Однажды зимой, бродя по берегу штурмующего моря, Один заметил недалеко от берега лодку с оборванными парусами, а в лодке двух мальчишек. Они мужественно боролись с волнами, но стихия побеждала. Надежды на спасения не было, но мальчишки не сдавались и не плакали, они, сыновья вождя-викинга, готовы были встретить смерть с открытыми глазами и сжатым ртом. И когда уже прибой, подхватив лодку, собирался с силой швырнуть её на прибрежные скалы, на лодку вдруг спустились два огромных ворона и на крыльях вынесли лодку на берег.
На берегу стоял высокий человек в синем плаще и старой шляпе, надвинутой на один глаз. Человек привёл ребят в хижину, и там жили они до весны. Старшего звали Агнар, и было ему десять лет, а младшему Гейррёду – восемь. Хозяин привязался к младшему, который показался ему более мужественным, несмотря на юные годы. Он был отчаянно смел, грезил о сражениях и победах. Старший же брат был мечтателем.
И вот, когда наступила весна, хозяин дал мальчикам лодку и на прощанье сказал младшему: «Ты будешь вождём, Гейррёд! Знай, я – Один!»
По его слову ветер надул парус, и не успели мальчишки проголодаться, как замаячил перед глазами родной берег.
Окрылённый словами Одина, Гейррёд уже давно поглядывал на брата, и в его сердце разгоралась вражда к нему. Конечно, когда-нибудь он станет вождём, как обещает Один, но прежде вождём их племени суждено стать брату. По праву старшего. И случится это только после смерти их отца. Как долго ему ждать!
Гейррёд весь кипел от возбуждения. Тяжёлое испытание приготовил ему старик. А может, он хотел, чтобы Гейррёд силой захватил себе право быть вождём? Конечно же! Он говорил, что миром правят сильнейшие! А он сильнее старшего брата, и значит…
Не успела лодка коснуться причала, как Гейррёд выскочил на землю и, сорвав с мачты парус, с силой оттолкнул лодку со старшим братом от берега. Прибрежная волна подхватила лодку и, отхлынув, быстро понесла обратно в море. Мальчик слышал крик брата, но вместо ужаса от содеянного сердце его наполнялось ликованием, словно он только что поразил смертельного врага.
Недолго пришлось Гейррёду ждать обещанной Одином власти. Однажды вернулся из похода смертельно раненный отец. И сердце Гейррёда снова возликовало – сбывалось предсказание Одина! После смерти отца юный Гейррёд стал вождём своего северного народа. Он был отважным воином, не знал страха и усталости, но был коварным и жестоким и не ведал пощады. После его набегов не оставалось живых в прибрежных селениях, и его суда возвращались, гружённые захваченным добром и рабами.
И не было порока, которому бы не предавался гордый вождь, облечённый властью и пресыщенный богатством.
Непрозорливым оказался Один, ошибся в мальчике, покорившем его сердце юным бесстрашием, за которым он не разглядел бессердечие и гордыню. Спустя много лет он собственными страданиями искупил свою ошибку.
Когда вождю Гейррёду привели одноглазого бродягу с длинной седой бородой, задержанному у ворот его владений, он не узнал в нём старика, спасшего в море погибавших мальчишек. Но вид бродяги в синем плаще и старой шляпе, надвинутой на лоб, не понравился ему. Он не любил старость и презирал бедность.
«Это, наверное, колдун, – сказали слуги. – Собаки не лают на него, они ластятся к его ногам».
И действительно, огромные псы, натасканные на охрану владений вождя, вечно голодные и злые, скуля, словно щенки, на животе подползали к старику и лизали ему ноги.
Нечистая совесть всегда рождает подозрительность. Гейррёд не боялся колдунов, с которыми жестоко расправлялся, но опасался лазутчиков врага. Поэтому велел связать старику руки и допросить его.
Но старик не желал разговаривать. Он молча смотрел на вождя одним глазом, и от этого взгляда Гейррёду становилось не по себе. В ушах начинали звучать стоны и плач, лязг мечей и крики умирающих. Свет в глазах мерк и расплывался огненными кругами. Может, это кровь невинно убиенных женщин и детей застилала его разум, а может, это был пьяный угар, но тупая злоба овладела им. Если колдун таким образом хочет заморочить ему голову, то он пожалеет об этом! И он велел посадить старика между двумя пылающими очагами и не давать ему ни еды, ни питья до тех пор, пока тот не заговорит.
Эта была страшная пытка. Человек не смог бы выдержать её. Гейррёд только диву давался, что незнакомец день за днём оставался живым. И злился всё больше.
Так продолжалось девять дней. Всё это время тело Одина оставалось прикованным к пылающим очагам, а мысль Одина и его внутренний взор блуждали по запредельным мирам. Проникая в подсознание Гейррёда, в самые его тайники, Один узнавал то, о чём тот предпочел бы забыть.
Девять дней ожидал Один, что проснётся сострадание в сердце Гейррёда. Напрасно ждал.
«Что-то зажился колдун, – злобствовал Гейррёд, – а ну-ка, поддайте огня!»
Поднял тогда Один голову. Упали с него оковы, встал он на ноги. Высокий старик в старом синем плаще, нетронутом огнём, в шляпе, надвинутой на лоб и сверкающим единственным глазом. И всё вокруг замерло. Никто не смел пошевелиться и вымолвить слово. Поднял старик руку и запел. Он пел о бурном море и утлой лодке с двумя детьми. О светлом Асгарде и Вальгалле, стены которой построены из копей, а крыша из щитов. О павших воинах-героях, удел которых – вечная слава.
И тогда прозрел Гейррёд, словно спала с него пелена, порождённая нечестивой жизнью. И вскочил он, чтобы броситься к старику и просить прощенья. Но меч, лежавший у него на коленях острием вверх, вдруг упал, и Гейррёд, по-качнувшись, рухнул прямо на острие.
После его смерти вождём стал маленький сын Гейррёда, которого лицемер, изображая скорбь, назвал в честь погубленного брата Агнаром. Он был единственным, кто жалел пленного старика, хотя и не смел помочь ему, только молил богов о его спасении.
Агнар стал верным воином Одина. Как при жизни, так и после смерти. Только отважных и честных воинов, павших в бою, брал Один в свои небесные чертоги. Их приносили на своих конях отважные дочери Одина – валькирии. Удел же негодяев и трусов был жалок: им предстояло вечно бродить в мрачных подземельях преисподней.