Предпоследний раз двадцать-2

Татьяна Латышева
- Да что толку писать и говорить о тлетворном влиянии чуждой западной культуры, если даже на нашу конференцию некоторые девушки пришли в джинсах! А ведь это – одежда для отдыха, дачи.

 «Некоторые девушки» -  это она и Светка Колесова – юная большеглазая маломерочка с детским голоском и манерами дошкольницы. Офигел, что ли, этот Люсик! Джинсы… Чем ему джинсы не угодили – на дворе середина 80-х. Придумали какую-то журналистскую учебу, а вместо дельной информации – сплошь  вода и идеологическая мутотень. Сначала Ника честно пыталась слушать, потом плюнула и углубилась в новую «Литературку», потом чуть поболтала со смешной Колесовой, потом помечтала «о том, чего не бывает», потом написала записку Галке Барановой.

 Бывшая подруга Надька всю дорогу ела ее злыми глазами. А как еще совсем недавно она ее обожала, прямо так и говорила: «я тебя, Ласточкина, обожаю! Ты такая!...» "Господи, можно ли быть такой дурой! Мужика со мной не поделила! Мне он нафиг был нужен, а к ней никакого отношения не имел." Не имел? Будто она всех своих подруг на детекторе лжи проверяла. Это она  на вопрос Светки Колесовой: чего, мол эта баба с тебя очей не сводит.

 - Вот дура! – изумилась непосредственная Светка и с любопытством уставилась на Никину экс-подругу. Надька отвела взгляд. Ника попыталась вслушаться в «доклад». О, вот это уже прямо для «Голоса Америки». Бывший Никин шеф из «Впереда»(так изящно и емко называлась прежняя газета) всегда пугался любых, самых невинных, Никиных вольностей:"Береника, ты меня посадить хочешь! Написала, как для «Голоса Америки».

 Экс-шеф, «старый дев» двухметрового роста и со стародевическим занудным характером,  часто предупреждал Нику, что все иностранные спецслужбы черпают секретную информацию именно из таких газетенок, как их. Ну, ладно, если речь идет об аккумуляторах: хрен их знает, куда они идут, для чего предназначены на самом деле. Но как можно найти крамолу в Никиной зарисовке о молодом рабочем, который для благосостояния молодой семьи завел дачу и  большой огород, да еще  помогает по выходным родителям в деревне обрабатывать их гектары? Зачем это пресловутому американскому «голосу»?

- Рабочий может говорить во время интервью все, что угодно, а написать мы должны – как надо. – А как надо? – Хотелось задать Нике конкретный вопрос, если б можно было получить на него конкретный ответ, а не испуганное про «голос» или укоризненное про «тлетворное влияние».
  Какие замусоренные все же у людей мозги! В голове каша, в речах каша… Интересно, с этим рождаются, или это вырабатывается в процессе, от специфики службы – такая пустопорожняя, бессмысленная витиеватость. Если выжать сок из того, что «докладчик» говорил  два часа, – что получится? Какой сухой остаток? Может ли он сам обозначить основную мысль своей речи конкретными словами?

Хорошо, что Ника всегда умела с пользой проводить подобные мероприятия, даже «честные глаза» поднимала иногда на трибуну, правда, только в виде исключения, для особо симпатичных ораторов. Одна ее подруга как-то выразилась сочно: «Господи, какой самец, а какой трухой голова забита!»

 Рыхлый, бесцветный Люсик с рыбьими глазами, на «самца» явно не тянул, так что честные глаза мало кто из присутствующих делал, только кое-кто из особо рьяных редакторш. Ника вспомнила В…«А он мне нравится, нравится, нравится!..» - почти вслух зазвучала в ней простенькая песня.
***
... (продолжение следует...)