Вышел на улицу, купил коробку папирос и коробку спичек.
Закурил, бросил спичку на землю, пошел по делам.
Закурил вторую, хотел бросить спичку, посмотрел по сторонам, а рядом милиционер стоит, смотрит очень строго.
Засунул сгоревшую спичку обратно в коробку.
Купил бутылку пива, выпил из горла, осмотрел бутылку – кроме большой этикетки у основания горлышка еще одна, очень маленькая, круглая, красного цвета и на ней только две буквы помещаются: B&J.
Отклеилась очень легко.
Бутылку в кусты выбросил, а этикеточку на коробку наклеил.
Жарко стало, пиджак пока расстегивал, пуговица оторвалась - и ее в коробку.
Так шел, курил, по сторонам глазел, и под ноги смотреть не забывал, и все, что ни попадалось, все в коробку: и копейку советскую еще, позеленевшую, и гвоздик гнутый, но вполне годный, и жука-навозника дохлого, но все еще красиво отливающего зеленым, и даже дешевенькую девичью серьгу с фальшивым камешком.
И столько всякого добра в коробку набралось, что как полез за очередной спичкой, а до спички то и не доберешься.
Стал пальцем спичку шарить и порвал коробку.
Все на асфальт-то и просыпалось: и спичка обгорелая, и пуговица пиджачная, и копейка позеленевшая, и гвоздик гнутый, и жук-навозник, и серьга девичья дешевенькая, и много чего еще, а сверху спички годные к употреблению, но значительно в своих рядах поредевшие.
И все это таким замечательным, таким великолепным, не побоюсь этого слова, узором расположилось.
Ковер персицкий да и только.
Стою и любуюсь.
Забыл обо всем, а тут милиционер подкрался и так ехидненько, что вы тут, гражданин нарушаете, мусорите, типа, а я ему кто – я, а он, а что – я, а, я говорю, а я не я – коробка спичек – вот.
Так его заговорил, что он и ответить не нашелся, покрутил пальцем у виска и ушел себе восвояси.