1967 г.
С Кегам-Джаном мы давние друзья, он живет на соседней от меня улице. У него маленькая сапожная мастерская и к нему, известному модельеру дамской обуви приезжают богатые клиентки заказывать себе обувь из разных уголков Абхазии и Грузии. О нем говорят без прикрас – мастер золотые руки.
Турецкий иммигрант армянин с тяжелой, но интересной жизнью, он любил в молодости путешествовать исколесил весь Ближний Восток. Кегаму восьмой десяток, он высокий и очень худой, будто высохшее дерево, с согнутой спиной и к сожалению больными почками, но с сильными и большими руками. Как-то утром я был дома, когда ко мне пришла его соседка бабушка армянка с просьбой посмотреть ее заболевшую корову. Выходя от нее после вызова, я заглянул к другу в мастерскую, он как обычно сидел у своего рабочего столика и шил какие-то дамские сапожки, ловко орудуя шилом с дратвой.
-Как хорошо, что ты пришел! Моя Надя приехала из Еревана и привезла от родственников что-то вкусное, деликатес! Мне пришлось бы за тобой идти, а теперь я тебя не отпущу. Давай присядь, я жду клиентов, и потом пойдем ко мне обедать.
Спустя какое-то время в дверь постучали и в мастерскую вошла молодая красивая женщина, поздоровавшись она спросила:
-Кегам-Джан, заказ готов?
Кегам открыл боковой шкафчик и достал оттуда модные туфли- лодочки, сшитые из французской лакированной кожи. Они заблестели от лучей заглянувшего в окно утреннего солнца словно новогодние игрушки.
- Ах – в восторге воскликнула черноглазая грузинка и ее красивые выразительные глаза засияли веселыми огоньками – Кегам Джан руки у тебя золотые! Дай Бог тебе здоровья!
Она положила ему на столик деньги и поблагодарила мастера еще раз.
Когда она выходила легкая и грациозная и за ней захлопнулась дверь Кегам подняв руки к небу восторженно сказал: «Вах, Гаррик, какая красавица!» Его живые светлые глаза загорелись, и он сразу как-то помолодел. «Это моя постоянная клиентка, живет в Кутаиси и ждет заказы по 3-4 месяца, муж у нее богатый и очень важный, он ей привозит импортные дорогие туфли, но она больше любит мои, ручной работы. Я всю жизнь шью дамскую обувь и даже себе я не шью туфли, а заказываю у знакомого сапожника, потому что не хочу портить руку."
Следующей зашла русская старушка и поздоровавшись села возле Кегама. Он протянул ей замшевые туфли и, когда бабушка кряхтя сняла с ноги тапочек, я увидел искривленные от ревматизма опухшие пальцы, она одела новую туфлю, привстала и потоптавшись снова села. Надела вторую, убедившись что та ей нигде не жмет, прошлась по мастерской и счастливо улыбаясь подошла к Кегаму, нагнулась и поцеловала в лоб.
-Сто лет тебе жить, дорогой, ты не просто сапожник, ты доктор, я сразу как-то выпрямилась…. Я не чувствую своих мозолей, ты волшебник Кегам Джан.
-Нет, сестра, я не волшебник, волшебник тот, кто меня этому учил, мой учитель!
Бабушка ушла и Кегам посмотрев на часы сказал: «Пойдем обедать, там Надя уже заждалась!»
После обеда мы пили ароматный кофе и я его спросил: ты сегодня в разговоре с бабушкой вспомнил своего учителя, расскажи мне о нем. Кегам подливая мне и себе кофе начал свой рассказ:
В то время я жил в Стамбуле и работал в известной городской сапожной мастерской, у хозяина турка бригадиром модельного цеха. В Турции тогда был голод и много людей умерло. По городу ходили нищие и падали замертво. Где голод там грязь и болезни. В Стамбуле вспыхнули разные инфекционные болезни и стало опасно ходить по улицам.
Однажды утром в мастерской ко мне подошел ученик мальчишка лет шестнадцати: "Кегам Джан, тебя там какой-то бродяга на улице вызывает!".
Я вышел и увидел обросшего плохо одетого человека, среднего роста, еще не старого, он был бледный и очень худой. Темные большие глаза смотрели на меня тускло и устало. В те дни я видел много таких пустых ничего не выражающих глаз. В руке он держал маленький узелок и небольшой опрятный чемоданчик. "Мастер, - обратился он ко мне -Я перс и бежал из Ирана от кровной мести, голодаю уже давно, просить милостыни не могу, сердце не позволяет, воровать тоже не могу, совесть не позволяет. Я сапожник, дай мне работу, иначе я умру!»
Мне понравился этот бродяга своей безумной гордостью и честностью. Я дал ему денег и сказал: "сходи в чайхану, поешь, только немного, а то заболеешь! Я за это время переговорю с хозяином, у нас свободных мест нет, но я тебе обещаю хозяина уговорить. Как только поешь, сразу приходи."
Хозяин мастерской, толстый, громадный турок свирепого вида, но на самом деле я это знал, был добрым, верующим мусульманином. Я зашел к нему в кабинет и рассказал про беднягу. Растроганный услышанным он зарычал: «Дай скорее ему денег на еду за мой счет, иначе он сдохнет. Этот бродяга послан Аллахом, чует мое сердце, уж больно он не похож на обычного оборванца и нищего!»
- Я уже дал ему денег, он в чайхане, обедает.
-Молодец Кегам, когда придет выбери ему шить что-нибудь попроще, ну хотя бы простые тапочки и пускай работает. Поблагодарив хозяина я направился к выходу, - Постой, - крикнул он мне вслед,- Выдай ему за мой счет на баню, одежду, ночлежку и еду, и завтра с утра пусть приходит на работу!".
На другой день, выбритый и чистый он пришел в цех. Я посадил его рядом с учениками и пьяницей сапожником Селимом. Когда-то Селим считался хорошим мастером своего дела, но по каким-то неизвестным причинам, а скорее по слабости характера, он спился. Руки у него тряслись и он неделями пропадал в запоях. Хозяин давно бы его выгнал, но из жалости и веры в то, что Аллах посылает ему этих людей не просто так, а с какой-то определенной миссией держал на работе. Селим шил простую рабочую обувь и добросовестно учил мальчишек подмастерьев сапожному ремеслу.
Элитные мастера модельеры сидели в цеху отдельно, каждый за своим столиком и шкафом. Иранец сел на указанное ему место возле учеников и я принес для него со склада необходимый сапожный инструмент.
Не надо! – сказал он, - у меня есть свой!
Он раскрыл чемоданчик и стал вынимать и раскладывать перед собой блестящий будто хирургический инструмент. Я подозвал его к заготовочному столу и разложив на нем партию простых заготовок стал выбирать что-нибудь попроще. В эту кучу ширпотреба случайно попала дорогая модельная заготовка из французского лака дамской лодочки.
«Дай мне ее мастер!» - сказал он. И я увидел как у него вспыхнули и загорелись глаза.
«Не бойся, не испорчу», - продолжал он.
Бери, сказал я и принес ему для работы деревянные колодки. Повертев их в руках он мне сказал: «Бригадир, форма этих колодок устарела, разреши мне изменить на современный европейский манер!»
Я ему разрешил. Он взял из своего инструмента какие-то пилки, кривые ножики и блестящий сапожный нож. Он быстро и ловко выстругал новую заостренную форму колодки. Затем он начал обрабатывать и вырезать предварительно замоченные стельки и задники. Работал он легко и без единого лишнего движения. Неторопливо, он словно художник кистью вырезал стельку абсолютно точно одним красивым движением ножа. Селим бросив свою работу, стал наблюдать за происходящим не скрывая своего восхищения. Следом встали ученики, пристроившись за его спиной. Наконец мастера модельеры не выдержав оставили свою работу и растолкав учеников подошли к нему поближе. В цеху установилась мертвая тишина. Я не стал никого упрекать почему они бросили работу, потому что сам как зачарованный вместе со всеми дышал ему в затылок. Он продолжал работать, не обращая на нас внимания. Через полчаса я все же велел всем разойтись по своим местам, в этот день он у меня попросил еще две пары модельных заготовок, но я ему дал одну и сказал, хватит этого, отдыхай.
Два раза в неделю я заходил к хозяину и заносил готовую модельную обувь. Прошло три дня, и я принес в кабинет хозяину очередную партию обуви, в которой были и три пары, сделанные иранцем.
Ну как твой бродяга, тапочки может шить? – спросил хозяин.
-Хозяин, мы все в цеху его одного ногтя не стоим.
Я разложил на столе перед ним 15 пар специально не выделив и не показав ему работу иранца.
Но он заметил их сразу и его большие выпуклые глаза стали на пол лица:
- Где этот человек? Сюда его зови скорее.
Недавний бродяга зашел и низко поклонился. Хозяин встал и протягивая руку сделал шаг к нему на встречу:
-Здравствуй дорогой!- жестом пригласив его сесть.
Будем с тобой знакомы, меня зовут Ахмед, а с Кегамом ты уже познакомился.
-Меня звать Абу-Али!
Мне нравится твоя работа, Абу Али, - сказал хозяин, вертя в руках его туфли. -Ахмед, это еще не все, ты их возьми и поставь на весы. Если одна перетянет другую хоть на один грамм, я отрежу себе руку.
- Не говори так! Хмурясь произнес хозяин.
- Клянусь Аллахом, не бойся ставь на весы!
Хозяин в растерянности и некоторым испугом в глазах поставил туфли на весы. Стрелка встала точно посередине.
Мы с Ахметом с облегчением вздохнули. На Востоке слово мужчины всегда должно подтверждаться делом.
-Абу Али, я буду тебе платить в три раза больше чем ему, бригадиру, но ты дай мне слово что не сбежишь от меня к моим богатым конкурентам.
-Я тебе клянусь, вы с Кегамом спасли меня от голодной смерти, и я никогда вас не брошу! Вот только в дальнейшем поеду в Иран за своей семьей. Я спрятал ее от "кровников" у своего друга.
Ахмед радостно обнял его и сказал, вытащив из ящика стола пачку денег: «Вот тебе аванс, а ты Кегам, устрой его в лучшую гостиницу, и помоги ему сменить свой гардероб. Я тебе Абу Али даю неделю отдыха, но не вздумай, Кегам, раскатывать с ним по кварталам и знакомить с городом, в Стамбуле эпидемия брюшного тифа, а в пригороде обнаружили одного заболевшего оспой. Ну, а если у Вас вдруг появится желание посетить мой скромный дом, Вы обрадуете меня, старого турка!»
Абу Али работал у нас около года, однажды придя в мастерскую сказал: «Я завтра уезжаю в Иран за своей семьей, там я у друга задерживаться долго не буду, заберу их и сразу назад в Стамбул! Ахмед, все мои заказы передай Кегаму, я научил его всему, что умею сам, а мне надо срочно ехать, ты меня Ахмед пойми правильно, мне неспокойно на душе потому что уже два месяца от друга нет вестей!»
Когда мы прощались с ним, Ахмед крепко его обнимая сказал; «Ты для нас Абу Али стал родным и близким человеком. Возвращайся скорее. Твоей семье места хватит в моем доме. Будете жить у меня пока я не подберу Вам хорошее жилье!»
Утром следующего дня мы посадили его на поезд. И когда тот тронулся, Ахмед, махая ему вслед рукой вдруг прослезился и грустно сказал: «Больше мы его, Кегам, не увидим!»
С чего ты взял? - спросил я
-Мое сердце меня не обманывает, там нет никого: ни семьи, ни друга, - кровники их достали и дожидаются Абу Али.
Ахмед, к сожалению, оказался прав, больше гордого честного сапожника Абу Али мы не видели…