Воспитание костылями, проходящими по невидящей для себя и горящей искусственной лжи, измеряемой долготой точек и неправдивых тире. Переставая звать это мыслями, принимать изрешечённую форму значений головных фраз, сваренных и расстрелянных сред.
Остановиться, перечисляя. Обыденно для себя.
Из лета изъяты прошлые слоги. Читая с конца их, принять за придуманные имена.
На треть из положенных четырех зарытое и не взращенное на единственную единицу мнимое воспитание идеями тех, кто теперь не считает себя, установленным и причастным к своим же мыслям.
Выкроить время, чтобы только лишь гибнуть в постели. Взрытый иглой и заново склеенный взгляд поверх кожаной книги, заполненной городами.
Тающий чек, на сезон не безвыходные принадлежности за углом. На расстоянии запахов, разведенных и спящих, наспех отмотанные кассеты под потолком.
По обе левой и каждой рукой не ухватиться за паузу.
Ямы роются лишь в одну сторону, не склоняясь к анализу.
По рассказам из мебели войн все великие мысли выбьет даже не самый прочный снаряд.
Не прочнее ноющих позвонков в убедительной и правдивой линии круга рутины.
По совету прирученных мух, реши на первых секундах беременности идеей, сгодится ли она для дальнейшего?
Никого не сдавая и не жалея, забывайся мыслью, что собственное воспитание на пол-единицы значений остается правдивым.
Сквозная возможность говорить о себе по углам без греха и претензий на вечность.
Становление на костылях в своем же кармане, не прячущем больше первого встречного.