Ранним августовским утром я, как обычно, отправился проверять сети, которые поставил на озере. Озеро, куда я шел, находилось километрах в пяти от деревни, где я жил. Я вышел пораньше, зная, что егерь в это время обычно спит. Попадаться ему на глаза было не в моих планах – ведь рыбу я ловил запрещенным способом, к тому же в заповеднике, да еще и в особо охраняемой территории. Территория эта, черт бы ее побрал, отравила жизнь многим деревенским мужикам, поколениями жившим охотой и рыбной ловлей. Начинаясь всего метрах в ста от моего дома, на краю лесного массива, она тянулась на десятки километров, захватывая несколько районов соседней области. Заповедник забрал себе лучшие озера, самые живописные и манящие, с богатым рыбным уловом. Деревенские мужики перестали поэтому туда ходить – кому охота получить штраф или повестку в суд! Озера сделались безлюдными, дикими, но это было только мне на руку. Если забыть о егерях и персонале заповедника, я чувствовал себя королем, настоящим владельцем этих мест. Вся рыба, плескавшаяся в голубой, как небо, и чистой, как слеза ребенка, воде принадлежала мне. Я один, не боясь, приносил ее оттуда, стараясь, конечно, не палиться – ведь от нашей провинциальной нищеты и безденежья люди становятся злыми и завистливыми, любой сосед может за бутылку, а то и просто так, заложить тебя егерю или природнадзору – и тогда все, прощай рыбалка, привет, проблемы. Поэтому, отправляясь в заповедную зону, я соблюдал меры предосторожности – уходил рано, пока все спали, приходил поздно, почти затемно, чтобы никто не проследил. Ходил одному мне известными тропами, а на берегу озера, в самых «рыбных» местах устраивал укрытия, почти не заметные с поверхности, где мог спокойно просидеть целый день, ничем себя не выдавая.
День выдался какой-то холодный, сырой. Над лесом и озером, куда я пришел, висел туман. Я должен описать то место, где обычно рыбачу, чтобы читатель мог лучше представлять события, о которых пойдет речь дальше. Заповедное озеро в плане относительно узкое, но довольно длинное. К северу оно расширяется, там в него впадает небольшая река, делая почву в этом месте топкой и болотистой. В самой широкой части озера расположены несколько островов. От них до берега около километра вплавь. Места, казалось бы, чудесные, но никто из местных никогда туда не плавал, даже когда заповедника еще не было. Острова считались проклятыми. Говорили, что на них живут злые духи. По вечерам некоторые смельчаки пытались разглядывать их в бинокли, но каждый раз видели странные огни, которые то вспыхивали, то гасли, отчего со страху бросали свое глупое занятие. Считалось, что если кто из людей попадет на один из островов, то назад уже не вернется. Я не верил в эти бабушкины сказки, а плыть туда самому не видел особой необходимости.
Выйдя на берег озера и определив по одному мне известному ориентиру установленную на ночь сеть, я достал из укрытия «кошку» (кто не знает – длинную палку с крюком), подцепил конец сети, установленный далеко в воде и потянул на себя. Сеть пошла легко, к моему большому сожалению. Это говорило только об одном: рыбы сегодня не было. Вообще. Про себя я грязно ругался: хоть бы одна крохотная рыбешка запуталась бы! Но нет. И так продолжалось уже неделю подряд. С того самого дня, как озеро и лес окутал туман.
Вытащив почти всю сеть на берег, я обнаружил, что без улова сегодня все-таки не остался. Что-то в зеленой тине угодило мне в руки. Я распутал сеть, достал предмет, смахнул тину. Предмет оказался обычной бутылкой, но какой-то очень необычной формы. Необычно большой, с длинным продолговатым горлышком. Я таких еще ни разу не видел. В бутылке явно что-то было, это я понял, встряхнув находку. Захотелось узнать, что же там такое внутри. Я быстро смотал сеть и спрятал в укрытие, чтобы не дай бог никто не застал меня за незаконным промыслом, а бутылку не раздумывая ударил о дерево. Стекло треснуло и разлетелось, и к моим ногам упала свернутая бумага, перевязанная веревкой. Я собрал стекло и выбросил в воду, достал из брюк раскладной нож, разрезал веревку. Бумага была некачественной, оберточной, на ней был текст, написанный карандашом. Текст был читаемым, видно было, что писали недавно. Заинтригованный, я разложил бумагу на мху, распрямил и принялся читать.
«Тому, кто найдет эту записку. Рассказываю. Позавчера вечером я выехал из города по направлению озера N – цель моего исследования. Чувствую себя нормально, только в горле першит. Доехал до села Перевоз, взял у местных жителей лодку, плыву на остров. Погода стоит хорошая, легкая рябь волн, причаливаю….»
Дальше бумага заканчивалась, а вместе с ней и запись. Честно, я не мог понять, зачем кому-то понадобилось указывать все эти данные, а затем прятать их в бутылку и выбрасывать в озеро. Писал, судя по всему, человек ученый – почерк, несмотря на то, что запись велась на нетвердой поверхности, возможно, на коленях, был, как бы сказали, «каллиграфическим». Моя мама писала так, раньше чистописанию учили в школе, теперь – нет. «А парень не робкого десятка, - подумал я, - раз решил в одиночку сплавать на остров, куда даже опытные охотники не суют нос». Вот только что это за деревня – Перевоз? Я в тех местах такую не припомню. Хотя нет, слышал от деда, что до войны была, но немцы сожгли, когда отступали, а потом она так и не восстановилась. Но я не придал значения этому факту – парень, видимо, не местный, мог что-то напутать. Хранить это письмо у себя я не посчитал нужным, поэтому просто его сжег. Теперь об этом жалею, но поздно, сделанного не воротишь.
Я решил не уходить с озера. Весь день особо ничего не делал, в обед приготовил гречневую кашу с тушенкой из тайника в укрытии, в этом же укрытии дождался вечера, поставил на ночь сети и, когда начало темнеть, двинулся домой.
Утром вновь проверил сети. Рыбы, как и вчера, в них не было. Но из всего, что плавает в озере, я в очередной раз выловил странной формы бутылку с письмом. Это становилось забавно. Кто-то решил вступить со мной в переписку таким необычным образом. Я разбил бутылку, разрезал веревку, разложил бумагу и начал читать.
«Прибыл по плану. Лодка привязана. Выгрузился на берег. На острове холодно. Развожу костер. Соорудил шалаш из еловых веток. Согреваюсь. День клонится к вечеру. Откуда-то дует сильный ветер, днем не было. На озере волны. Лодку качает, грозит оторвать. Вытащил ее на берег. Подкрепился перед сном. Иду спать. Завтра начну обследовать остров».
По стилю письма выходило, что человек составляет конспект путешествия или пишет дневник произошедшего за день. Я решил, что имею дело с каким-нибудь исследователем – географом, этнографом, натуралистом или кем-то в этом роде. Видимо, кто-то из его товарищей из экспедиции остался ждать на берегу, и связь с ним поддерживается посредством бутылочных писем. Странный, скажу я вам, способ сообщения в наши дни, в эпоху интернета и мобильных телефонов. Хотя, возможно, мобильник на островах не ловит, в заповеднике вообще плохая связь. Мой телефон тоже вне зоны, стоит только зайти в лес. Я поступил с новым посланием, как и с предыдущим, хоть и понимал, что кто-то мог его дожидаться на берегу. Бутылка все равно была разбита, а другой у меня с собой не было. Я решил, что пока я схожу домой за бутылкой, спрячу письмо, выброшу в озеро, а потом оно поплывет назад и доплывет-таки до адресата, может пройти несколько дней, и исследователь вернется с острова на берег. Отсидевшись в укрытии до вечера, я снова поставил сети, хоть и потерял всякую надежду что-нибудь поймать, ушел в деревню.
Мои опасения по поводу рыбы оправдались следующим утром. Вновь ни одной рыбешки. «Неужели туман ее всю распугал,» - подумал я про себя засмеялся. Опять эта бутылка с посланием! В этот раз я разбивать ее не стал, аккуратно распечатал пробку, подцепил крючком письмо, развернул и принялся читать.
На сей раз запись была довольно длинная. Не буду приводить ее целиком – в ней содержалось много научных терминов, написанных частично на латыни, вероятно, названий обитающих на острове животных и произрастающих растений. «Ну, точно, ботаник писал!», - я улыбнулся. У меня в школе с биологией было не очень, поэтому хотелось выбросить послание, не дочитывая, но в последних строчках было что-то, заставившее меня задуматься. «Днем видел его издалека. Не его, а тень. В кустах у воды. Всего пару секунд видел. Ходил обследовать кусты – ничего не обнаружил. Теперь сижу у костра и чувствую, будто оно за мной наблюдает издалека, но не подходит. Да нет, не может наблюдать, вздор».
Мне стало интересно, что же такое мог увидеть на острове натуралист? Насколько я знаю эти места, никакого крупного зверя на островах быть не могло. Ну разве волк какой мог зайти туда зимой по льду, а назад не найти дороги. Но он бы сдох еще весной, от отсутствия корма. Острова-то маленькие, никто крупнее мыши или птицы нам просто не выжил бы. А тут человек, явно прошаренный в биологии, видел тень у воды. Странно все это. А не спросить ли мне у него самого?
Эта мысль показалась мне заслуживающей внимания. Я получил от натуралиста уже третье письмо, человек явно хотел вступить в переписку, вот и попробуем списаться. На дне моего рюкзака лежал старый блокнот с чистыми листами и шариковая ручка. Я вырвал из блокнота лист и начал писать.
«День добрый! Вот уже третий раз получаю ваше письмо в бутылке. Я не знаю, кто вы, зачем приплыли на остров, но последняя ваша записка меня заинтриговала. Я в детстве слышал рассказы родителей про эти острова, ох не любят их местные жители. Что-то нехорошее там есть. Хотя не знаю, что. Сам я на них не был, но вот вы писали про какое-то существо. Наверное, это волк или кто-то еще, забрел по льду на остров зимой, а назад не выбрался. Волк изголодался, зол, но особо не опасен, вряд ли сил от бескормицы хватит у него, чтобы на вас напасть. Так вот, напишите о себе, кто вы, откуда приехали, зачем, что заставило поплыть на остров и т.д.».
В конце письма я написал кое-что о себе, сложил лист в трубочку, просунул в бутылочное горлышки, закрыл пробку и, размахнувшись что было сил, кинул бутылку с посланием в густой туман озера. В школе я был отличником физподготовки, поэтому бутылка улетела очень далеко от берега и шлепнулась в воду. Плеск раздался очень тихо, еле слышно. Ветер как раз дул с берега на острова, будто специально для того, чтобы наверняка доставить послание неведомому адресату.
На следующий день я пошел снимать сети уже без всяких мыслей о рыбе, которой не было и в этот раз. Я ждал бутылку с новым письмом от натуралиста (так мысленно я окрестил человека на острове). Но в этот день никаких посланий не было. Не было их и на следующий. Зато через два дня долгожданная бутылка угодила в сеть. С содроганием сердца я взял ее в руки, откупорил, достал послание. Это было все та же желтая оберточная бумага, перевязанная веревкой. Я развернул письмо и увидел знакомый уже каллиграфический почерк карандашом. Значит, мой неизвестный адресат дал согласие на переписку! Я впился глазами в текст.
«Здравствуйте, кем бы вы ни были! Довольно странно, что наша переписка началась при столь необычных обстоятельствах, но спешу удовлетворить ваше любопытство относительно моей персоны. Я – натуралист, как вы, наверное, уже поняли из прочитанного. Цель моего визита на острова – сбор редких растений для гербария университета, а также наблюдение за повадками диких животных. По рассказам местных жителей, одно из них, вероятно, реликтовое, обитает тут. В наш век найти новое, неизвестное науке животное – сами понимаете, какая редкость! Вот поэтому я здесь. Извиняюсь за то, что долго не отвечал, но отнюдь не загруженность исследовательскими делами тому причина. Дело в том, что я… боюсь! Да, как бы смешно это не звучало, я – боюсь, как маленький ребенок. Дело в том, что я попал в некоторое затруднение и уже несколько дней не выхожу из шалаша. Страх держит меня внутри. Оно тут, рядом, ходит вокруг, но зайти в мое скромное жилище не решается. Вы написали, что причина моего затруднения и страха – вероятно, волк. Скажу вам точно – нет! Иначе я не был бы специалистом по диким животным. Я много ходил по лесам и перевидал за свою жизнь волков. Это не может быть он. По размеру существо значительнее крупнее не то, что волка, по даже медведя. Я определил это по смятому кустарнику, через который оно проходило. Следов зверя я не видел, хотя их просто не может не быть, но предполагаю, что они огромные! Прошлой ночью я видел его глаза, смотрящие из кустов на меня. Наблюдение продолжалось всего долю секунды, но, сажу я вам, по размеру его глаза не меньше блюдца! Осознайте, в какое положение я попал. Другой человек на моем месте делал бы ноги отсюда, но я не могу. Дело в том, что лодку, вытащенную мной на берег, я два позавчера нашел изломанной, будто бы на ней повалялось что-то невероятно грузное. Уплыть на ней я не могу. Поэтому попросил бы вас об одном небольшом одолжении – если вас не затруднит, сообщите о моем местопребывании кому-нибудь из местных, что смог бы доставить меня на берег. Или, если у вас есть лодка, то не смогли бы вы это сделать сами. Я бы не остался в долгу. Посему жду ответа…»
Я решил не медлить и помочь парню, оказавшемуся на острове. Дома у меня была надувная лодка с мотором. На ней я бы смог сплавать туда и забрать натуралиста, как раз бы управились к вечеру. Конечно, шум моторной лодки мог привлечь егерей и работников заповедника, а это грозило бы штрафом, но тут речь шла о человеческой жизни. К тому же натуралист был сейчас в таком состоянии, что готов был оплатить все издержки и штрафы. Я второпях написал пленнику озера ответ, попросил подождать, кинул бутылку в озерную даль, метнулся домой, уложил лодку с мотором в большой рюкзак, нацепил его на плечи и уже направился в путь к озеру, как вдруг начался дождь. Сначала немного моросил, затем полил как из ведра. Чем дальше я углублялся в лес, тем гуще становилась пелена льющейся с неба воды. Сверкнула молния. В грозу в лесу находиться было очень опасно, но я не привык отступать. Когда я добрался до берега, молнии лупили по макушкам сосен, освещая все вокруг. Гремело как при бомбежке, вдобавок к этому поднялся сильный ветер, по озеру пошли метровой высоты волны, каждая из которых опрокинула бы мою лодку вместе со мной. Я надеялся переждать ливень и грозу в укрытии, но скоро туда натекло воды. Пришлось отправляться домой.
Ливень продолжался весь следующий день, и еще до обеда днем после. Спуск на воду был исключен. Я в жизни не видел такой продолжительной грозы. Казалось, что сама природа противится моему плаванию. Как я впоследствии осознал, это спасло мне жизнь.
Когда, наконец, гроза стихла и дождь перестал, я, уже без лодки, пошел к берегу, чтобы проверить сети. Волны могли запросто изорвать их. Но этого не случилось. Зато я вытащил очередную бутылку с посланием. Достал его и начал читать.
«Мое положение безнадежно. Я выходил к воде, видел людей на том берегу, кричал и звал их на помощь. Но меня никто не увидел и не услышал. Вскоре спустился туман, густой, как сливки. Я не терял надежду, решил добраться до берега вплавь. Моих сил на это хватило бы. Я поплыл, но на полпути почувствовал, что будто какая-то стена стоит предо мной. Я уперся в нее и не мог проплыть ни на метр дальше, сколько бы ни пытался. Пришлось повернуть назад к острову. Так что оставьте всякие попытки меня спасти. Я не хочу, чтобы из-за меня погиб кто-то еще. Да, я застрял тут надолго. Скорее всего, я уже труп. Нечто притаилось, не выходит из засады, но я чувствую его присутствие. Оно рядом и как будто бы играет со мной. Как кот с мышонком. Каждый новый час здесь лишает меня надежды. Вот полил дождь. Он уже заливает мой костер – единственное, что отпугивало тварь от шалаша. Сегодня ночью оно может прийти ко мне. Я не знаю, что это, как оно выглядит. Но, если увижу и останусь жив, обязательно напишу. Вы только не бросайте писать мне. Теперь это единственная связь для меня с внешним миром. Люди должны знать, что обитает здесь, на островах, и держаться от них подальше, чтобы не повторить моей печальной судьбы…»
От прочитанного мне стало не по себе. Нет, я не трус, я хоть сейчас бы отправился на помощь несчастному, но в тот момент мною овладел какой-то панический ужас. Я кинулся домой, забыв про сети и про все. Дома я перевел дух и почти мгновенно заснул.
Утром на автомате побежал в лес, надеясь получить еще одно послание от натуралиста, возможно, последнее. Бутылка плавала у самого берега, запутавшись в сетях. Я достал ее и со всей силы стукнул об дерево. Что-то скользкое упало к моим ногам. Я присел посмотреть и с криком отпрянул на несколько метров. Из разбитой бутылки выпали человеческий глаз и ухо!
Я кинулся топтать жуткую находку. Меньше всего я думал сейчас о том, как это могло пролезть в узкое бутылочное горлышко. От мысли о том, что найденные части тела могли принадлежать натуралисту, меня стошнило.
Что было дальше в этот день, я помню с трудом. Я сидел в укрытии и нервно курил, хотя не имею пристрастия к сигаретам. Затем как-то очутился дома, достал пивную бутылку, написал натуралисту прощальное послание, где слезно умолял простить за то, что не спас его от твари с острова, вернулся на берег и кинул бутылку в ночную тьму.
Наутро я вытаскивал сети из воды, чтобы отнести домой. Я на время решил не рыбачить, ведь за все это время мне не удалось поймать даже крохотной рыбешки. Дома я распутал сеть, чтобы просушить, и обнаружил бутылку с письмом. Причем письма внутри было два. Я достал их крючком.
Первое письмо написал натуралист, которого я считал погибшим.
«Я видел эту тварь. Она смотрела мне прямо в глаза. Господи, спаси кого-либо от этих глаз. Это не глаза и не блюдца! Они размером с мячи для футбола и светятся белым цветом, как фосфор. Никакой эмоции, никакого чувства в них нет. Я ожидал увидеть злобу, но в том то и дело, что – ничего. Глаза приближались ко мне из темноты. Тела чудовища я не видел, но думаю, что оно ужасно. Оно хрипело, стучало зубами, от него несло мертвечиной и запахом тухлой рыбы. Не знаю, какой у него рот, должно быть, тоже огромный… Я потерял сознание. Очнулся от дикой боли в голове. Мой правый глаз ничего не видит! Я слепну! Весь бок залит чем-то противным, боюсь даже представить, что это может быть моя кровь, или слюна этой твари, или все вперемешку. Эти строчки пишу при свете догорающего хвороста. Прощаюсь с вами. Чудище близко. Я чувствую, как оно ходит за спиной, но боюсь посмотреть. Рука моя сжимает холодный ружейный ствол. В нем есть патрон на один выстрел. Когда мерзкая тварь снова пойдет на меня, я выстрелю в нее в упор. Не знаю, причинит ли это ей вред, но я хочу умереть сражаясь…»
Дальше натуралист просил рассказать о его смерти коллегам по университету, найти его мать с отцом и вручить им это письмо. Они жили в Витебске, в тридцатом доме на Вокзальной улице. Еще осталась сестра, тоже в Витебске, в доме на Задунавской улице, 3. Со всеми этими людьми умирающий прощался, просил не вспоминать худым словом и простить за все.
Я развернул второе письмо. Нет, лучше бы я этого не делал. Это был небрежно оторванный клочок бумаги. На нем было написано… нет, нацарапано, как будто большим когтем и красными чернилами (или кровью!), кривыми буквами: «Ты все еще жив? Жди меня, я иду за тобой!»
В этот раз я решил отнести находку в полицию. Я прекрасно осознавал, что придется заплатить штраф за браконьерство, но был мысленно к этому готов. Пусть меня сажают в тюрьму, но лишь бы не увидеть то, с чем лицом к лицу столкнулся несчастный натуралист.
В полиции я рассказал все как было, ничего не скрывая. К рассказу приложил последние записки. Полицейские отнеслись к моему рассказу без особого энтузиазма, но обещали послать к островам опергруппу, проверить, что там и как. Естественно, вызвали егеря для оформления административного протокола. Я и ему все выложил. А он, как услышал, даже штраф раздумал оформлять. «Я, - говорит, - тебя там с сетью за руку не ловил, так что живи с миром, не пойман – не вор. Но проставляться будешь».
Я так и сделал. Купил в сельпо поллитровку и зашел к егерю. Выпили, посидели. Он и начал мне рассказывать.
«Я, - говорит, - тоже на тех островах когда-то давно был, когда только начинал здесь работать. Были там какие-то служебные дела, уже и не помню, какие. Приехали вчетвером на моторной лодке. Меня там оставили на пару часов, то да се осмотреть, а сами к берегу поплыли, дела у них были там. Ну, я обошел остров. Жутко как-то там, не по-человечески. А еще я череп нашел. Человеческий! Старый уже, давно там лежал, я удивился еще. Но страшнее всего не это было. У черепа половины не было, как будто снес ее кто-то. Или откусил. Причем за раз, как батон хлеба. Кусанул так кусанул! Это же какой рот надо было иметь! Я, как представил, что тот, кто совершил такое, мог рядом ходить (а куда ему с острова-то деваться!), так сразу к берегу бегом! Про все забыл, смотрю вдаль только, жду, когда мои вернутся, заберут отсюда. А они все не плывут и не плывут! Вот я и чувствую, как что-то в кустах шевелится. Как медведь, ломит, но размером куда побольше! И тень видел на песке. Большая, страшная тень. Чувствую сердцем, уставилось оно на меня, а глаза повернуть боюсь. Стал Богу молиться, хоть и неверующий. Так и отождал своих на лодке. И чем ближе они подплывали, тем отчестливее ощущал, что тварь эта рядом, за моей спиной. Дышит мне прямо в затылок. Не стал я развязки дожидаться, а прямо в воду прыгнул, доплыл до лодки и ну по газам! Мои ничего понять не могут, а я только тороплю их – быстрее отсюда, мать вашу! Так и уплыли оттуда. С тех пор я на те острова – ни ногой. И тебе не советую. Что-то страшное там обитает. И местные не ходят туда, рассказывают страхи всякие».
Полиция обследовала те места, несколько раз на катерах туда плавали, с собаками, даже вертолет выделили. Искали натуралиста (или то, что от него осталось), да так и не обнаружили ничего. Я тоже пытался найти его родственников, ездил в Витебск для этого. Узнал, что Вокзальной улицы в городе давно уже нет, это улица Кирова теперь, а Задунавская – проспект Фрунзе. Домов с номерами, указанными в прощальном письме натуралиста, я тоже не отыскал. Их давно снесли уже. Так и вернулся ни с чем.
С тех пор я в заповеднике не рыбачил. Другого дохода в деревне не было, вот я и решил бросить все и податься на заработки, вместе с другими мужиками. Перед отъездом захотелось разобрать старые вещи. Нашел одну из тех бутылок, в которых письма получал. Думал разбить, чтобы ничего не напоминало о моей странной переписке, но что-то щелкнуло в мозгу у меня. Не стал этого делать. Решил посмотреть, что написано на донышке бутылки. Я не смотрел туда никогда, бутылки разбивал и выбрасывал. А тут самому интересно было. Знаете, что за надпись там была? «Стекольный завод «Интернационал» (бывший братьев Будниковых). 1923 год».