Си-минор
Бывают такие дни, в которых событий напихано - как на неделю. Время в них кажется одновременно - бесконечным, и очень быстрым.
Вообще времени, по-моему, не существует. Это просто условность, чтобы хоть как-то упорядочить ход вещей, которые нашему, придуманному, порядку все равно не поддаются...
- Игнатова, ты опять в окно пялишься? И плеер в ушах?! Да вы посмотрите на нее только. Я с тобой разговариваю! Игнатова! Вынь бананы из ушей! Вернись в реальный мир! Але, Игнатовааааа!!!
Опять эта старая вобла ко мне привязалась. Это ее что ли мир - реальный? Пересказывать муть плесневелую про какие-то проценты чего-то с чем-то в экономике Зимбабве из учебника, устаревшего еще в 1970-м году? Интересно, она про гугл слышала вообще? Вряд ли. Как и все эти эмбицилы, которые сейчас ржут над ее слабоумными замечаниями.
А в плеере Piano Guys играют Peponi, а за окном - золотисто-зеленая, пока еще перепуганная весна, и в ней куда больше смысла, чем во всей этой провонявшей мелом и старостью ерунде. Peponi на языке африканских масаев значит рай... Это песня про Андаманские острова. Я так решила. Про ярко-голубую птицу кинг фишера, мелькающую в ветвях, словно падающая звезда. Про теплое море, в котором между кораллов прячется разноцветная крылатка. Если наступить на такую босой ногой, то яд парализует нервную систему, и ты в течение часа скорее всего умрешь. Потому что где ты найдешь больницу с противоядием на маленьком, почти необитаемом острове, населенном двумя с половиной рыбаками?
Поэтому с крылатками и с собой надо бережно. Чтобы встретить очередной взрывающий мозг андаманский закат под звуки воды, перекатывающей песок у твоих непокусанных крылаткой ступней. А рыбаки не обидят... Откуда я все это знаю? Ну уж точно не из курса географии для 10-го класса Криворучинской районной школы...
- Да, Нелли Сергеевна. Простите.
- Дневник мне на стол!
Старая маразматичка...
***
- Ирк, ты кончай поджирать там пончики под прилавком. Мне нравятся худые девочки, чтоб как Завтрак у Тиффани. Смотрела? Я ссылку в Телеграме брошу, на актриссу, посмотри.
- Да иди ты. Я такая же, как была, когда мы начали встречаться. Ничего я не поджираю, вообще после 6 не ем, не знаешь, что ли.
- Нну... Ты стала такая... Блин, обабилась слегка: попа появилась, живот какой-то неплоский. Сиськи коровистые. Год назад была как Тиффани. Я в тебя такую влюбился, а не в эту вот... Памелу Андерсон Кировоградского уезда. Худей.
- ...
- Все, милая, чмоки-чмоки, я поехал. А, да, и подумай все-таки насчет моего предложения...
- Про Настю эту?
- Про Настю. У нее дома можно. Вечером, никого не будет, муж уехал как раз.
- Секс втроем - это мерзко...
- Если так, то я займусь им с ней без тебя, и не надо сцен - Настя не против, а я честно предупреждал.
- ....
- Все-все, перестань. Ненавижу сопли-слюни все эти девчачьи, ты ж знаешь. На связи вечером. И Телеграм проверь, я кинул ссылочку.
Илья, мой парень работает инструктором по вождению. И мы занимаемся любовью в его машине, потому что неудобно, а больше негде. Летом еще куда ни шло, а вот зимой... Когда-нибудь я закончу эту чертову школу, и мы сможем нормально встречаться. Наверное. И я наконец смогу получить права, а то водить умею, а ездить нельзя, маразм...
Блин, как быть с этой гребаной Настей? Доска Ивановна белобрысая... Фу. Если откажусь, Илья меня бросит... Он меня на 8 лет старше, найдет кого "повзрослее и посвободнее во взглядах", он всегда так пугает. А соглашаться противно, душа не лежит. И поговорить, в общем, не с кем особо. Хотя в Телеграме есть Лиса.
Она из Питера, и мы никогда не виделись. Лиса меня понимает, она мне почти сестра. И она знает, где находятся Андаманы. Мы вместе копим деньги, чтобы после школы уехать туда и работать инструкторами по йоге и дайвингу. Там, говорят, иногда бывают туристы.
***
- Е@аный стыд, приперлась, шалава. Задницу штанами обтянула, и по подъедам шляться! Где шаталась, отвечай!
Таак, понятненько. Батя - в хламидию... Fight or fly. Я fly отсюда. Даже душ перед работой не принять. Капец. Он ж полгода держался... Что с человеческим сознанием делает интоксикант.
Просто "Красавец и чудовище" в одном флаконе. Бедная мама, опять ей терпеть эти метаморфозы... Надо ей смснуть, а то придет с работы, а тут блин сюрпрайз... Эх, люди. Ну вот зачем вы так с собою. Зачем.
***
Кинг Фишер:
Ping...
Лиса L:
Pong :)
Кинг Фишер:
Как ты?
Лиса L:
Все ок. Закупаем котов и пледы и с ужасом ждем июнь :) Ты?
Кинг Фишер:
Мой парень сказал я толстая.
Лиса L:
Оу. Ты - толстая? К'мон, он pretty weird.
Кинг Фишер:
А еще он хочет заняться сексом втроем с другой девушкой. Сегодня вечером. Она противная. Если не соглашусь, он меня бросит.
Лиса L:
Сожалею, друг, но, похоже, парень твой дебил. Пошли его сама и подальше.
Кинг Фишер:
Я его люблю.
Лиса L:
Себя надо любить в первую очередь. Не делай того, чего не хочется, делай то, что хочется. Мы же обсуждали это, помнишь?
Кинг Фишер:
Это вообще наш девиз по жизни.
Лиса L:
Yes май лав)).
Кинг Фишер:
Yes май лав)).
Лиса L:
Поклянись послать его первая. Будет плохо - выпей.
Кинг Фишер:
Клянусь торжественно... Да какой выпей - я на работу иду. Сейчас шеф приедет.
Лиса L:
Чмоки, милая. Работа это хорошо. Забудь про все и помни про Андаманы!
Кинг Фишер:
“Paradise, Paradise, eve-ry ti-me you close yo-ur e-yes…”
Лиса L:
Peponi, peponi! Йоху!
***
Андрей Иванович. Хотя Ивановичем быть он не любит, просит звать Андрей. Говорит, что так он не чувствует себя старым. Он совсем не старый, а просто слегка странный. С пузиком, волосы сиреневые. Бровь проколота. Футболки смешные. На всю руку татушка Hope, Надежда.
Пианист, вроде даже гениальный. Свалил из нашей дыры, жил в Европе. Потом уехал на несколько лет в Непал. Но про это знает только фейсбук. Кстати, шеф так меня и не зафрендил. Ну и ладно... А сейчас вернулся сюда - вроде как из-за мамы. И потому, что вдохновения нет. Про вдохновение и маму он сам сказал. Это одна из тех трех с половиной фраз, которые он произнес за полгода нашего знакомства.
Я пришла к нему по объявлению. Андрей пригнал старый микро-автобус Фолькваген, как из фильмов про хиппи, покрасил в желтый, и открыл кофе-бар на колесах. Искал продавщицу. Я ему, если честно, поднаврала сначала - показала паспорт старшей сестры, ей 19, на фото одно лицо. Но он сразу все понял: зачем вы обманываете, вы ведь не Ольга. Говорю, не Ольга, а как вы догадались? Сказал, на Ольгу не похожа.
Но на работу взял - я включила "кота из Шрека", говорю, деньги очень нужны. Ладно, говорит, на воровку и дуру вы тоже не похожи. Только больше не обманывайте никого, ладно?.. Такой забавный.
Всегда на "вы" со мной. И при этом - Андрей. Да мне, если честно, хоть Дарт Вейдер, хоть Мой Господин, главное, деньги платит, и не вредный. Да и работаю я несколько часов в день - мы приезжаем на центральную площадь и стоим там со своими сэндвичами, плюшками и кофе с обеда и до 6-ти вечера, когда все расходятся с работы и хватают пончик по дороге домой. Часто приходится прогулять последний урок... Да кому до этого дело.
Поначалу нас считали странными, посмеивались. А сейчас ничего, перестали - кофе-то у нас хороший.
Андрей забирает меня всегда на одном и том же перекрестке, отвозит, помогает открыться, а потом идет навестить маму, она живет в центре.
Зря говорят, работа продавца неинтересная - моя очень интересная. У нас есть выдвижной тент от дождя и солнца, под него мы ставим пластиковые табуретки, все разного роста и цветов. Смешно, неудобно, но очень мило, и посетители их полюбили, могут часами сидеть, а я наблюдаю и слушаю. Люди тоже забавные, милые и очень разные. Бывают и неудобные. Но я думаю, что это просто "не мой рост", и все равно люблю их всех.
Есть, например, дед Кириллыч. Местный сумасшедший. Вначале я его боялась - он ходил вокруг автобуса, ругался, говорил, в управу и полицию напишет на "антисанитарию" (какая нафиг антисанитария, я в одноразовых перчатках?! Но с управой и полицией могут быть проблемы - мне же нет 18-ти...).
А однажды я была в хорошем настроении, уболтала его и угостила кофе с булочкой. Так он расплакался... Оказалось, он совсем один, дети далеко, внуков не привозят, жена умерла, с соседями перессорился. Теперь он часто заходит "на кофеек". Я угощаю, списываю из своих. Андрею ничего не говорю - вдруг ему не понравится сумасшедший дед. Хотя он здесь никому не мешает...
Мы болтаем, Кириллыч часами рассказывает про свое детство, про гимназию, про войну, эвакуацию... Интересно. Гораздо интереснее любого учебника. И главное, он такой теплый становится, родной и радостный. Я теперь знаю, как приятно приносить людям радость. Вот о чем надо в школах рассказывать. И еще про живых людей и их истории. Тогда будет хоть какой-то смысл туда ходить.
Еще забегают студенты (у нас дешево), влюбленные парочки (рядом кинотеатр), ребята из ближайших офисов. Все меня знают, радуются, делятся новостями, иногда оставляют чаевые-сдачу в специальной баночке. На ней написано: “На мечту”...
Пожалуй, если хватит денег, я открою на Андаманах кофейню. Хотя кому нужна кофейня на Андаманах - там ведь все сами по себе счастливые?..
Блин, где носит Андрея - снег пошел, а я в балетках...
***
Любимый:
- Ну чего? В 6.15 заезжаю за тобой, и едем?
Я:
- К Насте?
Любимый:
- Ага.
Я:
- Я не хочу.
Любимый:
- Окей. Приятного вечера с Кириллычем и пирожками, lol. Еще плюс размерчик...
Я:
- Ты поедешь?
Любимый:
- Конечно. Если кто-то до сих пор живет в Средневековье, это не значит, что другие должны блюсти целюбат.
Я:
- Целлибат, придурок.
Неизвестный номер:
- Кто придурок? Я придурок?
Я:
- Нет, блин, иеромонах Саванаролла.
Неизвестный номер:
- Эй, бэби, ты пьяна? По папашкиным стопам пошла? Lol
Я:
- Подружись с гуглом. И удали мой номер.
Неизвестный номер:
- Глупая женщина. Завтра прибежишь извинятся, так и знай, не пройдет номер. Адьес.
Я:
- ться... ИзвиняТЬСЯ. Уже бегу и волосы назад... До свидания. Будешь падать ночью с серфа - коленки не отбей.
***
- Татьяна...
- Я Ирина.
- Ох простите Ир ради Бога. У меня тут с мамой...
- Несчастье?
- В некотором роде. Я не смогу забрать фургон в 6. Час-два еще сможете постоять?
- Эммм, окей... Только, Хьюстон, у нас тут тоже проблемы. Обогреватель, похоже, опять умер.
- Вот жеж фак... Ну вы продержитесь как-нибудь, ладно? Я заплачу премиальные. И я, похоже, под стойкой забыл бутылку виски, подарок. Можете открыть и чуть капнуть себе в кофе, чтоб согреться. Я позвоню, как тут решится проблема.
Окей. Все равно домой как-то не хочется. А больше особо-то и некуда. Положив трубку, начинаю истово мечтать о пледе и коте. Нет, двух котах. Двухметровых мохнатых мейнкунах. У одной тетки в Австралии такой живет. В фейсбуке видела фотку.
Такое чувство, что я живу в виртуальном мире большую часть жизни. А с другой стороны, не принимать же за единственно возможную реальность город Криворучинск и эту отмороженную весну??
- Ирочка...
- Ой, Кириллыч! Снова здрасьте)
- А я думал, вы до 6-ти работаете. Ваш муж обычно в это время приезжает, я из окна вижу каждый вечер.
Муж?? Интересный сегодня день...
- Что грустная такая? Муж не обижает?
- Да нет, Кириллыч, не обижает... Он у меня вообще идеальный. Мудрый, добрый, талантливый, словами не бросается. Замерзла я просто, обогреватель сломался. Там с мамой несчастье, жду вот, когда освободится. Темно уже. Вы не торопитесь? Посидите со мной, расскажите про детство. Про войну нет, не надо сегодня. Я вам каппучино сделаю, большой, с корицей.
- Эх, мы вот в детстве - и в лапту, и в догонялки, в футбол... Зимой коньки, лыжи. Были все худые и с шилом в заднице... - вздохнул Кириллыч, прихлебывая капуччино из большой чашки - солнечно-желтой, как и все в нашем кафе. - А вот мне внука прислали, на телефон. Погляди-ка.
На экране дешевенького смартфона пухлый мальчик лет пяти, в очках, смотрел мультик с планшета.
- Ну и что это, по-твоему? - с дрожью в голосе вопросил Кириллыч.
Я внимательно пригляделать, увеличив изображение:
- Эмм, я, конечно, не эксперт, но, по-моему, это Свинка Пеппа.
- Вот! И я говорю - свинка Петя! - взвился Кириллыч, - Раскормили, как порося, болеет у них все время. А я говорю - ему двигаться надо, играть, с пацанами. А он у них сидит сиднем весь день, и жрет... А они меня опять послали... Говорят, дурак ты, дед, не приедем больше. И не едут... А же старый, вдруг помирать завтра, а они не едут. Так и не увижу их, родных, больше никогда, - и Кириллыч совсем сник.
- Эй, Кириллыч... Ну вы чего, в самом деле. Вы же такой молодец, всех нас переживете, - попыталась коряво пошутить я.
Меж тем площадь почти опустела. На ней, словно пришелец из другого мира, отсвечивал под фонарем наш желтый хиппи-фургон с надписью Cafe Sunflower на борту. В луче фонаря кружились падающие майские снежинки, укладываясь на стеклах нежным хрустальным слоем. Рядом, на нелепом хипстерском стульчике, словно замерзшая ворона, громоздился грустный Кириллыч в черном пальто.
Чтобы отвлечь себя и Кириллыча от древнерусской тоски, я подсоединила телефон к колонкам автобуса. Площадь огласилась аккордами Piano Boys. Идущая из кино парочка остановилась и немного потанцевала у нас под фонарем. Кириллыч мрачнел. Балетки и тонкий шарф перестали греть меня от слова "совсем".
- Кириллыч... Мне тут муж сказал, что виски под сидением забыл. Ну, алкоголь, бутылку. Разрешил выпить немного, чтоб не мерзнуть. А я вообще не пью почти. И одна не хочу. Компанию составите?
- Эт можно, - ожил Кириллыч.
Я достала из-под стойки бутылку 12-летнего Jameson. Дед понюхал и скептически сказал, что в кофе такое нельзя, только чистым. Я налила виски в кружки для эспрессо, разогрела в микроволновке по бутерброду.
- Это ж марочный алкоголь, не политура какая, - с благоговением произнес Кириллыч. Оказалось, он какое-то время работал дегустатором на ликеро-водочном, - Сейчас научу тебя правильно пить такие вещи. Будешь как леди, с тонким вкусом... Сначала надо покатать по стакану... Правильного стакана у нас нет, поэтому катать не будем. Маааленький глоточек - не глотай сразу, покатай по нёбу. Позволь вкусу раскрыться. Ну вот что ты делаешь? Зачем выплюнула? Давай еще раз - я чувствую привкус ванили, немного - дерева - Боже мой, его, наверное, держали в коньячных бочках. Немного вишни... Чувствуешь? А ты чувствуй. Это же как искусство. Как медитация. Каждый глоток - неповторим... Давай еще раз!
Вначале было горько, потом просто противно. Но после четвертой чашечки я начала ловить нотки дуба, а, самое главное, по телу разлилось приятное тепло, и хотелось смеяться. Теплый майский снег продолжал падать и кружить в свете фонаря. На всю площадь играл Peponi. Рай.
Почему-то вдруг вспомнилось, как днем по городу носился, сверкая желтыми боками, трамвай. Он сегодня тоже был какой-то странный. Раз пять пронесся туда-сюда, не останавливаясь, по кругу.
Круг - это единственный в Криворученске трамвайный маршрут. Замкнутый...
- Кириллыч, это песня - про рай... Знаете, есть такие острова, Андаманы...
- И что там, на Андаманах?
- Там хорошо...
- А здесь?
- Что - здесь?
- Разве здесь не хорошо?
Я вылезла из фургончика и закружилась вместе с песней и снежинками под фонарем. Кириллыч стоял и жмурясь от удовольствия, потягивал виски из кофейной чашки.
Подняв лицо к небу, я вдруг увидела, что кружусь в одном ритме с планетами, и все мы каким-то непостижимым образом связаны, и Андаманы на другом конце этой странной вселенной тоже думают обо мне...
- Ира, ты чего крутишься, как турок, - внезапно высказался Кириллыч, видимо, имея в виду суфиев. Бутылка нашими дегустаторскими силами была уже наполовину пуста.
- А что? - смеясь, я остановилась.
- Кататься поехали. Мужа твоего искать. Он хороший мужик, я б с ним выпил, - предложил Кириллыч.
Нетрезвый мозг уже не отличал желаемого от действительного. Я на полном серьезе полезла в кабину искать вторые ключи, оставленные "мужем" на всякий случай. И нашла их...
Кое-как сложив тент и стулья в фургон, и уговорив еще по паре чашечек виски, мы с Кириллычем, хихикая, забрались в засыпанный снегом Фольксваген. Я завела мотор, включила дворники, которые лишь размазали тонкий слой снега по стеклу. Обледеневший город сквозь него был похож на волшебное королевство. В этот час в нем царили лишь мы с Кириллычем и желтым фургоном-пришельцем. Я открыла водительское окно.
Фольц чихнул и понесся сквозь пространство и время, оглашая улицы Криворучинска аккордами песни про андаманский рай, поставленой на режим бесконечного повтора.
***
- Ира, стой!
- Что такое?
- Там мой приятель... Фронтовой...
Во время войны Кириллычу было лет 7, и всю ее он провел в эвакуации на Урале. Но виски осталось уже совсем на донышке, поэтому я даже не удивилась.
- Друг... Фронтовой... Здравствуй, родной... - накинулся Кириллыч на какого-то ошарашенного бомжа.
- Мне внука не приводят... А я умру завтра... Родные... Не увижу...- завывал Кириллыч через минуту у бомжа на плече.
Нас занесло в какие-то подворотни в центре. Я заметила группу бездомных, кучковавшихся на детской площадке. Они потихоньку, напуганно, подтянулись к нам.
- А это Ирочка... Ее муж бросил... Уехал и бросил... - в мозгу Кириллыча перемкнуло на минор. Бомжи сочувственно завздыхали.
- Меня тоже бросил. И дети выгнали... - негромко сказала нестарая еще женщина в рваном пальто и с очень грустными глазами. Она взяла меня за руку, - Ты это... Ничего. Не переживай. Бог все видит, всем поможет... Ты хорошая, найдешь другого, кто любить будет.
- Муж просил, в туфельках на морозе... - заголосил Кириллыч. Я, надо сказать, и правда начала уже подрагивать в тонкой кофте.
Бездомная женщина сняла свое продранное пальтишко и набросила мне на плечи.
- А это... Кофе хотите? - сказала я, хлюпая носом от жалости к себе, Кириллычу, бездомным и роду человеческому в принципе.
Завела машину, включила бойлер - он у нас быстро согревался. Нашла картонные стаканчики. Пар сливался с ночным небом и удивленными улыбками, когда я передавала стаканы через окно.
Потом дошла очередь до бутербродов и пончиков - их помог раздать Кириллыч.
- Возьми, бери, на здоровье! - почти боевым кличем оглашал он бетонные окрестности в течение наверное получаса.
Я нашла под сидением бутылку с остатками виски. Снова включила музыку и фары. Мне хотелось обнять весь мир. Или сделать его чуточку веселее.
В свете фар несколько счастливых людей, на минуту забывших о своих горестях и проблемах, пили кофе, пританцовывали и по очереди обнимались с Кириллычем.
Откуда-то с верхних этажей, а может, с каких-то грозных небес, пару раз раскатисто донеслось что-то типа "Едрена мать!". Мы не обратили внимания.
На сидении что-то замигало. Телефон. Не мой. Сообщение от Алексея: "Папа, мы вряд ли сможем приехать на твой день рождения. Сорян".
Я посмотрела в окно на Кириллыча. Ни разу еще не видела его таким счастливым. Сорян, папа?! Нет, не прокатит...
Я взяла телефон, удалила сообщение, и вышла из машины на морозный воздух. Увидела лесенку на борту нашего грузовичка и зачем-то полезла по ней наверх. Казалось, что я поднимаюсь к звездам, а навстречу мне летят сверкающие кусочки Вселенной, и холодной пылью оседают на волосах.
Усевшись на крыше, я поджала подмерзшие ноги в балетках, и набрала номер Алексея.
- Здравствуйте, Леша. Понимаете ли, я Ира из Криворучинска, мы с вашим папой друзья... Да, все правильно, у него есть друзья.
И, глядя в глаза небу, я долго, ужасно долго рассказывала Алексею про его папу, про то, как он ест круассан маленькими кусочками, про то, как меняется его походка, и я издалека уже знаю, рад он сегодня или грустен. Про то, как все посетители нашей выездной кафешки с удовольствием слушают его рассказы про старые времена. Про то, как он счастлив, играя иногда с чужими внуками.
И как он несколько раз тихонько плакал над фотографиями своих, думая, что его слез никто не замечает.
На том конце было тихо, и я несколько раз уточняла:
- Леша, вы меня еще слушаете?
- Да, - задумчиво отвечали мне из далекого большого города.
Я, наконец, положила трубку, и сидела, просто глядя на падающие звезды. Внизу творился какой-то движ, кто-то повысил голос. Но громкая музыка поглощала смысл слов.
Госпади, я никогда не молилась, но, пожалуйста, пусть родители и дети наконец-то поймут и полюбят друг друга.
Пусть люди будут чаще вот так вот беззаботно счастливы, чем несчастны.
Пусть всем детям в школах интересно и весело живется. Пусть над волшебными Андаманами всегда будет радуга и весна, а у всех, кому плохо и грустно, будет как минимум по стаканчику кофе и вкусной плюшке в руке.
А как максимум - у них будут свои Андаманы, реальные или виртуальные, все равно.
Госпади, я же совсем не умею молиться. Пошли мне, пожалуйста, сейчас какой-нибудь знак, что я делаю это правильно. Как там в книжках пишут - луч звезды, яркую вспышку света, громовой голос с небес...
- Девушка, спускайтесь на землю, - произнес железный голос, правда, не сверху, а откуда-то сбоку. Он сопровождался кряканьем полицейской сирены. В глаза мне ударила вспышка света мощного фонаря…
Ля мажор
- Тошно мне, Алька. Понимаешь, тошно...
Антонина вздохнула и, подперев подбородок ладонью, уставилась в серое утро за окном.
- А что тошно-то, Тонечка? Болеешь разве? С сыном что? -
Алевтина участливо наклонилась чуть вперед. Она сидела на самом краешке глубокого кресла. Будто вот-вот вскочит и помчит дальше. Тоня взглянула на нее, чуть улыбнулась, и качнула головой. Почти 70, а все та же шустрая девчонка, кажется, стоит по ту сторону этих живых темно-карих глаз. Волосы стильно подстрижены, седина аккуратно закрашена в благородный медовый блонд. Даже ногти вон, розовые с белым, модные. Видать в салоне делала, самой так не накрасить, даже с Алькиными глазами острющими.
- Где кофту такую взяла, Аль? Дорогая, наверное.
- Ой, - отмахнулась Алефтина, - Не поверишь - 150 рублей. В Самару ж ездила, на экзамен. А после с девочками, студентками, стою, значит, в курилке. Они такие все нарядные, модные. Посмотришь - только с подиума. А у многих денег даже на буфет не всегда найдется. Говорю, вам, наверное, девочки, ухажоры одежку дарят? Вы ж такие все красавицы... Они смеются и говорят: мы один секретик знаем. И вам покажем, только не говорите никому. Ну я и обещала - молчу, как рыба! Никому!
Аля так колоритно изображала рыбу, выпучивая глаза и хлопая губами, что Тоня не выдержала и расхохоталась.
- Воот. Видишь, уже и не так тошно! Вот нормальная, моя, Тонька-хохотушка, и вернулась! - заголосила Аля.
- Ох, ты ж и мертвого рассмешишь, - проговорила Тоня, - Ну а что за секретик-то?
- А есть магазинчик такой, в центре, секонд-хэнд называется. В подвале, не зная, не найдешь. Туда относят ненужные вещи, чтоб дома место не занимали. Есть, конечно, совсем задрипанные, туфли стертые, пальто, молью побитые - ужас. Уж лучше было на помойку отнести, не позориться... А есть и совсем хорошие. А сейчас и новые приносят - в Интернете заказали, а как сидит, не понравилось. Хоть за три рубля бы отдать... Вот наши девчонки туда и повадились ходить. А что, фигурки у всех худые, модельные. На них что угодно хорошо сядет.
- Ой Аля, - вздохнула Антонина, - Тоже мне секретик. Комиссионка это обычная, и при нас они тоже были всегда.
- Ничего не комиссионка. В них и близко не бывало такого! Секонд, говорю тебе, хэнд, карга старая! - эмоциональная Аля даже выскочила из кресла.
- Старая... - тихо проговорила Тоня, и погасила улыбку в уголках глаз.
- Ох, Тонюшка. Ну что с тобой, совсем не узнать... - Алефтина присела на ручку кресла Тони, и приобняла ее за плечи.
Худенькая, словно студентка, и элегантная, как миллионерша - свободные брюки, кремовый свитер из какой-то дорогой шерсти, небрежная нитка жемчуга на нем, пара массивных колец на ухоженных пальцах...
Тонкие духи, и винно-красная помада на губах - обязательно. Если стоял выбор, что купить на остаток зарплаты или пенсии, хлеба или помаду, можно было не сомневаться, Аля всегда выберет помаду. "Старость - это внутри", - любила повторять Аля, подкрашивая губы. За эту помаду студентки уважительно прозвали ее "Мадмуазель Шанель".
В Самарском университете Аля не преподавала, она там училась - на психолога. Два года по выходе на пенсию она честно трудилась, готовясь к сложным экзаменам. И сейчас даже неплохо училась: "Ох Тоня, ты даже не представляешь, как это все интересно! А, кстати, если этот год сдам без троек, то мне и степендию дадут!".
Ректорат, сраженный энтузиазмом Али, разрешил ей учиться полу-удаленно, приезжая в университет несколько раз в месяц, и на сессию.
Глядя на Алю, можно было подумать, что это у нее, а не у Тони, сын - супер-звезда мирового уровня, живущий в Европе. Но у Али была дочь где-то в Москве, которой не очень везло с мужчинами и работой. И скромная пенсия вагоновожатой, и редкие вылазки в Самару, где "секонд-хенд" и любимая французская кофейня у набережной. Жутко дорогая. Но живем один раз, да и сколько, если честно, нам осталось?..
- Тонеечка, хорошая моя. У тебя очень красивые стены. Но это же не повод себя в них запирать, правда? - увещевала Аля лучшую подругу.
Антонина печально огляделась. И то правда. Андрей ей подарил отличную квартиру, с ремонтом, с шикарной мебелью, всей техникой. Даже робот-пылесос у нее был. На нем полюбил кататься Борисыч, Тонин кот. Зрелище ездящего по квартире с серьезным лицом Борисыча обычно развлекало ее до крайности. Но не сегодня.
В последние недели Антонину грызла тоска. С погодой в городе творилось что-то странное, в мае вдруг вдарил мороз, и выпал снег. Казалось, конца-края не будет этой серой континентальной зиме. Говорили, правда, что депрессию могут вызвать и проблемы со щитовидкой. Ее Тоне как раз недавно удалили, в Германии. С
Сын специально прервал свой ретрит в Гималаях, чтобы быть с Тоней рядом. Тоня, честно говоря, этому порадовалась. Ей не нравилась идея ухода Андрея в горы, к монахам.
- Андрюша, можешь не жениться, я не из этих чокнутых мамаш, ты знаешь... Но миру нужен твой талант.
- Мам, я как пустая перечница. Трясешь-трясешь, а что толку... Из пустого кармана нельзя отдать, ведь правда?..
- Солнышко ты мое... Вот посмотришь новости. Дело ведь не в дураках-политиках. Мир задыхается без красоты и тепла.
- Я ничем не могу помочь миру, мам... Да и новости врут.
Тоня вспомнила этот разговор, и чуть не расплакалась. Андрей не вернулся в горы, но и музыку забросил. Целыми днями либо бродил по городу, либо сидел у нее. Кофейню какую-то открыл на площади. Денег она не приносила.
- А я не ради денег ее сделал, мам. Просто этот фургон - такой желтый. А этот город - такой серый. И студенты транспортного ПТУ отродясь не пили хорошего кофе, ты ж сама рассказывала, мам, помнишь? - и Андрей улыбался.
Да, что правда, то правда. В той долгой поездке по Европе, куда они взяли и Алю, для компании, Тоню чуть ли не больше всего впечатлил итальянский кофе. Первая же чашка эспрессо на заправке, куда они свернули после аэропорта, почти привела ее в божественный экстаз.
Студенткой она пила кофе литрами. Будучи главной заводилой в ПТУ. После бессонных ночей на танцах нужно было идти на лекции. У нее, да и не у нее одной, в сумке всегда жил термос с невыносимой на вкус растворимой бурдищей. А уж про кастрюльный кофе в столовой трамвайного депо без содрогания было вспомнить вообще невозможно.
- Ой Тонька, ну что ты привязалась к этому кофе! Это же Италия! Леонардо, Микеланджело! Великая красота! - удивлялась Аля.
- Все правильно, страна - это ощущения, вкусы, запахи... Звуки! Вы слышите, какой здесь ветер? - говорил Андрей и открывал в машине все окна, - Этот ветер, наверное, вдохновлял Микеланджело!
***
- Но я не понимаю, зачем делать бизнес себе в убыток, - беспокоилась Антонина.
- Тебе точно надо было остаться в Германии, мам, - усмехаясь, отвечал Андрей.
У Андрея было голландское подданство - нужно было для более простой процедуры подписания договоров, да и мама в свое время прямо-таки настояла, когда такая возможность подвернулась.
Только вот сама Тоня от переезда в Европу отказалась. После четырех недель путешествия Андрей предложил перевезти маму, вместе с подругой, чтоб было не скучно.
- Девушки, выбирайте. Германия, Франция, Италия, Швейцария... Голландия вот. Я бы предпочел Германию, у них медицина лучше. Но решать, конечно, вам.
"Девушки" шушукались несколько дней. В это время вся компания была в Гааге, откуда вскоре им предстоял вылет домой. Стояла теплая весна, океан шептал почти у столиков кафе, где они обедали, щурясь на солнце и наблюдая за серферами.
- Знаешь, милый, мы с Алей подумали, и решили, что все же не для нас такие потрясения... Не в том возрасте, языка не знаем, друзей нет... - протянула Тоня, ковыряя салат. Аля ее поддержала, хотя, как показалось Андрею, не слишком охотно.
Конечно, он пробовал настоять, но в итоге смирился перед упорством "девушек". Хотя уже видел Тоню жительницей какого-нибудь добропорядочного немецкого или французского пригорода. После возвращения из этой поездки бывшая трамвайная кондукторша Алефтина пошла учиться на психолога и стала постоянным клиентом французского кафе.
- Альк, ну ты ж понимаешь, что работать ты уже вряд ли будешь, - потешалась Тоня. Обучение занимало 6-7 лет, в зависимости от специализации. С ней Аля пока не определилась, - Так зачем тебе диплом? Да еще в Самару таскаться...
- Милая, я живу - сегодня, - с улыбкой отрезала Аля, и в этой ее фразе даже послышался легкий французский акцент.
***
- А знаешь ли что, Антонина… - произнесла вдруг задумчиво Аля.
- Что же, Алефтина… - уныло протянула подруга.
- А вон что! Неси фужеры, и еду, - провозгласила Алефтина, торжественно извлекая из сумки бутылку вина.
- Ох, старая, не выдумывай… - покосилась Антонина. - Я не буду.
- Неси фужеры, Тоня. И еду! - настойчиво произнесла Алефтина.
Си бемоль
-Товарищ сержант, два часа до рассвета,
Ну что ж ты, зараза, мне светишь в лицо,
Товарищ сержант, скоро кончится лето,
И ночь хороша, словно сказочный сон…
- Ну вот, и наш Андрей, наконец, повеселел. Даже запел, - закурлыкала Алефтина Ивановна.
Милая старушка. Стильная, такая вся европейская… Я сначала подумала, что это она - его мама.
- Я, теть Аль, может, это от безысходности, - сказал Андрей, изо всех сил пытаясь казаться строгим. Он сосредочено рулил нашим желтым фургоном по незнакомому району, пробираясь сквозь пургу и занимающийся мутный новый день.
Еще полчаса назад он страшно злился, но сейчас уже видно было, как его разбирал смех. Кириллыч очнулся на заднем сидении и тоже попытался что-то сказать. Я его вовремя одернула - достаточно уже накуролесили, и в полиции, и с бомжами этими…
Это тетя Аля пусть болтает, тете-то, конечно, все простится. Но мы-то с Кириллычем Андрею не тетя. Эх, выгонит он меня с работы, точно теперь выгонит. И накрылись мои Андаманы…
И куда я теперь после школы. В подъезды курить? Если б я еще курила... От мысли, что в жизни моей не будет теперь ярко-желтого фургона, на глаза навернулись слезы.
Чтобы развлечься, я стала дышать на стекло, и рисовать на нем фигуры. Сердечки, ноты, рыбы… Это я еще в детстве обнаружила - если смотреть на Криворучинск сквозь нарисованные спины больших экзотических рыб, жизнь становится даже вполне… Ну, не прекрасной, нет. Но почти выносимой.
Я даже не заметила, как машина остановилась, и что вылезли уже все, кроме меня.
- Ира… Мы приехали.
- Да, Андрей… Простите меня, пожалуйста. Я отдам вам 5 тысяч, только можно частями?
Андрей в удивлении посмотрел на меня:
- Какие еще пять тысяч?
- Ну как же - в полиции сказали, штраф и все такое…
- Господи, вы все об этом… Забудьте, и прекратите все эти разговоры про деньги, немедленно! - закатил глаза мой бывший босс. Я вздохнула, и вылезла из машины.
Огляделась и поняла, что мы где-то рядом с центральной площадью. До дома полчаса минимум, пешком. В балетках по пурге.
Без денег, работы, и с прекрасной новой строчкой в резюме: “Привод в отделение полиции за хулиганство в нетрезвом виде”. Блин. Блин. Блин…
- Ира, ну вы куда?
- Как куда, - удивилась я, - домой… Куда же мне теперь.
- Что-то вы без энтузиазма. У вас все в порядке там?
- Да не очень, - вырвалось вдруг у меня. Блин. Я совсем не собирась ему жаловаться! Всё - ночь бессонная, усталость и больная голова.
- За вас, наверное, родители волнуются? - подала голос мама Андрея. Тихая такая, очень обычная пожилая женщина. Кто бы мог подумать, что она может так отжечь, как вчера вечером…
Я достала из кармана телефон, и еще раз проверила. Да, заряжен, и сеть есть. Нет, ни звонков, ни смс… Да, собственно, как обычно. Хоть вообще домой не приходи, никто не заметит…
- Ир, вы ведь живете в Краснознаменском, да? Это же очень далеко.
- Ну да, и трамваи не ходят, - вырвалась у меня очередная за это утро бестактность. Андрей хмыкнул в шарф, старушки - его мама и тетя Аля - покраснели и поспешили к подъезду. Позорище я, блин. Усталое унылое замерзшее позорище… Чаю, кстати, хорошо бы. С горячей пиццей…
- Так, понятно. Значит, идете с нами пить чай, а потом я вас отвезу, или отправлю на такси, - раздался голос Андрея у меня за плечом. Госпади, я что, и это тоже вслух сказала?!
- Пиццу с перрерони? - он мысли читает, что ли…
- Четыре сыра, - бесцеремонно высказался вдруг Кириллыч. Все обернулись на него в недоумении. Андрей хмыкнул первым, за ним захохотали и мы.
- Ну окей, как скажете… - посмеивался он, ковыряясь в приложении доставки, - Пошли уже домой, вы сейчас все протрезвеете вконец, еще простудитесь тут у меня.
Я огляделась вокруг. Над головой сменялись и миксовались 50 оттенков серого. Падал снег, и тут же таял на капоте желтого фургона. У меня было такое странное чувство, что шар земной одновременно стал медленнее и тяжелее. Его вращение стало заметнее. Обострились запахи, звуки, цвета… Как будто мир раньше, до этого нашего приключения, был двухмерный, а сейчас вдруг стал каким-то 5D. Я стояла возле машины и с недоумением вслушивалась в скрип вращающейся планеты.
- Ира, - сказал вдруг рядом со мной Андрей. Я оглянулась.
- Что это, на стекле? Кто эти рыбы? - спросил он, и в голосе его слышалось какое-то беспокойствие. Будто ему очень важно было знать ответ на этот вопрос.
- Это киты, - сказала я. И почему-то добавила, - Гигантские голубые киты. Из Андаманского моря.
- Из Андаманского… - проговорил задумчиво Андрей, - Что они делают?
- Киты? Делают? - удивилась я.
- Ну да… Они же - зачем-то? - сказал Андрей. Мы оба с полминуты сосредоточенно смотрели на разрисованные стекла кафе “Подсолнух”.
Земля продолжала вращаться. Откуда-то послышались новые, протяжные звуки. В них были оттенки, но не как у звуков, а как у цветов. Все оттенки синего. Все искры солнца сквозь толщу воды. Вся радость нового мгновения, нового утра. Вся радость нового рождения - ведь каждое утро небо рождается заново... Звуки, вместе с оттенками цвета и искрами света становились волнами, ударялись о поверхность океана, уходили вглубь, бились о дно, и, пробив толщу земного шара, выходили с другой его стороны, чтобы встретиться с чьими-то барабанными перепонками…
- Они поют, - уверенно проговорила я.
Андрей посмотрел на меня в удивлении. Так, наверное, бывает при разговоре двух сумасшедших, когда один из них вдруг приходит в себя…
Фа диез
Говорят, надо быть очень внимательным, чтобы сделать правильный выбор в потоке маленьких выборов, и особенно - в момент, когда решается что-то важное. Но мне иногда кажется, и чем дальше, тем больше, что все на свете так связано и переплетено… И что выбираем не мы. Хотя и мы - тоже.
- Как-то я провел ночь на берегу океана. Одну из множества ночей… Было так жарко и безветрено, а в моем домике отключилось электричество. И надо было утром плыть на большой остров, и выяснять, что случилось. Но я решил обо всем этом не очень думать, а просто вынес на берег ковер и подушку, и до утра слушал звезды и океан. Я почти не спал. Все вокруг было таким живым, вибрирующим! И вдруг я заметил. Звезда мигнула, ей в ответ качнулась волна светящегося планктона, и, как по цепочке сигнал, мигнул маяк на большом острове, а ему ответил неожиданный всполох моего почти догоревшего костра. И снова звезда. Казалось, самое сердце мира билось у меня под ладонью.
Я увидел, что ни одно, даже самое маленькое наше движение в мире не остается без ответа.
- Это же надо быть очень осторожным теперь с ним… С миром… - выдохнула Ира.
Я ее давно называл про себя “Ирочка”. Еще с первой минуты, если честно, когда ее увидел, и она безуспешно пыталась прикинуться холодной нордической Ольгой. А я ей так и сказал - мол, ну какая из вас Ольга, не притворяйтесь. Ольга - это как кусок льда болтают в бокале, куда вот-вот нальют виски. А Ирочка.... Это звучит, как “искорка”. Да, как искорка, отколовшаяся от луча света в волне. Она еще маленькая и не опасная. Потому что не знает, какая внутри нее кроется сила. А ведь правильно упавшая искорка способна стать пламенем и поджечь целый лес… Или зажечь свечу на алтаре. На это уже влияют столько вещей, что, казалось бы, невозможно ничего с этим сделать, и остается лишь молча смотреть… Но, кажется, слова Учителя в ней откликнулись. Куда это приведет ее, я не знаю, да и не мне решать.
- Да… И еще в эту ночь я понял, что музыка мира уже совершенна, и каждый из нас ее слышит, и тоже играет в этом оркестре…
- И поэтому ты бросил писать? - вздохнула мама, с некоторым осуждением. Ей так важно, чтобы я еще писал…
- Да, мам, прости. Ну просто нет больше смысла коряво переводить на язык нот самый совершенный в мире оригинал. Я к такому и близко не подойду никогда. Все, что мне подвластно, это так грубо, пошло… Это как строгать вечного Буратино, зная, что на свете есть Микеланджело, понимаешь?..
- Нет, - ответила маман, и поджала губы. Милая моя, такая смешная. Обожаю тебя и тетю Алю. Обожаю! Даже эта дурацкая выходка с угоном трамвая… Я так разозлился на них, а теперь понимаю, что зря. Она всех нас расшевелила. Вон у мамы глаза засверкали. А то в последние месяцы совсем стала смурная, серая, почти как небо это странное Криворученское…
- А про вас уже в интернете написано! - радостно заявил вдруг дед Кирилыч. Я его пустил за свой ноут, почту проверить, а он вылез новости читать. Надо же какое здесь старшее поколение, оказывается, продвинутое, не ожидал…
- “Пенсионерки, выпившие спиртное и угнавшие трамвай, задержаны, они распивали спиртное во одном из дворов города”... Дворов? Мама?
- Ну что.. Ну… да… Домой было далеко…
Господи боже… - мне снова стало дико смешно. Две мои любимые бабуси глядели, как проштрафившиеся школьницы.
- “Ивановская А.И., 57 года рождения и Григорьева А.М., 58 года рождения были задержаны полицией во дворе дома на улице Комсомольская, правоохранителей вызвали мнительные жители дома из-за громких песен женщин. Стражи правопорядка доставили их в отдел полиции для выяснения личностей” . Песен?.. Мама, песен?
- Так, ну хватит… - рассердилась мама.
- Тоня! Ну смешно же! - хохотала тетя Аля, - Мы Стаса Михайлова пели!
- Ну вот. За такое я бы тоже полицию вызвал, - возмутился я.
- А тебя я бы за такое из института выгнала. Пьянь… - бурчала маман, под общий хохот уже всей нашей честной компании.
- “В отделе полиции они сознались в угоне трамвая и поделились со следствием, что до выхода на пенсию вместе работали на одном маршруте: Ивановская была водителем, а Григорьева кондуктором-контролером. Под действием алкоголя подруги решили «одолжить» трамвай, и, как говорит одна из подозреваемых, «вспомнить былое». За все время нахождения на маршруте пенсионерки перевезли около 250 пассажиров и сумели заработали 1350 рублей. Вырученные деньги они потратили на алкоголь и пирог с мясом…”. Слушайте, девушки, ну вы это…
- Отожгли… - выдавила Ира, уже сползшая от смеха практически под стул.
- А про вас, девушка, тоже есть! - внезапно и торжественно выдал Кириллыч, - “В одном из городов Саратовской области школьница, подрабатывающая продавщицей в автолавке с выпечкой, угнала фургон и накормила бездомных, которые в дальнейшем защищали ее от полиции”...
- Да ладно, дядя Кирилыч, что за бред! Вы выдумываете, - подскочила к экрану Ирочка.
- “Ученица десятого класса работающая в передвижной булочной, во время вечерней смены, видимо, переутомившись от учебы, решила выпить спиртного, но слишком увлеклась, и угнала свое “рабочее место”... Угнала место…. Кровь из глаз… - задумчиво проговорила Ира.
- “Протрезвев после двадцати минут бездумных катаний по городу, девушка увидела группу бездомных у пункта выдачи еды и решила угостить нуждающихся людей пирожками и горячим чаем. Всего, по заявлению хозяина лавки, девятиклассница раздала еды на 1854 рубля”. Вот так, Ира, и рождаются легенды, - улыбнулся я.
- Блин, там чем дальше, тем “легендарнее”, - насупилась Ира.
Я пробежал глазами текст:
“Бдительные жители соседней многоэтажки, увидев происходящее, вызвали наряд полиции, посчитав бомжей грабителями. Минутой ранее владелец автолавки также обратился в правоохранительные органы”.
- Ир, вы простите за ментов. Но я очень испугался, что с вами что-то случилось. Мне ж и в голову не пришло, что это вы с Кирилычем развлекетесь, - обратился я к ней. Ирина лишь вздохнула и отвернулась.
Хорошо, однако, что борзописец этот не указал ни настоящего имени, ни даже города, где происходили наши ночные приключения. Не последнюю роль в этом, думаю, сыграла наша договоренность с майором-начальником отделения…
- Ну, слушайте, вы и сами виноваты - телефон не берете, у меня программа пищит, что фургон снялся с места, а трекер показывает какие-то немыслимые крюки по дворам. Что я, по-вашему, должен был думать?! И как раз я в отделении сидел, вызволял наших певиц из лап закона. Конечно, заявил тут же…
“Приехавшие на место стражи порядка попытались задержать угонщицу, но на ее защиту встали бездомные и не подпускали к ней полицейских в течение получаса. Однако те уговорили девушку сдаться и отправились в местный отдел полиции, где с ней провели воспитательную беседу. Владелец фургона, свою очередь, забрал заявление. Более того, он не собирается увольнять девушку. Коммерсант даже признается, что был удивлен умению езды девочки, которая проехала пол города не создав аварийной ситуации на дороге”.
Из всей этой истории самой правдивой была последняя фраза. Я был, действительно, удивлен.
До мажор
- Почему вы все бросили и уехали в Гималаи…
Ну конечно, надо было ожидать этого вопроса. Почему-почему… Жизнь смысл потеряла, вот почему. Это если так, коротко.
- Понятно… А что, там, в монастыре, смысл нашелся?
- Нашелся.
Не знаю, почему даже, но от нее эти вопросы меня не раздражали. Может, потому, что она была искренней…
- Ух ты. А в чем он, смысл? Как его найти?
И глаза ее так блеснули надеждой, что, казалось, этот отблеск пробил вечно свинцовое небо города Криворучинска. И еще где-то вдали раздался тонкий звон колокольчика. Старый знак. Классика. И я понял, что нельзя ни отмолчаться, ни соврать.
- Весь смысл в том, что нечего искать.
- Ох… Ну как же. Так не бывает. Должен быть в этом бреду какой-то смысл.
Не поверила мне… Значит, идти тебе самой, и идти. Ну окей, дорога находит мастера, так же, как мастер находит дорогу.
- У вас, Ира, мечта есть?
- Да.
- Что, интересно… Машина, квартира, мужик приличный, дети, наверное...
- Нет.
- Москва? Питер? Нью-Йорк?
Господи, еще и молчит обиженно. Чайлд-фри? Непонятая поэтесса? Рок-звезда, поющая под душем? Что там еще в голове у этих детей кислотных…
- Андаманы.
- Вы хотите туда съездить?
- Я хочу там остаться.
- Ну что ж так сразу остаться-то. Может, не понравится. Влажность, жара, джунгли, в них всякое зверье разное…
- Мне там понравится. Я знаю.
Хм. Ладно…
- Ладно, мне пора… Мать вон названивает.
Сейчас она выйдет из машины, и пойдет в свой серый унылый подъезд… Я надеюсь увидеть ее завтра на перекрестке, как обычно. Но знаю, расчитывать на такие вещи нельзя. И поэтому все важное всегда должно быть сказано сразу.
- Слушайте, Ир. А вы про китов говорили… Тех, которые в Андаманском море.
- Да.
- Почему они поют?
Она посмотрела на меня, как на идиота. Вот эта 16-летняя мелочь в маминой кофте, сидит в моей машине, в Краснознаменском районе Криворучинска, где путь ей только в трамвайное ПТУ, и смотрит на меня, как на идиота, не знающего, что земля круглая! И смех, и грех, правда...
- Так для китов это - как дышать и плавать. Естественно. Могут петь, вот и поют.
Хлопают ресницы. А затем дверца машины за ее спиной. Я сижу, как водой облитый. Той самой, искрящейся, из Андаманского моря... Спасибо, родная. За что, еще сам толком не понимаю. Но большое тебе спасибо.
Я тронулся с места.
Погода наладилась, сквозь тучи прорезался луч солнца и осветил облупленные старинные особнячки.
Захотелось опустить стекло.
По радио пела Сезария Эвора.
Где-то в Андаманском море пели большие синие киты.
Город Криворучинск тоже пел в открытое окно - ветром, звоном трамвая, гудением машин, детскими голосами, трелями мобильных, воркованием голубей.
Я слышал всех. Сезарию, голубей, айфоны, китов.
И подпевал.