Софочка и пятиклашки

Т.Конёва.
Софочка и пятиклашки.



                «Где ушибёмся, там и болит»: не от этого ли
                я так бесконечно люблю человеческую связанность,
                людей в связанности, во взаимном миловании, ласкании.

Из «Опавших листьев»   Василия Васильевича Розанова

 
                Бессовестная.


    Скорая верещала на весь микрорайон. Машины, стоявшие в пробке, как-то посторонились и пропустили ее.  Кремовая  газелька с красными крестами свернула в переулок,  въехала во двор гимназии и остановилась. Молодой доктор лихо взбежал на высокое крыльцо, потом задержался немного,  нетерпеливо подергивая коричневым чемоданчиком и  поджидая пожилую медсестру. Вместе они вошли в вестибюль.   Старушка гардеробщица провела их в кабинет, где лежала девочка лет десяти-одиннадцати, худенькая, смуглолицая, вся перепачканная детской косметикой. Складки форменной клетчатой юбочки веером  рассыпались по дивану, какая-то экзотическая желтая блузка  расстегнута,  тоненькая рука безвольно протянута в сторону. Запястье этой руки, согнувшись, держала молоденькая учительница, очевидно, считая пульс.  Другая, пожилая, строгая, разговаривала по телефону.
     -  Надо приехать, - говорила она. – Скорая уже здесь. До мамы мы не дозвонились.
      - Пульс нормальный, - сказала молоденькая,  выпрямляясь и подставляя стул доктору. 
  Пока врач мял живот девочки, еще раз считал пульс, стетоскопом касался ее спины, в коридоре защелкали каблуки, и в  кабинете появилась дама, в рюмочку затянутая в  черное кожаное пальто. Ярко-оранжевый шарф полыхал при малейшем движении, сложное сооружение из волос неестественно-вишневого цвета подрагивало на ее голове. Приняв патетическую позу, дама произнесла неожиданно скрипучим голосом:
          -Кто мне скажет, что случилось с моей внученькой?
     Внученька было обрадовалась бабушке, но тут же вспомнила, что она больна, погасила улыбку и скривила губки.
      - Живот болит, - прошептала она и картинно откинула головку назад.
      - Живот мягкий, - сказал молодой врач, вопросительно посмотрев на строгую пожилую женщину.
     - Забирайте, - ответила  та директорским голосом, - пусть в больнице проверят.  Девочка встала, медсестра взяла ее под руку, доктор защелкнул свой чемоданчик
    Они вышли вместе с необыкновенной бабушкой, которая на ходу о чем-то расспрашивала молодого врача.
                ***
   « Тщеславие, тщеславие и тщеславие везде -  даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения. Тщеславие! Должно быть…» - Софочка (так  звали ее пожилые учителя  и за глаза дети, которых она учила) читала  десятиклассникам «Севастопольские рассказы» Толстого, когда дверь неожиданно распахнулась и в класс впрыгнула маленькая девочка с крошечными косичками, перевязанными цветными  ленточками. Один бантик на бегу распустился, ленточка повисла, как сигнальный флажок перед стартом. 
    - Софья Григорьевна, Софья Григорьевна, Ситкин и Гакало за окно вылезли, ходят по выступу, скорее, скорее…
   Хохот старшеклассников заглушил последние слова ребенка, но Софочка уже мчалась по лестнице на четвертый этаж. Недалеко от класса она неожиданно остановилась, поймала летевшую вслед за ней девочку и зашептала ей на ухо:
                -  Оленька, спокойно войди в класс и скажи им, чтобы они сейчас же вернулись, скажи, что Софья Григорьевна идет, и им будет… Только   спокойно скажи…
       Девочка очень уверенно вошла в класс, плотно притворив за собой дверь.
     «Умничка», - подумала Софочка и, повременив немного перед закрывшейся дверью, тихонько потянула на себя ручку. Отчаянный Ситкин как раз втаскивал  в окно большого и неловкого Гакало. Слева стояла Олечка и с чувством исполненного долга,  напряженно сжав губы, наблюдала за   этим процессом. Справа у доски прыгала тощая Ага и, показывая на мальчишек, отчаянно вопила: «Сдрейфили! Сдрейфили!» Софочка подождала, пока захлопнется створка, быстро подошла к девочке и, как  паршивого котенка, схватила ее за шкиру.
               - Дрянь такая, я тебе покажу «сдрейфили», я тебе покажу…
               - Вы права не имеете, это лукопликра-а-дство, я маме пожалуюсь, - истошно запричитала Ага и залилась слезами больше от того, что запуталась в слове и оказалась в смешном положении.
               - Ябедничать научилась, а говорить еще не умеешь. До матери дозвонишься – дай мне трубку, я ей скажу, что ты двух парней едва не похоронила, - с этими словами она выкинула рыдающую Агу из класса и, захлопнув дверь, крикнула:
               - Дневники на стол, болваны!
      Тут зарыдали мальчишки, да как-то смешно: с подвыванием и надрывом плакал Гакало, тоненько всхлипывал и тер глаза кулаком Ситкин. Софочка от неожиданности даже села на первый попавшийся стул.
               - Трусы несчастные! - сказала она, все еще
 волнуясь. - Как пакостить – так вы первые, а как отвечать – так сразу в слезы: пожалейте нас! Негодяи безмозглые!
               - Мы не безмо-озглые, - басил, всхлипывая, Гакало.
               - Мы не тру-у-усы, - вторил ему тоненьким голоском Ситкин. - Мы хотели в кабинет истории залезть. Мы сме-елые…
              - Как вы здесь оказались?
             -Нас учительница немецкого оставила – мы на словарном диктанте не были, - все еще всхлипывая, стал объяснять Гакало. Но Софочка уже не слушала объяснений, размашистым почерком она писала в его  дневнике: « На четвертом этаже вылез из окна на поребрик». Потом  схватила вконец истрепанный, обляпанный наклейками дневник Ситкина.
              - Пусть отцы знают, каких дураков они воспитывают, пусть знают, - твердила Софочка, ставя свою подпись в дневнике второго «героя».
       В это время в дверь осторожно заглянула Ага.
              - Немка идет, - радостно объявила она, хотя на ее лице  еще светились слезинки.
             -Не немка, а Римма Николаевна, - сказала  Софочка, забирая Агин портфель. – Ручка у тебя, тетрадь на парте, а за портфелем ко мне в 10 класс пожалуешь, когда урок кончится.
     На показ Ага скуксилась, но  глаза ее выдали тайное торжество: она представила, как войдет к десятиклассникам, как они посмотрят на нее, как она, скромно опустив глазки, выслушает нотацию Софьи Григорьевны,  и они, эти боги-десятиклассники, пожалеют ее, такую маленькую по сравнению с ними.
 «О, лукавое создание!» - подумала Софочка, возмущаясь и восхищаясь одновременно, и сказала появившейся в дверях Римме Николаевне:
        - Не оставляйте их одних, пожалуйста, а то они не только за окно на поребрик выползут, а с зонтиками, как с парашютами, на газон начнут прыгать – им ума хватит, - и побежала заканчивать урок.
     Ага появилась на пороге 10 класса сразу же после звонка, когда Софочка додиктовывала вывод по произведению и старшеклассники умудрялись, одной рукой продолжая записывать, другой укладывать книжки и пеналы в портфели и  модные сумочки.
         -Ха, еще одна шмакодявка нарисовалась! - крикнул разболтанный  Гринько, а девочки заулыбались Софочке, и Софочка в ответ им тоже улыбнулась: да, что поделаешь – многодетная мать, двадцать пятиклашек на моем попечении.
       Так, с улыбкой, она закончила диктовку, задала на дом и отпустила уже торопившихся десятиклассников.
    Ага продолжала стоять у двери, наслаждаясь вниманием старшаков. Гринько, конечно же, легонько щелкнул ее, а она погрозила ему крошечным кулачком, он картинно испугался и, высоко задирая тощие ноги, поскакал по коридору. Софья Григорьевна, пряча улыбку, дождалась окончания клоунады и, когда все вышли, подозвала Агу.
         - Писать умеешь?
         Ага приготовила красивую сказку о скромной принцессе, верных рыцарях и подлой предательнице Ольке, сказку,  в которой все было так запутано, что найти правых и виноватых невозможно, а она, Ага, представала в самом выгодном свете. Девочка сникла от разочарования: если писать, то так красиво не получится, потому что Софочка будет требовать, чтобы все было так, как было, а это совсем неинтересно. Поэтому Ага сказала:
           - Не буду я ничего писать.
           - Да, пожалуй,  не надо, - согласилась Софочка. – Я даже спрашивать  ничего не буду. Я тебе расскажу, как все получилось.
    Вечером ты долго гуляла во дворе и вовсе не собиралась учить слова по немецкому, потому что на контрольной ты не была – притворилась больной, помнишь? - и тебя увезли на скорой помощи.
           - Чё это я притворилась-то?  У меня живот болел.
           - Рассказывай сказки кому- нибудь другому. Так вот. Тебе даже в голову не пришло, что Римма Николаевна оставит тебя, такую больную девочку, после уроков.  Ты злилась, поэтому поссорилась с мальчиками и,  чтобы им было неприятно, сказала, что они трусы.   « Трусы! Трусы!» – закричала ты,  стала корчить им рожи, а потом вытянула обе руки, сжала кулаки, а большие пальцы опустила вниз и стала  трястись, как паралитик.
      Ага, удивленная, во все глаза смотрела на Софочку.
         - И вовсе не трусы, - ответил Гакало   и лениво посмотрел в окно. Туда же посмотрел Ситкин, а потом повернулся к тебе вполоборота, одно плечо поднял, другое опустил, рот скривил и сквозь зубы прошипел:
          - Спорим на шоколадку, что мы в окно вылезем и в дверь войдем.         
          - Не вздумайте, - сказала Оля, - я сейчас Софью Григорьевну позову.
         - Спорим! - закричала ты назло Оле, и парни полезли в окно, а Оля побежала за мной. Тут ты испугалась, что всем попадет и заорала:
          - Софья Григорьевна идет!
    Они задумались. В это время вошла Оля и сказала, что Софья Григорьевна велела вернуться, что она сейчас придет и им будет. Они полезли обратно, а ты заорала, что они сдрейфили, потому что тебе шоколадку хотелось получить и мальчишек унизить.
         - Все вы сочиняете, - сказала Ага, мы не на шоколадку спорили, а на сникерс.
         - Значит, все-таки спорили, худая твоя голова?
         - Чё это она худая-то? И не худая вовсе. Здесь уже десятиклассники лазили. Вся школа знает – ничего с ними не случилось. И не кричала я, что вы идете – я думала, что, пока вы подниметесь, они уже в коридоре будут.
          - Им попадет, а ты сухой из воды выйдешь, так? 
    Ага сквасила губы, уже просчитывая в уме, как поступить, чтобы все обошлось. Вырву страницу из дневника, - подумала она. Но Софочка будто слышала Агины мысли, будто наперед знала, что та подумает, и сказала:   
          - Маме расскажешь всё, что сотворила, а я позвоню вечером, узнаю, правду сказала или нет.
   Потом подперла горестно подбородок, так что пальцы  в щеку впечатались и, вздохнув, добавила:
           - Бессовестная ты, Ага. Почему ты у меня такая бессовестная?
         
          





                Из дневника Оленьки Гаевой.
       29 сентября.

      Наша Софья Григорьевна на прошлой неделе задала сочинение «Самое яркое впечатление летних каникул». Все написали, как они в Турцию или в Египет на самолете летали,  или как в лагере на юге отдыхали, а я жила у бабушки в саду и написала о том, как однажды нашла большущий гриб-боровик. И будто я с этим грибом разговорилась, стала спрашивать его, как это ему удалось таким большим вырасти. Гриб мне попался разговорчивый.
 « Сперва, - сказал он мне, -  я в траве прятался и с разными букашками дружбу водил. Потом подрос, стал листиком опавшим притворяться, чтобы меня грибники маленьким не сорвали, потому что мне жить хотелось: мир посмотреть и себя показать. Но как только  начал я себя показывать,  увидала меня громадная овчарка, подбежала и  нюхает. Ну, думаю, проглотит она меня. Стал я с жизнью  прощаться, а собака понюхала, понюхала, чихнула,  убежала к хозяину и давай перед ним хвостом вилять. Наверное, сказать хотела, что грибочек хороший нашла, и звала: пойдем, покажу. Только хозяин не понял, не заметил меня и мимо прошел.
     Тут ветер подул, и все ему стали кланяться,  а одна травка с широкими резными листьями  зазевалась и не поклонилась. За это ветер у нее верхний лист сорвал и бросил, а я руку протянул, поднял тот листочек и им прикрылся, чтобы уж никакая меня собака не съела».
      Вот тут, когда я читала про то, как гриб руку протянул и подобрал травинку,  Пашка Аникин как заорет на весь класс: «У грибов рук не бывает. Врет она все, а вы уши развесили и слушаете!» Софья Григорьевна Пашку заставила замолчать. Сказала, что он специфики литературы не понимает, а Оля, то есть я, написала самую настоящую сказку и ее следует напечатать в нашей гимназической газете «Кипиш». «И вообще, - сказала Софочка, - у Оли богатая фантазия, и она хорошо чувствует язык, поэтому может стать писателем. И ты, Паша, еще будешь гордиться, что учился с ней в одном классе». Я покраснела и опустила голову, а Пашка, наоборот, голову поднял – уже загордился. У него, наверное, тоже богатая фантазия.
   Потом, во время перемены, Софья Григорьевна  меня подозвала и сказала, что мне следует вести дневник, записывать свои впечатления, записывать подробно. Вот я и записываю. Вдруг, правда,  писателем стану.
   
      18 октября.   
          Ой, что было у нас! Мы уже целую неделю все это обсуждаем. Мальчишки нам по третьему разу все подробности пересказывают.
       Эмос, Мозг, Лис и Аникин  решили сбежать с урока труда в компьютерный клуб.
Странные у наших мальчишек клички, правда?  А появились они так.  На уроке РиКО – речь и культура общения, для непонятливых, - нужно было приготовить презентацию любимой книги по всем риторическим правилам. Сначала эмос – эмоциональное вступление, потом аттрактио – интересный рассказ по теме, потом беседа со слушателями и, наконец, выводы – рацио. Вышел рассказывать Санька Никитин.  Вытащил на учительский стол огромную коробку и говорит: «Что, интересно, у меня в этой коробке живет?» Достает он из коробки коня игрушечного. Все на этого коня уставились, потому что ни к селу  ни к городу конь на уроке, про книгу же надо рассказывать,  а Санька и говорит: «Этой лошадкой я в детстве любил играть, а потом мне купили машину, большую, с красным кузовом. Она была такой красивой, что я и про коня забыл». Смотрим,  он и машину достает. Ну, думаем, хулиганит Санька. Только почему-то Софочка молчит и как все с удивлением игрушки разглядывает. Санька потом кубики достал, потом пирамидку какую-то и, наконец, вытащил огромную книгу. А это,  говорит, уже не игрушка, это моя любимая книга. Мне ее папа на день рождения подарил. Автор ее Василий Осипович Ключевский. Не скажу что я ее всю прочитал от корки до корки., но картинки рассмотрел все. Я их и вам покажу. И стал показывать. Битву Святослава с печенегами показал, потом, как дань князья собирали, потом, как Сергий Радонежский князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву благословляет, потом – как Пересвет с Челубеем бьется. И так он показывал, рассказывал и читал иногда, что всем эту книгу захотелось в подарок получить. А в выводе он сказал, что каждый человек должен знать историю своей родины, поэтому  такая книга должна быть в каждом доме. Софочка похвалила Саньку. Сказала, что все стадии публичной речи подготовлены прекрасно, а эмос  просто замечательный. «Эмос замечательный!» - повторила она восторженно, и с тех пор все Саньку стали звать  Эмос Замечательный, как князя или короля какого-нибудь.
       Мозг – так зовут Андрея Груздина. Это еще с начальной школы пошло. Завуч Нинель Петровна сидела у нас, во 2«Б»,  на уроке математики, потом урок закончился, и все побежали в игровую. Кто успел – на качели залез, кто под кресла спрятался, чтобы девчонок за ноги хватать, когда они с куклами на руках в кресла друг против друга усядутся и будут бабушек в сквере изображать. А Мишка Сапожников, увалень и лентяй, сказал, что он шпионом работает. Взял из игрушечной скорой помощи стетоскоп, незаметно дверь в классную комнату приоткрыл, улегся на пол и стетоскоп к щели приставил. Потом сел, дверь  осторожненько прикрыл и шепотом сообщил всем, что у Андрея Груздина аналитический ум – так завуч сказала.
       «Это чё такое?» - переполошился Андрюшка, а отличница Таня Маляева пояснила всем: « Это значит, что у Груздина  мозг хорошо варит». С тех пор  и пристала к мальчику кличка     « Мозг». Ну, Лис  - это просто от фамилии Вадика -   Лисьев, а у Аникина Пашки нет никакой клички, его почему-то все  называют  Аникин, да и все.
        Так вот. Затеяли  мальчишки вместо урока труда в компьютерном клубе посидеть, наиграться вдоволь. Софочка, ясное дело, не отпустит, а учителю труда что угодно наговори – он с радостью двери кабинета откроет, да еще и до раздевалки проводит. Иди, голубчик, хоть к черту на куличики, только нервы мне не мотай, по мастерской не бегай, не ори своим тонким голосом, как воробей под стрехой. А Софочка, видимо, поняла, что мальчишки затевают какое-то дельце – она же видела, как они на перемене, вместо того чтобы по коридору носиться, о чем-то шептались. Ну и пожаловала к ним на урок труда, а там всего шесть человек по мастерской слоняются, воздух пинают, а трудовик на станке корни замысловатые обтачивает да арию из оперы «Иоланта» напевает – эту арию уже вся гимназия наизусть выучила: «Кто мо-о-жет сравниться с Матильдой моей…». Из-за этой арии трудовика иначе как Матильдой и не называют. Даже имя его – Арнольд Иванович – не все знают.
      Софочка к мальчишкам:
          -Где остальные?
А Ваське Катышеву обидно было, что его не взяли, он и брякнул, как есть.
 Софочка сразу:
           - В каком клубе?
 Васька  сообразил, что ему за ябеду нагорит от мальчишек, и говорит:
           - Да пошутил я. Отпустили их.   
     Софочка к Матильде:
            - Арнольд Иванович, а где остальные мальчики?
            - «Она только взгля-я-нет, как молния,  ра-а-нит… » - пропел Матильда и потом без всякого перехода, тоже напевая: - Они заболе-е-ли, они заболе-е-ли…
           Софочку из мастерской как ветром сдуло.  Петька Ситкин сразу за телефон, чтобы предупредить дружков. А Софочкины каблучки уже на крыльце дробь выбивают. Ситкин орет:
             - Через центральный вход не ходите – она уже там. Между гаражами и через забор лезьте, успеете.
         Но с нашей Софочкой успеешь, кажется. Пока Петька в трубку кричал,Серёжка Гакало  нам в швейную мастерскую  на третий этаж позвонил, чтобы мы наблюдение вели и подсказывали, куда бежать и как на Софочку не нарваться. Девчонки к окнам. Смотрят – Софочка через дорогу к компьютерному клубу летит. А мальчишки оттуда секунду назад выскочили и в придорожные кусты сиганули. Она в клуб, они через дорогу и в гаражи. А ей в клубе, верно, сказали, что они только что ушли. Мы видим, она уже обратно через дорогу мчится и от ворот сразу на боковую дорожку сворачивает: поняла, что они, голубчики, за школой прячутся. Ага сверху мальчишкам кричит: «Бегите!»
     Они вокруг школы наяривают, а Софочка за ними. Выскочила к центральному входу и на крыльцо стала карабкаться – подумала, видимо, что они в школу заскочили, а они только что за угол забежали и снова вокруг помчались. 
     Крыльцо у нас   высокое, ступеньки крутые. Пока Софочка на своих  каблучищах наверх забралась, мальчишки школу обежали и с разгону  на крыльцо влетели прямо в Софочкины ласковые ручки.  Она Эмоса за воротник, Аникина за руку, а Мозг и Лис добровольно сдались, из солидарности с друзьями,  и вслед за ней в учительскую потопали. Она там всех за разные столы рассадила, велела ручки достать, листки тетрадные выдала и сказала, что вместо урока труда, у них будет урок чистописания. Пишите, говорит, как дело было. А разговаривать не дает. Они и написали  кто как мог.
       Тут звонок прозвенел, уроки закончились, и все домой пошли. Мальчишки  вперед всех помчались,  про свои объяснительные и думать забыли, а напрасно.

22 октября
        На следующий день первым уроком у нас  была  литература. В классе повесть Короленко «В дурном обществе» обсуждали. И когда урок шел к концу, Софочка задала вопрос:
           - Как вы думаете, кем в будущем станет Валек?
           - Тут и думать нечего, - говорит Мозг, - вором он станет. Есть-то хочется, а работы нет.
           - Представьте, что он в наше время живет. Сможет он на работу устроиться?
           - Плохая работа не прокормит, и квартиру  купить не сможешь, а на хорошую  без образования не возьмут – мне это родители твердят, - сказал Гакало.
            - А вы сможете в будущем на хорошую работу устроиться?
            - Конечно, сможем! – брякнул дурачок  Аникин и завертелся на месте. – Мы же образование получаем.
          Лучше бы он этих слов не произносил.  Софочка на него посмотрела внимательно и говорит:
            - Да,  большинство в нашей гимназии хорошее образование получают, и им будут все дороги открыты. Жаль только, что некоторые этого не понимают.  Вот вчера…
    Догадливый  Эмос глазами своими красивыми улыбнулся и негромко так сказал:
         - Софья Григорьевна, вы сейчас образовательный процесс нарушаете. У нас ведь урок литературы, а не классный час, – и глаза скромно  роскошными ресницами завесил. Софочка прямо оторопела от неожиданности.
 – Где же это ты, умник наш,  такими словами говорить  научился?
         Головой покачала, вздохнула, а потом хитренько улыбнулась нам и  почти шепотом: 
  - Бедный «образовательный процесс»! Как о нем Саша Никитин сегодня печется, а вот вчера…
    Эмос только рукой махнул – пропали, мол, наши головушки.
  - Вчера, - продолжила Софочка таинственно, - наши мальчики совершили подвиг, а потом описали его в удивительных по своему содержанию произведениях, с которыми мы с вами сейчас и познакомимся
   Лис попытался  Софочку остановить,  глянул из-под насупленных светлых  бровей и буркнул сердито:
       -Мы так не договаривались!
 - Мы вообще ни о чем не договаривались, -  вдруг строго (мы даже не ожидали) сказала Софочка. – А то, что вы написали, называется объяснительной запиской – это деловая бумага, и я использую ее в интересах дела.
        И она в интересах дела начала читать без всякого выражения:
           На уроке русского языка у меня заболел живот, и я решил отпроситься у учителя труда домой. Никитин Алексанлр.
      Девчонки захихикали. Эмос, криво усмехнувшись, опустил глаза.
         - Удивительное по внутренней логике сочинение, не правда ли!? И какое лаконичное! Посмотрим, что написали другие герои. 
          Мне стало плохо на русском.  Очень сильно заболел живот. Я сказал об этом учителю труда, и он отпустил меня домой. Груздин.
Андрей покрутил головой, как будто у него свербело в  ухе.   Класс опять захихикал.
        - Послушаем следующий опус, - сказала  Софочка и стала читать объяснительную Аникина.
       На русском языке у меня заболел живот, я отпросился у Арнольда Ивановича  и  пошел домой, но по пути передумал и вернулся в школу.
    Мы уже откровенно хохотали, а Софочка  разворачивала  объяснительную  Лиса.
      - Посмотрим, что новенького узнаем мы сейчас.
     Она помахала исписанным листком, чтобы привлечь наше внимание и, когда ребята умолкли, прочла:
           На русском меня стало тошнить, и заболел живот.
       Мы все – ха-ха-ха.
Я не хотел уходить, но учитель труда сказал: «Если болеешь, иди домой».
        Снова от хохота ребята за животики хватаются.
И я пошел домой, а Груздину позвонили, и мы узнали, что вы нас ищете. Мы поняли, что лучше вернуться. И я пошел в школу.
       Умница! – воскликнула Софочка. - Как видите, «образовательный процесс» в гимназии идет в одну сторону, а наши мальчики в другую. Смешно и грустно! Чем это кончится, как вы думаете?
  На догадки  времени  не осталось: прозвенел звонок. Мозг потешно скорчился и запричитал:
    - Ой-е-ей, живот-то как разболелся!  Пойду у учителя труда отпрошусь домой с математики.    
     Мы грохнули, и Софочка вместе с нами.

                Раздумья Саши Никитина
Эмос тоже посмеялся, когда дурачился Мозг, но потом задумался.
    Вроде они правильно сделали, что сбежали с урока Матильды: два часа от скуки маяться – времени кому не жаль? Но Софочка тоже вроде права: если все бегать с уроков начнут - что будет?  И вот что интересно: ребята как будто бы за них были, когда беглецы от Софочки удирали. Девчонки сверху кричали, куда бежать.  Петька Ситкин по телефону названивал. Остальные за голову хватались, когда их,  как арестантов, наверх, в учительскую повели. Но потом, когда Софочка концерт устроила, - все так дружно хохотали над ними. Как ни странно,  им самим смешно было. Они не чувствовали себя героями, но и растоптанными тоже не чувствовали. Даже радовались, что Софочка с ребятами посмеялась, но в дневники не записала и родителям не позвонила.
     Как это жизнь устроена? Кино смотришь или книжку читаешь – все ясно: вот друзья, а вот враги. А в жизни ничего не поймешь: кто прав, кто виноват; в чем-то ты прав, а в чем-то виноват. И даже Софочка, любимая ими классная, тоже в чем-то права, а в чем-то не права.
    Например, она говорила им, что дисциплина должна быть сознательной.  Но, когда они попались ей в руки, она схватила его, Сашу Никитина, за воротник и повела.  Где же тут сознательная дисциплина? Это же насилие! Никогда ни отец, ни мама ничего не заставляли его делать насильно. Всегда объясняли что, почему и зачем. Если он не соглашался, он делал по-своему - это не возбранялось.
         - Саша, ты почему не пишешь? - вдруг послышался голос Софочки.
    Эмос поднял глаза и увидел, что все склонились над тетрадями и старательно буковки выводят. Тишина. И в наступившей тишине Эмос сказал неожиданно:
          -А я не согласен.
      Софочка приложила к губам наманикюренный пальчик.
       - После урока подойди, а сейчас…- и она тихонько стукнула по доске, указывая номер упражнения. Эмос удовлетворенно кивнул и стал, как и все, выполнять задание.

                Из дневника Оленьки Гаевой

23 октября.

Нет, не хочу быть писателем. Мама ругается. «Сколько можно за компьютером сидеть? – спрашивает. – Что вам такое задали, что у тебя на прогулку времени не остается? Завтра пойду к Софье Григорьевне», - говорит. Я  и правда – много времени трачу. Пока наберу, пока все ошибки, какие компьютер покажет,  исправлю, пока слова неудачные другими заменю – время ушло, и уже спать хочется. Вот написала: «Эмос глазами своими красивыми улыбнулся». Разве так можно говорить? Ведь улыбаются губами, а мне кажется, что наш  Эмос Великолепный глазами улыбается. Они у него большие, черные и ресницы густые-густые. Так что, когда он улыбается, никто на губы и не смотрит, все видят только его глаза. У нас все девочки в Эмоса влюблены, а больше всех Таня Маляева, отличница наша. Но она, наверное, Эмоса за ум любит, а не за глаза только.
    Эмос Великолепный всегда во всем разобраться хочет. Когда мы на МХК миф о Гильгамеше изучали, то Эмос первый додумался  и сказал, что древние люди в этом мифе утверждают, что человек бессмертен в его добрых делах. А потом помолчал и говорит: « А ведь злодеи-то тоже бессмертны – Гитлера люди никогда не забудут…»
     Мне показалось, что он даже расстроился от этого своего открытия, а  Татьяна Евгеньевна, учительница по МХК, сказала, что  хотя мы всего лишь пятиклассники, но уже коснулись самой важной философской проблемы – проблемы противоборства и сосуществования добра и зла. Я даже эти слова в тетрадь записала, потому что они необычные, трудные. А  когда я записывала да переспрашивала, Татьяна Евгеньевна ребятам головой кивнула, на меня показала и тихонечко так говорит: «Чувствуется,  что вы не просто школьники, а гимназисты».  Мы, конечно, носы задрали и про все философские проблемы сразу забыли. Тут звонок прозвенел, мы на перемену выскочили, и у нас такая пошла борьба добра и зла, что дежурные за голову схватились.
   Так вот, Эмос во всем разобраться хочет. Поэтому тогда, когда Софочка мальчишек за то, что они  с урока труда сбежали, наругала, Эмос, а вместе с ним Лис, Мозг и Аникин  после уроков подошли к Софочке и стали разговаривать. Мы, конечно, тоже все Софочку обступили, потому что любим такие разговоры.    Эмос осторожно взглянул на Софочку и так  же осторожно, но достаточно твёрдо сказал:
       - Ничего страшного, Софья Григорьевна, не произошло из-за того, что мы труд прогуляли. Матильда нас все равно ничему не учит. Мы ведь не математику и не русский пропустили
       - Саша,  я всегда думала, что у тебя врожденное чувство такта, но то, как ты сейчас выразился, является  бестактностью.  Надеюсь, все это поняли, и никто не будет называть учителя по кличке в моем присутствии?
          Софочка помолчала немного, как бы ожидая возражений, но возражать никто не стал: вероятно, мы решили продемонстрировать  врожденное чувство такта. Эмос минутку помедлил, раздумывая, голову наклонил и очень серьёзно сказал:
         -Извините, - а потом продолжил и что-то такое Софочке наговорил про сознательное отношение к учёбе, про уважение к личности и права детей, что мы всего и не поняли, но нам стало интересно, что Софочка ответит. Она выслушала все,  улыбнулась (не зря мама говорит: « Улыба у вас Софочка,  ох, улыба!»), встала из-за стола, к доске подошла и написала: « Dura lex, sed lex».
      -  Что это значит? – спрашивает.
    Аникин хихикнул.
       - Нехорошее слово, - говорит,- По-английски, наверное, «дурак» означает. «Очень большой дурак»…

   Ну вот, мама говорит: «Марш на прогулку!» Не получится из меня писателя – мама не разрешает. Пойду гулять.

                Очень серьезный разговор пятиклашек с Софочкой
Софочка подошла к доске и написала: « Dura lex, sed lex».
     - Что это значит?
Аникин закричал, что это по-английски дурак означает, начал хихикать и кривляться.
   - Нет, - сказал Мозг, - дурак по-английски  fool, и потом здесь артикля нет, это не по-английски написано.
     - Правильно, - ответила  Софочка, - это латынь. Древние римляне выстрадали и запечатлели в крылатом выражении печальную и глубокую мысль: «Закон суров, но это закон». А  еще раньше Моисей по повелению Божию дал своему народу десять заповедей.  Это те же законы, потому что они указывали человеку, что необходимо делать, а чего следует избегать.
    А вот я  вас спрошу: что это древние люди так о законах пеклись? Жили бы себе свободно:  сеяли хлеб, собирали урожай,  влюблялись, растили детей, ссорились, мирились, радовались и страдали.
     - Так больше всего они страдали бы от самого сильного  и глупого, - звонко прокричал Петька Ситкин, вспомнив, очевидно, как в начальной школе его притеснял двоечник и верзила Поливанов. Притеснял до тех пор, пока Петька не подружился с Серёжей  Гакало, неожиданно вставшим на его защиту.
     - Ага, как в Мифе о Гильгамеше. «Стал Гильгамеш царем Урука…» - процитировал Мишка Сапожников, гордясь отличной памятью.
     -  Да как начал всех колотить без разбору, - продолжила  Таня своими словами.
     - Правильно.  О таком поведении говорят: чинить произвол, - сказала Софочка.
     - Про-из-вол, - повторила Оля, как бы пробуя слово на вкус, - про-из-вол…
   Учительница подошла к книжному шкафу, взяла увесистый том словаря Даля и прочитала:
     - « В поступках его виден полный произвол, самоволие, необузданность или деспотизм; он не стесняет воли своей ничем».  Так что такое  произвол?- спросила она, ставя словарь на место 
        -  А это что хочу, то и делаю, - ответили мы почти хором.
        – Свобода, значит? – спрашивает Софочка.
        – Смотря для кого, - говорит Эмос. – Тот, кто бьет, свободен, а тот, кого бьют, вынужден терпеть произвол.
         – А справедливость где? –  Софочка глазами из-под очков сверкнула, руки в стороны развела, улыбнулась и на мальчишек смотрит.
        -  Не знаем, - раскрыли рты Аникин и Лис. 
        - То-то и оно, что не знаете. Получается как в басне: «У сильного всегда бессильный виноват». А это несправедливо. И вот чтобы все по справедливости было, люди придумали законы.  Вся жизнь цивилизованного человечества пронизана законами, и там, где закон нарушается, происходит сбой, и люди теряют ориентиры. Вот и у нас сбой произошел. Вы нарушили школьные законы: сбежали с урока. Ну и пришлось мне восстанавливать порядок не самым приятным для вас способом.
          Софочка на свое место за стол уселась, ручку взяла и над журналом склонилась, давая понять своим пятиклашкам, что  все ясно, разговор окончен и надо дела делать. Но дети, видимо, не все выяснили и потому  не расходились.
    - А-а-а, вот почему закон суров… - протянула Таня Маляева.
          Софочка подняла голову и, радуясь, что дети ее понимают, сказала:
    - Ну да, утверждение законности очень часто связано с неприятностями для нарушителей. Кроме того, закон не может предусмотреть всех тонкостей ситуации, возникшей в жизни. Вам кажется,  что вы правы: Арнольд Иванович вас не учит, и вы теряете время зря.
    - Конечно, всякие дурацкие правила соблюдай, – пробурчал   Лис, насупившись, и густые белые брови его  съехались к переносице.   
     Софочка невольно улыбнулась - суровый мужичок растет – и, погасив улыбку,  серьезно заговорила:
    - В той истории, что произошла в нашем классе, целый клубок беззакония. Размотать    вам его? Пожалуйста. Все знают, что в нашей стране учителя получают мало – это первое беззаконие: оплата труда не соответствует его количеству и качеству. В результате мы не можем найти для вас настоящего учителя, и вынуждены взять человека, который в школе не работал. Он начал вас учить тому, что умел сам.   Стал рассказывать, как обработать кусок дерева, так  чтобы раскрылась его красота. Что вы начали делать?
   - Расстреливать его из трубочек.
    - Вот вам второе беззаконие. Учителя надо уважать – это неписаный закон нашего народа. В старину в деревнях крестьяне перед учителем шапку снимали. И до сих пор в тех семьях, где к учителю с уважением относятся, дети растут умными и воспитанными. Кстати, а  как  отреагировал Арнольд Иванович?
    - Он включил станок, и стал обтачивать разные корни. А мы стали в балду играть. Он сам по себе, а мы сами по себе.
      - Вот вам третье беззаконие. А потом вы с урока побежали – вот и четвертое беззаконие, а я, чтобы восстановить порядок, побежала за вами.
        - А мы от вас.
       - А вы, между прочим, Эмоса за воротник схватили. Это пятое беззаконие. За это на вас в суд можно подать. И к нашим вещам вы не имеете права прикасаться, и с урока выгонять Мы с бабушкой об этом  в книге про права  детей читали, - вмешалась в разговор  Ага и задрала носик,  полагая, что умнее ничего сказано не было.
         - А про обязанности там ничего не написано? – спросила Софья Григорьевна. -   Настоящий закон регулирует права и обязанности граждан.
        - А мы граждане? – это спросил задумчивый  белокурый мальчик с мягкими чертами лица. Звали его Алеша.
        - Не совсем.
        -Чё это не совсем-то?!  Мы живем здесь, значит граждане, - возмутилась  Ага.
       - Подожди, подожди, гражданка, во-первых, все-таки не чё, а что говорить надо, а во-вторых, тащи-ка сюда словарь Академии наук, посмотрим, что там сказано.
        Софочка снова улыбнулась, встала, подошла к доске и сказала:
   -Жители определенного места исстари у нас назывались мещанами. Посмотрите! - она  взяла мелок и написала на доске: мещане – место. - Видите, Щ и СТ чередуются. Это были небогатые торговцы, ремесленники, мелкие чиновники – от них мало что зависело в жизни, и поэтому слово мещанин приобрело постепенно отрицательный смысл. Так стали называть людей с очень узким кругозором и мелкими, в основном бытовыми  интересами. А граждане это… Ну, Сережа и Вадик, помогите Аге. Давайте сюда Академию наук.
   Дверца книжного шкафа, которую Ага распахнула, чтобы достать словарь, легко  закрылась на своем пружинном шарнире и прижала  худенькую девочку вместе со словарем.  Мальчишки освободили пленницу и хотели забрать у нее огромную книгу – возникла легкая потасовка, и все трое принесли и положили перед Софочкой темно-зеленый том. Учительница села за стол,  открыла книгу, перебрала несколько страниц, указала пальцем: 
     - Вот, смотрите: гражданин –  «лицо, принадлежащее к постоянному населению данного государства, пользующееся всеми правами, обеспеченными законами этого государства, и исполняющее все установленные законами обязанности». Можете вы исполнять все обязанности взрослого человека: защищать страну, обеспечивать свою семью?
     Мальчишки сразу представили себя вооруженными с ног до головы, начали друг в друга целиться, а Сапожников грохнулся на пол и закричал истошно: «Ложись, танки идут! Все в укрытие!» Девчонки от этого крика уши ладошками закрыли, а Софочка рассмеялась от души.
        Потом, когда все успокоились, Софочка сказала:
      - А вот посмотрите на третье значение. Какая тут помета?
      - «Высокое, - прочитала Алеша. – Человек, подчиняющий свои личные интересы общественным, служащий родине, народу».
      - Давайте-ка еще вот это  посмотрим.
      Она открыла верхний ящик своего стола, извлекла оттуда большую красивую книгу с золоченой надписью: «Сто встреч в мире искусства» и открыла  нужную страницу. Ребята  над столом склонились, а те, кому не было видно, стали протискиваться, чтобы глянуть разок.
       - Нет, - сказала Софочка,- так вы мне книгу разорвете. Сядьте-ка, я вам всем покажу.
     Все расселись не на свои места, а как попало: по двое, по трое за парту, лишь бы поближе.  Софья Григорьевна подняла книгу, и дети увидели  странную скульптуру, нет, точнее, несколько скульптур вместе.
      - Ой, -  сказала Таня Маляева, - какие страшные!
      - Что это они такие ободранные?! - прошептала Саша и закрыла рот растопыренными пальчиками.
       -Все ясно – дрались, конечно, и теперь их в тюрьму ведут, - сказал Гакало.
      – Вот этот, впереди который, согнутую руку поднял, как будто  спрашивает: « Ну за что меня? Ну за что?» - Ага так же точно согнула свою тоненькую руку и  всхлипнула. «Артистка! –  восхищенно подумала Софочка. – Надо же так  перевоплощаться!»
       - Да, - закричал Ситкин, -  вон тот  обернулся и еще драться хочет, Тоже руку поднял. « Как врежу щас!» - говорит.
       - А причем здесь старик грустный, он что, тоже дрался?  - спросил у всех задумчивый Алеша, и все посмотрели на Софочку.
       - Эта скульптурная группа называется «Граждане Кале». Это памятник. Его создал великий  Огюст Роден. Вы еще не знаете, не проходили по истории, что в ХIV веке между  Францией и Англией целых сто лет шла война. И вот однажды англичане осадили город Кале. Эти люди такие страшные, в разорванных одеждах, потому что они защищали свой город. Они продолжали бы сопротивление и погибли бы, потому что силы были неравные.
Но в средневековых городах, в самом безопасном месте, всегда были укрыты женщины, дети и старики. И когда разъяренные враги врывались в город, то пощады не было никому.
 Защитники Кале принуждены сдать город. Англичане обещают пощадить жителей при одном условии: бургомистр и несколько лучших граждан добровольно придут к англичанам и будут казнены. И вот это те граждане, которые  добровольно идут на смерть, спасая оставшихся. Понимаете, погибнуть в бою – это одно, а вот добровольно пойти на смерть -  это другое. Посмотрите: они страдают. Их лица, позы, жесты – все выдает их страдание, но они непреклонны. И самый непреклонный среди них какой человек?
   - Вот этот, с железякой в руках, - выкрикнула Ага
   - Не с железякой, ребята. С ключами. Это бургомистр, глава города. Его губы плотно сжаты, взгляд недвижим, шаг тверд – видите, как нога упирается в землю!  Так скульптор показывает, что воля этого человека нерушима. Вот что такое гражданин. Это человек, в сознании которого постоянно присутствует смысл всего, что он делает. Можете вы себя безоговорочно назвать гражданами?
   -Ну-у-у…- протянул Гакало и замолк.
   - Безду-умно можем собой пожертвовать – это правда, - в тон ему проговорила Софочка, и Ага спрятала свои глазки. – А сознания нам еще не хватает. Вот поэтому, мне кажется, нельзя и даже преступно говорить о правах детей. Надо говорить о любви к детям, об их правильном воспитании.
     - А преступно-то почему?
     - Объясню. Представьте себе, что вам разрешили брать денег сколько угодно и покупать все, что вам вздумается.
        Мальчишки переглянулись и засмеялись.
       - Что смеетесь? –
      - Не скажем, - хором ответили Эмос и Мишка.
      - Да они всего, что нельзя,  тогда  накупят, - сказала Саша.
      - И хорошо, если это  не повредит здоровью,  Так что преступно потому, что, предоставив детям множество прав, мы создадим условия для развития  в душах детей всевозможных     пороков, - сказала Софья Григорьевна серьезно, а потом склонила голову  набок и, улыбнувшись, спросила:
    - Мальчики, мамы проверяют ваши карманы?
    - Еще как! – возмутился Петька Ситкин. -  Все мои богатства в ведро выбрасывает.
     -Богатства! – закричала Саша. – Ржавых гвоздей в карманы наберут и ходят. Не трогайте, это мое бога-атство!
          Она сложила ладошки лодочкой, склонила над ними голову, как будто что-то  разглядывает.
      - А вот если она табак в кармане найдет, что будет?
      - Скандал будет, - сказал Гакало, улыбаясь и как бы вспоминая пережитое, а Миша поднял указательный  палец, призывая всех послушать его, и сказал:
      -  Мама в прошлом году нашла у меня одну сигарету и полчаса за мной с веником по квартире  гонялась. Я от нее под стол залез, а она меня там  хлоп веником и кричит: «Ты у меня будешь пятый угол искать, будешь искать!» Какой-то пятый угол выдумала… - Миша недоуменно посмотрел вокруг.
     - А ты понял, что курить нельзя?
     - Конечно,  понял, иначе бы от отца еще ремнем досталось.
     - И часто тебя бьют?
     - Один раз только, когда я соседям в замочную скважину бумагу затолкал и поджег – вот дурак был, а уже во втором классе учился.
    - А ты обиделся на отца?
    - Не-е, я бы по-другому не понял. Я долго с огнем баловался. Мне все объясняли, объясняли, что нельзя – пожар будет. А мне интересно было на пожар посмотреть. Но когда отец разъярился и  ремень схватил, у меня сразу весь интерес к этому делу пропал.
      - Вот мы с вами и видим, почему разговоры о правах детей и о том, что надо наказывать родителей, если они свое чадо отшлепали, вредны. Дети очень часто доводы рассудка не слышат, и бесполезно доказывать им, что играть со спичками опасно, а с  уроков бегать нельзя. Нужно сделать что-то необычное, чтобы ребенок это «нельзя» понял. И педагог, и родители должны иметь на это право, право, освященное традициями народной культуры.  Саша, ты согласен, что нельзя вместо урока в компьютерном клубе в игрушки играть?
      Саша улыбнулся мягко и сказал раздумчиво:
     - Вообще-то, согласен.
     -Вот это очень хорошо, а что я тебя за воротник схватила – ты уж извини и пойми, что лекцию о правилах поведения школьника читать на крыльце  как-то неуместно.
     - Пожалуй, да… - произнес Эмос, как бы взвешивая каждое слово.
     - Софья Григорьевна, Софья Григорьевна, - снова стараясь привлечь к себе внимание, заговорил   Миша, - Вот я хочу рассказать, что у меня после пожаров было. Ну, когда я с огнем перестал играть.
     Миша схватил стул, поставил его на парту и давай его кулаком, как молотком, колотить.
     - Вот безобразие! Куда ты стул-то затащил?! - закричала  Таня, не любившая беспорядка. 
     - Да подожди ты, дай рассказать, -  отмахиваясь от Тани и смешно жестикулируя, заговорил Миша. - Потом я стал везде гвозди заколачивать и, в конце концов, табуретку в кухне к полу приколотил.
      - Попало?
     - Не-е, мама смеялась долго, а потом сказала, что при каждом предприятии должен быть кружок для детей и что она бы меня в кружок мебельной фабрики отдала. Это, говорит, неправильно, что нет таких кружков, а только спортивные секции. Интересы же у всех  разные. Правда, мама здорово придумала?
     - Правда, - успела сказать Софочка, и зазвенел звонок.- Ой, ребята, это нас на совещание зовут!
     - Домой! -  пискнула Эля.
 Пятиклашки выскочили из кабинета  и помчались вниз по лестнице, и Софочка вместе с ними.



    








                Страсти - мордасти
 
Какие в этом году малыши большие, и переходный возраст у них уже начался, - это про пятиклассников так говорят учителя старшей гимназии, где они теперь учатся. До этого они ходили в младшую гимназию. Она рядышком расположена, в бывшем детском саду. Раньше все классы в начальной школе учились по три года, а потом из третьего класса попадали сразу в пятый – вот было здорово. А нынешним не повезло: президент указ издал, и в «началке»  стали учиться четыре года. Представляете: детей в детском саду лишний год продержали. Они ждали, ждали, когда этот год кончится, и все готовились к большой гимназии. Мальчишки за дальней верандой курить научились, а девочки некоторые по-настоящему влюбились. Таня Маляева и Ага влюбились в Саньку Никитина, по-нынешнему, Эмоса, а Сима и Саша в Мозга.                               
Сима и Саша молча страдали, потому что Мозг все задачки решал и  книжки читал. Поэтому всегда сидел с опущенной головой, а если он и поднимал глаза от своих книжек, то всегда смотрел на Наташу, потому что дружил с ней с первого класса. Он носил ее портфель и терпеливо дожидался, когда она закончит все свои дела, наболтается с девочками и, наконец, пойдет домой. Саша и Сима специально  Наташу задерживали, разные классные дела обсуждали, даже танец ко  дню именинника за четыре недели до праздника стали сочинять и разучивать – думали: Мозг рассердится и поссорится с Наташкой, но  Мозг портфель у Наташи заберет, книжку на него положит,  сидит себе и читает. Саша к Андрею подошла и спросила: « Что, Мозг, читаешь?»  Он молча ей корочку показал и дальше читает – хоть бы взглянул на Сашку. А она накануне вечером  волосы на бигуди накрутила и целую ночь мучилась. Утром же  специально почти всю свою детскую косметику извела – толку никакого!
        Сима по-другому хотела победить Андрюшку: как только трудная задачка попадется, она сама ее не решает, а сразу звонит ему. Помоги, мол, целый час бьюсь – не могу решить. Мозг задачу ей растолкует, а Сима трубку не кладет, а пытается с Андреем поболтать: про компьютерные игры начнет расспрашивать, про то, куда Мозг летом ездил. Но тот помолчит, помолчит, потом скажет: « Извини, мне некогда» и трубку повесит. Так что ходят парой Сима и Саша, друг другу о своей несчастной любви рассказывают.
  А Таня и Ага ничего друг другу не рассказывали, хотя и считались лучшими подругами.    Групповые задания они всегда вместе выполняли и гуляли всегда вместе.
    Нет, не совсем так это было. Гуляли  Саша и Сима. Они то листья для осеннего букета собирали, то фотографировались под сосной в начале зимы, когда та пушистой изморозью покрывалась, то снежинки на варежках рассматривали. Таня и Ага носились по территории, и у них шла непрерывная война с мальчишками. Те прятались от них под крыльцом или за верандой и ждали момента, когда девчонки в растерянности начнут проверять каждый кустик, чтобы найти засаду. Когда девочки подходили совсем близко, мальчишки с отчаянными воплями выскакивали из своего укрытия и забрасывали их снежками или сухими листьями в зависимости от времени года. Потом они хватали одну вражину и с победными криками волокли ее за руки, за ноги на веранду. Теперь уже на помощь приходили Саша и Сима.  Девчонки забрасывали мальчиков снежками или листьями, а те кричали, что они будут пытать пойманную. Пленница вырывалась из последних сил, потому что, увлекшись игрой, уже почти верила, что ее похитили настоящие разбойники, и иногда начинала плакать. Тут вмешивались воспитатели, которые до этого мирно беседовали о чем–то, изредка поглядывая на детей. Мальчишки послушно отпускали жертву, у девочки тут же высыхали слезы, и она говорила, что они играют. «Играйте в хорошие игры», – говорила воспитательница, и дети  начинали «воровать знамя» или собирать по двору двенадцать палочек. Так было  в третьем и в четвертом классе, а в пятом вдруг все переменилось.
       К началу зимы Таня подросла и стала почти самой высокой девочкой в классе.   Вся компания после уроков дружно гоняла по двору большой гимназии, конечно, уже без воспитателей.  Мальчишки схватили было Таню, но она неожиданно легко вырвалась и помчалась в сторону, Санька Никитин, теперь уже Эмос,  за ней. Они начали барахтаться в снегу, и Таня почти повалила Саньку, но он ловко вывернулся из ее рук, и они остановились, держа друг друга за рукава и тяжело дыша. Вся шапка, весь воротник и даже  щеки Саньки были в снегу, так что он походил на деда Мороза, и среди снега сияли темными вишнями глаза.
   - Пусти, - сказала Таня и не рванулась, как обычно, а, наоборот, замерла на мгновение. Он почему-то ошеломленно опустил руки, не сознавая, что Таня может  запросто повалить его. Она тоже опустила руки, и они тихо пошли по широкой дорожке, как будто отдыхая, но на самом деле  переживая какое-то непонятное  волнение.  Таня почему-то  ощущала себя натянутой до предела стрункой  ля на  своей любимой домре.
      Следующий день был выходным. Утром дома Таня готовила задание по музыке, и, проигрывая один и тот же пассаж, вдруг остановилась, взяла ля, и долго трепетала косточка на этой струнке, потом девочка положила инструмент, встала и подошла к окну.
        Была оттепель. За чуть оттаявшим от зимних узоров окном ручейками стекали с  темных ветвей высокой березы обнаженные нежные стебли. Подальше, за детской площадкой, клубились шапки могучих сосен.  На соснах и под соснами  тлел под утренним солнцем слежавшийся давнишний снег.               
     Девочке вдруг показалось, что во всём мире она одна_-одинёшенька.  Почему-то захотелось плакать, и вспомнился волк из  мультфильма, как он сидел в лесу на поляне, окружённой тёмными высокими ёлями, и выл протяжно и горько. Картина эта покачалась перед глазами девочки и уплыла куда-то, а потом  вдруг   всплыла другая, не из мультфильма вовсе, а из жизни. Таня ясно увидела, как они с Санькой барахтались в снегу, а после шли молча по дорожке. Потом она увидела, как он, изнемогая, тянул руку на математике, а его не спросили, и Мозг сказал правильное решение, а Эмос упал головой на парту и, подняв растопыренные пятерни, повторил дважлы: «Так! Так!»   
          Таня, всхлипнула без слез.  Не понимая себя, отошла от окна,  взяла инструмент, подержала его в руках и положила на место, потом медленно, как бы раздумывая, достала из ящика стола сотовый,  нажала кнопку, и на экране высветились буквы: Ага.
      На следующий день весь класс знал, что Таня влюблена в Саньку. Девочки собирались кучками и обсуждали новость.
    -Нет, ты представь себе, Наташа, ты бы мне открыла свою тайну, как лучшей подруге, а я бы всем раззвонила. Хорошо бы это было?! – возмущалась Саша, расставив ладошки и склонив кудрявую головку набок. Рассудительная и спокойная Сима вместо Наташи отвечала ей:
      - Надо правильно выбирать друзей. Я бы ни за что не стала дружить с Агой. Она врет на каждом шагу и свою выгоду ищет.
      - А я  дружила во втором классе – с ней очень интересно, - сказала большеглазая Наташа.- Мы в парк ездили и там подземный ход искали. В какой-то грот залезли и летучих мышей видели. Они прямо над нами вверх тормашками висели.
    - Почему ты сейчас с ней не дружишь? - спросила Саша, спрятала руки за спину и вытянулась вверх, приподнявшись на цыпочках.
    - Мама не разрешает, - ответила Наташа, и  в ее  больших  глазах застыла какая-то страшная тайна.   
     - Почему это интересно она не разрешает? – спросила Саша,   ловко перекатившись с носков на пятки, так что кудри  дружно колыхнулись на ее головке.
     - Не разрешает и все, - сказала Наташа и отошла от кружка девочек.
   Почти все  жалели Таню и говорили, что Ага поступила подло, выдав тайну подруги. Оля  сказала, что Аге надо объявить бойкот. Эля ответила, что это глупо и  ничего не получится. Она всегда завидовала Тане, как лучшей ученице, и втайне радовалась ее беде.  Эмос сидел всю перемену за партой и разбирал и собирал свою ручку. Аникин вырезал на столешнице: «Таня и Ага – дуры», и звонок на урок не заставил его прервать свое занятие
   
                Страшная тайна, которую Наташа  ни за что никогда никому не расскажет

   Урок шел как обычно , а Наташа думала о своем.
   Было это давно, в конце второго класса. Наташа поехала с мамой на птичий рынок попугайчиков посмотреть и  купить корм для канареек. Когда они подходили к рынку, мама задержалась возле лотка с пряностями, купила какой-то пакетик и хотела идти дальше, но Наташа остановила ее.
    - Смотри, смотри, петухи какие! Купи мне.
   Недалеко от лотка стоял подвыпивший мужичок в обвисшей цигейковой шубе, застегнутой на две верхних пуговицы, в старой ушанке и стоптанных валенках. Одну руку он засунул в карман, а в другой  веером держал  несколько ярких, больших, насквозь прозрачных петухов-леденцов на свежеструганных палочках.
     - Вот  уж не проси, ни за что  не куплю, - сказала мама. – Неизвестно, кто их делал и какими руками.
      Обычно Наташа спокойно переживала мамины запреты:  нет так нет - что поделаешь. Но вожделенные петухи ей покоя не давали. Они даже в снах девочки поднимали свои прозрачные крылья, хлопали ими, так что вокруг разносился хрустальный звон, и пели.
     Однажды на прогулке Наташа рассказала Аге о волшебных петухах.
     - Надо купить их, - решительно сказала Ага.
     - Как это? – изумилась Наташа.
     - Да очень просто. Поедем в субботу на птичий рынок и купим.
     - А деньги?
     - Возьми у мамы.
     - Она на петухов не даст.
     - А ты не спрашивай. У нее в сумке много, она же не считает каждую десятку. Я сколько раз брала у своей – она ни разу не заметила.
   Наташа недоверчиво посмотрела на Агу.
     - Ну чего ты глаза вытаращила? Ты же у своей мамы возьмешь, не у чужой тети. А то живи без петухов…
      Но без петухов жить уже было нельзя.
В следующую субботу   мама,  папа и  брат поехали к бабушке,  а у Наташи в четыре часа должен был быть урок музыки, поэтому Наташа осталась дома одна. С утра она погуляла во дворе и к полудню вернулась, чтобы доучить заданную пьесу. Вошла в квартиру и сразу же увидела мамину сумку. Раскрытая, она стояла на низенькой  тумбочке возле входной двери. По бокам ее беспомощно свешивались плетеные ручки, а внутри, в  кармашке, светился кошелек из светло-коричневой кожи. Девочка протянула руку, и отчего-то ей стало страшно, она пересилила свой страх, вспомнив слова Аги: «Ты же у своей мамы возьмешь, не у чужой тети», - как-то неловко, двумя пальцами вытащила кошелек и открыла его. Действительно, в кошельке лежало несколько десяток, так что сосчитать сразу их было нельзя. Наташа взяла три, закрыла кошелек и положила его на место. Теперь ей стало мучительно стыдно, она попыталась пересилить и стыд, сказав вслух:
         - Не у чужой  тети взяла.
  Но стыд не исчез. Она положила десятки в карман кофточки, и ей показалось, что карман стал большой и горячий. Она  сняла кофточку и повесила ее в шкаф. Шкаф закрыла и позвонила Аге.
         -У меня дома нет никого. Давай съездим за петухами.
         - Давай. Я  сейчас что-нибудь навру своим и поедем.
  Наташа положила телефон и подошла к шкафу. Снова появилось чувство страха, снова подавила  его, открыла створку, сняла кофточку и, преодолевая ужас, надела ее и сверху пальто. Не раздумывая,  выбежала на улицу – проклятые петухи махали  стеклянными крыльями прямо перед глазами. Справа вспыхивала оранжевым вязаная шапочка Аги. На ходу она  протянула горячую ладошку Наташе, и, взявшись за руки, девочки помчались со двора
     Дядька стоял там же. Правда, одет был по-весеннему: в старой мятой курточке и драных  башмаках. Одна рука, как и в прошлый раз, была засунута в карман, в другой он держал точно таких же петухов. Кира взяла деньги у Наташи, протянула дядьке – в руках у нее оказалось четыре прозрачные птицы. Трех петухов она отдала Наташе, а одного, красного, оставила себе и сразу же  принялась лизать его, щуря от удовольствия глаза. Наташа  лизнула  зеленого петуха, но никакого удовольствия не испытала – скорее, наоборот, она почувствовала разочарование: обыкновенный сахар – леденцы магазинные вкуснее. К тому же почему-то  теперь, когда девочка держала петухов в руках, красота их поблекла, они не казались уже такими прозрачными. Наташа постучала желтым леденцом по зеленому, ожидая услышать хрустальный звон, но вместо звона  получился такой звук, который бывает, когда во время мытья посуды брякнешь чашкой о чашку.
      Выкинуть их в помойку, - пришло вдруг в голову девочке, и она оглянулась вокруг. Но рядом не то что помойки, даже урны не оказалось. Кира, похожая на чертенка из пушкинской сказки,  неестественно красным длинным языком продолжала лизать своего петуха.
        -Пойдем, - сказала Наташа, и девочки отправились                на трамвайную остановку.
    Открывая квартиру, Наташа повернула голову и увидела плотно закрытый люк мусоропровода – она, оставив ключи в скважине, быстро подошла к нему, с трудом подняла крышку и швырнула вниз ненавистных петухов.
       Вечер прошел благополучно. Мама действительно не заметила пропажи денег. Но на следующий день она заметила, что Наташа перестала улыбаться, все время молчит и о чем-то думает. У девочки даже походка стала другой, она не порхает из в комнаты в комнату, как раньше, а ходит осторожно, как будто ждет, что ее окликнут.
         - Что-то случилось, доча? – спросила мама, как только они остались одни (папа с братом безмятежно гуляли во дворе с Тобиком).
           - Случилось, - отозвалась Наташа, и слезы хлынули у нее из глаз.
        Мама не ругала Наташу, она даже гладила ее по голове, утешала и успокаивала, сказала за Наташу, что она так делать больше не будет. А потом, когда дочка немного успокоилась, мама спросила, с кем Ната за петухами ездила?
       - С Агой, - ответила Наташа.
       - Знаешь, доча, мне очень не нравится ваша дружба. Ты делаешь все, что она тебе скажет – это плохо, надо же думать самой. Не дружите больше, скажи, что мама тебе не разрешает.
  Наташа промолчала, хотя и удивилась этому запрету: она же больше ни слова не сказала  про Агу. Почему-то вспомнилось, как Ага  длинным, тонким  языком вылизывала петуха  и язык ее был неестественно красным.  Ей вдруг самой расхотелось дружить с Агой.
        -Наташа, ты не на уроке,- сказала Софочка.
        -Мы все не на уроке из-за этой дуры Аги, - проворчала довольно громко Саша.
       - Я не могу с вами сейчас выяснять, что там у вас произошло, ведь завтра контрольная. Постарайтесь сосредоточиться, а после уроков подойдете, и я вас выслушаю.
     - Да, - крикнула Ага, - они вам наговорят!
     - Ну и ты тоже наговоришь – вот и побеседуем, а сейчас вернемся к нашим баранам.
 Мальчишки засмеялись и стали бодаться. Софочка улыбнулась и пояснила:
       - Эти смешные слова означают, что время не ждет, надо заниматься делом, - и  все стали повторять корни с чередованием.




 

                Из дневника Оленьки Гаевой
       4 декабря
    Ой, что было! Мы, почти все девочки, еще с четвертого класса влюблены в Саньку Никитина, в Эмоса. Но больше всех в него влюбились Таня и Ага. Все к этому давно привыкли и не очень-то об этом думали. Наверное, потому, что Эмос из этого проблемы не делал. Он просто дружил со всеми. И с девчонками тоже дружил. Все было хорошо. Но потом все стало  плохо.
    На прошлой неделе Таня и Эмос на глазах у всех вдвоем гуляли по аллее в школьном дворе. Гуляли так, как будто им никто не нужен.  Мы немножко удивились этому, но больше всего удивились тому, что Ага уставилась вслед им, сжала кулаки и сказала, даже не сказала, а прошипела: « Таньке я устрою чучу-карачу, вот увидите». Прошипела и убежала, даже никто ей ответить не успел. И Таню мы не предупредили, потому что не поняли, из-за чего сыр-бор. А в воскресенье Таня вздумала рассказать Аге о том, что она жить не может без Саньки, что она все время о нем думает и ей кажется, что он тоже о ней думает.
     А Ага стала обзванивать всех девочек из нашего класса и не из нашего тоже. Она хохотала, говорила, что Танька -  дура и ее нужно в снегу извалять, чтобы из нее дурь выскочила. Потом она пересказывала со злостью все, что Таня ей сказала. 
     Это было так противно, что никто Агу не поддержал, только одна Эля да еще из соседнего класса Люда Сменщикова. И сегодня, пока мы возмущались тем, что Ага сделала, эти трое тоже о чем-то говорили. Причем Элька, как настоящая шпионка, сначала с нами постояла, а потом к Кире и Люде ушла. А после обеда Таня пришла в класс, заглянула в свой портфель и заплакала. Пашка заглянул тоже и закричал: «Е-е-мое-е, совсем Ага с ума сошла!» Тут Ага  как заорет: «Ты видел, ты видел, кто это сделал? Ты сам это сделал, а на меня сваливаешь!»  А Саша и Наташа молча забрали Танин портфель, унесли в умывалку и вымыли все, даже учебники, потому что туда были свалены объедки после обеда.
     Потом все девочки побежали к Софочке в кабинет и стали кричать, чтобы Агашку-какашку из нашего класса выгнали, а Элька стала за нее заступаться. «Неизвестно, - говорит, -  кто Тане в портфель всякую гадость набросал». Тут пришла учительница истории и позвала Софочку  в свой  кабинет. А у нас до этого история была, и наши ребята   только что из этого кабинета вышли. Мы,  конечно, следом помчались. Влетаем в «историю», а там Софочка с ВэВэ стоят возле Агашкиной парты. Они нас выгнали, но мы стали в щелочку от старого замка подглядывать. Они постояли, постояли, а потом взяли парту, в угол оттащили  и   целую стопищу исторических карт на нее навалили. Но нас не проведешь! Если нам что-то надо узнать, мы все равно узнаем.
     Мы подождали два урока. ВэВэ ушла и ключ на вахту сдала, а Сашка дурочкой прикинулась, подошла к гардеробщице тете Люсе, слюни на щеки намазала, будто она плачет, и говорит жалобно-прежалобно: «Я, - говорит, - в кабинете истории сменку забыла. Что теперь делать?» - «Ну что делать, растрепа? Бери ключ, только мигом обратно, одна нога здесь – другая там». Мы помчались – одна нога здесь,  другая там. Быстренько карты с той самой парты сдвинули, прочитали и обратно несемся, по пути думаем, кто такая интердевочка и почему она себя продает за тыщу долларов. Зачем Агашка рядом Танин телефон написала. В рабство, что ли, она хочет Таню продать – так ведь у нас не Древний Египет. Пошли мальчишек спрашивать – они все знают. Обрисовали ситуацию – мальчишки переглянулись, перемигнулись.  Эмос глаза свои печальные завесил ресницами и сказал: «Да это ерунда такая, вроде рабыни Изауры. Забудьте, девчонки». Мозг свою шевелюру взлохматил и добавил: « Это как в Японии.  Там гейши такие есть, очень умные женщины». Сипкин хихикнул за его спиной, и мы поняли, что они врут. Но допрашивать больше не стали, потому что от всей этой истории у Эмоса голова болит и глаза, как у оленя на репродукции  в кабинете МХК.
       - Это что-то нехорошее, я у мамы спрошу, - сказала Наташа.
       - Не вздумай! – крикнула Саша.- Это то, отчего в интернет особую программу вводят, чтобы дети всякие глупости не читали…
      Мы замолчали.  У меня было такое чувство, будто мы в помойке голыми руками копались
         - И зачем мы  в «историю» полезли?! – вздохнула Наташа. - Пойдем, руки помоем.
        Мы пошли в умывалку и стали мыть руки. Мы почти все мыло по капле извели, потом долго вытирали бумажными полотенцами. Когда от целого рулона, осталась половина, нам стало легче.
 После уроков в класс вошла…
  Ну, все! Опять меня мама на прогулку гонит, закончу потом.

               
   
                Дело касается личных отношений


После уроков  в класс вошла Софочка и сказала:
     - Ребята, я знаю, что в классе случилось. Так как дело касается личных отношений, то обсуждать это всем вместе не следует. С теми, кого это затрагивает, я побеседую отдельно, кое у кого вызову родителей, а вас попрошу быть деликатными и по возможности этой темы в разговорах не касаться.
      Те, кто мою просьбу понимает и постарается выполнить, идите домой.  Кому что-то неясно, можете задержаться.
    Все встали и молча, как на похоронах, поплелись в раздевалку. В классе остались только Ага и  Эля.
   Как только дверь оказалась закрытой, Эля встала около неё, как часовой, а Ага  пошла в атаку.
     -Чё это сразу родителей-то, чё это родителей?! Вы сами с нами не справляетесь, а родители-то тут причём?
    Софочка молчала и, склонив голову набок, с интересом разглядывала девочку.
      Как это объяснить, - думала учительница, - такая грациозная, с таким вкусом одета (обыкновенный школьный сарафан, а блузка необыкновенная, но не вызывающая, а просто красивая, элегантная даже), такая фантазерка, артистка…  и вдруг  вульгарная речь, совершенно мерзкие поступки…
     -  Почему сразу родителей?..- вдруг, как бы раздумывая, сказала Софочка. – Потому, что я хочу знать, отчего ты у меня такая бессовестная.   
       -Чё это сразу бессовестная-то?- взгляд из-под тоненьких  бровок неожиданно нагловатый, дерзкий.
       -Уходи, Ага. Я не  могу с тобой разговаривать.
        - А я могу! - и в глазах бесы огни зажгли, поэтому Ага  поторопилась ресницы опустить.
       -Ну, ты, девочка, кажется, всё можешь. Правильнее сказать, на все способна. Откуда у тебя такие способности, я и хочу выяснить. Сейчас ты зря хлопочешь, потому что маму я уже пригласила.
         Софочка ждала, что Ага  крикнет: « Ну и вызывайте!»- дверью хлопнет и убежит. Но вместо этого девочка вдруг сникла, села за парту и заплакала,  да так горько, что Софочка растерялась.
Ей захотелось опуститься на скамью  рядом и утешить ребёнка. Но она приказала себе стоять и не двигаться – надо же в конце концов предел Агашкиным безобразиям положить.
   И вдруг сквозь слёзы, захлёбываясь, Ага начала говорить:
          - Я его, может быть, больше жизни люблю, больше, чем Танька и чем все на свете…
Софочка не выдержала. Она села, обняла девочку, запутала руку в ее мягких  волосах  и зашептала на ухо:
    -Ну, кто же так любит, кто же так любит, моя хорошая! Ты ведь не псина злобная, не тигра лютая. Ты человеческое дитя! Ты по-человечески должна любить. Нельзя же горло сопернице из-за любви перегрызать. Любовь ли это?
    - А я не перегрызала го-о-рло! - всхлипнула Ага.
    - Ты хуже сделала, ты грязью человека, тебе доверявшего, вымазала и сама вся измазалась. Ты думаешь,    Эмос после этого с тобой дружить будет?
     - Мне лишь бы с Танькой он не гулял!
    Ага опять заплакала проливными слезами, безутешно, безысходно, так, как будто остановилось на свете движение, как будто все умерли и в этом бесконечном одиночестве осталась она одна.
      - Вот видишь,   ты не столько   Саньку Никитина любишь, сколько свою ненависть к сопернице лелеешь. А что из этого всего получится? Вернее, уже получилось?  И Санька Никитин, и  все ребята от тебя отвернулись.
 Софочка подняла глаза и увидела Элю, по-прежнему сторожившую  дверь, хотя никто в класс  не рвался.
        -Хорошо еще  -  Эля с тобой дружит, она просто не догадывается, что ты и с ней так же можешь поступить, как с Таней. Ты ведь и с Таней дружила. И с Наташей. А потом дружба распалась… Почему?
         Ага ничего не ответила. Она снова заплакала, только как-то по-другому, какая-то затаенная обида грезилась в этих слезах. 
         Софочка повернулась к  Эле.
   - Беги домой, Эля. Мы еще  с Агой побеседуем.
       Эля стояла. 
   - Беги домой! – повторила Софочка.
       Эля вопросительно глянула на Агу, и та едва уловимым движением глаз отпустила подружку.
     Софочке вдруг стало ясно, о чем надо говорить с Агой.
         - Знаешь, деточка… 
   Учительнице вдруг  захотелось обратиться к девочке так, как обращались к своим воспитанникам старые учителя,  как когда-то её, тогда ещё Сонечку, называла в школе  классная руководительница.
      -  … неправильно ты дружишь, ты все время хочешь быть первой, хочешь, чтобы тебе подчинялись, тебя слушали и тебе завидовали. Главное, завидовали, а это неправильно. Ведь и Санька-то тебе нравился потому, что почти все девочки в него влюблены, а тебе хотелось быть первой, хотелось, чтобы он только с тобой дружил и тебя среди всех девочек отличал, а раз это не вышло, ты и разозлилась, как, наверное, никогда в жизни не случалось. Так?
      Девочка молчала, потупившись
       - Я тебе скажу, что так, только ты никогда об этом не думала, ты делала это, подчиняясь своей природе, точнее, своей страсти. А человек только тогда и становится человеком, когда он над своими страстями властвует. Для этого ему ум дан. А спесь не ум – так в народе говорят.
          - А спесь – это что? – подняла глаза Ага.
   Ну вот, - подумала Софочка, - «чёкать» перестали, по-человечески говорить начали, может, по-человечески и вести себя будем.
           - Спесь – это,  когда человек во всём своё превосходство показать хочет.
        - А бабушка говорит, что надо во всем быть самой лучшей, самой первой и за свою любовь надо бороться, а то замуж выйдешь за дурака  или вообще старой девой останешься.
  - Да  рано ещё об этом не то что говорить, а думать даже. И потом, сколько бы ты ни старалась быть самой первой, всегда найдется тот, кто окажется лучше тебя. А бабушка тебе это говорит, чтобы ты  встала пораньше да шагнула подальше.
      - Как это?
     В глазах любопытство засветилось.
     - Ну, чтоб ты развивалась,  больше  читала, больше знала. Ты ведь не самая лучшая ученица, а могла бы быть одной из лучших, если бы упиралась. Только это трудно, а глупости делать легко, тут и думать не надо  - они сами получаются.
     - В учёбе только ботаники упираются, я не хочу, чтобы меня ботаником  дразнили.
      Ага скорчила забавную  рожицу, так что Софочка невольно улыбнулась.
    - Зря ты так. Саша-то, между прочим, отличник. Что-то я не замечала, чтобы его  дразнили. Наоборот, к нему все относятся с уважением. И ты не влюбилась в него, а выбрала его именно по этой причине. А влюбиться и выбрать – это совершенно разные вещи.
 - И вовсе не разные. Про тех, кого любят, говорят: мой избранник.
 - Сердцем избранный  и по расчёту выбранный в одном гнезде не чирикали. Ты крещеная?
  -Да. Меня ещё лялькой крестили. Имя у меня прабабушкино – Агафья. Ни у кого такого нет.
Ага потянулась головкой к плечу и улыбнулась.
  - А в церковь не ходишь.
  -У нас никто не ходит.
   - А вот если бы ты в церковь ходила да Библию  читала,  ты бы знала, что такое любовь.
     Софочка встала, подошла к книжному шкафу, достала оттуда большую красивую книгу и положила её перед Агой.
     - Давай прочитаем. Это в первом послании апостола Павла коринфянам.
   Она открыла самый конец книги, перелистнула несколько страниц и постучала пальцем.
   - Вот: « Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла…» А то, что ты делала, называется  бесчинством. То есть, ты из зависти всякие гадости творила и  удержу  не  знала.
    Тебе  сейчас надо успокоиться, обдумать всё, что произошло, и  перед Таней, конечно, извиниться.
  -А о чём вы с моей мамой говорить будете? – осторожно, уже без напора, спросила Ага.
  - Да вот, спрошу, откуда ты всяких гадостей набираешься, и посоветую фильтр в интернет поставить.
   -Уже по-о-здно! - хитренький взгляд из-под тонких
 бровок. - Я уже всё прочитала и знаю.
   - Знать-то знаю, а понимать – не понимаю и использую, по своему неразумению, как придётся. Плохи наши дела, теперь будем разгребать всю эту грязь.  Я  подумаю, как вам помочь. Иди домой.
    Ага встала, медленно шагнула  раз и два, потом повернулась, как бы раздумывая, в глазах ее  затлела   какая-то тайна.  Обиженно выставив губку вперёд, она сказала, чуть растягивая слова:
     - А мама не придёт… вот увидите!..  Ей всегда некогда…
            Софочка вспомнила, как только что плакала девочка, и мысль о бесконечном одиночестве ребёнка снова пришла ей в голову.
   Мама  Аги, действительно, не появилась ни в этот день, ни на следующий. Она позвонила, пожаловалась, что её с работы не отпускают, и пообещала зайти, как только будет возможность. Так до конца года этой возможности  и  не представилось.


.
              Из дневника Оленьки Гаевой 

20 декабря.

Ой, что Софочка придумала! На литературе она  сказала, что у нас в классе будет театр и что мы все будем артисты и авторы пьес. Она велела нам разбиться на группы – кто с кем хочет - и сочинить  маленькую сценку, как в «Ералаше», да так, чтобы в этой сценке были завязка, потом кульминация – это такие слова мы на литературе изучали – и ещё неожиданная развязка. Все уселись по группам. А у Агашки маленькая группа вышла: только она да Элька. Агашка стала кричать, что так нечестно, что все много насочиняют, а они мало.
    Софочка улыбнулась, как будто ясельных малышек увидела, и сказала: «Как раз всё наоборот получится, потому что в большой компании сочинять труднее. За дело, ребята, за дело, а то времени мало! Предъявляем завтра». Все перепугались и начали скорее сочинять. Сочиняли, сочиняли, и  все какие-то глупости получались: то про Буратино,  то про котика-братика, а то и совсем про репку.
      Софочка походила, походила между рядами, поняла, что ничего у нас не выходит, и говорит: «Ребята, хорошо получится  у  тех, кто вспомнит какой-нибудь смешной случай из школьной жизни». Тут мы все начали  смеяться, потому что каждый что-нибудь вспомнил.  Я сразу вспомнила, как Аникин был ответственным дежурным. Он сначала важно по школе ходил и посты проверял, а потом ему  это надоело. Он увидел, что девчонки возле «труда» портфели бросили и в столовую убежали. Он эти портфели в туалет к мальчишкам утащил. Потом оглянулся по сторонам, видит: малыш у окна скучает.  Он ему по лбу  щёлк – маленький губы сквасил, старшеклассница  хвать Аникина за воротник: хотела ему уши надрать, а он вырвался, отпрыгнул подальше и рожу ей скорчил. А потом   как  помчится - и  на открытую дверь учительской налетел. У него-то лоб крепкий – не разбился, а дверь такого удара не выдержала -  с петель соскочила и рухнула. Пока учителя в коридор выбежали, Аникин уже в класс умчался, сел за парту и руки сложил, как паинька.   За ним следом завуч входит.
        -Аникин, - говорит, - почему я весь день слышу: «Аникин! Аникин!»?
      А он соскочил, глаза вытаращил,  плечи поднял, руки в стороны развёл и отвечает:
     -  Что же тут непонятного, Вера Николаевна? Я же ответ-ствен-ный  де-жур-ный!
Вспомнила я эту историю – мы сидим и смеёмся,
А Гакало и Ситкиным вспомнили,  как Мишка в малышовой рекреации дежурил – тоже смеются. Агашка вспомнила, как мы в театр ходили. Ага рассказывает, а Элька смеётся. И про макулатуру вспомнили, и про то,  как за шторы прятались, и как  рыбок украсть хотели, и как в поход ходили. А Софочка говорит:
     - Ну, хватит, хватит смеяться! Пишите скорее, а то не успеете.
                Только она эти слова сказала – и  звонок зазвенел. Тут мы прямо лбами на парты  попадали и смеёмся – остановиться не можем.
    - Вот, - говорит Софочка - просмеялись. Теперь всё на дом останется. Как вы будете делать?  Вам же не собраться.
    - Сделаем!  - кричим. – У нас телефоны, «аськи» и скайп есть.
Сделали, конечно.


Сегодня читали свои сценки. Похоже, ничего у нас не получится, потому что, когда вспоминали, было смешно, а когда написали, то не очень-то интересно оказалось. Софочка сказала,  что мы отредактируем диалоги во время репетиций и всё будет хорошо.  Самая смешная сценка, пожалуй, у Агашки вышла, но ей нужно человек десять участников, а мы всё ещё на неё злимся, хоть она и извинилась перед Таней. Софочка нас зовёт помочь Аге, а мы артачимся – слово-то какое смешное. Артачились, артачились, а Софочка послала Агашку тряпку вымыть, а сама к нашей группе подошла и говорит:
    - Девочки, надо прощать друг друга. Мало ли глупостей мы в жизни делаем? Она  же  извинилась. 
    А Сашка отвечает:
 - Глупости глупостям рознь. Мы ее не можем простить, да и только. Пусть её хорошая сценка погибает.
- Ну, девочки, - говорит Софочка, - какие вы у меня жестокие. Мальчишки-то вас, пожалуй, добрее. Пойду их попрошу помочь Аге.
 - Почему это вы, Софья Григорьевна,  думаете, что мальчишки добрее? – спрашивает Саша, а мы в пол уставились и молчим.
  -  Помните: « мафия не умирает».
  Мы засмеялись, а Софочка говорит:
   - Большая, между прочим, склока могла выйти. Но мы друг друга простили.
  Дело вот как было. Софочка хотела нам своё любимое стихотворение  прочитать. А у нас такой договор есть: если она стихи читает, то все тихо-тихо сидят, иначе стихотворение погибает. Она нам такие стихи иногда открывает, которые даже в десятом классе не проходят. А мы слушаем, и нам нравится. И вот мы затаились, а Софочка начала:

      Если я заболею,
      к врачам обращаться не стану,
      обращаюсь к друзьям
       ( не сочтите, что это в бреду):
       постелите мне степь,
       занавесьте мне окна туманом…

  Только она сказала эти слова, и сказала так, что мы, как завороженные,  ждали, что там дальше будет, и смотрели на неё не отрываясь. Нам казалось:  она прямо видит, что там, в этих загадочных туманах происходит, и сейчас об этом расскажет…  Вдруг Петька Ситкин охнул на весь класс, полез в портфель, достал какую-то тетрадь и начал её листать.
       Софочка замерла, руку на грудь положила и сказала тихонько:
               -Убил, поросёнок, стихотворение, убил…
 А Петька листает тетрадь и громко так на весь класс бормочет:
               - И вовсе я не поросенок, потому что никого не убивал, а вот Валентина Владимировна меня сегодня точно убьёт, я же по истории  таблицу забыл составить. А до стихов ваших мне теперь дела нет…
     И как только он эти слова сказал,  Софочка схватила его за  плечи и  в дверь толкнула, чтобы он вылетел из класса, а забыла, что  дверь-то наша на ключ закрыта, иначе она распахивается, и от этого в классе сквозит. Петька лбом в дверь влетел и про историю забыл. А Софочка ключ повернула и вытолкала его из класса. Он напоследок  ещё руками взмахнул, как птица – пошутил так. Софочка вернулась к столу расстроенная и не знает, что делать. Откройте, говорит, дневники, а сама на дверь смотрит,  потом  помолчала,  на Гакало глянула и сказала:
        - Серёжа, пойди посмотри, жив он там или нет.
 Гакало вышел, и через секунду Ситкин в дверь осторожно заглядывает и тоненько так говорит:
        -Мафия не умира–а-ет…
Мы все: ха-ха-ха, и Софочка вместе с нами.
        - Заходи, - говорит, - мафия!

     Вспомнили мы эту историю, посмеялись, и нам почему-то захотелось Агашку простить.
       - Ладно, - говорит Сима, - мы ей поможем.
  И Саша не возражает, а Наташа даже улыбается.
 
                Что понятно ёжику.

    -Софья Григорьевна,  в марте будет конкурс детских театральных коллективов. Я вас хочу попросить выступить со своими детьми  на этом  конкурсе, - директор помолчала, посмотрела в сторону, недовольно сморщилась и, грустно улыбнувшись, добавила: - для галочки, так сказать. Ну, понимаете: нам нельзя рассчитывать на победу, потому что на таких мероприятиях, как правило, всё заранее решено, и мы там нужны в качестве статистов.
      Она опять помолчала.
     Софочка поняла, что умной и  строгой директрисе не хочется делать что-либо «для галочки», но приходится, и, чтобы не длить объяснения и без того неприятные,  учительница  согласилась.
     - Ха, - сказал Ситкин, когда услышал про конкурс, - мы же там первое  место займём - это же ёжику понятно!
     -Ну, допустим, первое место нам вряд ли светит – там коллективы годами работают, - ответила ему Софочка. -  Но нам такой опыт полезен, если мы хотим дальше свой театр строить.
      Нет! – закричали мальчишки. - Мы первое место отвоюем!
  Чтобы «отвоевать» первое место, на уроках труда стали делать декорации. Для Мишкиного «Дежурства» надо было на сцене укрепить настоящую оконную раму с фрамугой. Мальчишки с Арнольдом Иванычем сначала отправились в подвал, нашли то, что нужно, облепили громадину, как муравьи, и потащили наверх. После уроков помчались опять в мастерскую –  разбивать,  перекраивать и сколачивать раму заново. Через день в класс влетел, запыхавшись, Аникин и закричал пронзительно:
   -Арнольд сказал, что после уроков пойдём в Дом творчества смотреть, как раму на сцене крепить.
    - Рано ещё,  рано! – запротестовала было Софочка, радуясь в душе, что отношения между учителем и детьми налаживаются.
    - Не рано, Софья Григорьевна, - как всегда тихо сказал рассудительный Алёша. – Нам же надо это крепление придумать, а потом сделать.
    -Ой, мальчики, я в этом деле ничего не понимаю. Как Арнольд Иванович скажет, так и будет, - сдалась Софочка. – Только про репетиции не забудьте.

                               
                Из Дневника Оленьки Гаевой
15 января.

  В нашем театре идут репетиции.  Пришла тётенька из Дома творчества. Стала учить нас, как правильно  охать, плакать, и падать. Мишка с ней стал спорить. Она говорит: «Нечего спорить, делайте, как сказано». А у нас, как сказано, не получается, особенно у Мишки. Он же сам себя играет. У него всё, как на самом деле было. Мы первый раз в жизни по гимназии дежурили. Сначала  завуч Вера Николаевна  поздравила нас с первым   дежурством, Сказала, что это очень нужное и потому ответственное дело. Главное в этом деле уберечь детей от травм. Это значит  следить, чтобы никто руки-ноги не покалечил и головы не разбил.
       Потом мы выбирали ответственного дежурного. Выбрали меня, потому что Софочка сказала, что я в трудных ситуациях веду себя  спокойно и разумно.  Потом  распределяли посты. Мишке, Саше и Симе  досталось дежурить в малышовой рекреации, там, где у детсадовцев классы информатики, английского и  хореографии расположены.  Софочка   этим дежурным целую лекцию прочитала: «Вы старшие, а малыши на старших как на богов смотрят. Вы маленьких не обижайте, а водите их за собой, разные игры организуйте, развлекайте их. Старайтесь делать так, чтобы они всё время были в поле вашего зрения и не бегали на верхние этажи ».
    И вот с понедельника  начали мы дежурить. Все пришли нарядные. В парадной форме. Мальчишки важные, в галстуках, прямо как старшеклассники. Девочки все в кудряшках, с белыми бантами. Никто не опоздал. Мы встали полукругом перед входом и  дружно кричали: «Здравствуйте!» Некоторые кивали нам головой, а некоторые тоже кричали: «Здравствуйте!» и поднимали руки вверх, приветствуя нас, таких хороших дежурных. А учителя, здороваясь, смеялись и говорили: «Молодцы-то какие!»
  На первой перемене все стояли на своих постах, а я ходила по этажам и проверяла, а на второй перемене не успела я до лестницы дойти, а ко мне уже Саша и Сима  несутся:
 « Скорей, - кричат, - скорее! На помощь! Тётя Даша Мишке дежурить не даёт!» Они так кричали, что Софочка услышала и к нам подбежала, и мы все помчались в малышовую рекреацию. А там малыши не носятся, как всегда, а собрались в углу, у пальмы, живущей в старинной бочке у окна. В верхних листьях этой пальмы запуталась Мишкина нога, а сам Мишка висит под потолком, на фрамуге, опираясь другой ногой на ручку рамы. Та рука, которой он не держится  за рычаг фрамуги,  спрятана за спину. Тётя Даша не подметает пол где-нибудь в уголке и не трёт подоконники, как обычно, а машет длинной шваброй  над головами  малышей и пытается через  их головы дотянуться до чистенького Мишкиного жилета  и уже почти коснулась мочалом выбившегося из жилета галстука.
      -Кыш! – кричит  она. – Пошёл вон! Слезай сейчас же!
   Софочка ещё бежит и на ходу  спрашивает:
          -Миша, что ты там делаешь? 
  Тетя Даша, как увидела нас, сразу швабру опустила.
     - Софья Григорьевна, вы говорили, что хорошие дежурные малышей развлекают, чтобы они не бегали? – вместо ответа задаёт вопрос Мишка.
     - Ну, говорила, - говорит, отдышавшись, Софочка.
     -А мне мама бананы купила.
    Софочка прямо за голову схватилась:
     - Что за глупости! Причем тут бананы? Слезай сейчас же!
    Мишка улыбнулся тому, что Софочка такая недогадливая, и объясняет ей:
     -Так вот я показываю маленьким, как обезьяна в Африке на пальме ест бананы.
     Мишка взболтал верхушку пальмы ногой, вытащил из-за спины руку с зажатым в ней  бананом, затолкнул его в рот,  да как спрыгнет на пол!  Малыши от восторга как закричат!. А Мишка  брови нахмурил, на тётю Дашу пальцем показал  и сказал сердито:
   - А тетя Даша дежурить не дает. Возмутительно!
     Вот после этого «возмутительно!» он не удержался на ногах и свалился на пол.
     Когда мы инсценировали эту историю, мы сделали всё так, как было в жизни, а тётенька из Дома творчества стала говорить, что артисты так не падают, и давай учить Мишку падать по-театральному. А Мишка  покраснел, руки его начали дёргаться в разные стороны.  Он не сказал, а почти рявкнул   ей:
      - Я от всей души падаю, так, как на самом деле было. Я уже все коленки сбил  и на плече синяк огромный, а вы меня учите людей обманывать. Не буду я так!
Потом подпрыгнул от возмущения и убежал с репетиции


8 февраля.
   Мы  испугались, что нас из-за Мишкиной грубости не возьмут на конкурс, но нас всё равно взяли. Нам в день конкурса даже все уроки сняли, и мы пришли в гимназию к 10 утра. А нас уже  Михаил Ульянович ждёт, водитель гимназической «газельки», и говорит:

         - Ну, архаровцы, грузите свои декорации!
     Мальчишки помчались в мастерскую. Опять, как муравьи, облепили свою раму и поволокли ее к запасному выходу, потом потащили стулья для Агиной сценки, потом старый-престарый компьютер для Эмоса и Мозга, потом три небольших стола, чтобы класс изобразить, и, наконец, стали всё укладывать в машину. Иван Арнольдович и  Михаил Ульянович едва успевали советы давать, как разместить наши декорации в маленькой «газельке». Потом, когда «газелька» поехала, Михаил Ульянович из окошка крикнул нам:
        - Я вас у Дома творчества ждать буду. Вместе разгрузим.
  Только ждать ему долго пришлось, потому что нам сначала Софочка мораль читала, как в автобусе себя вести. Она сказала:
        - В автобусе много людей едет,  и каждый свою думу думает: у кого-то очень много работы, и он не знает, как ему всё успеть сделать; у кого-то ребёнок заболел, и надо лекарство редкое достать; а у кого-то близкий человек умер, и он вспоминает его и жалеет. Едут они, свою думу думают, а в это время школьники в автобус врываются с хохотом,  визгом и криком. Как вы на это смотрите,  хорошо это или плохо?
     Мы молчали и старались представить себе, о чём взрослые люди ещё могут думать в автобусе, куда мы с шумом ворвёмся. Софочка подождала, подождала ответа и сама ответила:
    - Плохо, конечно, Поэтому взрослые иногда даже автобус пропускают, чтобы вместе с детьми не ехать. Мне будет очень стыдно, если вы в автобусе начнёте громко разговаривать, смеяться и толкаться. Не забывайте, что вы гимназисты, не позорьте нашу гимназию. И потом, когда из автобуса выходить будем, кто вперёд выходит: мальчики или девочки?
        - Что, девчонок опять пропускать?!- возмутился Аникин.
        - Нет, Паша, сначала ты выйдешь, а затем повернёшься и девочке руку подашь.
 Аникин прямо рот раскрыл от удивления, а потом как закричит:
         - Да чтобы я девчонкам руку протягивал – не бывать такому!
          - Неужели, Паша, ты и мне руку не подашь, когда я по ступенькам  буду спускаться? – спросила Софья Григорьевна.
          - Вам подам, а им нет.
          - Ну, вот и хорошо, Паша. Ты мне поможешь из автобуса выбраться, а девочкам другие помогут. Кто, мальчишки, поможет?
           Серёжка Гакало первый руку поднял, за ним Мозг, за ним Эмос.
           - Договорились! Только свалку у выхода не устраивайте. Делайте всё спокойно, как взрослые.

9 февраля.
   Вчера не закончила, потому что мама спать меня прогнала. Сегодня постараюсь всё рассказать. Я даже заголовок для своего рассказа придумала: «Дети ненормальные, золотые»

    Мы  выслушали всё, что нам Софочка сказала, встали парами, как маленькие, она нас пересчитала и, наконец, мы пошли на автобусную остановку. Сразу же подъехал тот автобус, который нам нужен. Мы тихонечко в автобус заходим, прямо на цыпочках и друг с другом не разговариваем, чтобы не мешать взрослым людям их думы думать. Одна женщина только увидела нас, так и скривилась, как от зубной боли, а другая, которая с ней рядышком стояла и разговаривала, посмотрела вокруг с удивлением и стала к нашей Софочке протискиваться и тихонько так спрашивает:
      - Скажите, пожалуйста, это дети из обычной школы?
      - Нет,- говорит Софочка шёпотом, - мы из гимназии № 10.
  И тут тётенька поворачивается к своей подружке, которая теперь далеко была, потому что никуда не протискивалась,  и кричит ей  на весь автобус:
    - Я же тебе сразу сказала, что это ненормальные дети!
 Нам, конечно, обидно стало, что нас в ненормальные записали, но мы все равно молчим, чтобы гимназию не позорить. А в автобусе народу всё прибавляется и прибавляется. Вот на первое место у входа уселся старик и сердито на нас посматривает, как будто сказать хочет: « Из-за вас, сопливых, здесь теснота такая!» Но мы молчим, и придраться-то не к чему. В это время автобус как подскочит на кочке! Мы тоже подпрыгнули,  друг на друга попадали и засмеялись. Некоторые люди хоть и были заняты своими думами, глянули на нас и улыбнулись. Но скоро все улыбаться перестали, потому что с первого места поднялся сердитый старик, выпрямился во весь свой громадный рост, руку могучую вытянул вперёд, на нашу Софочку палец указательный навёл, как пистолет,  да как закричит:
      - Прежде чем этих дикарей в автобус садить, им два часа по мозгам стучать надо! Навела горлопанов – хоть уши затыкай и повернуться негде.
      Софочка молчит и во все глаза на старика смотрит, а очки почему-то в этот раз она не надела, и оттого взгляд у неё беззащитный, беспомощный  какой-то. Старик совсем разъярился, ещё что-то кричит, но мы уже его не слышим, потому что, как завороженные, смотрим на нашу Софочку и видим, как у неё из-под ресницы тихонечко слезка выкатывается. Первой очнулась Ага и звонко да сердито так говорит:
    -Чё это вы на нашу учительницу…
       Не успела она договорить, как женщина солидная её собой загородила, на старика надвинулась и спрашивает его:
     - Вам каких детей надо, золотых, что ли?!  Она со своими детьми едет?! Нет, она с вашими внуками едет. Вы ей за это, за то, что она вашими детьми занимается, в ножки должны поклониться, а вы ещё оскорбляете. Бессовестный! Посмотри-ка ты на него, обычай бычий, а ум телячий!
         Старик, было, рот разинул, чтобы ей ответить как следует, но увидел, что все против него молчат, никто его не поддерживает. Тогда он уселся на своё место и отвернулся к окну,  не желая ни с кем разговаривать. Тут автобус к нашей остановке подкатил. Софочка скомандовала:
     - Выходим!
     Мальчишки выскочили и встали около всех дверей, А мы, как принцессы, спускаемся по ступенькам, а наши мальчики каждой руку протягивают. Только Пашка Аникин вертится у первой двери и мешает выходить, потому что ждёт не дождётся, когда Софочка появится. И вот она, наконец, появилась. Он ей две руки сразу протянул и потом, как невесту, повел на тротуар, где мы уже парами стояли,       А в окошки автобуса пассажиры  на нас во все глаза смотрели, и  каждый, наверное,  думал: «Дети-то и на самом деле золотые!»

     10 февраля
             И вот мы, золотые дети, подходим к Дому творчества – это такой старинный особняк, сто лет назад принадлежавший какому-то богачу, - а там уже «газелька» гимназическая стоит и  Михаил Ульянович с Иваном Арнольдовичем нам улыбаются. Строй наш, конечно, тут же поломался,  мы толпой подбежали к машине  и стали  разгружать декорации. Притащили их в вестибюль, потом занесли в какую-то комнату, из которой выход прямо на сцену. Оставили их там, и нас проводили в зал. В зале ещё никого не было и можно было побегать между рядами. Мы уже начали носиться, хлопать сидениями, но Софочка о чём-то поговорила  с заведующей и позвала нас на репетицию, нет, точнее, на прогон. Так говорят, когда спектакль уже готов и надо посмотреть сначала до конца. Первой была Агина сценка. Нас же Софочка уговорила ей помогать, и мы помогали, но, я бы сказала, без большого энтузиазма.  А тут, после того как Агашка в автобусе за Софочку заступилась, пока мы рты разинув стояли, у нас все обиды на Агу сразу же испарились, мы ей вообще всё простили, поэтому играли от души.
      На сцене  мы уселись на стулья: театр изображаем. В середине сидит Софочка, вернее, не Софочка, а Сашка, которая учительнцу  играет.
Она в красивом платье из необыкновенной ткани.  Панбархат называется. Мы это платье у Софочки выпросили, потому что нам надо, чтобы всё точно, как в жизни было, а в жизни Софочка в театр с нами ходит именно в этом платье. Сашкина бабушка его по бокам заметала и велела с платьем обращаться бережно, потому что ткань старинная, дорогая и очень нежная.  «Непонятно, как это мать позволила Софье Григорьевне такое платье в чужие руки отдать», - сказала Сашина бабушка. «В какие-то это чужие руки?! – запищали  мы. -   Софья Григорьевна наша, а мы её дети, она всегда так говорит!  И ни у какой матери она ничего спрашивать не может – она же взро-о-слая и учи-и-тель-ница!» - « Ладно, ладно – взро-о-слая и учи-и-тель-ница, - передразнила нас Сашина бабушка, - только с платьем  поосторожней!»  Она ещё примерила на Сашу, прихватила ворот и манжеты,  аккуратно уложила в пакет – бегите, и мы помчались.
   И вот сейчас Саша сидит в этом платье посередине сцены и смотрит в зал, как будто бы там, перед ней, что-то необыкновенное происходит. Она вытянула шею, приоткрыла рот и время от времени поворачивает голову, как бы следит  за артистами, а Ага сидит рядом и смотрит на Сашу. Она тоже рот приоткрыла и тоже голову поворачивает, как бы следит за каждым Сашиным движением, а ладони она соединила в немом восторге, так что все этот восторг ощущают. И мы тоже с восторгом смотрим на нашу учительницу. А мальчишки зал изображают.  Вот, спектакль окончен, зал взрывается аплодисментами. И мы дружно аплодируем, только не артистам, а нашей учительнице. А когда выходим к родителям (родителей играют самые высокие из нас – Сима и Сергей Гакало) и родители спрашивают: « Ну что, понравился вам спектакль?»,  Ага, сияя глазами и подпрыгивая от восторга, говорит: « Мамочка, папочка, очень понравилось, очень понравилось!» - «Что же понравилось? Расскажи нам, дочка». – «Платье Софьи Григорьевны понравилось! Понимаешь, мамочка, ворот открытый, рукавчики на манжетиках  и ткань необыкновенная».- « А про что спектакль был?»- спрашивает папа ( Серёжка Гакало). – « Ой, папочка,- звонко кричит Ага, и лицо её прямо светится, - хоть бы она  раз в этом платье в школу пришла, хоть бы один разочек, мы бы с неё глаз на уроке не сводили. Понимаешь,  ворот открытый, рукавчики на манжетиках…» -
 «Понимаю, – говорит Сергей, удивлённо поднимая плечи и зажимая уши ладонями, - ткань необыкновенная!»
       Потом берёт свою дочь, то есть Агу, за руку и не уводит её со сцены, а прямо утаскивает. При этом Агашка  смешно гримасничает, размахивает руками, повторяя галиматью про ворот открытый и рукавчики на манжетиках, так что заведующая, присевшая на минуту посмотреть, что мы будем показывать, смеётся и хлопает в ладоши.
   Потом была сценка, которую придумали Эмос и Мозг. Во время прогона все прошло спокойно, зато на конкурсе чуть было не случилась катастрофа. Дело в том, что в жюри был приглашён очень известный артист драмы. Когда потом, уже дома, я назвала маме его фамилию, она схватилась за голову: неужели, говорит, такой знаменитый человек мог найти время для вас, малявок. Он же заслуженный артист России!
   Но заслуженный артист России хохотал, как маленький,  когда увидел наших мальчишек на сцене.
    Вот  Мозг уселся за компьютер, а Пашка Аникин стал крутить стрелки настенных часов, показывая, что проходит час, два, три, восемь, десять, а Андрей всё сидит и в игрушки играет. Когда часы пробили двенадцать,  из  компьютера, вернее, из-под  компьютера вылез Эмос, наряженный в чудовище, и стал гоняться за Мозгом. Андрюшка корчил  уморительные рожи, показывая, как он боится чудища, и, удирая,  прятался под стулья. Потом, когда чудовище поймало его и  вонзило в него свои клыки, на сцену брызнула кровь (на самом деле это была кока-кола, налитая в тоненький полиэтиленовый пакет, который Эмос запросто прокусил).  Тогда мы вытащили огромный плакат с надписью: «Не продавайте душу чёрту компьютерных игр, а то…» Мозг под прикрытием плаката убежал за кулисы. Мы умчались вслед за ним. На сцене остался Эмос-чудовище, вокруг него валялись кости якобы съеденного Андрея,  и самую большую кость чудовище грызло с огромным наслаждением, так что изо рта капала слюна-минералка.  И тут заслуженный артист России от смеха повалился вместе со своим стулом назад, грохнулся на пол, так что вся комиссия переполошилась. К счастью, с ним ничего не случилось. Целый и невредимый, он быстро  вскочил на свои длинные ноги и закричал на весь зал: «Где, где она взяла столько талантливых детей?!» В этот момент   Ситкин повторил шепотом: «Ёжику понятно, что мы первое место займём!», а я подумала: «Хорошо уметь падать по-театральному. Как ни падай, шишек не набьёшь».
   
               
                Первее первых
     -Ну вот, ребята, наш конкурс подходит к концу, - это сказала, женщина-председатель жюри, вставая и  поворачиваясь к залу. – Сейчас нам надо подвести итоги.  Погуляйте пока в коридоре, мы вас скоро позовем. Вместе со своими учительницами все вышли за дверь. Софочка быстро-быстро простучала каблучками по узорчатому паркету и остановилась у огромного окна причудливой формы – пятиклашки сгрудились вокруг.   
    - Мы победили? – почти шёпотом спросила Саша, по своей привычке приподнимаясь на цыпочки.
    - Ну, ясно же, что мы победили!- подпрыгнув чертёнком, звонко крикнула Ага.
    - У нас  интереснее всех! – хором сказали Пашка Аникин и Васька Катышев.
    - Очень может быть, очень может быть! - изображая из себя  профессора и потому специально гнусавя, проговорил Эмос
    - Это нам так кажется, потому что мы много работали.  Но все о своей работе думают так же, - сказала Софочка, помня слова директора и не желая  напрасно обнадёживать ребят
     -Да у них у всех такая тягомотина, а у нас интересно, - в ответ  проворчала Сима.
      - У них не тягомотина, а классика. Классику ставить трудно. Там всегда очень глубокий подтекст, и нужно это очень хорошо  чувствовать и уметь  передать.
       - Значит, они не очень-то чувствуют, потому что у них
неинтересно, - сказала Сима.
       - А может быть, это мы  ещё не готовы воспринимать  классику,- улыбнулась Софочка.
       -  Нет, наверное, они ещё не могут хорошо сделать. Им ещё нельзя за это браться, - медленно, как бы раздумывая, проговорил Алеша.
         «Маленькие, вроде, а их не проведёшь. Вот ведь какая человеческая природа – самую суть ухватывают, хотя ещё от горшка два вершка», - подумала Софочка,  и вспомнила разговор с одним очень умным человеком. Он сказал почти те же слова: « Не люблю художественную самодеятельность – такая тягомотина». Тогда Софочка не ответила, просто не думала никогда об этом, а сейчас вдруг поняла: тягомотина тогда получается, когда всё делается под чью-то диктовку и служит кем-то придуманной искусственной цели, смысл которой неблаговиден и потому скрыт от деятеля.
   Суть настоящей художественной  самодеятельности в осмыслении переживаемого и возможности самовыражения. Вот почему дети так хотели, чтобы всё было как в жизни: они обдумывали собственные поступки…
     -Заходим, заходим, Софья Григорьевна!
   Ага, как маленькая, дёргала учительницу за платье, и Софочка увидела клубящихся рядом с ней пятиклашек.  Двери зала были открыты, и все уже входили туда. Пятиклашки  уселись на прежние места и приготовились слушать.  Софочка села сзади, чтобы дети не почувствовали её напряжения.
    Дело в том, что когда она увидела, как заслуженный артист России  падает вместе со своим стулом, она почему-то с ужасом  подумала: «Ну, всё – провал!» Она так расстроилась, что даже не поняла, что он там кричал. Потом, правда, ясно стало, что не может быть провала, но какая-то необъяснимая тревога всё равно   осталась – как будто они нарушили привычный ход жизни, что ли…
       Дети в зале ещё какое-то время шептались, перекрикивались, смеялись. Но вот занавес стал расползаться, и все увидели, что столы жюри, покрытые вишнёвым бархатом, стоят уже на сцене. Члены жюри друг за другом   стали туда подниматься, и зал замер
        Долго вручали грамоты и подарки. Пятиклашки сидели как на иголках, а когда вручили две грамоты за 1место, стало совершенно очевидно, что им ничего не досталось. Саша обернулась к  Софочке: расстроенное лицо, губки надуты, в глазах слёзы. 
      Но в этот момент поднялся из-за стола Заслуженный артист России.  Сразу стало понятно, почему он свалился со стула: и стул, и стол, накрытый бархатной скатертью, и женщины, сидящие за столом, и даже сама сцена – всё показалось маленьким. Перед детьми стоял Гулливер в стране лилипутов. Кто-то охнул от неожиданности, а кто-то восхищенно протянул: «Ничего себе, дя-я-денька!» 
   Саша снова посмотрела на сцену, и  он заговорил каким-то необыкновенно красивым голосом:
          - Вот мы вручили грамоты  и за третье место, и за второе, и за первое, но победителями  нашего конкурса стали самые младшие его участники. Они сами сочиняли свои пьесы (он так и сказал: пьесы, а не сценки, как все говорили), сами делали декорации, сами исполняли все роли, и, надо сказать, исполняли великолепно. Я вручаю им грамоту и дорогой моему сердцу подарок: вот эту большую книгу о нашем  театре с портретами всех артистов.
     Саша,  Оля и Ага побежали на сцену, но Софочка не  увидела, как  им вручили награду, потому что там, где  сидели пятиклашки, началась какая-то возня: брякнуло  чьё-то сиденье, кто-то ойкнул, как будто ему придавили ногу,   кого-то стукнули.  Софочка глянула туда:   Петька Ситкин полз прямо по ребячьим ногам с противоположного  конца ряда.
        - СофьяГригорьевна, Софья Григорьевна, -  возбуждённо шептал Петька, - а  победители – это первее  первых? Первее первых, да?!
   -Да, да, Петя, первее первых, - шепнула Софочка, надеясь успокоить мальчика, и взрыв аплодисментов заглушил её слова.

                Из дневника Оленьки Гаевой.

11 февраля
 Вчера мы выступали в Доме детского творчества и нам вручили грамоту.  Там было написано: «Победителю конкурса школьных театральных коллективов 5Б классу гимназии №10» Мальчишки эту грамоту несколько раз перечитали, потом помчались показывать её Михаилу Ульяновичу и Ивану Арнольдовичу. Пока те грамоту рассматривали, мальчишки быстро-быстро все декорации в газельку погрузили -  даже наша помощь  не понадобилась, - а потом  они грамоту, как знамя, подняли и понеслись на остановку. Мы едва за ними успевали. Софочка построить нас не смогла, но, когда мы дорогу перебегали, водители, наше «знамя» увидели, и весь транспорт встал. В автобус мы ворвались, забыв все, что нам Софочка объясняла. К счастью, народу было немного, и мы почти все расселись по двое, по трое, только Эмос и Мозг остались стоять, потому что они считают, что они не дети, и откуда-то взяли, что  настоящие мужчины не садятся  в присутствии женщин. Петька и Мишка вдвоем взобрались на высокое место кондуктора и стали всем в автобусе объяснять, что мы победители, что мы первее первых и что нас скоро в Москву пошлют, а потом мы поедем в  Америку, поплывём на большом-большом корабле.  Конечно, никто нам такого не обещал. Но мальчишки  так уверенно говорили, что все в автобусе им поверили, забыли про свои дела и думы и стали улыбаться. А те, кто выходил, поздравляли нас и  желали нам счастливого пути. Тогда Эмос и Мозг, стоявшие у самого выхода, стали всем выходящим   махать руками, будто они уже на корабле  и вот-вот отплывают. Но скоро автобус подкатил к нашей остановке. Софочка давно поняла, что напоминать нам о правилах хорошего тона сейчас бесполезно, поэтому она  первая из автобуса вышла и встала на тротуаре, так что мы сразу поняли: надо строиться парами. Только Эмос и Мозг продолжали играть. Они  сделали вид, что спускаются по трапу корабля и рады встрече с родными. Мозг руки в замок  над головой сцепил и покачал ими, как бы приветствуя всех, а потом стал воздушные поцелуи  всем   посылать, даже Софье Григорьевне послал. А Эмос начал обнимать всех, кто в его  распахнутые руки попадал.  Обнял он и Аникина, и Лиса, и Наташу, и Таню. Агашка тоже ему в объятья бросилась. Он и её обнял. Наверное, добрался бы и до Софочки, но та улыбнулась, повернулась и быстро пошла к подземному переходу, и мы дружной семейкой за ней помчались. 



               
20 марта.
Что было!
 Вчера шла линейка, посвящённая окончанию  3 четверти.  Я не знаю, почему это так называется. На самом деле мы просто сидим в актовом зале, а нам вручают разные награды. Когда очередь дошла до нашего класса, то завуч сказала, что мы победители городского конкурса школьных театров. За это нам вручили большой сладкий пирог и объявили, что больше в этой четверти уроков не будет, а после перемены, на которой все позавтракают, а награжденные съедят свои пироги , 5Б класс покажет  спектакль. Мальчишки закричали «Ура!», потому что обрадовались, что уроки сократили, и все помчались в столовую, а потом снова в актовый зал.
  Мы всё от начала до конца  показали, и нам долго-долго хлопали, а мы долго-долго кланялись и, наконец, устали. Тогда встала наша директор Людмила Семёновна  и сказала:
        - Аплодисменты - лучшая награда для артистов.  Но всегда есть человек, который на сцене не показывается, однако все знают, что без него спектакль никогда бы на свет не явился. Как, ребята, этого человека называют?
        Некоторые крикнули:
       - Режиссёр!
       - Правильно, ребята, режиссёр. Давайте поблагодарим режиссёра  этого спектакля, классного руководителя 5Б класса, Софью Григорьевну!
     Наша Софочка встала и повернулась к залу. Зал ухнул аплодисментами, а в это время откуда-то выскочил, запыхавшись,  учитель, который старшеклассникам математику преподает. Зовут его Александр Иванович, в народе -  Саня-Ваня. В руках у него был огромный букет белых роз, окутанных  нежной зеленью с   крошечными белыми цветочками. И вот эту колышущуюся прелесть Саня-Ваня  поднес нашей Софочке. Мало того, когда он ей вручал букет, она взяла цветы двумя руками, так он подождал,  когда она одну руку опустила, низко наклонился, так что сверкнула его лысина, и поцеловал Софочкину руку.
     Старшеклассники захлопали ещё громче, а мы хлопать перестали. Мальчишки расстроились, оттого что не догадались сами Софочке цветы подарить, а мы – потому что нам Саня-Ваня вовсе не нравится. Наша Софочка хорошенькая-прехорошенькая: тоненькая, волосы светлые, пушистые, спину наполовину закрывают, лицо ясное – смотришь и не насмотришься,  даже очки его не портят. А Саня-Ваня на гнома похож: маленький, кряжистый, да ещё и лысый вдобавок, а вокруг лысины кудряшки вьются. Бороды и  колпака ему только не хватает. К тому же он старый-престарый: ему уже тридцать три года!  И за что его старшеклассники любят?!   
   Тут мы вспомнили, что Агашка рассказывала, будто Саня-Ваня в   центре города по набережной нашу Софочку за руку вёл. Они шли и никого не видели, а Ага их очень даже хорошо видела, хотела даже поздороваться, но они свернули в сторону. Так, всё ясно: Саня-Ваня хочет жениться на нашей Софочке. Не бывать этому!
    Как только всё кончилось, мы помчались к Санькиной бабушке, потому что нам больше не с кем  посоветоваться – у всех родители на работе. Санькина бабушка, как всегда, обед готовила. Мы в коридоре остались, а Сашка сразу же в кухню проскочила. Повертелась около бабушки, повертелась, та её и спрашивает:
            - Ну, говори, что надо-то?
            - Ба-а, ты скоро?  Мы посоветоваться с тобой хотим, - отвечает Саша.
             - Идите в комнату. Я зелень спущу и приду.
      Мы прошли в большую комнату, расселись важно, кто в кресла, кто на тахту. Бабушка вслед за нами вошла и села на стул около стола.
            - О-о, - говорит, - делегация какая! Что у вас случилось?
      Мы хором:
             - Саня-Ваня Софочке цветы подарил и руку поцеловал!
             - Хорошо-то как!
             - Ты, ба, не понимаешь, - Санька глянула на бабушку
 исподлобья. – Они чего доброго поженятся, а Саня-Ваня старый и лысый, он нашей Софочке не подходит.
             - Не пара, значит? Софья Григорьевна у вас прямо принцесса, - улыбнулась бабушка, - ей принца ждать надо.  Так, по-вашему?
             - По-нашему, ей другого жениха надо, - сказала Сима  серьёзно.
             - Да где же их, других-то взять? Софочка  ваша – умница, знаю. Так ведь  и Александр Иванович не дурак. Старшие ребята его любят. Вон наш Иван только математику и учит. Он бы вёл у вас математику, вы бы тоже его любили. 
             - Ба-а, - простонала Санька, - он старый-престарый и некрасивый…
              - Какой же он старый, ему чуть больше тридцати – тридцать три, кажется. Так это молодость ещё, самый расцвет. Я вам, знаете, что скажу, хоть ещё вам это говорить рано, но уж раз вы в отношения взрослых забираетесь, то скажу: мужчины женщин за красоту любят, а женщины мужчин – за ум. Так что всё подходит.
             - Нет, нам такого не надо! – пробурчала Таня.
    - Да вашей  Софочке уже детей давно пора иметь.
    - Мы её дети, мы! – заверещали Ага, Саша и я.
              - У вас свои родители есть. Вы школу закончите и про Софью Григорьевну раз в десять лет вспоминать будете. А свои дети будут всегда с ней. У меня в её годы уже двое было, а она всё над вашими тетрадками сидит да к урокам готовится – так и жизнь пройдёт.  Не  мешайте им. Нехорошо это – в чужую жизнь лезть.
               - Ну как же чужая, как же чужая! Софочка же наша! –   запричитали мы с Санькой.
               - Александр Иванович  разве у вас её отнимает? Даже если они поженятся, она как была вашим классным руководителем, так и останется пока.
                - Вот именно – пока! - закричала Ага. - Я всё знаю: она замуж выйдет, потом ребёночка родит и будет с ним дома  сидеть, а мы…
               - А вы, - подхватила бабушка, - если её любите, должны ей счастья желать, а не под себя грести. Так-то, милые!
               Агашка так и замерла с раскрытым ртом и в свой лоб палец указательный воткнула, как будто бы ей в голову пришла величайшая мысль.
               Сашкина бабушка улыбнулась и сказала:
            - Давайте-ка лучше чаю попьём. У меня в холодильнике пирожное  страдает: никто его не ест.
             Мы пили чай с пирожным и фантазировали о том, кто родится у Софочки и Сани-Вани и как мы с их ребёнком по очереди будем нянчиться. Хорошо, что  пирожное кончилось, потому что в наших фантазиях Софочка уже родила тройню. Тут мы вспомнили про свои вещи, которые валяются в раздевалке у тёти Люси, сказали спасибо Санькиной бабушке и помчались в гимназию.

                Спорклуб

   Спор-клуб! Спор-клуб!! Спорклуб!!!
 Обсуждаем  теле- и интернет- сообщения об издевательствах над учителями. Подумайте над вопросами:
1. Почему такое возможно?
2. Может ли случиться подобное в нашей гимназии?
            Если - да, то почему?
          Если – нет, то почему?
3. Всегда ли прав учитель?
4. Всегда ли виноват ученик?
5.Что делать, если возникла конфликтная ситуация?

Такие объявления появились в гимназии на этажах, где учатся старшеклассники.    Пятиклашки обычно  не рвались на шумные диспуты  спорклуба, потому что ничего интересного с их точки зрения там не было: то спорили о каком-то неведомом фильме, то какие-то гендерные проблемы обсуждали, а то и вообще  ни о чём говорили, о морфогенезе, например. А что это за зверь такой – морфогенез – никто из пятиклашек не знал.
     А тут  вдруг все слова понятные и вопросы очень интересные. Те, у кого в компьютерах нет никаких ограничений, вроде Internet мам и Vet Polic-ов, быстренько все изучили  и пересказали  остальным. Потом стали думать, как на спорклуб пробраться. Решили  поговорить с Никитой Деревянко, председателем Совета старшеклассников и заядлым футболистом. Мальчишки с ним почти дружили, потому что тоже были футболистами, но выходили на спортплощадку раньше старшеклассников часа на полтора. В этот раз они специально дождались старшаков на поле. И, когда те появились, Деревянко, покручивая мяч в руках, скомандовал:  «Мелкие, быстро с поля! Вы болельщики и запасные». Именно потому,  что  Никитич (так почему-то Никиту  Деревянко называли ребята) никогда не прогонял младших совсем, а иногда даже звал заменить кого-нибудь, пятиклашки уважали его.
     Эмос, Мозг и Ситкин  подошли к Деревянко.
       - Послушай, Никитич, - заговорил Эмос, - мы хотим на спорклуб прийти. Пустите?
      Деревянко выпустил мяч из рук и ловко придержал его ногой.
    - Однозначно, нет! – ответил он, тряхнув головой. – Мы, когда этот спор придумали, сразу договорились – малышей не пускать. Это чтобы вы глупостям не учились.
    - Ага, - сказал Ситкин, - а то мы не слыхали, как на уроках балдеть. Если хочешь знать, я на уроке один раз так прикололся, что меня Софочка в дверь впечатала.
    - Бедная Софочка!
    - Это не она бедная, это я бедненький, вернее, мой лоб бедненький.
     - А язык у тебя не бедненький?
     - Язык не бедненький. Я языком и довёл Софочку.
     - Хочешь опытом поделиться?
     -Не-не-не, ты не понимаешь…
      -Знаешь, Никитич, - прервал Пашку Мозг, - нам по этой теме своё слово сказать надо.
    - Во дают, от горшка два вершка, а уже своё слово сказать надо! – удивился Гринько, остановившийся послушать, о чём это малявки с Деревянко разговаривают.
   - Делаем так, - сказал Никитич, перехватив и удерживая длинную руку Гринько, чтобы тот не щёлкнул кого-нибудь из пятышей. – Вы своё мнение пишете и мне передаёте. Я на спор-клубе ваше сочинение прочитаю – интересно будет. А в зал ни ногой!
     Деревянко пнул мяч на середину поля. Пятиклассники поплелись к скамейкам.

   
      Через день  после уроков пятиклашки собрались на дальних лавочках в гимназическом сквере, там, где совсем недавно развесили серёжки и раскрыли клейкие треугольные листочки несколько плакучих берёз. Но дети не радовались апрельскому солнцу, пронизывающему нежную листву,  запаху свежести,  весеннему теплу – они вспоминали, как и когда они издевались над учительницами. Первый раз это было во втором классе на уроке ритмики, который вела молоденькая практикантка. Ольга Сергеевна, их первая учительница, стояла в стороне, наблюдая за классом  и, когда урок уже шёл полным ходом, тихонько скрылась за дверью, ушла в кабинет проверять тетради, а девушка-практикантка, снова взмахнув бубном, сказала:
      - Ножкой топнем!
     Мальчишки, все как один,  хлопнули в ладоши.
 Девушка сказала:
       - Ручками хлопнем!
      Мальчишки, все как один, топнули.
       -Вы всё перепутали! - наивно воскликнула практикантка и повторила:
       - Ножкой топнем!    
      И тут, не сговариваясь, все затопали ногами вразнобой, как попало. Девушка хлопнула в ладоши:
        - Тихо!
    Это «тихо!» она крикнула так громко, что Ольга Сергеевна услышала, вышла из кабинета и довольно долго смотрела на детей, но никто её не замечал, потому что все были заняты делом, то есть изо всех сил старались топать как можно громче и вразнобой, но лучше всех это получалось у Мишки. Наверное, поэтому Ольга Сергеевна к нему и подошла.  Она, молча, аккуратно взяла его за руку и повела к себе в кабинет. Вот теперь стало тихо. Девушка взмахнула бубном и сказала:
       - Ручками  хлопнем!
  Все дружно хлопнули ручками в тот момент, когда Мишка скрылся за дверью.
       
         -Так-так, вспомнили. Думаем над вопросом: почему такое возможно? – сказал Эмос, приготовившись записывать ответы.
          - Потому что дураки были, - ответила Таня.
          - Потому что она неопытная была, а мы это чувствовали, - сказала Сима.
           - Если есть возможность похохмить, то кто откажется, - расплылся в улыбке Мишка.
           - А что тебе Ольга Сергеевна сказала, когда в класс увела? – спросила Саша. – Мы тогда здорово напугались. Сразу такие тихонькие стали!
           - Она сказала только одно слово и то не сразу. Посадила меня за парту, а сама за столом тетради проверять стала. Она молчит, а я гадаю: вызовет родителей или не вызовет. А она несколько тетрадей проверила, потом посмотрела на меня как-то так, что мне не по себе сделалось. «Бессовестный!»- говорит. И снова тетради проверяет. Я потом долго переживал и не хохмил наверное полгода.
             - Очень долго переживал, - засмеялась Ага, - а потом кто математичке всякие гадости делал?
             - Так это уже когда было? Это же в начале этого года было. Я к тому времени уже всё забыл. А ты тоже, между прочим, старалась.
              -  Мне не понравилось, что она решила Фаину Наумовну на время болезни заменять. Мы бы весь октябрь от матики отдыхали.
              - Ты же любишь задачи решать, - удивилась Сима.
              - А ещё больше я люблю во дворе гулять, - сказала в ответ Ага и скорчила рожицу.
              - А мне не понравилось, что она ещё институт не закончила, а уже в гимназии преподавать начала, – сказала Сима.
              - Нелогично! – Мозг поднял палец, стараясь привлечь внимание. - А зачем же ты тогда ту записку подписала?
               - А затем, - вмешалась в разговор Саша, - что вы бы бедную студентку до слёз довели!
                - И нас бы всех вместе  потом ругали, - добавила Сима.
                - Вам нравится, когда человек плачет, да ещё из-за вас? – спросила Наташа, и большие грустные глаза её, кажется, заполонили всё пространство.
    Всем сразу вспомнилась та записка. Она была криво нацарапана большими печатными  буквами на  мятом листке в клеточку и почему-то напоминала телеграмму.

      ПУСТЬ МЫ  БУДИМ  ЯБЕДЫ НО ЕСЛИ ВЫ ДУРАКИ НЕ ПЕРЕСТАНЕТЕ  ИЗДИВАТЬСЯ  НАД УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ  МЫ  ПАЗОВЁМ  СОФЬЮ  ГРИГОРЬЕВНУ ИЛИ ЗАВУЧУ!
       ОЛЯ  САША  НАТАША    СИМА   
   Мозг тогда исправил в слове «завучу» последнюю «у» на «а», а Эмос тихонько скомандовал: «Кончай, ребята!» - и все почему-то молча стали решать задачки, номера которых были написаны на доске.
                - Смотрите, листья на берёзах появились, а мы не видим, - сказал  Серёжа Гакало и потрогал листочек. - Прямо прилипает к пальцу!
                - Солнце  печёт, как летом… Хорошо-то как! -  Ага выгнула спинку и потянулась.
                - Так, - произнёс Эмос, стараясь не потерять мысль, - пишу: «Мы действительно издеваемся над учителями…»
                - Не-не-не, - закричал Мишка, - слово «издеваемся» не подходит, ну, не подходит оно. Давайте напишем:        «прикалываемся».
                - Да,  ты ещё скажи: « Мы шутим, а они наших шуток не понимают и почему-то плачут». Дурачком таким прикинься, - съязвил Мозг. 
               - Издеваемся, - повторил Эмос, - тогда, когда чувствуем, что учитель молодой и наивный.
              - Ну, не согласен я, не согласен! - запричитал Мишка.
              - А вот про дураков-то напишите, - сказала Эля.
               - Да, да, - повторила Таня, - напишите.
               - Так и писать, что ли: потому что мы дураки… Ерунда какая-то получается.
               - Мой папик, между прочим,- сказал Серёжа Гакало и улыбнулся, - когда я его спросил напрямую: « Вы в школе  учителям всякие гадости подстраивали?» – ответил: «Было дело». Тогда я его спрашиваю: «Расскажи, как и почему».  А он говорит: « Рассказывать - как, конечно, не буду, а на твоё «почему?» - отвечу: потому что дураки были».
               - И моя мама так сказала, - удивилась Сима.
                - И моя тоже, - крикнула Ага.
                - Значит, так и  пишем: «… потому что мы  дураки».
   Эмос написал и задумался. Все тоже примолкли.
               - Что-то.. здесь… не совсем… так, - проговорила Оля, как бы раздумывая над каждым словом.
                - Вот вы знаете, - тихо сказал Алёша, - в церковной школе на уроке закона Божия нам батюшка говорил, что природа человека испорчена грехом. Я как-то раньше не особенно об этом задумывался, а сейчас…
                - Пусть Никитич сам про свои грехи пишет, - вдруг разозлился Мишка. - Вон поле свободно – пошли в футбол играть. Тащи, Пашка, мяч из раздевалки!
        Мальчишки помчались на спортплощадку, Ага убежала вслед за мальчиками. Оля прижала рукой оставленные листочки, но один уже сдуло ветром, и Саша бросилась ловить его. Сима и Эля аккуратно составляли на соседнюю скамейку разбросанные вокруг портфели, ранцы и рюкзаки.
           -Давайте, девочки, ответим вот на эти вопросы: Всегда ли прав учитель? Всегда ли виноват ученик? Помните, как мы под шторы прятались, - проговорила Саша, помахав пойманным листком.
     Оля встрепенулась:
           - Давайте! Что пишем?
           -  Пишем, что учитель бывает прав и бывает не прав, - сказала Таня Маляева, а Сима  добавила:
           - Это  главная мысль, как в сочинении-рассуждении, а потом у нас будут аргументы и факты, то есть доводы и примеры.
      Она улыбнулась, довольная тем, что поняла, как надо написать, чтобы всё получилось хорошо.
             Оля старательно выводила буковки, присев около скамейки. Потом, подняв глаза на девочек, стоявших вокруг, спросила:
           - А дальше, наверное, вот что напишем: «Когда учитель понимает своих учеников, то он бывает прав, а когда не понимает – тогда  не прав». Так, да?
              - Нормально, - сказала Сима, - и напиши пример про нас под шторами.
             - У меня здесь хорошо не полу-учится. Мне нужен компьютер… и чтобы никого-о-о не было.
              -  Конечно, это надо дома делать,- согласилась Саша. – Ты напишешь, и завтра почитаем, а матику  у нас скатаешь,
          Она поднялась на цыпочки, взъерошила кудри, потом неожиданно согнулась пополам и двумя пальцами ухватила портфель – домой!
            
            Пример про пятиклашек под шторами
       Оля весь вечер сидела за компьютером; как истинный писатель, она стучала по клавишам, не откликаясь ни на какие мамины уговоры отдохнуть и поесть, до тех пор пока у нее не получился настоящий рассказ.
 
    В конце третьей четверти у нас была контрольная работа по математике. Фаина Наумовна раздала карточки, потом  два урока без перемены мы решали примеры и задачи.  Перед самым звонком со второго урока  мы, думая, что всё неправильно, дрожа  и кусая ногти, сдали тетради и потащились на русский. Нет, я не ошиблась: мы не помчались по коридору, смеясь и толкаясь, как обычно. Наше движение напоминало похоронку, потому что никто не мог спросить у друга, как он решил задачу и какой ответ получил в примере, ведь карточки у всех были разные. Мимо нас, торопясь на какое-то совещание, быстро проходили, а  иногда пробегали учителя, а мы всё шли и шли и, наконец, пришли к кабинету русского. Дернули дверь, думая, что она закрыта.  А Софья Григорьевна оставила для нас кабинет открытым, потому что он наш и мы его бережём. Мы вошли – и сразу же напряжение наше спало, как будто мы на другую планету попали. Плотные шторы были раздвинуты, и нежный тюль, прикрывавший окна, свободно пропускал солнечный свет. Цветы на подоконниках, на шкафах и в кашпо на стенах  прямо купались в потоках  этого радостного света, а наши чистенькие, покрытые лаком парты отливали золотом.
    Петька Ситкин издал победный клич индейца, и мы, бросив  вещи, стали носиться между партами, потом прыгать по стульям и, наконец, Агашка оказалась на учительском столе. В этот момент прозвенел звонок. Все замерли и как-то сразу увидели: в классе кавардак. Агашка вытянула руку, как будто она памятник, и сказала :
         - Стулья на место, и все под шторы – нет нас!
   Каждый схватил стул и аккуратно подставил к ближайшей парте, а потом все залезли под плотные шторы   и замерли. Тихо- тихо мы просидели минуты три. Ага стояла у двери,  одним глазом смотрела в коридор и слушала. Потом она шмыгнула под штору, тихонько пикнув:
          -Идёт!
    Вошла, почти вбежала в класс наша Софочка, помолчала немного и вдруг запричитала, как бабушка или мама:
         - Где же это мои маленькие? Где же это мои хорошие? Наверное, их похитил Змей-Горыныч и унёс их в тридесятое царство?
         - Мы тут!!! – завопили все радостно, быстро выбрались из-под штор и встали возле своих парт.
         - И учиться хотите? – спросила Софочка, улыбаясь.
         - Да! – гаркнули мы.
         - Ну, тогда садитесь и открывайте тетради!
    И мы сели и стали учиться с удовольствием.
 Через день мы решили посмотреть, как другие учителя поведут себя, если мы спрячемся. Решили сначала спрятаться на природоведении, потом на истории и потом на математике. Но спрятались только на природоведении. Вот спрятались мы и сидим тихо-тихо. Входит Раиса Рудольфовна. Она нас не потеряла, а сразу же нашла да как закричит: «Этто ещё что за новости?! Сейчас я классного руководителя позову, и завуча, и директора». Мы перепугались, вылезли скорее, и нам много-много минут читали мораль о том, как дорого учебное время. А потом мы учились без всякого удовольствия, и нам не захотелось прятаться ни на истории, ни на математике.
   
     На следующий день пятиклашки снова собрались на дальних лавочках. Оля прочитала всё, что ей удалось написать.
     - Нормально! – сказал Мишка.
     - Пойдёт, - сказал Мозг.
- Так как у меня врожденное чувство такта, - неожиданно изрёк Эмос, перепевая то, что когда-то давно было сказано ему, - то я полагаю, что называть учителя по кличке  является  бестактностью, - он помолчал выразительно и, снисходительно, словно он уже взрослый, продолжил: -  Надеюсь, все  поняли, что любимое  слово «Софочка» нужно заменить  полным именем  нашего классного руководителя. 
- Вот если Оля у нас будет великим писателем, - улыбаясь проговорил Серёжа Гакало, - то ты, Эмос, точно в министры метишь.      
- Придётся заменить,- сказала Сима, и все согласились с ней.
 
      
               
       Из дневника Оленьки Гаевой 

19 апреля
    Завтра у старшеклассников будет спорклуб про всякие безобразия на уроках. Всем до девятого класса туда вход воспрещён. Нам только разрешили написать ответы на вопросы и сказали, что на спорклубе наше сочинение прочитают. Что-то мы не очень верим в это и потому решили создать разведывательную группу из добровольцев, которым  интересно послушать, о чём там будут спорить. В разведку пойдут Эмос, Мозг, Серёжка Гакало, Петька Ситкин, Мишка, Сима, Саша и я.
    
 21 апреля
Ой, что было! Вчера, когда старшеклассники стали собираться в актовом зале, Сима незаметно пристроилась к девочкам из 10 класса, и Никитич, стоявший с дежурными у входа, её не заметил, потому что она высокая. Мы на это и рассчитывали.
     Народу было много, но все старались устроиться недалеко от ведущего, а Сима села в самом конце, с края, у двери. Там падает тень от нависающей сверху будки  для осветителей. Когда все собрались, она наклонилась и чуть-чуть приоткрыла дверь. Мы очень осторожно, по одному, на четвереньках, стали пробираться в зал и сначала залегли в проходе последнего ряда, а потом уселись на пол, так что нас не было видно.  Но мы слышали и видели всё! 
    В тот момент, когда мы сели, как раз включили ноутбук, и на медиаэкране  появились совершенно жуткие кадры, которые даже вспоминать не хочу. Один только эпизод перескажу: он у меня из головы никак не выходит. В какой-то школе в субботу на занятия почти никто не приходил, а приходили только мальчишки на урок физкультуры, чтобы поиграть в футбол. Вместо мяча они пинали свою старенькую учительницу. Мне хотелось закричать от боли, и я зажала рот кулаком.
    Когда весь этот ужас кончился, встал Саня-Ваня, повернулся к затаившемуся залу  и сказал: 
            - Вы потрясены, ребята? Мы потрясены тоже, - он помолчал немного и продолжил: -  Почему такое возможно?  В чём вы видите причины этих страшных явлений нашей жизни?
        В ответ поднялся шум. Все разговаривали со всеми. Мы выглянули из своего укрытия и увидели, что даже учителя что-то обсуждают между собой и спорят, спорят и старшеклассники. Постепенно зал разделился на группы, как будто шла игра «Что? Где? Когда?», и в каждой группе кто-то тянул руку.
       - Давайте, послушаем друг друга, - сказал Саня-Ваня, и его помощники помчались с микрофонами в разные концы зала.
       Я включила диктофон, думая, что смогу потом  передать всё, что звучало  в зале. Но сейчас прокрутила записи и поняла, что мне всё это не пересказать  – так много и так сложно говорили учителя и старшеклассники.  Мы тоже потом своё слово сказали.
     Ладно, не буду переносить с диктофона на бумагу. Дам маме послушать, что там у нас творилось, а сама пойду гулять.


             Олина  мама включила диктофон…
Слышно кто-то бежит по залу.  Вот стало тихо. Вот кто-то говорит. Наверное, старшеклассник, мальчишка. Голос сильный, звонкий.
     - Мне кажется, это от скуки люди с ума сходят. Вы посмотрите: все эти кадры сняты в заштатных провинциальных городах. Там нечем заняться. Перспектив  никаких, надежд тоже. Человек звереет и развлекается, как зверь.
    Вот снова мальчик. Заучка, наверное: что-то академическое чувствуется в манере произносить слова.
      - Помните, мы сказку Салтыкова-Щедрина читали,
«Пропала совесть» называется. А вместе с совестью и порядочность, и справедливость – всё исчезает. Я это очень хорошо почувствовал, когда был в гостях у своего двоюродного брата.  Он живёт в небольшом городке. Там основное предприятие – медеплавильный комбинат. Я спрашиваю его: «Слушай, почему это у вас город такой запущенный, дома все ободранные, давным-давно не ремонтировались? Вы же богатые – на меди сидите». Он отвечает: « С тех пор как комбинат приватизировали, все доходы и налоги куда-то утекают. Говорят, в столицу. Наши папки работают  и гроши получают. Злые все стали, Пьют и дерутся».
              - Нет справедливости, и   началась война всех со всеми, - теперь  девочка говорит, девушка уже, наверное. - И вот, мне кажется, что дети просто втянулись в эту необъявленную войну. А учителя – это ближайший объект, на который может быть направлена агрессия.
           Снова тот же мальчик с академическим произношением. Папа, наверное, профессор.
              - Я думаю, что в больших городах дети не менее жестоки, а, может быть, даже более. Просто они уже давно владеют инетом и  знают, что такая откровенность  может им повредить. Ведь  мальчиков, выложивших эти страшилки, в конце концов, наказали.
    Девочка. Голосок нежный. Буковку «С» чуть неправильно произносит.
               - Я прихожу из гимназии в три часа примерно и включаю телек: на одном канале  в  меня с экрана целятся, я в дуло пистолета смотрю; на другом канале кого-то пинают и запинывают почти насмерть, я вижу, как в ребра, в печень в зубы человека  врезается  острый  носок чьёго-то  ботинка; на  следующем насилуют девушку, и она отчаянно кричит.
    Мальчиков наказали, а почему не накажут дяденек и тётенек, которые ежедневно внушали этим школьникам, что так делать можно, что это интересно и современно?
                - А у нас демократия: всё, что не запрещено, то разрешено! - какой-то разгильдяй крикнул, даже не стал ждать, когда к нему с микрофоном подбегут. А вот серьёзный молодой человек ему отвечает:
                - Это не демократия, это беспредел. Демократия – это прежде  всего исполнение закона.
              - Демократия возможна только там, где у людей высокая внутренняя культура, - девочка… отличница, наверное; речь чистая, ясная. - На литературе мы читали у Тургенева: «Аристократия дала свободу Англии…» Аристократы  сами строго исполняли свои обязанности и требовали этого от других. Павел Петрович в споре с Базаровым говорит, что  «человеческая личность должна быть крепка, как скала». А  помните, что Базаров отвечает? «Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы… подумаешь, сколько иностранных и бесполезных слов». Мне кажется, нигилистическое отношение к принципам, читай - законам, свойственное русским людям,  породило кошмары сталинщины и продолжает порождать ужасы в нашей повседневной жизни. Это проявление глубокого бескультурья.
         
         - Да если хочешь знать, Россия – одна из немногих стран мира, где все люди умеют читать и писать! - мальчишка кричит, да как азартно! - Всеобщая грамотность есть проявление высокой культуры.
    Снова та девочка, которая букву «С»  неправильно говорит:
          -Мальчики, которые пинали свою старенькую учительницу, тоже умели читать и писать. Ты можешь назвать их культурными людьми?
        Молчат. Отличница-умница  добавляет:
         - Культура и всеобщая грамотность - это не одно и то   же.
         Новый  девичий голосок:
        - А мы текст переводили про английские школы. Там в школах у всех одинаковая форма, даже цвет чулок одинаковый. Никто не говорит, что единая форма ограничивает права личности. Все понимают, что личность должна утверждать себя  не во внешнем, а во внутреннем,  духовном развитии.
         Задумалась. Слова подбирает. Вот продолжила:
    - Кроме того, человек должен с детства научиться уважать Закон. И школьная форма оказывается для людей нашего возраста  доступным и явным проявлением жизни по закону.
Несколько голосов сразу:
    - Ой, не надо единой формы!
    - Английская демократия у нас не приживётся.
    - Но законы-то нужны.
   Спорят, галдят. Затихли. Вот опять «академик» заговорил:
    - Я считаю, что учитель, его достоинство, его честь должны быть защищены законом.
      Задиристый девичий голос:
      - Тогда и честь ученика должна быть защищена законом. У меня папа военный. Мы часто переезжаем с места на место, и я училась во многих школах. В одной школе у нас была учительница истории, которой все боялись, потому что она унижала ребят. Представляете, один мальчик опоздал на урок. Она так его отчихвостила, что он в обморок упал.
    
   -  Мне кажется, должен, прежде всего, уважаться Божий закон: возлюби ближнего своего, и тогда не будет таких кошмаров, - это, похоже, наша Софья Григорьевна сказала.

      Ножки топают. Очевидно, бегут  с микрофоном к кому-то, кто сидит в конце зала. Подали микрофон – говорит… говорит спокойно, не очень громко. Скорее всего, немолодой уже человек
     - Вера, на мой взгляд, надёжней, чем свод самых продуманных законов, защищает человека от озлобления. Иоанн Предтеча с его призывом  к исповеди – гений. Ведь человек всегда знает, когда он переступает нравственный закон, но не хочет об этом думать, стремится  забыть. С этого начинается расчеловечивание человека. А верующие, соединённые  церковной жизнью, привыкают к постоянной исповеди, и это спасает их от озверения.
       Какая-то девушка поддержала:
     - Действительно, приходишь в храм, видишь семьи верующих. В каждой семье по пять – шесть детей, своих и  усыновлённых или взятых в опеку. На лицах детей и взрослых свет благородства. Вот  действие заповеди Божией: возлюби ближнего своего, как самого себя.
        Снова тот задиристый голосок:
- А как, как его возлюбить? В 7 классе нас эти ближние за косички дёргали. Сейчас при всём классе ослицами обзывают, если мы   задачку по физике решить не можем, а сами у нас  то английский, то сочинения скатывают. 
  - Инна, я тебя за косички не дёргал – полюби меня!
  - Не дождёшься!               
   - Стоп, стоп, ребята! Гендерные проблемы  мы зимой обсуждали. Сейчас мы о другом говорим. Если хотите, о любви в широком смысле этого слова. О любви, которая соединяет людей. Куда-то эта любовь уходит, растворяется, что ли?
    Это, конечно, Александр Иванович вмешался, не даёт от темы уйти.
     Сейчас голос той девочки слышен, которая про наше гадкое телевидение говорила:
    - Это оттого так получается, что каждый себя орлом возомнил. Орёл в одиночку выживает, и я выживу. Эти мальчишки, которые на сайт выложили видео про свои «подвиги»,  тоже орлами себя считали. 
      Кто-то без микрофона кричит:
     - Каждый утверждает себя, как может. Сначала все хорошими быть хотят, но это не у всех получается. И вот тогда…
       Его тоже без микрофона прерывают:
     - А вот интересно, Александр Иванович сказал, что любовь людей соединяет, а ведь и зло, получается, людей соединяет тоже.  Ведь класс очень часто объединяется в травле учителя.

          Ничего себе открытие. До чего наши гимназисты додумались. А ведь правда…  Кто-то из учителей заговорил. Голос Елены Алексеевны, наверное:

           - Мы увидели на экране случаи крайние, случаи потрясающие, слёзы видимые, но гораздо более в нашей жизни слёз невидимых. Над учителями издевались всегда. Конечно,  не так, конечно, с опаской. Но всегда. И каждый вступающий на наше поприще должен быть к этому готов.
   
      А вот ей отвечает молодой учитель. Он географию в старших классах преподает, а у наших природоведение.
             - Да-да, я должен сказать, что это горькая правда, но правда. Мне вспоминается рассказ моего учителя, как он начал работать в школе лет через пять после войны, в сталинские ещё времена, когда обучение было раздельное. Работать в школах, где учились мальчишки, было очень трудно.
     Юрий Николаевич, так звали моего учителя, - царство ему небесное - всю войну артиллеристом прошёл. Сначала с сорокапяткой под пулями бегал, потом по рации корректировал огонь батарей. Был даже случай, как в симоновском стихотворении, - огонь на себя вызывал.  «Немецкий чин со свитой стоит на обрыве над рекой, в бинокль смотрит, а я, - говорил Юрий Николаевич, - под этим обрывом устроился и на него огонь навожу, и на себя, значит».
     Закончил он войну командиром батареи. После войны поступил в университет  и потом пришёл работать в самую лучшую мужскую школу города.
    Так вот, вспоминал он, иногда учительница войдёт после урока   в учительскую, ляжет на диван, посмотришь, а у неё по лицу слёзы текут. Она плачет молча, и все молчат, потому что понимают – не утешишь тут ничем.
   «Однажды, - рассказывал он, - вхожу я в класс, начинаю урок и чувствую какое-то напряжение в классе, как будто все ждут чего-то. Стал я незаметно всё осматривать и вижу, что в мой стул воткнут громадный гвоздь. Я виду не подал, что заметил это безобразие. Открыл журнал, как будто отсутствующих собираюсь отметить,   и спрашиваю: «Кто дежурный?» Встает здоровый парнище. «Иди сюда», - говорю, спокойно так говорю. Парень подходит. Я так же спокойно спрашиваю: « За порядок в классе ты отвечаешь?» Он губы в наглой ухмылочке скривил. «Может быть», - отвечает.
 «А, гад! – крикнул я,  сграбастал парня, поднял его над стулом.  - Сейчас я тебя на этот кол посажу, тварь безмозглая!»  Парень заверещал пронзительно, тонким бабьим голосом, так что мне противно стало. Бросил я его в сторону и ору классу: « Так только фашисты над нашими издевались. Встать тем, у кого отцы на фронте погибли.  Вы-то как это допустили?» - молчат. Посадил я всех и дежурного в том числе.  Урок в полной тишине продолжил».
     Юрий Николаевич говорил, что ему тогда удалось ситуацию к лучшему разрулить.  Очень многое ведь зависит  от той атмосферы, которая складывается в школе…
      - А вы знаете, мы, наверное, зря такую тему для спорклуба выбрали.  Ведь у нас в гимназии если и бывают ссоры между учениками и учителями, то до  кошмаров никогда дело не доходит. У нас тут добрый дух живет, и он всем помогает. Он детям шепчет: «Учитесь, как следует, слушайте и слушайтесь старших». А к учителю подойдёт, когда тот рассердится, и  на ушко скажет: « Ну, что ты кипятишься, они же дети - это же понимать надо!» И всё в порядке…
       - Варька, твоими бы устами  да мёд пить!- мальчишка какой-то крикнул, и снова мальчишка говорит:
       - Не знаю, как там насчёт духов, чертей, домовых – но я нашу гимназию люблю: мне здесь спокойно и интересно.
      - Насчёт  «спокойно»  у меня другое мнение, - ещё один мальчик в спор вступает. -  Я когда в гимназию перешёл из своей школы, в первый день пять уроков отсидел, а с шестого, с иностранного, кажется, решил  спокойно удалиться и удалился. Так Елена  Юрьевна маму, отца, бабушку, дедушку, даже брата старшего – всех на ноги поставила: ребёнок  пропал, исчез куда-то! Извините, говорит, мы не досмотрели, давайте вместе искать. Может быть, в милицию надо заявить, у нас такого никогда не бывало…
   А деточке, то есть мне, уже полных пятнадцать лет было.
   Я этот переполох с ужасом вспоминаю!
   - Но атмосфера тебе в нашей гимназии нравится?
    - Нравится, нравится! Только прогуливать нельзя – это плохо…
   
   
        - Действительно,  многое зависит  от атмосферы, от внутришкольного климата, если хотите,  но не всё, - это Александр Иванович  взял микрофон. - Есть и другие причины жестокости детей. Их много. Некоторые тут названы, но далеко не все.
       - Наверное, мои слова покажутся странным, но  мне представляется, что эти ужасы есть искаженное проявление творческой природы человека, - та девочка с чистой, ясной речью снова взяла микрофон. -  Это своего рода эксперимент с элементами риска. Создаётся нестандартная ситуация, и идёт наблюдение за тем,  как в этой нестандартной ситуации   поведёт  себя личность.
           - А у экспериментаторов совесть есть? –  кто-то  с места крикнул, без микрофона, а ему тоже без микрофона отвечают:
 
            - Так уже говорили, что совесть пропала, она ещё в 19 веке пропала. При царе – горохе, когда Салтыков-Щедрин свои сказки сочинял.
            - Не поверю, что здесь в зале все бессовестные сидят! - парирует Александр Иванович и даёт слово другой  девочке.
            -  Мне кажется, это способ самоутверждения. Если ученик  в чём-то  чувствует свою слабость, несостоятельность, он  начинает искать способ показать свою силу. И показывает, если учитель неопытный или нервный.
   Снова Александр Иванович:
              - А вот послушайте, что наши честные малыши написали: « Мы действительно издеваемся над учителями, когда чувствуем, что учитель молодой и наивный, потому что мы дураки». Здорово высказались!
Опять кричат без микрофона:
               - Самокритично!
               - Так эти молодые и наивные сами виноваты. Попробовал бы кто поиздеваться над Тамарой  Юрьевной.
     Взрыв хохота.
                - Ребята, я тоже была молодой и наивной, и, если откровенно, по-разному бывало.
      Снова все сразу заговорили, зашумели, и вдруг стало тихо.
           - Знаете, ребята, я вам хочу рассказать одну  историю, -мама Оли узнала по голосу любимую в гимназии пожилую учительницу русского языка. - Давным-давно, когда я была молодая и красивая, меня послали в командировку в одну африканскую страну. При нашем посольстве там была организована школа для желающих изучать русский язык.  Я преподавала взрослым людям русский язык на французском. В этой стране все по-французски говорили, потому что недавно она была французской колонией. И вот однажды я веду урок и чувствую, что некоторые мои взрослые ученики сосредоточиться не могут: о чём-то своём думают.  Я спрашиваю их: « Кес кесе, месье?- Что случилось?» И они мне рассказали, что их дети забастовку объявили. « Как это?» - удивилась я.  « А вот так, - отвечают. – В лицее девушка, дочка очень богатого и известного человека, оскорбила учителя. В ответ лицеисты потребовали исключить её из лицея. Директор отказался, и тогда ученики всех лицеев страны, можете себе представить, всех лицеев страны прекратили учёбу».  Потом уже, через сколько-то дней,  я узнала, что эту девочку отец сам забрал из школы.
     Далёкая африканская страна. Вы посмотрите, как развито там общественное мнение, а у нас… Я не припомню случая, чтобы кто-нибудь  когда-нибудь заступился у нас за учителя.
  -  Наши девчонки заступились!
  - Держи их, Гринько! Я же сказал им – нельзя!
 - Попробуй догони!
  Хлопают сидения, слышен топот ног, гул голосов, чей-то свист.
 -  Да их тут много, всех не переловишь!…
- А мы всё равно всё слышали!
    - Подождите, ребята, подождите! Маленьких бить нельзя.
    - А как с ними? Они везде лезут.
    - А нам своё слово сказать надо!
    -  Опять про своё слово долбят!
     -Тебе везде, Мозг, со своим  словом воткнуться надо.
    - Следующий спорклуб будет об отношениях младших и старших.
     -  Пусть они остаются, раз им интересно.
      - Пусть  остаются. Мальчишки, перестаньте за ними гоняться.
      -Давайте послушаем, как они за учителя заступились.
      - Иди сюда, Петя!
      -У нас студентка уроки вела, а мы над ней прикалывались. Девчонки по классу записку пустили, написали, что они  завуча позовут, если мы не перестанем, и мы перестали.
       - А ты считаешь – хорошо девчонки сделали, что такую записку послали?
       - Хорошо, конечно. А то бы она заплакала, и что бы тогда делать?
      -  Слёзы ей вытирать!
       -Я не умею.
       - Научишься!
   Шум, смех и вдруг сильный мальчишеский голос:
       - Тише, тише! Я расскажу, как в прошлом году мои одноклассники заступились за учителей. Это совершеннейшая правда. Как выразился наш младший товарищ, я прикалывался. Прикалывался над Еленой Алексеевной. Она это помнит. Видите, кивает головой – помнит.
      Дело было так. Я учился  в пятьдесят седьмой школе. Слово учился, пожалуй, не подходит. Правильнее будет сказать – кантовался, то есть на уроках балдел, учителям хамил и за это пользовался в классе уважением. Родители про эту вашу гимназию узнали и среди года меня сюда перевели. Ну, не просто так, конечно. У вас крыша протекала, помните? Так вот мой отец пообещал, если я здесь приживусь, он эту крышу за счёт своей строительной фирмы перекроет. С моим отцом много не поспоришь – пошёл я учиться к вам. Про себя думаю: недельку тут перекантуюсь, на уши гимназию поставлю и к себе в пятьдесят седьмую героем вернусь – отцу убытков меньше.
    И стал я стараться.   Изо всех сил старался, так чтобы на меня учительница нажаловалась  директору и Людмила Семёновна моему отцу документы самолично на стол бросила.  Но Ольга Васильевна (первым уроком  была биология)  мои хохмочки  не то чтобы не замечала, а как-то смотрела на меня, словно я тяжело болен и мне надо посочувствовать. И что интересно, ребята на меня так же поглядывали,  никто не смеялся. Потом английский был. Елена Алексеевна вошла и сразу по-иностранному говорить начала, все руки тянут, что-то ей по-английски  бормочут, она вопрос за вопросом сыплет и, наконец, ко мне обращается. А я барином развалился за партой, только что ноги на стол не положил, и говорю ей: «Не ферштейн я ни по каковойному, и вообще, вопросы привык сам задавать». Она отвечает: «Сейчас мне твои вопросы некогда выслушивать, задержись после урока, мы с тобой побеседуем». И погнала урок дальше, а я начал карандашиком по парте стучать, а потом перебил её, какую-то глупость сморозил, думал, все хохотнут - не тут-то было, тишина в классе наступила мёртвая. Как раз  звонок зазвенел. Я встал без всякого позволения и в этой мёртвой тишине класс покинул. Через некоторое время ребята вышли. Ко мне никто не подошёл, кроме Алёнки, но я не знал тогда, что её Алёнкой зовут. Подошла, значит, Алёнка, и говорит: «Зря стараешься, под твою дудку плясать - здесь дураков нет».- « А ты что, учительская подпевалка?» - спрашиваю.  Она в ответ пальцем у виска покрутила - болван, мол, повернулась и пошла. 
      Следующим опять английский был. Я прикалывался – класс молчал. Что за чертовщина, думаю, сговорились они, что ли, или чувства юмора у них нет?
 Дождался конца урока, опять в полном одиночестве вразвалочку вышел. Минуты через три смотрю: детки дружно куда-то потопали.
     А ещё через несколько минут меня наша классная мама в свой кабинет приглашает, у неё «окно», видите ли, а мне от занятий отдохнуть надо. «Ура, - решил я, - всё будет о-кей, завтра, наверное, в свою 57-ю вернусь» Вот привела она меня к себе и говорит: « Ребята попросили с тобой побеседовать» - «Ну и ябеды!» - возмутился я. -  «Да нет, не ябеды. Девчонки предлагали тебе бойкот объявить, а мальчишки хотели морду  набить после уроков за то, что ты над их учителями  издеваешься. Потом решили, что это неинтеллигентно – новенькому в первый же день морду бить, и обратились ко мне   – вдруг ты умный и поймёшь без мордобоя». И я понял. Нет, не испугался – к дракам-то я привычный был, а понял, да так, что прошлый год закончил - и меня на стенку отличников повесили. Так и вишу там до сих пор. Правильно наши малыши сказали – над учителями только дураки издеваются, а дураков бить надо, пока ум  не проснётся… ну, и совесть, конечно.   
   - Так тебя ж не били.
   - Так я ж не дурак… А если всерьёз, то лучше бы ударили. У меня от этой тишины мозги повернулись, так что отец  доволен остался, и мы с ним теперь дружим.  Знаете, я первый раз увидел, что ребята за учителей, не за одного учителя, а за всех учителей, заступаются.
 Олина мама ещё немного послушала, но в аппарате что-то зашелестело, зашумело, звук пропал.  Она выключила диктофон  и  задумалась.


 Разговор Оли с мамой о том, какое они, пятиклашки, «своё слово» сказали.
Оля пришла с прогулки и сразу же спросила:
     - Слушала?
     -Слушала, слушала.
       -Всё?
       -Ну, допустим, всё не переслушаешь. Большую часть, наверное. Только вот так и не поняла: ты  целый вечер для спорклуба   сочинение писала про то, как вы под шторы прятались. Читали его или нет?
        -Читали, только не полностью. Но я это уже не записала. У меня аккумулятор сел.       
  Вторую часть читать не стали. Дошли до слов, где  мы решили посмотреть, что будет, если мы на других уроках спрячемся, - и загадали загадку: « Как вы думаете, сколько раз ещё пятиклашки спрятались под шторы?» Тут все начали переговариваться, а потом из середины зала хором крикнули: «Один!» А  помощники Сани-Вани тоже хором в ответ: «Правильно!» И все засмеялись.
    Олина мама тоже улыбнулась.
       - Ну, вот ты-то, почему улыбаешься, что тут смешного?
       - Я вспомнила свою школу и своего учителя математики, представила, что мы залезли под шторы – что бы было!.. Ладно, ты лучше скажи – мальчишкам-то вашим дали слово?
       - Дали, конечно. В самом конце. Они и закончили всё.    Старшеклассники и учителя говорили, говорили, а когда выдохлись, Саня-Ваня пригласил наших: «Давайте послушаем пятиклашек. Все же помнят, что им своё слово сказать надо».
  Эмос и Мозг  выскочили вперёд, микрофон сами схватили и сказали,  Мозг первым сказал: «Мы учимся, стараемся, потому что, когда вырастем, наш Саша Никитин сначала министром будет, а потом президентом. А я изучу экономику всего мира и законы и стану советником президента».
   А Гринько – есть у нас такой в 10 классе -  крикнул: «Во, дают малявки, не хило!»
    В это время  Эмос у Андрюшки микрофон перехватил и добавил: «Мы сделаем так, чтобы все в нашей стране жили по закону, как в конституции записано, и по совести, как в церкви учат. Тогда Россия будет лучшей страной в мире!»
     Тут все захлопали. Саня–Ваня рукой махнул и сказал: «Молодцы, пятиклашки,  какую точку в конце нашей дискуссии поставили! Пусть их мечты сбудутся!»
           -Здорово, да?
      - Здорово! – ответила Олина мама, а про себя подумала:- Хорошо, что мы Олю в эту гимназию отдали.

                Последняя глава.

 Была  самая середина мая. Наверное, пятнадцатое или шестнадцатое  число,  но совершенно точно  - пятница, потому что в этот день в расписании не было уроков Софьи Григорьевны  и самой Софочки в гимназии не было. Шёл урок природоведения, когда внизу за окном протяжно и как-то призывно загудел автомобиль. Пятиклашкам захотелось выглянуть в окно, посмотреть, что там случилось, Но Раиса Рудольфовна головы не даст повернуть на уроке, не то что в окно выглядывать – все должны на неё смотреть и слушать.   
 И вдруг она прервала свой рассказ и неожиданно спросила: « Вы на цыпочках ходить умеете?» Потом, не дожидаясь ответа, сказала: « Тихонечко встаёте и молча, на цыпочках, спускаетесь вниз, выходите на крыльцо, только так, чтобы я ни одного слова не услышала». Пятиклашки, немного испуганные и в то же время томимые каким-то приятным предчувствием, почти бесшумно прокрались в вестибюль и оттуда выбежали на крыльцо - внизу стояла их Софочка. Только это была не Софочка, а самая  настоящая фея. Казалось, она наполовину утонула в облаке, опустившемся на землю, и, тоненькая, вытянувшись, выглядывала из него, белолицая, большеглазая. Руки её были затянуты в какие- то странные длинные, выше локтя, перчатки, кружевным треугольником прикрывавшие кисти рук до пальцев. Пальцы оставались свободными. Этими подвижными, хрупкими пальчиками, оставшимися на воле, она  вместо волшебной палочки  держала за крепкий, покрытый шипами черенок тяжёлую белую розу.
   -А-ах! – выдохнули  девочки, а мальчишки, подняв руки вверх, захлопали в ладоши. Как раз в этот момент на крыльцо стали выходить старшие ребята из того класса, где Саня–Ваня был классным руководителем, а за калиткой школьного парка хлопнула дверца машины, и на дорожке показался сам Александр Иванович. Но какой это был Александр Иванович! Совсем непохожий на вечно озабоченного, погружённого в свои мысли, немного  рассеянного Саню-Ваню! В светлом костюме. Голова поднята, так что лысины его совсем не видно. Улыбается.
     Он быстро подошёл к Софочке,  и они, взявшись за руки, побежали к детям. На  высоком крыльце возник на минуту круговорот, и из этого круговорота вдруг вырвалась тоненькая рука с протянутым пальцем.  Все замерли, услышав звонкий Агашкин  крик:
    - Дядька на дерево лезет! 
    Пятиклассники и старшие ребята  удивлённо смотрели на солидного дяденьку, карабкающегося на старую яблоню недалеко от гимназического крыльца. На его груди болталась совсем необычная камера с выдвинутым вперёд зелёным глазом и торчащим сбоку дисплеем. Вот он  устроился  на крепкой ветке и сразу же начал снимать, не заботясь о том, где  кто стоит. Потом неожиданно спрыгнул и лёг на траву, продолжая делать своё дело. И, наконец, встал, поднялся на крыльцо, начал бесцеремонно всех расставлять, очевидно, собираясь сделать традиционный снимок.
      - Не-не-не, я не согласна, - запричитала вдруг Ага, когда он захотел переставить её подальше от невесты. Девочка стояла на ступеньку ниже, откинувшись назад и прильнув спиной к Софочке, как бы потонув в облаке её белого платья. И Софочка, перехватила свою розу левой рукой, а правую положила на голову Агашки.
       Так на фотографии и получилось: в центре Софочка  и Саня-Ваня, держит её под  руку, а ладонью Софочка гладит по голове   Агу. Вокруг ребята – пятиклашки вперемешку со старшими. Все улыбаются, и все как бы замерли на мгновение и вот-вот сорвутся и побегут вместе с женихом и невестой куда-то вперёд. А сзади,  из окон, случайно захваченных в кадр, взрослые и дети машут руками, приветствуя и провожая своих любимых.
     Замечательная получилась фотография!