Начало главы 2Б. С бодрым утречком!
За болью - даль, за далью - дым...
А ты глядишь, не отрываясь,
Как свет летит, переливаясь
На уходящие следы
Неразразившейся беды...
Е. Фролова
Утром, продрав глазёнки, я обнаружил Лину уже не спящей. Она лежала и с непередаваемой тоской в милых серых очах взирала, как я, довольно урча, потягиваюсь.
–Давно наблюдаешь? – улыбнулся я и погладил новоиспечённую жену по щеке, провёл пальцем по кончику её носа.
–Серёжа, мне сон жуткий приснился. Я аж в слезах вскочила, и уснуть больше не могла.
–Прям, жуткий? Кошмарный? По Стивену Кингу? Или с улицы Вязов?
Она не оценила моего сарказма:
–Словами не передать! Представляешь, стою я где–то посреди леса, вокруг туман сказочный. Словно молоко разлили. Густой–густой. Я в жизни подобной хмари не видала. До деревьев рукой подать, а стволы почти не различимы. И делаю шаг, другой, иду шажками непонятно куда, еле двигаюсь. И тут внезапно ты меня звать начинаешь. Кричишь отчаянно: «Лина, Лина! Не молчи! Почему ты меня оставила?». И дальше в таком же духе. Я на эхо кидаюсь, а бежать – не бежится, кругом заросли, трава высоченная, пелена, и ничего не разобрать…. Ответить тебе – голоса не хватает. Пробую откликнуться, и не получается ни звука выдавить. Сиплю, будто немая. Не в силах предупредить, отозваться, что я здесь, рядом совсем. В одну сторону бросаюсь, во вторую, мечусь. Потом щелчок резкий, ветка обломилась, или выстрелил кто. И ты замолчал. Я на треск пробираюсь, медленно–медленно, а там неожиданно пропасть беспредельная, чуть не оступилась в неё. Внизу белизна сплошная курится, закипает. А на краю сосна сухая лежит, ветром поваленная. Отломала я от неё прутик, и с обрыва отпустила, думала поглядеть, как он кружиться станет. А он мгновенно в дымке растворился. Втянула его мгла. И тишина. Ни птиц, ни дуновения ветерка не слыхать. Ватой бездну обернули. Вот я проснулась, расплакалась, и на тебя смотрела. Знаешь, страшно было бы тебя потерять…. К чему бы этот морок?
–Ерунда бессмысленная! Иногда сон, это просто сон. К тому же, мы вчера до упора разной дребедени навидались и наслушались. Подсознание и взбунтовалось. Забудь, Лин. Пока мы вместе, никто нас не одолеет.
–«Пока мы вместе…» – эхом повторила Лина и прижалась ко мне, щекоча мою шею ресницами.
–Ты ведь понимаешь, случись что, я один не выживу. В живых, может, останусь, а живым не буду.
Продолжительный и тревожный звонок в дверь не позволил нам полежать, обнимаясь, хотя бы пару минут. Лина вздрогнула, и села на краю постели, протянув руку за платьем.
–Это – мама, – с отчаянием прошептала она.
–Ну, сейчас Наталья Васильевна объяснит, где кузькина мать раков зимует! Держись, Лин, держись, милая.
Я накинул рубашку, натянул брюки и побежал умываться.
Из дневника Сергея Максимова.
16.07.
…Тут, напоминая разъярённую фурию, ворвалась Н.В. И понеслось оно по трубам! Покуда хватало терпения и выдержки, я, играя желваками, выслушивал её матюги.
Она завела уже знакомую, по вчерашней опере, арию: 1. Мои родственнички и я сам – алкоголики; 2. У меня – дурная наследственность. 3. Мои брат и мамаша не должны переступать порога её квартиры. 4. Тёща не уйдёт отсюда, а возьмётся меня контролировать, иначе я сопьюсь, и научу пить Лину, и та бросит учёбу, а я лишусь работы, и нас увезут в «дурку» лечить от алкоголизма. А хату мы, естественно, пропьём и превратимся в грязных вонючих бомжей 5. Лучший вариант, – если Лина в ближайшее время подаст на развод, а я ради неё обязан её заявление подписать и ни на что не претендовать.
Молчал, стонал мысленно. Лина, обхватив меня, рыдала. Её невероятно жаль, она происходящего не заслужила ни в малейшей степени. Крепился я исключительно из-за Лины, чтобы ей не стало ещё хуже. Не будь её здесь, наверное, схватил бы первую попавшуюся вещичку и запустил в ораторшу.
Не находя иного выхода, решил смыться на Кировку. А Лине хотелось посмотреть выпуск «Русского лото», у неё завалялся билет, и она надеялась на победу. Впрочем, откуда выигрышу появиться, кругом – сплошной проигрыш, почти по всем позициям.
Перед отъездом вернул соседям стол и стулья, сбегал на рынок за продуктами.
Совсем некстати подскочило давление.
Я обещал в 14:00 вернуться, но ехать к ним и выслушивать в сотый раз тезисы доклада «Моя дочь вышла за ничтожество», не прельщало. Рассчитывал понаблюдать за обстановкой с Кировки.
… на КРТ Владлен с супругой, синие и трясущиеся от принятого на грудь намедни, лишь собирались в дорогу. Отвесив им низкий поклон, я поблагодарил за то, что они для нас с Линой вчера сделали.
Мать вообще не ночевала дома, они потеряли её по пути. Где, когда, – не ведали. Хмыри и не помнили, каким чудом до Кировки – то добрались.
И ничего, ни крошечного, даже фальшивого, раскаяния. Они отчалили, не попрощавшись и не извинившись за устроенный ими накануне дебош…
Уговорился с бабулей, если приедет Лина, сообщим, будто она, бабушка, прихворнула, и я не могу бросить её одну.
Лина позвонила в 16:00 и, узнав причину моей задержки, пообещала немедленно примчаться.
Родственнички её не преминули поизгаляться, похохатывая, якобы, баб Катя на свадьбе нажралась, оттого и заболела.
Вслед за Линой, на пороге, словно Мефистофель, неожиданно вырос Туров. Он привёз цветы, подарки, поздравления и восторженные рассказы о путешествии, из коих запомнилось немного, в частности, факт Пашкиного знакомства с «потрясающей женщиной».
Скрывая слегка припухшие заплаканные красные глаза, Лина нацепила больше тёмные очки и чем–то напоминала черепаху Тортиллу. Я обнял её, но стоило мне попытаться успокоить любимую, она опять заплакала навзрыд, нисколько не стесняясь присутствующих.
Лина, проплакавшись, несколько приободрилась, я разогрел на плите чайник, и мы попили чай с тортом. В 18:30 отправились гулять на реку. Туров заливался соловьём о поездке.
Спустя полтора часа, безо всякого желания отважились навестить Юриных.
Предварительно заглянули к Лининой бабке, дабы умилостивить тёщу. Но Натальи Васильевны там не оказалось, она находилась у нас. Душевную компанию ей составлял Алик Мингазович. При моём появлении, он, не здороваясь, побагровев от ярости, выскочил из помещения, хлобыстнув дверью. Я, пусть и не разговаривал ни с кем, но, будучи воспитанным человеком, поприветствовал было в его лице новоявленную родню, однако ответа ожидаемо не удостоился.
Только мы осторожненько, шепчась, пристроились на кухоньке поужинать, Н.В. завела тридцатую вариацию двадцать пятого с половиной выступления с черновым заголовком: «Я – миледи, а остальные – пассивные мужеложцы». Лина вновь разрыдалась, а я, напоив её валерьянкой, усилием воли смирил порыв подняться, швырнуть в Наталью Васильевну ложку, выкинуть им ключ и уехать.
Весь вечер Лина потихоньку плакала в подушку, а я сидел рядом с ней и гладил её, утешая, шепча ласковые слова, пытаясь убедить, что всё скоро наладится…
Так прошёл первый день семейной жизни...
–Сергей, хочешь, чтобы нас никто не унижал, не командовал, не высасывал душу, – ищи комнату. Неважно, в плохом или хорошем районе, за сколько. Ищи. Мама от нас не отстанет, и жить спокойно не даст. А деваться – некуда, – убеждала меня Лина, едва мы улеглись спать.
Я и сам чувствовал, – стальная бульдожья хватка Натальи Васильевны не отпустит наши глотки, пока мы не подчинимся ей окончательно.
–Лин. Всегда можно перебраться на Кировку. Хоть завтра. Иное дело – твоя маман. Она непременно станет наезжать со скандалами. Получится, – я препятствую жене закончить обучение. Да и на работу тебе добираться далековато.
–Видишь. Значит, она не должна знать наш адрес.
Перед тем, как погрузиться в тревожный сон, я решил с завтрашнего дня начать поиски съёмного жилья.
Другие произведения автора: https://ridero.ru/books/pisma_don_kikhota/