3 Три мгновения вечности - Надежда

Ная Иная
Часть третья

                НАДЕЖДА

Телом любить — это счастье не вечно,
Подарки небес, чтоб хранить человечно,
На Новой земле Руси из пепла возникла
Дорога её жизни, что в смысл проникла…


Ослепительная заря в конце июля и рождение очередного летнего утра — что есть прекрасней на земле? Только любовь. И если ночь освящалась вспышками незабываемых наслаждений, то день предстоящий сулит отличное настроение. Разбуженная пением птиц, запахом цветов и храпом любимого подхожу к окну,
шлю рукой приветствие лучам восходящего солнца и, глядя в прозрачную голубизну неба, зеркально отображающую гладь морскую в вышине, ощущаю виденье
чистой, природной красоты, которая и одушевляет сознание парить над безделушками бытия. И задержав взгляд в синеве, воображаю себе платьишко радостное, пошива воздушного, цвета зарева, с ленточкой радуги бантиком на талии, с пуговками из солнечных зайчиков у сердца, с облачным кружевом, окрыляющим полёт души. Сливаю восхитительное обаяние природы со счастьем быть женственной ее частью!
   Очень стараясь не разбудить Анатолия Дмитриевича, на цыпочках покидаю спальню. Обожаю время раннее, когда прислуга ещё не на ногах. Накинув на ситцевую рубашку для сна французский халатик китайского шёлка, спускаюсь на
кухню выпить воды и предаться воспоминаниям сегодняшней ночи. Проходя мимо открытой двери в комнату Амалии и услышав шорохи, не заглядывая, шёпотом
прошу:
— Не спеши, голубушка, просыпаться! Я хочу как можно дольше побыть одна, без прически и корсета.
   
   Закрываю плотно дверь и надеюсь, что спят еще все люди в нашем доме. Выйдя в сад, присаживаюсь на скамью у кустов пахучих роз, возле поющего славный гимн воде фонтана. Закрыв глаза, вдыхаю свежесть росы с ароматом чистоты и приятной утренней влажности воздуха, вспоминая ночь до мельчайших подробностей. Так случается не часто, но даже у семейной пары бывают особые, повышенной страстью неповторимые, излияния любви. Много, часто и громко, всего до полуночи, не припомнит такого тело с весны. Легонько вздрогнув,
начинаю снова возбуждаться. Грудь, свободная от корсета, требует прикосновений, ноги, дрожа в коленках предвкушением, уже не желают одна на другой покоиться без движения, и я принимаю решение незамедлительно прервать сон Анатолия Дмитриевича. По пути в спальню встречаю-таки Амалию, настолько преданную служанку, что посещают мысли о нашем с ней кровном родстве. Если нашла бы внешнее сходство, то предположения переросли бы в уверенность. В чудесном настрое не жадничаю поделиться с женщиной улыбкой и дружеским
к ней расположением:
— Доброе утро, Амалия! От яркого солнышка и тебе не спится? Тогда ставь, пожалуй, самовар и готовь завтрак, а я разбужу мужа, и мы в скором спустимся.
— Да, госпожа. Это будет очень кстати! Меня поднял на ноги посыльный, Анатолию Дмитриевичу депеша от графа Нарышкина, — и по ее хитрому взгляду понимаю, что догадалась женщина зачем именно мне понадобилось будить мужа. Стоит ли мне стесняться любви, переполняющей сердце и вырывающейся на всеуслышание?
   
   Проникаю, как воровка, в спальню, закрываюсь от людских глаз на крючок, сбрасываю материи и скольжу под одеяло. Сажусь на просыпающегося, обжигая его тело вожделением, чувствую твердость мужественности.
— Я знала, что ты тоже захочешь еще и спозаранку…
— Милая, я заспанный, не умытый, с маленькой нуждой, что давит сильней твоего веса…
— Преобрази низкую потребность в возвышенное желание, — мяукаю я, сползая в сторону, грациозно принимая кошачью гибкость. Прогнув спину, ноготками царапаю простынь и виляю игриво талией. Ни один мужчина не сможет проти-
востоять природному желанию завладеть и осчастливить киску, завлекающую видом таких прелестей. И я получаю желанное, нежное, глубокое мужское вторжение, толчками порождающее наивысшее блаженство, и, раскатившись по венам, вырывается оно наружу стоном, срывающимся в крик…
   
   Время, необходимое женщине из кошечки перевоплотиться в даму порядочную, провожу с наслаждением, удивлённо наблюдая как поспешно любимый превращается в Анатолия Дмитриевича! Пытаюсь удержать последнее мгновение и кокетливо спрашиваю:
— Мы ведь не громко? Просыпались…
— Я — нет! — отвечает. Натягивая порты, целует мою коленку, и уже выходя, как будто нечаянно вырвалось, роняет застенчиво в воздух:
— Буди меня так почаще, Милая!
   
   Очень редко позволяю себе выйти к утренней трапезе с мужем в растрепанном раскрепощении, без подобающего убранства, для этого должен быть особый случай — праздник души! Сегодня чувствую себя восхитительно даже в ночном наряде! Радость моя выплескивается пением. В танцевальном движении поцеловав макушку любимого, присаживаюсь к завтраку. Стекающая по ноге влажность придает уверенности, что случилось уже чудо долгожданное, не пройдет и года как стану матерью!
 
   Изучив почту, обращает Анатолий Дмитриевич на моё воодушевление внимание, сообщая наши дневные развлечения:
— Право, милая, гордая осанка от корсета возвышает даму до царицы. Потрудитесь выглядеть сегодня, исключительно для моего глаза, обворожительно! Мы имеем честь принять к обеду Стевена, Христиана Христиановича, умнейшего в различных науках человека, основателя ботанического сада. Он не отказал мне в просьбе подробно обсудить болезнь овечьей оспы и ее лечение. Я так же надеюсь получить неоценимые сведения для лекарской деятельности. Но, заранее предвидя вашу скуку, дорогая, за врачебными разговорами, всё - же убедительно прошу вашего, милая, присутствия, как того полагает этикет. Разбавьте наше общество, пока хватит терпения, а уж как невмоготу придется, наступите туфелькой сатиновой мне на ногу дважды, это будет наш тайный знак. Я отправлю
вас к Ольге Станиславовне за случайно забытой надобностью, освобожу от дальнейшего участия. Но будьте так любезны, выдержать хотя бы до десерта, из уважения к величию персоны, нас наградившей вниманием.
— Всенепременно исполню, как пожелаете. Но лично я ходила бы сегодня охотно — голая…
— Тогда я не смог бы работать!
— И я тоже, — вдруг возникла Амалия, и мы рассмеялись.
 
   Привести себя в достопочтенный вид, по всем канонам французской моды, требуется не только пара часов на труды, но и несколько человек в подмогу. Удушив талию корсетом до детского размера, закрепив кринолин, спрятав ноги в шести подъюбках и обрядившись в кружевные складочки воланами набивной ткани, можно не только полюбоваться на себя в зеркало женскому очарованию, но и почувствовать тяжесть весомого положения в обществе. Когда же войдет в моду удобство А-ЛЯ РУСС? Скорее всего — никогда, ведь станет легко забываться, что обаяние — это внутреннее состояние, крепко связанное невидимыми нитями с внешним видом. Об этом без устали рассказывает Вики, рожденная в Берлине, но получившая воспитание и умение творить чудеса с волосами в Париже. Лихорадочная болезнь ее мужа привела семью в Мисхор, а заботливое и
добросовестное отношение к работе и больным людям Анатолия Дмитриевича навсегда поселило ее и родственников по соседству. Нежный прибрежный климат
удачно влияет на выздоровление. Наши друзья, Оленька и Лев Нарышкины, хоть и имеют дворец в Одессе, творение самого архитектора Боффо, все же частенько
проводят время в Массандре, по наследству доставшейся Ольге Станиславовне после смерти ее матери — Софии, подарок покойной от графа Потемкина. Именно
местный чистый воздух помогает справляться с мучительными головными болями Льва Александровича, возникающими от ранения в сражении при Бородино. Трав-
ма головы и память не позволяют забыть пережитое событие, и лишь забота жены и усилия медицины поддерживают его жизнерадостность. К ней, моей подруге, я и
сбегу с удовольствием со званого обеда. Не важное самочувствие графа заставило отклонить наше к ним приглашение совместно отобедать, что меня, впрочем, обрадовало.

   Я люблю слушать Оленьку, когда никого нет рядом: можно узнать такое, о чем, представляя, краснеют щеки от стыдливости, а любопытство раскрывает широко глаза. У нее возможно спрашивать о любовных тонкостях, спасающих долгий семейный союз от безразличного отношения. Её предложение завязать глаза мужу и изобразить саму Оленьку, и воспользоваться, по-дружески, предложенными ее духами, сотворило этой ночью невероятность ощущений!
Получая одновременно головное убранство волос от рук и новости из уст Вики, невольно заостряю слух на имени знакомом. Оказывается, видели намедни в краях
наших новороссийского генерал-губернатора Воронцова Михаила Семеновича. Он хоть и брат двоюродный Нарышкина, но таинственность его появления увеличивает мое желание увидеться и поболтать с подругой до невыносимо ноющей потребности. Не интересуюсь подробностями личными и слухами, что дочь София у Ольги Станиславовны якобы не от мужа. Мне необходимо узнать от Оленьки, зачем такое множество мужчин в ее жизни. Есть же причина, мне не понятная? Любвеобильность женская — это толпы поклонников уверенности ради, или повышенное желание получать удовольствия?

   Закончив искусство перевоплощения из женщины в светскую даму высшего общества, отсылаю Вики помочь Амалии привести гостиную и стол в торжественный вид. Не перестаю удивляться ее фантазии создавать красоту, такому нельзя научиться — это дар всевышнего!
   Не забыв драгоценное ожерелье из белых камней — подарок к свадьбе, бросаю взгляд в зеркало и понимаю: не корсет создает царственность, сама становлюсь особенной тем ощущением, что отражение в зеркале дает. Поверила в свою красоту и — обворожительность на лицо! Что и привлекает мужчин, а им над собой ни каких усилий производить не надо — мужская самоуверенность
дает ощущение захватчика и победителя с рождения. И чем сильней уверен он, тем крепче любит она, желая сдаваться, расслабляться и отдаваться навсегда в его пленительные объятия.

   Наш гость, Христиан Христианович, не молодой мужчина лет пятидесяти пяти, шведского происхождения. Император Александр назначил его директором Ни-
китского сада в 1812 году, и с тех пор трудолюбиво занимается он приживаемостью южных растений в землях Новороссийских, привозя саженцы с разных частей земного шара. Сельское хозяйство и его развитие, равно
как и медицина, тоже интересуют этого незаурядного человека, которого муж считает самым полезным в общении соседом. Мне он приглянулся культурой поведения и вежливым, деликатным отношением. Надеюсь, что не будет скучно, пока не возникнет тема об овечьей оспе. Как гостеприимная хозяйка приёма, чтоб избежать молчаливого поедания, предложила обсуждение вина с нашей плантации, так как виноделие занимает всё свободное время мужа:
— Каким находите вы, Христиан Христианович, вкус урожая прошлого года? Анатолий Дмитриевич пожелал назвать новый сорт «миловидным», напоминает чем-то меня? — пригубив красного, томно перевожу взгляд на любимого.

   Вдруг вижу, что его нет, а серьезный мужчина сидит за столом и не заинтересован принимать участие в обсуждении его собственности в моем лице. Немного обидным нахожу такое поведение. Убрав кокетство, перевожу внимание на гостя и его ответ.
— Я, простите, хоть человек и корней не российских, — говорит он, — все же в этом названии нахожу ошибку.Дело в том, что видеть во вкусе что-то милое — невозможно. Ради бога, не обижайтесь, но право, этому сорту подошло бы «приморское дуновение», больше по смыслу, на мой вкус. Я вижу любовь к родному языку в осознании величайшего богатства в красоте и могуществе русского — правого и славного! Предпочитая слова не иноземные, а свои изящные, вы расширяете, обогащая запас дворца великолепного, хрустальным звоном радующим уши, потрясая души русскоговорящие флюидами звучания, — лишив меня дара речи, обратился он к мужу:
— Ожидаете вы, Анатолий Дмитриевич, урожай этого года такой же плодородный,
как и в прошлом? Не сочтите за труд, ознакомьтесь с заметками моими в земледельческой газете о насекомых, вредных винограду, и советами о кольях, при выращивании лозы за 34-ый год. Вина ваши восхитительные! Как и
жена! Ваше здоровье, милое создание! — и приподняв бокал, с видом знатока делает маленькие пробные глотки. Высокая оценка, выраженная в движениях, вдохновляет мужа, и легонько толкнув под скатертью меня коленкой, он нерешительно вступает в беседу:
— Спасибо огромное, Христиан Христианович! Я оцепенел от страха, что раскритикуете гордость моих творений! Несомненно, изучу мысли ваши опубликованные и применю на деле! — и, повернувшись к прислуге,
внес оживление, скомандовав:
— Амалия, голубушка, подавай горячее и пошли Киру в винный погреб за про-
хладной бутылкой водочки. — Затем возвращает взор ко мне, нежно, как под венец, берет мою руку, целует и возвращает в то же положение, продолжая:
— Как истинные джентльмены, оставим медицину и работу к сигарам после десерта и поговорим о любви. Задушевная застольная тема человечества. Что скажете, любезнейший Христиан Христианович?
— Совершенно с вами согласен! Не случайно захватил с собой пробные сигары Подольской губернии. В Тульчине, знаете ли, намереваются построить фабрику по производству. Да и болезни обсуждать за едой — признак дурного тона, ухудшающий пищеварение. Вы абсолютно правы, милостивый государь, любовь спасет мир! Когда я был последний раз в Петербурге, посетил выставку живописи в Эрмитаже, и знаете чем был поражён? Скульптурой «Эрот и Психея». Достопочтенный князь Юсупов приобрел ее в Риме в 1796 году, такая же находится и в музее Наполеона в Париже. Вы себе и представить не сможете эту пикантность, выполненную в белом камне! Невинный поцелуй юноши с воздушно-
легкой, прелестной, окрыленной девушкой. Во втором веке написал Апулей довольно не скромную вещь о любовных, и не только, отношениях людей. По ней создал Антонио Канова композицию. В греческой мифологии того времени Эрот — бог любви, сын Афродиты, страстно влюбился не в богиню, а в девушку земную по имени Психея. Пройдя суровые испытания на верность и крепость любви двух молодых, которые старательно придумывала и подстраивала Афродита, народили они дочь Волупию, ставшую богиней наслаждения. Если правильно понять формулу любви, можно стать счастливым. Вы понимаете, милая Диа, о чем я рассказываю?
— Да, — говорю,— Психея переводится с греческого как «Дыхание», «Душа». Бог полюбил душу человеческую в девической невинности. А известна вам формула Кун-Цю, древнего философа Китая? «Влечение душ порождает дружбу. Влечение ума порождает уважение. Влечение тела — страсть». А все это вместе, взаимно, зарождает любовь.
— Восхищен вашим кругозором, милая! — хвалит Анатолий Дмитриевич, подливая вина в бокалы. Теперь ему нет нужды подталкивать меня коленом, я по разливному жесту понимаю приглашение к продолжению. Кто, как ни врач, лучше всех осведомлен в средствах расслабляющих?
— Да, уважаемые джентльмены, мы читаем разную литературу: мужское вино я назвала бы «научная логика мышления», а для нас, дам, ближе к сердцу «душевные терзания». Всевышний сотворил человека, наградив разумением, но объединены мы с Создателем духом, он же роднит и людей между собой. Наши психеи, дух, души и есть дыхание жизни, что получил Адам от Отца Создателя, оживая. Высокую духовность.
— Я так понимаю, следует отвезти вас, Милая, на богослужение. Молю об одном — не покиньте меня однажды, уйдя от мира сего бренного в монастырь! — выдает
муж мой лукаво с улыбкой дьявольского совратителя.

   Как человек ученый, не любит он принимать участие в подобных темах, предпочитая всё то, что можно видеть, слышать и знать. Остальное для умного моего - разнообразные полёты фантазии. Поэтому не злюсь я, а обращаюсь к другому собеседнику:
— Скажите, Христиан Христианович, не кажется ли вам, что женская вера крепче мужской?
— Если пожелаете прислушаться к моему жизненному опыту, вот, кстати, и Апулей это описывает, что в первую половину жизни мужчины верят в себя. И только во второй начинают видеть по-другому источники. А что по этому поводу думал мудрейший китаец?
— В Европе его называют Конфуций. Больше критики, чем понимания. Он не разделяет людей на сильный и слабый пол, в его учении много истины, но не вся, как мне думается. Известно, что мужчины и женщины совершенно разные, не только строением тела, но и мышлением. А причину вы знаете, господа хорошие?

   Делаю паузу для значимости момента, разглядывая слушателей. Приятно осознать, что беседа занимает их больше, чем смакование вина и еды. Кира с закрытой бутылкой в руках добавляет ещё два заинтересованных уха, стоя в углу
гостиной. Разумная девушка, старшая дочь Вики, трудолюбивая и старательная, она так хороша собой, что зарождает всякий раз ревнивые подозрения. И невольно я скрытно наблюдаю, пытаясь заметить доказательства тайного сговора, и ещё ни разу ничего подозрительного не обнаружила. Откуда же берется ревность? Неуверенность в себе порождает или отношение Анатолия Дмитриевича вежливо порядочное ко всем дамам? Обязательно спрошу у подруги мнение об этом странном, беспочвенном чувстве.

   Наш гость первым проявляет нетерпеливый интерес в продолжении, вино делает всех более откровенными, и, пододвинув стул ближе ко мне, прищурив один глаз,
голосом заговорщика, превратился из гостя высокоуважаемого в задушевного собеседника:
— Мне, как ботанику и ученому, известны разновидности полов и их различия, но как мужчине чрезвычайно любопытно услышать ваш женский взгляд на причины. Докажите мне, Диа, что мышление — не только мужская привилегия.

   Да вот они и различия: сильные и мужественные мужчины сомневаются, что у слабых и женственных есть мысли, а мы не видим в них ту чувственность, что есть в нас.
А ведь весь набор есть в каждом человеке, количество лишь разное. И чтобы разбудить мужа, наступаю ему старательно два раза на ногу, вовсе не собираясь покидать застольную беседу, а с целью повеселиться, общаясь. Анатолий Дмитриевич в полном замешательстве, по нашей утренней обоюдной договоренности, он должен освободить меня от их общества, но гость задал во-
прос и, вежливости ради, сейчас самый неподходящий момент отсылать меня. Не скрытая борьба мыслей и эмоций на лице мужа, его необдуманные действия — встал и снова сел — наконец-то преобразили его из постороннего внимательно слушающего наблюдателя в живого человека. Вот таким я люблю его искренне, когда с детства играя вместе, хитря и выдумывая, забывали про скуку и время. И если Христиан Христианович не гость уже, а скорее игрок, то присоединение еще одного добавляет мне азарта! Отпив глоток вина, любуюсь изобретательностью мужа, который к моему веселью, придумал-таки выход, обращаясь к гостю:
— Помилуйте, Христиан Христианович, дорогой вы наш! Джентльмен не в праве требовать от дамы мыслить, мы можем только просить украсить своим присутствием, если у нее будет желание… — и направляет проникновенный взгляд победителя на меня, с притворством в голосе — вошёл в роль лукавого:
— Милая дама, у вас имеется желание?..

   Вот от таких мужчин теряют головы женщины! Самоуверенные, они даже не завоевывают, а собирают как трофеи женские души, созданные природой покоряться. Сколько лет и зим бы я не любила этого человека, сердце не перестанет трепетать от слов его, а от взгляда по коже без устали всегда будут бегать мурашки. И теперь самым сильным желанием становится — спрятать-
ся в спальне, раздеваясь. Но отдавалась я ночью в бушующую страсть с утренней добавкой, и к вечеру уже хочется не телесного развлечения, чего-то выше требует душа, и устраиваю я борьбу мнений, о чём изначально и задумала. Игра продолжается по моим правилам, совсем не важно, что мужчины этого не знают — так она увлекательней. И делаю свой ход:
— Ну конечно, джентльмены! Украшает наше скромное общество Кира своим присутствием, этого вполне достаточно. А я поведаю вам, что женский взгляд не лишен разума, но отличается от мужского.
— Милая, откуда эти кривотолки про отсутствие? — растерянно выдает уже не победитель, а подыгравший. В четыре руки играть сподручнее, а какой насыщенный получается звук у мелодий!
— Позвольте, сударыня, я жду обещанную причину! Перестаньте отвлекаться на этого волокиту и ветреника! Уделите, прошу — ваше внимание пожилому человеку, с нетерпением ожидающему чего-то нового, доселе не понятного! — выпалил Христиан Христианович и залпом опустошил бокал. Я начинаю верить его жизненному опыту: молодой тратит силы доказать свой ум, а мудрый желает постичь мышление собеседника. Это заставляет меня стараться. Делясь размышлениями, подбираю каждое слово:
— Природа разделила нас по предназначениям. Муж должен думать, как обеспечить и защитить, жена должна чувствовать, как сохранить и благоустроить. Обоюдный долг — заботиться о созданном. По этой причине на одно и то же у нас разные мысли и действия. В любви мужчины имеют для себя, а женщины отдают себя. Или взять, например, ревность: жены боятся потерять, мужья не желают отдавать.
— Милая, должен я расценивать вашу самоотдачу как страх потерять? Довольно обидные для меня ваши жертвоприношения!
— В жертву приносят без желания от нужды. Я же отдаюсь с огромным удовольствием, дать которое можете мне только вы. Для этого не понадобятся сравнивающие подтверждения, это мое решение — принадлежать только
одному мужчине. Отсюда и страх потерять. У мужчин страха нет, его уничтожает желание познавать и побеждать, не останавливаясь на единственной, но и её жадно ни с кем не делить!
— Я всю жизнь не понимал это женское стремление женить на себе, привязать, закабалить мужскую личность, — выступил с протестом Христиан Христианович. — Повесить на сильного долг обеспечивать. Оказывается, виной всему — эгоизм? Страх беспомощности?
— Природа заложила в людей удивительные способности сохранять, но не эгоистично, как большинство делает, для себя! А в основном, для потомства. Моя мечта с детства иметь много детей, и ежедневное восхищение вами, Анатолий Дмитриевич, послужило причиной нашего союза с моей стороны. Выложите на стол, будьте так любезны, чистосердечное откровенное признание: что же побудило вас просить моей руки? Надеюсь, не страшная моя беспомощность? — задаю вопрос любимому, стараясь изобразить такой же взгляд победителя, но без притворства в голосе. Мудрецы — душевные люди, хотя повышенный интерес всегда остается к молодым, и чтоб не обидеть безвниманием гостя, спрашиваю и его:
— Долг обеспечивать вешают не женщины, природа-матушка позаботилась о слабом поле. Почему вы, Христиан Христианович, не были женаты? Умнейший человек, с красотой души и не нашли с кем все лучшее, в вас заложенное, передать детям, род продолжив? Объясните ваше одиночество!
   Когда у собеседника нет ответа или желания рассказывать как есть, возникает озлобленность, посылающая язвительные, критикующие и обижающие фразы. Разговаривая, мы обмениваемся не только мнениями красноречиво, но и настроением. Играя с сильными, можно больно пораниться, и я готова к любому ответу, придавая огромное значение благородству в людях, помогающее сдерживать в себе бушующие страсти. Но мой молодой, всегда побеждающий муж выходит-таки первый из себя, солидарничая:
— Человек одинок не по своей вине! Не встретив достойную его ума и доброты, принял решение, что лучше так, чем лишь бы с кем. Правильно же я понимаю, Христиан Христианович? На слабый пол и надежды нет — красивые — они совращают, а страшные — злые на весь мир! К вам, мой ангел, это не относится, потому и выбрал в жёны, что вижу особенность: у тебя получается
то, что у других женщин не выходит. Меня всегда тянет только к тебе, милая! И если завтра ты начнешь этим гордиться, то я пожалею что признался…

   Со стороны входной двери послышался шум возбужденных голосов, Кира вышла осведомиться и вернулась с бледным лицом и известием:
— Анатолий Дмитриевич! Там цыган прискакал… Грязный и испуганный… У него жена в родах помирает… Вы же не поедете один в табор?.. Что передать ему прикажете?..

   Приказа не последовало. В гостиную ввалился и сразу упал на колени здоровенный красавец, с забрызганными сырым песком побережья черными кудрями, в рваной красной рубахе и довольно дорогих сапогах. Его громкий голос и отсутствие придворных манер сотрясали воздух, задевая за сердце не скрываемой искренностью:
— Христом Богом молю, помоги, доктор, моей несчастной! Не дай умереть бабе! С утра уже в муках тужится, и кровь, и силу потеряла! Старуха наша хиромантией с танцами, зловониями и шепотом, помочь уже не может! Прошу тебя, человек ученый, не забоись дурной славы цыганской, поедем со мной, спаси роженицу! Она так молода ещё, чтоб с жизнью проститься! На веки твоим
должником останусь!

   Его слова и отчаянное поведение рассеивали недоверие, но усиливали мою тревогу за безопасность мужа. Если он поедет в табор и там действительно окажется роженица, то при неудачном исходе, учитывая выпитое вино, это
станет угрозой для жизни Анатолия Дмитриевича. Дикий и непонятный народ эти цыгане. Презирающие ту часть мира, что к ним не относится. Я не в праве принимать решения, но страх за любимого толкает на отказ просьбы.

   Ищу поддержки у мудрого гостя в надежде, что вдвоем мы остановим сборы в дорогу. Не устраивая склоку в спорах, негромко обращаюсь к Христиан Христиановичу:
— Умоляю вас, дайте вразумительный совет! Это безумие рисковать собой ради неизвестно кого!
— Что вы такое говорите, Диа! Побойтесь Бога! Долг у сильных и умных не только перед женами, но перед своей совестью первоначально! Правильный мужской поступок. Я дам ему свой кольт. Новинка техники, привезенная мной из последней поездки в Америку.

   Он встал и вышел. Муж, в поспешных сборах, отдавая приказы прислуге, выглядел как всегда уравновешенно, даже улыбался. Чтобы не мешаться под ногами и в мыслях о предстоящем, молча, остаюсь сидеть на прежнем месте, но глаза и слезы мои предательски выдают состояние испуганной души. Ученый доктор, прежде чем покинуть дом, подходит к столу, наливает полный бокал вина, подавая его мне, разливает пару капель на белоснежную скатерть, и я ощущаю его внутреннюю тревогу, внешне старательно скрытую. Подскакиваю и бросаюсь ему на шею, прижимаюсь крепко, словно желая превратиться в часть его одежды. Чувствую ответное объятие и биение наших сердец. Он уже не доктор, а любимый человек - смысл моей жизни. Поцелуй и слова — лучшее лекарство в разлуке для души женской:
— Я всегда буду возвращаться к тебе. Молись и жди.

   Очень быстро покинув гостиную, отправился уже в который раз спасать жизнь человеческую. Как лекарство, проглотив наполненный доктором бокал вина, я пыталась взять себя в руки и приглушить паническое состояние беспокойства за мужа, возведенного до наивысшей точки. Христиан Христианович вернулся в сопровождении Амалии, подошел к столу, стоя, налил и выпил уже не вина, а водки. Держа в руках коробку с сигарами, подмигнул наблюдавшей за ним женщине и добродушно обратился ко мне:
— Теперь сложно определить, когда же подадут десерт. Не желаете ли, хозяюшка, уважить старика общением за сигарой? Или вам уже не интересна судьба моего
одиночества? Анатолий Дмитриевич просил не оставлять вас сегодня и я, как подобает джентльмену, развлеку даму до возвращения мужа. Будьте так любезны, сопроводите меня в комнату для курения.

   И взяв его под руку, стараясь не думать о плохом, мы направились на веранду. Я никогда не понимала мужскую забаву курить! Это здоровье убивающее, затягивающее пристрастие. Да, с сигарой в зубах можно выглядеть мужественнее, но сильнее при этом не стать, лишь голос грубеет и приобретается запах простолюдина, что самое, на мой взгляд, противное — запах изо рта! Однако влияние моды не получается оставлять без внимания людям популярным и часто посещаемым. Как и во всех домах знатного общества, оборудовал Анатолий
Дмитриевич уютно и роскошно застекленную веранду с видом на море. И если бы в ней не пахло табачным смрадом, то могла бы она стать излюбленным уголком нашего жилища. Удобно устроившись в мягком кресле, наблюдала я за ритуальными действиями гостя, необходимыми перед поглощением дыма.
— Не желаете опробовать? — шутя, спросил Христиан Христианович.
— Вы мне еще предложите штаны напялить и выпить водки! Слабый в разуме пол, по мужским понятиям, с желанием внешне походить на сильный, выглядит
еще слабее и достоин не любви, а жалости до отвращения, на мой взгляд. Амалия, голубушка, принеси нам кофе. Модный заграничный напиток и пахнет приятно. Итак, милый человек, вы дали моему мужу оружие? Разрешите
поинтересоваться, откуда и для какой надобности имеете вы при себе вещь, делающую владельца способным стать убийцей?
— Ну уж сразу и злодеем окрестили! Разве защищать себя это преступление? — и заполнив легкие дымом пробной сигары из Тульчина, а помещение запахом жителя и производителя самой гадости, Христиан Христианович, опять прищурив один глаз, глядя хитро искоса,продолжил:
— И почему вы такая правильная? Неужто не хотелось никогда попробовать то, чего нельзя? Как на Руси говорят: «Запретный плод всегда сладок». Я вам не
верю! Женщины коварны, говорят одно, делают другое и при этом не думают. Даже если захотеть, понять это невозможно. Вот поэтому я и не женат, но не один — это определенно! Со мной науки, им я предан, они не обманут и не уйдут к другому.
— Плод не всегда сладок. Он лишь влечет неизвестностью, пока вкус незнаком, а затем обычно наступает горечь разочарования, отвращения и раскаяния в том,
что желание победило запрет. Оно того не стоило.
— С такими суждениями я никогда бы не стал учёным. Ведь именно желание познания неизвестного толкает нарушать запреты, даже самой природы. Заранее не вычислить, что чего стоит, потому что определить стоимость возможно у вещей продажных, а внутренний мир и математика — не совместимы. Кто-то запреты придумывает, кто-то опровергает.
— Ну что ж, додумайтесь жениться на мужчине: мораль запрещает, анатомия мужского строения совращает. Что, по-вашему, правильно — как хочется или как
должно?
— Какие у вас, Диа, противные сравнения, даже обсуждать не хочется…
— Какие у вас, Христиан Христианович, сигары противные, даже рядом находиться невозможно! Предлагаю вернуться в гостиную и к теме об оружии.
— Вы, несомненно, правы, сигары бывают и лучшего табака. Соблаговолите накормить старика десертом! Пожуем немного про любовь и ненависть к оружию, а тами Анатолий Дмитриевич возвратится.

   И затушив источник зловонья, он предложил руку и помощь подняться. Иду с ним и думаю, какая замечательная личность наш гость, и поболтать — приятный
человек, и поспорить с ним не страшно — злостью в ответ не ошпарит. Повезло, что он со мной, когда муж в опасности.
   Вернувшись в гостиную и пропустив ещё водочки, отличный мужской десерт, преобразился из задушевного собеседника в охотника до женских прелестей. Откровенно наблюдая за отдельными частями тела Амалии, развеселился возбуждающими разговорами. И хотя смеяться было трудно, я заставляла побеждать в себе страхи надеждой на скорую встречу, отвлекаясь в ожидании на всякую всячину. Сама лично считаю обсуждения кого-либо ниже собственного достоинства, но в этот раз не было сил переводить тему и невольно оказалась в центре диалога на уровне народном. Расставляя сети голубушке Амалии, желая заполучить ее расположение, скорее всего, только на одну ночь, Христиан
Христианович изумительно старался привлечь ее внимание словами о любви, упустив из виду, что одноразовая она не зовется любовью, а природной телесной потребностью. Если Амалии захочется, может и согласится переспать с джентльменом. Женщина она свободная, незамужняя, как и наш гость. Кто знает, возникнет у них надежда на совместное будущее? И начал птицелов свою
работу, заманивая в сети речами самыми популярными и действующими:
— Отличный у вас, хозяюшка, стол! И вкусно, и красиво, золотые руки потрудились! Вот взял бы и женился на женщине старательной и аккуратной, чтоб и в моем одиноком доме такой же уют навела, старику любовь подарила. Сможете простить мне похищение красоту наводящей рукодельницы?

   Да, неудачный выстрел, промахнулся по незнанию, что красоту наводящая одаренность, не похищаемая, замужняя Вики. Легкая улыбка на устах служанки дает
мне понять, что голубка уже заинтересовалась и принимает участие молчаливым наблюдением со стороны. Однако для разового ночлега закинута огромная при-
манка — свататься для этого не обязательно.
— А что точнее вы, Христиан Христианович, выберите: похищение или женитьбу? Украсть для своего удовольствия или законно обязаться взаимности до смерти? — выпытываю смеха ради.
— Я протестую! Это допрос с пристрастием! — веселится гость. — Если мужчине понравилась женщина, он не обязан сразу же представлять ее рядом до самой
смерти! Это повлекло бы за собой убыточность прироста населения.
— Ловки, однако, на красноречие! Любовь бездумная, случайная, способствует размножению, а как же нравственность? Возвышенность до вечности? Бескорыст-
ные отношения?
— Таких не бывает. Есть надобность в человеке, материальная или духовная. И как высоко желаете вы возноситься в своих мечтах о нравственности? Ни для кого не тайна, что и цари благословенные, страстно любящие своих жен, не стесняются иметь в придачу фавориток, которые, будучи замужем, умудряются народить от третьего лица и дать имя младенцу Иммануил, что с греческого переводится «Богом дарованный». Мол, лишь он знает, кто же настоящий отец ребенка. Не обманусь, утверждая, что нравственность людей ухудшается, гля-
дя на высший свет общества, кои позволяют себе распутство в откровенно вызывающем виде у всех на глазах. Да что цари и короли! Знаете ли вы, Диа, сколько раз была замужем богиня Афродита? По греческой мифологии
первый муж застукал красавицу в постели с любовником. Волны, народившие богиню, вернули девственность, и она еще четыре раза благополучно выходила замуж. Двое из мужей богами не являлись, а простыми людьми были. О какой нравственности вы интересуетесь? Что это за неведомый гербарий? Из чего?
Мне ясен камень, заброшенный в огород любимой тётушке друга Льва Нарышкина, Марии Антоновне, бывшей пятнадцать лет любовницей императора. Ее неестественная красота порождала не только сплетни — злорадная тема
человечества, — но и постоянные стремления мужчин заиметь именно эту женщину. Еще до нашей эры изрек римский поэт Овидий: «Целомудренна та, которой никто не домогался». Неужели красота обязана становиться всеобщим достоянием? Ее можно обменять на деньги, титулы и славу, унизив грязными поступками. Или
прочно украсить нравственным поведением, возвысив до божественного вида, который и притягивает любимую душу всегда возвращаться, а остальных восхищаться и поклоняться. У каждой женщины есть выбор: быть легкодоступной и никому не нужной, или одному, но навсегда. Так выглядит теремок взаимоотношений, который строит или рушит рука жены, потому что мужская
создана природой крепко владеть и защищать строение.
— От чего же неведомый? — отвечаю. — Засушен и забыт, на полках книжных пылится. Состоит из правил поведения: Закон, Мораль, Эстетика. Не модные
нынче танцы целомудрия. Унизительными видятся действия за сохранение отношений, а истинно являются единственно, возвышенно, божественно правильными. Именно высший свет и должен быть примером в поведении, на ко-
торый народ насмотревшись, захочет подражать. Власть царская дана человеку от Бога при рождении. В заботах о народе, себя не забывая, жизнь проходить должна. И горе всем, если правитель только о своих удовольствиях заботливо беспокоится, о простых людях не задумываясь.
Негодование и возмущение порождает мышление декабристообразное. Все бы вам, Христиан Христианович, женщин во всех бедах обвинять. Поведение достойное у женщин и у мужчин быть должно, на пол не делящееся — человеческое!
— Во куда вас, Милая, понесло! Проповедуете просвещённый абсолютизм? Надеетесь, как Екатерина Вторая создать новую породу женщин? И где же их найти: правильных, хороших, невозможных в современном обществе?
— Я надеюсь родить много детей и воспитать поколение Новых и Правых. Красивых не только телом, но и духом, помыслами и поступками, выделяющихся из
толпы не нарушениями, а идеальными соблюдениями! И законов, и правил общественных. А также уважение к своему, природой дарованному полу и любовью к противоположному, порождающей духовно здоровое поколение…

Ещё бы долго несло меня в словоохотливых грезах, но звук копыт за окнами вернул меня из будущего в настоящее, и, забыв себя и гостя, вскочив как девчонка, подбежала к окну. Увидев любимого, даже не делала над собой усилие скрыть, приличия ради, облегчение на душе. Откуда-то из далека, доносятся до слуха моего слова:
— Вы надеетесь родить? Милая, разве не знаете вы об операции у Анатолия Дмитриевича? — негромко и неуверенно тонет вопрос в океане счастья.
— Ах, помилуйте, какие операции, он совершенно здоров! — детская радость несет меня навстречу мужу, не останавливает даже запачканная одежда. Повис-
нув на его шее, не желаю слов, лишь слить воедино биение сердец. Но разве без речей обойдется? Любопытство — движущая сила человеческого общения.
Анатолий Дмитриевич, вежливый от рождения, нео-
хотно прерывает объятия и тишину:
— Благодарствую, Христиан Христианович, что не покинули дом в моё вынужденное отсутствие. Прошу прощения за рабочий неопрятный вид! Налейте, уважаемый гость, всем по рюмочке за благополучное возвращение. Чуть расслаблюсь, умоюсь и расскажу вам странности цыганские, предсказание старухи, ужасом волосы
шевелящее. А так же дружеское предложение в помощи по сбору урожая винограда в этом году, без вековых задолженностей, по совести, как людям не глупым и полагается. Мальчик у цыганского барона родился, первенец! Договорились добросовестно поработать, а я от себя — честно оплатить труды. И никто никому ничего не должен — человеческая взаимовыручка. Цыгане — такие же люди, как и все, только без родины. Оттого и традиции их нам не понятные… 

   Поглотив без закуски жидкость, удалился Анатолий Дмитриевич с извинениями. Хорошие новости, возвращение без повреждений и применения оружия, всё это должно несомненно радовать, но что-то в глубине души беспокоило и зарождало
страх непонятного происхождения, подсознание било тревогу, там в бездне зашевелилось черное предчувствие.
Надо бы, как уважающей себя хозяйке, прислушаться к монологу гостя, но внутреннее напряжение так сковало тело, что легких наклонов головы, видимых знаков присутствия при разговоре, невозможно было проделать.

  Окаменев окончательно, смутно слышу приближающиеся шаги и голос, как звон колоколов:
— О, милая! На тебе лица нет! В своих душевных терзаниях замаялась бедняжка больше, чем я в трудах лекарских! Ох уж мне эти женщины! Вот рюмка водки,
как врач настаиваю употребить для возвращения румянца на щёчках и болтливости на языке! Хватит на сегодня правил этикета, выпей и приди в себя!

   Из этих рук приму даже яд. Вкус с водкой, наверняка, схожий. Внутренний ожёг жидкостью, мужчин бодрящий, выдавил наружу язык, звучный выдох и слюну.
Хорошо, что не пищу! С открытым ртом и вытаращенными глазами, без поступления воздуха от жжения, медленно пол занимает место потолка…

   Приземляюсь в объятия любимого, близкого человека — самое безопасное место в мире, — и я, как дитя малое, забываясь, отдаюсь во власть его заботы, расслабляю конечности, перестаю думать, и засыпают все чувства. Жар во рту слабеет, переходя в теплое течение по венам, ровное безразличие тяжелит веки, и картинка дня темнеет…

   Подскакиваю на постели от ярких лучей солнца и резкого звука распахивающихся занавесей, в радушном движении штор получаю одновременный удар по ушам и глазам. Улыбающаяся Амалия, стакан воды и дымящийся кофе — все признаки доброго утра. Вопреки радости, почему-то опять всплывает неопределенность.
— Доброе утро, Амалия! Расскажи, что я не знаю про вчерашний вечер и сегодня? — как-то невнятно получается задать вопрос, соображая с чего начать бодриться: с воды или с кофе.
— Утро доброе, госпожа! Вчера, когда от водки вам стало плохо и хорошо, Анатолий Дмитриевич поспешно откланялся гостю и вечер был окончен. Все удалились в покои, Христиан Христианович заночевал у нас, точнее — у меня. Сейчас оба завтракают, гость собирается восвояси, а Анатолий Дмитриевич к Нарышкиным, по делам врачебным. Получено также приглашение от Ольги Станиславовны к обеду, она пожелала собрать соседей по поводу прибытия с дружеским визитом Павла Дмитриевича Киселева. К вам Вики сейчас пригласить
или желаете позже?
Да, жизненный опыт — это сила, открывающая любые двери! Всё же нашел птицелов приют в гнездышке голубки…
— Будь добра, пришли ко мне Анатолия Дмитриевича. Обсудив с ним пару вопросов, подготовлюсь приводить себя в порядок.

   Исчезнувшая за дверью Амалия, не добавившая ничего нового для хода мыслей, все же направила их в сторону Ольги Станиславовны. Моя любимая подруга умеет
любую неопределенность окрасить в приятный сердцу цвет, заменив колючки событий на пушок возможных предположений.
Прошла ночь, — личное время для отдыха, сбора мыслей и мечтаний, провалившись в черноту, пропустила для себя желанное. Наступил день, время общественное для полезных, нужных дел и общения, для всех остальных, которые вокруг. И понятно, что о самом близком моя особая забота и беспокойство! Страшно не нравится просыпаться позже любимого! Если он опередил, то день начнется не с той ноги, не с тех слов, и уж точно с неправильных движений. Ничего хорошего даже ожидать не стоит! Вот и приветствие его соответствующее:
— Рад, что вы проснулись, моя милая пьяньчужка! Я и не предполагал, что водка может так губительно влиять на женское самообладание!
— Правда ваша, после ее употребления уже никто собой не обладает: говорится без опасений, без них же отдается тело в любое безрассудное предложенное распутство. А меня почему так скосило?
— Да ладно, дома с мужем можно, но как личный лечащий вас врач советую обратить внимание на неестественное поведение организма и исключить в дальнейшем водку из употребления. Голова не болит?
— Нет, доктор, только душа! Но расколюсь я от неизвестности, если, наконец, не расскажешь, что за ужас тебе предсказала старая цыганка!
— Тебе что, больше не о чём думать?! Ну, разозлилась, наверное, что медицина научная ушла в помощи больным намного дальше народной. Надо ли во всё, что люди говорят, верить? Собирайся, поедем к Нарышкиным! У них в гостях сегодня Павел Дмитриевич Киселев, военные и врачи не всегда находят общие интересы…
— Я тебя очень прошу! Сама не понимаю, зачем мне надо это знать! — и, потянув его за руку, усадила напротив, прямо глядя в глаза. Они не зеркало — в нем свое отражение видно, — это окошко, через которое в душу заглянуть можно. И что я вижу? Страх!!! Бояться можно чего угодно, но его нежелание поделиться навевает уверенно моему подозрению запах смерти. Рассказ монотонный добавляет подробностей:
— Разрезать девчонку пришлось, младенца на руки беру, а старая — выхватывает. «Нельзя тебе к новой жизни прикасаться, — шипит, — смертью от тебя разит!
Вытрави её из своих помыслов и горе не произойдет!» Всю ночь не спал, ума не приложу, что она почуяла.

   Не найдя ответа, еще больше запутавшись и обеспокоившись, предложила не ломать голову глупостями непонятными, а позвать Вики и направиться на зван-
ный обед, где, несомненно, будет интересно и весело, а цыганское предсказание сделается шуткой дня. Не прятаться же под кровать! Я лучше всех знаю мысли этого мужчины, ни о какой смерти не помышляющего, а даже наоборот, служит жизни продолжению, исцеляя и помогая больным. В состоянии ли мир за один миг перевернуться, как у меня вчера картинка? Вряд ли! А посему достаю новое платье белого, любимого цвета и перевоплощаю себя, с помощью Вики, из заблудившейся овечки в самоуверенную даму высшего общества.

   Райская, неповторимая красота местного края радует взор и притягивает каждого, влюбляя в вид окрестностей, заманивает даже царедворцев понежиться приморской теплотой природы, на время оставив великолепия строений, насладиться садами, воздухом и волнами. Неприхотливое здание в усадьбе семьи Нарышкиных снаружи меняет впечатление в сторону восхищения, как только гостя встречает хозяйка. Чтобы ощутить ничтожество своей высоты, мне достаточно попасть в ее общество, которое сегодня к обеду украшает ещё и человек
блестящей репутации, свой при императорской главной квартире, своячник Павел Дмитриевич, муж сестры Софьи, живущей в Париже. По какой такой надобности
посещают замужнюю подругу мужчины столь знатного положения, ещё предстояло мне проведать. Зачем же одной женщине столько неимоверно много внимания?
Играя как в карты, собирает она козырей про запас. Помню историю жизни ее матушки, Софьи Константиновны, поведанную мне Вики. Народ не забывает своих
героев, в память слагая легенды…
В нужде находившаяся вдова продала семнадцатилетнюю дочь Дуду польскому послу в Константинополе. За определенные услуги и личное обаяние была взята им под покровительство. Через пару лет приглашена в Варшаву, но по дороге, случайно, вышла первый раз замуж. В европейских королевских дворах имела головокружительный успех и к двадцати пяти годам стала величаться графиней де Витт. Ее знакомство с главнокомандующим Российской армии Григорием Потёмкиным сменило её место жительства с европейского на Новороссийское. В двадцать семь лет была даже представлена императрице Екатерине Второй во время путешествия в Крым. Но, потеряв всемогущего друга, попала в положение более, чем неприятное! Оно значительно улучшилось вторым замужеством. Сразу после тридцати, при живом первом муже, умудрилась заполучить любовь многодетного, самого богатого украинского мужчины. К сыну от первого брака родила еще пятерых детей от второго. Оленька, моя душенька,— младшая её дочь. Наверно, сильной страсти к мужу не испытывая, не упустила Софья Константиновна возможность состоять в сношениях со старшим его сыном от предыдущего союза. «Мачеха в объятиях пасынка» — это известие о тайной связи не прошло бесследно, превратив её из изменницы во вдову. Началась серьезная борьба за наследство, в которой, как нельзя кстати, завела роман с сенатором, имевшим влияние на ход событий. Но претензии и хлопоты о разделе сопровождали её до конца дней своих. С пятидесяти лет начала нравственно хорошеть. Озабоченная искуплением грехов, отдала предпочтение благотворительности и воспитанию детей. Умерла в шестьдесят два года от рака матки: какая ирония, или последовательность…
К чему вспомнилась матушка Оленьки Станиславовны? Похоже, достались подруге по наследству этот интерес да желание иметь и пользоваться в неограниченных количествах. Раздвигая ноги, загребать руками.
Но это ее личное право! Меня же восхищает в этой женщине самоуверенность и твердое собственное мнение. Она знает на все вопросы ответы или путь нахождения неизвестного. Моё состояние души с темными уголками предположений она с легкостью осветит ясностью и предопределит дальнейшие действия.

Я знала, что сложнее всего заполучить хозяйку во время званого обеда на разговор «с глазу на глаз». Моё терпение в ожидании обсуждения с подругой испытывалось в любезных реверансах, не скучных для всех остальных застольных беседах, шутках и комплиментах. Отчужденно ждала я, молча, и получила, как вознаграждение, встречу с Ольгой Станиславовной в туалетной комнате, где пудрила она носик. Следить за безупречной красотой умеет Оленька старательно от природы. Завидев меня в зеркало, не оборачиваясь и не останавливаясь прихорашиваться, обращается сама с вопросом:
— Ну, как тебе, Милая моя соседка, Павел Киселев? Я не заметила твоего кокетства в его сторону. Боишься мужа или скучен тебе орёл государственного масштаба? Я обожаю наблюдать в верноподданных явное изобилие лицемерия, но сегодня выглядит всё так по-простому, без пафоса, по-дружески. И виной этому твой любезный Анатолий Дмитриевич! Как достойно может он людей с официальным положением расположить к непринужденной обстановке.

   Она поворачивается, и, поправляя непослушный локон моей прически, продолжает чересчур нежно напевать, а я чувствую себя её декорацией для стола праздничного, где все букетики обязаны выглядеть не хуже, чем сама хозяйка.
— Да, вот так гораздо романтичней! Что сегодня с тобой происходит? Где славословие в улыбательном духе? Неужто трепещет душа твоя от слов цыганки? Если быть честной, нагоняет предсказание туманный озноб, но сказочное повествование Анатолием Дмитриевичем историй из жизни веселят и вглубь, и вширь! Не придавай преувеличенного значения сущей болтовне! Это портит
цвет лица и уничтожает блеск в твоих глазах, приводит к болезням сердечным и операциям тяжелым…

   Операция! Как ведро холодной воды освежило это слово память! Вот тревога подсознательная, не дававшая покоя сознанию, забывшему причину. Итак, «опе-
рация» в переводе с латинского — «ручная работа», используется в кругах докторских как вмешательство рук человеческих в природу строения тела улучшений ради. С больными все понятно, но здоровый врач наводит на
неразбериху. Именно это творится с того вчерашнего времени, когда засело слово во мне, где-то в темном уголочке, как зернышко, пустило корешки и дало рост сорняку, мешающему дышать ровно. Если не выдрать его с корнем, разрастется нечто неведомое внутри, пожирая все светлые мысли, выплевывая желчь своей злости в речах и поступках! Чтобы заплести косу, надо сначала расчесать волосы, и я, чувствуя, что сама уже не справлюсь, пытаюсь с Оленькиной помощью распутать узелки путаницы в голове. Её талант избавляться от неприятностей и есть мой лучик света для тёмных, а потому и пугающих, лабиринтов души. Я хватаю подругу за руки, сжимаю крепко и слезно прошу:
— Оленька, душечка, помоги! Меня разрывает неизвестность! Если сегодня же не разберусь, определенно сойду с ума!
— Вот где живет нечистая сила — внутри людей, на вид спокойных! Давай разберемся прямо здесь, в двух словах. Говори, что на душе.
— Помоги сделать мою силу чистой!.. Вчера случайно узнала о вмешательстве в здоровье Анатолия Дмитриевича, утаенном от меня. Вдобавок цыганка о горе,
которого можно избежать, если что-то изменить. Просвети меня, подруга, что вытравливать из помыслов, чтоб избавиться от панического страха перед будущим?
— Верно народ приметил: «чужая душа — потемки». Сидишь за столом, красивая, с задумчивой улыбкой, а в голове у тебя гуси чёрно-серые белого до смерти заклевали! Чтобы помочь тебе, соседка, придется тайну моего всеведения раскрыть. Сделаю это неохотно, только из любви к тебе, уповая на благородство и совесть! Поклянись, что тайна моя ею и останется, без дальнейшего вульгарного пересказа!
— Помилуй, Оленька! Да сколько ж можно в меня ещё неизвестного вливать? Я переполнена недомолвками! Клянусь жизнью, хочу все знать!

   Как и полагается в делах тайных, отвела меня просветительница в более надежную от посторонних ушей комнату и, понизив голос до шёпота, достигая наивысшей утаенности, поведала женскую хитрость дам придворных в царских палатах. Подслушивая, подглядывать в курительную комнату через отверстие в стене для вытягивания дыма, скрытое от глаз болтающих изящной кружевной решёткой из дерева, показалось мне действием не связанным с благородством и совестью довольно не честная цена за бесчестное поведение. Почему-то не удивило это пристрастие подруги — веселиться, приглядывая за мужчинами. Любопытство возникает от скуки и избытка свободного времени. Вот значит, чем развлекается Оленька, стыдно даже за неё. Как же мне быть? Сама, попросив помощи, отказаться от предложенной? И пробую вежливо отклонить:
— Я считаю действия такие ниже своего достоинства. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Хорошее — есть полезное! Прослушивая, можно узнать, что сосед готовится отравить мою корову, — утверждает Оленька. Не в оправдание, а доказывая правоту!

   Всем ясно, что правда у каждого своя, но есть истина — закон, по нему определяется честность как правдивость.
— Даёт ли право предположение тайно контролировать всю деревню? Это же подло и бесчестно по отношению к людям, — думаю я вслух, упуская личный интерес из виду.
— Ты уж определись, что тебе нужней сейчас — достоинства или ясность. Потому, как ничего другого я тебе предложить в помощь не смогу. Если Анатолий Дмитриевич посчитал нужным утаить от жены, опасаюсь сама у него что спрашивать, — как твоей подруге, он разумно ничего не ответит. Но если, по моей настоятельной просьбе, в курительной комнате без лишних свидетелей поинтересуется, скажем, для поддержания разговора мой муж — лицо не заинтересованное, то есть возможность услышать истинные мысли от вина развязанных языков.

   Её предложение усложняется и покрывается неприятными для моей совести оттенками, но любопытство оказывается сильней благоразумности. Почему в жизни
все так запутанно? На небесах, в раю наслаждаются чистые и белые; под землей, в аду маются грязные и черные, а на земле, между ними, замесились все остальные в пирог под названием «путь жизненный», со вкусом каждый день разным. Возможно ли оставаться белой и чистой, путешествуя от рождения до смерти, встречая на дороге вереницу соблазнов? Грех — ошибка творить
недозволенное, но побуждают благие намерения: хочу узнать, понять и разобраться. Поэтому цель оправдывает средства, и только Бог и совесть осудят, а судьба накажет.

   Я иду против них, следуя за Оленькой в тайное помещение напрягать уши, предполагая, что это прольёт свет на наши дальнейшие семейные отношения. Чув-
ствую какую-то обиду на мужа, что-то усердно от меня скрывающего, и она — с привкусом ревности. Теперь мне понятно, откуда всё знает Ольга, но она умеет прослушанное использовать себе на пользу, производя выгодные выводы. Совершенно не дура, на все имеет собственное мнение, и я интересуюсь:
— Это творение в стене побудила ревность соорудить? Знакома тебе, Оленька, такая неприятность на сердце? Как плесень болотная, ревность приглушает биение, замедляя.
— Я думаю, любовь имеет запах. Если собаки чувствуют страх, то и люди испытывая влечение, создают взаимный поток от одного к другому, и попав в него, можно почувствовать. Но не все толстокожие способны, да и не каждому потребно. Я, лично, не создана ревновать, но вызывать ревность у других — мужчин так много, а я одна! Ревность мне не понятна, — говорила она, не
оборачиваясь на ходу, и мне казалось, что откровенничает сама с собой, а я тот попугай, с которым покривляясь, проходят мимо. Моими словами ревность — это состояние единоличника, жадное желание владеть. А если у лица единиц больше чем потребно, то жадность не срабатывает — ревность не возникает. Любовь — притяжение к одному человеку, а ревность — нежелание делить его. Ничего позорного в ней нет, это река, впадающая в океан, где хозяйка — пылкая Психея. Ревности нет, когда нет любви. Стало быть, не ведома подруге любовь истинная, к одному и навсегда…
— Ты себе даже представить не можешь, пока не познакомишься с этим развлечением. Сколько интересного можно услышать! — продолжала Оленька, откровенничая. Раз уж поделилась тайной, то и ощущениями охота в нагрузку завалить до умопомрачения.
— Самое развлекательное для меня — это видеть, как меняются в отсутствии нас мужчины. Они носят маски привлекательности и этикета, располагают к себе глупеньких и наивных дурочек только для того, чтобы поиметь! А внутренний их голос смеётся, обзывая курами, свежим мясом и овцами. И только там, в курительной комнате они все настоящие. Или порядочные в отношении и понима-
нии, такие они достойны моего внимания и расположе-
ния. Или отвратительные в выражениях, таких я наказы-
ваю презрением, изощренно издеваюсь, унижая публич-
но. Но твой муж, насколько я заметила, никогда не ме-
няется, он одинаков со всеми. Самой даже интересно,
что за докторские тайны могут быть у такого открытого
человека!
И вздохнулось как-то облегченно, не летала тайно,
стало быть, Ольга Станиславовна с Анатолием Дмитри-
евичем никогда! Она знала бы его перемены в спальне
из уравновешенного джентльмена в пылкого любовни-
ка. Иногда мне кажется, что это совсем разные люди,
возможно ли так четко управлять своими страстями?
Почему я не могу? Почему его шёпот вгоняет мою сущ-
ность в невесомость, а касания при этом устремляют сознание в поднебесье, в то пространство бесконечности,
где, затерявшись во времени, сливаются дыхания, и про-
никнув в мое собственное «я», преобразившись в «мы»,
кончает полет любви, приземлившись на постели… И с бла-
годарностью вспоминается Ева, разделив яблоко с люби-
мым, рождается ощущение счастья…
Нет смысла описывать черную дыру, в темноте кото-
рой пришлось неподвижно находиться спустя еще пару
часов томительного ожидания подходящего случая, кото-
рый выдался благодаря неслучайному недомоганию Оль-
ги Станиславовны. Было объявлено прерывание в этой
связи, дамы якобы удалились в покои, мужчинам пред-
ставилась возможность предаться сугубо мужским заба-
вам. И вот, ожидания наши увенчались возникшим ди-
алогом голосов, сопровождавшимся тошнотворным за-
пахом дыма. Со знанием дела показала беззвучно под-
руга, как использовать кружева на подъюбке, чтоб не
закашлять. Сколько буду жить, столько буду учиться
как жить! Родной голос из курительной не возбуждал во
мне никаких желаний и даже казался незнакомым,
каким-то неестественно грубым. Совсем не такой он со
мной наедине, и больше по содержанию беседы я по-
няла с кем она.
— Как хорошо, что не додумались еще доверить дело
военное женщине, — почему-то возмущался Киселев.
Мой муж и подруга оказались правы — все разговоры
у мужчин без женщин о нас, о дамах. — Развела бы соп-
ли, превращая солдат в детей: одежду им покрасивей,
еду повкусней! Подготавливая при этом не к действи-
ям боевым — для чего собственно армия и создается, —
а к театральным выступлениям в форме парадной при
пансионе девиц благородных. Как не в состоянии мужчина вскормить младенца за отсутствием молока, так не
может женщина в военном деле распоряжаться за неи-
мением холодного разума, на войне необходимого!
— Интересное у вас, Павел Дмитриевич, понятие раз-
умности. Холодное — в медицине считается мертвое, а в на-
роде бездушным называется, что по смыслу, в общем-
то, одно и тоже — безжизненное. Итак, в мужских во-
енных играх «не на жизнь, а на смерть» обойдемся без
женщин. Все остальное просто необходимо, чтоб подо-
гревали милые и нежные своим присутствием.
— Абсолютно с вами согласен, Анатолий Дмитрие-
вич! Увидеть женскую красоту со всеми неприкрытыми
прелестями — это самое желанное зрелище, от него воз-
никает охота потрогать и заиметь окончательно, насла-
диться вдоволь тела прелестного звучанием. Погреться
у костра страстей, что разжигает женщина пылкостью
своей.
— И настоятельно, как врач, советую вам не обжечь-
ся. Человек — существо ненасытное, чем больше имеет,
тем больше аппетит развивается. И доводят желания до
бешенства, обжорства, или в могилу. Умеренность, зна-
ете ли, во всем еще до нашей эры Аристотель предло-
жил взять за правило.
— Да ну, перестаньте! Воздержание не идет на поль-
зу. «Хочу и буду!» — вот так бы научиться жить! А то по-
наставили заборов — запретов: так нельзя, эдак не кра-
сиво, не прилично, не вежливо, не культурно! — вдруг
добавился в беседу третий голос Льва Александровича На-
рышкина. — Меня бесят эти игры в достопочтенных! Про-
ще надо смотреть на мир, бабье брюхатить, водку унич-
тожать, и все свои желания, по возможности, исполнять!
Огоньку не найдется, господа?
Пока разжигался третий источник дымового отрав-
ления органов дыхания, пролетела мыслишка в моей
голове, как птичка шустрая, маленькая, но яркая: «Чер-
товски заманчиво подслушивать!» Муж подруги, явив-
шийся с тайным заданием выяснить мраком покрытые под-
робности, усилил биение сердца. Предчувствуя предстоящее
продолжение, мое состояние достигло смущения — и бо-
язно, и стыдливо, и заманчиво. Я, как охотник в засаде,
ожидающий приближения зверя. Но предвидеть размеры
надвигающиеся не может никто. Подстерегая лисицу, но
попав в лапы медведя, охотник сам становится жертвой,
и безобидное веселье случайно превращается в смертельно
опасное. Замерев, слушаю я голос Анатолия Дмитрие-
вича:
— Вы, уважаемый хозяин, звучите, как мужики с ко-
нюшни. Настолько простые люди, что от животных от-
личаются лишь способностью выражать потребности
словами. Благородство — оно, знаете ли, не только в об-
ращениях и манифестах быть должно, но и в помыслах.
Бабье брюхатить — дело мужицкое, кроликообразное.
Человек — выше животного, обязан соответствовать.
Без любви не размножаться, чтоб отпрыски не страда-
ли. Желания и хотения посадить на цепь, как собаку
у дома, чтоб на людей не бросались и боль никому не
причиняли. Как мы своим эгоизмом окружающим вре-
дим, об этом только умные озабочены. Дураки, как зве-
ри: «Хочу и буду!» Можете себе представить, что прои-
зойдет с обществом через сотню лет, живущим по таким
законам? Сотрутся все заборы — запреты, разрушатся
традиции и утратится понимание красоты взаимных от-
ношений, внешнего вида и внутреннего состояния! Нач-
нется бардак! Безнравственность, гонимая вседозволенностью, завладеет дураками и с численным преимущест-
вом, пожирая и истребляя человечность, повернет эволю-
ция в обратную сторону, от развития к одичанию. Нет, луч-
ше не будем так учиться жить, ради будущего на земле сохра-
ним извечные, священные способности — любить и верить.
Гордость почувствовала я за слова и мысли, выска-
занные Анатолием Дмитриевичем! Восхищение мужчи-
ной этим всегда было основой моих к нему чувств. Все
его поступки, в высшей степени благородные, не позво-
ляют и мне вести себя как-то иначе. Наша идиллия по-
ражает окружающих, и я понимаю, что здесь ищет Оленька.
Желание найти хоть какое-нибудь грязное пятно на не-
порочном костюме имеет каждый, у кого рыльце в пушку.
Доказать себе, что мир не идеален так же, как он сам, и
этим почиститься перед собственной совестью. Личный
судья, совесть — чудо творящая, величайшей загадоч-
ной сложности паутинка в голове у человека, она как
капельки дождя, пропускает чистые мысли, но, как мух
навозных, должна запутывать и истреблять думки амо-
ральные. Случается, найдя на солнце пятна, а у священ-
нослужителей погрешности, заканчивает она угрызения.
И разрешает спокойно творить пакости. А почему бы ей
не решиться совершенствоваться? Прикладывать уси-
лия работы над собой, не изучая с лупой в руках чужие
ошибки. Хоть кто-то должен быть безупречен и служить
эталоном для подражания. У меня есть мечта: надеюсь
воспитать такими своих детей. Я верю, что пройдет время,
и станет новое поколение лучше, чище морально. Не знаю
лишь, сколько для этого понадобится лет, столетий, ты-
сячелетий…
Сильно сжав мою руку, вернула Оленька мой слух
к продолжавшимся разговорам в курительной комнате,
где дымилась тема как раз таки о потомстве — един-
ственное, о чем умалчивалось в нашей семье с самого
начала ее существования. Чувство вины затыкало мне
рот, молча надеялась на чудо и ожидала рождение пер-
венца долгие годы. Но продолжающаяся бездетность на-
чала строить во мне подозрение неполноценности. И то,
что я услышала, ошеломляющей молнией уничтожило
мое самообладание в прах. Голос мужа с веселыми нот-
ками в звучании, придавал пикантной теме унизительную
простоту:
— Вы помните библейскую историю Хама, младшего
сына Ноя? Не желая иметь больше братьев и сестер, со-
творил над спящим в опьянении отцом действо, ли-
шившее его деторождения. Чтоб узнать эту древнюю
тайну, решил выучиться на врача.
— Да, мне знакомы попытки в этом направлении, —
поддержал разговор Киселев, — не мешало бы медицин-
ские открытия направить в сторону военного дела. Каких
стойких бойцов можно было бы совместно производить!
Множество офицеров знаю, раскисших в семейной жиз-
ни, мешает чувственность армейским людям!
— Совместить медицину и армию? Жизнь и смерть?
Чего ради? Забавы и наживы? Не мечтайте — не бывать
этому безрассудству!
— И что нового на день сегодняшний предлагает на-
ука в этом древнем направлении? — допытывался, ко-
пая неугомонно, Лев Александрович, словно зная на-
верняка, куда клонить.
— Боль адская, но есть возможность не переживать
за еще большие муки, что приносят роды женщинам, нами любимым. Уж чего я только не насмотрелся, прак-
тикуясь в студентах! Дал себе клятву, что избавлю от по-
добных мучений свою жену.
— Простите, любезный Анатолий Дмитриевич, я правильно
понял, ваша жена не бесплодна, как утверждает
народная молва, это медицинское, сознательное решение?
И здесь мое восхищение мужем превращается в воз-
мущение! Это же чистой воды надругательство над моей
надеждой! С нечеловеческой силой вырывается из тем-
ного уголка души пещерное чудовище, неожиданных
размеров дракон, изрыгающий пламя злости! Осветила
я неведомое, с Оленькиной подлой помощью, так ярко,
что не обожглась, а загорелась сама! Вот значит, ты какой —
мужчина эгоистичный! Продумал, как самому удобно жить,
а о моих мечтах и не поинтересовался! Тело, не изуродо-
ванное родами, иметь хочешь, а чего желает душа в теле
этом, оставил без внимания!..
Не помню, как из черной дыры оказалась я в лесу…
Ноги сами бежали по бездорожью, изнутри рвалось обе-
зумевшее беспонятие… В нем земля под ногами раскалы-
вается, из глубинной трещины огнедышащей выпрыгива-
ют на поверхность три черта, вонючих, очумевших голых
мужика с торчащими, волосатыми хвостами и длинными
грязными языками. Движения их туловищ похожи на бе-
шеный танец смерть несущего ритуала, вокруг меня дерга-
ющиеся, накаляют кровь, доведя до кипения! И гнев бур-
лит по жилам, а сердце уже не бьется — оно жарится,
пригорая, в мучительной жажде мести! Каждый черт
раскочегаривает, подбрасывая в топку мысли: «Такое
не прощается!», «Обломай ему крылья, поставь рога!»,
«Он заслужил, сделай ему еще больней!» И, завлекая, зовет за собой один с лицом цыгана. Тут же возникает
идея отправиться в табор, напиться водки и самой на-
силовать каждого, кого поймаю…
Эх ты, Анатолий Дмитриевич! Зачем без меня так же-
стоко решил! Да плюю я на твои решения! Родить смогу
от любого другого… Цыгана, соседа, черта… И бешен-
ный крик отчаяния вырывается наружу, изрыгивая чер-
тыхания и слюну, а за ними и слезы в изобилии. Я теряю
человеческий облик, превращаясь в гиену кровожадную,
сопливую и охотливую на беспредел! Несусь через лес,
ветки деревьев царапают кожу, рвут и пачкают платье,
мое новое, белое… Уже раздражает его неудобство и тя-
жесть! Ярость обрушивается на ткань, пальцы нервно
рвут рукава с кружевными воланами, зубы раздирают
материю в клочья, под звуки завывания смачиваются
они слезами разочарования. Мой Бог Амур упал с небес
и оказался без маски простым мужиком, похотливым
и пошлым! Пусть не ждет он теперь от своей Психеи не-
винности нравственной! К чертям собачьим эту чистую
любовь! Пусть меня видят голой, трогают и имеют де-
сятки и сотни… Рук, языков, глаз, хвостов… Неодушев-
ленных частей тела…
Мучительно больно погружать совесть в грязь бесчело-
вечную! Мысли, путаясь, покидали голову без ясности на-
чала, обрывками, как искры от костра, взлетали в чер-
ное небо бесконечности… Черт знает, что творится!..
Но даже дьявол не разберется в душе, гневом уду-
шившей стыдливость, ведь она — мать совести, с при-
нятым решением утопить свою честь… К несчастью,
вместе с ней запятнается и честь мужа…
Лесная пробежка лишила меня сил! Изнемогая, рух-
нула на полянке с холмиком, мхом заросшим. Теплый луч солнца, пробившись сквозь сучья деревьев, коснул-
ся волос, как будто ладонь жалеющего старца, желаю-
щего образумить. И с закрытыми глазами я вдруг вижу
его в белом одеянии, плетеным пояском подвязанный,
седая голова, а в глазах — сочувствие! И говорит он мол-
ча не в уши, а в сердце: «Куда ты, милая, опускаешься!
Неужели и в правду тебе нужен от соседа козленок без-
родный? Опомнись, дитя неразумное! Что собралась ты
натворить? Мстить? А какая судьба ожидает отпрыска,
ты представляла? Одумайся, пока еще не поздно!»…
— Ну, хватит беситься, пойдем домой! На тебя смотреть
противно! Устроила драму на весь лес! Диа, ты меня пуга-
ешь! С тобой все в порядке? — мужской голос, когда-то
пленяющий и манящий, вырвал сознание из мира вну-
треннего в действительность. Открыв глаза, с удивлени-
ем вижу Анатолия Дмитриевича, растрепанного во всех
отношениях: лохматые волосы, порванная рубаха, без-
отчетные движения и фразы не достойные! Они дразнят
дракона вырвавшегося и скалящегося, раздражает тон
командующий… Вот и перевернулась картинка миро-
восприятия — черти теперь мои друзья, а бывший лю-
бимый — последний, с кем хочется общаться. И гру-
бость не женственная плюется:
— Да пошел ты со своими порядками туда, куда
джентльмены толпами ходят! Раз противно, так и неси
глаза свои вон отсюда! И дверь закрой… Как ты меня
нашел? От тебя и в лесу не спрятаться! Козел!
— Ты орала, как раненая в голову слониха! Ольгу Ста-
ниславовну на пол опрокинула, пару слуг с ног сшибла и,
озверевшая, выбрала точное направление для такого
поведения — в лес! Опозорилась, как дура, не сдержав-
шись, а я — козел?! — похоже, перенял он от меня раздражительность, превращаясь в мальчишку и стараясь
перекричать, как в детских спорах! Кто громче, тот
и прав — звериный закон. Нет в природе правил при-
личия, кто сильней, тот и главный. И выпускаю я когти,
царапаясь и шипя, не желая быть мышью серой, со-
жранной! Если в схватке семейной победить не смогу,
то хотя бы напугаю, поранив больно.
— Ты еще не знаешь, как дуры умеют позорить! Сдер-
жанность и порядочность вместе с корсетом и платьями
выброшу в навоз свинячий…
— И что тебя на этот раз скосило, загадочное созда-
ние? Моя забота о нашем благополучии? Я врач и стара-
юсь не только о деньгах в семье заботиться, но и о здоро-
вье! Не желаю видеть тебя в муках! Не дай бог, помрешь
еще в родах! Я защитил тебя от всех неприятностей, так
что будь добра и следуй за мной, пока Нарышкины слуг
своих не направили! И так представление одного арти-
ста устроила, как в дешевом театре!
Он уже не дразнил дракона во мне, корча ему рожи.
Он хлестал плетью колких слов по морде, и встало чуди-
ще злостное на дыбы! Крик души, вырвавшись, распу-
гал птиц в округе и обрушился бранным потоком на че-
ловека, который когда-то понимал меня.
— Ты, козел толстокожий! Забыл самый главный вид
благополучия — душевный! К черту деньги и здоровье!
Ты даже не интересовался моими мечтами! Срубил надеж-
ду под корень научной медициной, превращаясь в гада
эгоистичного, уверенного, что все вокруг только для тво-
его блага! Змей! Скользкий и бездушный!!!
Есть народное средство, как угомонить стихийно раз-
бушевавшуюся Психею — слияние тел порождает любовь.
Сильнейшее чувство, способное противостоять бурям в океане страстей — в крепких объятиях, в поцелуе без слов
утихает злость, тонет, илом оседая на дно. Но сильные,
они выбирают не губ прикосновения! Лицо больно обо-
жгла пощечина. Хорошо, что не кулак! К щекам, так лю-
бившим эти ладони, прилила кровь, и нос почувствовал
опасность. Муж не хотел меня больше слушать, а, стало
быть, и понимать мое внутреннее состояние — не входило
в его планы. С этим неправильным прикосновением,
пропасть между нами увеличилась вдвое! В нее прова-
лившись, сдох дракон от страха. Язык прикусился,
взгляд притупился, шея согнулась, голова повисла, руки
опустились, плечи обвисли: меня покинула радость жиз-
ни, сломался внутренний стержень! Сквозь звон в ушах,
с трудом пробивался голос чужого человека:
— Диа! Сделай глубокий вдох и ступай за мной! Я устал
и хочу домой! Мы возвращаемся в общество. Веди себя,
прошу, как подобает! Не вынуждай на грубость при лю-
дях! Мы обязаны со всеми попрощаться, затем сядем
в наш экипаж, вернемся восвояси, и я вылечу тебя роз-
гами! Если по-хорошему ты уже прийти в себя не мо-
жешь!
Молча, плелась я сзади. Черная пустота внутри соз-
давала траурную мелодию вокруг, трава под ногами ста-
ла бесцветной из-за слез. Как дождь, скорбело об умер-
шей любви к мужчине, разбитой веры в идеал, безна-
дежностью на совместное будущее, скользили из глаз
по лицу вниз по шее ручейки печали, увлажняя ткань на
груди. Не вскормит моя ни одного младенца, тело не
подарит не одной жизни, не оставит след в потомках… Бес-
смысленное проживание, никчемная судьба, раздавленная
личность, разбитые бабские мечты…

   Вернувшись в злосчастное место, в дом, подло раз-
рушивший нашу идиллию, мы были похожи на пого-
рельцев, ну разве что сажей не вымазанные! Но с пол-
ной растерянностью на распутье: как же быть дальше?
Это интриговало каждого, кто принял участие в проис-
шествии. Мое безразличие видело свет уже другими от-
тенками: не такие радужные краски — оно придавало
людям и словам не дружелюбие, а наигранно вежливые
правила этикета.
— Позвольте накрыть, Диа, ваши плечи! Тепло со-
греет душу, и вы справитесь с потрясением, — не гром-
ко сказал мне на ухо Павел Дмитриевич, заворачивая
в мягкую, пушистую ткань. — Найдите в себе силы не
отчаиваться. И никогда не показывайте свое истинное
«я»! Мало, кто пожалеет и поможет. В основном, с радо-
стью добавят к и без того тяжелой ноше.
Он издевается или сочувствует? Да какая мне разни-
ца, если не делает мой Дмитриевич никаких попыток
в сторону примирения! Он, молча, забрал у хозяйки так
же, как и все, изображавшей, что ничего из ряда вон вы-
ходящего не случилось, свою трость, мой зонтик, и от-
кланявшись, распрощался:
— Благодарю вас, господа, за милое общество, но
нам необходимо срочно удалиться. Прошу извинить за
доставленное беспокойство. Я приму все меры, чтоб
впредь подобное не повторилось. Уважаемая Ольга Ста-
ниславовна, целую ручку! Всем доброго здравия!
Так и не издав ни звука, не изобразив реверанса, по-
кидаю я людей, когда-то бывших друзьями. Медвежья
услуга Оленьки, по моему хотению, стоила и ей раскры-
тия собственной тайны. Я узнала истинное лицо мужа,
а Лев Александрович познакомился с подлостью жены.
Теперь уже не будет все, как раньше, отношения между
нами изменились, понимание растворилось. Не могу не
отдать должное светским манерам — вот что значит
высшее общество! Оленькино желание расцарапать мне
глаза, а мое — повыдергать ей волосы, сдерживало при-
сутствие мужчин! Я уверена, что превратились бы мы
в баб крестьянских, сцепившись и валяясь в злословии
по земле, если бы не было рядом мужей — сила и закон!
Именно эти две вещи вынуждают и заставляют вести
себя не так, как хотелось бы. И я вдруг ясно понимаю
фразу: «посадить желания и хотения на цепь». Углубив-
шись в себя, не изображая, а истинно без интереса к окру-
жающим, на цыпочках подкрадываюсь к цепи и отпу-
скаю свое женское «я» на свободу! И грезится мне…
…В широких штанах и свободной рубахе, с коротко
стриженными волосами, вылечиваю я больных людей
до заката. Кому кровь пущу, кому клизму, одному при-
парку, другому ампутацию, в общем, своими руками де-
лаю жизнь безбедной. На жилье, прислугу Амалию, ка-
рету безлошадную, да на французское кружево хватает.
Еще и на развлечения остается, могу купить себе на
ночь любое вино, и понравившееся мужское тело…
Железная такая и свободная, обречена женщина на
одиночество — настоящий мужчина никогда не подсте-
лится, прикрывать — его предназначение. А те, что сте-
лятся: с ними спать жестко — не настоящие их чувства.
Ведь, что ни делай, а все хотения у женщины сводятся
к одному — быть желанной у любимого. Так как же
вплести в косу свободу? «Хочу и буду». Кому нужна та-
кая эгоистическая дура? Ну разве что такой же дуре…
Истинная женщина создана природой так, чтоб могла
приносить в жертву свои хотения на алтарь семейный, стиснув свободу кольцом обручальным, получив взамен
окрыляющее счастье быть любимой! А чего ради? Да
продолжения рода человеческого — детей ради! Я бы
вернулась к цепи и усадила бы хотения на надобную
сдержанность. Так мне же не к чему: лишив себя потом-
ства, украл у меня муж смысл в жизни! Едет напротив,
молча, смотрит в сторону безразлично, и не собирается
как-то улучшать сложившиеся отношения. Я чувствую
тот самый холод, что предсказала старая цыганка, он
морозит в летний вечер мою душу, страдающую и меч-
тающую о потеплении, примирении и восстановлении
прежнего радостного состояния. Что бы такого сделать
плохого, чтоб превратился он из отчужденного попут-
чика в пылкого мужа, гордыню свою позабыв? И, как
нельзя кстати, вижу на опушке леса цыган, разводящих
костер. Вот они мужчины, страстью необузданной за-
влекающие, ко всем законам равнодушные, женщин
как богинь почитающие! А не разбудить ли мне рев-
ность — нежелание делить свою собственность? Он бо-
ится показаться слабым, не в силах сдержать свои чув-
ства? Тогда создам обстановку, чтоб проявил силу и бес-
покойство. Я властно прошу кучера остановить экипаж,
открываю дверцу и легко спрыгиваю на траву. Все же
есть во мне кошачья грация, ведь справилась изящно
без мужской поддержки и ступенек! Вот теперь, не до-
сягаемая кулаками, могу дразнить его мужественность
в надежде, что перестанет сдерживать в себе чувства и по-
кажет наконец-то, что был не прав, выбрав пощечину.
Хочу, чтоб исправился, догнал, обнял, поцеловал! И вы-
даю ответную затрещину по мужскому самолюбию:
— Ты надоел мне! Скучно быть правильной! Желаю
познать доселе неведомое — ласку других рук и губ муж-
ских. Не переживай за меня, я нагуляюсь и вернусь!
И, раскрыв зонтик, прикрываю улыбку предвкушения
битвы, с азартом разворачиваюсь и направляюсь не спеша
в сторону костра и дыма, обронив, словно нечаянно,
прикрывавший оголенные плечи плед, плавно раскачи-
вая рваными юбками, завлекая бойца на полянку сраже-
ния. От наглости моей и распутства не лишился Анатолий
Дмитриевич дара речи, но ошпарил-таки свое хладно-
кровие, послав вдогонку первую глупость, что пришла
в голову:
— Диа, вернись сейчас же! Не зли меня, не то убью!
Ах, как затрепетало сердечко в предчувствии объ-
ятий! Давай, любимый, не ленись, действуй, догоняй!
Я и дверцу оставила открытой. Не оборачиваясь, торо-
плю его откровенным хамством с нежностью в голосе:
— Ну, ты и гад! В козлиной упертой позе с видом ле-
каря! Не жена я тебе на сегодняшнюю ночь! Хоть сам
убейся!
Сколько раз изображала я для него похотливых само-
чек, неприступных цариц, развратных шлюшек и ни
разу не была сама собой! Той вредной девчонкой из дет-
ства, которую догонял, чтобы просто быть рядом. Я по-
ворачиваюсь к нему с дурацкой гримасой подразнить
языком и чавканьем в коровьем мычании — нами при-
думанный знак глупости, и вдруг вижу кольт в вытяну-
той руке и гнев в пылающих глазах! Дуло, как мутный
глаз смерти, третьим направлен прямо в меня! Эх вы,
Христиан Христианович, почему не забрали свою игруш-
ку смертоносную?! Ненависть мужа нажимает палец на
курок… Щелчок, осечка… Еще взводит курок и сраба-
тывает неудержимая ярость — выдает тройную порцию
подряд: взвел, нажал, попал, взвел, нажал, попал, взвел,
нажал… Громом на закате оглушили выстрелы, и, опередив молнию, поражает железо живот между бедер, где
после каждого излияния любви нашей, ожидала я по-
чувствовать биение третьего сердечка, что получается у
всех любящих, но не у нас… Красное пятно на когда-то
белом платье, увеличиваясь, странно напоминало поми-
дор. Руки, выронив зонтик, коснулись корсета, и окровав-
ленные пальцы внесли ясность — я никогда уже не ста-
ну матерью. Доигралась! Гнев человеческий — огнен-
ный дьявол, что отнимает жизни в безрассудстве. Муж-
ская гордость не смогла противостоять женской каприз-
ности. Две стихии разрушения доверия… Две дырки,
холодившие тела, обескровливая… Потому что третий
выстрел не случился… Новое изобретение Кольта, мо-
дель Патерсона с недоработкой: не выстрелил заряд,
разорвался в барабане, на множество осколков разлете-
лось орудие смерти, без прицела угодило в голову стре-
лявшего. И прежде чем рухнуть, послал он мне взгляд
сожалеющий : «Прости, что с яростью не справился…», —
и исчез из вида на дне экипажа… Разлука навечно! Из той
самой открытой дверцы падают алые капли на траву
лесную. С ними в землю уходит жизнь любимого, един-
ственно важного и нужного мне человека. Сила медлен-
но покидает и мое тело. Через дырку у пупка вытекает
тепло, ноги, подкосившись, приземляют на колени…
Единственное желание стучит бешено в висках: при-
жаться к нему, как по ночам под одеялом, навсегда!
Чтоб срослись наши немощи под землей и над ней, чтоб
в память о любви нашей взошли розы…
Бессмысленная беготня и крики кучера кажутся уже
действиями не из моей судьбы. Добавляют шума под-
бежавшие цыгане, решается медленно, но громко, что
делать с ранеными, если один из них — единственный доктор на всю округу. Безразлична мне их суета. Я думаю о том, что нет черты между любовью и ненавистью:
одна медаль — первая сторона дарит силы жить, взле-
тая; вторая их уничтожает, убивая. И в этой битве коман-
дуют атаками добро души — альтруизм или ее злость, в не-
нависть безжалостную переросшая. Вот она, пылкая,
хрупкая Психея! Можно подогревать или остужать, за-
морозив чувства в льдинку, эгоизмом…
Народные споры вокруг моего тела в красной луже
продолжаются, выкрикивается множество слов… О, боже!
Когда же люди научатся не во вред себе пользоваться
умением разговаривать? Когда мы поймем, что отлича-
емся от животных именно способностью обмениваться
мыслями и чувствами, передавая их речами! Теплые
и добрые западают в сердце, храним для себя и жаднича-
ем. Зато колкие и злые сразу же на язык и вылетают с уст,
сотрясая воздух, колышут фразы Психеи, задевая за жи-
вое, создаются флюиды настроения. И принимаются ре-
шения, выплескиваясь не только в ответных грязных
и холодных фразах, но и в движениях, действиях зача-
стую не добрых, от неправильного понимания или без-
умия бездушного…
Так сколько надо еще жизней, чтоб понять и научиться
быть счастливой? Как это любить самоотверженно, не
смотря ни на что, не слушая никого, кроме собственно-
го сердца? Как это верить возвышенно, по-человечески,
во все доброе и хорошее? Как откровенно надеяться на
себя, на будущее? Чтоб от уверенности люди вокруг не
страдали? Как нести в сердце эти святыни от Адама
и Евы, наследственно дарованные весь путь жизнен-
ный, не растрачивая с каждым шагом, а укрепляя само-
сознанием? Обязательно продумаю это в следующий
раз… в другой жизни… истории… книге…

Закрывая глаза, испускаю дух этого времени…
Заканчивается история еще одной жизни…
Отдаю Богу душу в царство его небесное на суд…
Картинка бытия меняется…
Извечное движение в преображениях…



Сентябрь, 2013