Яблоки для Костика

               

Наталье с Игорем сказали, что у сына редкое, некорректируемое заболевание.

- Вы должны знать, должны быть готовы, -  что-то говорил доктор.

Кусок белого халата, волосы на пальцах, ноготь, белые пятна на нем.

- Диета, ходить не будет, рост замедлен. Крепитесь. Пока полежит у нас, в больнице.

Это было так внезапно, ещё вчера они возвращались с дачи, счастливые, намокшие, с рюкзаком яблок, с охапкой мокрых тюльпанов.

- У Костика температура, - прошлепала тапочками свекровь.

Полмесяца  ожидания. И вот.
Наталья смотрела на свои ноги. Длинные, кончики пальцев, свежий педикюр.  Красивые икры, колени, юбка. Игорю нравилось.
Она вздохнула, тряхнула головой.
Наталья вдруг почувствовала внутри себя шар. Ему тесно, он мешает дышать. Ещё немного, и он взорвётся, или улетит в небо, как первомайский, из детства.
Она посмотрела в небо, словно ища поддержки, готовая увидеть забавных барашков, которыми одаривали в детстве ветреные, непостоянные облака. Но небо было чистое, ровное, без единого облачка, ему нечего было сказать ей. Только солнце, белое, равнодушное, липкое, жалило, проникало сквозь блузку, к шее, груди, трогало живот, ноги.
Домой шли молча, Игорь вел за локоть. Наталья шаркала туфлями.
По сторонам шли, ехали незнакомые, люди, у которых не болел сын.
Они думали, кто о чем.  Что надо купить сыр. Или рыбу.
Фильтр для пылесоса.

- Надо составить список продуктов, - сказал Игорь.

Они сидели напротив друг друга, Наталья вдруг почувствовала его дыхание. Оно было нечистое. Раньше она этого не замечала. Наталье показалось, что они совершенно чужие друг другу.
Игорь. Этот пиджак. Они не знакомы.

- Я Б Л О К И, - сказала Наталья четко, и во рту стало кисло. Кислота эта проползла дальше, до ушей, в голову.

Наталья достала бумагу, ручку. -  Я Б Л О К И. Какой все-таки у меня неопрятный почерк.  Правильно училка говорила - Петрова, у тебя буквы как у Конан Дойля, "Пляшущие человечки". - Надо перечитать, - думала Наталья. У нас есть.

-  Выпей, - говорил Игорь, и что-то толкал в рот, холодное, стакан.

Утром они были в больнице.
Кровати, провода, белые простыни.
Прошедший мимо мужчина в накинутом халате, с глазами "впол", с авоськой в руках, шмыгнул в соседнюю палату.
Под лестницей курили клоуны.

- Я забыл кефир, - сказал Игорь.

Наталья прождала Игоря до вечера, потом до утра, звонила на сотовый, друзьям. Потом в  больницы. Утром  вдруг в голове стало ясно, и как-то просто. Она удивилась, даже улыбнулась: он не вернётся!
Наталья выпрямилась. Казалось, весь мир отлетел от неё в это мгновенье, все, что приклеивалось годами, плохое, хорошее, привычки, привязанности, симпатии, антипатии, книжки,  друзья, музыка, все отлетело, отлипло, и нет кожи, только корка, скорлупа, твёрдая, как у грецкого ореха, панцирь, и одна мысль, одна - я подниму, он встанет.
Наталья доставала лекарства, просила денег,  давали - благодарила, не давали - не ругалась, теребила врачей, требовала нового лечения, открывала окна.
 Ей было безразлично, кто рядом - она машинально улыбалась другим мамашам, но не чувствовала их боли, у неё была одна, её боль.

Раз в соседнюю палату привезли мальчика.

- Если не сделать операцию - умрет. Но тогда будет почка.
- Не делайте, - сказала Наталья.
- Мне нужен консилиум. Я должен согласовать с коллегами.
- Быстрее, - сказала Наталья.

На согласование ушла неделя. Наталья ждала. Шар сжимался и разжимался.
Вечером она решила заглянуть в палату привезённого мальчика.
Он лежал без сознания, с трубками, перебинтованный.
Сквозь пелену бинтов были видны мокрые ресницы.
Рука потянулась к розетке - "Раз и все. Никаких симпозиумов",- думала она.
Она увидела свои пальцы, длинные, маникюр на них, кольцо, соединившее их с Игорем, далее, красивое, тонкое запястье.

- Не надо, Наташа.

Игорь стоял в проёме, с кефиром и сеткой яблок.


Утром она метнулась к доктору - Не надо! Нет! Делайте операцию!

- Какаую операцию? - спросил доктор..
- Мальчика оперируйте, привезённого... из третьей палаты, - задыхалась она..
- Какого мальчика? У нас нет третьей палаты, - удивился доктор.


- Я хочу кушать, мама, - сказал Костик..

На щеках его играл яркий яблочный румянец.
Свежий, чистый воздух шёл из открытого окна.