В советском литературоведении практически не затрагивалась тема лубка в творчестве А.С.Пушкина, поскольку лубок считался чем-то низменным, и за годы Советской власти не переиздавался. Тем не менее, многие мотивы и персонажи лубка использовались Пушкиным в его творчестве, получив там новую жизнь и новое переосмысление. В частности, мотивы лубочных повестей о Бове Королевиче и о Еруслане Лазаревиче, которые проникли на Русь еще в ХVІ - ХVІІ вв.
Источником повести о Бове Королевиче является стихотворный старофранцузский рыцарский роман ХІІІ а о Бова д, Антона. На Руси этот роман испытал сильное влияние русского фольклора. В лубок «Повесть о Бове Королевиче» попала в середине ХVІІІ века, и в пушкинское время была широко известна. Можно предположить, что Пушкин познакомился с этой повестью в 14-15 лет, и она произвела на него большое впечатление, о чем свидетельствует его юношеская незаконченная поэма «Бова» /1814 год/. Знакомство с лубочной повестью здесь подтверждает сам Пушкин:
«…Отыскал я книжку славную,
Золотую, незабвенную,
… Прочитал, - и в восхищении
Про Бову пою, царевича…».
В лубочной истории рассказывается как благородный и мудрый князь Гвидон (вероятно, восходит к итальянскому Гвидо), посватался к красавице Милитрисе Кирбитьевне, которая уже любила некоего царя Дадона. Имена лубочных персонажей Пушкин использует позднее в своих сказках, сохраняя позитивное отношение к Гвидону, и негативное к Дадону
Бова-королевич, сын Гвидона и Милитрисы. Гвидон подло убит любовниками жены, а Бову сажают в темницу и обрекают на голодную смерть. Убежать ему помогает служанка.
В поэме «Бова» Пушкин пытается рассказать, как происходили эти события. Поэт выдерживает стилистику поэмы в духе народного сказания. Безымянная служанка из лубка у Пушкина получает имя Зоя и становится едва ли не главным действующим лицом. К Зое приходит призрак Гвидона и умоляет спасти сына. На этом поэма обрывается.
Все мы хорошо знаем о встрече Руслана с живой богатырской головой. Но современный читатель, восхищаясь фантазией Пушкина, не отдает себе отчета, что и этот образ заимствован поэтом из литературы лубка, где он встречается как в «Повести о Бове Королевиче», так и в «Повести о Еруслане Лазаревиче», так же как и образ Черномора. Современники Пушкина прекрасно знали откуда позаимствовал поэт эти образы, но прежде всего отдавали дань гениальному переосмыслению лубочных и сказочных мотивов в поэме «Руслан и Людмила».
Пушкин напрямую использует описание места действия некоторых сцен и внешний облик героев лубочных повестей. Вот, например, отрывок из «Повести о Бове Королевиче».
«Было поле мертвое, усыпанное человеческими и лошадиными костями, а на поле том за двести веков тому назад совершилось страшное побоище. На костях лежала живая богатырская голова величиною со стог сена, а под этой головою хранился меч-кладенец, положенный туда злым волшебником Черномором, у которого борода была в три аршина, голова поменьше бочонка, а сам он был не больше котёнка» .
А вот как воссоздается место действия у Пушкина:
«... Он видит старой битвы поле,
Вдали все пусто, здесь и там
Желтеют кости по холмам.
Разбросаны колчаны, латы,
Где сбуря, где заржавый щит,
В костях руки здесь меч лежит...».
Здесь происходит то, что и отмечает поэзию Пушкина. Он конкретизирует детали, и короткая фраза лубочной повести превращается в живую и яркую картину, над которой Руслан размышляет о бренности жизни.
«Повесть о Бове Королевиче» не рассказвает как герой овладел заветным мечом. Встреча героя с Головой происходит в другом лубочном сказании - «Повести о Еруслане Лазаревиче», которая также использовалась Пушкиным, особенно в поэме «Руслан и Людмила».
«Повесть о Еруслане Лазаревиче» имеет своим истоком среднеазиатское сказание о Рустаме. Еще Кюхельбеккер отмечал, что в ней ощутимы отголоски из «Шах-Наме» Фирдоуси: ослепление царя Картауса (в «Шах-Наме» царь Кавус), бой отца с сыном. На Руси «Повесть» впервые записана в начале ХVII века, а в лубок попала в XVIII столетии и стала одной из самых популярных книг.
Повесть о Бове и повесть о Еруслане несколько схожи по содержанию, и, вероятно, поэтому отдельные персонажи и моменты, особо полюбивниеся читателям, фигурируют и в том и в другом сказании. К таким моментам относится и история волшебного меча, живой головы и карлы Черномора.
Сцена встречи лубочного Еруслана с Головой и встречи с ней же Пушкинского Русалана описаны похоже.
«Витязь видит вдали чернеет огромный холм, и что-то страшное храпит. Он подъезжает к этому холму ближе и слышит, что этот холм как будто дышит. Еруслан внимает и глядит бестрпетно, а конь пугается, упирается и дрожит».
А вот как описывает встречу Пушкин:
«Задумчив едет наш Руслан
И видит: сквозь ночной туман
Вдали чернеет холм огромный,
И что-то страшное храпит.
Он ближе к холму, ближе – слышит
Чудесный холм как будто дышит.
Руслан внимает и глядит
Бестрепетно, с покойным духом,
Но шевеля пугливым ухом,
Конь упирается, дрожит...» .
Перекликается с лубком и рассказ Головы Руслану. У Пушкина виной несчастий обезглавленного витязя является его брат, волшебник Черномор. Именно он лишает брата головы и заставляет стеречь меч, который несет Черномору гибель. В лубочном сказании Черномор несколько иной. Он не враг своему брату. Витязь погибает в битве, а Черномор только сохраняет жизнь Голове. В дальнейшим Еруслан Лазаревич с помощью живой воды оживляет богатыря.
Пушкин отбрасывает эти подробности как лишние, не способствующие раскрытию сюжета его поэмы. Он несколько переделывает историю, рассказанную Головой, что помогает ему в создании образа Черномора. Эпизодический персонаж лубочной повести у Пушкина становится главным олицетворением зла, оставляя в то же время лубочный облик.
В лубочной повести витязь Росланей добывает волшебный меч в подвале, на острове Буяне, в тихом океане. Эту деталь сохраняет и Пушкин.
«... что – за восточными горами
На тихих моря берегах,
В глухом подвале, под замками
Хранится меч...».
В лубочной повести это описано так: «... за восточными горами есть Тихий океан, а на том океане остров Буян. На этом острове есть глухой подвал..., а в подвале этом хранится заколдованный меч-кладенец...».
В лубочной повести есть небольшое упоминание, что только этот меч может срубить бороду Черномора. Это упоминание Пушкин разворачивает в целый сюжет.
Добыв волшебный меч и живую воду Еруслан Лазаревич отправляется свататься к красавице Анастасии. «... Днем она свет божий затмевает, а ночью землю освещает, у нее на косе будто месяц блестит, а во лбу как бы звезда горит...». Это описание Анастасии из «Повести о Еруслане Лазаревиче», а нам сразу приходит на ум Царевна-Лебедь. Влияние лубка и русского фольклора ощущается и здесь.
Пушкин не просто использует широко известные в его время имена, образы и детали лубочных повестей. Он творчески перерабатывает их, создавая свои сюжеты с уже известными читателю именами. Связь своей поэмы «Руслан и Людмила» с лубочными повестями Пушкин и не пытался скрывать. Имя Руслан выведено поэтом из имени популярного Еруслана, но в то же время это имя как нельзя лучше соответствует сказочному славянскому витязю, поскольку несет в себе корень «Рус». В то время как Еруслан вненационален и география места действия совершенно неопределенна, пушкинский Руслан - витязь из дружины киевского князя Владимира, а место действия поэмы – Киевская Русь, что помогает Пушкину детально воссоздать образ жизни древнего славянства. Не случайно, и в поэме, и в сказках великого поэта очень сильны русские фольклорные мотивы.
Таким образом, можно сделать вывод, что презираемый в советские годы лубок был хорошо знаком Пушкину и любим им. А яркие образы лубочной литературы поэт использовал в своих бессмертных произведениях, переосмысляя и конкретизируя их.