачу в последнее время. Раньше сдерживала слезы, даже когда хотелось выть. Все хотела казаться сильной и независимой. Теперь хоч просто жить, плакать и смеяться, когда хочется. Как младенец, мозг которого еще не обременен опытом собственным и предшествующих поколений.
Я слушала музыку и ко мне возвращалась любовь. Я любила Максима, его затылок, плечи, руки, пальцы, порхающие по клавишам, свет, струящийся из окна, облака, деревья, людей, весь мир. Мне стало хорошо и спокойно. Я даже заснула. Во сне надо мной проплывали причудливые облака, а из-за них проглядывали солнечные лучи. Я щурилась и смеялась. Вдруг в памяти всплыла фраза: «Ты умеешь быть счастливой». Тогда я думала, что это ошибка. Во мне никогда не было ощущения безграничного счастья. Все время возникало «но» и радость скукоживалась и уходила, оставляя на лице лишь маску. Теперь это правда – я счастлива.
***
Мне сложно даются слова. Поэтому я играл ей, выпевая свои чувства музыкальными фразами. Кажется, она плакала, потом затихла. Возникла звенящая тишина. Я больше не мог играть. Звукам не было места, так и сидел молча, не двигаясь. Вдруг испугался, что она ушла. Нет. свернулась калачиком в кресле и спит. Она напоминает кошку, которая подчас в неудобной позе умудряется расслабиться и заснуть. Я накрыл ее пледом и тоже прилег. Стало спокойно и уютно. Проснулся от проникающего в ноздри аромата кофе. Она хозяйничала на кухне, увидев меня, улыбнулась: «Кофе будешь?» я кивнул. Она поставила передо мной чашку и сказала: «Прости, ты играл, я заснула».
- Это хорошо, - ответил я и потянул ее к себе на колени. Она ловко вывернулась, чмокнула в щеку: «Сначала кофе».
***
Господи,
дай мне счастье любить,
дай мне мудрость понять,
дай смиренья принять.
Принять все, что встретится на пути,
Не очерстветь.
Понять то, что мешает идти.
Преодолеть.
И любить ни за что. Просто так. Вопреки.
Помоги!