Все произошло согласно посмертной воле Астахова; тело кремировали, а поминки устроили на его подмосковной даче, пригласив на них всех, кто пожелает придти, кроме его последнего начальника – Сикиляева, с которым Астахов еще надеялся поквитаться на том свете, раз не получилось на этом.
Старая дача Астахова подошла для такого мероприятия идеально: здесь имелась большая зала (40 квадратных метров), и кухня с сетевым газом. Хотя пол в одном из углов залы основательно прогнил (разрушенное место огородили матерчатой ширмой дореволюционного происхождения), оставшегося пространства, как и необходимой мебели, с лихвой хватило для присутствовавших двенадцати человек; здесь имелись два раздвижных обеденных стола, приобретенных в 60-х, диван 1938 года, дубовое кресло начала XX века с высокой спинкой и жестким сидением, обитым дермантином, два плетеных кресла 1940-го, полдюжины венских стульев различного дизайна и разных лет, и множество трехногих табуретов эпохи Брежнева. В создании общей атмосферы заповедника минувшей эпохи значительную роль играли вещи, стоящие вдоль стен: дубовый сервант 1950-го года со вставками из карельской березы и небольшой остекленной горкой, заполненной пустыми банками; книжный шкаф того же периода, забитый книгами и журналами, чьи страницы были частично использованы в качестве материала для благоустройства гнезд многими поколениями местных мышей; два шезлонга, телевизор «Рембрандт» производства ГДР 1955 года, поставленный на холодильник «Саратов» (с термоэлектрическим агрегатом), и фрагмент платяного гардероба 1936 года. Тут и там на глаза попадались более мелкие вещицы, например: ажурная этажерка 1930-х со стоящим на ней кувшином, а в нем - букет «китайских фонариков» - ровесник Миллениума, или самодельный торшер с ножкой из не ошкуренного березового ствола, на который водружен абажур из пластиковых лент, натянутых на проволочный каркас, или мужская голова, тридцать лет назад изготовленная Астаховым в масштабе 1:1 для садовой скульптуры из древесной чурки простым долотом.
Учитывая высокую трудоемкость процессов снятия (и последующей установки обратно) щитов, закрывающих обильное остекление залы, а также их ветхость, их решили оставить на месте; комната освещалась свешивавшейся с высокого потолка 150-ваттной лампой накаливания (теперь таких не делают), размещенной внутри матерчатого абажура оранжевого цвета, отороченного оранжевою же бахромой; она бросала круг яркого света на столы, и сидящих за ним людей, оставляя в сгущавшемся к потолку полумраке высокие стены комнаты, сплошь декорированные висящими вплотную друг к другу этюдами с видами окружающей местности, исполненными дедом Астахова масляными красками.
Стол был сервирован весьма разнообразно: тут были и фарфоровые дореволюционные блюда бабушки Астахова, и довоенные вилки – ножи, тронутые ржавчиной, и фарфоровые чашки сталинской эпохи, и одноразовая посуда, оставшаяся еще от празднования здесь же его пятидесятилетнего юбилея. Но не посудой стол красен, а расставленной на нем едой, и с этим здесь все обстояло отлично: громоздились салаты, распластались селедки, вовсю благоухали мясная гастрономия и маринованные грибочки, желтели сыры, зеленела зелень, пестрели фрукты, отбрасывали блики бутылки с водкой. И лишь полная рюмка, накрытая ломтиком черного хлеба, вносила меланхолическую ноту в симфонию праздничного стола.
Люди, собравшиеся за столом, были самого разного возраста, с преобладанием тех, кто постарше; были и родственники, и соседи по даче, и соученики, и бывшие сослуживцы, но все присутствовавшие были одной разновидности – русские интеллигенты.
Плавно и спокойно потекло застолье, одна за другой произносились поминальные речи; Астахов, представленный в этом собрании фотопортретом, (он был сфотографирован на предприятии «Фантасторий» для доски почета в возрасте 33 года), осененным двумя цветками, и поставленным рядом с пиршественными столами на маленький круглый столик, был весь - внимание.
Вот, что он услышал.
Бойкий женский голос, скороговоркой. По не зависевшим от меня причинам моя жизнь, и жизнь моего деда проходили отдельно друг от друга, и я с ним по-настоящему познакомилась только в последние несколько лет. Что же я могу о нем сказать? Он, был, конечно, козё–- (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас), но умный, деликатный, интеллигентный человек. Для меня он был примером упорства в достижении заданной цели; например, уже в преклонном возрасте он взялся, в дополнение к английскому и французскому, которыми занимался с молодости, за изучение с самых азов немецкого и итальянского языков. На них он прочитал целую уйму книг – очень хороший результат для не гуманитария – это я вам, как филолог, говорю. Мой дед был способным, эрудированным, и интересным человеком – подлинным интеллигентом. Пусть земля ему будет пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Тихий, мягкий женский голос. Мое знакомство с Александром Астаховым, прошедшее через разные этапы, и продолжавшиеся почти всю нашу жизнь, позволило узнать его досконально; конечно, он был осё— (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь и не сейчас), но умный, живой, тонко чувствовавший человек. У него был широкий круг интересов и оригинальный образ мыслей, поэтому с ним было невозможно соскучиться; он всегда носился с какой-нибудь идеей, причем в разное время - с разными. Он фонтанировал энергией; вот только если бы ее приспособить к полезному делу (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь и не сейчас). А сколько он всего знал; он мог говорить, не умолкая, целыми часами, и слушать его было очень интересно, только, подчас, у меня на него не хватало сил (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас). По своей натуре он был художником – мог и нарисовать, и написать; в любом деле он проявлял изобретательность, так как был разносторонне талантлив. Он выделялся в любом окружении, так как был красивым и интересным человеком. Пусть ему земля будет пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Энергичный женский голос. Мы с Александром учились в Университете на одном курсе, но после окончания учебы наши пути разошлись, и, вплоть до нескольких последних лет он не проявил себя особенно ниче— (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас), но неожиданно начал писать, обнаружив литературный талант и широкую эрудицию. Я прочитала все, что им написано, а написал Александр много, даже слишк— (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас), и считаю, что вскоре его ожидает признание, как интересного русского прозаика начала XXI века. Почитайте Астахова; его произведения послужат важным дополнением к его запоминающемуся образу. Пусть земля ему будет пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Громкий мужской голос с простонародной интонацией, торопливо. Мы с вместе Астаховым проработали на «Фантастории» не один десяток лет, и хорошо знали друг друга. Хотя был он немного того (пауза; вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас), но в коллективе Александр был нужным человеком; всем-то он интересовался, и на все-то у него была своя точка зрения, подчас абсур— (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас), но с ним можно было обсудить любую проблему, для разрешения каждой из которых он тотчас же что-нибудь норовил изобрести; как правило, то, что он предлагал, было совершенно неле— (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас), но само обсуждение было всегда полезным. Был он человеком думающим и легким на подъем. Пусть земля ему будет пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Спокойный мужской голос, слегка заикаясь. Мы с Александром Алексеевичем работали на «Фантастории» в самые разные исторические эпохи: от застоя до новой России; относясь к более молодому поколению, чем Астахов, я смог побывать по отношению к нему в самых разных ролях – от молодого специалиста, учащегося у старшего товарища, до его начальника, - правда, это было недолго – до воцарения приснопамятного Сикиляева, который, заметим, был всегда ничтожеством, и во все времена я испытывал по отношению к Астахову истинное уважение, ибо он был человеком высокой профессиональной и общей культуры. Мне вспоминается наша совместная командировка в лабораторию Лоуренса в Беркли, где Александр Алексеевич сделал научный доклад на очень хорошем английском языке. Он совершенно очаровал американцев, и неспроста: был он человеком умным и интеллигентным. Пусть земля будет ему пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Уверенный мужской голос с профессорской интонацией. Мы с Александром с наших юных лет были дачными соседями; профессии у нас были разные, так что наши судьбы почти не соприкасались, но, стоило в разговоре с ним затронуть вопросы культуры, Александр обнаруживал эрудицию, неожиданную для технаря. В последние годы он начал писать; Александр мне дарил экземпляры своих малотиражных книжек, и они стали моим «дачным» чтением; особенно мне нравятся описания его заграничных поездок; они написаны вполне профессионально: если найти спонсоров, их можно было бы издать нормальным тиражом. Интересный был человек Астахов. Пусть земля будет ему пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Тихий женский голос, выдающий представительницу наследственной интеллигенции
Я помню Александра с давних пор, так как он жил в нашем дачном поселке с самого детства. Обращаясь к последним десятилетиям, следует заметить, что на состояние своей дачи он мог бы обратить и побольше внимания (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь, и не сейчас), но он регулярно, каждую неделю в любое время года сюда приезжал, чтобы проследить за порядком. Такая последовательность всегда вызывала большое уважение. Пусть ему земля будет пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Самоуверенный голос молодого человека. Мы познакомились с Александром совсем недавно на выставке современного искусства. Хотя он обнаружил приверженность к довольно странным политическим взглядам (вовремя спохватившись, про себя: нет, не здесь и не сейчас), но произвел впечатление своим интересом к современному искусству и нестандартной его интерпретацией. Я предложил Александру участие в совместном проекте, и он с радостью согласился; мы поработали на славу, и добились успеха, который был во многом обязан эрудиции, вкусу, и обаянию личности Александра. Пусть ему земля будет пухом!
Голоса присутствующих. Только не чокаться!
Когда все речи закончились, посуду быстро собрали, и отнесли на кухню; оттуда еще в течение получаса раздавались женские голоса, потом послышались быстро приблизившиеся шаги, в залу вошли, чтобы выключить электричество, и фотопортрет Астахова, стоявший на круглом столике, остался один-одинешенек в зале, освещенной светом, проникавшим сквозь щели в ветхих щитах, закрывавших окна, затем лязгнул замок входной двери. Вскоре после того, как все закоулки дачи заполнила вязкая тишина, ее вдруг нарушил тихий скрипучий голос старого дома, обращенный к фотопортрету Астахова:
- Тебе не стыдно, что ты меня довел до такого убожества? Фундамент наполовину разрушился, из-за чего я покосился, или тебе на это наплевать? У тебя руки есть? Мало того, что в северо-восточном углу залы пол просвечивает насквозь, теперь он провалился еще и в эркере, а ты его не перестелил, а лишь подправил – этого хватит едва ли на год! Впрочем, теперь о тебе – либо ничего, либо – только хорошее. Нужно признать, что, хотя ты никому ничего хорошего не сделал, но ведь и плохого за тобой тоже не замечено; - дачу не продал, меня не сломал. Теперь, когда тебя нет, - чуют мои старые балки: скоро, очень скоро меня снесут!
Июнь 2018 г.