Сказки фея Ерофея 65

Дориан Грей
Глава 65. «A la guerre comme ; la guerre» и «Despacito»

Майя уже давно жила отдельно – какие-то дальние родственники Маши сдали ей квартиру по дешевке, и юная особа ринулась во все прелести студенческой жизни. Ее бойфренды меняли друг друга в каком-то замысловатом порядке, не по очереди, а вперемежку. Появлялись новые, возвращались прежние. Как говорят, старые друзья становились новыми любовниками, а старые любовники – новыми друзьями. И, конечно же, Маша никак не могла не узреть в поведении дочери порочную отцовскую наследственность.
- Узнаешь себя в ее возрасте? – сверкала Маша глазами в сторону Антона. И с удовольствием выслушивала подробности из жизни очередного фаворита за «женскими посиделками» с дочерью.
Но путешествовать Маше теперь приходилось одной. Иногда с подругами, но чаще – одной, потому как не у всех подруг были такие щедрые мужья. Маша даже попыталась завести новых подруг, но не все женщины, как оказалось, разделяли страсть к «миромотанию», потому как не все женщины, как оказалось, читали исповеди, данные за пять минут до физической смерти людьми, к которым удачно и вовремя заскочили в гости социологи.
В общем, Маше приходилось путешествовать одной. В одном из таких путешествий Маша устала от одиночества и раскрыла все свои сорокалетние тайны страстному испанцу. Уже на следующий день испанец повез Машу к себе домой, в маленький городок под Барселоной – знакомить (как выяснилось уже на месте) со своей женой. Улыбчивые, милые супруги давно искали партнеров для свингерских встреч. Они по-доброму опоили Машу испанским вином «de casa», что значит – домашним, и уложили на ковер прямо в гостиной. Отступать все равно было некуда, да и не хотелось. То, о чем уже не говорят в Европе и еще не говорят у нас, свидетельствует вовсе не об отставании в технике отношений, а той самой разнице в менталитетах. Да хранят эту разницу как можно дольше силы природы и боги общества!
Нельзя сказать, что ощущения были новыми. Как любая уважающая себя студентка, Маша пару раз принимала участие в групповушках. Но теперь процесс был наполнен опытом, проникал сквозь неожиданные открытые чакры и погружал душу и тело в неведомые глубины.
Вряд ли Маша свершила некий свингерский каминг-аут и полюбила всей душой «это дело», но испанец был действительно хорош. Уже через месяц милые иностранцы посетили Машу в ее, а значит, и в Антона доме. Совершили, так сказать, визит вежливости. Тут уж Антон стал заложником обстоятельств.
Поначалу Антон удивился – жена вышла вовне в сексуальных деяниях своих. Вовне из семьи. Изменой никто из разумных человеков действия сексуального характера уже давно не называет. Что естественно, как говориться… Это тебе не присяге изменить, не погоны сорвать, не государственную тайну потенциальному партнеру выдать. Но, согласитесь, это и не просто в магазин за хлебом сходить. Жена все-таки, свое, родное. А тут такие новости!
Так что взыграло мужское, исконное, собственническое. Всплыли в памяти все эти народные прибаутки, типа: когда чпокаю я, то чпокаем мы, а когда чпокают тебя, то чпокают нас. Мужчину из мужчины не вытравишь, даже если он баба. Антон же бабой ну никак не был.
Но удивление набежало прибрежной волной и схлынуло в глубины сознания. Осталось другое, опять-таки, мужское качество – интерес ко всему новому. Ну, как новому… Антон и ранее в подобных экспериментах принимал участие неоднократно, просто впервые это случилось с супругой.  «А почему нет?» - решил Антон и оказался прав: супружеские отношения напитались новой страстью и вдруг вспыхнули, как пламя в остывшем уже камине. Стали появляться другие партнеры, иностранцы и соотечественники. Дело стало привычным, перешло, так сказать, в механическую фазу. И - наскучило.
В какой-то момент Антон понял, что ему не хватает простого человеческого общения. Он уже давно не понимал, по какому именно лучу несет его Жракон. Не считал. Он даже не понимал, в какую сторону летит его жизнь. Мечта… Венера… Эти стратегические цели с каждым годом, с каждым лучом становились все более размытыми, неопределенными. А пока Антону просто не хватало общения. Антон стал звонить.
Когда тебе за сорок, потребность в друге ощущается просто-таки на физическом уровне. Если ты, конечно, не олигофрен с абонементом к психоаналитику. Друг нужен. Но как раз после сорока друзей-то уже и нет. Антон это понимал, но надежда всегда борется до последнего с очевидным.
Женщин Антон в друзья не записывал. Как можно дружить с женщиной, если ты мужчина? Либо ты испытываешь к ней влечение, либо не испытываешь. Если влечение есть, то какая же это, на фиг, дружба? Так и геев можно друзьями называть. Этакие друзья-междусобойчики. А если влечения не испытываешь, то как бы и вся необходимость в общении пропадает. Уж лучше пойти выпить пива с товарищем, пусть и не другом. Вопрос, конечно, спорный. Каждый решает его для себя особенным образом. Антон решил именно так. В общем, не можешь любить – сиди и дружи, а женщин Антон любил всей душой.
Новые знакомые у Антона появились – в связи со сменой поля деятельности. Особенно в коллективе канала «Nestor de Liver!» Антон был рад общению с двумя аналитиками: иронично-язвительным Павлом Стрельцовым и мрачноватым, но импонирующе-принципиальным Максимом Зурабовым. Эти двое были лет на шесть-семь старше Антона. Некогда и Павел, и Максим были учениками Нестора Ивановича в бытность отца школьным учителем. Так же как и прима-ведущая культурно-аналитического канала Елизавета Зурабова, в девичестве Довгая. Именно поэтому Антон находил в разговорах с Павлом, Максимом и Елизаветой много общих тем. Словно камертон резонировал на правильно настроенную струну. Редкое и ценное чувство.
Антон, Павел и Максим читали в детстве одни и те же книги (Антон с гордостью понимал, что он читал больше); смотрели одни и те же фильмы (тут Антон проигрывал); одинаково терпеть не могли футбол (как и все, кто работает в сфере масскульта и хоть поверхностно понимает сущность массовых явлений). Они даже – что редкость в наше беспокойное время – придерживались одних и тех же политических взглядов и признавали, например, что две пирамиды, недавно перенесенные из Египта в Ливийско-Сирийский автономный округ и расширившие экспозицию Пальмирского краеведческого музея, не чьи-нибудь, а таки наши!
Были ли они друзьями? Атосом, Портосом и Арамисом? Нет. Не были. Их связывали теплые коллегиальные отношения. Портос и Арамис не забывали, кем их Атос приходится капитану де Тервилю (не по книге, а в жизни). Быть сыном директора – ко многому обязывающее бремя.
Дружба прорастает с юных лет. Из юных лет в наследство Антону достались Юрка и Денис. Начал Антон с Дениса. Трижды (ох, уж эта надежда!) прослушав доброжелательно-безличное «Набранный Вами номер не действителен», Антон стер эту комбинацию цифр из памяти телефона. Окончательно вычеркнул из жизни Дениску, его номер, одолженные ему деньги и всю «дружбу» целиком.
Юрка, напротив, ответил мгновенно, после первого же гудка – будто ждал. Говорили долго, молчали долго, многократно подтверждали необходимость скорой встречи, гарантировали друг другу литры совместно выпитого в будущем, дистанционно несколько раз сказали «жму руку, дружище». И потом два чужих человека дали отбой телефонному разговору. Два чужих, далеких, живущих каждый своей жизнью человека.
В тот же день Антон пошел в полиграфическую контору и заказал червленьем на патиновой, зеленоватой бронзе цитату из стихотворения Юрия Евгеньевича Ряшенцева «Когда твой друг в крови»:

На волоске судьба твоя,
Враги полны отваги,
Но, слава Богу, есть друзья
И, слава Богу, у друзей есть шпаги.

Бронзовую табличку Антон самолично навесил на дюбель в гостиной. На молчаливый вопрос жены не ответил. Вечером пошел в «Варяк» и напился в хлам. Без ансамбля. Сам, бля. Один, бля.
Вместе с похмельем запоздало приползла ревность. Именно Ревность стала собеседником Антона в это хмурое утро. Беседовал с Ревностью Антон точно так же, как некогда беседовал с Мурмышкой. Внутренний диалог состоял из образов, обрывков мыслей и воспоминаний, каких-то внешних жестов, совершенно нелепых для редких посетителей пивной, но абсолютно необходимых, чтобы сегментировать этот интенсивный поток беседы с Ревностью.
Перво-наперво Ревность почему-то напомнила Антону не о Маше - о Марине. Так и сказала:
- Марину помнишь? – Антон кивнул. – Как она там со Львом Моисеевичем? – продолжила Ревность. – Представляешь, как Шило ей свое шило загоняет во все… - Антон прервал жестом поднятой ладони. – Загоняет-загоняет! – зловредно настаивала Ревность. Антон потряс головой и заказал еще пива. – Тогда вспомни про Машу, - переключилась Ревность и зажигательно запела «Despacito» с пуэрториканским акцентом. – Как думаешь, стены какого лабиринта собирался расписать этот ее Луис? И главное – чем?
Антон стукнул кулаком по дубовой столешнице. Тамара из-за барной стойки посмотрела на посетителя со значением. Пора было перебираться из приличной пивной куда-нибудь в такие места, о которых Олег Митяев поет:
 
…А я в различных точках, именующихся дном.
Впрочем, если пить, то нету разницы уже.

Тем более Жракон по-летнему подсвечивал проем входной двери, как бы намекая, указуя дальнейший путь. В конце концов, лето – это действительно маленькая жизнь. Сколько там ее осталось?