НОВАЯ УДА. ДОМ СТАЛИНА НА ПРОДАЖУ
«Мы знаем, товарищ Сталин, Вы как вождь, ведёте всех колхозников и колхозных ребят к хорошей зажиточной жизни. Всех, кто хочет подставить палку под ноги, мы должны пихнуть ногой так хорошо, чтобы он покатился кубарем, как снежный ком с Киткай-горы. Той самой горы, на которую Вы забирались и много думали, как сделать всему народу хорошую жизнь», - писали в 30-е годы пионеры деревни Новая Уда руководителю Советского государства.
- А всё началось с бабушки Литвинцевой, - рассказывал нам паромщик Сергей Орленко известную в этих местах историю.
- Зашла как-то бабушка в школу и увидела большой портрет Сталина. «Батюшки!» - воскликнула она: «А я этого мужика знаю. Это мой постоялец».
И жизнь у нас в деревне перевернулась. Новая Уда стала известна всей стране. Сюда, в Богом забытый угол, приезжали делегации со всего Союза. Был открыт музей Сталина. Его именем назвали колхоз, клуб и школу. Учителя из Москвы считали за честь приехать сюда на работу. Во всём районе только в Новой Уде было электричество, и курсировал автобус.
Сергей Николаевич помолчал, тяжело вздохнул, ностальгически прошептал про себя «да, были времена» и продолжил:
- При музее были построены гостиница и баня, организована библиотека. Сталин с соратниками прислали в музей подарки: радиоприёмник, патефон с пластинками и много книг. О Новой Уде писали газеты, журналы, слагались стихи и песни…
А сегодня, вспоминая рассказ паромщика, напишу о том, что в Новой Уде сошлись воедино великое непонимание добра и зла, великое насилие над человеком и великое надругательство над природой.
***
От посёлка Бильчир, основанного переселенцами из сёл, затопленных в результате построенной Братской ГЭС, до Новой Уды мы ехали вдоль насильственно «располневшей» Ангары.
В посёлке Улей, ставшим компактным после перекрытия Ангары, узнали, что вода водохранилища поработала у них «археологом»: вымыла уникальную находку – огромный череп шерстистого носорога. А в селе Малышевка – бивни и кости мамонтов.
Забравшись на заоблачный Улейский перевал, спускались с него почти вслепую, при видимости 5 – 10 метров. До перенесённого села Молька, тоже попавшего в зону затопления, ехали под моросящим дождём.
К вечеру дождь перестал, и мы увидели впереди «маяк» - костёр. Вокруг него, как воробьи, сидели местные ребятишки и пекли картошку. Три коротконогих кобылы бурятской породы паслись на привязи.
При нашем появлении мальчишки отвлеклись от костра и с любопытством рассматривали наши велосипеды и нас, развешивавших свою промокшую одежду вокруг костра.
В тот день до того все устали, что в магазин ехать на велосипедах уже не могли. А надо было. И тогда на помощь позвали пацанов.
- Ребята, махнёмся на время: вы нам пару лошадок, мы вам пару велосипедов.
- Да мы вам на время и так их дадим.
И мы с Серёгой в сопровождении одного из мальчишек верхом на лошадях поехали в магазин села Молька, название которого переводится с бурятского на русский язык, как «черёмуха»…
К поломкам велосипедов мы уже привыкли и притерпелись. Спицы, цепи, проколы камер, восьмёрки, симплексы… Но вот чтобы багажник не выдержал! Такое у нас произошло впервые. Казалось бы, надёжно сваренный из толстой стальной проволоки на заводе во Владимире, багажник Лерыча не должен был развалиться на куски. А развалился. Нужно было искать сварщика. А есть ли он здесь в этой глуши?
Оказалось, есть! В селе степей и сенокосов Мольке. Так ещё зовут поселение. Там и отремонтировались, а заодно постирались и отдохнули в гостинице.
За Молькой с Александровского тракта повернули на тракт Жигаловский и, скатившись с двадцати четырёх километровой горки, оказались у залива Братского «моря».
Но ещё раньше, не доехав до залива, заметили ехавший нам навстречу «Москвич». Он остановился около нас, и из него вышли три важных мужика.
- Председатель сельского исполкома Новой Уды, - представился один из них.
- Так вы те самые путешественники, которые собирают материалы о декабристах. У нас декабристов не было. Но музей в селе есть. В нём много материалов о Сталине. Заезжайте. Заночевать можно будет у меня.
- Старая-то деревня была затоплена? Как она называлась?
- Новая Уда.
- Значит, вы Новую Уду перевезли в Новую Уду.
- Да. Перевезли и дом, в котором размещался музей Сталина (в интернете прочитал, что в 2005 году дом Сталина в Новой Уде якобы был выставлен на продажу за 25 тысяч рублей – авт.).
- И хотя подарки Сталина исчезли, - продолжал местный начальник, - а его бюст разбили, кое-что из книг и газет сохранилось. Советую познакомиться на переправе с паромщиком. Он на Киткай-горе собирался воссоздать беседку, в которой якобы любил отдыхать Иосиф Виссарионович.
Сельские чиновники, пожелав нам лёгкой дороги, сели в машину и отправились в районный центр Усть-Уду.
А мы, пока ждали паром, стоявший у противоположного берега, решили искупаться. Вода в заливе прозрачная, как слеза. Ведь она же Байкальская. Но в отличие от глубокого Байкала в неглубоком и не проточном лимане она тёплая и какая-то «неживая», «мёртвая». На поверхности - ни единой морщинки.
Ещё бы ей не быть такой! Ведь перекрытая плотиной река «впитала» в себя горькие слёзы десятков тысяч людей по утраченной родной плодородной земле с обжитыми домами и погостами, с затопленными заливными лугами, с сенокосными угодьями, с дорогами и обезлюдевшими местами.
Братская ГЭС стала «братской могилой» 119-ти деревень, включая Матёру Валентина Распутина, и десятков хозяйственно освоенных островов. Какие горькие слова сопровождали строительство ГЭС: «Дно будущего водохранилища должно быть очищено в срок». И «очищали»!
«Очищали» от бабушек, обеспокоенных сбежавшей кошкой, покидающих навсегда избу и оставляющих ненужные в городе ухваты, сковородники, чугуны, кринки и кадки, а также лыжи, охотничьи и рыболовные снасти, а главное - родные могилы. «Очищали» от мешающих вековых деревьев, не поддающихся бензопиле, трактору с тросом и даже огню. «Очищали» от перепуганных животных. «Очищали» от людей, которые «не только подметали и прибирали дом напоследок, но белили стены и украшали помещения огромными букетами полевых цветов, будто собирались прожить здесь оставшуюся счастливую жизнь?!» Жизнь, о которой пионеры Новой Уды писали вождю.
Разве о таком блестящем будущем Сибири мечтали многие декабристы, в том числе Николай Басаргин.
«Сибирь на своём огромном пространстве представляет так много любопытного, её ожидает такая блестящая будущность, если только люди и правительство будут уметь воспользоваться дарами природы, коими она наделена… Тогда нет никакого сомнения, что она мало бы уступала Соединённым Американским Штатам в быстрых успехах того материального и политического значения, которые так изумительны в этой юной республике, - и в отношении достоинства и прав человека превзошла бы её».
Не превзошла! Более того, даже не приблизилась! Почему? Наши наблюдения и размышления ответили на этот вопрос. Блестящая будущность не может быть достигнута методом обмана и насилия. Даже в отдельно взятой Новой Уде.
Сколько нашим людям надо электроэнергии, чтобы жить мирно и в достатке? Почему надо строить такие гигантские ГЭС? Сколько мы теряем людских, земных и водных ресурсов из-за гигантомании, чтобы обеспечивать электроэнергией чрезвычайно раздутый военно-промышленный комплекс в условиях, когда на нас давно никто не собирается нападать, а излишки продаём за границу. А если не продаём, то сами их оплачиваем. И в этих излишках тоже «горькие слёзы» переселенцев.
Почему бы не продолжать использовать энергию тысяч малых и средних рек, с которых и начиналась электрификация нашей страны!?
***
На берегу у переправы стояли три дома, обнесённые забором. В одном из них жил Сергей Орленко. В тот день, когда мы подъехали к Новой Уде, ему исполнилось 50 лет. По этому случаю паромщик был при параде, то есть при орденах и медалях. Поздравить его с юбилеем приехало начальство.
Поздравили его и мы. Он расчувствовался и из мешка вывалил нам штук двадцать окуней.
После праздничного ужина, когда солнце уходило за лагуну, а красная дорожка на ней стала тускнеть, мы поспорили с Орленко о «великом».
- Сергей Николаевич, я слышал, что Вы хотите восстановить беседку на Киткай-горе, на которую якобы любил подниматься Сталин? За что Вы его так чтите? Ведь он погубил множество наших людей, в том числе в ваших деревнях, его культ личности был развенчан, а тело вынесено из мавзолея.
- Когда его выносили из мавзолея, у нас в деревне некоторые мужики плакали. Никогда не плакали, даже на войне, а тут вот заплакали. А что касается отношения к нему, то все знают, что при нём были дисциплина и порядок.
- А в чём заключался этот порядок?
- Как в чём? Сказал Иосиф Виссарионович «быть колхозам». И они стали. Сказал «стране нужна индустриализация». И было построено большое количество промышленных предприятий. Сказал «враг будет разбит, победа будет за нами» в Великой Отечественной войне. И мы победили.
- Сергей Николаевич. Но порядок это другое. Порядок – это порядочность. Порядок – это справедливость. Порядок это долг и обязанность. Наконец, порядок это закон и свобода. И что, при Сталине всё это было?
- При Сталине были победы!
- Колхозы – это что, победа? Сколько людей погибло от голода?! Сколько погибло деревень и сёл, увиденных нами в путешествиях?! Мы даже паспорта составляли на обезлюдевшие деревни. Придёт время, и сами колхозы погибнут, как неэффективная форма сельскохозяйственной деятельности, и частную собственность на землю вернут.
Да, промышленных предприятий при поддержке иностранных государств, в первую очередь США, было построено много. Тут я с вами, Сергей Николаевич, согласен. Только крупных объектов, оснащённых импортным оборудованием и технологиями, ввели в строй силами ГУЛАГа около шестисот.
Но в отличие от капиталистических предприятий технологии и основные фонды на заводах и фабриках в Советском Союзе не менялись десятилетиями. К тому же предприятия обременены содержанием социальной сферы. Поэтому и не конкурентно способны. Если наши промышленные предприятия когда-нибудь вернутся в рыночную экономику, то они сразу же встанут (так оно и произошло в 90-е годы – авт.).
Но рядом со Сталиным находились и умные люди. Например, председатель правительства Алексей Иванович Рыков. Если бы просто индустриализацию, а не социалистическую индустриализацию поручили ему, и Сталин бы не мешал, то наша промышленность и экономика находились бы на качественно ином уровне. А Сталин Рыкова расстрелял.
Мой отец, прошедший Финскую и Отечественную войны, в августе 45-го года вернулся живым из госпиталя домой и никогда не рассказывал о тех годах. Теперь-то я понимаю почему. Не рассказывать же о том, сколько наших людей полегло из-за того, что Сталин, проведя индустриализацию и истребив огромное количество командиров в нашей армии, оказался не готов к войне.
Ведь великий полководец тот, как говорил Суворов, кто умеет воевать не числом, а уменьем. А Сталин безжалостно воевал числом. И за что же его чтить!?
Сергей Николаевич. Я был во многих городах Германии. Общался с большим количеством немцев. Но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них желал построить какую-нибудь «беседку» фюреру. Да что там «беседку», новые поколения немцев его просто вычеркнули из памяти (но не из истории). А ведь Сталин тоже был фюрером, загубившим на много миллионов людей больше, чем немецкий вождь.
При этих словах Орленко, изрядно выпивший по случаю дня рождения, уронил голову на стол, а его капитанская фуражка, которую, казалось, он не снимал даже на ночь, упала на пол.
Я поднял головной убор, надел на голову собеседника, залез в спальный мешок, но разговор с паромщиком долго не давал заснуть, несмотря на наступившее утро.
Почему же, не оспаривая сами репрессии (время, говорят, было такое), некоторые люди до сих пор превозносят Сталина?
Видимо, ответ на этот вопрос надо искать в постоянном расколе общества. Чтобы удержаться на незаслуженно занятых пьедесталах, властная вертикаль раскалывала общество, как огромный пень: на бедных и богатых, на белых и красных, на репрессированных, тех, кто репрессировал, и тех, кто «аплодировал» этим репрессиям, на членов КПСС и беспартийных (и вновь, уже в наше время, на неприлично богатых и неприлично бедных).
Вспомнились отрывки из советских газет, в которых люди горячо аплодировали преступной власти.
«Чекисты это не только те, кто работает в карательных органах, но и миллионы трудящихся, от рабочих до профессоров, научившихся большевистской бдительности».
«До конца выкорчевать вражескую агентуру». «Мы всей семьёй требуем расстрелять троцкистских гадов». «Вражеское охвостье, враги народа, которых надо беспощадно добить».
И это про миллионы наших, ни в чём не повинных родных, которые, вопреки жестокой и безжалостной власти, выращивали хлеб, строили заводы и фабрики, воевали против фашизма и, несмотря ни на что, победили.
С этими мыслями я и уснул.
А паромщик Сергей Орленко, как я потом узнал, беседку на Киткай-горе всё-таки воссоздал.
***
Утром управляемый Орленко буксир начал толкать паром, на котором плыли лишь мы и возвращавшийся домой «Москвич» с начальством. С парома торжественно открылась панорама бело-синих сопок и величавой сине- зелёной тайги, обрамляющих залив Братского водохранилища, так, что глазам было просторно.
- Трудная дорога была вчера, - поделился я впечатлениями с председателем Новоудинского исполкома. – Надеюсь, дальше будет легче?
- Не надейтесь, - сказал нам Новоудинский руководитель, только вчера желавший нам лёгкой дороги. - На Берёзовом перевале намучаетесь. Грозный вас ожидает подъём.
Однако весь день мы ехали по лёгкой накатанной грунтовой дороге, обрамлённой стройными высокими елями, золотистыми соснами, кудрявыми берёзами и сине-зелёными кедрами, с полянами, украшенными полоникой, называемой здесь земляникой, и красной смородиной.
Стаи любопытных бабочек удивительных расцветок сопровождали нас в пути. Иногда они садились на дорогу, иногда на нас или на наши рюкзаки, и мы ехали, стараясь их не спугнуть.
То и дело встречались малюсенькие речушки с необыкновенно чистой и холодной водой, которых не было на наших географических картах.
Днём мы, как правило, не обедали. С костром это долго. Обычно перекусывали тушёнкой с хлебом или копчёной колбасой.
По дороге в рабочий посёлок Жигалово, заложенный Яковом Жигаловым в XVIII веке, мы остановились у родника. Вода из него стекала в желобок, с любовью сооружённый заботливым человеком, и дальше вниз падала на камни, вращая лопасти, сделанные из консервной банки.
- За водой будем ходить на «Баночную ГЭС», - сразу же сострил Серёга.
За ночь погода переменилась. Заморосил дождь, который и преподнёс нам неприятный сюрприз на Берёзовом перевале.
А ведь подъём-то на него, с тангенсом угла наклона тракта меньше 10%, не предвещал ничего плохого.
Но нет! Глиняное покрытие дороги, смоченное дождём, плотным слоем наматывалось на колёса велосипедов, быстро забивая ходовую часть.
Пошли пешком. Тот же эффект. Облегчили машины, переместив рюкзаки с велосипедов за спину. Теперь и на ногах «гири» - глина. Каждый вооружился палкой, с помощью которой очищал ходовую часть велосипедов и ноги от налипшей почвы. Метров десять велосипед удавалось везти. Но за эти метры вес велосипеда увеличивался почти вдвое, и его приходилось нести.
Обочины тоже были непроходимы: завалены выкорчеванными корнями деревьев и ветками.
- Давайте подождём, пока дождь пройдёт, - поступило предложение от нашей единственной женщины, доктора Аллы.
- А сколько же ждать? Смотрите, всё небо затянуло, - не согласился с предложением Лерыч. – Пойдёмте потихоньку с остановками. А Алле поможем.
И мы поползли в гору. Неся на себе поочерёдно сначала велосипед с подсумками метров на 50, потом рюкзак. Туда-сюда. Туда-сюда. Вверх-вниз. Вверх-вниз. И так бесчисленное множество раз. Во время отдыха все вглядывались вдаль в надежде увидеть машину. Но её, как назло, не было.
Наконец, попалась часть обочины, не заваленная буреломом. С надеждой на лучший путь мы перебрались с тракта в высокую траву и, довольные, повезли велосипеды. Даже поваленные деревья, через которые мы карабкались как муравьи, нам в тягость не показались.
Людям мы обрадовались так же, как Робинзон Крузо на необитаемом острове обрадовался кораблю. Это были косцы из Балыхты, приехавшие на «Москвиче», модной, видимо, в этих краях машине, удивлённо смотревшие на нас, как на инопланетян.
- До деревни десять километров. Спешите. Магазин скоро закроется.
- А какая дальше дорога?
- Такая же. Перед деревней небольшой Ивановский перевал.
Несколько километров везли велосипеды по скошенному лугу. А затем опять пошла труднопреодолимая глина. Правда, мы уже спускались в долину. И чем ниже спускались, тем суше становилась дорога. А вот и мостик через небольшую речушку. На карте это Тыпта. И если большая Ангара впадает в Енисей, то маленькая Тыпта впадает уже в реку Илгу, а та - в Лену. Мы пересекли водораздел, проходящий по Среднесибирскому плоскогорью с юга на север.
С каким удовольствием в этой милой Тыпте, как будто бы в прачечной самообслуживания, мы отмывали велосипеды, снаряжение и самих себя!
- Парни, магазин скоро закроется. Еду вперёд, - предупредил я ребят и прибавил скорости.
Но, как не спешил, всё равно не успел. Магазин уже был закрыт. Продавщицу нагнал на дороге, но открыть магазин женщина категорически отказалась. Видимо, косцы знали её характер, когда предлагали нам поспешить. С таким равнодушием в Сибири я столкнулся впервые и сильно расстроился.
Увидев на обочине два пенька, каждый из которых был свыше двух метров в диаметре, сел и стал ждать ребят. Но моё ожидание нарушили местные ребятишки. Слышу, говорят:
- Велосипед со скоростями. Гоночный. А как переключаются скорости? Давай спросим?
Я им всё показал и рассказал, а затем поведал про закрытый магазин.
- Ребята, может, подскажете, у кого можно купить хлеба с молоком?
И вот! Одни мальчишки принёс хлеб, другие - трёхлитровые банки простокваши и молока, а девочка Люба Алексеенко, которая писала мне потом «как пролитит (пролетит) её жизнь в школе», принесла с десяток засоленных хариусов.
Наградив всех интернатовских ребят владимирскими значками, развернул географическую карту Иркутской области, на которой они увидели и свою деревню Балыхту. Пока мы разглядывали чертёж, нас окружили собаки самых разных расцветок и жадными глазами смотрели на принесённый ребятами хлеб.
Каждые пять минут кто-то из мальчишек бегал к повороту посмотреть, не едет ли остальная группа.
- Едут! - Закричал рыженький парнишка.
На обочине тракта моих друзей встречала расстеленная клеёнка, на которой аппетитно лежали хариусы, молоко, простокваша, порезанный хлеб, и эта красивая с ромашками ткань смотрелась не хуже стола в Московском ресторане «Славянский базар» (там мы женили одного из наших путешественников). А прикормленные и подобревшие собаки с радостным лаем бежали навстречу уставшим велосипедистам.
В произведении использованы фрагменты статьи Е.Трифонова «И о братских могилах помни. Братская ГЭС!», опубликованной в общественно-политическом журнале «Историк» и статьи Ю.Улыбиной "Дом Сталина выставлен на продажу", опубликованной на сайте "Байкал инфо".