Когда они прощались, она поняла, как сильно его ненавидит.
…Глядя ему в глаза, она не видела в них ничего, за что можно было бы хранить безмолвную верность его прикосновениям, даже в тот момент, когда его руки нежно держали её заледенелые щеки. Но она стояла. Гордо склонив голову вниз, стояла и понимала, что сойти с места, пока он к ней прикасается она не может, ровно также, как и промолвить ему что-то.
Он подкатил её чемодан к самому краю перрона и, казалось, что если она не схватит его за руку, он вот-вот свалит сумку на рельсы, а вещи будут обречены на смерть под приближающимся поездом.
Безмолвие длилось всего несколько мгновений, но она была твердо уверена в том, что больше никогда не увидит этот город. Этих странных людей в шляпах и длинных пальто, слоняющихся от перрона и пропадающих на рельсах под вагонами.
Тишину нарушило гнусное дыхание поезда. Она села в вагон, но подальше от своего окна на тот случай, если он вдруг захочет на нее посмотреть.
В поезде она согрелась. Он больше не вызывал у неё мурашки и не обнимал за плечи морозными ладонями. Поезд тронулся.
…Она проснулась. Она раньше никогда не видела этого мужчину, этот город, этот перрон. Внутри осталось чувство опустошенности. Расстройства.
Досада была и в том, что она ненавидела его больше всего за то, что еще его никогда не встречала.