В вагон электрички Александров – Ярославский вокзал вошёл бомж. То, что это был бомж, с некоторый пор мы все стали распознавать с первого взгляда. И запаха тоже. Что-то такое вонючее, грязное, в отрепье, с небритым одутловатым лицом. Распознаем и по поведению тоже безошибочно. Как бы на рожон он не лезет, но и не скрывает свою независимость и отстраненность от мира всех прочих, кто окружает его. В этом поведении есть одновременно какая-то странная смесь стеснительности и вызова. Вызова ко всем тем, кто вокруг. И в этом вызове присутствует изрядная и столь необходимая для него доля самозащиты. Это нечто выпавшее из привычного нам мира, отпавшее от него по своей или чужой злой воле.
Бомж сел рядом с дверью наискосок через проход от меня. Сидел долго неподвижно, устремив взгляд в глубь вагона. Он был нетрезв. И это тоже было заметно. Ну не так, чтоб уж совсем, то есть на ногах он держался. Но походка его была очень нетвёрдой. Хотя, как сказать, вот таким вот нетвёрдым шагом он по всей видимости уже давно шёл по жизни.
Сидел он тихо. Вот только двое пассажиров сидевших напротив него, поспешили перейти на другие свободные лавки. Нет, их не устрашил не столько вид бомжа, сколько запах, исходящий от этого человекоподобного существа. Запах потовых выделений давно немытого тела, пропитавший, кажется, не только одежды но и всё его существо. Мне часто приходиться ездить на метро. И вижу в вагонах эти странные существа. Они все пахнут одинаково. Невозможно ошибиться. И потому никогда не сажусь рядом. Да и не только я. Надо быть уж очень невосприимчивым или полностью лишённым обоняния, чтобы отважиться на подобное соседство.
Вот так сидел этот расхристанный дядька и сидел, ни к кому не приставая и не задирая никого. И вполне ожидаемо не искал он по пьяни общения тоже ни с кем. Этим лицам в хорошем подпитии непременно нужно общение. Очень нужно. Просто жизненно необходимо. Невозможно жить, будучи погруженным только в самого себя во всём своём уже привычном поганом состояние. Душа требует выхода. А выход один. Или общение с себе подобными, либо приставать со своими разговорами к первому встречному, или вот как сегодня к соседям по лавке в электричке.
Я отвёл от него глаза и стал смотреть в окно. Вот уже и Мытищи проехали. Скоро моя станция Лосиноостровская. И вдруг в уши вдарил грубый хриплый вопль. Голова моя дёрнулась в его сторону. Это был не вопль. Это была песня, похожая на стон. Почему-то все пьяницы поют одними и те же голосами. То есть голоса нет и вовсе. А есть что-то рвущееся из глотки на разрыв. Пьяное откровение во всём упоении самодовольства самим собой. О чём он пел, я так и не понял. Пел вкладывая всю душу в каждое слово. Со всею искренностью своего сердца. Чуть ли не со слезою на глазах. Пел даже не только для себя, а для всей публике, рассевшейся на лавках длинного вагона.
И действительно, теперь уже все присутствующее в вагоне смотрели от него. И ничего хорошего не ждали. То есть ожидали, что за этим воплем может последовать и ещё что-то более безобразное. И тут дядька поднялся и пошел вдоль вагона, наполняя всё его пространство своей вонью и своим хриплыми мутными звуками. Шёл нетвёрдо, переставляя ноги, хватаясь за металлические ручки деревянных лавок. В брезгливом отвращении сидевшие на лавках отодвигались от него как можно дальше. Так он дошёл до противоположной двери и вышел в тамбур. Вот и все. И все вздохнули с облегчением.
*****
Он ушёл, но в мыслях моих остался на всю оставшуюся дорогу. Вероятно, не только у меня. Очень прочно остался. Я задумался. И тут, не знаю в какой связи, мне припомнилась одна фраза, известная со школьной скамьи всем, сказанная Печериным, который задумался однажды о смысле своего существования:
“Зачем я жил? Для какой цели я родился? А верно, она существовала, и, верно, было мне назначение великое, потому что я чувствую в душе моей силу необъятную»
Держусь того мнения, что тот же вопрос в известное время и годы задаёт себе каждый. Зачем мы живём? Ведь есть же какой-то смысл в нашем существовании. Ведь зачем-то вызвал нас кто-то, Бог или какая другая сила из непостижимого небытия. А если вызвала, то ведь с какой-то целью, с каким то смыслом. Печёрин не нашел ответа. Да и мало кто с уверенностью скажет, что нашёл.
Я думаю, я даже уверен, эти же вопросы задавало себе в пору далёкой юности и это богомерзкое существо в пригородной электричке. Ведь не всю же свою жизнь был он таким пьяным, наглым и небритым. И он тоже был ведь рожден от земной женщины, которую он называл мамой. И, судя по его годам, когда-то давно ходил он в школу в пионерском галстуке. Брошенных детей в те времена не существовало. Сидел за партой и постигал земные науки. Географию с историей и прочее. Может быть и у него тоже, как он думал, было предназначение высокое. И любил же в жизни он кого-то. И сам тоже, весьма вероятно, был любим. Как, с какого времени произошла с ним такая перемена, превратившая его из человека в скота. Да, даже ещё и хуже, чем в скота. Потому как скот – он и есть скот.Какой с него спрос. Ни души, ни разума. А у этого что-то ещё от того и другого осталось в сознании.
Нам легко судить в нашем неприятии этой страшной и жуткой карикатуры на человека. Скажут, что вот так обстоятельства жизни сложились, которые сбросили его на дно. И случиться подобное могло бы с каждым из нас.От сумы, да от тюрьмы не зарекайся, утверждает народная мудрость. А она всё знает.
Вспомним пьесу «На дне». Среди обитателей ночлежки был там и один барон. Настоящий барон. Оставил он далеко в прошлом сотни крепостных, кареты с гербами, кофе со сливками. Был дом в Москве и дом в Петербурге. А что теперь? Теперь ночлежка на Хитровке, нищий, жалкий сутенёр. Кто ж в этом виноват?
Тут ведь вопрос: Ты ли хозяин судьбы, или сама судьба так вот распоряжается нами. Она и возносит, и она же сбрасывает до уровня ниже некуда. Но тут же и другой вопрос. А сознание-то нам зачем дано? А ум и разум зачем? А душа нам зачем, которая велит жить по всем известным заповедям? А мужество и сила воли противостоять всем ударам судьбы! Зачем нам всё это?
А тут из глубин памяти проявилось так кстати еще одно размышление. «Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен богу – разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего!» Это слова Гамлета.
И вот эта «краса вселенной» шествует вдоль вагона, пьяно горланя что-то невразумительное, и испуская тошнотворную вонь. И в душе моей как-то странно рождается одновременно и злость, и сострадание к бомжу. Как он посмел утратить это свое человеческое предназначение. Пусть слаб человек, но не до такой же степени, чтобы и вовсе перестать быть человеком. Как он посмел не задуматься о той великой удаче, дарованной всевышним, позволившего ему явиться в этот мир. Почему он бездумно растратил весь духовный капитал, накопленный всеми предшествующими человеческими поколениями.
Я как-то снова некстати вспомнил в тему моих размышлений, не удивляйтесь, один мультфильм. Всеми известный и любимый мультфильм со всеми его чудными песнями. Лихой парень с гитарой в руке увозит из дворца принцессу. У него любовь и счастье. И у легкомысленной принцессы, не знающей жизни вне дворца, тоже любовь. Кто и что может противостоять ей. И парень в упоении вот что поёт своей возлюбленной:
Наш ковер - цветочная поляна
Наши стены - сосны-великаны
Наша крыша - небо голубое
Наше счастье - жить такой судьбою.
И кроме этого счастья молодцу со всеми его бременскими музыкантами нечего предложить юному созданию. И она согласна во всём своем романтическом увлечении. Только на долго хватит ей этого рая в шалаше под голубым небом в самом что ни на есть прямом смысле. Спустимся с небес и поймём, что наш лихой сердцеед предлагает девушке стать бомжихой. Такую судьбу он ей предлагает.
Бог создал человека по образу и подобию своему. Это что же приучается. Эта пьяная рожа, потерявшее образ человека и есть нечто созданное по образу и подобию создателя всего сущего. Как же так получилось, что это творение божие превратилось в оскорбительную насмешку над самим собой.
Но ведь и жалость к нему тоже есть. А кто призывал нас проявлять милость ко всем падшим? Нет этой жалости и милости - и ты тоже утрачиваешь в себе человеческое. А он, этот бомж! Почему он орёт, идя,
спотыкаясь, в проходе между лавками. А он этим самым хочет сказать, что он тоже существует, пусть он и есть таков, как есть. Что он присутствует в этом мире. Что он не хочет исчезать из него. Не хочет умирать. Он заявляет о себе таким вот безобразным образом. Иным уже не умеет.
Вот в таком настроении я доехал до Лосиноостровской и вышел из вагона.