Посвящается моему другу Роману Принцеву.
С Ромкой мы друзья детства, в школе сидели за одной партой. В те времена почти все школьники увлекались физкультурой. Не были исключением и мои одноклассники. Занимались самостоятельно, без тренеров – где ж их в деревне взять. Пробовали и гимнастику, и гири, и футбол. Творили, кто на что горазд – так классифицировала наши занятия моя тетя. Как бы там ни было, в старших классах мы все имели значки Г.Т.O. А Ромка к окончанию школы был полным кавалером всех трех ступеней Г.Т.О. Вырос он крепким здоровым парнем и по-прежнему увлекался физкультурой.
После школы разбросала нас судьба по разным концам страны. Я отработал в Донбассе больше десяти лет. И, вроде бы, жизнь устоялась, но меня потянуло под три дедовы березы возле деревенского дома, туда, где, как говорится, пуп резали.
Встретились с Романом Вениаминовичем, а для меня по-прежнему Ромкой. Работал он в городе, но приезжал на каждый выходной к матери. Рос у него породный гончак. Осенью приступили к его натаске. Молодой выжлец часто скалывался и терял зайца. Мы нервничали и с нетерпением ждали снега, чтоб по зрячему следу помогать собаке выправлять сколы.
И вот на календаре ноябрь. Покрыты льдом пруды и речки. Выпал долгожданный снег. Ромка взял отпуск.
Как-то, ранним утром, подхожу к его дому, вижу: бежит задворками Ромка. Из всей одежды на нем – плавки, на плечах полотенце развевается, ноги в валенных опорках, в руке топор.
– Куда это тебя в таком виде носило?
– Понимаешь-ли, – смутился Ромка, – занимаюсь в секции зимнего плавания. Не будешь же народ смешить, купаясь в проруби посередь села. Вот и приходится бегать потемну подальше – на Спасский пруд.
Действительно, в центре села сохранилась усадьба с большим парком, в котором еще с барских времен остался каскад прудов. Но, летом, и зимой все местные там бельё полощут, через парк снует народ по своим делам с утра до вечера. В таком виде, понятно, не побежишь.
– А топор-то зачем?
– Да прорубь прихватывает, ей ведь никто не пользуется кроме меня.
– Ну у тебя и видок, не приведи бог попадёшься, до смерти перепугаешь, – посмеялся я. Шутил и не подозревал, что через несколько дней случится история, о которой и по сей день со смехом вспоминают в селе.
Ранним утром, как обычно, Ромка блаженствовал в своей ледяной купели. Тропкой, возле пруда, не спеша прошёл печник из соседней деревни. В купальный сезон он обычно останавливался: щурился, как мартовский кот, цокал языком, любуясь загорающим и купающимся прекрасным полом. А тут мимо прошёл, не взглянул.
Морж вылез из проруби, растерся полотенцем и потрусил в село. До села оставалось метров триста. Ромка догонял печника.
Дядя Коля вдруг обернулся, охнул, присел, сгреб руками полы полушубка, буксанул валенками и побежал.
– Дядя Коля! Никитин, остановись! – кричал Ромка. Напрасно кричал.
Печник после криков прибавлял ходу. С перекошенным лицом вбежал он в нарядную.
– Смертонька, – выдохнул, и запнувшись за чьи-то ноги рухнул на стол, завалив его вместе с бригадиром.
Побежали за доктором – Ниной Прокопьевной. С помощью бывалых мужиков она привела печника в прежнее здравие. Начались расспросы.
– Смерть, братцы мои, вовсе не старуха с косой, а нагой мужик с крылами и топором. Очевидец я, – отхлебывая из кружки горячий чаи с какой-то микстурой, повествовал воскресший.
Может быть дяде Коле и удалось бы внести свои поправки в древний, как мир, портрет, но кто-то из невыдержанных молодых, хохоча, заявил, что это был Ромка Принцев.
Дядя Коля, никогда не приправлявший свою речь выразительным нелитературным русским языком, тут завернул такую комбинацию, что, по свидетельству присутствовавших, даже у мужиков уши вяли.
– Про этого-то водяного я и забыл.
Автор фото: Ольга Дурасова.
14.06.1988 г.