Гл.21
Этой весной мало было занятости у трактористов и только потому, что большую часть земли отрезал от Валеевки Агропромышленный комплекс. Ожидалось объединение всех малых совхозов всей округи, дабы создать единое хозяйство, чтобы удобнее было следить за различными полевыми работами и в сроки убирать поспевающие урожаи. Как всегда никто ни у кого не спросил, как это "самовольство" воспримет простой народ, кто-то сверху придумал такую схему и колесо завертелось самостоятельно, более обширно набирая и набирая обороты. В итоге, не у дел осталось десятка полтора механизаторов, люди возмущались, кляли начальство и их можно было понять. У каждого семьи, ребятишки, которых надо кормить, одевать и обувать.
Закрепили за Валеевкой всего крохи землицы, гектаров триста, для внутрихозяйственных потребностей. Там посеяли зерновые, в основном кукурузу, и немного бобовых на комбикорм, для содержания свиней. Не тронули только овощеводческую бригаду и разнорабочие женщины вздохнули с облегчением.
Ларионович всех мужиков успокоил, сказал, будто увольнять кого-либо у него и в мыслях не проскальзывало. Ещё неизвестно, как у этого комплекса дела пойдут, возможно, всё потом вернётся на круги своя. Директор обещал всем трудодни и кто не на тракторе, тот будет помогать в мастерских, вот там руки свободные всегда нужны.
Постепенно все успокоились, не верить Ларионовичу никто не посмел, до сих пор тот слыл хозяином своего слова. Многие механизаторы, пользуясь моментом, отправились в оплачиваемый отпуск, чтобы хоть раз, без всякой нервотрёпки, нормально отдохнуть. В кои-то веки...
Их примеру последовал и Валерка, Ларионович не возражал.
Валерка уже давно грезил заняться рыбалкой, как когда-то его дед и отец. Не, ну не так по-крупному, как они, но хотя бы тарани засолить в зиму, а если повезёт, то и самих лещиков. Да жареной рыбкой покормить домашних, а если карп или сазан в сети пожалует, то тут и ушицу в пору приготовить.
Но ещё большей мечтой было для молодого мужчины, это отремонтировать заржавевшую отцовскую лодку. Мать рассказывала, будто отец только приобрёл её и вскоре с ним приключилось несчастье, то есть, даже попользоваться толком не успел. Клавдия Михайловна специально не продавала посудину, сохраняя как память для сына да особенно никто и не напрашивался, чтобы её у них выкупить.
Лодка стояла в деревянной будке, обитой толем, прямо на берегу Лукавки. Валерка, ещё пацаном, если мать позволяла, отмыкал амбарный замок на двери и заходил в это отцовское "царство", где на стенах, тоже на ржавых гвоздях, висели многочисленные снасти. Повсюду в углах, к потолочным балкам, ремнями были приторочены разнообразные удилища, в жестяных коробках, из-под мармелада, на самодельных полках хранились крючки, поплавки и много ещё чего, что потом постепенно выбрасывалось, в силу их порчи и непригодности. Он, конечно, пользовался кое-чем из этих принадлежностей, радовался небольшому улову и похвалам матери, а иногда она и на лодке разрешала поплавать, только чтоб рядом, не в коем случае не на глубине.
Но не всегда мальчик слушался родительницу и они с Сашкой заплывали на самую середину Лукавки, пытаясь поставить сетки на судака, чехонь и даже рыбца. Но всё это было не так серьёзно, как этому посвятили жизнь его достойные предки, но, тем не менее, Валерка мысленно поклялся отцу, что когда-нибудь он приведёт в порядок лодку и она ему ещё ни раз послужит верную службу.
Теперь у него есть свободное время и уже пора ему выполнить своё обещание. Первое, что сделал мужчина, это вытащил судно на воду, чтобы узнать, есть ли течи на бортах или днище. Их насчиталось аж семь. В одиночку Валерка не мог устранить образовавшиеся трещины и пробоины, потому привлекал сварщиков из бригады, а они могли пойти ему навстречу только после рабочего дня. Но за неделю всё было готово и покраска посудины в том числе.
Клавдия Михайловна смотрела на возню сына сквозь пальцы, понимая, что ничего особенного у Валерки не получится. Так, одно баловство. Ну, если хочет, то пусть чуток и порыбачит, может чего и поймает. В общем, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.
Катя тоже помалкивала, вся затея мужа ей нисколько не мешала. Собьёт оскомину да снова припрячет плавательное средство в старую будку, возможно, навсегда.
И вот, однажды, Клавдия Михайловна пришла с полей раньше времени и заглянула в дом к молодым. Как раз приболела Машенька, у девочки поднялась высокая температура. Катя сделала ей укол и прилегла на диван вместе с дочерью.
- А где Валерка? - спросила Клавдия Михайловна, заглядывая через плечо Кати на спящую внучку. - Как она? - понизив голос задала женщина ещё один вопрос.
Катя осторожно дотронулась ладонью до лобика девочки.
- Вроде спадает жар. А Валерка нынче рыбу ловить отправился. А зачем он вам?
- Да стул расшатался на кухне, хотела чтобы он болты на нём затянул. Либо на бережку где-то устроился? Сейчас схожу к нему.
- Нет, сказал, что поплывёт на лодке.
- Как на лодке? Ты на улицу выходила, видела что там назревает?
- А что там назревает? Конечно, я не выходила! Когда мне было, если ребёнок болен? Я с Машенькой проколготилась полдня.
- Да там такое сейчас начнётся... Всё небо тучами чернющими заволокло. Когда вот так, как теперь, то Лукавка очень опасная, сама ведаешь... Даже бывалые рыбаки не могли спастись, а Валерке куда?
- А он сам, что не в курсе, зачем было соваться? Мне не до того, я с дитём хворым была всё время, ну а он, куда смотрел?
- Что ты не знаешь мужиков? Если решил, то хоть кол ему на голове теши. Ой, мамочки, что же будет теперь, Господи, твоя воля...
- Да что вы распаниковались загодя? Он что, маленький? Если нет возможности вернуться обратно, то он уже давно на том берегу пережидает, когда ненастье закончится.
- Такое ненастье долго не закончится, это теперь на всю ночь. Ох, ты Господи, что же делать и куда бежать? - Клавдия Михайловна не находила себе места и ей очень не нравилось, что невестка спокойна. - Я поражаюсь с тебя, Катька. Мужика твоего смертельная угроза подстерегает, а ты равнодушна, вроде он дома находится, лёжа на диване возле телевизора.
- Ничего я не равнодушна, ваше волнение и мне передалось. Ну а что прикажете предпринять, чем мы ему поможем? Скажите только, я готова!
- Поздно кидаться на помощь, надо было не пускать его. Что ты не слышала, какой ветер дует на улице, в трубе ведь гудит постоянно, когда такой буран, а ты сидишь себе и не чешешься. Я, бывало, когда ненастье, то у калитки становилась и Володьку никуда не пускала. И тебе - так же надо было поступить. Как матери нету дома, так порядка тут не ожидай.
- Если вы были такой примерной женой, в отличие от меня, то что же тогда не уследили за супругом и он таки помер ещё молодым? Простите, но ваших обвинений я не заслужила. Получается, что и вы не меньше моего грешны, верно? Вам получка была важнее, а о здоровье дяди Володи некому было позаботиться.
Клавдия Михайловна аж побелела от таких слов. В эту секунду она зареклась, что никогда невестке не простит подобное. Женщина поджала губы и молча удалилась из дома. Катя наблюдала из окна, как свекровь, сгибаясь от напора сильного ветра, треплющего подол её платья и готового сорвать с неё всю одежду, держась за тополя и вербы, пробиралась на берег. Катя не последовала её примеру. Сердце колотилось в её груди с бешеной скоростью, она ругала мать мужа, что принесла в их жилище печаль и тревогу. Ведь было всё хорошо, она удобно лежала в постели с Машенькой, наслаждалась комфортом. И вот, откуда не возьмись, явилась Клавдия Михайловна и нарушила её спокойствие.
Непогода и действительно свирепствовала, но почему-то ей казалось, что с Валеркой ничего страшного не произойдёт, Катю сейчас волновало другое - то, что она свекрухе высказала её отношение к умершему супругу.
"Ну а чего она меня во всём обвиняет? Нашла крайнюю."
Клавдия Михайловна вернулась обратно, но не зашла в комнаты, а присела на порожках. Катя присоединилась к ней.
- Мам, я осознаю, что оскорбила вас, но прощения просить не намерена. Считаю, что я права. На ваших глазах Валерка ремонтировал эту лодку, но вы молчали, не перечили ему. Он постоянно твердил, что собирается на ней рыбачить, вы снова его поддерживали. А теперь, оказывается, я должна была контролировать весь процесс, то есть, бросить больного дитя и бегать по сто раз на улицу, а не появились ли на небе грозовые тучки? Мне тоже обидно, понимаете? Как чуть что, так сноха везде в ответе, везде плохая. Хорошо, хоть есть на кого свернуть. Так нельзя и я с этим никогда не соглашусь. Никто ведь не скрывал, что он посудину чинит не для того, чтобы на этом фоне сделать себе пару снимков, а для того, чтобы пойти на ней и поставить сети. Почему вы не запретили ему?
Клавдия не сразу ответила. Катя подумала, что та не собирается с ней разговаривать.
"Ну вот, готовится очередной скандал. Когда появится Валерка, она тут же ему напоёт, вроде он мне безразличен и как я, даже волосы на себе не рвала, беспокоясь о нём. Особенно, в самых ярких красках ему распишет, будто я с уверенностью заявила, что именно Клавдия Михайловна собственноручно отправила его батьку на тот свет. А я ведь только защищалась."
- Лучше бы я продала тогда это проклятое корыто, ведь находилось же несколько покупателей. - донеслось до Кати. - Сохранила, называется, на погибель своего дитя.
- Что вы такое несёте? - закричала Катя. - Вы в своём уме? Вы сами его хороните прежде времени! - молодую женщину трясло от такого материнского безрассудства и непоколебимой веры в самое худшее. - Как вы можете, Клавдия Михайловна?
Но та вновь ничего не ответила.
Вдруг, атмосферу разорвал сильнейший удар грома, сверкнула огненной змеёй молния и с неба полил сильный дождь да такой, что уже через считанные мгновения и на пять метром ничего не было видно.
- О Господи... - шептала Клавдия. - Это конец.
- Перестаньте! - подскочила Катя. Ей не терпелось влепить свекрови пощёчину, чтобы та заткнулась, но она понимала, что никогда так не поступит. Вот это и бесило больше всего.
Катя несколько раз проверяла, не проснулась ли Машенька, но девочка безмятежно спала, чему-то улыбаясь во сне. Кате это представлялось, как хорошим знамением, если Машенька ровно реагирует на все события. Обычно дети очень чувствительны, бывало, что начинали капризничать ни с того, ни с сего, а здесь полная внутренняя слаженность и гармония.
Уже стемнело, дождь, вроде стал слабее, но совсем не прекращался. А вот ветер вновь налетел с невероятной силой, ломая ветви деревьев и вырывая с корнями мелкие кустарники.
Катя покормила дочь молоком и печеньем, девочка больше ничего не захотела. Температура спала, что радовало молодую женщину, ведь с наступлением ночи у всех жар только повышается. Правда, Машенька была ещё слабой, она пыталась хныкать, просила мать, чтобы та прилегла рядом с нею. Катя подчинилась, она гладила дочь по спине, говоря ей ласковые слова.
- Мама, у тебя руки дрожат. - сквозь сон сказала Машенька.
- Разве? А я и не замечала. - притворилась Катя, вроде ничего такого не произошло.
Когда дочь уснула, Катя поторопилась на веранду. Она рассчитывала, что Клавдия Михайловна уйдёт в свою хату, но та так и сидела там, куда её посадила Катя, насильно заставив убраться с порога, потому что начался нескончаемый ливень.
- Мам, может приляжете? Пойдёмте, я вам постелю. Ночуйте нынче у нас, чего одной делать в четырёх стенах? А тут мы рядом.
- Спасибо. - вымученно прошептала Клавдия. - Не стоит разбирать постель, я всё равно и глаз не сомкну.
- Может, вам успокоительного накапать? Встанете утром, а тут и Валерка вернётся.
- Завидую я тебе, Катька, твоей надежде завидую. Не вернётся к нам Валерка, уже никогда не вернётся. Я чувствую это. Мой сын мёртв.
Вырвавшийся крик из горла Кати напугал даже Клавдию. Она вздрогнула, с укором глянув на невестку, но ни единого замечания не пробурчала в ответ.
- Я ненавижу вас! - сквозь слёзы голосила Катя. - Зачем вы только наведались к нам после работы? - она рыдала так, вроде прорвало дамбу на реке и сдерживающая себя долгое время вода, вдруг хлынула со всех заторов и загородок. - Вы только горе приносите в последние годы, только одни неприятности с вашей стороны! - Катя сама удивлялась своей смелости. Но ни о чём не жалела.
- Пойдём, постелешь мне. - только и произнесла на это Клавдия. Она не плакала, но лицо её сделалось серым и безжизненным.
Катя молча повиновалась, уложив свекровь в спальне для гостей. Сама же, сморенная страданиями и страхом по мужу, а также беспокойством за свою дочь, сразу отключилась, едва только голова прикоснулась к подушке.