Кофе для пажа Жезлов.
Мелко смолов зёрна, я убрал мельницу и задумался, какой сейчас сделать кофе? Откуда-то пришла мысль спросить об этом Таро. Почему бы и нет? Достал свою марсельскую колоду и вытянул из средины карту.
И?
Ну что «И?»… И так всё ясно – крепкий, сладкий, чёрный, с перцем. А какой ещё может быть кофе для пажа Жезлов?
***
Лобсанг сушонг.
Джень шень cяо джун называется этот чай в оригинале. Копчёный. Продукт субъективизма. Ну как впрочем, и всё в этом мире. И вот запас его вдруг закончился, а мы в деревне. Не китайской провинции Юннань. В обычной. С сельмагом, покосившимися заборами и лепёхами коровьими на грунтовой дороге. А чай хороший. Из любимых. И чо делать? Чаю то охота…
Можно конечно съездить в большой город, но только ради чая? Полдня туда, полдня обратно… Нет, пусть накопятся всяческие необходимости и тогда уж всё вместе и…
А можно сделать как правительство. Импортозамещение. Ну понятное дело, оно не будет таким, как настоящее, будет имитация по мотивам этого самого импортозамещения.
Ну и чая собственно тоже.
Итак – садимся на велик и к роднику. Вода для чая только из него.
2. Сосновые сучья. В оригинале прогрев чая происходит на дровах реликтовых сосен заповедника Тун Му. Мы не звери, вырубать заповедные леса не будем, просто за сосной в ближайший лес.
3. Крупнолистовой чай. Лучше китайский. За этим в сельмаг. Ну, на худой конец индийский, обычный. Пакетики и гранулированный – не катят.
4. Сито большого диаметра с мелкой ячейкой. Металлической. Это важно. Нету? Можно сделать.
5. Старое ненужное железное ведро. В нижней части, ближе к донышку, пробиваем много отверстий. Разжигаем в нём небольшой огонь из принесённых дров.
6. Ставим сито на ведро, насыпаем в него чай. Контролируем огонь и перетряхиваем чай, чтобы не сгорел. Здесь нужен прогрев с дымом. Правильно – обычное копчение.
Больше или меньше дымка в чае – это дело вкуса. Вскипятили воду, заварили, попробовали.
Ну как?
***
Василион Филеичу было душно.
Где-то между снами я проснулся с этой фразой.
Кто такой, этот ВФ и что ему от меня, неизвестно. Пришло, село в мозгу и сидит, мол, вот , на, делай чо хочшь. Окей, согласился я. Походил немного с этим туда-сюда, и решил пустить на самотёк, сесть и записывать что взбредёт.
Итак…
Василион Филеичу было душно.
Не мудрено, воздух был густ как желе, хоть ложкой черпай, хоть ножом реж и на хлеб намазывай.
Ни ветерка.
Длинношеим одуванчикам с пуховыми шапочками было отлично.
Густой, нагретый солнцем кисель воздуха прекрасно поддерживал их тянущиеся ввысь стебли.
Ни ветерка.
Плотные, яркие, словно светящиеся изнутри громады кучевых облаков возвышались недвижно над горизонтом. При желании и наличии времени можно было разглядывать их, находя то замки с башенками, то диковинных зверей с великанами или ещё на что хватит фантазии.
Ни ветерка.
Василион Филеич серьёзный, солидный человек. Ему не до фантазий, не до одуванчиков, не до пуха медленно, как медузы в море, двигающемся в безветрии воздуха, нагретого палящим солнцем и отражённым теплом асфальта.
Ему хочется прохлады. И освежающего дождя.
Но не грозы.
Грозу Василион Филеич не любил.
Она его не то, чтобы пугала, скорее беспокоила. От внезапных вспышек зажмуривались глаза, а трескучий в начале и затем глухой, как бой гигантского барабана раскат грома, заставлял машинально втягивать лысеющую голову в плечи.
Даже автомобили во дворе выражали согласие с Василион Филеичем своим разноголосым пением сразу после грома.
Нет, грозу он не любил. С детства.
Ни грозу, ни другие разгулы стихий, ни разгулы страстей, как и прочие крайности.
Поскольку Василион Филеич серьёзный, солидный человек.
И не одобряет нашей глупой радости гуляний под летним ливнем, и восхищения от вспышек молний и раскатов грома.