Время приближалось к полудню. Из-за мощного утреннего стресса и последовавших за ним стремительных событий я вдруг испытала сильное желание поспать. Кое-как поднявшись с кровати, я объявила своим новым подругам, что мне надо сходить умыться, вышла из палаты и поплелась на поиски туалета.
Я так и не успела переодеться утром. Меня доставили в роддом в ночной рубашке, халате и тапочках. И сейчас, вернувшись в палату, я решила переодеться во все свежее. Достав с пола болоньевую сумку, я вытащила из неё сшитый мною ситцевый халатик, ночную рубашку из батиста, купленную у спекулянтов, и новые тапочки, при виде которых Лида, наблюдавшая за мной поверх книжки, негромко охнула. Галя, сидевшая на своей кровати за моей спиной, тут же подскочила и так же, как и Лида, вытаращила глаза на мои, скорее не тапочки, а настоящее произведение искусства.
Лет пять назад я купила у спекулянтов тапочки на полиуретановой подошве. Дорого. И они свою высокую цену оправдали. Носились долго, пока полностью не облысел бархатистый верх. Но выбросить красивую подошву рука не поднялась. Я порылась в своих запасах и нашла несколько лоскутков синего бархата и серебряной парчи. Скроив из бархата заготовки для верха тапок, я приметала к ним лоскутики парчи, на которой карандашом нарисовала орнамент. Потом обшила этот орнамент густым зигзагом из белого шёлка и обрезала лишнюю ткань парчи.
Получилось очень красиво: серебряный орнамент на синем поле. Но меня уже «понесло». Я расшила эти и так очень красивые заготовки голубым бисером и белыми перламутровыми бусинками. Добавила немного крошечного нежно-розового бисера и чуть умом не тронулась от такого великолепия. Оставалось только аккуратно нашить эти заготовочки на облысевший бархатный верх тапок. Что я и сделала, пришив заготовку к основе красивым декоративным швом. А на потертую подошву я приклеила клеем Момент тот же самый синий бархат. Увидев полученный результат, я пришла к выводу, что такие тапки предназначены только для особо торжественных случаев.
И вот этот случай, наконец, настал. Я упивалась восторженными комплиментами своих соседок по палате, но спать хотелось по-прежнему, и я предложила девочкам устроить тихий час. Галя вернулась на свою кровать, а Лида деликатно уставилась в книжку. Я переодевалась, сидя на кровати, но, вдруг, теперь уже у меня за спиной, раздался Галин возглас:
— Наташа, ты, что? Йог? Ты спишь на гвоздях? У тебя вся спина в красных точках! Или это какая-то болезнь? Надо срочно позвать врача, вдруг, у тебя ветрянка или краснуха…
С этими словами Галя вскочила и направилась к дверям. Чтобы остановить ее, пришлось рассказать девочкам про то, что со мной случилось утром.
Пока рассказывала, переоделась и легла под одеяло на белую прохладную простыню, густо усеянную штампами из черной туши, как и все больничное белье. Интересно, для чего эти «узоры»? Чтобы нечистые на руку роженицы не позарились на казенное имущество?
.Лишь только моя голова коснулась подушки, я тут же крепко уснула и проспала до тех пор, пока с улицы не послышался родной голос. Я выглянула в окно.
— Н-а-т-а-ш-а ! — звал меня брат и растерянно всматривался в больничные окна.
Галя протянула мне свое полотенце, и я высунула его в форточку. Саня тут же подскочил к моему окну и, задрав голову, так как палата находилась на втором этаже, начал жестами показывать, что передал мне записку и пакет. Я так же жестами показала ему, что сейчас напишу ему записку. Он кивнул, давая знать, что понял.
Едва я нашла в сумке блокнот и ручку, как двери палаты отворились, вошла знакомая санитарка с пакетом и, подойдя ко мне, поставила его на кровать.
— Ты пока пиши, деточка, а я через пару минут подойду.
Она вышла, а я раскрыла принесенный пакет и увидела прямо сверху записку, в которой брат писал, чтобы я не волновалась. Прямо сейчас он поедет ко мне домой и похоронит Куклу. «Что ж поделаешь», — писал мой брат, — «она уже старенькая, вот и умерла. А Светка пока еще не в курсе того, что ты уже в роддоме. Она утром позвонила мне на работу и слезно жаловалась, что ее заставляют ехать в командировку на сутки и даже не разрешают заехать домой. Она очень переживает, что ты будешь волноваться из-за её отсутствия. Но зато на следующей неделе ей дадут отгул. Так что по возвращении она сама узнает все новости. Я ей дома оставлю записку. Только напиши, где вы прячете ключ от входной двери».
В ответной записке я написала, чтобы он за меня не волновался, главное, чтобы достойно похоронил нашу любимую собаку, чтобы передавал привет своей жене и моим любимым племянникам. А ключ, писала я, сейчас находится у Татьяны. Про Максима и Лену я брату писать не стала. Вернусь, разберусь сама. И еще я попросила, чтобы он пришел теперь ко мне только на выписку. Ни к чему ему отпрашиваться с работы и часто ездить, если нет возможности толком поговорить.
Я отдала записку вернувшейся тёте Маше, нашей санитарке, и снова подошла к окну. Брата за окном не было, но уже через минуту он появился, читая на ходу мою записку. Вскинув голову, он широко улыбнулся и жестами показал, что всё понял. Я послала ему воздушный поцелуй и помахала рукой.
— Красивый у тебя муж, прямо киноартист, — с завистью сказала Галя.
- Угу, - ответила я, а про себя подумала: «это ты еще Вовку моего не видела!».
Неожиданно громко вскрикнула женщина со средней кровати. Галя тут же подскочила к ней.
- Марина! Что? Схватки? Я сейчас позову кого-нибудь!
Галя скрылась за дверью, а Марина закричала снова, на этот раз громче. В палату быстро прошли акушерка и санитарка тетя Маша. Они приподняли молодую женщину с кровати и, придерживая с двух сторон, повели к выходу. Мне стало страшновато, хотя я уже давно смирилась с тем, что боль при родах неизбежна. Но в данный момент я чувствовала себя прекрасно, так называемые схватки прекратились и я пребывала в унынии от того, что неизвестно, сколько мне придется здесь пролежать.
Мой взгляд упал на пакет, который мне передал Саня. Я открыла его и увидела яблоки и груши, бутылку кефира и две пачки печенья. Но, главное, там была папка, а в ней много отпечатанных лично моим братом, листочков. Это были переводы книг самых знаменитых зарубежных писателей детективов, которые в нашей стране никогда не издавались и, вероятно, не будут издаваться никогда. Сверху листочков лежала записка: «Натусенька, это тебе в подарок».
Я уже предвкушала, как буду наслаждаться чтением, как вдруг закричала Лида.
Галя, как самая шустрая из нас, опять бросилась на поиски акушерки, а я беспомощно пыталась как-то утешить Лиду, которая уже встала с кровати и ходила взад-вперед по палате, выпятив живот и схватившись обеими руками за поясницу.
Но вот мы с Галей остались одни. Только я собралась читать детектив, как открылась дверь, и нас позвали на ужин. Обед я уже пропустила, да и сейчас еще была не голодна. Галя тоже решила не идти. Сказала, что устала от беготни и хочет поспать. Я угостила её сочной грушей и наконец-то углубилась в чтение. У моего брата был явный литературный дар. Он так великолепно делал переводы художественных произведений, что с недавнего времени это занятие стало его главной отдушиной, а через несколько лет стало приносить хороший доход.
Те же самые «ответственные работники», большие любители детективов, привозили из своих загранкомандировок самые свежие издания современных зарубежных авторов и отдавали их моему брату, чтобы он сделал перевод. Платили мало, но Саня взялся бы за перевод даже бесплатно, из одного только желания прочесть новый бестселлер. Именно он и привил мне страсть к детективам.
Заснув с листком в руке, я в три часа ночи проснулась от резкой боли и не смогла сдержать крик. Бедной Гале опять пришлось тащиться на поиски акушера. Пока ее не было, я успела засунуть листок в папку и запрятать папку среди своих вещей в моей огромной болоньевой сумке
http://www.proza.ru/2018/07/15/1159