Миссис Невпопад
Нас уже было трое в купе. Пришла дама на нижнее место под моей верхней полкой. Засунула голову в купе, долго молчала, потом изрекла: "Придётся кому-то встать."
Этот кто-то — был я. Я неожиданно быстро для себя нашёлся с ответом и со словами "Добрый вечер!" встал с её нижней полки и пропустил даму в купе. Затем последовал краткий обмен стандартными фразами и формулами вежливости. Все быстро улеглись спать. Ночь прошла спокойно.
Утром дама пила кофе, я сидел рядом, но не за столом, — пил чай. К столу мне было никак не приткнуться, — дама была очень полной. Пришла проводница, собрала посуду от завтрака, спросила, не надо ли ещё чего и, не дождавшись ответа, вышла из купе. Дама через несколько секунд, не поворачивая головы, произнесла довольно громко: "Стакан кипятка ещё мне принесите."
Но проводница к этому моменту не просто вышла из купе, а была уже далеко от него, и я сказал: "Боюсь, она не услышала Вашу просьбу". Ответ дамы был следующим: "Это её проблемы..."
Тем не менее, кипятка она так и не дождалась.
До станции назначения оставался час езды, но больше мы с дамой не общались, не считая слов прощания при выходе из купе.
До сих пор не понимаю: пыталась она шутить или имела свойство говорить невпопад?
Бой-дама
В уже далекие советские времена ехал я как-то в купе вместе с одной дамой вполне бальзаковского возраста. Только поезд тронулся, оказалось, что дама страдает боязнью громких звуков. Так она долго просила проводницу уменьшить громкость радио в купе. В те времена в поездах часто невозможно было это сделать локальными регуляторами громкости. Потом дама высказала беспокойство, что грудной ребёночек в соседнем купе не даст нам спать ночью. И, наконец, она настоятельно попросила каких-то подвыпивших пассажиров в коридоре говорить потише.
Вскоре подошло время укладываться на ночь. Дама поставила на столик бутылку минеральной воды "Ессентуки" и отошла ко сну на своей нижней полке. Я ехал на другой нижней полке. Заснул я не сразу, потому что дама похрапывала, порой довольно громко. Но как-то я поймал ритм её всхрапываний и заснул.
Посреди ночи мне приснился кузнечный цех, в котором что-то мерно и оглушительно громко ковали. Я проснулся, но грохот молота продолжался: это наша дама бухала стеклянной бутылкой "Ессентуки" о металлические закраины столика, безуспешно пытаясь её открыть.
Напомню нынешним молодым людям , что в старые времена во все вагонные столики под столешницы были вмонтированы открывалки для бутылок с пивом и безалкогольными напитками. Надо было вставить бутылку пробкой в фигурное отверстие открывалки, тем самым зацепив зубчатый край пробки за язычок, повести бутылку, кажется, на себя — и бутылка безотказно открывалась.
Но наша дама, видимо, впервые путешествовала в одиночку и не знала таких тонкостей. Проснувшиеся от ударов молота пассажиры нашего купе рассказали даме о наличии волшебной открывалки, а я как её ближайший сосед собственноручно открыл ей бутылку с минералкой.
Извинений за произведённый импульсный шум от дамы не последовало. Она выпила воды и заснула.
Дальше мы ехали тихо, если не считать плача разбуженного младенца в соседнем купе.
Преферанс "Днепропетровск — Ленинград"
Как-то в начале 80-х я возвращался домой в Петрозаводск из Верхнеднепровска, где был в командировке. Из Верхнего Днепра, как в просторечии звали этот симпатичный городок, я добрался автобусом до Днепропетровска. Оттуда самый короткий железнодорожный путь в Петрозаводск и поныне лежит через Москву: до неё 18 часов езды и ещё 13-15 до Петрозаводска. Но билетов на московский поезд не было, ехать пришлось через Ленинград, и это путешествие заняло 35 часов. При таком раскладе тогдашние 11 часов езды от Ленинграда до Петрозаводска никакой компенсации во времени не давали.
Но делать было нечего, около часа ночи я сел в поезд "Днепропетровск — Ленинград", и обратный отсчёт 35 часов начался. Утром после чая я сидел в своём купе, когда в него заглянули двое мужчин: один — чуть за пятьдесят, второй — на пяток лет постарше меня. Они предложили мне "расписать пульку", то есть, сыграть в преферанс. Вида они были весьма приличного, и я охотно согласился. Мы проследовали в их купе, уселись за столом, оговорили условия и начали игру. Через пару-тройку розыгрышей выяснилось, что мы игроки примерно одного уровня, и это всех очень обрадовало. Потому что хуже нет чем приличному преферансисту налететь на начинающего или совсем слабого игрока: больше нервов испортишь, чем выиграешь.
За игрой мы познакомились: моими партнерами оказались математики из какого-то питерского НИИ. Старшего звали, кажется, Юрий Николаевич, фамилия — Собченко, он был доктором физико-математических наук, зав. отделом, младший был его сотрудником, готовящимся к защите кандидатской. Звали его Геннадием, фамилия — что-то вроде Михеева. Ехали они с какого-то симпозиума и дружно жаловались на перебор спиртного в последние два дня. Как-то у нас сразу сложились дружеские отношения, и после первой "пульки" мы договорились с проводницей о моем, как бы сейчас сказали, трансфере в купе математиков. Благо поезд был полупустой, и мои новые знакомые были одни в купе.
Мы только начали следующую 'пульку", как на очередной станции в наше купе вошёл новый пассажир — молодой прапорщик с двумя объемистыми сумками.
— А я ожидал романтическую девушку в купе встретить, как прошлой ночью, — сказал прапорщик вместо приветствия, — Давайте знакомиться.
Познакомились, имени его уже не помню, пусть будет — Володя. Выяснилось, что в преферанс он не играет. Но время шло к обеду, и Володя объявил, что раз девушек нет, надо выпить за знакомство. И открыл одну из своих огромных сумок, в которой оказалась двадцатилитровая канистра со спиртом.
— Во второй сумке — такая же, — пояснил Володя, — ребятам на точках везу, но 10 литров — мои.
Юрий Николаевич стал активно противиться, говорить, что все ещё от симпозиума отойти не может. Геннадий сперва с ним соглашался, но потом не выдержал и высказался в том духе, что уж очень хорошая компания подобралась, и по чуть-чуть можно. По чуть-чуть Юрий Николаевич в итоге согласился.
Не помню уже, где мы закупили закуску: то ли у разносчика из вагона-ресторана, то ли на какой-то станции. Время было тёплое осеннее, и на украинских и белорусских станциях по пути следования нашего поезда частная продуктовая торговля шла очень очень бойко.
Хорошо шёл спирт прапорщика Володи. Я, отслужив в своё время лейтенантом-двухгодичником в авиации, питию спиритуса был обучен. Математики тоже оказались не промах. О прапорщике Володе говорить не приходится. Разговор у нас шёл тоже весело. Думаю, это объясняется прежде всего тем, что трое из нас были откровенно молоды и четвёртый — Юрий Николаевич — был отнюдь не пожилым человеком.
Мы выходили с Геннадием в тамбур покурить и выяснилось, что у нас с ним общее увлечение — подлёдная рыбалка. А рыбалка вообще и её подлёдные приложения в частности — неисчерпаемая тема для обсуждения.
Так мы и ехали, пили, надо сказать, в меру. Володе надо было выходить ночью, и он прилёг вздремнуть на верхней полке. У нас хватило куража доиграть нашу "пульку", а там и ночь подошла. Прапорщик все порывался оставить нам хотя бы литр спирта, но мы все же отклонили это предложение. Ночью Володя вышел на какой-то белорусской станции, мы все проснулись к его уходу и попрощались с ним.
Утром после чая мы снова сели за преферанс. Во время одного из перекуров зашла речь про мой Петрозаводск, и Геннадий сказал, что никогда у нас не бывал, но у него есть один близкий знакомый в Петрозаводске. Я попросил назвать на всякий случай фамилию.
Он произнёс имя и фамилию, и я расхохотался: этот человек был своего рода знаменитостью в нашем НИИ, явным лидером в исследовательской и изобретательской работе, личностью яркой, амбициозной, к тому же отличным волейболистом. Человек этот давно умер, и думаю, что сейчас могу назвать его имя: Павел Туулас. С Геннадием, оказывается, они были в одной и той же аспирантуре, потом Павел переехал в Петрозаводск. Это общее знакомство ещё больше сблизило нас с Геннадием, мы обменялись адресами, телефонами. Юрий Николаевич дал мне свою визитку. Мы продолжали игру и закончили "пульку", когда наш поезд уже стоял у перрона Витебского вокзала.
Ни разу я не воспользовался телефонами и адресами моих новых знакомых, и они мне тоже не позвонили. Так в жизни бывает сплошь и рядом. Но думаю, что преферанс "Днепропетровск — Ленинград" под спирт прапорщика Володи иной раз они вспоминали. В Петрозаводске я рассказал Паше Тууласу про встречу с Геннадием, и Павел заулыбался, что-то вспомнил из их питерского прошлого.
Давно это было. Дай бог, чтобы Юрий Николаевич и Геннадий были и по сей день живы и здоровы.