Не всем гостям обрадуешься
Для Бируте...
Ярким мгновением пролетела Светлая седмица, оставляя после себя незабываемые воспоминания. Потекли обычные приходские будни. Всё Покровское погрузилось в обыденную суету, большей частью связанную с огородами, домашним хозяйством, работой. Наш храм теперь совершенно опустел. Редко туда, даже на службу, заглядывали прихожане, только разве что освятить дом, да отслужить отпевание.
Однажды под вечер, к дому Бабаихи подъехал отец Мирон со своей старостой Верой Степановной.
-Наслышан, наслышан,- говорил отец Мирон важно, прямо по-аристократически кланяясь мне, горделиво подавая руку.- Вот думаю, заеду к соседу, чайком побаловаться. Чаем угостишь? А, отец?
Не дожидаясь ответа Сосновский священник, как-то наиграно пыхтя и опираясь на свою трость, деловито прошёл в кухню, где растерявшаяся Бабаиха тут же принялась хлопотать. Сложив руки, чтоб взять у меня благословение, слегка пригнула голову Вера Степановна, неотступно последовав за своим духовником.
-Ох, Святые небеса!- ударяла в ладони моя хозяйка.- Гости дорогие. Хоть бы предупредили, я бы что-нибудь на стол приготовила.
Отец Мирон властно махнув рукой, произнес выделяя каждое слово, на манер эдакого старо-русского говора:
-Не суетись, хозяйка! Мы вот с Верой Степановной проезжали мимо. Скажу не без утайки, крестили ребёнка в вашем краю у колхозного бригадира Кузьмича Ивана, дай думаем, нужно посетить соседа нашего, с Божьей помощью, коль Господь сподобил рядом служить.
-И хорошо сделали отче, что заехали,- с лукавством в голосе говорила Бабаиха.- Нужно поддержать нашего батюшку словом духовным, а то он, в последнее время, совсем что-то приуныл.
-Унывать не нужно, не нужно,- надувая щёки, остуживая горячий чай, предложенный Бабаихой, проговорил отец Мирон.- Уныние грех. Нужно радоваться о Господе и за всё его благодарить.
Это чаепитие имело некую атмосферу напряжение, сопряженную с ощущением неловкости. Хотя, отец Мирон кажется чувствовал себя отлично, как-то по- своему уверенно и учтиво. Он очень много говорил, неторопливо попивая чай одну чашку за другой, закусывая сушками, демонстративно протирая губы платочком и поглаживая бороду. Почему-то складывалось впечатление, что если попробовать что-нибудь вставить своё в его монолог, или возразить ему, он этого попросту не заметить.
Под самый конец визита, уже выходя, отец Мирон положил мне на плечо руку, стал говорить какую-то несуразицу об сельских новостях, событиях пасхальных дней и так, мимоходом, вдруг отметил:
-Весьма благодарен. За трапезу, за угощение! Вижу, человек ты спокойный, не без смирения. Посему хочу, чтоб раз и навсегда между нами не было никаких недоразумений, да разногласий. Посёлок тут не маленький, а народ в нём не воцерковленный, можно сказать, духовно невежественный. Так что нам с тобой работы обоим хватит. Исторически сложилось, что многие мои прихожане живут в твоей парафии. Но, мы же не станем делить их на Сосновских и Покровских, верно?
Отец Мирон говорил, говорил, а я всё не мог взять в толк, к чему вообще был этот разговор. В конце Сосновский священник пожал мне руку, произнес несколько обычных прощальных слов и сев в свою бричку покатил, разрыхляя пыльную дорогу.
Вера Степановна решила остаться. Помню, что тогда она на меня произвела своеобразное впечатление. В присутствии отца Мирона женщина практически не издала ни звука, а тут как открыла рот… Про что мне только не предстояло узнать. И о том, что в Покровском не нашлось людей, чтобы образовать общину, для регистрации здесь церкви, и о тех нелёгких трудностях, что в одиночку, пришлось преодолевать- ей, Вере Степановне, для богоугодного дела. Что это именно благодаря ей открыта наша церковь, и что если бы не её, в этом участие, то вряд ли бы тогдашний председатель отважился выделить здание для храма. А за одно, выслушал целую историю нелёгкой, подвижнической жизни Веры Степановны, обо всех скорбях и радостях выпавших на её долю. Я ещё никогда в жизни не видел, чтоб у человека присутствовало столько «Я». Христианское смирение, обыкновенная человеческая скромность, здесь явно не находила места. Мало того, весь этот пафос, выдавался за неоценимое достоинство, вот мол, смотрите с каким человеком вы сейчас сидите за одним столом! Гордитесь этим, боготворя блаженные минуты.
А тем временем солнце неторопливо пряталось за остроконечными верхушками лапатых сосен, ведя за собой синеватые сумерки. День клонился к вечеру. Не знаю, сколько бы ещё пришлось выслушивать рассказы Веры Степановны, если бы на подмогу не пришла Бабаиха. Она вежливо напомнила засидевшейся гостьи, что уже почти стемнело, а ей нужно преодолеть неблизкий путь домой. Вера Степановна озабоченно засуетилась, много раз прося прощение, неискренне улыбаясь, давая нам понять, что визит к нам далеко не окончание её делового дня. Что у неё масса очень важных забот, которые, без неё, решиться никак не смогут. Женщина ещё бы прощалась битый час, но Бабаиха практически вытолкала её, уверяя, что у нас тоже немало работы, не требующей отлагательств. Уходя за калитку двора, Вера Степановна поблагодарила за тёплый приём. Говорила, что я ей очень понравился и она может быть спокойна за свой детище- Покровский приход. После чего пожелав мне спасения души, терпения, обещала чаще захаживать к нам, для духовной поддержки. Так, как только с её помощью, можно будет здесь снова затеплить огонёк православного духа.
-Не приведи Господь такого человека!- ворчала Бабаиха, не без раздражения запирая замки и засовы входных дверей, чего раньше она не делала.- Чует моё сердце, что теперь Вера протопчет к нам дорожку.
-Не любите её, бабушка Оля?- смеюсь.
-Любить нужно каждого человека!- подняв указательный палец к верху, проговорила Бабаиха.- Так Евангелие пишет, об этом святые старцы говорят. Только вот к таким, как эта Вера, любовь должна быть на расстоянии. Иначе, не ровен час, такого греха наберёшься, за всю жизнь не отмолишься. Не останови мне её сейчас, вы бы до утра тут слушали весь этот бред. Послушать Веру, так на ней одной православие держится. Господи, Спаси и сохрани.
Долго ещё Бабаиха бесцельно моталась по комнате, бормоча себе что-то под нос, нервно жестикулируя, да поплёвывая в сторону. Видно сильно впечатлил старуху сегодняшний визит, а когда я сообщил о своём разговоре с отцом Мироном у калитки, так вообще расстроилась так, что пришлось капать лекарство от сердца.
-Следовало и ожидать этого,- сокрушенно махая головой, говорила Бабаиха.- В
Покровском народ тяжёлый, отец Мирон понял такое сразу. Вот они в Сосновке церковь и открыли. Что скрывать, Вера в этом очень помогла. Землю оформила, спонсора нашла. Всё как по чину. Одна лишь беда. Сосновка то, хуторок маленький, да люди там дряблые, безынициативные. Им та церковь не нужна вовсе. Ну, Вера это дело поправить решила. Пока у нас распри, да конфликты происходили, они приход то и собрали. Накрепко людей к храму своему по привязывали, так что уж хотел бы уйти, да не сможешь. Отец Мирон на это дело великий мастер. Ну а раз так, то почему бы и требы к рукам не прибрать. Он и к отцу Анатолию приходил с этим, и к отцу Якову. Мол, будем мириться, одному Богу служим и всё прочее. Так-то оно так, да вот наши батюшки сидят, от Бога милости ждут, а отец Мирон всем заправляет. Несправедливо, не по-людски!
В тот вечер Бабаиха разошлась не на шутку. Она всё ворчала, ворчала, бегала по дому, никак не могла уснуть. Но мне это выдавалось, тогда, таким далёким, немало не интересным, что попросту не хотелось концентрировать своё внимание. У меня всё ещё присутствовал оптимизм, укрепляемый надеждой на милость Господню.
Дальше будет....