Моя мама немного писала стихи и очень хорошо рисовала. Когда она после окончания школы матери заикнулась – учиться бы дальше, то мать и слушать не стала. Не было средств на учёбу. Да, наверное, многие из молодёжи, кто остался в деревне, остались не из-за большой любви к деревенской жизни. Мы видели, какая мама приходила с работы уставшая, помогали ей. Как когда-то она помогала своей маме. Уже будучи на пенсии, мама часто вспоминала о колхозной работе. А мы слушали и понимали, что ради нас родители положили всё своё здоровье.
Вспоминания моей мамы:
«Уходили на работу, как только начинает светать. Домой после работы приходили – уже темно, детей не видели, как растут. С самого раннего детства помогала матери по дому, помогала кормить коней, на рассадниках выращивать капусту. В деревне всегда считалось большим позором выходить в поле последним. Поэтому, когда провозишься дома со скотиной или печкой, в поле бежишь не позавтракав, с куском хлеба в руке. В 16 лет я стала работать на молоканке. Нужно было самой от доярок забрать фляги с молоком. Я была маленькая ростиком, худенькая, весила 45 килограммов, чуть побольше самой фляги, а фляги были 40-килограммовые. А как-то умудрялась грузить их на телегу – сначала затаскивала флягу на коленко, потом перекатывала на колесо и уж потом закатывала в телегу. После молоканки работала дояркой, телятницей. Утром на ферму сходим, днём идём в поле – то косить, то пастушить, то жать. Потом опять на ферму.
Рожь жали на лошадиной жатке, вязали ржаные снопы поясьями из ржаного обмолотка (с собой в поле брали обмолоченый сноп для обвязки снопов). Снопы кидали по 10 снопов в груду, один человек ставил снопы в бабки на просушку. Овёс, ячмень, пшеницу жали серпами и тоже ставили в суслоны для просушки по 10 снопов.
Просушенные снопы с поля возили в колхозный лабаз для обмолота. Под крышей был построен специальный стол. Сноп клали на стол и серпом разрезали на снопе поясье (обвязку). Чтобы не пораниться, у серпа отламывали острый конец, оставляя от рукоятки 25 см. Затем сноп кидали в молотилку, машина быстро обмолачивала, мы не успевали со снопов снимать поясья. Зерно сыпалось в груды, а солому тут же отвозили и метали в стога. Молотилка работала под действием привода. Под крышей у лабаза было приспособление – два бревна, одну лошадь впрягали за одно бревно, другую лошадь за второе и их подгоняли (говорили «лошадей гонять в приводе»), лошади ходили кругом, тянули эти бревна. Если лошади остановятся, то и молотилка тоже.
Иногда снопы обмолачивали вручную, для этого стелили большую постилу, клали на неё сноп и молотили молотилом – это такая палка, на конце которой привязано полено. Идут бабы снопы молотить, каждая несёт с собой своё молотило или простую доску. У кого не было молотила, тот просто сноп околачивал вальком для белья.
Лён теребили руками, тоже связывали в снопы. Просушенные льняные снопы возили в лабаз и там мяли на мялках. Мятый сноп хвостали об мялку, чтобы из него выкрошились твёрдые семена, а потом чесали чесалками. Получались изгреби и волокно, их пряли. А из семян делали льняное масло – масляная была в Канчере. Жмых ели, он очень вкусный.
За рублёвской рощей по дороге на Победу есть у нас такое место – «победские прядки». Это молодые насаждения леса, полосами метров в 10-12 шириной. Сами полосы эти (прядки) длинные, идут параллельно друг другу, а между прядками леса – полоски поля, тоже метров по 10-12 в ширину. На этих полях мы сеяли лён.
Однажды мы, бабы, ходили косить на Терминскую дорогу. С утра было ясно, косим и не видим, что туча надвигается. Вдруг начало греметь – давайте-ка, бабы, домой. Только добежали до опушки леса, хлынул дождь. Побросали литовки и сами под ёлки спрятались от дождя. Стоим, дрожим – кругом воссияет, гремит. Страшно. Вдруг как сгрохотало в метрах пяти и ослепило нас, мы даже с испугу присели. Потом видим – верхушку дерева раскололо и дымок от неё идёт. Дождь немного затих, и мы все мокрёхоньки пошли домой. А в деревне дождевая вода течёт рекой, мама цыплят из неё вылавливает, спасает от «потопа».